За все грехи Као Ирэне
Во всяком случае, так ей всегда говорили.
– Если не ошибаюсь, эти слова принадлежат знаменитому художнику Апеллесу, который не мог прожить и дня, не сделав хоть несколько мазков, – отвечает Томмазо.
Линда смотрит на него с любопытством, а он продолжает:
– Это означает: чтобы добиться желаемых результатов, нужно трудиться изо дня в день.
Кажется, что в этих словах он узнает себя.
Линда пожимает плечами.
– Возможно… Хотя постоянство никогда не было моей сильной чертой. Это же так скучно, тебе не кажется?
Вместо ответа Томмазо слегка улыбается – он явно не одобряет такого подхода, пару раз вытирает ботинки о коврик и входит вслед за Линдой в дом.
p>Он молча оглядывается вокруг, и в глазах его читается восхищение: этот дом излучает невероятное тепло и напоминает ему Северную Африку, куда он ездил в командировку много лет назад.Томмазо чувствует, что это место много повидало на своем веку. Затем он улавливает необычный запах, глубокий и экзотический.
– Santalum album, – произносит он после минутного молчания.
– Но как?.. – не успевает задать вопрос Линда, как Томмазо уже отвечает:
– Белый индийский сандал, верно? Один из моих любимых ароматов.
– Да, я зажигаю его, чтобы очистить воздух, – говорит Линда, указывая на несколько разнокалиберных терракотовых ваз, расставленных полукругом в углу коридора. – К тому же он отгоняет комаров, – добавляет она.
Томмазо прикрывает глаза и вдыхает аромат.
– Напоминает Варанази.
– Ты был там в командировке?
– Нет… – он смотрит в пол, в одну точку, будто пытаясь восстановить что-то в памяти, и продолжает: – Я ездил туда, когда мне было лет восемнадцать, с двумя друзьями. Одно из моих первых путешествий. Может, после этого я и выбрал эту профессию. Вернулся и поступил на факультет политологии. И вот я здесь.
Линда пытается представить себе Томмазо в восемнадцать лет, как вдруг замечает что-то…
– Блин, нет! Только не это! – вскрикивает она и хлопает себя рукой по лбу. – Надо же, опять!
С потолочной балки по белой стене стекает струйка воды, которая уже образовала лужицу на терракотовом полу.
– У меня сломана крыша… не хватает нескольких черепиц, – объясняет она Томмазо, слегка снизив тон. – Когда идет сильный дождь, она начинает протекать.
Томмазо поднимает глаза к балкам и обдумывает эту проблему.
– Что-нибудь можно сделать?
– Да там всю крышу надо перекладывать, – озабоченно отвечает Линда. – Прости, я на минутку, только тряпку принесу, а ты пока располагайся.
Она выскакивает из гостиной, бормоча что-то и ругая строителей.
Томмазо все еще стоит – ему не хочется оставлять мокрые следы на кожаном диване; хотя брюки у него почти высохли, ему не очень комфортно.
Он с интересом осматривает комнату. Мебель от времени уже покрылась патиной, но отлично сочетается с современными аксессуарами, и все это создает оригинальную атмосферу. Вешалка из кованого железа, деревянная коробка, декорированная призматическими штампами, три сдвинутые вместе белые тумбочки, на которых стоит телевизор, мраморная колонна с люстрой из выдувного стекла: эти разностильные вещи, собранные вместе, звучат в унисон, как музыкальная партитура.
Линда возвращается, держа в одной руке тряпку, а в другой – мужскую рубашку нежно-оранжевого цвета, которую она отыскала в дальнем углу шкафа в спальне. Наверное, оставил какой-то ее бойфренд.
Она протягивает ее Томмазо со словами:
– Возьми, она сухая.
Томмазо какое-то время стоит в нерешительности, чувствует, что должен взять ее, в то же время думает, кому она принадлежала.
– Ты очень любезна, Линда, но мне все равно пора, – отвечает Томмазо, но она настаивает:
– Ладно тебе, надень. Все равно твоя еще сырая, ты не можешь так ходить.
– Ну ладно, – соглашается он, хотя и не помнит, чтобы когда-нибудь носил одежду подобного цвета.
Мгновение он колеблется, затем расстегивает свою рубашку и вешает на спинку стула.
Линда стоит и наблюдает за ним, иногда задерживая взгляд: мышцы груди образуют два идеальных полукруга, вокруг пупка параллельные линии пресса. Тело светлое, без волос, соски темно-коричневые и блестящие.
Томмазо думает, что не очень удобно раздеваться перед незнакомой женщиной. Но это переодевание кажется ему каким-то первобытным ритуалом, который он должен размеренно исполнить – что он и делает.
Он берет рубашку, надевает ее (по спине пробегает холодок), медленно застегивает пуговицы, оставляя свободными только две, возле воротничка.
– Ну вот и все.
Он собирается заправить рубашку в брюки, но Линда подходит к нему и инстинктивно, не задумываясь, останавливает, слегка дотронувшись до его руки.
Первый контакт.
– С ума сошел? Ее же навыпуск носят!
Томмазо улыбается, а Линда тут же отходит, берет с комода два бокала и ставит их на столик из эбенового дерева, глядя ему прямо в глаза.
– А тебе идет этот цвет, – говорит она.
– Издеваешься?
– Нет, правда.
Она исчезает в кухне и через мгновение появляется с бутылкой «Просекко ди Валдоббьядене».
– Вижу, ты тоже попутешествовала немало, – говорит Томмазо, указывая на фотоинсталляцию на стене. – Ты побывала во всех этих местах?
– Если бы! – вздыхает Линда, разливая вино по бокалам. – Это просто открытки, мне их прислали. При этих словах глаза у нее загораются. – А теперь выпьем, а то тебе скоро ехать, верно? – она подмигивает, затем берет два бокала и протягивает один Томмазо.
– Спасибо.
– Это тебе спасибо за то, что подвез, – она подносит к его бокалу свой, и раздается тонкий звон хрусталя.
Томмазо делает глоток, не сводя с нее глаз, завороженный естественностью, с которой она двигается и говорит: сочетание живости, иронии и неподдельной грации, вызывающее какое-то странное щемящее чувство. Ладони у него горят.
Внезапно зазвонил телефон, это выводит его из транса.
Томмазо делает глоток, не сводя с нее глаз, завороженный естественностью, с которой она двигается и говорит: сочетание живости, иронии и неподдельной грации, вызывающее какое-то странное щемящее чувство.
Он достает его из кармана брюк и недовольно смотрит на дисплей.
– Надин, – говорит он, но не отвечает на звонок.
– Похоже, десять минут закончились, – Линда разводит руками и неотразимо улыбается.
– Да, пролетели незаметно, – соглашается Томмазо, глядя на наручные часы. – Мне пора бежать.
Он спешно хватает сырую рубашку.
– А с этой что делать? – спрашивает он, указывая на ту, что на нем.
– Оставь себе, она мне не нужна.
– Ну спасибо. Мне было очень приятно, – он протягивает руку и на прощание целует ее в щеку, что ему совсем несвойственно.
– Мне тоже приятно. Пока.
Закрывая дверь, Линда думает, что, наверное, все дело в магии неожиданности. Особенно в такие дни, когда все идет не так.
Глава 5
Воскресенье, воздух пронизан солнцем, и Линде хочется, чтобы этот день никогда не кончался. Они бегут уже километров десять, наслаждаясь теплом и ароматом майского утра. Счастливые и усталые, они еще находят в себе силы, чтобы шутить, улыбаться, подтрунивать друг над другом. Они договорились встретиться в десять, на развилке у Голубого дома, и оттуда побежали через виноградники, до лесной опушки. Давиде пришел без опозданий, в футболке, шортах, кроссовках с датчиками, подключенными к iPhone.
Линда уже ждала его, в коротеньких шортиках и облегающей майке, завязав волосы в высокий хвост. Уж на пробежку-то она никогда не опаздывает.
После того как Линда увидела Давиде на концерте, он звонил ей два раза: в первый раз дежурно поинтересовался, как у нее дела, а во второй – спросил, не хочет ли она побегать вместе.
Разумеется, Линда не заставила себя упрашивать: этот парень ее заинтриговал, и она не прочь пообщаться с ним, особенно после секса в машине.
Она принимает вызов и хочет доказать ему, что хороша не только в постели.
– В конце дороги остановимся и минут пять поделаем растяжку, потом продолжим, – говорит Давиде уверенным голосом личного инструктора.
– Уже устал? – подначивает его Линда, слыша его тяжелое дыхание.
– Вовсе нет… Я это ради тебя говорю, – он легонько хлопает ее по попе: ни дать ни взять барабанщик.
– Ради меня? – удивленно переспрашивает она, но в глубине души радуется, что доказала свое превосходство. – По тому, как ты дышишь, и не скажешь…
– Хочешь, чтобы завтра у тебя разрывались от боли икры? – Давиде пытается выровнять дыхание и делает глубокий вдох. – Послушай, что я говорю: после трех таких спусков и подъемов, какие мы только что пробежали, растяжка не помешает.
– Ну ладно, – сдается Линда, хотя чувствует такой прилив энергии, что пробежала бы еще пару километров.
Они пробегают проселочную дорогу и останавливаются на опушке.
Теперь уже и она дышит прерывисто, хотя и пытается показать Давиде, что еще в норме, но ноги устали. Они расслабляют мышцы, делая прыжки на месте. Давиде слегка расставляет ноги и начинает отжиматься. Затем Линда приступает к растяжке, наклоняясь вперед до тех пор, пока не дотягивается до лодыжек. Она сознательно провоцирует его, хотя и не знает его реакции, но видит, что он не отводит глаз от ее груди, такой упругой, высокой… Почти четвертый размер, который не поддается никаким законам гравитации.
– Теперь парочка упражнений, – наконец говорит Давиде, с трудом отрывая взгляд от ее аппетитной груди.
Он берет себя за правую лодыжку и тянет ногу как можно выше. Линда повторяет за ним, но она рассеяна… ее мысли направлены на соблазнение. Они вместе повторяют упражнение для левой ноги, затем Давиде предлагает ей сесть на мягкую траву.
Они сидят напротив друг друга, как в зеркальном отражении. Линда разводит ноги вслед за Давиде, высоко поднимает руки, вытягивает их по диагонали в направлении правой ноги, потом в центр, потом в сторону левой ноги. Потом последовательность повторяется, и их руки соприкасаются.
И в тот момент, когда она хлопает себя по пяткам, их тела притягиваются.
Она улыбается, а потом со всей силой бьет его кулаком в живот.
Давиде издает что-то вроде животного рычания, чувствует, как воздух выходит из легких, и сгибается пополам.
Пытаясь восстановить дыхание, он растерянно смотрит на нее.
– Ты с ума сошла? Мне же больно!
– Да ладно? – удивляется Линда. – Ты что, такой слабак?
– Ну да, размечталась… так я тебе и сдался! – отвечает Давиде, гордо выпрямляясь, и лицо его принимает обычное выражение.
Через пару секунд они уже улыбаются.
– Неплохо у тебя получилось… – не успел он договорить, как она резко хватает его за руку и увлекает к густым деревьям.
Линда порывисто обнимает его за плечи и целует в губы.
Давиде отвечает на поцелуй, раздвигая ее зубы языком и срывая резинку с ее волос: светлая грива падает ему на глаза, в беспорядке струится по плечам.
Линда увлекает Давиде на землю, на ковер из травы и листьев, лбы стиснуты, ее волосы упали на его лицо, губы слились в поцелуе, языки страстно сплелись.
Она горячо, нетерпеливо изгибается, прижимается к нему всем телом, не давая двигаться.
Давиде пытается поднять голову и заглянуть ей в глаза, но она с силой запрокидывает ее, прижимая к траве. Он реагирует на ее натиск, они переворачиваются, и Давиде оказывается сверху. Она смотрит на него: зрачки расширены, рот приоткрыт, щеки горят. Его нога меж ее ног, возбужденное лицо выдает его беспокойство. «До ближайших домов далеко, – думает он, – и все же они на открытом участке, в разгар воскресного утра, кто-нибудь может их увидеть». Но Линда больше не может ждать, он нужен ей прямо сейчас; ловким движением, будто исполняя какой-то боевой прием, она снова берет над ним верх и прижимается со всей силой.
Она целует его в губы и шею, потом, проводя языком по уху, слегка покусывает мочку. Она стягивает с Давиде майку, развязывает шорты и просовывает руку внутрь.
– Погоди-ка, – говорит он, пытаясь ее остановить, но их тела так близки, что она не желает его слушать, а он бьется, как зверь, загнанный в ловушку.
– Да подожди ты, черт! – Давиде хватает ее за запястье.
Линда останавливается, поднимает голову в недоумении.
– Что такое?
– Ничего, – отстраняясь, отвечает Давиде, опирается на локти и подозрительно оглядывается.
– Ты не хочешь? – спрашивает она, вытаскивая руку из его шорт.
– Хочу, просто…
Он снова озирается, как будто они находятся на вражеской территории, куда вот-вот нагрянут вооруженные войска.
– Прямо так, у всех на виду? А вдруг кто-нибудь придет?
Линда медленно качает головой, ее взгляд гаснет.
– Ну, как хочешь, – говорит она шепотом с напускным равнодушием, вынимая из волос сухую травинку. – Мне все равно.
Она встает, отряхиваясь. Уж она-то знает: иногда надо ослабить хватку. Линда делает вид, что собирается уходить, и Давиде реагирует так, как прописано в учебнике.
– Ну уж нет, Линда, – говорит он, хватая ее за запястья. – Зато мне не все равно.
Он прижимается к ней и горячо целует, его язык завладел ее ртом. Давиде опрокидывает ее на землю и охватывает бедра. Гладит рукой ее волосы, шею, спускается до груди и одним движением срывает с нее шорты и трусики.
Он чувствует себя первобытным человеком в этом взрыве инстинктов и чувств.
Давиде смотрит на Линду, вдыхает аромат ее тела, его дыхание так близко, что движения и чувства сливаются, как магма. Теперь уже она пытается оказать сопротивление, но это всего лишь игра. Все, что ему остается, – это занять место между ее гладкими и крепкими бедрами и погрузиться в их влажное тепло.
Все сомнения, мешавшие ему еще несколько секунд назад, растворились в бурной реке, которая увлекает их, унося все мысли и не давая дышать.
Он чувствует себя первобытным человеком в этом взрыве инстинктов и чувств.
Давиде освобождается от одежды и вытягивается между ног Линды, пронзая эластичную перегородку ее женственности с одержимостью и напором, которые не в силах больше сдерживать.
Она прижимается к нему и ритмично движется вверх и вниз все с нарастающей скоростью, ощущая его в себе. Она хотела бы, чтобы это продолжалось вечность, но наконец эта плотина прорывается, и из самых глубин неконтролируемым потоком вырывается вздох, она вся содрогается, бедра ее сокращаются в судорогах, и они вместе кончают.
Для обоих – никаких обязательств: они отлично знают, что следующего раза не будет, их отношения закончатся на этом поле, все останется здесь, меж этих деревьев. Они не влюблены, и никто не причинит другому боль.
Два тела слились в одно: все смешалось – крики, стоны, соки, излившиеся на землю под деревья, и кажется, будто бы само небо черпает из этого энергию.
– Вот видишь, никто не пришел, – Линда заговорщицки смотрит на него, приподнимая голову.
Давиде понемногу приходит в себя и мечтательно смотрит на нее.
– Я бы не остановился, даже если бы пришел сам Господь Бог.
Линда смеется, потом смотрит на свою правую икру, мышца побаливает.
– Вот черт! – вскрикивает она.
– Что такое?
Линда приподнимает ногу.
– Кажется, жучок какой-то укусил, – спокойно говорит она.
Давиде смотрит на покраснение.
– Пойдем, нужно сразу же что-нибудь приложить.
Он уже собирается встать, но Линда его останавливает.
– Не волнуйся, я привыкла к насекомым.
Она целует его в губы, сжимая все еще твердый член.
Линда готова повторить, и он тоже. Для обоих – никаких обязательств: они отлично знают, что следующего раза не будет, их отношения закончатся на этом поле, все останется здесь, меж этих деревьев. Они не влюблены, и никто не причинит другому боль.
Глава 6
Линда выходит из душа, снимает халат с плеч статуи богини Венеры Кановы из черной смолы, которую она нашла год назад на юге Венето и поставила рядом с умывальником. С тех пор этот предмет стал ее вешалкой.
Она делает глубокий вдох, чувствует, как наполняются легкие, сердце бьется спокойнее.
Комната наполнена густым паром, в котором витают ароматы гималайских эфирных масел – ее лекарства от любых болезней. Во всяком случае, пока.
Утро понедельника, Линда проспала. Но она об этом не думает: уже почти девять, а она даже не торопится. Ей нравится собираться на работу размеренно и спокойно. После отличного отдыха вчера – секс с Давиде, аперитив с друзьями, задушевная беседа с дядей Джорджо и часик за приятным чтением – она полна сил и энергии и готова к началу новой недели. В халате нараспашку она садится на махровый коврик и начинает массировать ступни, смазывая их маслянистой мазью, тщательно проходя между пальцами.
Затем Линда достает из корзины, где хранятся крема для тела, флакончик со смягчающим маслом. Капает несколько капель на ладони, а затем втирает его в ноги, от лодыжек до паха.
Закончив с этой процедурой, опираясь на пятки, она резко встает, берет из ящика полотенце и, запрокинув голову, заматывает волосы в тюрбан. Достает черные шелковые трусики, надевает их и босиком идет из ванной на кухню. Раньше Линда не тратила много времени на уход за телом, но после тридцати она с грустью отметила, что одних спортивных упражнений недостаточно, чтобы оставаться в форме.
Она достает из сушки кофеварку, насыпает немного молотого кофе, наливает воды и ставит на плиту. Затем подключает ноутбук к динамикам и выбирает плейлист «Rock revival». Гостиная наполняется музыкой «Pink Floyd» – она не помнит названия композиции, но ей тут же хочется двигаться ей в такт. Слегка пританцовывая, Линда возвращается на кухню и садится на барный стул, ожидая, пока закипит кофе.
Смотрит из окна на небо: оно безоблачное и синее, как на картинке. Через пару дней надо будет собрать вишню с двух деревьев, растущих перед домом, и отвезти маме – пусть сварит свое вкуснейшее варенье.
Кстати, о маме. Она не разговаривала с родителями уже больше месяца и не помнит, когда в последний раз ездила в их маленький семейный отель «бед-энд-брекфест» в самом сердце Доломитовых Альп… На Рождество? На прошлую Пасху?
Не то чтобы они не ладили. Просто, уйдя на пенсию, родители решили осуществить мечту всей своей жизни – открыть небольшой отельчик в горах. Они стали созваниваться все реже, и наконец число звонков сократилось до необходимых «звонков безопасности», как их назвала ее мама Карла, чтобы заботливая родительница могла убедиться, что ее дочь жива и здорова. А еще мама всегда звонила, чтобы сообщить, что собирается прислать свое знаменитое варенье.
Если бы Линда решила сварить его сама, то даже не знала бы, с чего начать. В конце концов она просто выбросила бы все в мусорное ведро, охваченная яростью как обычно бывает, когда у нее что-то не выходит.
Она снимает полотенце с головы, вытирая еще влажную светлую гриву, и завязывает пояс халата-кимоно, доходящего ей до середины бедра. Она уже собирается убавить огонь на плите, как вдруг замечает, что с проселочной дороги на всех парах вылетает машина, поднимая клубы белой пыли. Это старенький «Мини-купер» бутылочно-зеленого цвета шестидесятого года выпуска. Белая крыша и неповторимый рев мотора, еще способного на подвиги. Этот звук она узнала бы из тысячи, как и нахальное лицо водителя: это же Алессандро!
Линда спрыгивает со стула и выбегает из дома: она просто не может сдержать эмоций. Открывает дверь – и вот он. Только сейчас она понимает, как соскучилась по нему!
Алессандро ворвался неожиданно – как летняя гроза. И она надеется, что он не исчезнет так же быстро. Он решительно выходит из машины и закрывает за собой дверцу, стоит и смотрит на Линду. Со времени их последней встречи он немного похудел и загорел, но стал будто выше и как-то солиднее.
Она просто не может сдержать эмоций. Открывает дверь – и вот он. Только сейчас она понимает, как соскучилась по нему!
Волосы коротко стрижены, без седины, слегка вьются, в лучах утреннего солнца кажется, что они отливают синевой – Линда и забыла, какие они на самом деле. Он отрастил усы, и его черты лица стали немного жестче, обрели свой истинный вид. Густые брови, немного толстая переносица, квадратный подбородок.
Теперь Алессандро не мальчик, а мужчина. А вот глаза не изменились: карие, с легкой желтизной, почти неестественного цвета. Линда больше ни у кого не встречала таких глаз.
На нем белая футболка, на шее потрепанная арафатка. Поверх замшевых ботинок – слегка драные джинсы.
Его одежда потерта с дороги. Он и сам выглядит усталым, но появление Линды бодрит его.
Алессандро улыбается, они идут навстречу друг другу; волосы у нее еще не просохли после душа, она идет босиком по колкому гравию, а потом бежит, повисает у него на шее и обнимает его изо всех сил.
И он в ответ сжимает ее своими сильными и грубыми руками.
– Поверить не могу, что ты приехал, – взволнованно бормочет Линда.
Она ощупывает его – спину, лицо, – словно хочет убедиться, что это правда, и боится, что он сейчас куда-то исчезнет.
– Я тоже, – отвечает Алессандро.
Он осматривается.
– А ты неплохо тут обустроилась. Когда я в последний раз здесь был, на месте этого дома стояли развалины…
Линда берет его за руку и ведет за собой.
– Пока ты странствовал по свету, я тут работала не покладая рук!
Алессандро смеется: уж она-то точно ни капли не изменилась, тот же темперамент, что и в детстве.
– А ты что, только приехал? – спрашивает Линда, заметив у него круги под глазами.
– Сегодня утром в шесть был в Мальпенсе, – Алессандро не может сдержаться и зевает. – Я смертельно устал, целые сутки летел, – объясняет он, все еще осматриваясь. – Как здорово снова вернуться сюда. Я так давно здесь не был!
Он остановился в дверном проеме, расслабляясь после дороги.
– Ну на этот раз ты останешься, хоть ненадолго? Обещай, что не уедешь сразу же, как в прошлый раз!
– Да, я задержусь… Нужно кое-что уладить. А потом – снова в путь.
– Можно узнать, что именно? – спрашивает немного строго Линда.
Алессандро смотрит так, будто не хочет говорить на эту тему. Потом все-таки отвечает:
– У меня возникли кое-какие трудности в Ханое, и я решил немного отдохнуть.
– А ты все тот же идеалист-авантюрист. Нисколько не изменился, – Линда закатывает глаза. – Что ты на этот раз натворил?
– Ну, скажем так, сфотографировал то, что не нужно было фотографировать… – Алессандро стал серьезен. – Работал с одним блогером, пищущим о несовершеннолетних, которых заставляют работать на фабриках. – Он вздыхает: – Его арестовали, а меня, скажем так, полиция попросила скрыться с глаз долой.
Линду пробирает дрожь, но Алессандро, кажется, не слишком обеспокоен.
– Не волнуйся, я так просто не сдамся, – решительно продолжает он.
Она кладет ему руку на плечо.
– Эй, не заставляй меня переживать…
Он проводит по ее лбу, как будто стирая появившуюся морщинку.
– А ну-ка покажи свой потрясающий дом!
Они проходят на кухню.
Кофе убежал, залив конфорку коричневой жижей, а в воздухе неприятно пахнет горелым.
– О боже, какой кошмар! – Линда приподнимает крышку кофеварки и заглядывает внутрь. – Осталось совсем чуть-чуть, но я сделаю еще.
– Мне не надо, – говорит Алессандро, устраиваясь поудобнее на барном стуле и оглядывая комнату. – Мне бы пивка.
– А? – она удивленно смотрит на него.
– Ну не хочу я кофе, у меня и так крыша едет от смены часовых поясов. Я еще живу по азиатскому времени.
– Но у меня в холодильнике нет пива.
– А зря, подружка! Как можно не иметь в доме пива? Ты что, за эти годы без меня совсем ничему не научилась?
– Ну прости… – Линда складывает руки на груди. – Просто сегодня утром я никак не ожидала «Але-приезжаю-когда-хочу», – саркастично продолжает она.
Алессандро неодобрительно качает головой:
– Вот она, старость! – И за эти слова получает подзатыльник.
Потом Линда направляется в чулан и через минуту возвращается на кухню, в руке у нее бутылка «Моретти».
– Вот, из моего личного запаса. Не холодное, но лучше, чем ничего.
Алессандро открывает бутылку и делает большой глоток. Линда пристально смотрит на него, приготовившись слушать.
– Ну давай, рассказывай все по порядку, – торопит она, делая маленький глоток остывшего кофе.
Потом спохватывается.
– Хотя нет, все-все не надо, пять лет – это слишком много. Начни с Ханоя.
Алессандро смотрит на нее, но видно, что мысли его где-то далеко. Потом он начинает говорить.
– Безумный город, – говорит он, делает глоток из бутылки и берет орешек из деревянной мисочки на столе. – Он похож на гигантский муравейник, наполненный людьми и машинами… Самое сложное – перейти дорогу.
Он берет еще орешек.
– Заблудиться – раз плюнуть, чувствуешь себя песчинкой среди тысяч людей. Не поверишь, но это чувство вселяет ощущение свободы.
Читать бесплатно другие книги:
