Меч Ронина Удовиченко Диана
– Мне нужно уйти отсюда и увести девушек.
– Я должна спросить, почему, Кумико-сан. Иначе не сумею помочь.
Настя вкратце рассказала, что происходит. Женщина помрачнела.
– Юки-Онна… Сильная демоница. Говоришь, она не может тронуть тебя, Кумико-сан?
Она подошла почти вплотную, принюхалась, по-звериному дергая носом. Немного подумав, произнесла:
– Ты тоже сильна, Кумико-сан. Чувствуешь?..
Настя заявила, что ничего не чувствует, кроме страха и отвращения к сегуну.
– Я помогу тебе и твоей стае сбежать, – кивнула Аки. – Но это не будет настоящей платой за жизнь моего детеныша. Куда ты пойдешь, Кумико-сан? Где спрячешься от гнева сегуна? Тебя будут искать.
– Монастырь? – неуверенно предположила Настя.
– Не годится. Люди сегуна найдут и там. В человеческих городах даже стены имеют глаза и уши. Тебя выдадут, не успеешь ты переступить порог монастыря.
Настя замялась. Идти было некуда. Пускаться на поиски Данилки? Ее саму найдут раньше, лисица права.
– Идем со мной, Кумико-сан. Лес надежно укроет тебя, а стая защитит. Когда будешь готова, уйдешь.
Настя хотела было спросить, что значит «готова» и к чему, но времени уже не было. Она согласилась и принялась собирать вещи. Того, что ей было действительно необходимо, набралось совсем немного. Настя поразмыслила над пальцем Митсуо, но решила не брать его.
– А девушки? – спохватилась она. – Эта снежная баба их убьет.
– Их стая не примет, – ответила Аки. – Но ты можешь отпустить их на свободу. Готовься, Кумико-сан. Как только услышишь шум, беги.
Она выскользнула из комнаты. Вскоре по дому загрохотали тяжелые шаги самураев, кто-то пробежал мимо Настиной двери с криком:
– Лови! Лови! Откуда они взялись?
– Да сколько же их, во имя Аматэрасу?!
Потянуло свежим воздухом: открылась входная дверь. Голоса и шаги удалялись, теперь шум и вопли переместились на улицу. Настя выглянула: в коридоре было пусто. Она быстро пробежалась по комнатам девушек:
– Уходите! Вы свободны! Только быстро! – И выскочила из дома.
По двору и саду металось множество лис, за ними с фонарями гонялись, размахивая катанами, самураи из охраны. Воины настолько были захвачены охотничьим азартом, что позабыли о пленницах.
Настя, прячась за кустами, пробралась к калитке и вышла. Снаружи ее ждала Аки в обличье женщины.
– Идем, пока люди не очнулись.
Кицунэ зашагала по темной улице так быстро, что Настя за нею едва успевала.
– Торопись, Кумико-сан, до рассвета надо уйти из Эдо, – приговаривала оборотница. – Моя стая не может вечно наводить морок на людей, мы тоже не всесильны.
Настя почти бежала, крепко сжимая в руке узелок с вещами. В гэта и кимоно сильно не набегаешься, они, наверное, специально были придуманы, чтобы сковывать движения женщин. Но Настя старалась. Мелькали мимо богатые резиденции чиновников и родовитых самураев, лачуги бедняков…
Наконец, на рассвете они вышли из города, впереди встала темная стена леса. Аки сказала:
– Мы успели. Можешь идти помедленнее.
Когда женщины ступили на опушку, сзади раздался шум, веселое потявкивание.
– Стая возвращается, – спокойно заметила кицунэ. – Сюда, на тропу.
Никакой тропы Настя не увидела, но Аки уверенно шагала впереди.
В траве вокруг замелькали гибкие рыжие и черные тела, хитрые мордочки: лисы сопровождали гостью, с любопытством ее разглядывали.
Идти пришлось совсем недолго: вскоре тропа привела к большой поляне, на которой теснились маленькие, сплетенные из веток домики с травяными крышами.
– Наше селение, – пояснила Аки. Она подошла к самому высокому шалашу, который стоял в центре поляны, сделала приглашающий жест. – Входи, Кумико-сан, это мой дом.
Здесь не было никакой мебели, только охапка душистой травы в углу, на которой лежал, свернувшись клубочком и прикрыв нос пушистым хвостом, уже знакомый Насте лисенок. При виде девушки он взвизгнул, подбежал и принялся тереться об ноги, как кошка.
– Джеро, не приставай к гостье, – мать пыталась быть строгой, но губы сами собой складывались в улыбку. – Он помнит твою доброту, Кумико-сан.
Настя подняла лисенка на руки, с облегчением опустилась на постель из травы.
– Отдохни, – сказала кицунэ. – Я пока приготовлю завтрак.
Настя не спала уже сутки, поэтому сразу задремала в обнимку с пушистым зверьком. Погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Разбудило ее осторожное прикосновение. Над нею склонилась Аки.
– Просыпайся, Кумико-сан, пора завтракать.
Настя поднялась, выглянула из шалаша, взглянула на солнце. Судя по всему, был только полдень, но она чувствовала себя отдохнувшей, как будто проспала не меньше суток.
– Выпей это, – Аки протянула деревянную чашку. – Тебе нужны силы.
Вода была прохладной, освежающей, немного сладковатой, пахла медом. Настя осушила чашку и действительно ощутила прилив сил. Завтрак состоял из вяленой рыбы, ягод и орехов.
– Пойдем, покажу тебе, как живет наша стая, – предложила Аки, когда Настя наелась.
Они вышли из домика. Возле шалашей сидели женщины в красных и оранжевых кимоно. Одни плели корзины, другие перебирали молодые побеги бамбука, третьи потрошили рыбу и нанизывали ее на прутики, чтобы подвялить. Вокруг сновали детишки.
– Разве вы днем не превращаетесь в лисиц? – спросила Настя.
– Зачем? – усмехнулась Аки. – Мы оборачиваемся лишь для охоты или если нам грозит опасность от людей. Сейчас наши мужчины ловят дичь и рыбу в лисьем обличье. А когда вернутся, снова перекинутся.
– А если на ваше селение наткнутся охотники?
Аки усмехнулась:
– Они ничего не увидят и даже не смогут пройти. Поляна закрыта мороком.
– Почему же я вижу?
– Ты особенная, Кумико-сан. Об этом мы еще поговорим. А пока отдыхай, наслаждайся свободой. Здесь ты в безопасности. Мне надо проверить ловушки в лесу.
Аки скинула кимоно, согнулась, ее фигура словно поплыла у Насти перед глазами, и через мгновение на месте женщины сидела красивая рыжая лисица. Не было мук обращения, которые так любят показывать в фильмах про оборотней – выгибающей тело мучительной судороги, с кровью пробивающихся когтей, зубов и прочих ужасов. Все изящно, эстетично и весьма по-японски.
«Интересно, – задумалась Настя, – это в Японии все оборотни такие или, может, так элегантно перекидываются исключительно кицунэ?»
Весь день она провела с Аки на поляне, слушая рассказы о жизни оборотней, их старинные легенды и поверья. Джеро крутился поблизости, приносил Насте то цветок, то ягоду. Ближе к вечеру, когда солнце спустилось над горизонтом и просвечивало сквозь стволы, с охоты стали возвращаться мужчины. Приближаясь к селению, лисы встряхивались, превращались в людей, несших кто кролика, кто птицу, кто вязанку рыбы.
– Наши мужья только охотятся и защищают селение от зверей. Они умеют оборачиваться, но не обладают магией кицунэ, – пояснила Аки.
– Что такое магия кицунэ?
– Скоро увидишь, – усмехнулась оборотница. – Хотя, может, человеку лучше на это и не смотреть. Но ты другая, Кумико-сан. Тебе не опасно.
Насте стало интересно.
– Можно сегодня? Зачем тянуть.
– Ты любопытная и смелая, как настоящая кицунэ, – рассмеялась Аки. – Что ж, будь по-твоему. Идем!
Они двинулись в глубь леса. Отойдя далеко от поляны, оборотница остановилась, взяла Настю за плечи, заглянула в глаза. Смотрела долго, пристально, так что девушка ощутила головокружение.
– А ты сильна, – наконец сказала Аки. – Обычный человек не выдерживает взгляда кицунэ, на него находит морок. Смотри! Слушай! Обоняй!
Она провела ладонью перед лицом Насти, и мир вокруг волшебным образом переменился, наполнился огромным количеством звуков, красок и запахов. Зрение обострилось до такой степени, что Настя могла видеть крошечного жучка, ползущего по коре дерева в десятке шагов от нее. Она слышала дыхание маленьких зверьков, прячущихся в кустах, шорох лапок гусеницы, которая ползла по листку, серебряный перезвон травинок под легким ветром. Чувствовала запах свежей земли – это крот вылез под корнями дерева. Сам крот тоже пахнул землей и теплом. А вот что-то холодное, остро пахнущее, очень хочется догнать и посмотреть. И может быть, съесть…
Настя прыгнула вперед, в траву, где шуршало это холодное, упала на четвереньки, ударила ладонью, не попала. Маленькое, быстрое увернулось, поскакало прочь. Она погналась, снова и снова шлепая рукой по земле. Потом поскользнулась и упала в теплую, стоячую, с запахом тины, воду. Рот наполнился противной, вонючей жижей…
Купание привело ее в чувство. Настя оглянулась: она сидела в пруду, по пояс в воде. От нее с паническим кваканьем уносились прочь лягушки. Водомерки испуганно скользили в разные стороны, и только кувшинки невозмутимо покачивались на поверхности.
Аки, стоя над прудом, звонко хохотала.
– Ты как несмышленый лисенок, Кумико-сан! За лягушкой погналась!
– Что это было? – сплевывая тину, спросила Настя.
– Всего лишь способности кицунэ. Я ненадолго дала их тебе.
– Ты даже так можешь?
– Нет, Кумико-сан. Это ты так можешь. В тебе есть волшебная сила. Наверное, потому Юки-Онна с тобой и не справилась. Но успокаиваться нельзя: рано или поздно она найдет тебя и одолеет.
– Что же делать?
– Выход есть, – улыбнулась Аки. – Стань одной из нас.
Глава 10
Как же это, друзья?
Человек смотрит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
Керай
Сенкевич
Он с замиранием сердца наблюдал картину, которой никак не ожидал. Что там дороги, что постоялые дворы! Эдо кишел нечистью! Воздух бурлил от призрачных тел, которые занимали все пространство. Духов было столько, что они сталкивались, сцеплялись, сплетались в тугие комки, парили высоко над городом. Сенкевич ощущал безумную, бесконечную энергию, которую во время медитации видел как разноцветные облака. Здесь должно было хватить на десяток порталов. Но как ее получить и использовать?
«Это не дело первостепенной важности, – вспомнил он. – Главное сейчас выполнить миссию Тосицунэ, найти его дочь. Или хотя бы ее следы. Разобраться с исчезновением девушек. Остальное само приложится».
Он направил коня в сторону замка Эдо, по дороге разглядывая поразительное многообразие мира духов. Сенкевич уже привык к крайнему уродству сущностей.
Добравшись до замка, он спешился, отошел так, чтобы его не видно было со стен, и позвал:
– Рокурокуби!
Женщина со змеиной шеей появилась почти мгновенно:
– Что прикажешь, господин?
– Я хочу, чтобы ты проникла в замок, осмотрела все комнаты женской половины. Послушай, о чем говорят женщины, и доложи мне.
Призрак поклонился – даже в мире духов Японии царила изысканная вежливость – и просочился в стену замка.
– Охагуро-беттари! – позвал Сенкевич. И когда большеротая дама появилась, отдал приказ: – Пойдешь в подвалы замка. Ищи запертые комнаты, узников, а может быть, даже трупы.
Большеротая отправилась выполнять задание. Сенкевич призвал чернокожего Нури-ботоке, поручил ему подслушивать за слугами. Он раскрыл тетрадь Сого и называл все новые имена.
Вскоре замок наполнился шпионами Сенкевича, а он спокойно поехал в свою столичную резиденцию, дожидаться результатов разведки.
Только, увы, ждать долго не пришлось: духи явились, едва он успел переступить порог спальни.
– Прости, господин, я не сумела выполнить твое желание, – прошипела Рокурокуби, раскачиваясь перед ним, как кобра. – Прикажешь умереть?
Сенкевич не стал уточнять, каким образом призраки выполняют сэппуку. Строго спросил:
– В чем дело?
– Лучше убей меня, господин, – затряслась женщина-змея. – Я не могу сказать…
Точно так же повели себя и Охагуро-беттари, и Нури-ботоке, и все остальные. Они дрожали, стоило только упомянуть при них замок Эдо, рыдали призрачными слезами и умоляли разрешить им умереть, только не требовать, чтобы они сказали правду. Сенкевич не умел допрашивать духов с пристрастием. Устало махнув рукой, отпустил их восвояси и отправился в сад.
«Что же там происходит? – размышлял он. – Кого нечисть может бояться до такой степени, что предпочитает умереть?»
Вариантов было два. Первый и самый вероятный – присутствие в замке очень сильного заклинателя духов, вроде монаха Сого, дневник которого достался Сенкевичу. Вполне вероятно, что призракам приятнее умереть, чем веками сидеть запертыми в книгах, скамейках и камнях. И еще хорошо, если так. Но ведь заклинатель может оказаться человеком с извращенным чувством юмора и запечатать духа, например, в туалетной кабине… Захочешь тут помереть. Но почему твари не рассказали об этом господину? Вроде бы, наоборот, должны были пожаловаться.
Вторая версия – дух может испытывать страх перед мощной потусторонней сущностью, которая обладает гораздо большим могуществом. Например, перед сильным демоном или богом. В этом случае призраки могли и промолчать. Если, например, привыкли испытывать трепет перед неведомым существом.
Имелся только один способ проверить гипотезу. Неточный, разумеется, приблизительный. Но другого Сенкевич не знал. Он приказал принести трубку, закурил, расслабился и впал в состояние медитации.
Поднявшись над Эдо, сразу же полетел в сторону замка. Завис в воздухе прямо над пагодной крышей, стал присматриваться. Долго искать не пришлось: над резиденцией сегуна поднимались извилистые щупальца белого и серого тумана. Переплетались, принимали причудливые очертания, росли и взбухали. Вскоре серо-белая дымка стала такой густой, что заволокла весь замок, и он исчез из виду.
«Место силы, вот оно!» – понял Сенкевич. Так выглядела энергия очень мощного духа, который обитал в Эдо.
Внезапно туман, будто почувствовав присутствие чужака, потянулся к нему. Щупальца слепо хватали воздух, извивались, удлинялись, приближаясь к Сенкевичу. Пришлось ретироваться.
Он вернулся в тело, задумался. Его теория получила косвенное подтверждение. Если в замке Эдо находится какая-то сильная сущность, неудивительно, что духи отказались выполнять приказ и шпионить за нею. Сенкевич задумчиво покрутил тетрадь монаха, с которой никогда не расставался: боялся, что украдут. Полистал ветхие страницы. Прочел описания духов. Немного поразмыслил, позвал слугу, приказал принести рисовую веревку и принадлежности для письма. Получив требуемое, дождался, когда слуга скроется в доме, и строго произнес:
– Рокурокуби!
На скамье возникла длинношеяя дама.
– Ты решил, что я должна умереть, господин? – печально спросила она.
– Не совсем, – с суровостью ответил Сенкевич. – Но ты должна быть наказана. Послужишь экспериментальным кроликом.
Если Рокурокуби и удивилась, то вида не подала. Только поклонилась и застыла в ожидании.
«Как там говорил Одзе? – припомнил он. – Запечатывают духа с помощью искренних молитв и погружения в Сонтэн?»
В Сонтэн Сенкевич погружаться не умел, да и не хотел учиться. Зато мог медитировать, пусть и не с благими целями. Он сосредоточился, сконцентрировался на задаче: Рокурокуби должна быть обездвижена. Только вот ни одной буддистской молитвы Сенкевич не знал. Поискав в памяти Тосицунэ, понял: самурай тот еще безбожник.
«Ладно, заменять так заменять, – промелькнула мысль. – Какая разница, что за слова? Главное, чтобы они были искренними».
- So close no matter how far.
- Couldn’t be much more from the heart,
- Forever trusting who we are,
- And nothing else matters, —
прочувствованно произнес он слова любимой песни.
Рокурокуби закачалась на скамейке, напоминая змею под дудкой факира.
- Never opened myself is way,
- Life is ours, we live it our way,
- All this words I don’t just say,
- And nothing else matters…[23]
Дух стал расплываться, распадаться на тонкие струйки тумана. Искренность «Металлики» никто не мог отрицать.
Сенкевич исполнил «Nothing else matters» полностью, с выражением и правильными акцентами. Закончив, жестко произнес:
– Я приказываю тебе, дух по имени Рокурокуби, войти в этот… это… – Немного помявшись, подставил собственную трубку: – В этот предмет и запечатываю тебя на пять минут!
Женщина обратилась в сероватую дымку, извиваясь, втянулась в трубку.
«Теперь веревку и бумажку с молитвой для страховки», – вспомнил Сенкевич. Перевязал новое обиталище духа, на бумаге написал, опять же по причине незнания молитвы, первый куплет «Nothing else matters», прилепил к веревке. Трубка выглядела обычно, не потяжелела ни на грамм. Но, зная, что в ней содержится, Сенкевич не решился бы ее курить.
Он принялся отсчитывать время. По прошествии пяти минут раздался обиженный стон, веревка распалась на куски, и из трубки вырвалось серое облако.
– Мог бы запечатать меня и в чем-нибудь другом, господин, – надулась Рокурокуби. – Хотя бы в кусте хризантем. Это красиво и женственно. А там тесно и воняет.
– В следующий раз, когда провинишься, так и сделаю, – цыкнул Сенкевич. – Причем навсегда. А теперь убирайся!
Дама испарилась.
– Сонтэн, Сонтэн, – пробормотал Сенкевич. – Понты все это корявые, опиум для народа. Главное – искренность и медитация. Теперь позовем самого сильного. – Он шепнул: – Мадара!
Сад заволокся дымом, из которого выглянула недовольная физиономия.
– Ты обещал оставить меня в покое! – профыркал кот. – Может быть, стоит наказать тебя?
Симпатичная морда превратилась в драконью пасть. Сенкевич невозмутимо исполнил песню «Металлики» и добавил:
– Именем Джеймса Хэтфилда приказываю тебе, дух Мадара, войти в скамью и запечатываю тебя…
Дракон испарился, туманом завис над скамьей.
– Ладно, ладно, я понял, – раздался из облака недовольный голос. – Отпусти. Чего ты хочешь?
– То-то, – напутствовал Сенкевич. – Помни, я знаю твое имя, а значит, хозяин положения тоже я.
Кот плюхнулся на скамью, чуть не ставшую его последним пристанищем.
– Что за жизнь, – пожаловался он. – Монахи приходят – запечатывают, самураи приходят – запечатывают. И никто не додумается покормить бедного духа…
– Сейчас прикажу принести молока, – усмехнулся Сенкевич. – И надеюсь, ты в невидимом состоянии? Перепугаешь мне весь дом.
– Обижаешь! Конечно, я видим только тебе, – кот изящно почесал за ухом. – Но позволь хотя бы не называть тебя хозяином и господином. Это обидно.
«Наконец нашелся хоть кто-то в этой стране с обостренным чувством собственного достоинства», – обрадовался Сенкевич. Милостиво позволил обращаться по имени. Нахальный демонюга больше тянул на приятеля и собутыльника, чем на раба. Не подав виду, что ему это понравилось, Сенкевич сурово произнес:
– Хорошо, разрешаю. Но приказы будешь выполнять. И вот первый. Отправляйся в замок Эдо, посмотри, что там и как.
Слуга принес небольшой тазик молока и, застыв истуканом, наблюдал, как белая жидкость сама по себе стала исчезать из посудины. Глаза его из раскосых сделались круглыми.
– Осторожнее надо быть, – упрекнул Сенкевич, отослав человека.
– Прости, проголодался, – довольно мяукнул Мадара. – Приказ твой выполнить нетрудно. Ухожу!
– Будь осторожнее, там какая-то нечисть, – напутствовал его в дорогу Сенкевич.
– Я и сам нечисть! – донесся самоуверенный голос из серебристого облака.
Дан
Он завороженно смотрел на меч из звездной пыли. Теперь, когда клинок был готов, Дан забыл обо всех своих знаниях. Это было не просто оружие из булата с добавлением метеоритной стали. Это была часть его, продолжение руки, и в то же время – отдельное живое существо, с собственным характером, волей. И душой.
– Теперь ты должен сжиться с ним. Подружиться, – заметил Коноха. – Но самое главное, нужно закалить его.
– Мы ведь уже закалили, – не понял Дан.
– Мы сделали яки-ирэ. Но теперь меч должен попробовать крови. Из твоих рук, человек. Это главная закалка оружия.
Дан читал раньше, что самураи якобы «закаляли» мечи в крови крестьян. Проще сказать, опробовали только что выкованное оружие на беззащитных. Он точно знал, что не смог бы убить невиновного. Утешало лишь, что земледельцев в лесу нет. Однако следующие слова Коноха несколько успокоили:
– Ты должен напоить его кровью врага. Одержать первую победу. У тебя есть враг?
Это немного примиряло с процессом закалки: враг есть враг, его не жалко. Только единственный, кому Дан искренне желал смерти, находился далеко отсюда, в Эдо. Токугава Иэясу.
– Если нет врага, им надо обзавестись, – кровожадно ухмыльнулся Коноха. – Это нетрудно. Ступай за мной.
Он обернулся вороном, взлетел на нижние ветки дерева:
– Я покажу путь.
Птица перелетала с ветки на ветку, выжидательно каркала. Дан, держа ладонь на эфесе меча, шагал за ней. Миновав часть леса, где жили тэнгу, он попал в труднопроходимую чащу. То и дело дорогу перегораживали завалы бурелома, овраги, наполненные тинистой водой, маленькие, но вязкие болотца. Наконец едва заметная звериная тропа оборвалась возле узкой реки.
– Жди здесь, – приказал Коноха и уселся на большом валуне, не отводя черного блестящего глаза от воды.
Дан присел на нагретую солнцем гальку. Время от времени оглядывался, ожидая появления обещанного демоном врага.
– Подержи моего ребенка, – раздался за его спиной нежный голосок.
Дан обернулся. Над ним раскачивалась огромная, метра два длиной, змея с головой женщины и человеческими руками, которые прижимали завернутого в одеяло младенца. Красивое лицо женщины-змеи было печальным, глаза смотрели грустно и умоляюще, длинные черные волосы развевались на ветру.
– Подержи моего сына, – повторила она, а младенец умилительно агукнул. – Мне надо вымыть волосы.
Коноха предупреждающе каркнул. Дан подскочил, выхватил меч. Женщина заплакала:
– Почему ты не хочешь подержать моего малыша? Помоги…
С неба упал второй ворон. Карасу. Проорал:
– Сзади! – и уселся на камень рядом с Коноха.
Дан отпрыгнул в сторону, так чтобы быть между змеей и неведомым противником, подошедшим со спины. Вовремя: из воды на него со страшной скоростью неслось огромное чудовище. Это было существо, чем-то напоминающее быка, но с восемью паучьими лапами, каждая из которых заканчивалась длинным костяным когтем. Голову чудовища украшали кривые рога, из широкой пасти торчали острые клыки. Поняв, что его заметили, паук издал пронзительный визг, встал на дыбы, угрожающе выставив четыре лапы.
Дан сделал быстрый выпад, ударил мечом в незащищенное брюхо. Не достал – тварь ловко отпрянула, опустилась на все лапы, отбежала в сторону. Змея между тем швырнула вопящего младенца в реку, бросилась на Дана, обвилась вокруг ног, распялила рот, собираясь вцепиться зубами в бедро. Паук снова взял разгон, понесся вперед.
Дан схватил женщину за волосы, оттянул, избегая укуса, полоснул под подбородком. Клинок легко перерубил змеиное тело. Брызнула кровь. Существо обмякло, разжало кольцо, бессильно свалилось на землю. Дан ощутил ликование: меч пел, попробовав крови врага.
– Первый! – хором каркнули Коноха с Карасу.
– Моя жена! – подскакивая, проверещал паук.
Он снова встал на дыбы, раздулся, зашипел. Из пасти вырвался зеленоватый сгусток. Дан отскочил. Ядовитая слюна, коснувшись земли, зашипела, задымилась. Дан прыгнул вперед, взмахнул мечом – отсек одну из когтистых лап. От истошного визга заложило уши. Из раны хлынула черная жижа. Душа наполнилась счастьем – меч радовался боли врага.
Чудовище оттолкнулось лапами от земли, всем весом обрушилось на Дана. Такого он не ожидал и не успел отбежать. Упал, придавленный тяжелой тушей. Паук торжествующе завыл. Клыкастая пасть тянулась к горлу, из нее вылезли острые жвала, защелкали в опасной близости.
– Ощути меч, Акира! – раздался хриплый голос Карасу. – Позови его, и он ответит!
Дан изо всех сил старался. Сначала ничего не выходило, он лишь отталкивал левой рукой паучью харю. Но прислушался к себе, крепче сжал рукоять меча. Сила клинка потекла в пальцы, потом дальше, наполняя тело мощью. Дан сумел выпростать правую руку, вонзил клинок в жирное брюхо твари. От визга заложило уши. На лицо полился поток вонючей жижи. Паук задергался в агонии. Дан поднатужился, спихнул с себя подыхающее чудище.
– С первой победой, Акира, – поздравил Карасу. – Ступай в реку, смой ядовитую кровь, а то покроешься коростой.
Приведя себя в порядок, Дан выбрался из воды, прилег на берегу. Он чувствовал себя великолепно. Хотелось петь и плясать. Теперь он понимал Миямото Мусаси, который, отлупив противника веслом, исполнил боевой танец.
– Ты справился с Уси-оно, человек, – сообщил, подлетев, Коноха. – Заодно уничтожил и его жену, Нуре-онну. Зловредные существа. Подстерегают путников в лесу. Женщина-змея просит подержать младенца. Тем, кто соглашается, – конец. Ребенок прилипает к плоти, оторвать его невозможно. Тогда на растерянных людей нападает Уси-оно. Пронзает когтем, опутывает паутиной, а потом вдвоем с женой не спеша высасывает из жертвы кровь.
– Кстати, где ребенок? – лениво поинтересовался Дан. Он не испытывал к младенцу никакой жалости, справедливо полагая, что отпрыск таких уродов ничего хорошего собой не представляет.
– За него не волнуйся, – подтвердил Коноха. – Это всего лишь кусок плоти Нуре-онны, существо без души. Он уйдет на дно реки и наверняка станет каппой.
– Итак, меч из звездной пыли получил боевую закалку, – подытожил Карасу. – Теперь ты должен научиться с ним обращаться, Акира.
Дан удивился: он думал, что все умеет. К тому же единение с клинком ощущалось явственно и остро. Чего еще нужно?
– Тебе предстоит долгий путь, – подхватил Коноха.
– Пока еще ты недостоин своего оружия, – перебил Карасу.
– Ты неуклюж, человек, как… человек! – вторил вожак.
Оба ворона в унисон закивали головами. «Ну и влип», – подумал Дан. Теперь у него было целых два придирчивых и саркастичных наставника.
Настя
– Ты готова, Кумико-сан? – в хижину заглянула Аки.
Настя сладко потянулась: на ароматной травяной постели спалось так крепко, что вставать совсем не хотелось. Вокруг было еще темно.
– Тебя ждет тенко-кицунэ[24]. Опаздывать нельзя, это неуважение, – строго напомнила Аки.
Сегодня должно было начаться обучение Насти. Она встала, вышла следом за Аки.
– Мне всего восемьдесят лет, – рассказывала оборотница, шагая по лесу. – Я умею только менять облик и наводить на людей легкий морок. В сто лет я смогу сводить людей с ума и буду знать, что делается за тысячу ли от меня.
Настя подумала, что ее собеседница хорошо сохранилась для восьмидесяти лет. Оказывается, они доживают до сотни лет. Долгожители, однако…
Но тут ее огорошили новым откровением.
– Кицунэ живут тысячу лет и больше. Правда, у нас слишком много врагов. Поэтому редко кто из нашего племени достигает такого почтенного возраста. Когда кицунэ исполняется тысяча лет, она становится тенко-кицунэ. Получает огромную силу. Разговаривает с небесами, провидит будущее, может вызвать пожар одним лишь ударом хвоста о землю. В нашей стае лишь одна тенко, к ней мы сейчас и идем.
– Она будет меня учить?
Аки рассмеялась:
– Она посмотрит на тебя, Кумико-сан. А учить будут другие.
– Зачем же ей на меня смотреть?
– Чтобы узнать твое будущее. Без позволения тенко стая не может принять тебя и поделиться своими тайнами.
Рассветало, когда они подошли к огромному старому дубу, корни которого толстыми щупальцами выпирали из земли, в одном месте образуя арку в человеческий рост. С нее свисали высохшие плети вьющихся растений. Аки раздвинула их, открыла ход, ведущий под землю. Обернулась, предупредила серьезно:
Читать бесплатно другие книги:
