За все грехи Као Ирэне
После ухода Марчеллы Линда погружается в эйфорическую атмосферу шумной компании. Алессандро рассказывает о последнем репортаже из Вьетнама: все молча слушают, только Валентина уставилась в свой iPad, сосредоточенно листая спортивные сайты.
– Готовишься к завтрашнему выпуску? – спрашивает Линда, видя, что она чем-то взволнована.
– Да. Я в дерьме по самые уши, – отвечает Валентина; зрачки ее расширены. – К нам в студию приходит важный гость, тренер команды Виченцы, и нужно подготовить его презентацию. К тому же надо сделать спецрепортаж с гонок «Джиро д’Италия», а поскольку стажера нет, этот придурок, мой директор Дзанолин, поручил это мне. Представляешь? – продолжает она, не переводя дух. – Именно мне – а я о велосипедах вообще ничего не знаю! И ладно бы еще мальчики были симпатичные – так один страшнее другого! Кошмар! – она шумно выдыхает и нервно проводит рукой по волосам. – Но я ему сказала, этому Дзанолину, что так больше продолжаться не может. Или он найдет мне нормальную ассистентку, или я уйду.
– И куда же ты, интересно, пойдешь? – Линде даже немного смешно.
– В Милан уеду, – отвечает Валентина с какой-то чрезмерной готовностью. – Потому что мне, – и она тычет себя пальцем в грудь, – предлагали место в «Медиасет»! – Она вздыхает. – Зря я бросила Луку.
– Ну уж нет, дорогая, вот это как раз был один из твоих самых правильных поступков, – заявляет Линда. – Он же мерзкий тип.
Валентина делает вид, что не слышит. Глаза ее устремлены вверх, будто она погружена в воспоминания.
– Тогда он еще прыгал из одной программы в другую… зато теперь, черт возьми, он стал директором канала! – она снова поворачивается к Линде. – Я могла бы быть на месте этой кубинки, которая по-итальянски-то еле лопочет.
– Вот именно, – парирует Линда. – Перес туда не разговаривать посадили.
– Ну, я иногда и помолчать могу, если уж на то пошло.
– Сомневаюсь… – Линда качает головой. – Да дело не в этом!
– А в чем?
– Ты сама знаешь, – говорит она, пытаясь вернуть подругу к реальности. – Дело в том, что она сногсшибательно красива, и ее взяли по причине совершенно очевидных физических достоинств…
– И что с того? Я тоже не дурнушка, – Валентина оглядывает свою грудь, с трудом помещающуюся в тесной майке.
Раффаеле нахально вмешивается в разговор:
– Вале, а ты приди как-нибудь ко мне. Я тебе покажу сиськи Перес – у меня в амбулатории остались экземпляры. Вот увидишь, что-нибудь придумаем…
– Фу, ужас! – морщится Валентина. – Даже если бы я умерла, не позволила бы тебе ко мне прикоснуться!
– Ребята, хватит шутить, давайте серьезно, – встревает Карло, который только что обменялся парочкой шуток с одной из своих подружек в WhatsApp. – Сегодня в Йезоло мегавечеринка. Поедим рыбки, а потом затусим в Vanilla Club на целую ночь?
– Я бы пошла, там наверняка будет Спиллер, но не получится, – с напускным равнодушием отвечает Валентина.
– Кто это? Диджей? – хитро спрашивает Линда. – А он хорошенький…
– Ага… – отвечает, подмигнув, Валентина.
– А у меня другие планы, – говорит Алессандро, садясь рядом с Линдой и незаметно ущипнув ее за бочок. Она резко поворачивается и смотрит на него, сначала раздраженно, потом понимает.
– Ах, ну да, вам двоим нужно уединиться, – отвечает Сальво, как-то неестественно хихикая.
На него устремились негодующие взгляды, но потом вся компания снова смотрит на Карло, который рассказывает о девушке, которая достает его по телефону. Только Линда собирается ответить, как вдруг Валентина внезапно встает.
– Ну, я побежала готовить презентации к завтрашнему выпуску. До скорого, ребята.
По тому, как она это говорит, ясно, что у нее совсем другие планы на вечер – наверное, ее уже ждет американский баскетболист, с которым она встречалась на прошлой неделе.
– Ну а вы чем займетесь? – спрашивает Карло Линду и Алессандро.
Те переглядываются, и Линда немного смущенно спрашивает:
– Чем займемся?
Он ловит ее взгляд и поспешно отвечает:
– Не подвезешь меня до дома? Мне завтра вставать в четыре – как раз самый хороший свет, у меня фотосессия с моделью на берегу Пьяве.
– Ну надо же, – откликается Линда без ревности в голосе.
– Круто, Але! – Карло хлопает его по плечу и встает. – И как она?
– Ничего, – Алессандро уклончиво скребет подбородок. – Очень даже ничего, но не для тебя.
– Ну все, пошли отсюда, – Раффаеле тянет Карло за руку. Теперь уже встал и Сальво.
– В Йезоло поедем на моей, я только что заправил свой «Кайен».
– А ты все такой же хвастун, – Линда чмокает Раффаеле в щеку. – Развлекайтесь, ребята!
– Вам тоже не скучать… – слышится в ответ, и троица, хихикая, уходит.
Они подходят к кабриолету, припаркованному, несмотря на запрещающий знак, в переулочке рядом с площадью. Алессандро не терпится сесть за руль: ему нравится машина Линды, к тому же он уже давно ее не водил.
– Ну же, дай мне ключи, – он жестом просит Линду дать ему пройти. – Я поведу.
– Что? – удивляется она. – Даже и не мечтай. Ты уже и забыл, как это делается.
– Ладно тебе, не вредничай, – подначивает он. – Ты что, мне не доверяешь?
– Слушай, со своей «Мини» можешь творить что хочешь, а моя игрушечка – совсем другое дело… К тому же ты так долго был за границей без машины, что, по-моему, отвык…
Алессандро пронзает ее взглядом, не терпящим возражений, и она уже не знает, плакать или смеяться. Он горячий парень, и когда Линда показывает характер, он может и разозлиться.
– Ну ладно. Только не смотри на меня так!
– Я потихоньку, ладно? – смягчается он.
– Держи, – Линда кидает ему ключи. – По-моему, ты уже и не помнишь, как она заводится, – говорит она с ухмылкой.
Алессандро садится за руль, левая нога – на сцеплении. Включает первую передачу, энергично поворачивает ключ зажигания, но машина не заводится.
Он уже начинает злиться.
– Постучи по газу. Я же говорю – моя машина не такая, как все! – в голосе ее слышится раздражение.
– Спокойно, дамочка… – он не любит, когда ему указывают.
– А то что? – подначивает Линда.
– А вот что! – Алессандро тычет ей пальцами в бок, прекрасно зная, как она боится щекотки.
Двигатель наконец заводится.
– Куда бы ты сейчас хотела поехать?
– Не знаю, а ты?
Алессандро внимательно смотрит на Линду.
– В пещеры?
– Давай!
– Лучшее завершение дня.
– Согласна.
Он жмет на газ и трогается в сторону шоссе. Проехав немного по шоссе и еще несколько километров по полям и холмам, они наконец приезжают во Фрегону. Минуя безлюдный центр, кабриолет сворачивает на извилистую дорожку, которая, кажется, ведет на край света.
Проехав каменный мост, Алессандро паркуется на обочине. Выключает двигатель и разминает шею и спину.
Линда выходит из машины, вдыхая теплый ночной воздух, смотрит на небо, абсолютно черное с проблесками звезд, которые прямо на глазах становятся все больше и больше. Она смотрит в ущелье на бурный поток, который несется с каким-то мистическим шумом.
– Здесь всегда так странно, – говорит она вполголоса. – Само это место невероятное, как Гранд-каньон в миниатюре, эти холмы…
Алессандро подходит к ней и берет за руку.
– Давай спустимся к пещерам.
– Ладно. Но только к первой.
– Почему? Испугалась ночной прогулки?
– Конечно, нет, – отвечает она, а про себя думает, что в ее обуви это будет не так легко.
В лучах синего света они спускаются вниз к тропинке прямо у горного потока. Шум воды сливается со звуками земли, перекрывая дуновение ветра, доносящего аромат глины, мха и диких трав. Луна освещает ветви ив, проблескивая сквозь заросли тростника.
Они идут бок о бок. Алессандро расслаблен, ему приятно держать ее за руку – он чувствует вибрацию; к тому же идти так намного легче. Линда испытывает те же чувства, по телу разливается тепло, когда они слишком близко.
Внезапно вырастают огромные скалистые ворота – вход в первую пещеру, образованную тысячелетним движением горных пород. Алессандро и Линда подходят к деревянным перилам над потоком: оттуда видно вторую пещеру, где вода падает вниз с многометровой высоты в огромный котлован.
Алессандро нагибается и поднимает с земли плоский камень, бросает его в воду – тот отскакивает раз десять вниз по течению. Он делал это в детстве и еще не утратил навыка.
Они входят в первую пещеру. Ощущение такое, как будто оказался в центре земли. Гробовая тишина, и все вокруг кажется одновременно пустым и наполненным.
Со скалистого потолка с мелодичным звоном стекают капли воды, а снизу поднимается слабый красный свет, и сталагмиты отбрасывают причудливые тени.
– Присядем тут, – говорит Алессандро.
Линда кивает и садится рядом с ним на плоский камень, похожий на постель между двух колонн из песчаника.
Именно здесь они впервые встретились. Все началось в этом месте. Они оба выбрали своим секретным убежищем пещеры. Линда сбегала от родителей, которые вечно лезли в ее жизнь, а Алессандро делал в пещерах свои первые снимки, которые потом помогли стать ему перфекционистом.
При мысли о том дне, их первом «столкновении», на ее лице появляется улыбка. Именно столкновением это и было – иначе не назовешь. Она лежала на полотенце, листая журнал по дизайну, который дал ей дядя Джорджо, как на нее в буквальном смысле свалился Алессандро. Он делал снимки в пещере, пятился, глядя в объектив камеры «Reflex», и наткнулся на Линду. Она вскрикнула, подняла глаза, их взгляды встретились. Они улыбнулись друг другу и стали болтать.
Она уже видела этого мальчика с красивым лицом и растрепанными кудрявыми волосами: в школе они были в разных компаниях, у него была слава бунтаря (родители его были в разводе и позволяли ему неслыханные вольности); поговаривали даже, что его поймали на воровстве. Потом Линда узнала, что он хотел украсть – конечно, фотоаппарат. Алессандро доверил ей свою тайну, и Линда тогда поняла, что они подружатся.
Ей было пятнадцать, ему – восемнадцать. Между ними возникла необыкновенно сильная привязанность, которая через год сблизила их еще больше.
Линда встречалась с двадцатилетним парнем по имени Роберто. Они страстно целовались и обменивались ласками, которые, как ей казалось, выходили за пределы дозволенного. Она понимала, что скоро дело зайдет дальше, и боялась этого. Линда решила – пусть ее первым мужчиной будет Алессандро и подготовит ее к взрослым отношениям.
Линда решила – пусть ее первым мужчиной будет Алессандро и подготовит ее к взрослым отношениям.
Он решил привести ее в их убежище, в это загадочное место, чтобы показать, что бывает «дальше» после страстных ласк и чего она так боялась. Алессандро все предусмотрел – даже музыку, взяв у друга магнитофон, который они слушали на пляже. Поставил «Guns N’ Roses», включил песню «Don’t Cry» – пещера стала естественным усилителем. Принес в рюкзаке кучу свечей, зажег их, расставив огненным кругом вокруг каменной постели. Звуки, запахи, цвета – все, как сейчас. Было лето, такой необычный вечерок, когда кажется, что все возможно. Линда чувствовала напряжение и дрожала от возбуждения и страха.
Это была любовь. Однако они, увлеченные своими маленькими сражениями, еще не могли признаться себе в этом.
Но она этого хотела. Ее желание было сильным, и она готова раскрыться своим телом, которое только-только расцвело.
– Если я сделаю что-то, чего ты не хочешь, скажи, – шепнул ей Алессандро, усаживая ее к себе на колени. Она кивнула, тихо расслабляясь и забывая обо всем на свете. Алессандро расстегнул джинсы, одновременно покрывая поцелуями ее спину, и решительным движением стянул с нее синюю маечку. Линда свернулась на его мускулистых ногах, как листок. Он не снял с нее трусики, медленно возбуждая ее, лаская пальцем с бесконечной нежностью, будто боясь сломать хрупкий цветок.
Она и не представляла, как далеко он зайдет; внезапно она почувствовала легкое покалывание, будто в нее что-то проникло. Это был всего лишь палец, она не думала, что этого будет достаточно, чтобы разорвать хрупкий барьер между женским началом и тем, что осталось навсегда в прошлом.
Потом Алессандро снял с нее трусики, уложил на покрывало и медленно вошел в нее, уже влажную и возбужденную. Капли, стекающие с потолка, сливались с голосом Эксла Роуза и шумом воды. Все вокруг было пронизано поэзией. Можно думать про них все, что угодно, но это была любовь. Однако они, увлеченные своими маленькими сражениями, еще не могли признаться себе в этом. Для них не было запретов и правил, им было хорошо, их не тревожило, где они окажутся завтра. Та ночь связала их сердца, и с тех пор они всегда стремились друг к другу.
– О чем ты думала? – спрашивает Линду Алессандро, заметив ее отстраненное выражение лица.
Линда пытается подобрать слова, но у нее не выходит: слишком много ощущений, которые она не может передать.
– Так, ни о чем, – наконец отвечает она.
Линда смотрит на него и думает, как хорошо им вместе, в эту бархатную ночь, которая сулит столько всего. С ним хорошо просто молчать, потому что с ним она чувствует себя как дома.
Глава 9
Сбоку от главного входа Томмазо меряет галерею виллы, делая большие шаги. Утро выдалось прекрасное: на небе ни облачка, воздух сухой, теплый и прозрачный, легкий ветерок шелестит по кронам берез и красных буков. Его одежда удивительно вписывается в этот пейзаж: белая рубашка с двумя незастегнутыми верхними пуговицами и закатанными до середины предплечья рукавами; льняные брюки цвета экрю[6], замшевые мокасины. Он элегантно и уверенно шагает, доходя до противоположной стены, поворачивается на каблуках и возвращается обратно.
Движения отражают его суть человека из высшего общества, хозяина мира, с магнетической способностью внушить кому угодно доверие и спокойствие. Однако с тех пор, как он вернулся в Италию и его место в консульстве Абу-Даби занял Фабрицио Стукки, который, по его мнению, совершенно не разбирается в международном праве, Томмазо Белли потерял покой. Его чувство ответственности не может с этим смириться.
Передача мандата – целая проблема. Томмазо уже был в Венето, когда Стукки приступил к исполнению обязанностей, поэтому теоретически он не отвечает за дела нового дипломатического агента. Но его сердце неспокойно, на этот раз Стукки зашел слишком далеко: в результате его действий произошло чудовищное недоразумение с генеральным директором Национального банка Абу-Даби. Томмазо уверен, что через несколько дней все уладится. Но СМИ выставили министерство в таком невыгодном свете, что этот неприятный эпизод может отразиться на его безупречной карьере.
Обуреваемый неприятными мыслями, Томмазо жаждет почувствовать какой-то близкий запах. Инстинктивно он подносит к носу запястье и вдыхает аромат туалетной воды Jubilation XXV от Amouage, которой пользовался сегодня утром: корица и индийская давана, сильный и неповторимый аромат. Его любимый.
Потом он смотрит на сад. Он доволен работой. Это гениально – добавить в центральную клумбу розы Фейри Куин и другие из семейства полиантовых.
Порыв ветра, доносящий ароматы роз, пробудил в нем воспоминание о матери. Она любила ухаживать за цветами в оранжерее, творя чудеса своими маленькими ручками. И только тогда Томмазо видел ее счастливой. При виде роз его сердце сжимается, и он думает о ней, Эрминии, маленькой женщине с сильным характером, но такой нежной и хрупкой – совсем как эти цветы.
Если бы не Эрминия, Томмазо никогда бы не стал таким успешным. Мать всегда была для него примером стойкости и самопожертвования. Его отец мало уделял внимания семье. Он был зациклен на работе и с трудом справлялся с многочисленными любовницами, которые нарушали их семейное спокойствие. Невозможно забыть ее страдания от бесконечных измен мужа.
Дочь обедневших знатных венецианцев, она вышла замуж совсем молодой. У нее была довольно однообразная жизнь жены богатого человека, которой не нужно каждый день ходить на работу. После рождения сына она взяла на себя роль чрезмерно заботливой матери.
Мысли Томмазо возвращаются в тот день, когда мать покинула его навсегда. Ему было восемнадцать, когда она умерла. Тогда он дал себе слово никогда не страдать и не зависеть от кого-либо эмоционально. Для этого у него есть единственное оружие: контроль над своими чувствами. Томмазо всегда избегал конфликтов, которые видел в детстве, и легко превратил свои врожденные дипломатические качества в профессию.
Сигнал iPhone возвращает Томмазо в настоящее: он достает телефон из кармана брюк и проверяет электронную почту. Быстро читает письмо из посольства: похоже, ситуация наладилась. Пока неизвестно, когда будет следующая миссия, но он надеется, что останется в Европе, по которой скучает в дальних странах.
Положив телефон на круглый столик из кованого железа, он сплетает кисти в замок на затылке и делает наклоны в стороны. Выдох – наклон влево, вдох – в центр, выдох – наклон вправо. Симметрия очень важна, так же, как регулярность наклонов и ритм дыхания.
Тогда он дал себе слово никогда не страдать и не зависеть от кого-либо эмоционально. Для этого у него есть единственное оружие: контроль над своими чувствами.
У Томмазо был прирожденный талант улаживать конфликты. И истинной причиной выбора профессии были для него отнюдь не астрономические заработки, а огромное желание влиять на обстоятельства. Любая дисгармония его всегда напрягала. В детстве – сломанная игрушка или беспорядок в комнате, потом – ссоры с женщинами, а сейчас – межгосударственные конфликты.
На четвертом наклоне в сторону он не выдерживает и звонит Юлиусу Шварцу, своему ассистенту по первой миссии в Берлине. Наверняка он знает подробности досадного происшествия в Эмиратах.
Шварц отвечает после пятого гудка.
– Слушаю, синьор Белли, – говорит он так, будто это он ждет новостей, а не наоборот.
– Нет, это я тебя слушаю, Юлиус, – голос Томмазо становится холодным и властным.
У них строгая иерархия с четким распределением ролей.
– Ничего нового, все стабильно.
Несмотря на то что Юлиус живет в Италии с десяти лет, он так и не смог избавиться от баварского акцента, выдающего его происхождение.
– Напротив, – возражает Томмазо. – На мой взгляд, отсутствие развития только усугубляет нестабильность ситуации.
– Я постоянно на связи с Пизан и Педрони, в соответствии с договоренностями, – поспешно уточняет Юлиус. – Ни в прессу, ни в засекреченные каналы ничего не просочилось.
– А что говорит Пизан?
– Что надо ждать и отстаивать свои позиции.
– Так ведь они не отстаивают никаких позиций, – недовольно замечает Томмазо. – Они делают все с точностью до наоборот. Посадить Фабрицио Стукки в военный вертолет и отправить на родину было самой контрпродуктивной и гнусной мерой, почти нарушением закона.
Томмазо испытывает некоторую досаду при мысли, что зависит от такого посредственного человека, как Гильельмо Пизан. Он представляет его во вращающемся кресле с батареей телефонов на столе, забаррикадированным в своем кабинете в Фарнезине, где он высказывает глупые идеи, лишенные дипломатической логики и здравого смысла.
– Это было единственным разумным вариантом, синьор Белли, – спешит успокоить его Юлиус. – Стукки не мог оставаться в Абу-Даби в ожидании бури – если бы она разразилась.
– А она разразится, если ничего не предпринимать.
– Юридическая служба делает все возможное. Как бы то ни было, если позволите высказать свое мнение, вам не стоит волноваться, поскольку вы в этом деле абсолютно не замешаны.
– Ну хорошо, Юлиус, – нервно отвечает Томмазо. – Я с тобой прощаюсь, но ты все равно держи меня в курсе.
– Разумеется. Будет сделано.
Томмазо кладет трубку и видит, как в ворота въезжает Линда. Она выходит из машины и направляется к нему быстрыми шагами. На ней – коротенькое асимметричное платье в крупный белый горох, черные лаковые туфли на низком каблуке; в правой руке – чемоданчик кислотно-зеленого цвета, из которого торчит несколько листов.
Пока она идет, из сумки выпадает несколько листочков. Линда резко нагибается, чтобы подобрать их, и делает это со спортивной ловкостью, не думая о том, что Томмазо не отводит глаз от ее ягодиц. Выпрямившись, уверенно идет с таким видом, будто ее единственное желание – заставить мир улыбаться.
Линда сутками работала над проектом Белли, преодолевая скептицизм Бози, который мешал ей своей критикой. Не говоря уж о коллегах: Аличе с каждым днем становилась все зловреднее, а Людовико вообще перестал с ней разговаривать. Они только и делали, что вставляли ей палки в колеса. Каждый проявил себя в меру своей испорченности.
Но Линда уверена в успехе; ее цель – сделать этот проект в лучшем виде. При подготовке чертежей она постаралась учесть пожелания Томмазо (и в меньшей степени – его подруги Надин). Линда поняла, какой стиль ему близок, и надеется, что чертежи скоро обретут конкретную форму.
Было бы слишком банально сделать виллу просто в классическом стиле. Поставить мебель и предметы интерьера эпохи венецианских патрициев, которые покидали летом свои дворцы на Канале Гранде и перебирались в роскошные особняки на материке. Линда педпочла пойти более сложным путем.
– Добро пожаловать, – Томмазо пожимает ей руку.
– Извини, что опоздала. Давно ждешь?
– Нет, что ты. Я и сам только что приехал.
Он лукавит – не хочет акцентировать на этом внимание.
– Слава богу, – вздыхает Линда. Она всюду опаздывает и знает, как это может взбесить людей.
– Мы можем присесть хоть вон там, в галерее. Погода чудесная, – Томмазо придвигает стул и предлагает ей сесть.
– Конечно.
Линда усаживается, кладет чемоданчик на стол и достает оттуда папку, два каталога и несколько разрозненных листов. Жмурится, словно нежась на солнышке.
– Да, хорошо бы сейчас расслабиться в бассейне… – Томмазо бросает взгляд в сторону заднего двора. – Но нужно еще его доделать.
Она не обращает на него внимания, сосредоточившись на папке, которую он открыл на первой странице.
– Ну-ка, ну-ка, очень интересно, – Томмазо склоняется над столом и перебирает листы. Момент истины: Линда знает, что все решается именно в эти минуты или даже секунды.
Она работала над чертежами день и ночь, вложила в них всю душу, фантазию и смелость. Она довольна результатом, но теперь главное, чтобы был доволен и клиент. Потому что последнее слово всегда за ним.
– Итак, – она немного подкашливает, прочищая горло, – прежде всего хочу сказать, я всегда исхожу из того, что представляет собой помещение и кто в нем будет жить. Но я допускаю нетрадиционные решения и уход от шаблонов. – Она убирает со лба мягкую светлую прядь. – Скажу больше: на нестандартности я и специализируюсь. Казалось бы, несочетающиеся элементы я привожу к гармонии. В проект виллы я решила внести дух современности, не отвергая при этом сложившихся традиций.
– Любопытно, – сдержанно отвечает Томмазо.
Пока Линде довольно и того, что ей удалось привлечь его внимание. Она готова к схватке: в ее словах звучит профессионализм, вызывающий доверие; горящие кошачьи глаза бросают вызов миру.
– Палладианская вилла предполагает классический, но при этом сдержанный стиль, без вычурной позолоты – она тут излишняя. – Линда делает отрепетированную паузу. – В интерьере будут преобладать пастельные тона, с редкими вкраплениями красного и черного.
Она листает папку, открывает чертежи и показывает их Томмазо.
– Просторный и правильно выстроенный холл, здесь – опорная конструкция для венецианской люстры, свисающей до самого пола, – объясняет она, поочередно указывая на предметы пальчиком с накрашенным красным ноготком. – Дневная зона поделена на гостиную и библиотеку. Солидный диванный комплект из кожи, библиотека из редких пород дерева во всю стену, кресло для чтения контрастного цвета, мягкие ковры, гобелены на стенах.
Время от времени она делает паузу и переворачивает страницу.
– Круглый стол в эркере внешне перекликается с зоной бассейна на заднем дворе, а также является связующим элементом кухни. Через огромные кухонные витражи в помещение проникает свет, а глядя наружу, можно наслаждаться окружающим ландшафтом. Рабочая зона кухни с ультрасовременной техникой: холодильником, плитой, посудомоечной машиной; столешница из искусственного камня «Кориан» подобрана в тон интерьеру.
Она все говорит и говорит, будто журчит быстрая река.
– Ночная зона – сочетание минимализма и барокко. Я решила сделать в спальне альков из тонкой кожи, рядом ванная комната с утопленной в пол ванной и гардеробная. В служебных санузлах я предлагаю сочетание мраморной отделки и умывальников в стиле ар-деко и хай-тек. В коридоре – два стенных шкафа в нише и несколько предметов венецианской антикварной мебели восемнадцатого века. Линейные оконные рамы и тонкие, прозрачные шторы. Разумеется, сдержанного белого цвета.
Линда умолкает, глядя ему прямо в глаза.
– И наконец, – она переворачивает последний лист, уверенная в том, что это произведет эффект. – Зимний сад на верхнем этаже. Каркасы из дерева, потолки и панели из стекла. Отличное место, где ты сможешь дать волю своему увлечению ботаникой.
До сих пор Томмазо не проронил ни слова. С непроницаемым видом он слушал ее и листал чертежи. Теперь он берет в руки чертеж зимнего сада и рассматривает его. Линде кажется, будто в его холодных синих глазах блеснула искорка.
– Ну, что скажешь? – не выдерживает она. Молчание Томмазо ее беспокоит.
Он отвечает серьезно:
– Скажу, что именно этого я и хотел. От тебя я другого не ожидал. Проект утвержден. Полностью.
Последнее слово он произносит едва ли не по слогам. Линда на седьмом небе от счастья. Она готова подпрыгнуть и повиснуть у него на шее, но интуиция ей подсказывает, что Томмазо этого не поймет, поэтому она делает над собой нечеловеческое усилие и сдерживается.
– Отлично, – только и произносит она. – Значит, мне удалось тебя поразить.
Он наконец-то улыбается.
– Зимний сад. Идея, конечно, не слишком оригинальная, но мне нравится.
Линда улыбается в ответ: знала, что не зря держала эту карту в рукаве.
– Проект твой. Я скажу своим адвокатам, чтобы завтра же заключили контракт с Бози.
– Мы еще не обсудили бюджет на мебель, полы, свет… – деловито напоминает Линда, указывая на последнюю страницу проекта.
– Неважно. Покажи подробную смету моим сотрудникам. Они утвердят ее без проблем, – отвечает Томмазо.
Вот и очередное подтверждение: деньги волнуют его меньше всего.
– И еще кое-что… – продолжает Линда. Она вынимает из сумки каталог и кладет рядом с проектом. – Я подумала, что дизайн сада можно поручить Джорджо Оттавиани, моему дяде. Он необыкновенный мастер, очень аккуратный и внимательный к деталям, его тут все знают. – Она передает ему каталог. – Здесь ты можешь посмотреть некоторые его работы.
Томмазо листает, останавливаясь на некоторых страницах и довольно улыбаясь.
– Очень оригинально, – замечает он.
Линда сказала бы больше, но думает, что лучше не рисковать.
– Он все делает сам? – спрашивает Томмазо.
– Обычно – да. Когда речь идет о создании уникальных предметов, творить лучше в одиночку. – Вдруг ее будто прорывает: – Нет ничего хуже, когда знаешь свое дело, а кто-то пытается вмешиваться.
Она имеет в виду Гримани, вот уж засела заноза. Томмазо закрывает каталог, кладет его на столик и смотрит на нее с понимающим видом.
– Даю тебе на все карт-бланш, Линда. Прошу только об одном: постарайся уложиться в срок. В остальном я тебе доверяю. Я уже видел тебя в гневе, и мне не хочется, чтобы это повторилось, – говорит он без тени иронии в голосе.
Линда улыбается.
– Все будет сделано в оговоренные сроки, если я руковожу работами. Уж в этом будь уверен.
Томмазо пожимает ей руку, немного крепче, чем раньше.
– Тогда увидимся, – прощается он с ней.
– Увидимся.
Томмазо смотрит, как она идет к машине, размахивая чемоданчиком, как флажком; ну просто ребенок, только что получивший долгожданную игрушку.
Он улыбается и думает, что не ошибся, выбрав этот проект.
Лишь выехав с виллы, Линда по-настоящему осознает, что произошло. Она несется вниз с холма на бешеной скорости, петляет по кукурузным полям. Она смеется и кричит от радости, наконец дав волю своим эмоциям.
– Да, черт побери! Давай-давай-давай! – Она стучит пальцами по рулю кабриолета. – На этот раз сорок штук, и все мне!
Линда включает старенькую магнитолу на полную катушку и подпевает группе Europe – «The Final Countdown», подняв обе руки вверх, и встречный крестьянин, выравнивающий неподалеку кустики помидоров, смотрит на нее, как на инопланетянина. В ответ она нажимает клаксон и кричит:
– Юху-ууу! – размахивая руками, как сумасшедшая. – Сорок шту-уук!
Наконец-то она починит крышу своего Голубого дома и сделает все, что раньше откладывала… может быть, даже съездит на Бали.
Вдруг ей на руку с неба упала капля, небо затянули серые тучи. До дома осталось всего чуть-чуть. Не проехав и километра, Линда останавливается и поднимает верх кабриолета.
В один момент разыгралась адская буря. Но это не испортило Линде настроение. Хотя дома наверняка опять кататрофа: дождь барабанит по крыше и окнам гостиной, вода стекает по стене прямо на пол, ей все нипочем.
Добравшись до Голубого дома, Линда открывает дверь, улыбается и ставит ведро туда, где больше всего течет. Усевшись в кресло, она наблюдает, как стекают капли, издавая противный стук, и думает, что очень скоро, если все пойдет как надо, этот звук она больше не услышит.
После заключения договора для Линды начинается «полоса препятствий». Она бегает по антикварным магазинам, лавкам, ярмаркам, мебельным мастерским в поисках эксклюзивных предметов и материалов. Томмазо не ограничивает ее бюджет, поэтому Линда может купить все что угодно и, наконец, удовлетворить свой эстетический голод.
Больше всего она любит антикварные магазины. Однажды Линда несколько часов бродила по Тривенето, рассматривая бронзовые статуи и бюсты эпохи Возрождения, барочные шкафчики, аугсбургскую бижутерию, мозаику, стекло, венецианские зеркала восемнадцатого века и коллекцию лиможских эмалей. Двадцать тысяч словно испарились, а ведь она купила всего три предмета в библиотеку – люстру из муранского стекла, кресло с шеллаковым покрытием и кушетку в стиле ампир из дерева, покрытого серебряной фольгой. И последний штрих – потрясающая хрустальная ваза, произведение Лалика, за баснословные деньги.
Но это лишь начало. Для обеденной зоны она выбрала люстры и канделябры Baccarat; для гостиной – два кресла Roche Bobois в обивке от Жана-Поля Готье, а также люстру с каркасом из железа, богемским хрусталем, стразами Swarovski и фарфором.
Но главной жемчужиной стала Кали, предмет мебели, от которого Томмазо пришел в восторг. Это многофункциональная вещь, выполненная из испанского кедра: в центральной части – витрина для сигар с хьюмидором, климатизатором Peltier и светодиодной подсветкой. Если открыть дверцу, появляется бар с полочками для бутылок. Но главный сюрприз – в нижней части можно установить сейф. Она была уверена, что Томмазо идея понравится.
В этот проект Линда вкладывает всю свою душу, ищет новые решения, необычные материалы, гармонично сочетает традиции и инновации.
Томмазо взял в проект и Джорджо, и тот уже начал работать над обустройством зимнего сада. Как-то он увидел Надин, она показалась ему восточной богиней в своем элегантном платье смелого покроя. А Джорджо был похож на человека, потерпевшего кораблекрушение, или на беженца: на ногах – кожаные башмаки, расстегнутая клетчатая рубашка обнажает торс, холщовые брюки, недельная щетина и волосы, которые давно нужно подстричь. Он работает пилой, ножовкой, долотом, зубилом и молотком. Почти не использует болты или металлические скобы и даже старается свести к минимуму использование клея. Ему нравится соединять дерево с деревом, используя различные технологии крепления, врезки, зубчатое соединение «ласточкин хвост». Такая работа требует предварительной подготовки и больше времени для изготовления. Когда Джорджо видит мебель, скрепленную болтами или, еще хуже, сбитую гвоздями, ему это кажется издевательством, чуть ли не кощунством. Не говоря о том, какую грусть он испытывает при виде фанеры, ДСП и ПВХ. И дело тут не только в эстетике или функциональности. Джорджо верит, что у каждой деревянной доски есть свой характер и «генетическая память». Нужно понимать древесину, ее неровности, сучки, плотность, цвет, гибкость, запах, чувствовать звук, который она издает при постукивании. Только тогда дерево будет помогать своему мастеру, подскажет формы, подстроится под предмет, которым ему суждено стать. В работе с деревом требуется безграничное уважение к нему. Как бы ему хотелось, чтобы все это понимали.
Однако Надин, похоже, далека от этих высоких материй.
– Добрый день, – приветствует она Джорджо. – Вы, вероятно, плотник?
В ее голосе слышится величественность и властность. Джорджо поворачивается.