Француженки не терпят конкурентов Флоранд Лора
– Какие же еще игрушки, по-твоему, могут понравиться привлекательным деловым парням?
– Вероятно, ты сама, – пожав плечами, заметила Магали.
Клер-Люси вспыхнула и попыталась пригладить тугие кудри своей прически.
– Надеюсь, Клер-Люси, тебя не может всерьез порадовать идея стать чьей-то игрушкой.
– А что ты собираешься делать в День святого Валентина?
– Ничего, – торжествующе произнесла Магали.
Прошел очередной год, а стены ее крепости остались по-прежнему неприступными. Разве она не права в своей стойкости?
– Я тоже ничего, – уныло откликнулась Клер-Люси.
– Ну вот и умница, – похвалила ее Магали. – Можешь зайти к нам, как в прошлом году. У нас всегда славная уютная атмосфера для женщин, не желающих становиться игрушками.
Клер-Люси возмущенно взглянула на нее.
– Ты же знаешь, Магали, что мне нравятся игрушки.
– Ну, тогда я сдаюсь, – соврала Магали, поскольку не сдавалась она никогда.
И, резко развернувшись, она удалилась на кухню и принялась готовить шоколад.
Тетушка Эша, продолжая спокойно раскрашивать яичными белками лепестки роз, с улыбкой на нее посмотрела.
– Женевьева внизу в подвале, решила отыскать какие-то из наших старинных форм для шоколада.
– Я имела в виду, что, может, и славно быть игрушкой для какого-то славного парня, если, конечно, мне удалось бы стать для него такой же очаровательной, как Барби, – с мечтательной тоской произнесла Клер-Люси, вновь увидев Магали в проеме арки.
Если бы тетушка Женевьева услышала ее слова, то явилась бы из подполья, разверзнув каменные плиты, словно разгневанная богиня из адских глубин.
– Но вместо этого все они воспринимают меня как Рэггеди Энн[76]. – Она вновь пригладила кудри.
«Во-первых, – подумала Магали, – они сами выбирают для себя такие игривые прически, но, во-вторых, я сильно сомневаюсь, что мы с тетушками поступаем правильно, спасая этих глупых принцесс». Казалось, скоро им придется просто хватать их за волосы и распрямлять их нелепые кудряшки.
Она вернулась на кухню и сурово взглянула на плавящийся шоколад. «Ты могла бы попытаться найти истинного ценителя, стремящегося найти настоящую желанную подругу и способного по достоинству оценить красивую женщину».
Клер-Люси выпила ту чашку шоколада до последней капли и теперь сидела с задумчивым видом.
Потом, еще погруженная в свои мысли, она расплатилась и, выйдя из кафе, направилась вниз по улице.
Подойдя к двери, Магали увидела, как Клер-Люси, перейдя на другую сторону, остановилась перед кондитерской Лионне, пригладила волосы, расправила плечи и толкнула входную дверь.
Магали прижалась лбом к стеклу выставочной витрины, потом отломила большую шоколадную колючку и принялась удрученно ее жевать.
«Возможно, она все-таки тайно околдовала меня, – подумал Филипп, сменив роскошную кожаную куртку и кашемировый свитер на легко стирающуюся поварскую одежду, надев ее поверх тонкой трикотажной рубашки. – Может быть, волшебное зелье разлито в самом воздухе их избушки».
Иначе почему же теперь он мог думать только о ней? О том, как выпадает из ее неизменно безупречной прически заколка и волосы свободно рассыпаются по плечам. Или они спускаются ниже плеч? И как будут выглядеть ее черные локоны, если он их взъерошит. Если он взъерошит их пальцами, удерживая ее голову на подушке и продолжая целовать неуступчивые губы.
Пока он мысленно овладевал ею, воображение рисовало ему самые соблазнительные образы. Они раскалывались на множество прихотливых видений одновременно, и в них она позволяла ему играть с ее шелковистыми волосами или сама проводила ноготками по его груди и, сжимая его ягодицы, стремилась завладеть им безраздельно.
– Я намерен заняться карамелью, – сообщил он Оливеру. – Нынче утром у меня определенно карамельное настроение.
Отдавая должное Оливеру, надо сказать, что он никак не показал своего облегчения. Никто не раскалял сахарный сироп так смело, как Филипп, и лишь в момент наивысшего накала он добавлял лучшее во Франции растопленное сливочное масло, а вот Оливеру редко удавалось не упустить нужный момент готовности сиропа, и из-за этого карамель частенько у него подгорала, хотя он редко ошибался, готовя другие десерты. Он уже начал считать карамель своим проклятием, сильно огорчаясь по этому поводу, поскольку ее производство нуждалось в хорошем caramellier[77], чтобы у Филиппа оставалось больше свободного времени для творческих изысканий.
Но в это утро Филиппу удалось перекалить и сжечь сироп, что, вероятно, было зловещим признаком, учитывая, что мастерски готовить карамель он научился лет в четырнадцать.
Именно в тот момент, когда он витал в мечтах, сжимая в объятиях Магали, его нос уловил вонь жженого сахара, а дверь лаборатории открылась, и в нее заглянула молодая полноватая особа в каштановых кудряшках.
– Привет, – застенчиво произнесла она, обводя пытливым взглядом помещение, словно искала кого-то.
В одной руке она держала пакетик с темно-коричневым клеймом ведьмочки.
Филипп почувствовал, как лев в его душе выпустил когти. Грозно оскалил клыки. Как она могла, как могла она по-прежнему пытаться спастись, жертвуя ему других женщин?
– Простите, мы здесь работаем, – решительно заявил он. – Законы гигиены. Никому из посторонних в лаборатории находиться нельзя.
Филипп кивнул ближайшему стажеру, давая понять, что тот должен вывести вон эту последнюю жертвенную принцессу Магали.
Грегори, стоявший ближе к двери, опередил стажера и послал Филиппу укоризненный взгляд.
В чем дело? Неужели ему еще полагается быть вежливым с жертвами Магали? Может быть, им самим лучше не пить ее треклятый шоколад. Если сам он мог устоять, то не понимал, почему кто-то другой может проявить столь глупое слабоволие.
– Извините, – доброжелательно обратился Грегори к вошедшей. – Вам что-нибудь нужно?
– Мне просто стало любопытно. – Она нерешительно помолчала, бросив на него загоревшийся надеждой взгляд. – У меня магазин игрушек на этой улице. Меня зовут Клер-Люси.
– Грегори Дюмон, – дружелюбным тоном представился ей кондитер. – Не обращайте внимания на месье Лионне. Итак, вы только что из «Волшебной избушки»? И как вам их шоколад? Разве он не лучший в своем роде?
Грегори предложил кудрявой даме пройти в зал, и дверь лаборатории за ними закрылась.
К счастью для него. Поскольку, учитывая то, что в кондитерской Лионне за столиками тоже подавали горячий шоколад, у Филиппа сразу зачесались руки от желания запустить в своего сотрудника кастрюлькой с испорченной карамелью.
«Я готов убить ее, – подумал он. – Но не раньше, чем она взглянет на меня своими бархатными карими глазами, умоляя о новом изысканном наслаждении».
Не раньше, чем она познает его вкус.
Глава 15
Город молчаливо приветствовал Магали, подобно не желающему просыпаться возлюбленному. И тот утренний возлюбленный, пусть еще и неосознанно, безраздельно принадлежал ей. Оголенные деревья на набережных чернели на фоне медленно светлеющего неба, тонкая полоска золотой дымки уже уцепилась за горизонт. Огни иллюминации, обычно украшавшей по ночам здание Лувра, погасли. Напоминая мощные древесные стволы, темнели остроконечные купола толстых башен Консьержери. В те предрассветные мгновения вокруг нее царило утонченное, исполненное древнего благородства спокойствие.
Звук ее шагов по мостовой был сейчас тише и мягче напористого дневного перестука каблуков сапожек. Сена поблескивала внизу черненым серебром, в прибывающем свете постепенно проявлялась буроватая зимняя окраска водного потока. Беговую дорожку Магали ограничивали с одной стороны гранитные парапеты верхних набережных, а с другой – ряд раскинувших оголенные темные ветви деревьев.
В этих пробежках весь ее гнев и защитная броня против Филиппа казались излишними. И когда он возникал в ее мыслях, воображаемые картины вызывали у нее улыбку. Она видела, как он заливисто смеялся, когда в его руках взорвался кондитерский мешок с ганашем.
После первого же километра бега улетучивалась тревога о сложностях, выпавших на долю «Волшебной избушки». И сейчас ей казалось, что они сумеют свести концы с концами, зарабатывая на одних только служащих Филиппа Лионне. Готовя для них горячий шоколад, она продолжала желать им прекрасной жизни, исходя из того предположения, что самое лучшее для них – это покинуть Его Заносчивое Высочество и просто проводить дни в их кафе, но пока ее сокровенные мысли, видимо, до них не доходили.
Она мельком взглянула на готическую башню Сен-Жака, возвышавшуюся вдали слева в створе боковой улицы, загадочную и отчужденную, но теряющую с рассветом ту нереальную, колдовскую магию, что исходила от нее под ночным небом или в полнолуние. Фонтаны перед мэрией еще отдыхали в зимнем покое, на площади пустынным холодом поблескивал ледяной каток, а изысканная красота ренессансного фасада заставляла забыть о жестоких трагедиях, которые здания парижской ратуши видели на протяжении многих веков.
Повернувшись, она посмотрела за реку на темную громаду Нотр-Дам, окаймленную золотисто-розовым облачным ореолом. Тяжело дыша, Магали продолжала бежать, едва обратив внимание на маячившего впереди парня в уличной одежде с перекинутым через плечо ремнем спортивной сумки. Когда она поравнялась с ним, ход ее мыслей прервало странное любопытство, и она повернула голову в его сторону.
И внезапно остановилась, словно наткнувшись на жесткий барьер вытянутой руки. Она отскочила в сторону, но он даже не попытался ее удержать.
– Магали?! – Филипп Лионне собственной персоной таращился на нее, изумленно приоткрыв рот и уронив сумку на землю.
Еще мгновение Магали пребывала в мире своего тихого чудесного утра. Но вот она сосредоточилась и устремила на него пристальный взгляд.
На последнего человека, перед которым ей хотелось бы предстать в таком идиотском виде, с раскрасневшимся от морозного ветра и внутреннего жара лицом, вспотевшим, но холодным, с волосами, стянутыми в «конский хвост», в сине-черном спортивном костюме, кое-где пропитавшемся потом и облегающем разгоряченное тело, беззастенчиво обозначающем выпуклые прелести ее фигуры.
Его волосы влажно поблескивали. Разве здесь поблизости есть какой-то спортивный зал? Видимо, он тоже занимался спортом, но после этого принял душ и переоделся в обычную элегантную уличную одежду. И теперь шел создавать очередной дьявольский деликатес, который она увидит в его витринах, вернувшись на остров. Магали почувствовала, как ее спина уперлась в парапет, который в подобные моменты удерживал рассеянных пешеходов от падения в Сену. На сей раз он не положил руку рядом с ней на ограду, закрывая путь отступления хотя бы в одну сторону. Ну еще бы! Ведь сейчас она выглядит непристойно вспотевшей.
Лицо Филиппа выглядело странно… добрым. Может быть, он тоже добреет после утренних тренировок, обретает новую чистоту и легкость? И деловую сосредоточенность? Потому что он выглядел как обычно, очень сосредоточенным. На ней. Подняв руку, она рукавом смахнула капельки пота со лба.
– Вы бегаете, – мягко произнес он.
Он изучал ее лицо с откровенным интересом.
– Вот уж не представлял, что вы любите бегать, – еще мягче и тише, словно разговаривал сам с собой, добавил он.
Казалось, он осуждал себя, словно полагал, что уже представлял ее во всех возможных жизненных ситуациях. Что звучало оскорбительно. Как он мог даже подумать, что познал все грани ее натуры?
Если, конечно, не проводил много времени, воображая ее в самых…
От такой вынужденной остановки частота ее дыхания и биение сердца, казалось, ничуть не замедлились. Ужасно несправедливо, что ему удалось увидеть ее в таком неприглядном виде. Однако воздух свободного рассвета еще наполнял свежестью грудь, и такая встреча показалась ей, как ни странно… приятной неожиданностью.
Магали захотелось увидеть, каким он был двадцатью минутами раньше, потным и грязным, всеми силами преодолевавшим бремя спортивной нагрузки.
Она с трудом перевела дух. Несмотря на то что она перестала бежать, ее сердце колотилось все быстрее.
Или десятью минутами раньше, когда он выходил из душа, и его разгоряченное тренировкой мускулистое тело поблескивало в каплях воды…
Согнувшись, Магали прижала одну руку к животу, а другой ухватилась за парапет. Возможно, она опять переусердствовала с дистанцией. У нее слегка закружилась голова.
Она почувствовала на своем плече его руку, и это ее остро потрясло. Кому-то захотелось коснуться ее разгоряченного потного тела? Чудеса…
– Зa va?[78] – озабоченно спросил он.
Она тряхнула головой, откинув «конский хвост» на спину, и посмотрела на него – смущенно и недоверчиво. Она не доверяла не столько ему, сколько самой себе. От доброго голоса этого светского льва, от его искренней участливости Магали вдруг окончательно лишилась сил. Нет, во всем виновата пробежка. Она совсем ослабела из-за дурацкого бега. Все ее тело стало каким-то… размягченным. Смягчилась даже ее мятежность.
– Non, не все, – ответила она, поразившись собственной честности.
Нет, такая откровенность никак не может быть приятной.
К ее изумлению, она вдруг взлетела в воздух, а потом почувствовала под собой холод каменного парапета и объятия крепких рук, удерживающих ее в сидячем положении и оберегающих на тот случай, если она вздумает хлопнуться в обморок или свалиться в реку.
Не хотел ли он просто избавиться от нее, сбросив в воду? Еще бы, можно знатно повеселиться, одним махом покончив с врагом. Хотя она, скорее всего, не умерла бы, а только переохладилась.
Он смотрел на нее, его синие глаза сияли ошеломляюще близко. Сейчас, когда она сидела на парапете, их глаза оказались на одном уровне. Она даже разглядела лучики его радужки, темные ресницы с рыжеватыми кончиками и еле заметные стрелки морщинок, разбегавшиеся от уголков глаз.
– Зa va? – повторил он.
Она молча вглядывалась в его лицо.
Он слегка склонил голову, так же, как во время их первой встречи.
И продолжал пристально смотреть на нее. Холод высушил ее вспотевшее лицо. Но сердце все так же билось с такой безумной силой, что кровь, казалось, выплескивалась ей в вены со странными толчками. За его спиной потрескивали раскачиваемые ветром голые ветви деревьев. Он усадил ее между двумя зелеными контейнерами продавцов книг, и они частично укрывали ее от ветра, но с реки все-таки долетали вихревые воздушные потоки.
Спасительный остров находился прямо за рекой. Надо только дойти до моста. И он мог видеть его за ее спиной, мог видеть ее надежное убежище. Она же видела только его.
– Может быть, вам полезно есть побольше сладкого, – предположил Филипп с задумчивой мягкостью, словно предлагал вариант сюжета волшебной сказки. – Может быть, в этом все дело.
Лежавшая на ее бедре рука поднялась и обхватила запястье, а прижавшийся к нему жестковатый большой палец явно пытался нащупать пульс.
Магали поняла, что он нашел его, потому что палец остановился. А сам Филипп замер в напряженном ожидании, точно лев перед прыжком. Почему же ее сердце никак не успокаивалось? Она же прекратила бег. Может быть, он вздумает приписать это…
Чуть изменив положение тела, он подался к ней, не отрывая взгляда от ее глаз.
– Я предпочитаю шоколад, – сумела выдавить она, все еще учащенно дыша… только потому, что не успела восстановить дыхание после слишком быстрой пробежки.
Его большой палец опять начал продвигаться по ее руке, нырнув под рукав, а указательный палец нащупывал тонкие вены и сухожилия, продолжая искать точку биения пульса.
– Я мог бы приготовить вам шоколад, Магали. Но вряд ли осмелюсь.
– Я сама умею готовить шоколад, – с трудом пробурчала она.
– Безусловно. – Он робко ей улыбнулся.
– И Сильван Маркиз умеет, – добавила она, пытаясь бросить вызов своему проклятому пульсу.
Его глаза раздраженно вспыхнули, а рука на ее запястье слегка напряглась, но он лишь укоризненно покачал головой. Его лицо приблизилось еще на сантиметр, туда, в ее предрассветное убежище между книжными ящиками.
– Но вы же пока не пробовали моего…
У нее едва не потекли слюнки, и вовсе не от желания шоколада. Сейчас на редкость неудачное время для такого разговора. Она чувствовала себя ужасно… беспомощной. Ужасно уязвимой.
Отлично известно, что в течение нескольких часов после бега вы остаетесь уязвимы для любого рода заразы. О чем она думала, так беспечно вдыхая его запах? Подобный смертельной болезни, он, казалось, проникал в нее с волнующей быстротой.
И к нему не примешивались сладкие ароматы ванили, розы или лайма. Сейчас от него исходил запах простой чистоты. Запах мужского тела, недавно вылезшего из-под душа.
– Возможно, – осторожно, с намеком на опасную вкрадчивость, предположил Филипп, – вы боитесь.
Она прервала пробежку уже минут пять назад, но ее грудь продолжала бурно вздыматься. И он по-прежнему держал руку на ее пульсе.
– Я не ем отраву. Но живу, не испытывая перед ней страха. По-моему, ничто не повредит мне, если я сама того не позволю, – вызывающе отвечала она.
Его руки на ее бедре и запястье сжались, и он порывисто притянул Магали к себе, словно искушаемый желанием доказать ошибочность такого ответа. Их губы едва не соприкоснулись. Оказавшись почти что в его объятиях, она заметила, как приблизилась его грудь, раздуваемая глубоким вдохом. Ее охлажденное ветром лицо согрел бурный выдох, и он предостерегающе воскликнул:
– Магали! Тебе хочется разбудить во мне зверя?
Восторженное смятение взвилось в ней залпом ракетниц, способным через мгновение расцвести в небе огненными букетами фейерверка. А что он сделает, разбудив в себе зверя?
– Он уже пробудился, – удалось прошептать Магали.
Его взлетевшая рука порывисто легла на ее затылок.
– Нет, пока нет.
И через мгновение Филипп резко припал к ее губам.
И тогда взорвались сверкающие огненные букеты. Сжигая воздух, с пронзительным ошеломляющим свистом, и внезапно Магали показалось, будто она взлетает к небесам вместе с салютом. Ее руки в поисках точки опоры скользнули по рукам Филиппа и вцепились ему в плечи, ощутив крепость напряженных мышц под слоями кожи и кашемира. Она и представить себе не могла, что ощущение его близости под затрепетавшими ладонями с такой невероятной всеобъемлющей мощью разольется по всему ее телу.
Она прижалась к нему, ее руки, пробежавшись по его спине, зарылись во влажной шевелюре, охлажденной зимним ветром. Голова Магали склонилась, губы приоткрылись, и их поцелуй мгновенно превратился в жаркую страстную схватку. Утоляя нестерпимый взаимный голод, они никак не могли насытиться друг другом.
Поцелуйная баталия затянулась. Филипп крепко ее обнимал, а она обхватила ногами его спину и прижалась к его животу, невольно огорчаясь наличию так мешавшей сейчас одежды и тому, что в таком положении на парапете она сидела несколько выше его сокровенного места соития.
Сталкиваясь и разделяясь, их языки и зубы продолжали интимное узнавание, жадные губы непрерывно открывали все более соблазнительные ощущения. Ее спортивная курточка и футболка не представляли никакой преграды для его рук, но сама Магали, раздосадованная его плотной кожаной курткой, быстро проникла под нее, и ее пальцы, проскользнув под свитер, обрели ощущение теплой упругости живого тела.
Вздрогнув от первого неожиданного прикосновения ее холодных пальцев к его груди, Филипп сделал судорожный вдох, вобрав в себя ее дыхание. Но после момента колебания он еще теснее прижался к ней и предоставил ее замерзшим рукам полную свободу действий.
Свет фар проехавшей по бульвару за спиной Филиппа первой утренней машины на мгновение выхватил их из таинственного сумрака. Стенами иллюзорного интимного убежища им служили все те же два зеленых ящика, а крышей – сумеречное предрассветное небо. И сам Филипп. Обнимая и жадно целуя Магали, он давал ей надежную защиту от любых взглядов, его рука мягко поддерживала ее затылок.
Ее руки, блуждая по его телу, ощущали крепкие, упругие мышцы спины, живота и груди, еще разгоряченные утренней тренировкой.
Они целовались до самого рассвета, когда сумерки вдруг прорезал робкий розовый луч, словно забытая краска смущения на божественном лице любопытной Авроры. И Филипп продолжал целовать Магали, не обращая внимания на дорожный шум уплотнившегося потока автомобилей. Однако вскоре он услышал пару насмешливых автомобильных гудков. И лишь яркий свет фар положил конец их разгулу.
Отстранившись друг от друга, они встретились потрясенными взглядами.
На какое-то время оба застыли в молчаливом оцепенении. Лицо Филиппа выглядело совершенно беззащитным. То есть ее собственное лицо, должно быть, тоже… Магали вдруг так резко отстранилась от него, что едва не свалилась в реку. Он мгновенно обнял ее, чтобы предотвратить падение.
Мысль о необходимости спасения породила в ней дикое желание ударить его, оттолкнуть. Хотя она не понимала, от чего ей, собственно, надо спасаться. Она порывисто повернула голову, слегка задев уголком рта и щекой его губы. Словно желая проверить сейчас, когда прошла первая необузданная страсть, не захочется ли ему поцеловать ее более нежно, к примеру, в мочку уха.
– Мне надо… мне надо закончить пробежку, – отрывисто прошептала она.
Что она говорит? Господи, какая глупость. Бессвязный лепет. Imbйcile[79].
– Магали. – Он выдохнул ее имя необычайно нежно и соблазнительно.
Она сползла с парапета и, выставив локти, заставила его отстраниться.
– В общем, пора заняться укреплением сердечно-сосудистой системы, – пробормотала она.
– Не думаю, Магали, что тебе есть смысл беспокоиться о замедлении сердцебиения, – заметил он, попытавшись использовать эту неумолимо колкую правду в качестве шпильки, способной ее к нему прикрепить.
Она мысленно отмахнулась от его слов, силясь придумать достойный ответ.
– Я должна закончить пробежку.
Какая трогательная ложь.
– Магали.
Этот призыв заставил ее обернуться, хотя она уже развернулась и сделала первый шаг уйти вон. Его мускулы напряглись, и он застыл в угрожающей напряженности, точно перед прыжком.
– Пытаясь убежать, ты с каждым шагом будешь все больше ощущать себя до смерти перепуганной зеброй.
Глава 16
Ко времени возвращения в свою квартиру ей так надоело представлять себя зеброй, что она проклинала и проклинала окончание сегодняшней пробежки. Но как еще она могла ускользнуть от него? Просто уйти? Так он пошел бы с ней рядом. Поймать такси? В шесть утра? И вообще – любой отрыв требовал бега. Она подозревала, что он мог тайно злорадствовать, вспоминая ее отступление, вне зависимости от ее мотивов.
Нет, она не убегала, как до смерти перепуганная зебра, разбудив в нем льва. Да и в ее колдовском мире он представлялся ей жабой. Или все-таки… хищником? Жаба – это не то. Не его случай. Возможно, она предпочла бы превратить его в кого-то более крупного, с теплой гривой, в которую так приятно зарываться руками.
Но сама она не могла избежать роли зебры. В противном случае чем бы она тогда закончила? Полосатой шкурой перед его камином?
Однако роль зебры ее решительно не устраивала.
Чувствуя дрожь в усталых конечностях, она с трудом преодолела все шесть этажей до квартиры. На пути в душ она задержалась около зеркала и поймала свое отражение.
«Конский хвост» распустился, спутанные ветром волосы рассыпались по плечам. Лицо начисто лишено макияжа. К слову, она им, можно сказать, пренебрегала, но как же велика разница между легкой, незаметной корректировкой природных данных и простодушным, даже растерянным выражением глаз, видом исхлестанных ветром щек и губ. Ее вспотевшее лицо приобрело помидорный оттенок.
Нет, вид ужасный, просто в голове не укладывалось…
Как он мог целовать ее, если она так ужасно выглядела?
Включив горячую воду, Магали залезла под душ, и его живительные струи с неисчерпаемой лаской обтекали усталое тело, словно возвращая ее в утраченные теплые объятия.
Наконец она вылезла из душа, но лишь потому, что вода постепенно стала теплой и даже прохладной, хотя благодаря такому охлаждению к ней частично вернулись силы. Но растирая себя досуха огромным белым махровым полотенцем, Магали вновь начала дрожать, ее тело оказалось слишком чувствительным, слишком давно жаждавшим живого сердечного тепла и человеческой близости.
За пять лет упорного изучения парижской моды она достигла значительных успехов в попытках стать истинной парижанкой. В то утро она выбрала для себя впечатляющие доспехи, способные сразить любого. Мягкие шелковые складки облегали плечи: легкий сдвиг в сторону большого выреза с готовностью обнажал то или другое плечо, складки свободно ниспадали между ее грудей вместе с ныряющим декольте, очередная фантазия, и вырез смещался на спину, обнажая шею и приоткрывая изгиб спины. Под декольте туники таились обласканные шелком соски ее грудей, ткань струилась, облегая и тонкую талию, и бока, доходя до верхней половины бедер. Тонкие узорчатые легинсы, напоминая старомодные ажурные чулки, обтягивали ее ноги и исчезали под подолом туники. Уши она украсила подвесками в виде крупных зеленых, отделанных филигранью листьев. Полчаса Магали уделила прическе, с безупречной небрежностью уложив все игривые локоны шиньона.
Ее ноги почти полностью скрылись под высоченными сапогами. За ними она специально съездила в квартал Марэ. Считая эти сапоги слишком дорогими, она долго откладывала покупку, опасаясь к тому же, что они вполне могли выйти из моды в этом же году. Но ей ужасно хотелось походить в таких стильных кожаных ботфортах, облегающих даже бедра. И вот теперь их грубая фактура чудесно контрастировала с нежным шелком.
Когда Филипп зашел в «Волшебную избушку», Магали вдруг почувствовала себя… затрепетавшей зеброй.
Нет. Не совсем. Никакая зебра не задрожит от удовольствия, предвкушая, что ее поймают.
В его руках не было никакой фирменной коробки. Сегодня искушением предстал он сам.
Его цепкий взгляд прошелся разок по ее фигуре, ботфортам, скрывавшим половину бедер, и декольте, завершавшемуся на мягком взлете ее груди. Чувственно изогнутые губы сдержанно сжались, давая молчаливую оценку ее доспехам, а в синих глазах сверкнуло более откровенное определение: зебра.
«Нет, ничего подобного, – вызывающе сверкнули в ответ ее глаза. – Давай-ка попробуй поймать меня. Мои зубы тоже остры и опасны».
Возможно, решив, что добыча от него никуда не уйдет, Филипп отвернулся и взглянул на ее дружелюбного и кудрявого собеседника.
– Кристоф, – хладнокровно произнес он, пряча желание растерзать беднягу и расчистить поле битвы для себя самого.
Кристоф, уже познакомившийся с Магали и минут пятнадцать сидевший за угловым столиком, восторженно улыбнулся Филиппу и приветствовал его поднятием чашки, наполненной шоколадом. Он спокойно поднес ко рту ароматный напиток, а Филипп так сжал зубы, что на его скулах обозначились желваки.
– Мне следовало догадаться, что вам тоже приглянулось это заведение. Как удачно, что Кэйд поведала мне, где оно прячется.
Вид Филиппа недвусмысленно говорил, что ему чертовски хочется вырвать из рук улыбчивого нахала его шоколад и вышвырнуть на улицу этого сластолюбца, ведущего знаменитый кулинарный блог «Гурман». Не имея никаких особых поводов радоваться, Магали все же испытала чувство сердечной привязанности, увидев столь откровенную ревность. «По крайней мере, – подумала она, – мне удалось смутить его разум. О господи, ведь он наверняка запомнил, как утром я таяла от наслаждения под его поцелуями…»
– Мне нужно поговорить с Магали.
Кристоф выглядел очень довольным.
– Mais, bien sыr![80] – Сделав вид, что поглощен отправкой сообщения, блогер незаметно перевел свой мобильник в режим фотокамеры. – Не обращайте на меня внимания.
Филипп поджал губы.
– En fait[81], я собиралась показать Кристофу пару наших фирменных рецептов, – заметила Магали. – Ему захотелось написать о нас в своем блоге.
Филипп перевел взгляд с нее на Кристофа, а потом взглянул в сторону кухни. На скулах его опять обозначились желваки. Он резко мотнул головой.
– Свежо предание.
Она вздернула подбородок.
– Pardon?[82]
Он не сводил напряженного взгляда с ее шеи. В конце концов в полном смущении она прикрыла ее ладонью. Из-за глубокого выреза грудь внезапно показалась ей едва ли не обнаженной. И от этого она испытала возбуждение, ощущая, как затвердели под шелком соски.
Выражение его лица неожиданно изменилось. Стало мягче и задумчивее. Он развернулся, почти заслонив ее от взгляда Кристофа, и подался вперед. Его локоть ударился о выставочный стенд. Он не думал, что она отступит – безусловно, в ее ли характере отступать? – но теперь они оказались в непосредственной близости. Филипп пригнул голову, якобы для того чтобы не задеть лунный серп, но благодаря этому его лицо оказалось почти на одном уровне с ее вздернутым носом. Казалось, нагнувшись, он заключил Магали в свои объятия, хотя даже не касался ее. Шоколадный полумесяц медленно завертелся над его головой.
– Магали, – тихо произнес он, глядя на ее губы.
Они мгновенно загорелись. Ей показалось, что они загорелись от вспыхнувшего в них огня, придавшего им пламенную яркость, излишнюю мягкость и полноту.
– Магали. – Его рука слегка коснулась локонов, игриво вырвавшихся из заколки.
Блогер, открывший миру историю Похитительницы Шоколада, не сводил с них заинтересованных глаз. И держал перед собой мобильный телефон.
– Тебе нужно какое-нибудь ожерелье, – продолжил Филипп.
– Что?
Его взгляд устремился на ложбинку, ныряющую в вырез туники, прикрывавшей ее груди, и взгляд тот был настолько пылким, словно он погладил ее пальцем.
– Oui, lа[83]. Что-нибудь в зеленой гамме. Очаровательное зеленое колье. Оно должно поддерживать желание постичь нечто непостижимое.
Магали глубоко вздохнула, отчего его глаза, уже созерцавшие ее груди, резко расширились. Каким-то чудом ей удалось изогнуть губы в улыбке, сверкнувшей стальным блеском рапиры.
– Так, теперь вы еще намерены учить меня, как следует наряжаться, чтобы мужчины пялились на мою грудь? И что бы я, бедняжка, делала, если бы вы случайно не вторглись в мою скромную жизнь?
Филипп сжал зубы, и ей вдруг на мгновение показалось, что он готов пробить головой любую преграду. А поскольку ближайшей к нему преградой была ее голова, то ситуация могла мгновенно стать чертовски опасной. Как же назывались те твердолобые динозавры из школьного учебника, которые дрались на турнирах, сталкиваясь головами? Из-за постоянных переездов в детстве и учебы в школах с разными системами образования ее знания в некоторых областях были обрывочными.
Совершенно забыв о болтавшемся над ним месяце, Филипп выпрямился – да так резко, что лунный серп, столкнувшись с его головой, закрутился с бешеной скоростью. Он поднял руку и с легкостью поймал и остановил шоколадный спутник, а ей для этого понадобилась бы стремянка. Удерживая месяц над их головами, Филипп вдруг положил другую руку на ее скрещенные под грудью руки, и они почти скрылись в его большой теплой ладони.
Несмотря на утренние страсти, Магали так потряс этот неожиданный вульгарный жест, что она невольно застыла, глаза изумленно распахнулись, и на него устремился ледяной взгляд.
Поднимая руку, он нарочно начал поглаживать ее, воспламеняя кожу под тонким шелком, небрежно сдвинул вырез туники, прижал ладонь к оголившемуся плечу, и наконец его пальцы завладели ее подбородком, не позволяя уклониться в сторону. Их глаза сцепились.
– Тебе придется уступить мне, – уверенно заявил он.
Ей – придется уступить? Так вот как он воспринял их поцелуи?
– Чтобы я уступила тому, кто не в силах устоять даже перед вспотевшей особой с растрепанными волосами?
Ее слова поразили его. Она опять полностью завладела его вниманием, но теперь синие глаза угрожающе прищурились. Магали ухмыльнулась. Неужели ей удалось задеть его за живое?
Он наклонился к ней – так близко, что его дыхание защекотало ей ухо.
– А вы полагаете, что рабыни целыми днями обмахивают меня опахалами, заливая в мой рот превосходные вина? Приглашаю вас, Магали, посетить мою лабораторию в любое время. Поверьте, мне тоже приходилось изрядно попотеть у плиты.
– Именно таких женщин вы, видимо, и ищете, – презрительно фыркнув, заключила она.
Но последний укол уже не достиг цели. Его губы изогнулись, их уголки приподнялись в сладострастной усмешке, точно облизали все ее тело от кончиков пальцев ног до… до самой груди. Пламенный жар, пробужденный его сладострастием, загоревшись в груди, проявился и на ее лице густым румянцем.
– Я с удовольствием, безусловно, устрою для тебя другой увлажняющий разогрев, – прошептал он ей на ухо.
И пока она в отчаянии пыталась осмыслить его слова, он отступил назад. Легко. Словно они мило поболтали о пустяках.
– Итак, Кристоф. – С хозяйским видом Филипп уверенно уселся за столик напротив кулинарного блогера.
Тот мгновенно спрятал свой телефон.
– Насколько сильно вам хочется увидеть процесс изготовления моих фирменных макарун?
В глазах Кристофа вспыхнула восторженная алчность.
– А вы серьезно?
– Держитесь подальше от этой кухни, – Филипп кивнул головой в сторону каморки с голубыми плитками, отчего возмущение Магали мгновенно достигло точки кипения, – и я докажу вам серьезность моего предложения.
Он поднялся из-за столика и направился к выходу, но по пути задержался перед Магали, пока Кристоф спешно собирался, чтобы последовать за ним.
– Кстати, Магали…
Он вызывающе вскинул голову и так самодовольно ухмыльнулся, что ей захотелось влепить ему пощечину. Но Филипп склонился к ней, едва не коснувшись лица, и ее сердце екнуло и заколотилось с бешеной скоростью, как нынешним утром.
– Я готовлю карамель на более высокой температуре, чем любой другой шеф-повар, – прошептал он. Он почти свел вместе большой и указательный пальцы, так что между ними пролез бы только листок бумаги. – Разогреваю до точки, близкой к воспламенению. Полагаю, процесс вам может понравиться.
Глава 17
Когда Филипп наконец закончил общаться с Кристофом, ни разу не попытавшись его придушить, он, вернувшись в кафе Магали, обнаружил, что та сбежала.
По крайней мере, ему понравилась эта идея: она сбежала в паническом страхе и трясется от ужаса, опасаясь, что он теперь неотступно будет ее преследовать. Может быть, ему и не следовало бы доводить дело до такой конфронтации, но она свела его с ума, когда после утренней встречи на набережной вдруг опять ощетинилась ежиком, вырядившись в свои победительные доспехи. А он-то! Уже размечтался, что она готова к капитуляции.
Читать бесплатно другие книги:
