Француженки не терпят конкурентов Флоранд Лора

Шоколадный лес в их витрине с припорошенными сахарной пудрой елками и летающими между ними ведьмочками привлекал внимание самых разных принцесс, надеющихся найти волшебное снадобье, способное осчастливить их в этом мире.

Впрочем, их тянуло и к кондитеру Лионне. Не случайно он выставляет в своих витринах соблазнительные драгоценности, сладкие лакомства, сулящие райское наслаждение. А принцессам подавай все, но главный приз, который они хотели бы заполучить, – это активно преуспевающий принц.

– Послушай, а сама-то ты, случайно, не принцесса? – спросила вдруг Магали, наклонившись к своей неожиданной собеседнице.

– Я пока еще не решила. Думаю, мне хочется стать феей. Или, может быть, укротительницей слонов…

Разумно. Филипп мог бы долго торчать столбом, мог даже окаменеть, не дождавшись приглашения к столу, но ради будущей феи Магали пригласила их за один из угловых столиков.

– Bonjour! – усевшись напротив племянницы, Филипп многозначительно пожелал Магали доброго дня своим самым смиренным, бархатисто-загадочным голосом.

О нет, он что-то задумал, а не просто так решил преподать ей урок хороших манер! Причем на ее территории, куда ему не удалось бы зайти, не захвати он с собой четырехлетнюю «отмычку» с кудрявой шевелюрой. Опустив руки, Магали до боли вонзила пальцы в ладони, чувствуя, что не в состоянии заставить себя пожелать ему того же «доброго дня».

Вместо этого она вручила дядюшке и племяннице по экземпляру меню в ярко-кремового цвета обложке, с неразборчивыми эзотерическими названиями напитков на одной стороне и пояснительными детскими рисунками на другой. Иногда, когда позволяли дела, Магали разглядывала эти рисунки. Ей было интересно знать, что дети изображают чаще всего, и пыталась понять их фантазии. Дети часто рисовали ведьм и волшебниц, но большинство набросков остались для нее загадочными и непонятными.

Девочка долго разглядывала рисунки.

– Мне хочется вот таких фиалок и мяты, – с опаской прошептала она, оглянувшись вокруг, словно опасалась, что ее тайное желание могут подслушать.

Магали одобрительно улыбнулась. Ей нравились люди с оригинальным мышлением.

– Да, безусловно. Три лепестка, три листика и шоколадную ведьмочку… Устраивает?

Глаза девочки просияли.

– А для месье? – Лицо ее, когда она спрашивала, было самое невозмутимое, хотя она затаила дыхание в ожидании того, что месье ей ответит.

Поймав ее взгляд, тот обворожительно улыбнулся:

– Я бы выпил минеральной воды. Перье, если можно.

Магали незаметно прикусила губу, напомнив себе о присутствии за столом четырехлетнего ребенка.

– Кажется, перье нам сегодня пока что не завезли. Поэтому, что, если…

Его широкая ладонь лежала поверх таинственно притягательных названий меню, словно заранее их все отвергая.

– Тогда, пожалуйста, эвиан…

Она втянула в себя воздух.

– …или, если у вас нет и этой минеральной воды, – добавил он вежливо, опередив ее возможный отказ, – меня устроит просто водопроводная. Я не привередлив.

Да ты просто мерзавец, вот ты кто! «Не привередлив!..» Нет, вы слышали?..

– А можно мне тоже нарисовать картинку? – спросила тем временем девочка. – Я хорошо рисую, правда!

– Конечно. – Тетушки будут глубоко тронуты. – Ты окажешь нам этим большую честь. Мы дорожим каждым детским рисунком. – Магали была рада переключиться на девочку, а то, чего доброго, могла бы сорваться – и уж тогда прощай ее репутация!

– Кстати, в витринах Сильвана появилась новая чудесная экспозиция, – с напускным равнодушием «вспомнил» Филипп. – Особенно мне понравилось, как одна ведьмочка ищет, где она похоронила свое сердце. И ее сердце оказывается одной из шоколадных конфет. Так мило… Просто очаровательно! Рождество миновало, но скоро уже Валентинов день… – Филипп Лионне заливался и заливался, не думая останавливаться, нахваливая «находки» Сильвана Маркиза.

Судя по его голосу, отметила про себя Магали, задумка Сильвана отнюдь не казалась ему очаровательной. А в интонации, с какой он витийствовал о коллеге, она уловила насмешку. Злую насмешку, которую он не хотел выпускать наружу – и в присутствии девочки, и получая явное удовольствие от их игры самолюбий.

– И сколько же времени вы провели тут вместе, трудясь над эскизами к этой витрине? – продолжил Филипп. – Что, и Кэйд ничего не имела против?..

Против чего Кэйд могла возражать?

– По-моему, это как раз была ее идея.

К тому же у Кэйд сейчас хватало своих забот; ее сестра недавно попала в больницу, и она проводила там много времени, возвращаясь к Сильвану только по вечерам. Магали уже выяснила, кто такая эта Кэйд Кори. Наследница миллиардов шоколадной империи и похитительница шоколада – последние месяцы весь Интернет и разные печатные средства массовой информации бурно обсуждали ее жизнь, но Магали не обращала на эти обсуждения никакого внимания, пока не познакомилась с ней сама. Хотя, когда она отыскала соответствующие статьи и вникла в их содержание, парижские эскапады Кэйд показались ей просто захватывающими. Будучи наследницей одной из крупнейших в мире фирм, производящих дешевые шоколадные плитки, Кэйд вела себя по-донкихотски, очевидно, поглощенная защитой и поддержкой мелких кустарных производителей, однако досадно, что ей, видимо, взбрело в голову, что и «Волшебная избушка» нуждается в ее покровительстве, зато Сильван Маркиз не вел себя как благотворитель. Ему попросту понравился стиль их кафе. Он откровенно сообщил всем, что они участвовали в разработке и оформлении его витрины, и держал теперь стопку их визиток возле кассового аппарата.

– В основном над экспозицией Сильвана Маркиза трудилась тетушка Женевьева.

Филипп беспокойно поерзал на стуле, нога его дернулась, будто ему хотелось пнуть что-нибудь, чтобы дать выход неудовольствию.

Магали пожала плечами.

– Как бы то ни было, это не настоящее сердце колдуньи…

Сюжет с ведьминым сердцем – таков был ее вклад в экспозицию Сильвана Маркиза. Разумеется, его посетители могли думать, что оно настоящее, и счесть это si romantique[64], но ни одна ведьма, достойная ее шоколада, не доверит своего сердца какому-то колдуну.

– А настоящее спрятано в вашей витрине? – внезапно спросила девочка. – Настоящее ведьмино сердце. Я увидела его там. Оно выглядывает из корзинки.

Да, но оттуда выглядывал совсем крошечный, едва заметный краешек засахаренного розового лепестка! Какая восприимчивая и проницательная девчушка… Жаль, что ей приходится щеголять своей особенной восприимчивостью перед невосприимчивым к тонким душевным движениям дядюшкой. Что уж тут говорить о неуловимых вибрациях… Овладев собой, Магали подарила девочке самоуверенную одобрительную улыбку, постаравшись отбросить мысль, что Филипп Лионне завладел только что опасной тайной.

– Верно. Она забрала его обратно под свою защиту, догадавшись, что кто-то пытается его украсть.

Она скорее почувствовала, чем увидела оцепенение Филиппа, поскольку упорно не удостаивала его взглядом. Несмотря на то что он нагло вытянул свои длинные ноги в проход, и это мешало передвижению возле стола.

Прозвенел серебряный дверной колокольчик, и две женщины, закутанные в теплые куртки и шарфы, войдя в кафе, начали изумленно оглядываться.

– Мы искали новое заведение Лионне, – сообщила одна, – но здесь у вас так изумительно!

Пальцы Филиппа выбили барабанную дробь на листке меню, но он не проронил ни слова.

Магали улыбнулась потенциальным клиенткам.

– Мы известны нашим горячим шоколадом, если у вас есть желание попробовать что-то вкусное.

Она усадила женщин прямо перед носом у короля кондитеров и таинственно удалилась вместе со своим сердцем.

В кухонной каморке Магали выбрала два старинных украшенных эмалью подноса из их разномастной коллекции – тетушки никогда не покупали новых вещей, не обремененных жизненной историей. Сначала она приготовила поднос для Филиппа. Налила воды из-под крана и подогрела ее, сделав противно тепловатой, после чего наполнила графин. Рядом поставила ликерную рюмку размером с наперсток, одну из двух старинных ликерных рюмочек с блошиного рынка – купив их, тетушка Женевьева заявила, будто сразу почувствовала ту огромную joie de vivre[65], что изведали многочисленные поколения их бывших владельцев. Для девочки Магали выбрала премиленькую полупрозрачную фарфоровую тарелочку, окаймленную причудливым золотым узором, и аккуратно выложила на нее три фиалковых лепестка и три листика мяты, а в серединку посадила одну ведьмочку из темного шоколада. Ведьмочки Женевьевы выглядели весьма натурально, с ними уж точно никому не захотелось бы столкнуться на темной улице.

На второй поднос она поставила голубой кувшинчик в стиле ар-деко. Трижды слегка промешав томящийся на плите напиток, она окунула в глубину деревянную ложку, и из кастрюльки немедленно вырвалось обволакивающее ароматное облачко. Магали всегда особенно нравились завершающие моменты доведения до готовности горячего шоколада, когда она представляла, что ее напиток изменит кому-то целый день, целую неделю, возможно даже целый год. «Приятного дня грез, – пожелала она тем женщинам в ходе последних манипуляций. – И пусть вечер у них будет более счастливым, чем утро».

Она зачерпнула шоколадный напиток – такой густой, что она просто физически чувствовала, как он медленно стекает по стенкам ее черпачка – и аккуратными порциями принялась наливать в кувшинчик, остановившись лишь на два пальца ниже верхнего края посуды. На дамский поднос также добавились две синие фарфоровые пиалки другого стиля. И около каждой она положила по белой салфеточке.

Тетушкам нравилось слегка осложнять удовольствие своих клиентов: к такому невероятно густому, греховно роскошному горячему шоколаду полагалось подавать лишь одну маленькую салфеточку для вытирания губ. Обычно было забавно следить, кто перепачкался в шоколаде, а кто умудрился сохранить чистоту.

Сначала она принесла поднос на столик Филиппа, молча поставив его поближе к нему, чтобы не мешать девочке рисовать. Ребенок воодушевленно раскрашивал выданный Магали кремовый лист бумаги – это было множество треугольничков. Шляпки, догадалась Магали. Она дождалась, когда Филипп попробует тепловатую воду, а потом, на минуточку удалившись, вынесла следующий поднос. Запах от него струился за ней по салону, дразня обоняние всех, кто находился поблизости, а учитывая маленькие размеры кафе, Филипп просто не мог не почувствовать всей соблазнительности одуряющего аромата.

Поставив поднос на столик, где сидели две гостьи, ошибившиеся с кондитерской, Магали удалилась за стойку с кассовым аппаратом. Оставаясь под сводами стенных ниш, она по-прежнему находилась вблизи клиенток и видела все, что там происходит.

Взгляд темных глаз Филиппа устремился на этот вероломный поднос. С вкрадчивой хищной грацией, как у неожиданно потревоженной кошки, его пальцы сжались в кулак. Девочка в этот момент ухватила пальчиками фиалковый лепесток и отправила его в рот, ее глаза блаженно зажмурились.

Дамы за столиком начали потягивать шоколад, обмениваясь одобрительными кивками. Глаза Филиппа неотрывно следили за их реакцией.

– Si, si bon, – с томным вздохом проворковала одна. – C’est dйlicieux[66].

– Вкус – просто райский! – поддержала ее визави. – Вот что значит счастливый случай! Я так рада, что мы ошиблись…

– Сомневаюсь, что у Лионне можно попробовать что-то более восхитительное, – вторила ей приятельница. – Чего стоит один только запах этого шоколада!

Филипп посмотрел в глаза Магали, и его ресницы с золотистыми кончиками одним взмахом будто смели все богатство попавшихся на пути его взгляда фигурок, масок и стареньких экзотических сувениров, привезенных сюда для тетушки Женевьевы одной любительницей шоколада, вернувшейся из Папуа – Новой Гвинеи. Магали ответила ему вызывающим взглядом.

Достаточно выразительным и долгим, чтобы он понял, от чего оказался. Ей хотелось, чтобы он страдал, сознавая свое упрямство.

– Пожалуйста, не стоит благодарности, – тихо, едва слышно произнес он, когда она опять прошла мимо их с девочкой столика, – пользуйтесь моими клиентками. – Она чуть не захлебнулась от гнева, в то время как он наслаждался своей педантичной сдержанностью и не скрывал этого.

Она не могла поверить в такое бесстыдство этого наглеца! Он с легкостью захватил их прекрасный, благословенно сокровенный островок в центре Парижа, украл всех их завсегдатаев и теперь еще полагает, что ей следует быть благодарной за парочку отбившихся от его стада овечек, забредших сюда по ошибке в поисках модного бренда?! Ну уж нет, это как раз все их посетители стали заблудившимися овечками, по ошибке забредшими к Филиппу Лионне! Она и ее тетушки принципиально избегали рекламы своего кафе. И что? Неужели, по его мнению, она должна теперь благодарно ему поскулить, как скулят собачонки, которым бросили косточку со стола?

– Осиана, дорогуша, может быть, уже пора отдать мадемуазель Шодрон твой подарок?

Эти слова заставили Магали напряженно застыть.

Да этот Филипп Лионне еще и мошенник! Каков?! Девочка порылась в снятом со спины рюкзачке. Невинном красном рюкзачке со множеством вышитых на нем бабочек и цветком, успевшим потерять один лепесток. Но сейчас рюкзачок оказался троянским конем, поскольку там скрывалась коробка – бледно-розовая, с золотой росписью, поздравлением ко Дню святого Валентина. И Осиана ее достала – с помощью, разумеется, проныры-дядюшки.

Магали сжала губы. «Кtre chocolat»[67], – мысленно поклялась она.

У нее и без того текли слюнки от запаха свежеприготовленного шоколада – и ей безразлично, какими деликатесами задумал ее искушать Филипп Лионне!

– Как вы… любезны.

К сожалению, почти наверняка, представляя ее в качестве жертвы, Филипп изрядно попотел, скрупулезно обдумывая соблазнительные ингредиенты очередного своего блистательного творения. Магали сделала движение проворно забрать коробку, чтобы поскорее унести ее с глаз долой, но…

Ах… Слишком поздно. Заблудшие овечки за соседним столиком уже пожирали глазами коробочку и того, кто ее передал Магали. Разумеется, они могли видеть время от времени его фотографии в каких-то изданиях среди тех пяти миллионов журнальных статей – или его самого в телевизионных показах, где он пользовался бешеной популярностью.

Они начали смутно догадываться, кем он мог быть… неужели тот самый…

– Нет-нет, сначала откройте! – воскликнула Осиана, не выпуская из рук свой край коробки. Филипп, которому определенно следовало бы строже следить за поведением девочки, предпочел ни во что не вмешиваться. Его губы лишь слегка изогнулись, свидетельствуя о том, какое садистское удовольствие он испытывает.

Взволнованное личико девочки не позволило Магали отказаться открыть подарок.

– С удовольствием, – ровно сказала она.

Осиана не виновата, что ее коварный родственник решил использовать четырехлетнюю крошку для доставки взрывоопасного подношения.

Но она не сделала никаких попыток открыть крышку.

Осиана не вытерпела.

– Regarde![68] – нетерпеливо поторопила она Магали.

Как и большинство детей ее возраста, она еще не освоила вежливого «вы» по отношению к малознакомым или взрослым людям, и поэтому ее обращение прозвучало значительно дружелюбнее по сравнению с отчужденным «вы», установившимся между Магали и Филиппом после краткого эпизода с упавшими шляпами. Осиана подталкивала пальчиками края кремово-розовой крышки.

Но тут сверху легла большая мужская рука – чтобы предотвратить случайное повреждение несомненно хрупкого содержимого коробки. Магали почувствовала, что бешено заколотившееся сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Почему он продолжает мучить ее?

Что ж, она понимала, почему он продолжает мучить ее. Потому что ему хотелось победить ее в их поединке. Ему хотелось в итоге с удовлетворением подтвердить собственную неотразимость.

Он снял крышку и застыл в ожидании, приготовившись насладиться эффектом, точно влюбленный, делающий предложение своей девушке и отрывший шкатулочку с обручальным кольцом. Из-за соседнего углового столика донесся восторженный шепот.

Волнообразные утонченные формы лепестков розы из белого шоколада, казалось, трепетали, исполненные живой жизни… Как ему удалось сотворить подобное чудо? Пристально разглядывая маленькую сердцевину, она увидела изящный золотисто-кремовый куполок, сделанный из какого-то совершенно непонятного ей продукта. И она так и не поймет, из чего это сделано, если не попробует. Два завитка темного и светлого шоколада перекрещивались посередке или любовно сплелись. Из-под них еле заметно проглядывали золотистые крошечные кусочки засахаренных… грейпфрутов, – предположила она, – погруженных в мягкое углубление золотисто-белого крема. Словно в глубине этих сливок таились драгоценные самоцветы.

Интересно, сделал ли он это чудо до или после того, как увидел ажурную башню в их новой витрине? Неужели он читает ее мысли – или способен так быстро откликаться на них?

И над таким деликатным подарком трудились вот эти грубые руки? Большие, на вид очень неловкие…

– Боже! – восторженно воскликнула за ее спиной дама. – Какая бесподобная красота!

А ее соседка прошептала с легким сомнением:

– Так это что… и есть Филипп Лионне?

Она выдохнула его имя с таким благоговением, словно думала, что узрела за соседним столиком самого принца Уэльского, наследника английского престола.

– Mon dieu! Qu’est-ce que c’est romantique![69]

«Пожалуй, он только что опять украл этих двух заблудших овечек», – вдруг пронзило сознание Магали. Протащив в рюкзачке племянницы это сражающее наповал оружие в их доверчивое кафе, он, подобно злонравному фавну с его свирелью, сыграл на струнах женской души свою лучшую из мелодий, завлекая язычниц-гурманок к роскошным витринам своей кондитерской.

– Ну как, тебе понравилась розочка? Понравилась? – Звонкий голосок Осианы пробился сквозь туман замешательства Магали.

Магали медленно перевела взгляд с подарка на лицо Осианы.

– Она прекрасна, – поборов себя, признала она.

От такой красоты у Магали защемило сердце. Кажется, именно таким и было предназначение этой розы.

Прозвенел серебряный колокольчик, впустив в кафе еще трех посетителей – пожилую пару с уже достигшим совершеннолетия ребенком, специально отыскавшим «кафе, которое так полюбилось Сильвану Маркизу». Поначалу отвлеченные причудливым интерьером кафе, они тоже заахали, едва в поле их зрения попал цветок Лионне.

– О-о… – протянула дама, издав страстный вздох. – Можем мы заказать такое же?

– О нет, это для нашей колдуньи! – громко и доверительно заявила ей Осиана. – Только… – она вдруг умолкла, а потом прошептала: – Ой, мне же сказали… не говорить такое… при ней… – Но через мгновение опять громко и гордо она объявила: – Зато розочку сделал мой дядя!

– Oh, c’est si, si romantique![70] – страстно прошептала первая из двух посетительниц за соседним столиком. – Сам Филипп Лионне, – тем же шепотом сообщила она вновь пришедшим, не в силах противостоять желанию поделиться с кем-то такой сногосшибательной новостью.

Филипп по-прежнему не сводил глаз с Магали. Его сильные руки все так же спокойно предлагали ей коробку с пагубным подарком. Все это казалось коварной ловушкой, и он выглядел таким изголодавшимся, словно готов был проглотить собственное произведение искусства вместе с ее пальцами, когда она коснется лепестков розы.

Магали протянула руку, но совершенно осознанно не стала касаться цветка, а просто приняла из его рук коробку. Когда Магали накрыла коробку крышкой, их руки на мгновение соприкоснулись, нежные женские пальцы и мозолистая мужская рука. Она скорее почувствовала, чем услышала тяжелый вздох Филиппа. Он не издал ни звука. Но, подняв на него взгляд, она увидела, что его глаза полыхают огнем.

– Спасибо, – сказала она девочке.

– Но это от моего тонтона… – прошептала Осиана. – Он даже не позволил мне помогать.

– А вы, вы ведь… Филипп Лионне? – спросила одна из женщин, сидевшая за столиком за спиной Магали.

Она вытащила из сумочки рекламный листок с изображением «зимней коллекции» фирменных макарун Лионне – каждый из сортов выглядел потрясающе соблазнительно.

– Вы не могли бы подписать мне вашу рекламу? – смущенно пролепетала она. – На самом деле мы спешили в вашу кондитерскую, – порывисто добавила она, словно желая убедить его в том, что они не предали его, а случайно зашли к Магали. – Мы немножечко перепутали…

– Oui, bien sыr[71], – ответил Филипп, с трудом совладав с собой, но его ярость сменилась милой, фальшиво всепрощающей улыбкой для этих двух своих будущих верных клиенток.

Не в силах смотреть на то, как прямо в ее укромных владениях он ставит автограф на рекламе своих треклятых миндальных ракушек, Магали решительно удалилась, унося подарочек в кухонную каморку. Коробка жгла ей ладони. На мелких голубых плиточках стола, так любимых ее тетушками, хоть чистить их было сущее наказание, эта розовая коробочка выглядела вопиюще опасной. Словно ее тайно подкинула сюда злая фея-крестная.

Стиснув зубы, так что скулы ее занемели, Магали сосредоточенно взирала на кастрюльку с шоколадом.

Струя свежего воздуха проникла на кухню из открывшейся двери кафе, и Магали мгновенно почувствовала величественное появление тетушки Женевьевы. В тесной кухне мгновенно создалась взрывоопасная атмосфера. Слышались приглушенные голоса, тante[72] Женевьева, протиснувшись мимо вешалки, ступила на кухню. И в тот же миг ее фигура в бирюзовом кафтане и взметнувшиеся полы накидки заполнили все пространство. Накидки опять вошли в моду, что весьма порадовало Женевьеву, ибо ее старый плащ совсем обветшал.

– Неужели он сам мог до такого додуматься – втереться в наше кафе, прикрываясь ребенком? – заполыхала от самых дверей Женевьева.

Посетители в зале могли сразу заметить, как зарябила вода в их бокалах.

– Если бы им дали воду… черт побери! – выругалась себе под нос Магали.

– Главная опасность проклятий в том, – укоризненно заметила ей Женевьева, – что большинство из них растворится в твоем шоколаде. А потому придется их вылить. Подумай, какие это потери продуктов!

– Да нет, это я себе… я забыла поставить на поднос воду…

Они никогда не подавали шоколад, не добавив к нему бокала воды. Шоколад Магали отличался особенной густотой.

Магали быстро наполнила водой хрустальный графин для двух дам и вынесла его к столику. Женевьева поспешила за ней.

– Ах, вот оно что… Хмм… – Ее слегка разочаровала причина проклятия. – И все-таки что с тобой происходит? – в упор спросила она у Магали.

Разговоры у них обычно велись без стеснения и оглядки на посетителей, среди которых многие стали для них почти что друзьями.

– И походка у тебя сегодня какая-то странная.

– У меня? Ничего подобного, – негромко возразила тетушке Магали.

Она так старалась ходить спокойно и ровно! От пробежек у нее болели все мышцы – а особенно икр и бедер. Болели даже бока. Возможно, ей следовало внимательнее изучить на спортивных сайтах рекомендации по срокам увеличения беговых дистанций?

– Да-да, именно странная, – подхватил Филипп, передвигая листок с рисунком обратно к племяннице.

При этих словах у Магали противно засосало под ложечкой.

– Так вы еще намерены учить меня правильно ходить? – шепотом огрызнулась она.

По губам Филиппа пробежала ироническая усмешка.

– Ну, если серьезно, то вполне мог бы…

Возмущение окатило ее горячей волной.

– Тогда вам следует быть более внимательным, – запальчиво отвечала она. – В моей походке нет ничего странного.

И в тот момент, когда она начала разворачиваться, чтобы доказать это, его голубые глаза оторвались от рисунка, и их взгляды встретились. Он смотрел на нее напряженно и властно. На мгновение она потеряла способность двигаться, пригвожденная к месту.

– Уж я постараюсь, – проворковал он. – Впервые вы удостоили меня таким предложением. И готов обещать, что не пренебрегу им.

Теперь, отдавая себе отчет, что его глаза неотрывно следят за ней, она удалялась от него на кухню действительно деревянной походкой, словно его руки нагло ласкали ее, не давая и шагу спокойно ступить. Какого черта она ответила ему на его замечание? Нельзя давать озабоченному вами мужчине неограниченные права пялиться на вашу задницу.

Особенно такому наглецу, как Филипп Лионне. Однако она вдруг затрепетала всем телом, уже готовая сделать ему гораздо более откровенные предложения.

– Не могли бы вы дать автограф также и мне? – с придыханием попросила вторая из «заблудших овечек».

Магали вооружилась ложкой и с мстительным удовольствием начала помешивать шоколад: «Пусть тот, кто выпьет этот напиток, получит то, что заслуживает». Такое пожелание, естественно, подразумевало заслуженное наказание.

Никто ведь не назовет это проклятием! И она могла подать такой напиток одновременно и дядюшке, и племяннице. Девчушка наверняка заслуживает самого лучшего, верно? А когда эту порцию шоколада она поставит перед носом Филиппа… вот тогда и посмотрим!

Когда она вынесла поднос в зал, Филипп уже подписал второй рекламный буклет и вежливо отвечал на вопросы восторженных почитательниц.

Магали решительно проскользнула между столиками и поставила поднос перед Филиппом.

Тот уставился на кувшинчик. Блестящая поверхность темного горячего шоколада, казалось, отпрянула в бездонные глубины сосуда, способные навеки погубить любую человеческую душу. Он с нарочитой небрежностью, точно невольно, поднес руку к лицу, пытаясь защититься от одуряющего аромата.

– Небольшая благодарность за оригинальный рисунок Осианы, – с улыбкой пояснила Магали. – За счет заведения.

Вторая рука Филиппа обхватила ликерную рюмку с тепловатой водой.

– Мы непременно зайдем к вам завтра! – пообещала ему особа, сидевшая за соседним столиком.

– Так именно там так великолепно готовят? – спросила Филиппа дама из пришедшей позже троицы. – Там сделали ту прекрасную розу? Значит, у вас тут поблизости есть своя кондитерская? Mon chйri, дорогой, как ты думаешь, – повернулась она к супругу, – может быть, нам лучше сразу пойти туда?

Магали наклонилась к Филиппу, словно собиралась расцеловать его в знак благодарности.

– Вы все равно проиграете, – прошипела она ему в самое ухо.

Рука Филиппа взметнулась, словно только и ждала такой возможности, его пальцы вцепились ей в прядь волос и не дали рывком поднять голову. Удерживая ее так, он прошептал ей в ответ:

– Нет, милая. Проиграете вы.

После чего отпустил ее волосы и позволил ей удалиться.