Миссия той пассии Салимов Марсель
Третий подошёл к вопросу тоже со своей оригинальной точки зрения.
– А я, товарищи, – доложил он собравшимся, – не в восторге от нашего безрадостного настоящего и довольно неопределённого, туманного будущего. Меня лично привлекает прошлое. Вспомните наши славные трудовые вахты. С перекрыванием всех сроков. А теперь что? Вот мы строим жилой дом. Спрашиваю у начальника управления: «К какому сроку подогнать сдачу объекта? Может быть, ко Дню рыбака?» А он мне: «Не надо никаких рыбаков, работайте ритмично, но качественно. Во времени не ограничиваем». Я ребятам так и доложил: «Не надо им рыбаков, вместо этого – какая-то ритмичность. И ещё какое-то качество». Ребята в недоумении: «Как работать, если нет срока?» Они, привыкшие строить по срокам, иначе работать не умеют. Я опять к начальнику: «Может быть, будем к какому-то сроку? Ко Дню железнодорожника или Дню согласия и примирения?» А он опять: «Не надо нам никакого согласия и примирения, работайте качественно и бесперебойно, не перенапрягаясь к определённому сроку». Ребята вообще приуныли, от такого прогноза. Как жить теперь? Если впереди никакого срока не светит. Поэтому я и говорю, надо вернуться к нашему светлому прошлому, отталкиваясь от безрадостных реалий настоящего.
Тискаребай одобрил здоровый консерватизм третьего оратора. В своём заключительном слове он отметил, что это обнадёживает – непрерывная связь времён, прошлого и будущего. Это будет способствовать…
Речь Тискаребая была встречена аплодисментами. Все были рады, что связь времён не прерывается. Хотя бы в строительстве.
Не с той ноги
Тискаребай однажды утром посмотрел на небо и не поверил своим глазам. Солнце всходило с другой стороны.
– Вот те на! – удивился он, не привыкший к необыкновенным явлениям в природе. – Эта сенсация покруче Челябинского метеорита!
Тискаребай вышел на улицу и ещё больше удивился: дома стояли не там, где они обычно стоят, а там, где им положено быть по проекту. И даже детский сад выглядел совсем как настоящий детский сад.
– Что это такое? Прямо-таки сказка какая-то.
Он взял генеральный план города и посмотрел на чертежи. После чего вообще был в недоумении. Дома, построенные за километр от положенного им места, стали вдруг там, где положено по проекту.
«Нет, это я, наверное, вчера выпил чего-нибудь неподходящего, – подумал Тискаребай, – если такое наяву мерещится».
Вообще-то друг наш пил только подходящие напитки. Потому что от неподходящих – головная боль и такое ощущение, будто бы солнце не с той стороны встало.
– Наверное, это проделки строителей, – решил Тискаребай, потому что он уже хорошо изучил их привычки. Сначала составляется проект, иногда очень хороший. Потом всё делается не по проекту. Почему так делается, никто не знает. Потому что никто ничего знать не хочет.
Даже начальник строительства Бутабаев почему-то уверен, что строит общежитие, хотя это жилой дом. По проекту.
– А может быть, это всё-таки жилой дом? – засомневался Тискаребай.
– Не, общежитие, – возразил Бутабаев, – потому что, если делать по проекту, считай, что солнце не с той стороны взошло.
– Во-во! – встрепенулся Тискаребай. – Оно и вправду вроде бы не с той стороны.
– Не, это ты встал не с той ноги. Взгляни повнимательнее.
Взглянул Тискаребай повнимательнее: действительно, солнце как раз там, где ему положено быть, а всё остальное совсем не там, где положено.
– Да, определённо вчера я чего-то неподходящего выпил, – облегчённо сказал Тискаребай, успокоившись после пережитых волнений. – Раз всё делается не так, как положено, значит, всё в порядке. Это по-нашенски!
Во сне или наяву
Сидел-сидел я за столом и как-то незаметно задремал. Во сне чего только не бывает – смотрю: какой-то дом, видимо, сданный в эксплуатацию, потому что вокруг столько мусора наворочено, что не подойти. Ноги в чём-то вязнут, но всё равно вперёд прорываюсь. Интересно всё-таки, что это за дом. Вокруг ни души. Через щель в стене вижу: какой-то человек внутри дома ходит. Спрашиваю:
– Кто ты?
Оказывается, начальник строительства Яматов.
– А что ты там один делаешь? Выходи!
– Не могу, – говорит.
Во сне чего только не увидишь! Действительно, бедняга выйти не может. Потому что забыли дверь сделать.
Потом, смотрю, полетел я. Крылья откуда-то появились. Приземлился на крышу школы, да как-то неудачно. От удара при падении стена зашаталась, из здания строители выскочили, орут:
– Что ты наделал?! А ну-ка спускайся вниз! Акт будем составлять.
Ну, смотрю, влип. Спасаться надо. Бегу куда-то, куда – и сам не пойму. Смотрю, деревня. Опять какой-то дом. Какой-то человек там, приглашает на банкет. По случаю сдачи в эксплуатацию. Куда-то лезу по лестнице, вдруг лестница ломается, вниз лечу…
Проснулся от боли в голове. Смотрю, рядом Тискаребай сидит. Он-то и ударил меня свёрнутой газетой по голове. Я говорю:
– Что ты делаешь?
– Да больно громко, – говорит он, – храпишь. Уже время обеда.
– Как? Уже обед? Не может быть!
– Может быть!
– Неужели я так долго спал?
– Да ладно… Расскажи-ка, что во сне видел?
Рассказал я.
– Молодец! – неожиданно похвалил меня Тискаребай. – Считай, не напрасно время провёл. Хороший сон. Главное, почти что наяву.
Признаться, смутился я. И даже испугался. Думаю, что-то в моём поведении не так, если сам Тискаребай меня хвалит. За хорошие дела он хвалить не станет. Что же я сделал не так, а? Может быть, совсем напрасно выдумал своего героя. Который всё делает кое-как и везде суёт свой нос.
Может, упущения и недоделки в строительстве на сегодня не самая актуальная тема. Увы, жизнь столь резко рванулась не то вперёд, не то куда-то в сторону, что построенное там когда-то кем-то что-то не по проекту кажется детской шалостью по сравнению со строительством современных пирамид – правда, не каменных, а финансовых. Или стен на границе между некогда братскими республиками…
Пора, наверное, распрощаться с другом нашим Тискаребаем. Он своё отработал. И в новых условиях, где пошли деляги куда круче, не приживётся. Здесь нужен совсем другой герой, контуры которого пока вырисовываются очень нечётко. Видимо, потому, что сам он, современный деятель, очень нечёток. Как-то не определились ещё его образ, признаки, параметры. Пока им восторгаются. Или ненавидят. Но сатирик не может себе позволить ни того, ни другого. У него не должно быть лишних эмоций. Сатирик должен видеть самую суть, которая пока, увы, не просматривается.
Ну, а в истории с Тискаребаем, что же делать, придётся поставить последнюю точку.
Последняя точка
Поставил я последнюю точку. Ну, думаю, кончились наши приключения. И слава Богу. И Аллаху тоже. Хочется наконец-то и с нормальными людьми пообщаться.
– А куда ты девал того человечка? – спрашивает вдруг редактор.
– Какого?
– Ну, того самого, который кривой-косой и сикись-накись.
– Распрощались мы с ним, – вздохнул я. – Отправил его вновь в небытие, откуда он был вызван. В мир фантазии и воображения.
– Напрасно, хороший был герой. Хотя и со странностями. Но главное – не унывал. Не терялся ни в какой ситуации. Жаль парня. Не рано ли ты его похоронил? Может быть, он ещё бы что-нибудь выкинул эдакое, нестандартное.
– Нет, будем считать, что герой изжил себя. Хватит смеяться над строителями, которые всё привыкли делать не так. Тем более, что пошли теперь совсем другие строители, которые не девяти– и двенадцатиэтажки, а всё государство строят кое-как и как-нибудь.
– Что и говорить. Дела там куда боже крутые, чем на прежних стройках. А, может быть, ты своего друга Тискаребая туда запустишь? Разобраться в обстановке. Хотя бы приблизительно.
– Не получится, я уже предлагал ему расширить сферу влияния. В связи с кризисом.
– А он что?
– Не согласен. Говорит, не получится у меня. Щи лаптем хлебать. Вместо компьютера с Интернетом. Там, наверняка, экономическое образование нужно. Или хотя бы юридическое.
– Скорее всего, криминальное.
– Это уж само собой. Нынче без криминального ничего не делается. А что наш Тискаребай в этом плане?!
Он даже ни разу в чужой карман не залез. Воровать вообще не умеет. Убивает только морально, и то как-то жалеючи. О привилегиях не заикается. Свою кандидатуру на должность губернатора не выдвигает. Заводов-фабрик не приватизирует. За курсом доллара не следит. Как будто ему всё равно, что евро, что баксы.
– Баксы лучше.
– Сейчас не поймёшь, что лучше, что хуже. Но ещё хуже не будет, наверно. Потому что хуже уже некуда. Времена Тискаребаев были, может быть, не столь впечатляющими, однако…
– Вот именно, однако. Словом, давай ищи нового героя. Взамен Тискаребая.
На том и порешили. Каким он будет выглядеть, этот новый герой, пока сказать не могу. Авторская тайна. Но, так или иначе, смешного в этой жизни на наш век хватит. Хотя драматического, пожалуй, всё-таки больше. Трагического – тем боже.
Но наше дело – смеяться. Что и будет продолжено. С течением времени. Пока же хочется хоть немного отдохнуть. От Тискаребаев. И прочих баев.
Демократия в мини-юбке
Кто намусорил?
Согласно обычаю, Старый год сдаёт всё своё имущество Новому году.
– Давай уж акт составлять не будем, зачем нам, современным людям, лишние формальности? – говорит уходящий год приходящему.
– Ну, давай, всё сделаем по-свойски, – отзывается тот. – Выкладывай что есть!
– Вот мои достижения: новые офисы, супер-гипер маркеты, оптимизации, модернизации, выборы, праймеризы, листовки, прокламации…
– А это что такое? – спрашивает Новый год, показывая огромную кучу всяких бумаг, картонов.
– Это мусор, – говорит Старый год. – От прошедших выборов.
– А это?
– Это тоже.
Дальше смотрят – опять мусор. Вообще, куда ни посмотри, везде всякие отбросы валяются.
Не хочет Новый год всё это на себя принимать. А Старый настаивает. Дело дошло до разбирательства в международном суде в Страсбурге.
А там руками разводят:
– Ничем не можем помочь. По всеобщему международному праву Новый год должен принимать всё хозяйство со всеми прелестями – и удобствами, и неудобствами.
Опечалился Новый год от такого исхода событий.
– И за что такое невезение? Как будто это я намусорил, а не прошлый год…
Однако Старый год руками разводит. Явно не хочет нести ответственность. Можно понять – его-то особенной вины здесь нету.
Поневоле возникает вопрос: кто же виноват в том, что вся наша страна замусорена? Не мы ли с вами, уважаемые соотечественники?
Чай с пряниками
В нашем коллективе есть такой обычай: в день получки один из сослуживцев ведёт всех в ресторан. Через месяц – другой, и так далее, по кругу.
Настала очередь Хамата нас угостить. Пошли, как обычно, в ресторан. А там Хамат и говорит, что со вчерашнего дня бросил пить. Решил вести трезвый образ жизни.
Призадумались мы здесь не на шутку. А ведь, действительно, он прав. Что толку от этой пьянки? Деньги кончаются, время проходит впустую, здоровье подрывается. Угостил нас Хамат чаем с пряниками. И ничего, утром все свежие, и проблем никаких.
Однако через месяц, когда очередной коллега хотел угостить нас чаем с пряниками, Хамат неожиданно возмутился:
– Ты чего это ломаешь традицию?!
– Так ты же бросил пить, – говорим мы.
– А я снова начал!
– Ну если снова начал, тогда, конечно, другое дело…
И гульнули мы от души. Совсем как в старое доброе время.
Скрипучая дверь
После очередной оптимизации отдел перебазировался в новый кабинет. Стол Шараева оказался возле двери.
Покончив со всеми хлопотами по перемещению, Шараев по давней привычке собрался было немного вздремнуть, но ничего не вышло. Стоило ему коснуться головой стола, как дверь со страшным скрипом распахнулась. Шараев вскочил, словно ужаленный, но, к удивлению, никого у двери не обнаружил. Оказывается, она отворилась самопроизвольно. Чертыхнувшись, Шараев прихлопнул дверь и теперь уже пристроил голову на кипе папок. Но не тут-то было, дверь снова, поскрипывая, стала отходить от косяка.
– Ну и обстановочка! – сердито проворчал Шараев. – Нет никакой возможности работать.
Окончательно выйдя из себя, он направился на поиски электромонтёра дяди Васи, который умел делать решительно всё.
– Стоило нервы трепать, – сказал дядя Вася, – скрип-то у двери хронический, потому как дефект строительный.
– Ты, должно быть, сам дефективный! – пробурчал себе под нос Шараев и, спустя минуту, уже появился в кабинете директора. Обстоятельнейше проинформировал шефа о невыносимых условиях работы, что, естественно, ведёт к катастрофическому снижению производительности труда. Главным фактором, негативно влияющим на производственный процесс, он выставил скрипучую дверь и поставил вопрос о необходимости принятия безотлагательных мер для решения возникшей проблемы.
– В ваших аргументах, на мой взгляд, – сказал директор, – есть рациональное зерно. – И тут же добавил: – Однако, сдаётся мне, без вашей конкретной помощи нам эту задачу не решить.
– Я всегда за модернизацию! – с энтузиазмом выпалил Шараев. – Только при непременной оплате внеурочных работ!
Директор погрузил пятерню правой руки в свою редеющую шевелюру и, сделав короткую паузу, сказал:
– Деньги найдём. набросайте бизнес-план и представьте мне.
Шараев с головой окунулся в работу. Собрал исторические справки о дверях вообще, о скрипучих в частности и о той, что выматывала душу в рабочем кабинете, в конкретном аспекте. Прохронометрировал служебное время, затрачиваемое на закрывание скрипучей двери в течение рабочего дня. Вычислил недельный, месячный и годовой расход времени на этот процесс и изложил свои выводы насчёт губительного воздействия на снижение производительности интеллектуального труда этого бездушного, то есть, неодушевлённого объекта, подкрепив точными расчётами предстоящий объём работ. В дальнейшем эти данные легли в основу составленного им перспективного и текущего планов, в которых предусматривались такие работы, как смазка шарнирного устройства (при необходимости даже замена его), отладка и подгонка косячного блока, обивка самой двери звуконепроницаемым материалом, врезка замка и прочее, прочее.
Директор, вникнув в суть изложенного, решительно наложил резолюцию: «Утверждаю!»
Шараев удовлетворённо улыбнулся, поблагодарил шефа и одновременно извлёк из кармана новый лист бумаги. Прежде чем положить его на стол, он счёл нужным подвести некоторую теоретическую базу под свои дальнейшие действия:
– Дорогой шеф, не мне вам доказывать, что планы претворяются в жизнь только кадрами, – заметил он, словно открывая нечто доселе неизведанное. – Поэтому крайне необходимо выбить в верхах штатную единицу. Притом, я рассчитываю, что на новую должность вы зачислите именно меня, – без лишней скромности сказал он. – Поскольку в данном случае в качестве первооткрывателя выступаю именно я.
Директор почесал затылок и, недолго думая, сказал:
– Ну что ж, не возражаю, – подписывая бумагу, добавил: – Теперь все документы представьте в министерство.
На следующее утро увесистая папка с документами легла на стол заместителя министра. Необходимость утверждения новой штатной единицы Шараевым была обоснована, как говорится, железно.
– Дело вы затеяли нужное и весьма полезное, – сказал замминистра. – Поздравляю вас с назначением на должность инженера по повышению производительности интеллектуального труда.
Увидев, что всё идёт как по маслу, Шараев достал из папки ещё одну бумагу.
– Ставлю вопрос о создании нового отдела с полным штатным расписанием! – уверенно заявил он. – Я один, естественно, не в силах справиться с таким широким кругом обязанностей.
Замминистра трогательно погладил свои три волосинки, торчащие на макушке в разные стороны. Так он поступал, когда приходилось принимать ответственное решение.
– Не воз-ра-жа-ю! – заключил он и распорядился: – Немедленно представьте министру отчёт о проделанной вами работе.
Отчёт получился солидный, толщиной с обитую дубовую дверь советского образца, и лёг на стол министра.
– Преполезнейшее дело сварганили вы, господин Шараев, – подтвердил министр, перелистав отчёт. – Прямо скажем, труд ваш достоин вознаграждения. Морального, разумеется. Поскольку нет денег в бюджете.
Шараев склонил голову в знак благодарности и извлёк из портфеля лист мелованной бумаги.
– А вот и проект штатного расписания нового отдела, коим мне надлежит руководить, – пояснил он, подавая лист министру. – Нужно будет утвердить.
Так вновь возникший в административно-учрежденческих лабиринтах отдел под названием «Научный сектор по отладке и наладке служебных дверей на предмет повышения производительности умственного труда ответственных работников» получил полномочия и юридические права.
… Новоявленный шеф отдела перебрался в хорошо отделанный кабинет, устроился за массивным столом и, уронив уставшую голову на мягкое кресло, привычно задремал.
А между тем дверь прежнего кабинета, что послужила надёжным трамплином для служебного взлёта Шараева, всё продолжала издавать малоприятные, неблагозвучные скрипы.
Такой боевой жанр
Я написал фельетон и принёс его редактору.
– Прелюбопытно, – сказал тот. – Да и проблема определённая задета. Однако ваш герой не нашёл достаточно полнокровного воплощения. Для окончательного его разоблачения не достаёт ярких фактов. Поострее надо бы, поострей!
Забрав рукопись, иду по улице, размышляя над замечаниями шефа, как вдруг возле меня останавливается иномарка.
– Осторожнее, эдак под колёса угодить недолго, – вкрадчиво говорит мне хозяин иномарки. – В стрессовом состоянии опасно ходить пешком. Садись, подвезу.
– Спасибо. Я не в стрессе.
Но он чуть не за руку втащил меня в машину.
– Извините, вы, кажется, меня с кем-то путаете.
– Ни в коем случае! Ведь это ты настрочил отсебятину о моём свояке Филарите. А после всего ты, случаем, не боишься попасть под машину? Смотри, это дело такое…
Кое-как отвязавшись от него, иду дальше.
– Гражданин Гарипов, можно вас на минутку… – из люка канализационного колодца высунулась чья-то взлохмаченная голова.
– Не бойтесь, – сказала голова, заметив моё замешательство. – Я вам лишь добра желаю. Насчёт зятя Филарита. Хорошенько подумайте, у вас ещё есть время до утра.
Дома не успел я скинуть с ног ботинки, как в дверь протиснулся незнакомый мужчина со свёртком в руках. И с порога деловито начал:
– Не люблю я длинных разговоров, господин Гарипов, потому буду краток: Филарит Халитович – мой сват. Если вы его оставите в покое, полагаю, что мы с вами найдём общий язык. А это аванс, – протянул он мне свёрток. И тут же исчез.
Хотел я погнаться за ним, но – телефон.
– Ну, ты даёшь, блин! – раздался в трубке самоуверенный голос Урмакаев-агая, моего бывшего начальника, который пошёл на повышение. – Это же надо, на самого Филарита Халитовича замахнуться! Мой совет тебе, дружок: порви и выбрось, пока не поздно.
Только я положил трубку, раздался звонок в дверь. Принесли телеграмму. Срочную – молнию. Прямо с «горячей точки»: «Требую не расстраивать моего тестя – вск – Иначе тебе хана – тчк – Командир отряда спецназа полковник Мордобитов».
Закрыл я входную дверь, пошёл в ванную. Только было намылил голову, как перекрыли воду. Тут-то и вспомнилась мне та голова, что вынырнула со дна канализационного колодца. Кинулся я к телефону, но – провод был оборван. Спустя минуту погас свет. Лёг спать. Но не успел сомкнуть глаз – под окнами громко взвыл магнитофон. Невольно сунул голову под подушку…
На следующий день переработал свой фельетон, дополнив его всеми этими фактами и пошёл к редактору.
– Недурненько получилось, – сказал тот каким-то невесёлым голосом. – Только вот… В редакции творится что-то неладное. Сначала свет погас, потом канализация отказала. И машину в ГИБДД забрали. Непонятно, по какой причине. Да и сверху позвонили, понимаешь?
Конечно, понимаю. Чего уж тут непонятного. Словом, после небольшого обмена мнениями мы с ним переделали мой фельетон в очерк о нашем выдающемся современнике – предпринимателе Филарите Халитовиче.
И тут же зажёгся свет, заработала канализация, и редакционную машину гибэдэдэшники обратно доставили и теперь берут под козырёк при каждой встрече. Всё встало на свои места.
Странно только, почему в последнее время в нашей прессе совсем исчез такой боевой жанр, как фельетон.
Чемпион
Как только подули пронизывающие осенние ветры и выпал первый снежок, в наш отдел вбежал улыбающийся, как майское солнышко, Бегунов. Он у нас в институте за подготовку олимпийского резерва отвечает.
– Физкульт-салют! – поприветствовал он всех с порога и деловито заявил: – Готовьтесь к лыжным гонкам, скоро старт!
Заведующий отделом Хайретдин Хакович стал расспрашивать об условиях соревнований.
– Нынче лыжные гонки мы проведём в несколько туров, – объяснил ему Бегунов. – Сперва вы в своём отделе должны организовать соревнования за личное первенство.
– Интересно! – заметил я. – Да нас же всего трое.
– Нельзя отрываться от масс. В соревнованиях должно быть стопроцентное участие. Поняли? если поняли, физкульт-привет! – и Бегунов убежал.
А мы: пятидесятидевятилетний заведующий Хайретдин Хакович, тётя Клара и я – развернули подготовку.
До нового года интенсивно готовились. И только после нового года Бегунов вывел нас на старт.
Конечно же, в соревнованиях победил я. Куда уж Хайретдину Хаковичу и тёте Кларе догнать меня! Они не прошли и ста метров, выбились из сил.
Бегунов пожал мне руку и объявил меня чемпионом отдела.
– Желаю успеха и во втором туре! – сказал он, похлопав меня по плечу.
Во втором туре соревнования проходили между отделами только одного этажа.
– Ты гордость нашего отдела. Не подкачай! – наставлял меня Хайретдин Хакович. Они с тётей Кларой купили мне импортные лыжи.
Я победил и во втором туре.
В честь этой победы коллеги подарили мне великолепные лыжные ботинки.
– Ну, с такими ботинками ты просто обязан победить и в третьем туре! – от имени всего этажа выразил надежду Хайретдин Хакович.
Тогда я в шутку сказал:
– Это же обыкновенные ботинки. Вот бы самоходные! Бегунов тут же подхватил:
– Самоходные ботинки! Вот это идея! Вы должны удовлетворить вполне заслуженное требование своего чемпиона!
Уже через несколько дней мне сшили специальные ботинки. В их подошвы были вмонтированы механизмы, которые при каждом рывке толкали меня вперёд.
После победы в соревновании между этажами я стал готовиться к гонкам между подъездами. к этой работе Бегунов привлёк весь персонал соседних отделов. Он говорил:
– Ваш чемпион должен выйти на трассу на лыжах самой лучшей конструкции, которая отвечала бы всем требованиям инновации!
Поняв его намёк, инженеры и техники создали совершенно новый тип лыж. на этих лыжах стоит только тронуться с места, как они умчат тебя к финишу!
Когда я одержал очередную победу, Бегунов поднял на ноги всех учёных и конструкторов подъезда.
– Если вы не сумеете обеспечить своего чемпиона самой совершенной конструкцией лыж, грош вам цена! Сей же час садитесь за работу!
На соревнование между корпусами института я вышел, надев, вернее, сев верхом на невиданные доколе лыжи. на них даже и не нужно отталкиваться. Стоит только нажать на кнопку, и сразу же начинают работать маленькие реактивные двигатели. Они сами приподнимают тебя, и ты летишь по лыжне. А укреплённые на подошве небольшие крылатые вёслы дают возможность вплавь преодолевать вешние воды. В то время, как другие вязнут лыжами в весенней жиже, ты с жужжанием пролетаешь мимо них.
Азарт спортивной борьбы достиг наивысшего накала, когда подошло время соревнований между научно-исследовательскими институтами. К этой ответственной работе Бегунов привлёк даже нашего директора.
– Какие ещё лыжи нужны? – спросил меня директор.
Не успел я рот раскрыть, как уже Бегунов ответил:
– Самоходные!
Директор не стал мелочиться, ибо слава института была для него дороже всего. И ещё до предстоящих стартов самоходные лыжи были готовы. Они были до того совершенны, что могли даже мчаться без лыжника, управляемые по радио.
Но, к сожалению, подвело именно совершенство этой техники – Бегунов успел послать радиосигнал до того, как я встал на лыжи. Поэтому и звание чемпиона присвоили не мне, а лыжам.
Голосуйте за меня!
Уважаемые избиратели!
Признаться, я не хотел выдвигать свою кандидатуру. Может быть, есть боже достойные. Даже наверняка есть, если внимательно присмотреться. Но народ просит. Раз народ просит, не могу идти против его желания. Вы должны меня понять. Я сам вышел из народа и понимаю его чаяния.
Что же касается моей программы… Там много пунктов, и все они на благо народа. Вы даже ни одного пункта не найдёте, который, к примеру, за барыг и спекулянтов.
И ещё насчёт гласности скажу. Американцы, помните, хвастались:
– Мы можем выйти на улицу и крикнуть: «Наш президент – дурак!» И ничего нам за это не будет.
А мы чем хуже? Мы тоже можем выйти на улицу и крикнуть:
– Наш президент…
Наш вообще-то не такой. но вы смело можете кричать, товарищи. Мне-то, как будущему депутату, нельзя. А вам можно. Потому что мы вам передаём все права, а себе оставляем обязанности.
Понимаю, понимаю, товарищи, одними криками сыт не будешь. Мы подумали и об этом – о вашей сытости. Поэтому предлагаем повысить пенсию в два… нет, в три раза. Что, товарищи? нет, в четыре раза пока не получится. наши экономисты подсчитали. А вот бюджетникам – можно. Инвалидам и престарелым – тем более.
Если проголосуете за меня, квартплату я обещаю понизить. не сразу, конечно, – постепенно, до нуля. А потом государство будет вам даже доплачивать. как за что? За то, что живёте в этой квартире. А если вы живёте в другой квартире, тогда доплачивать вам будут олигархи за то, что живёте вы в другой квартире, а не в этой.
Коммунальные услуги – в том же духе. Скажем, пришёл к вам слесарь-сантехник и просит:
– Можно, я вам окажу какую-нибудь услугу?
Вы сразу не соглашайтесь. Сначала выясните, сколько он заплатит за оказанную вам услугу. А то среди них и такие встречаются, которые так и норовят оказать услугу бесплатно. Такому безобразию надо поставить заслон.
Или насчёт медицинского обслуживания. Если вы, не дай бог, конечно, заболеете… В будущем мы предлагаем вообще отменить всякие болезни. но это в будущем, а пока врач должен чётко оговорить, сколько он вам заплатит за излечение вас от какого-нибудь недуга. Причём, излечение обязательное, чтобы ни один больной не смог уклониться бы от этого мероприятия.
Ну, что ж, за работу… То есть, я хотел сказать, за голосование. Все как один. нет, единогласно не надо. нужно показать, что у нас плюрализм мнений. Должны быть хотя бы один-два воздержавшихся.
Понимаю, товарищи, трудно воздержаться от такой программы, которая целиком на благо народа. Но надо. Раз надо – значит, надо.
Нынешнее поколение россиян будет жить при… капитализме, но с человеческим лицом. Вы когда-нибудь видели капитализм с человеческим лицом?
Увидите, господа-товарищи, увидите. Если дружно отдадите свои голоса, при одном-двух, как я уже говорил, воздержавшихся.
Итак, все на выборы! Голосуйте за меня!
Президентский кот
Больно уж богатая наша страна. Ну так и тянет что-нибудь украсть. Раз она такая богатая. Ну и, естественно, крадут. Кому не лень. И просто воры, и воры-чиновники, и даже воры-полицейские. Но государство у нас такое богатое, что никак не могут его разворовать. Сколько ни стараются.
Ну, прикиньте, есть у нас в России человек, который не ворует? И если даже есть, то это какой-нибудь такой, у которого, может быть, не все дома. А у всякого нормального человека руки к себе гребут, а не от себя. А почему бы и не грести? Если я, скажем, работаю на мясокомбинате. Или на маслозаводе. Это же добро, так сказать…