Благословение небес Макнот Джудит

— Время, — холодно протянул Ян, — чтобы успеть разобраться с этими документами.

Шагая через холл к парадной двери, Джордан уже не был уверен, видел ли он на самом деле свидетельство того, что Ян еще что-то чувствует.

Элизабет стояла все у того же дерева, к которому приходила каждый день, и смотрела на море. Теперь корабль мог прийти в любое время — тот, который отвезет их на Ямайку, сказал Роберт. Он не мог дождаться часа, когда окажется наконец за пределами Британии, и страшно нервничал. И кто может обвинить его в этом, думала она, медленно подходя к краю обрыва, который резко уходил вниз.

Там, в нескольких сотнях футов, были только песок и камни.

Роберт снял для них комнату в доме мистера и миссис Хоган. Миссис Хоган отлично готовила, Роберт с удовольствием ел и немного поправился. Как и все, кто жил в Хелмшиде, Хоганы были добрыми работящими людьми, а их неугомонные четырехлетние сыновья-близнецы — просто чудом. Элизабет очень нравилась вся семья Хоганов, и она предпочла бы остаться здесь навсегда, спрятавшись ото всех и никому неизвестной.

В отличие от Роберта, она не хотела покидать Британские острова и не боялась быть обнаруженной. Странным образом она нашла здесь некое подобие покоя — она была достаточно близко от Яна и достаточно далеко, чтобы быть уверенной, что никакой его поступок или слово не смогут причинить ей боль.

— Это слишком высокий обрыв, миссис, — сказал мистер Хоган, подходя к ней сзади и хватая за руку своей крепкой мозолистой рукой. — Лучше уйдите отсюда, слышите?

— Я не заметила, что стою так близко к краю, — сказала Элизабет, с удивлением обнаруживая, что мыски ее туфель висят над обрывом.

— Идите домой и отдохните. Ваш муж рассказал нам, как нелегко вам пришлось, и объяснил, что вам нельзя волноваться.

Открытие, что Роберт мог поделиться с кем-то их проблемами, тем более с Хоганами, которые знали, что они ожидают корабль, отправляющийся в Америку или на Ямайку, или в какое-нибудь другое подходящее место, заставило Элизабет очнуться от болезненного отупения настолько, что она спросила:

— А что Роб… мой муж рассказал вам обо мне?

— Он объяснил, что вам нельзя ни слышать, ни видеть ничего такого, что могло бы вас взволновать.

— Что бы мне хотелось увидеть, — сказала Элизабет, поднимаясь на крыльцо их дома и вдыхая запах пекущегося хлеба, — так это газету!

— Ваш муж особенно предупреждал о газетах, — сказал мистер Хоган.

— Вряд ли я смогу найти здесь газету, — устало ответила Элизабет, отвечая рассеянной улыбкой на приветствие одного из близнецов, который подбежал к ней и обвил руками ее колени. — Хотя мне трудно поверить, что где-нибудь в Англии есть место, куда хотя бы изредка не доходит пресса.

— Да вам и не захочется читать всю эту чепуху. Вечно одно и то же — убийства, тяжкие телесные повреждения, политика, танцы.

Когда Элизабет изолированно жила в Хэвенхёрсте, она действительно редко читала газеты, потому что они заставляли ее острее почувствовать свою отторгнутость от светской жизни. Однако сейчас ей хотелось знать, пишут ли что — нибудь об ее исчезновении и какие выводы из него делают. Она допускала, что

Хоганы могут и не уметь читать, это само по себе не было необычным, но ей казалось весьма странным, что он не может назвать никого из местных, у кого могла бы найтись хотя бы старая газета.

— Мне действительно очень нужна газета! — сказала Элизабет с большей страстностью, чем хотела, и малыш отпустил ее ноги. — Могу я вам чем-нибудь помочь, миссис Хоган? — спросила она, чтобы стереть впечатление от своего восклицания по поводу газеты. Миссис Хоган находилась на седьмом месяце беременности, но была неизменно при деле и неизменно весела.

— Нисколечко, миссис Роберте. Вы лучше садитесь за стол и отдохните, как следует, а я принесу вам чашечку чайку.

— Мне нужна газета, а не чай, — пробормотала про себя Элизабет.

— Тимми! — шикнула на сына миссис Хоган. — Убери это отсюда сию же минуту, слышишь! Тимми, — предупредила она, но жизнерадостный мальчишка по обыкновению не обратил на ее грозный тон никакого внимания. Он подергал Элизабет за юбку, но его отец вдруг налетел на него, как ястреб, и вырвал из его ручонок что-то большое и легкое.

— Это для леди! — закричал малыш, забираясь к ней на колени. — Я принес это для леди!

От удивления Элизабет чуть не уронила ребенка на пол.

— Это газета! — вскричала она, метнув обвиняющий взгляд! на мистера

Хогана, потом на миссис Хоган. Супруги не привыкли лгать, и их загорелые щеки покрылись румянцем стыда. — Мистер Хоган, пожалуйста, дайте мне ее посмотреть.

— Вы очень разволновались, как и говорил ваш муж. Он сказал, что вы можете разнервничаться, если увидите газету.

— Я разнервничалась из-за того, что вы не даете мне ее посмотреть, — как можно вежливее и терпеливее сказала Элизабет.

— Она старая, — противился мистер Хоган. — Ей больше Трех недель.

Как ни странно, но эта дурацкая ссора из-за какой-то несчастной газеты впервые за прошедшие недели пробудила у Элизабет настоящие чувства. Отказ дать ей газету неожиданно рассердил ее, однако, когда она вспомнила предшествующие этому уговоры отдохнуть и не волноваться, ей стало немного не по себе.

— Я нисколько не разволновалась, — с натянутой улыбкой сказала Элизабет, обращаясь к миссис Хоган, за которой в этом доме оставалось решающее слово. -

Мне просто хотелось почитать о модах в этом сезоне.

— В этом сезоне носят голубое, — ответила миссис Хоган, улыбаясь ей и покачиванием головы давая мужу понять, чтобы тот не давал Элизабет газету. -

Так что теперь вы знаете. Ведь правда, голубой — красивый цвет?

— Так вы умеете читать? — сказала Элизабет, с трудом удерживаясь от желания вырвать газету у мистера Хогана, хотя в случае неудачных переговоров была решительно настроена пойти даже на это.

— Мама умеет читать, — подтвердил один из близнецов, улыбаясь ей.

— Мистер и миссис Хоган, — спокойным ясным голосом сказала Элизабет, — я могу чересчур разнервничаться, если вы не дадите мне посмотреть газету. И кстати, в крайнем случае я пойду по домам, и у кого-нибудь да найду газету или найду человека" который читал ее и сможет мне рассказать, что в ней написано.

Она говорила сухим тоном, каким выговаривает мать детям, которые своими шалостями действуют ей на нервы, и на миссис Хоган это подействовало.

— Вряд ли это что-нибудь даст вам, — сказала она. — Насколько я знаю, в деревне есть только одна газета, и в этот раз моя очередь ее читать. Мистеру

Уиллису дал ее на прошлой неделе капитан проходившего судна.

— Так я могу ее взять? — настаивала Элизабет, рука ее уже потянулась, чтобы схватить газету, но она подавила этот порыв, представив себе картину — мистер Хоган держит газету в высоко поднятом кулаке, а она бегает вокруг него, пытаясь ее достать.

— В общем-то я тоже люблю читать про моду и всякое такое, поэтому мне непонятно, как это может вам повредить. Но ваш муж очень настаивал на том, что вам не следует…

— Мой муж, — со значением сказала Элизабет, — мне не указчик.

— Мне это напоминает тебя, Роза, — усмехнулся мистер Хоган. — Ты также встаешь на дыбы, когда я пытаюсь тебе указывать.

— Дай ей газету, Джон, — устав от этого спора, улыбнулась Роза.

— Полагаю, я могу унести ее в свою комнату и спокойно почитать? — сказала

Элизабет, когда ее пальцы наконец вцепились в газету. По тому, как они смотрели на нее, когда она шла в свою комнату, Элизабет поняла, что Роберт, должно быть, нечаянно дал им повод думать, что она сбежала из сумасшедшего дома. Сев на узкую жесткую кровать, Элизабет развернула газету.

МАРКИЗ КЕНСИНГТОНСКИИ ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ СВОЕЙ ЖЕНЫ И ЕЕ БРАТА. ПАЛАТА ЛОРДОВ ЗАСЛУШИВАЕТ СВИДЕТЕЛЕЙ. ОЖИДАЕТСЯ ВЫНЕСЕНИЕ ПРИГОВОРА ПО ОБОИМ ОБВИНЕНИЯМ СРАЗУ.

Истерический крик застрял у нее в горле, она упала на колени, уставившись застывшим взглядом в газету.

— Нет, — сказала Элизабет, качая головой. — Нет! — громче повторила она. -

Нет! — Перед ее глазами мелькали слова, тысячи ужасных слов, нагромождение лжи и немыслимых инсинуаций — они стучали у нее в голове, и она перечитывала их снова и снова, пытаясь вникнуть в их смысл и обессилевая от обуревавших ее чувств. Прочитав газету три раза подряд, Элизабет наконец начала улавливать смысл написанного. Ее затрясло, как в лихорадке, дыхание стало тяжелым, как у загнанного животного, когда до нее дошло, что в случае вынесения обвинительного приговора Яну грозит повешение. В последующие пять минут она заставила себя перейти от истерической паники к логическому размышлению и начала стремительно перебирать в уме варианты своего дальнейшего поведения. Что бы ни сделал Ян с Робертом, он не убил его, и тем более не убил ее. В газете были изложены показания свидетелей, доказывающие, что Роберт дважды пытался убить Яна, но в данный момент все это не остановило внимания Элизабет. Единственное, что она сейчас понимала, слушание дела должно было начаться восемнадцатого, то есть три дня назад, Яна скорее всего повесят, и ближайший путь в Лондон лежит по воде — во всяком случае, значительная его часть.

Элизабет бросила газету, выбежала из комнаты и влетела в небольшую гостиную.

— Мистер и миссис Хоган, — начала она, стараясь не забывать, что они считают ее немного неуравновешенной, — в газете есть новости — очень печальные, — которые касаются меня. Мне нужно как можно быстрее вернуться в Лондон.

— Ну-ну, успокойтесь, миссис, — мягко, но твердо сказал мистер Хоган. — Вы же знаете, что вам не следовало читать газету. Как и говорил ваш муж, вы совсем расстроились из-за нее.

— Моего мужа судят за убийство, — в отчаянии попыталась объяснить Элизабет.

— Ваш муж сейчас в порту — ищет корабль, который направляется в английские колонии.

— Нет, это мой брат.

— Час назад он еще был вашим мужем, — напомнил ей мистер Хоган.

— Он никогда не был моим мужем, он всегда был моим братом, — упиралась

Элизабет. — Мой муж — мой настоящий муж — обвиняется в убийстве, и слушание дела уже началось. Его обвиняют в том, что он убил меня.

— Миссис, — мягко сказал он. — Вы же живы.

— О Боже! — низким голосом сказала выведенная из себя Элизабет. Она откинула со лба волосы и стала думать, как убедить мистера Хогана отвезти ее на берег. Она повернулась к миссис Хоган, которая штопала рубашку сына, кидая на Элизабет озабоченные взгляды.

— Миссис Хоган? — Элизабет подошла к ней и взяла ее руки в свои, вынуждая посмотреть на себя, потом спокойным и очень убедительным голосом начала излагать свое дело: — Миссис Хоган, я не сумасшедшая, но у меня большая беда. Я вам сейчас все объясню. Вы, наверное, заметили, что я не очень-то счастлива?

— Да, мы заметили это, моя дорогая.

— Вы читали в газете о леди Торнтон?

— Все до последнего словечка, хотя я читаю медленно и ничего не понимаю из этой судейской белиберды.

— Миссис Хоган, я леди Торнтон. Нет, не смотрите на своего мужа, смотрите на меня. Смотрите мне в лицо. Я взволнована и напугана, но неужели я кажусь вам действительно сумасшедшей?

— Н-не… не знаю.

— Все то время, что я нахожусь здесь, я хоть раз сказала или сделала что — нибудь, что могло бы навести вас на мысль о моем безумии? Или вы просто сказали бы, что я очень несчастна и немного напугана?

— Я бы не сказала, что вы… — она заколебалась, и в эти секунды к ней пришло то понимание, которое возникает между женщинами, когда одна обращается к другой за помощью, — я не думаю, что вы сумасшедшая.

— Спасибо, — с чувством сказала Элизабет, благодарно сжав ее руки, и продолжила: — Теперь, когда мы покончили с этим, мне нужно найти способ доказать вам, кто я такая, кто такие мы с Робертом. В газете, — Элизабет попыталась отбросить все лишнее, чтобы как можно короче изложить суть и найти какое-нибудь доказательство, удостоверяющее ее личность, — в газете говорилось, что маркиз Кенсингтонский предположительно убил свою жену, леди Элизабет Торнтон, и ее брата — Роберта Кэмерона. Вы помните? Миссис Хоган кивнула.

— Но эти имена можно встретить на каждом шагу, — возразила она.

— Нет, подождите, — волнуясь, остановила ее Элизабет. — Я сейчас придумаю другое доказательство. Подождите, я сейчас найду его. Идемте! — Она почти силой стащила бедную женщину с кресла и поволокла ее в спальню, где стояли две узкие кровати, на которых спали они с Робертом. Мистер Хоган встал в дверях, чтобы тоже посмотреть. Элизабет вытащила из-под подушки ридикюль и раскрыла его. -

Посмотрите, сколько у меня денег. Здесь гораздо больше, чем может быть у таких обыкновенных людей, как мы с Робертом — у тех, за кого вы нас принимаете, ведь так?

— Не знаю, что и сказать.

— Конечно, не знаете, — сказала Элизабет, понимая, что теряет доверие миссис Хоган. — Подождите, я знаю! — Элизабет подбежала к кровати и ткнула пальцем в газету. — Прочитайте, здесь говорится, как я была одета в день своего исчезновения.

— Мне не нужно читать, я и так помню — зеленом, зеленое платье с черной отделкой. Или, возможно, коричневая юбка и кремовый жакет…

— Или, — победоносно закончила Элизабет, открывая чемодан, в котором лежали те немногие вещи, что она захватила с собой, — серый дорожный костюм, правильно?

Миссис Хоган кивнула, и Элизабет вывалила содержимое чемодана на кровать.

По лицу женщины она поняла, что та поверила ей, и надеялась, что заставила поверить и ее мужа.

Повернувшись к мистеру Хогану, она быстро заговорила.

— Мне нужно немедленно ехать в Лондон, и на корабле это будет гораздо быстрее.

— На следующей неделе должен быть корабль, который идет в…

— Мистер Хоган, я не могу ждать. Суд начался три дня назад. В газете написано, что против моего мужа имеется достаточно доказательств, чтобы повесить его.

— Но вы же живы! — раздраженно воскликнул мистер Хоган.

— Вот именно. Поэтому-то мне необходимо добраться туда и доказать им это.

И я не могу дожидаться, пока в гавань зайдет какой-нибудь корабль. Я дам вам все, что вы ни попросите, если вы доставите меня в Тилбери на своей лодке. Там уже хорошие дороги, и оставшуюся часть пути я смогу проехать в экипаже.

— Ну, не знаю, миссис. Я бы рад вам помочь, но сейчас начался самый лов, и… — Он увидел ее обезумевший от тревоги взгляд, беспомощно посмотрел на жену и, пожав плечами, развел руками. Миссис Хоган после некоторого колебания кивнула:

— Отвези ее, Джон.

Стиснув ее в объятиях, Элизабет растроганно сказала:

— Спасибо вам, вам обоим. Мистер Хоган, сколько вы зарабатываете за неделю отличного лова?

Он назвал цифру, и Элизабет извлекла из ридикюля несколько банкнот.

Пересчитав их, она вложила деньги ему в ладонь и свела его пальцы в кулак.

— Здесь в пять раз больше, — сказала она. Первый раз в жизни Элизабет

Кэмерон Торнтон заплатила больше, чем требовалось. — Мы должны отплыть сегодня!

— Конечно, мы могли бы отплыть сегодня, но я не думаю, что стоит отправляться на ночь глядя.

— Я не могу терять ни секунды. — Элизабет отбросила ужасное предположение, что и так уже может быть слишком поздно.

— Что здесь происходит? — раздался голос Роберта, и в дверях появился он сам, удивленно оглядывая разбросанные по кровати вещи Элизабет. Затем его взгляд остановился на газете, и глаза его сузились от злости. — Я же говорил вам… — начал он, в бешенств оборачиваясь к Хоганам.

— Роберт, нам нужно поговорить, — перебила его Элизабет. — Наедине. — Джон, — сказала миссис Хоган, — я думаю, нам нужно пойти прогуляться.

Только сейчас Элизабет вдруг подумала, что Роберт прятал от нее газету нарочно — потому что знал, что в ней написано Предположение, что он мог знать и не сказать ей об этом, казалось таким же страшным, как и то, что Ян уже, возможно, казнят за убийство.

— Почему? — с внезапно вспыхнувшим гневом начала Элизабет.

— Что почему? — резко ответил Роберт.

— Почему ты не сказал мне о том, что написано в газете?

— Не хотелось тебя расстраивать.

— Что? — закричала она, но тут же поняла, что у нее нет времени на обсуждение деталей. — Мы должны вернуться.

— Вернуться? — саркастически улыбнулся он. — Я не собираюсь возвращаться.

Ему грозит повешение за то, что он убил меня. Надеюсь, что так и случится. Этот подонок стоит того!

— Но за мое убийство его по крайней мере не повесят, — сказала она, закидывая в чемодан свои вещи.

— Боюсь, что повесят, Элизабет.

Эта внезапная мягкость тона, это полное безразличие вдруг обдали Элизабет ледяным холодом, и в душе ее начало зарождаться ужасное подозрение.

— Если бы я оставила записку, как собиралась, — начала она, — ничего бы этого не случилось. Ян показал бы записку… — Она вдруг умолкла, пораженная новой мыслью: в газете было написано, что, по показаниям свидетелей, Роберт дважды пытался убить Яна, а не наоборот. И если Роберт солгал в этом, то он мог… тогда и все остальное сказанное им — ложь. Уже знакомая боль предательства сдавила ей грудь, отнимая силы, только на этот раз ее предал Роберт, а не Ян. Ян никогда ее не предавал.

— Все это грязная ложь, верно? — с холодным спокойствием спросила Элизабет, сдерживая готовые выплеснуться чувства.

— Он разрушил мою жизнь, — прошипел Роберт, испепеляя ее гневным взглядом, словно это она была предательницей. — И не все из этого ложь. Он действительно посадил меня на свое судно, но в Сан-Делора я сбежал.

Элизабет прерывисто вздохнула.

— А твоя спина? Как это произошло?

— У меня не было денег, черт тебя возьми, — у меня не было ничего, кроме той одежды, в которой я бежал. Я продал себя в рабство, чтобы добраться до Америки, и это, — закричал он, — это свидетельство того, как мой хозяин обращался с рабами, которые воро… которые работали недостаточно быстро.

— Ты хотел сказать «воровали»?! — тоже закричала она, дрожа от ярости. — Не лги мне, хватит. А шахты, шахты, о которых ты говорил, — черные подземные тоннели?

— Я работал в шахте несколько месяцев, — оскалился Роберт, угрожающе надвигаясь на нее.

Элизабет схватилась за ридикюль и отступила назад, но он вцепился ей в плечи и резко встряхнул.

— Я видел страшные вещи, я сам совершал немыслимые поступки — и все это произошло только потому, что я попытался вступиться за твою честь, а ты тем временем, пока я варился в аду, вела себя как последняя шлюха с этим сукиным сыном!

Элизабет попыталась вывернуться, но не смогла. Внезапно ей стало страшно.

— Когда же я наконец вернулся, то узнал из газет, как чудесно жила моя маленькая сестренка, посещая светские рауты, пока я гнил на плантациях сахарного тростника…

— Твоя маленькая сестренка, — воскликнула Элизабет, — продала все, что только можно, чтобы расплатиться с твоими долгами, черт тебя подери! И если бы ты высунул нос до того, как я распродала все, что было в Хэвенхёрсте, то тут же угодил бы в долговую тюрьму! — Ее начала охватывать паника. — Роберт, пожалуйста, — заговорила она, сглатывая слезы и вглядываясь ищущим взглядом в его безжалостное лицо. — Пожалуйста. Ты же мой брат. И частично то, что ты говоришь, — правда. Потому что я действительно в какой-то степени явилась причиной того, что случилось с тобой. Я, а не Ян. Если бы он и в самом деле был жестоким человеком, то обошелся бы с тобой гораздо хуже. Он мог бы сдать тебя властям. Большинство людей так и поступили бы на его месте, и тогда ты провел бы остаток жизни за решеткой.

Роберт еще крепче сдавил ее плечи и упрямо выдвинул вперед подбородок.

Элизабет больше не могла сдерживать слезы, как не могла ненавидеть Роберта за то, что тот хотел сделать с Яном. Она приложила руку к его впалой щеке, глядя на него глазами, полными слез.

— Роберт, — с болью в голосе проговорила она, — я люблю тебя. Думаю, и ты меня любишь. И если ты собираешься удержать меня здесь силой, боюсь, что для этого тебе придется убить меня.

Он отпихнул ее, словно прикосновение к ее коже жгло ему руки, и Элизабет опустилась на кровать, все еще сжимая в руках раскрытый ридикюль. С горечью в сердце от осознания пережитых им страданий Элизабет смотрела, как он мечется по комнате, словно загнанный, зверь. Потом выложила деньги на кровать и отсчитала себе столько, сколько было необходимо на дорогу.

— Бобби, — тихо позвала она. Его плечи напряглись, когда он услышал свое уменьшительное имя, которым она называла его в детстве. — Подойди сюда, пожалуйста.

Элизабет видела, как он борется с собой, продолжая метаться по комнате, потом он вдруг стремительно подошел к кровати и встал перед ней.

— Здесь — целое состояние, — сказала она все тем же печальным мягким голосом. — Эти деньги — твои. Возьми их и поезжай, куда хочешь, Бобби. — Она дотронулась до его рукава и прошептала, вглядываясь в его лицо. — Все позади. Мщения больше не будет. Возьми эти деньги и садись на первый же корабль.

Он хотел что-то сказать, но она быстро замотала головой.

— Только не говори мне, куда поедешь, если ты собирался сказать именно это. Меня будут спрашивать о тебе, и если ты будешь знать, что мне неизвестно, где ты находишься, ты будешь чувствовать себя в безопасности — и от меня, и от Яна, и от английских законов.

Она видела, как он сглатывает слезы, уставившись несчастными глазами на деньги, лежащие на кровати. В голове у нее вдруг прояснилось, мысль четко заработала.

— Через полгода, — продолжила она уже быстрее, — я внесу дополнительную сумму в любой банк, который ты мне назовешь. Дай объявление в «Таймс» для Элизабет… Дункан, — быстро придумала она, — и я положу деньги на имя, которое ты укажешь в объявлении.

Он не двигался, и она крепче сжала свой ридикюль.

— Бобби, нужно решать сейчас. У нас слишком мало времени. С минуту Роберт не мог говорить, потом вздохнул, и черты его лица разгладились.

— У тебя всегда было самое нежное сердце в мире, — сказал он кротким голосом, с любовью глядя в ее прекрасное лицо. Затем, не говоря ни слова, взял чемодан, побросал туда свои вещи и сгреб с кровати деньги.

Элизабет сморгнула слезы.

— Не забудь, — охрипшим голосом прошептала она, — Элизабет Дункан.

У двери он задержался и оглянулся на нее.

— Этого достаточно. — Одно долгое мгновение брат и сестра смотрели друг на друга, зная, что видятся в последний раз, потом его губы дрогнули в горькой улыбке. — До свидания, Бесс.

Элизабет видела, как он прошел мимо окна и начал спускаться по тропинке, ведущей к морю, и только тогда она позволила себе расслабиться. Она упала на кровать, и слезы ручьями покатились по ее бледным щекам, и слезы горечи смешивались со слезами облегчения, но плакала она только о нем — не о себе.

Потому что в ее ридикюле был пистолет.

С той минуты, как Элизабет поняла, что Роберт может не отпустить ее, она была готова направить на него пистолет.