Штамм. Начало дель Торо Гильермо
Они спустились по заднему трапу и прошли в ту часть ангара, где сложили весь груз рейса 753. Там как раз открывали и осматривали тележки, на которых по салонам развозили еду. Эф и Нора оглядели кучи чемоданов, сумки с клюшками для гольфа, каяк.
Черный деревянный ящик исчез. Место, где он раньше стоял, на краю брезента, пустовало.
– Кто-то, должно быть, передвинул его. – Эф отошел на несколько шагов, оглядывая ангар. – Он где-нибудь неподалеку.
Нора сверкнула глазами:
– Они ведь только начали осматривать багаж. Никто еще ничего не забирал.
– Одну вещь тем не менее забрали.
– Это же охраняемая территория, Эф. А размеры? Два с половиной метра на полтора на метр. И вес килограммов двести. Тут работка на четверых.
– Именно. Значит, кто-то знает, где он.
Они направились к дежурному офицеру, который занимал пост у дверей ангара, – у него должны быть все необходимые записи. Молодой военный сверился с табелем имущества, с журналом, где отмечались все приходы и уходы людей, все вносимые и выносимые предметы.
– Здесь ничего не отмечено.
Эф почувствовал нарастающее возмущение Норы и спросил, не дав ей заговорить:
– Как давно вы здесь? Я имею в виду, когда вы заступили на пост?
– В двенадцать, сэр.
– И не отлучались на перерыв? Даже во время затмения?
– Я все время стоял вон там. – Офицер указал на место в нескольких метрах от ворот. – Мимо меня никто не проходил.
Эф повернулся к Норе.
– Что здесь происходит, черт побери? – воскликнула она, сверля взглядом дежурного офицера. – Кто еще мог видеть этот большой здоровенный гроб?
Сочетание «большой здоровенный» позабавило Эфа, но при слове «гроб» он нахмурился.
Гудвезер оглядел ангар, скользнул взглядом по камерам наблюдения, установленным на стропильных балках, и указал на них Норе.
– Если кто и видел, так это они, – произнес Эф.
Эф, Нора и дежурный офицер поднялись по узкой стальной лестнице в комнату наблюдения, откуда открывался вид на весь ангар. Внизу механики снимали с «боинга» носовой обтекатель, чтобы добраться до внутренностей самолета.
В ангаре постоянно работали четыре камеры. Одна была нацелена на дверь, за которой пряталась лестница, ведущая к офисным помещениям; вторая – на дверь самого ангара; третья, также укрепленная на стропильной балке, – на нее и указал ранее Эф – давала общий план ангара, а четвертая была установлена в той самой комнате, где они сейчас находились. Все картинки выводились на один экран, разделенный на четыре сегмента.
– Зачем нужна камера в этой комнате? – спросил Эф старшего техника.
Тот пожал плечами:
– Наверно, затем, что здесь хранят денежки.
Техник уселся в свое видавшее виды кресло – подлокотники, истертые до белизны, были клеены-переклеены изоляционной лентой. Нажав несколько клавиш, техник вывел камеру общего плана в полноэкранный режим и прокрутил запись назад. Видеомагнитофон был цифровой, но устаревшей модели, поэтому при прокрутке разобрать что-либо на экране не получалось.
Техник остановил запись. На экране ящик лежал именно на том месте, куда его поместили при выгрузке, – на краю площадки, отведенной под багаж рейса 753.
– Вот он, – указал Эф.
– Точно, – кивнул дежурный офицер. – Теперь давайте посмотрим, куда он подевался.
Техник нажал клавишу. Запись прокручивалась вперед с меньшей скоростью, чем при прокрутке назад, но все же довольно быстро. Свет в ангаре во время полного затмения потускнел, а когда вновь стало светло, ящика и след простыл.
– Стоп, стоп! – воскликнул Эф. – Давайте назад.
Техник прокрутил запись назад, потом снова пустил, снизив скорость.
В ангаре потемнело, и ящик тут же исчез.
– Ни хрена себе… – Техник остановил запись.
– Чуть назад, – попросил Эф.
Техник так и сделал, а потом еще раз пустил запись, на этот раз в нормальном режиме.
В ангаре стемнело, его освещали только лампы. Ящик стоял на месте. А потом исчез.
– Ух ты! – вырвалось у дежурного офицера.
Техник остановил запись. Он тоже был сбит с толку.
– В записи разрыв, – предположил Эф. – Кусок вырезали.
– Нет никакого разрыва, – возразил техник. – Вы же видели временной код.
– Прокрутите назад. Еще чуток… хорошо… а теперь вперед.
Техник пустил запись заново.
И ящик опять исчез.
– Ну прям Гудини, – пробормотал техник.
Эф посмотрел на Нору.
– Он не просто так исчез, – заметил дежурный офицер и указал на багаж, находившийся рядом. – Все остальное лежит как лежало. Ничто даже не шевельнулось.
– Еще раз назад, – попросил Эф. – Пожалуйста.
Техник снова пустил запись. И ящик снова исчез.
– Подождите, – сказал Эф, что-то заметив на экране. – Давайте опять… только медленнее.
Техник сделал, как ему велели.
– Вот, – удовлетворенно прокомментировал Эф.
– Господи! – воскликнул техник. Он едва не выпрыгнул из своего скрипучего кресла. – Я видел!
– Видели что? – дуэтом спросили Нора и дежурный офицер.
Техник уже все понял, он прокручивал запись назад кадр за кадром.
– Сейчас… – придержал их Эф. – Сейчас…
Техник замер, держа руку над клавишей, – точь-в-точь участник игрового шоу, готовый ударить по кнопке, как только прозвучит вопрос.
– Вот! – выкрикнул Эф.
Ящик опять исчез. Нора наклонилась к экрану:
– Где?
Эф указал на край монитора:
– Посмотри сюда.
Справа, у самой кромки изображения, чернело смазанное пятно:
– Что-то пролетело мимо камеры, – сказал Эф.
– Где, под крышей? – спросила Нора. – Может, птица?
– Чертовски большая птица. – Эф покачал головой.
Дежурный офицер, наклонившись, всмотрелся в пятно.
– Глюк какой-то. Или тень.
– Допустим, – согласился Эф. – Но тень чего?
Офицер выпрямился.
– Можете опять показать кадр за кадром? – попросил он техника.
Техник попробовал. Ящик исчез с пола… практически одновременно с появлением пятна.
– Лучше на этой машине не получится.
Дежурный офицер еще раз всмотрелся в экран.
– Какая-то случайность, – объявил он. – Ничто не способно перемещаться с такой скоростью.
– Можете увеличить изображение? – спросил Эф.
Техник закатил глаза:
– Эй, здесь все-таки не «Место преступления: Майами». Обычное видеонаблюдение, обычные камеры-хренамеры.
– Итак, мы знаем, что он просто исчез. – Нора повернулась к Эфу. – Но почему? И каким образом?
Эф провел рукой по затылку и шее:
– Земля в ящике… должно быть, в комнате отдыха экипажа мы нашли такую же. А это означает…
– Мы что, сочиняем теорию таинственного проникновения в комнату отдыха из грузового отсека? – спросила Нора.
Гудвезер вспомнил ощущение, возникшее, когда он стоял в кабине с мертвыми пилотами… непосредственно перед тем, как обнаружилось, что Редферн жив. Он тогда почувствовал чье-то присутствие. Как будто рядом кто-то был.
Эф отвел Нору в сторону:
– Да, кто-то был в комнате отдыха… И наследил там… Принес с собой или на себе то биологическое вещество, которое расплескано по всему пассажирскому салону.
Нора снова посмотрела на монитор: там по-прежнему виднелось размытое черное пятно рядом со стропильной балкой.
– Думаю, кто-то прятался в комнате отдыха экипажа, когда мы впервые вошли в самолет, – добавил Эф.
– Ладно… – сказала Нора, пытаясь осознать услышанное. – Но тогда… где этот «кто-то» сейчас?
– Там же, где и ящик, – ответил Эф.
Гус
Гус шел вдоль ряда автомобилей, стоящих на долговременной парковке аэропорта имени Джона Кеннеди. От низкого потолка эхом отдавался визг покрышек автомобилей, выезжающих по спиральным пандусам. Гус достал из кармана рубашки сложенную вдвое картонную карточку и в который раз сверился с номером секции, написанным рукой того типа. Потом – опять же в который раз – огляделся, дабы убедиться, что поблизости нет ни души.
Белый микроавтобус «Эконолайн» – грязный, помятый, без окон в задних дверцах – Гус обнаружил в самом конце ряда. Машину поставили наискосок, так что она перегораживала угол парковки, обозначенный – видимо, с целью ремонта – дорожными конусами. Покрытие здесь было выщерблено, валялись куски брезента, в верхней части опор, поддерживающих потолок, шли трещины.
Гус достал из кармана тряпицу и, набросив ее на руку, попробовал открыть водительскую дверцу. Как и обещали, дверца была не заперта. Гус попятился от микроавтобуса и оглядел эту пустынную часть парковки. Все было тихо, если не считать отдаленного визга покрышек. В голове билась одна мысль: «Ловушка!» Они могли наблюдать за ним с помощью камеры, поставленной в каком-нибудь автомобиле. Как в «Копах»[34], он сам видел эту серию: частный детектив установил видеокамеры в кабинах пикапов, которые парковал на городских улицах, то ли в Кливленде, то ли где-то еще, и снимал местных подростков и прочих балбесов, угонявших автомобили, чтобы либо прокатиться с ветерком, либо же сдать их в ближайшую мастерскую на разбор. Попасться – уже плохо. Но попасться так, чтобы тебя еще и показали в прайм-тайм, – сущий кошмар. Гус считал, лучше уж пусть его застрелят в одних подштанниках, чем сделают всеобщим посмешищем.
Однако он уже взял пятьдесят баксов у типа, который предложил ему эту работенку. Легкие деньги, они и сейчас были при нем. Гус засунул купюры под внутреннюю ленту своей лихо заломленной шляпы, чтобы использовать в качестве вещественного доказательства, если дела пойдут наперекосяк.
Тот тип бродил по магазину, в который Гус зашел за бутылкой «спрайта», встал за Гусом в очередь в кассу. Отойдя полквартала от магазина, Гус услышал, что его кто-то нагоняет, и быстро обернулся. Это был тот самый тип, шедший за ним следом. Тип держал руки перед собой, показывая, что они пусты. Поинтересовался, хочет ли Гус быстро срубить деньжат.
Белый чел, в хорошем костюме, сразу видно – залетная птица. На копа не похож, на гея тоже. Скорее, выглядел каким-то миссионером.
– Микроавтобус в гараже аэропорта. Ты его возьмешь, отгонишь на Манхэттен, припаркуешь и уйдешь.
– Микроавтобус, – уточнил Гус.
– Микроавтобус.
– И что в нем?
Тип просто покачал головой. Протянул сложенную картонную карточку, в которой лежали пять новеньких десяток:
– Это для затравки.
Гус вытянул деньги, как кусок мяса из сэндвича:
– Если ты частный детектив, это ловушка.
– Тут написано время, когда ты должен забрать микроавтобус. Раньше не приходи, но и не опаздывай.
Гус потер десятки большим пальцем, как обычно пробуют хорошую ткань. Тип это заметил. Тип заметил также три кружка, вытатуированные на руке Гуса в ложбинке между большим и указательным пальцем. В мексиканских уличных бандах такой татуировкой метят воров. Но откуда тип мог это знать? Или он приметил Гуса в магазине как раз по этому признаку? И вообще, почему он выбрал именно его?
– Ключи и дальнейшие инструкции найдешь в бардачке.
Тип повернулся и пошел прочь.
– Эй! – бросил Гус ему вслед. – Я ведь еще не согласился.
Он открыл дверцу, подождал… Сигнализация не сработала. Он сел за руль. Видеокамер Гус не заметил, но это ведь не означало, что их нет. Кабину отделяла от грузового отсека сплошная, без намека на окошко, металлическая перегородка. Ее поставил хозяин микроавтобуса уже после покупки машины. Может, частный детектив удобно устроился в грузовом отсеке? И хочет, чтобы Гус приехал на микроавтобусе прямо под телекамеры?
Но, с другой стороны, в микроавтобусе царила тишина. Никаких звуков из грузового отсека не доносилось. Гус открыл бардачок медленно, осторожно, будто боялся, что оттуда выползет змея. Зажглась лампочка. В бардачке лежали ключ зажигания, квитанция, по которой его должны были выпустить с парковки, и большой конверт из плотной коричневой бумаги.
Гус заглянул в конверт и первым делом увидел причитающееся ему вознаграждение: пять новеньких стодолларовых банкнот. Деньги одновременно и обрадовали, и разозлили его. Обрадовали – потому что он получил больше, чем ожидал. Разозлили – потому что без свары никто не разменяет ему сотенную, особенно здесь, в округе. Даже в банке эти бумажки будут сканировать до посинения, потому что их вытащит из кармана восемнадцатилетний татуированный мексиканец.
Банкноты находились еще в одной сложенной пополам картонной карточке, на которой были написаны адрес пункта назначения и код от гаражных ворот. С предупреждением: «Код использовать только один раз».
Гус сравнил карточки. Тот же почерк.
Озабоченность уступила место радостному возбуждению.
«Ну и лох! Надо же, доверил мне микроавтобус!»
Гус с ходу мог назвать целых три точки в Южном Бронксе, куда можно отогнать эту малышку и перебить номера. А заодно выяснить, что за товар в грузовом отсеке.
В большом конверте лежал еще один конверт, поменьше, как для письма. Гус достал из него несколько листков бумаги, развернул, и его бросило в жар.
«АВГУСТИН ЭЛИСАЛЬДЕ» – вот какие два слова стояли в начале первого листка. Далее шел послужной список Гуса – перечень приводов в полицию и судимостей, включая срок за непредумышленное убийство, с упоминанием о том, что он условно-досрочно освобожден по достижении восемнадцати лет, то есть всего три недели назад.
На втором листке была копия его водительского удостоверения, а ниже – водительского удостоверения матери, с тем же, что и у него, адресом: Восточная Сто пятнадцатая улица. В самом низу красовалась маленькая фотография парадной двери их здания в комплексе «Дома Тафта»[35].
Долгие две минуты Гус смотрел на этот второй листок. Он думал о типе, похожем на миссионера, о том, как много, оказывается, тот знал, и о своей madre[36], и о дерьме, в которое вляпался по самое не хочу.
Гус не любил угрозы. Особенно угрозы, затрагивающие его madre. Он и так причинил ей слишком много горя.
На третьем листке Гус прочитал два слова, написанные почерком, который уже видел на карточках: «НИКАКИХ ОСТАНОВОК».
Гус сидел у окна в закусочной «Инсургентес», ел яичницу с соусом табаско и глядел на белый микроавтобус, припаркованный во втором ряду на бульваре Куинс. Гус любил завтраки и, после того как его выпустили на свободу, заказывал «завтраковую» еду каждый раз, когда садился за стол. На этот раз он позволил себе особый завтрак: прожаренный до хруста бекон и поджаренные до черноты тосты.
«НИКАКИХ ОСТАНОВОК». Да пошли они! Гусу не нравилась эта игра, потому что в нее впутали его madre. Он наблюдал за микроавтобусом, пытался понять, как ему быть дальше, и ждал, что произойдет. За ним следят? Если да, то как плотно его ведут? А если они могут следить за ним, то почему сами не отогнали микроавтобус к месту назначения? В какое же дерьмо он вляпался?
И что таится в грузовом отсеке микроавтобуса?
Микроавтобус заинтересовал каких-то двух козлов. Однако их словно ветром сдуло, едва Гус вышел из закусочной. Его фланелевая рубашка была застегнута до горла, но выпущена из брюк, и полы ее разлетались, развеваемые вечерним бризом; короткие рукава рубашки казались длинными из-за плотной татуировки на предплечьях: обводы ярко-красного вокруг тюремного черного. «Латинские султаны» нагоняли страх не только на Испанский Гарлем, но и на Куинс, не говоря уже о Бронксе. Они брали не числом, а сплоченностью. С ними старались не связываться, потому что тем, кто задел одного, грозила война со всеми.
Гус завел двигатель и поехал на запад, к Манхэттену, то и дело поглядывая в зеркало заднего обзора в поисках слежки. Когда микроавтобус подбрасывало на какой-нибудь неровности, Гус напрягал слух, но в грузовом отсеке ничего не сдвигалось. Однако, судя по просевшим рессорам, в нем находилось что-то тяжелое.
Гусу захотелось пить. Он остановил микроавтобус около углового магазинчика, купил две красные с золотом банки мексиканского пива «Текате» по ноль-семь литра, вбил одну из них в держатель для чашки и поехал дальше. По мере приближения к реке высоченные дома на другом берегу словно становились еще выше, за них садилось солнце. День катился к ночи. Гус подумал о брате. Этот паршивый торчок Криспин заявился в дом в тот момент, когда Гус пытался наладить отношения с матерью. Он валялся на диване в гостиной, потея какой-то химической дрянью, и Гуса так и подмывало вогнать ржавый нож ему под ребра. Его старший брат был самый конкретный упырь, настоящий зомби, но мать не вышвыривала Криспина за дверь. Разрешала слоняться по квартире, прикидывалась, будто не знает, что он ширяется в ее ванной, и ждала только, когда этот урод исчезнет вновь, прихватив какие-нибудь вещи.
Гус подумал, что должен отложить часть dinero sucio[37] для madre. Но отдаст он их ей только после того, как уйдет Криспин. Спрячет под лентой в шляпе, пусть там и лежат. А потом мать порадуется. Хоть что-то он сделает правильно.
Прежде чем въехать в тоннель, Гус достал мобильник:
– Феликс, чел. Подхвати меня.
– А ты где, брат?
– Буду в Бэттери-парке.
– В Бэттери? Ты чего, Густо? Это далеко.
– Давай-давай, сучка, доедешь до Девятой, потом сразу на юг. Сегодня гуляем, чел. Завалимся куда-нибудь. Те деньги, что я тебе должен… В общем, я тут срубил капусты. Привези мне пиджак или что-нибудь еще из одежды, чистые туфли. Пойдем в клуб.
– Мать твою!.. Что-нибудь еще?
– Просто вытащи пальцы из concha[38] своей сестры и приезжай. Подхватишь меня. Comprende?[39]
Гус выехал из тоннеля на Манхэттен и, добравшись до Шестой авеню, повернул на юг. Вырулив с Канал-стрит на Чёрч-стрит, сбросил скорость и стал приглядываться к указателям. По нужному ему адресу нашел дом, фасад которого закрывали строительные леса. Окна были залеплены разрешениями на строительство, но какой-либо строительной техники поблизости Гус не увидел. Тихая улица, сплошь из жилых домов. Гараж сработал, как и обещали. После введения кода стальная дверь поднялась – высоты проема едва хватило, чтобы прошел микроавтобус, – и по уходящему вниз пандусу Гус въехал под дом.
Он заглушил двигатель и некоторое время сидел прислушиваясь. Грязный, плохо освещенный гараж казался отменной ловушкой. В лучах заходящего солнца, проникающих сквозь открытую дверь, клубилась пыль. Гуса так и подмывало выскочить из кабины и задать стрекача, но ему хотелось убедиться, что нет ни слежки, ни скрытых камер. Он подождал немного, и гаражная дверь опустилась.
Гус сложил листки и конверты, которые нашел в бардачке, засунул их в карман, допил первую банку пива, сплющил ее, чтобы потом сдать в утиль, и вылез из кабины. Немного поразмыслив, он достал из кармана тряпицу, вернулся в кабину, протер руль, радиоприемник, дверку бардачка, ручки дверцы изнутри и снаружи, а также другие поверхности, к которым мог прикасаться.
Он оглядел гараж. Свет теперь проникал лишь меж лопастей вытяжного вентилятора. Пыль плавала в его слабеющих лучах, словно легкий туман. Гус вытер ключ зажигания, подошел сначала к боковой, потом к задним дверцам грузового отсека и подергал ручки. Заперто.
Он задумался, но любопытство все же взяло верх. Гус воспользовался ключом, однако ключ зажигания к этим замкам не подходил. В какой-то степени Гус испытал облегчение.
«Террористы, – подумал он. – Получается, я теперь – долбаный террорист. Перевозил взрывчатку».
Лучшее, что он мог сделать, – это немедленно вывести отсюда микроавтобус, припарковать его возле ближайшего полицейского участка, оставив под дворником записку. Пусть посмотрят, есть ли там что-нибудь в грузовом отсеке.
Но эти говнюки раздобыли его адрес. Адрес его madre. Кто же они такие?
Гус разозлился, от стыда его обдало жаром. Он стукнул кулаком по борту, демонстрируя свое недовольство создавшимся положением. Удар отразился эхом, нарушившим тяжелую тишину гаража. Гус сдался, бросил ключ на водительское сиденье, захлопнул дверцу локтем – грохот послужил еще одним свидетельством возмущения.
А потом… тишина не вернулась. Точнее, вернулась, но не совсем. Гус что-то услышал. Или подумал, что услышал. Из грузового отсека вроде бы донеслись какие-то звуки. Света, проникающего через вентиляционную решетку, оставалось немного. Гус подошел к запертым задним дверцам. Прислушался, чуть ли не касаясь ухом металла.
Что-то странное… Вроде как урчание живота… Такое же, как при сосущем, сводящем желудок голоде… Шевеление…
«Какого хрена?! – Гус отступил на шаг. – Дело сделано. И если бомба рванет не ближе Сто десятой улицы, что мне до того?»
Бум! Глухой, но отчетливый стук, донесшийся из грузового отсека, отбросил Гуса еще на шаг. Бумажный пакет со второй банкой cerveza[40] выскользнул из-под мышки. Банка лопнула, и из нее на грязный пол хлестнуло пиво.
Струя быстро иссякла, осталась лишь пенная лужа. Гус наклонился, чтобы навести хоть какой-нибудь порядок, и… замер, едва коснувшись рукой мокрого пакета.
Микроавтобус качнуло. Скрипнули рессоры.
Что-то внутри сдвинулось или повернулось.
Гус выпрямился, оставив пакет с лопнувшей банкой на полу, и попятился, шаркая подошвами по грязному полу. Отойдя на несколько шагов, он остановился и попытался прийти в себя. Единственная версия, которая вертелась в голове, была успокаивающе проста: тот, кто следил за ним, скорее всего, потерял терпение. Гус повернулся и неспешно направился к закрытой гаражной двери.
Рессоры скрипнули вновь. Гус споткнулся на ровном месте, но не остановился.
Дойдя до выхода, он протянул руку к черной панели с большой красной кнопкой, расположенной рядом с дверью, и с силой надавил. Ничего не произошло.
Гус надавил еще дважды – сначала медленно и осторожно, затем резко и быстро, чтобы пружина, если ее заклинило, отпустила кнопку.
Рессоры микроавтобуса вновь заскрипели, но Гус не позволил себе обернуться.
Гаражная дверь была сделана из безликой стали – ни ручек, ни поручней. Потянуть не за что. Гус раздраженно пнул дверь – она чуть слышно грохотнула.
Словно в ответ из микроавтобуса донесся новый удар, следом раздался страшный скрежет, и Гус подскочил к кнопке. Он жал и жал на нее, и наконец электродвигатель заурчал, цепь пришла в движение – и дверь поползла вверх.
Гус оказался на улице, не дожидаясь, когда дверь поднимется даже наполовину; он пролез под ней, словно краб, и выпрямился, хватая ртом воздух, затем повернулся лицом к гаражу. Дверь дошла до верхней точки, помедлила и двинулась вниз. Гус удостоверился, что она опустилась полностью и следом за ним из гаража никто не вышел.
Он огляделся, постоял еще немного, успокаивая нервы, проверил шляпу и быстро зашагал к углу, словно подгоняемый только что совершенным преступлением, – ему было важно оставить гараж как можно дальше позади. Он пересек Визи-стрит и уткнулся в забор, окружавший квартал, в котором ранее высились башни Всемирного торгового центра. Теперь на их месте вырыли огромный котлован – зияющую яму среди извилистых улиц южной части Манхэттена. Тут вздымались подъемные краны, сновали грузовики – стройка вновь кипела.
Гус уже пришел в себя. Он приложил к уху мобильник:
– Феликс, ты где, amigo?
– На Девятой, еду на юг. А что?
– Ничего. Просто поторопись. Я тут натворил что-то такое, о чем хочется поскорее забыть.
Инфекционное отделение Медицинского центра Джамейки
Эф приехал в Медицинский центр Джамейки, кипя от ярости:
– Что значит «они ушли»?
– Доктор Гудвезер, мы не смогли убедить их остаться, – ответила дежурная.
– Я же просил выставить охрану, чтобы не подпускать к ним этого слизняка, адвоката Боливара.
– Мы и выставили. Здесь был офицер полиции. Но ему предъявили распоряжение о правовой защите, и он сказал, что ничего не может сделать. Кстати… адвокат рок-звезды тут ни при чем. Это госпожа Ласс, правовед. Распоряжение – дело рук ее юридической фирмы. Они обратились напрямую к руководству больницы. Меня никто не поставил в известность.
– Тогда почему не сообщили мне?
– Мы пытались связаться с вами. Позвонили вашему представителю.
Эф повернулся. Джим Кент стоял рядом с Норой. На его лице отразилось изумление. Он вытащил телефон, начал просматривать принятые звонки.
– Не вижу… – Джим сконфуженно посмотрел на Эфа. – Может, солнечные вспышки во время затмения или что-то еще… Входящих звонков нет.
– Я оставила сообщение на вашей голосовой почте, – сказала дежурная.
Джим проверил вновь:
– Подождите… Вот… Несколько пропущенных звонков… – Он опять виновато посмотрел на Гудвезера. – Столько всего навалилось, Эф… Боюсь, тут мое упущение.
Эта новость словно бы выхолостила ярость Эфа. Джим никогда раньше не допускал подобной ошибки, особенно в критической ситуации. Эф смотрел на помощника, которому всегда полностью доверял, и его гнев испарялся, уступая место глубокому разочарованию.
– Четыре человека, с помощью которых мне, возможно, удалось бы разрешить эту загадку, взяли и ушли.
– Не четыре, – поправила его дежурная. – Три.
Эф повернулся к ней:
– Что вы имеете в виду?
Капитан Дойл Редферн сидел на больничной койке, установленной в пластиковом шатре. Он осунулся. Его бледные руки покоились на подушке, лежавшей на коленях. Медсестра сказала, что он не ест, жалуется на оцепенелость в горле и постоянную тошноту, отказывается даже от воды. От обезвоживания его спасают, вводя через вену физиологический раствор.
Эф и Нора стояли возле пилота. Они были в масках и перчатках на всякий случай.
– Мой профсоюз хочет, чтобы я вышел отсюда, – говорил Редферн. – Такова политика авиакомпании: «Всегда виноват пилот». Сама авиакомпания во всех случаях ни при чем – перегрузка графика, сбой оборудования роли не играют. Независимо от настоящей причины трагедии они сделают козлом отпущения капитана Молдеса. А может, и меня. Но со мной… что-то не так. Внутри. Будто я – это уже не я.
– Нам крайне необходимо ваше сотрудничество, – сказал Эф. – Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность за то, что вы остались в больнице, и мы сделаем все возможное, чтобы вас вылечить.
Редферн кивнул. Эф отметил, что его шея стала малоподвижной. Он коснулся горла пилота, пощупал лимфатические узлы. Они заметно распухли. Пилот определенно боролся с какой-то болезнью. То ли связанной с массовой гибелью людей в самолете… то ли подхваченной во время путешествий по миру.
– Самолет совсем новый, прекрасная машина. Я просто представить себе не могу, почему вырубились все системы. Это наверняка саботаж.
– Мы проверили кислородные баллоны и баки с водой. Все чисто. Ничего такого, что дало бы понять, почему умерли люди и полностью обесточился самолет.
Эф ощупал подмышки пилота и там тоже обнаружил увеличенные лимфоузлы.
– Вы по-прежнему ничего не помните о посадке?
– Ничего. И это сводит меня с ума.
– Можете назвать причину, по которой дверь в кабину экипажа осталась незапертой?
– Нет. Инструкции ФАУ такое категорически запрещают.
– Вы поднимались в комнату отдыха экипажа? – спросила Нора.
– Наверх? Да. Вздремнул пару часиков, когда летели над Атлантикой.
– Не помните, спинки кресел были опущены?