Кровавые вороны Рима Скэрроу Саймон
– Как можно уважать человека, отдавшего на заклание собственное дитя?
Голос Макрона дрожал от гнева, и Катон, зная повадки своего друга, испугался, что тот бросится на жрецов и попытается остановить ритуал. Разумеется, не думая о последствиях.
– Макрон, прошу, держи себя в руках. – Катон стиснул пальцами запястье друга. – Мы здесь бессильны и не можем изменить происходящее.
– Это мы еще посмотрим! – оскалился центурион, вырывая руку.
– Не смей. – Катон стал перед Макроном, заслоняя собой алтарь. – Оставайся на месте. Это приказ.
Макрон в растерянности смотрел на префекта, не веря своим ушам.
– Катон, дружище, ты что, шутишь?
Мольба в голосе друга болью отозвалась в сердце Катона. Так хотелось признаться, что он разделяет чувства друга и тоже хочет помешать жуткому ритуалу. Но тут же в нем заговорил солдат, подчиняющийся приказам. А пока надо спасать Макрона.
– Держите его, – обратился Катон к двум телохранителям. – А если окажет сопротивление или начнет кричать, оглушите.
– Как, господин префект? – растерялся один из легионеров.
– Выполняйте приказ! – рявкнул Катон. – Да поторапливайтесь, пока нас всех не перебили по его милости.
Легионеры схватили Макрона, но тот был слишком потрясен, чтобы сопротивляться, и лишь с беспомощным видом смотрел на друга.
– Да что же это творится?
– Мы не можем спасти мальчика.
– Что там у вас? – послышался суровый голос Остория, продвигавшегося к месту происшествия. Легионеры на секунду замешкались, и Макрон высвободился из их рук. – А ну заткнитесь, черт бы вас побрал. Смирно! Объясните, префект, что здесь за возня!
– Уже все уладили, господин губернатор, – поспешил успокоить Катон. – Верно, Макрон?
Макрон на мгновение встретился глазами с другом, а потом в отчаянии опустил голову и сгорбился. Катон повернулся к нему спиной, чтобы загородить жуткое зрелище. Мальчик пытался взобраться на алтарь, но это ему не удавалось не то от страха, не то от нехватки сил. Вперед выступил верховный друид и, схватив подростка за талию, бросил на алтарь и крепко прижал к камню с распростертыми руками. Затем друид повернул голову мальчика к центру круга и, воздев руки к небесам, закинул назад увенчанную оленьими рогами голову и затянул нараспев молитву. Голос жреца поражал мелодичностью и богатством оттенков, каждую фразу за ним повторяли сначала все друиды, а затем собравшиеся на сход представители многочисленных местных племен. Даже лежащий на жертвенном алтаре мальчик. Его глаза были широко раскрыты, а губы шевелились, будто жили отдельной от тела жизнью. Песнопение становилось все громче, и Катон вдруг почувствовал, как чужая молитва проникает через уши в мозг, оплетая щупальцами все тело, растворяя его в мерном ритме заклинаний.
Но вот наступила кульминация: верховный жрец встал, сжимая в обеих руках кинжал с узким лезвием. Друид медленно поднял кинжал, и на отполированной стали блеснуло отражение пламени. Глаза всех присутствующих были прикованы к алтарю. Катон украдкой взглянул на друга. Макрон, стиснув зубы, придерживал левой рукой правую, инстинктивно тянувшуюся к рукояти меча. В этот момент песнопение внезапно прекратилось, будто у всех присутствующих одновременно перехватило дыхание. В воздухе повисла благоговейная тишина, лишь тихо шелестел легкий ветерок да потрескивал огонь в кострах.
Верховный друид, издав звериный вопль, с размаху вонзил кинжал в сердце подростка. От сокрушительного удара руки и ноги жертвы судорожно дернулись, а из легких вырвался предсмертный хрип, похожий на плач. Голова мальчика откинулась назад, нижняя челюсть отвисла, а пронзенное кинжалом тело все еще корчилось на алтаре. Кровь быстро пропитала белые одежды, заливая камень. Темное пятно постепенно расползалось, и кровь уже стекала струйками по алтарю. Мальчик затих, и по рядам присутствующих пронесся свистящий звук, знаменующий смерть жертвы.
– Больные на голову ублюдки! – простонал сквозь зубы Макрон. – Безумные дикари!
Катон шепотом попросил друга замолчать. Собравшиеся по внешнему краю круга люди смотрели на жреца, а тот уже приступил к работе и вскрыл кинжалом грудную клетку покойника. В холодный воздух вырвалось облачко пара, друид подался вперед, погрузил руку в рану и извлек окровавленный кусок плоти, который принялся внимательно рассматривать. Катон догадался, что это сердце мальчика, и к горлу тут же подкатила тошнота. Выдержав паузу, верховный друид опустил вниз руку, сжимающую сердце жертвы, и, оглядев зрителей, что-то объявил. По толпе пронесся вздох облегчения.
– Верховный друид говорит, что сердце здоровое и сильное, богам такой дар понравится, – тихо просвещал римлян Маркоммий. А друид повернулся к небольшой жаровне, горевшей у алтаря, и швырнул сердце в огонь. Пламя ярко вспыхнуло, и в ночные небеса поднялось огромное дымное облако. Катон понял, что это трюк, и друид вместе с сердцем бросил в огонь какое-то снадобье. Однако зрелище получилось впечатляющее и явно поразило толпу. Вдруг Катон заметил, что в это же мгновение верховный друид исчез, словно его поглотила земля. В толпе послышался тревожный шепоток, но тут вперед вышел друид, сопровождавший римлян и иценов на сход, и, подняв руку, успокоил людей.
– Он говорит, что сход племен можно начинать.
Губернатор кивнул в знак согласия, а друид продолжал говорить с толпой.
– Он говорит, что вы пригласили представителей племен с намерением обсудить условия длительного мира между Римом и королевствами Британии. Некоторые племена уже присягнули на верность Риму, но многие продолжают оказывать сопротивление. Однако и без участия Рима между рядом племен царит вражда и вспыхивают конфликты. Жрец напоминает всем собравшимся, что здесь священная земля друидов, и только они имеют право пролить кровь в пределах круга. Кроме того, римляне гарантировали беспрепятственное прохождение всем, кто явился на сход, как союзникам, так и противникам. А следовательно, на протяжении всей встречи никто не смеет затевать драки и задевать честь присутствующих. Любой, нарушивший эти правила, навлечет на себя и своих людей несмываемый позор и гнев богов. Если кто-либо из присутствующих не согласен с предлагаемыми условиями, он волен покинуть сход.
Друид умолк в ожидании ответа. Однако все молчали и не двигались с места.
– Хорошо. Тогда прошу губернатора этой части наших земель, именуемой в настоящее время провинцией Британия, произнести обращенную к племенам речь.
Поклонившись Осторию, друид отошел к алтарю. Подав знак переводчику, Осторий, под всеобщее молчание, уверенной поступью направился в центр круга. Заняв предназначенное для него место, губернатор осмотрелся по сторонам. Вокруг царила мертвая тишина: ни приветственных возгласов, ни гневных выкрикиваний. Безмолвие. Откашлявшись, Осторий начал свою речь, а переводчик переводил его слова на ритмичный кельтский язык.
– Я, Осторий Скапула, претор Рима, губернатор Британии и командующий наземными и морскими силами, базирующимися на острове, приветствую всех пришедших на сход. Мои слова относятся и к силурам, и ордовисам, являющимся заклятыми врагами Рима и всех его ценностей. – Губернатор сделал короткую паузу. – Прошло почти восемь лет с того дня, когда наши легионы высадились на остров. В первые же месяцы мы нанесли поражение самой сильной армии, которую смог собрать Каратак. И не единожды, а три раза. С тех пор ничто не стоит на пути у Рима. Ни ваши армии, несмотря на беззаветную храбрость воинов, ни горные крепости, какими бы неприступными они вам ни казались. Несмотря на достойное всяческой похвалы мужество, вы не можете победить нас в открытом сражении. Наши воины лучше обучены и экипированы. Они одержали триумфальные победы над блистательными армиями Карфагена, Греции и Галлии. Нас не остановили ни высокие горы, ни дремучие леса Германии. И не существует реки, какой бы быстрой и широкой она ни была, через которую мы не смогли бы в считаные дни построить мост. Нас ничто не остановит, каким бы долгим ни был путь. Если император дал приказ, результат может быть только один – победа. Вот так обстоят дела. Рим умеет воевать. За сопротивление вы платите сожженными дотла городами, деревнями и фермами, а ваших женщин и детей заковывают в цепи и продают в рабство. Но мы умеем не только воевать, но также строить мирную жизнь. Рим несет порядок и благосостояние всем, кто становится нашими союзниками и принимает наше покровительство. Да, приходится платить налоги. Но такова цена мирной жизни. Примите наши законы и обычаи, и со временем поймете, что римский образ жизни обеспечит вам будущее и послужит насущным интересам.
Вперед выступил высокий воин мощного телосложения, представляющий одно из племен, и с горечью в голосе заговорил на своем языке, указывая пальцем на губернатора.
– Это Венут из племени бригантов, – пояснил переводчик. – Супруг королевы Картимандуи.
– То есть король?
– Нет, господин губернатор. Племенем правит королева, а Венут ее супруг и не разделяет любви жены к римлянам.
– Понятно. И что же говорит супруг королевы?
– Возмущается наглостью вашей речи. Тем, что вы посмели призвать племена подчиниться Риму и сделали это на земле, которая является для всех нас священной с незапамятных времен. Обвиняет вас в попытке заставить нас отречься от своих богов.
Слова Венута вызвали возмущенный ропот, но Осторий поднял руку, призывая к тишине. Сердитые голоса умолкли, и губернатор продолжил речь:
– Рим не собирается отнимать ваших богов и не посягает на священные места. Можете и дальше исповедовать свою веру или принять нашу, как пожелаете. Если хотите, придерживайтесь нашего образа жизни, а нет – живите по-старому. Выбор за вами. Но вы должны научиться жить по римским законам при римском правлении. Согласитесь, мизерная плата за возможность остановить долголетнюю войну, а заодно и все межплеменные конфликты и стычки.
Выслушав губернатора, Венут не замедлил с ответом, и голос его звучал так же гневно.
– Он говорит, что именно так привыкли жить племена. Как иначе может воин проявить себя? Он должен показать всем свое мужество и ловкость в бою, и отнять у него такую возможность все равно что лишить смысла жизни.
– Значит, воинам придется поискать иную цель в жизни, – твердым голосом заявил Осторий. – Пусть станут фермерами или пойдут добровольно служить в ряды наших наемных отрядов. Другого будущего для них нет. Надо смотреть правде в лицо. Ваши воины должны отказаться от прежних замашек или пасть на поле брани, сражаясь с римскими легионами.
Венут ответил злобным смехом.
– Он говорит, вы не оставляете выбора.
– Наоборот, предлагаю выбрать между жизнью и верной смертью.
Маркоммий перевел слова губернатора, и из толпы послышались возмущенные крики протеста. У Катона возникли опасения за безопасность Остория, который, по его мнению, перегнул палку. Но тут из-за круга вышел следующий оратор и поднял руку, призывая соплеменников успокоиться. Это был крепкий мужчина, успевший обрасти жирком, с обвисшими щеками, обрамленными аккуратно подстриженной бородой. Он был одет в тканый плащ и свободные штаны, однако под плащом виднелась туника на римский лад, да и волосы подстрижены короче, чем у остальных местных жителей. Мужчина с уверенным видом вышел в центр круга и ждал, когда страсти улягутся.
– Это еще что за клоун? – поинтересовался Макрон.
– Нетрудно догадаться, – откликнулся шепотом Катон. – Когидубнус, из племени регнов.
– Тот, что продался раньше, чем на землю Британии ступил первый римлянин?
– Он самый.
– Уж лучше бы этот тип не выступал на нашей стороне, – заметил Макрон, видя, с каким презрением смотрят на Когидубнуса представители других племен.
– Прежде всего хочу выразить искреннюю благодарность губернатору за то, что он предлагает нам заключить долгий и прочный мир, – четким проникновенным голосом заговорил Когидубнус. – Вы все меня знаете: я – король Когидубнус, и скажу прямо, что тоже воспитывался как воин. И не раз водил свой народ в бой. Нет нужды искать подтверждения моим словам. Я пришел сюда поддержать предложение губернатора Остория Скапулы. Рим действительно показал себя могущественным союзником и другом моего народа. Могу смело утверждать, приход римлян принес нам выгоду, и регны не исключение, это относится ко всем племенам, которые примут руку дружбы, протянутую губернатором.
– Предатель! – выкрикнул на латыни голос из толпы, а затем повторил это же слово на местном диалекте.
Когидубнус, нахмурившись, вместе с остальными устремил взгляд в ту сторону, откуда прозвучало обвинение. Среди местных жителей началось движение, и вперед вышел воин богатырского телосложения. Откинув капюшон плаща, он открыл взору длинные белокурые волосы. В ту же секунду раздался хор взволнованных голосов, а Маркоммий лишь в изумлении покачал головой:
– Каратак…
Глава 10
Заклятый враг Рима вышел вперед и остановился на расстоянии вытянутого меча от Когидубнуса. Сжав кулаки, он смерил короля регнов полным презрения взглядом и заговорил громким голосом, слышным в последних рядах толпы. Маркоммий тут же приступил к своим обязанностям.
– Еще бы, ты своей выгоды не упустил. Всем известно о великолепном дворце, что строят для тебя римляне. Шикарная будка для любимой императорской собачонки. А ты и есть комнатная собачонка. Точнее, дворняга, которая выклянчивает лакомые кусочки с хозяйского стола. Наполовину бритт, наполовину римлянин. Когидубнус, ты продал честь и душу за блестящие безделушки, и да покроется навеки твое имя позором.
Когидубнус открыл рот для ответа, но Каратак с грозным видом двинулся на него, и король регнов сразу сник, торопливо пятясь к своим подданным. Каратак проводил его гневным взором, а потом, отмахнувшись, словно от назойливого насекомого, повернулся к толпе.
– Вы все меня прекрасно знаете, всем известно, что я сражаюсь с римлянами с первых дней их вторжения в наши земли. И я ни разу не уступил, не поддался врагу, нашему общему врагу! Я веду многолетнюю борьбу за нашу свободу, и пока орлы на штандартах римских легионов кружат над нашей родиной, всем нам уготована участь рабов. Такова горькая правда. Римский губернатор предлагает нам изменить образ жизни, забыть, кто мы такие и стать частью Римской империи. А разве легко отказаться от своей сути? – Каратак прижал руку к груди. – Я Каратак, король катувеллаунов, и хотя мое королевство больше не существует, я храню его здесь, в своем сердце. Храню память о своем народе, о нашей истории, о доблести в боях и надеюсь дожить до дня, когда римлян вышвырнут в море, как уже случилось прежде, когда их привел сюда в первый раз великий полководец Юлий Цезарь. И долгожданный день наступит, я верю в это так же свято, как в наших богов. – Он указал пальцем на Остория. – Римский губернатор предлагает забыть древние обычаи или погибнуть в бою. То есть мы должны выбрать между спасением своей чести и рабским существованием, как паршивые псы. Нет ничего проще! Я выбираю честь и свободу!
Каратак выдержал паузу, чтобы смысл сказанного дошел до всех присутствующих на сходе. Из толпы послышались одобрительные возгласы, но многие молча наблюдали за Каратаком и не спешили поддержать.
– Губернатор уверяет, что наше сопротивление неминуемо закончится поражением. Да, верно, в предыдущих сражениях мы потерпели неудачу, однако стремление к свободе не угасло. Много лет мы ведем борьбу с Римом, и теперь битве в открытом поле предпочитаем иные методы. Мы нападаем на римские заставы, сжигаем припасы и убиваем дозорных. Медленно, но верно уничтожаем римские легионы. Все это время мы собирались с силами и предпринимали против нашего общего врага еще более дерзкие вылазки. В подтверждение своих слов хочу показать всем вот это.
Каратак подал знак силурам, и тут же вперед вышли два человека, которые держали под руки третьего. Его лицо скрывал капюшон, а ноги заплетались, как у пьяного. При всеобщем молчании воины выволокли его в середину круга. Все трое остановились перед Каратаком, а тот, наклонившись вперед, откинул с головы неизвестного капюшон. Взору присутствующих открылась копна кудрявых темных волос и изможденное лицо с черными провалами вместо глаз. Дрожа всем телом, несчастный издал нечеловеческий гортанный вопль ужаса.
– Ему отрезали язык! – догадался Макрон.
– Сейчас узнаем его имя, – сдавленным голосом откликнулся Катон.
Каратак отдал своим людям приказ отойти в сторону и швырнул искалеченного человека вперед, а тот, спотыкаясь, проковылял несколько шагов и упал на четвереньки. Из груди пленника вырвался приглушенный стон боли, и он пополз по утоптанной земле, стараясь оказаться как можно дальше от оглушительно хохочущего Каратака и его спутников. Вождь бриттов повернулся к Осторию и его свите.
– Возвращаю его вам, – великодушно объявил Каратак. – Мы взяли этого человека в плен несколько месяцев назад вместе с остальными, которых уничтожили. А его возили по деревням, где он подвергался всяческим унижениям и издевательствам. Жаль беднягу, уверен, его ждало блестящее будущее. Однако необходимо показать соплеменникам, что легионеры сделаны из того же теста, из плоти и крови, как и все мы, и лишить их жизни столь же просто, как любого крестьянина. Даже если речь идет о знаменитом центурионе Квертусе, с которым мы в свое время непременно расправимся. А пока нам надоело таскать за собой этого трибуна и выставлять его на всеобщее посмешище. Пора передать его в руки соратников. Верно я говорю, трибун Марцелл?
Каратак встал за спиной беспомощного пленника и подтолкнул сапогом к губернатору так, что несчастный упал лицом вниз. В рядах представителей местных племен раздались презрительные злобные смешки, однако многие смотрели на происходящее с ужасом в ожидании неизбежного возмездия со стороны римлян. Губернатор, с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, скрипнул зубами и, повернувшись к свите, ровным голосом приказал:
– Поднимите его и уведите отсюда.
Макрон опомнился первым и бросился к пленнику. Катон последовал за другом. Склонившись над несчастным, центурион бережно взял его под руку, но тот, движимый инстинктом, отпрянул назад и хрипло зарычал.
– Позвольте, я помогу вам встать на ноги, господин трибун, – спокойно предложил Макрон, хотя при виде изуродованного лица с незрячими заплатками вместо глаз к горлу подкатывала тошнота.
Катон поддержал Марцелла с другой стороны, и друзья повели его к остальным трибунам и телохранителям, которые в ужасе наблюдали за происходящим.
– Ваши страдания закончились, – успокаивал Макрон. – Теперь вы снова среди соотечественников.
Катон подал знак двум телохранителям:
– Позаботьтесь о трибуне, отведите в крепость и проследите, чтобы его накормили и обработали раны.
Легионеры приняли Марцелла из рук друзей и вывели из круга. Макрон проводил их долгим взглядом, а потом вдруг обратился к Катону:
– Если со мной случится нечто подобное, обещай, что перережешь мне глотку.
– Ага, а потом отвечай перед твоей матушкой.
– Этим ты сделаешь одолжение и ей, и мне, – с мрачным видом заявил Макрон. – Так что, обещаешь?
– Хорошо, – пожал плечами Катон. – Как пожелаешь.
– Поклянись!
Настойчивость друга и лихорадочный блеск в глазах удивили Катона, но спорить он не стал.
– Жизнью клянусь.
Макрон вздохнул с облегчением.
– И я для тебя сделаю то же самое, – пообещал он.
Глядя на готовность друга лишить его жизни, Катон в изумлении поднял бровь, однако вспомнив изувеченное лицо трибуна, вдруг поставил себя на его место. Представил, как возвращается домой беспомощным калекой, как встречает его Юлия, как ужас на ее лице сменяется отвращением и жалостью. Нет, слепому этого не увидеть, но все и так станет ясно при первых звуках ее голоса. Возможно, и Марцелла ждет в Риме любимая женщина. Картины участи, которая может его постигнуть, были очень яркими.
А Каратак, отступив в сторону, наслаждался устроенным спектаклем. Но вот он снова вышел в центр круга и обратился к собранию:
– Этот трибун командовал тысячью легионеров, и все они были убиты или захвачены в плен во время всего лишь одного набега. И если удалось разбить такой большой отряд римлян, как тут согласиться с губернатором и разделить его уверенность в окончательной победе Рима? Нет ни одной заставы на границе с землями силуров и ордовисов, которой не угрожала бы моя армия, ни один обоз с продовольствием не может чувствовать себя в безопасности ни на одной из дорог, по которым ездят римляне и их союзники. Вот так и будет с этого момента и до дня, когда у врага пропадет охота с нами сражаться. Даже могущественному Риму не по силам вечно нести постоянные человеческие потери, подтачивающие боевой дух. И заявляю всем, что наше стремление защитить родную землю и отстоять свободу гораздо сильнее желания римлян ее покорить. В конце концов победа будет за нами!
Каратак с вызовом посмотрел на Остория, а среди его спутников послышались одобрительные возгласы. Осмотревшись, Катон обнаружил, что помимо горных племен к Каратаку присоединились бриганты и воины других племен из северной и западной частей острова.
Губернатор выступил вперед и встал перед Каратаком. Выкрики из толпы постепенно стихли. Осторий заговорил, но уже не прежним рассудительным, взывающим к благоразумию тоном. Его голос звучал сурово и холодно:
– Пытки, которым вы подвергли одного из моих офицеров, не останутся безнаказанными. С этого дня приказываю казнить десять твоих сторонников за каждого убитого или захваченного в плен римлянина. Мой приказ распространяется на все племена, которые проявили глупость и поддержали твое обреченное на провал дело. Теперь ясно, что мое предложение заключить мир оказалось бесполезной тратой времени. Время переговоров закончилось, и я даю торжественную клятву всем богам, которых почитаю, что не успокоюсь, пока не разобью твою армию и не доставлю тебя вместе со всеми родственниками в Рим. И там вас подвергнут унижению, которое во сто крат искупит страдания трибуна Марцелла. Кроме того, клянусь, что не уйду на покой, пока не истреблю все горные племена. Ордовисов и силуров сотрут с лица земли, и останется лишь память, напоминание остальным племенам, живущим на этом острове, какова цена сопротивления Риму.
– Хорошо сказано! – одобрительно хмыкнул Макрон.
– Клянись сколько хочешь, римлянин! – рассмеялся Каратак. – Твои клятвы ничего не изменят. Мы будем драться и убивать римлян, пока не сломим ваш боевой дух.
Ответить Осторий не успел, так как в этот момент выступил вперед Прасутаг и, дождавшись тишины, обратился к собранию. Выслушав первую фразу, Маркоммий перевел ее римлянам.
– Король иценов говорит, что уже достаточно пролито крови. Слишком много жертв с обеих сторон, и пора положить конец противостоянию. Он говорит, что за предложенный римлянами мир придется платить, но хотя цена и высока, это все же лучше, чем бесконечные страдания людей, которые оказались втянутыми в борьбу с Римом. Из личного опыта король знает о доблести римских легионеров. Ему доводилось сражаться на их стороне, и король иценов уверен в их непобедимости. Они не уступят, пока не одержат полную победу. – Последние слова Маркоммий перевел от первого лица: – Прошу тебя, Каратак, воспользуйся предоставленной возможностью, сложи оружие и прими мир. Последуй примеру народа иценов.
– Предлагаешь следовать твоему примеру? – с омерзением скривился Каратак. – Ты, ставший королем только после того, как был предательски зарезан последний представитель благородного рода, имевший мужество противостоять Риму! И сколько времени потребовалось храброму народу иценов, чтобы вступить в противоборство с римлянами? Годы, после того как они продали души императору в обмен на горсть серебряных монет? Слишком поздно твой народ осознал цену своего вероломства. Вы опоздали прийти на помощь, когда мы только начали сражаться с римлянами, а теперь уже ничего не изменишь. И вот вы живете под пятой римского сапога, как и бесхребетные тринованты, которые против воли держат у себя колонию ветеранов и при этом отдают все до последней монеты на налоги для постройки храма в честь императора Клавдия. И это называется дать нам свободу и разрешить почитать своих богов! – Каратак чуть понизил голос: – Прасутаг, твой народ страдает под тем же игом. Твоих воинов заставили сложить оружие, и ты сам остался беззащитным перед властью Рима. А что если прекратить этот позор? Не позволить обращаться с собой как с рабами? Думаешь, народ иценов будет вечно терпеть издевательство? Наступит день, терпение людей лопнет, и они поднимут бунт. И тогда поймут, что ты их предал. Ты хочешь убедить нас, что, заключив мир, спасаешь жизни. А правда в том, что приходится выбирать между войной и бесчестьем. Ты выбрал бесчестье… а получишь войну. Это так же неизбежно, как смена дня и ночи. – Каратак повернулся к вождям племен, заключивших договор с Римом, и в гневе указал на них пальцем. – Когда ваши воины и соплеменники будут сыты по горло римским миром, вас вышвырнут как ненужный хлам. И вы погибнете в пламени вместе со своими римскими друзьями. Подумайте хорошенько над моими словами, и если опомнитесь, ищите меня в горах!
Наградив вождей презрительным взглядом, Каратак подошел к Осторию и римским офицерам и заговорил на латыни. Катон отметил, что с момента их последней встречи, которая произошла много лет назад, Каратак существенно усовершенствовал свои знания.
– Война продолжается, и вам не победить народ Британии. Спасайте свои жизни и убирайтесь с острова. Только так можно установить мир. Мир между равными.
– У меня приказ, – покачал головой Осторий. – Император выразил свою волю, а его слово – закон. Британия станет частью Римской империи.
– В таком случае говорить больше не о чем. – Взгляд Каратака задержался на офицерах за спиной Остория. – Берегитесь, вас ждет та же участь, что и губернатора. Превратитесь в изможденных стариков, пустившихся в погоню за неосуществимыми амбициями. Британия станет вам могилой. – Он на мгновение умолк и при виде Катона нахмурился. – А тебя я знаю…
– Да, мы раньше встречались. Я попал к тебе в плен, когда мы сражались в болотах на западе.
Каратак задумался, потом, по-видимому, вспомнил:
– Да, верно! Тогда ты выглядел куда моложе! А теперь покрыт боевыми шрамами, и годы войны оставили свой след.
– Как и на тебе.
Губы Каратака тронула едва заметная улыбка.
– Когда ты был моим пленником, мы, помнится, вели долгие беседы.
– Верно, и я надеялся убедить тебя прекратить сопротивление.
– И вот прошли годы, ты стал старше, а мудрости так и не набрался.
– То же самое я думаю о тебе, – усмехнулся Катон.
Лицо Каратака на секунду застыло, но он не дал воли гневу.
– Хорошо сказано, – грустно улыбнулся вождь бриттов и взял Катона за локоть. – Как жаль, что мы враги.
– Тогда давай прекратим вражду.
– Слишком поздно. Риму следовало обращаться с нами как с равными, а не выступать в роли хозяина. И если нам суждено встретиться в бою, я без сожаления убью тебя.
– Возможно, – сжал губы Катон. – А может быть, при нашей следующей встрече ты будешь моим пленником.
Каратак потемнел лицом и, отпустив руку Катона, направился через круг к воротам. Его сторонники пошли следом за вождем. Макрон проводил его долгим взглядом и шепнул другу:
– Похоже, время переговоров действительно закончилось и придется сражаться до победного конца.
– Переговоров как таковых и не было, – возразил Катон. – С самого начала все это понимали. Слишком поздно. Каратак жаждет войны, и Осторий даст ему возможность повоевать. Так что мнимые переговоры – пустая трата времени. А теперь еще придется терять славных воинов.
Глава 11
Вернувшись на заставу, губернатор отпустил телохранителей и удалился в тесное жилище опциона, чтобы держать совет с офицерами. Сход племен занял гораздо меньше времени, чем предполагал Осторий, и надежда возобновить переговоры на следующий день рассеялась как дым. После ухода Каратака и римлян несколько племен последовало их примеру. Некоторые, не мешкая, отправились в родные земли, хотя уже наступила ночь. Все понимали, что попытка договориться об условиях мира на острове с треском провалилась.
– Если Каратаку не терпится повоевать, предоставим ему такую возможность, – объявил Осторий офицерам, собравшимся вокруг маленького столика. Кроме него, табурета и кровати, другой мебели в комнате не было. – В Лондиний я не вернусь, а отправлюсь на рассвете в штаб армии в Корновиоруме. Дециан, ты поедешь в Лондиний и ознакомишь штаб с моим решением. Пусть пакуют вещи и как можно скорее присоединяются ко мне. Передай командующим Девятого и Второго легионов, что я в ближайшее время начинаю военную кампанию, а они отвечают за покой и безопасность провинции за приграничной зоной. Префект Катон, вы с Макроном едете в Глевум и поступаете под командование легата Квинтата.
– Слушаюсь, господин губернатор.
– Итак, господа, решение принято, и теперь надо как можно скорее претворить его в жизнь. Никакого милосердия к сторонникам Каратака. Мой приказ – пленников не брать, а уцелевших женщин и детей отправлять в тыл и продавать работорговцам. Все враждебные селения, что встретятся на пути, сжечь дотла и сровнять с землей. Повторяю: всех, кто поднимет оружие против Рима, безжалостно уничтожать. Надеюсь, я ясно выразил свою мысль?
Офицеры согласно закивали в ответ.
– В таком случае самое лучшее, что вы можете в данный момент сделать, – это отправиться спать, так как очень скоро сон станет редкой роскошью. Все свободны.
Отсалютовав губернатору, офицеры вышли в ночную темноту. Макрон заметил, что все воины небольшого гарнизона выстроились во всеоружии вдоль изгороди. Вероятно, опцион успел переговорить с кем-то из губернаторских телохранителей и уже знал, что произошло в священном круге. Рисковать он не хотел, а потому приказал своим воинам стоять в карауле всю ночь. Телохранители уселись погреться вокруг костра, на котором готовили пищу, и тихо переговаривались между собой, обсуждая недавние события. В стороне от них Децимус старательно промывал раны Марцелла. Трибуна раздели, оставив лишь набедренную повязку, и теперь кормили из ложки похлебкой. Изо рта несчастного вырывались булькающие звуки, когда он пытался проглотить пищу. Слуга смывал засохшую грязь с безжалостно искалеченного тела, открывая взору кровоподтеки и резаные раны, свидетельствовавшие о зверском обращении.
– Какая участь ждет этого убогого? – с болью в голосе произнес Макрон.
– Уверен, в Риме у него есть родные, которые позаботятся о калеке и постараются скрасить его существование.
– Было бы куда милосерднее убить беднягу. Проклятые варвары! Хуже диких зверей!
– Может, ты и прав, но им не откажешь в сообразительности. Каждый, кто увидит Марцелла, когда его повезут домой, поймет, что случится с солдатами, попавшими в плен. Это зрелище потрясет людей. Даже в Риме, вдали от поля брани. Искалеченный молодой аристократ станет темой для разговоров и подтвердит опасения тех, кто считает неразумным расширение наших территорий за счет присоединения Британии. Тех, кто убежден в необходимости вообще оставить эту провинцию. Каратак знает, как наглядно продемонстрировать свою точку зрения, чтобы это наверняка достигло цели. Убив Марцелла, он лишился бы такой счастливой возможности.
Макрон в изумлении уставился на друга.
– Клянусь всеми богами, да ты не лучше Каратака, такой же бессердечный.
– Вовсе нет. Просто за поступками мне виден ход мыслей этого человека. И меня сильно тревожит, что Осторий может сыграть на руку врагу. Придя с огнем и мечом к горным племенам, он восстановит против нас остальных. Есть и еще одна не менее важная проблема. Если римские воины привыкнут к жестокому обращению с местными жителями, трудно будет привести их в норму после завершения кампании, когда их откомандируют в другие места. А потому необходимо выследить Каратака и вынудить сразиться в открытом бою.
– Я гляжу, ему не терпится ввязаться в драку, – задумчиво заметил Макрон. – Как красочно он разглагольствовал о разгроме колонны Марцелла, да еще заявил, что это лишь начало.
– Верно. Возможно, он и хочет произвести на нас именно такое впечатление.
– Как думаешь, что он намеревается делать на самом деле? – раздраженно повел плечами Макрон.
– Точно не знаю. Если мы заберемся в горы в погоне за армией Каратака и в поисках его цитадели, придется растянуть пути сообщения, и они станут легкой мишенью для набегов. Похоже, Каратак возвращается к прежней тактике заманивания, чтобы ударить в тыл. Вывести из себя Остория и подстегнуть его к военным действиям Каратаку удалось.
– Ну, он становится чрезмерно самонадеянным и стремится к спланированной операции на выгодных для себя условиях.
– Есть еще одна вероятность, – с сомнением пожал плечами Катон.
– И какая же? – с трудом сдерживая нетерпение, поинтересовался Макрон.
– Представление, устроенное Каратаком, предназначалось не только для римлян, но и для его сторонников. Он ведет очень долгую войну, а это испытание и для его воинов. Но наши солдаты подчиняются дисциплине, а его воинов надо вдохновлять на битву. Хотелось бы знать, может ли Каратак на них полностью положиться? Пока он одерживает победы, местные племена на его стороне, но если мы вымотаем их, Каратаку придется принять открытый бой, пока под его знаменами достаточное количество сторонников.
– Тогда остается надеяться на лучшее. Не очень-то хочется в последующие несколько лет гоняться за тенями по горам и лесам.
– Согласен. – Катон на мгновение задумался. – По крайней мере, один из наших офицеров понял суть дела. Центурион Квертус, похоже, оставил неизгладимый след в душе Каратака. Думаю, такой человек будет полезен, когда я приму командование фракийцами.
– А по-моему, Квертус не сильно обрадуется нашему приезду, – почесал подбородок Макрон. – Он добывает для себя лавры, а тут вдруг появляешься ты и хочешь все отнять. Ситуация может оказаться весьма щекотливой.
– Ну, если Квертус настоящий офицер, такой как ты, Макрон, опасаться нечего. – Катон потянулся и зевнул. – А сейчас самое время отдохнуть.
Забрав из конюшни седельные вьюки, друзья направились в казармы, где одиноко горела тусклая масляная лампа. Трибуны уже раскатали походные постели и устроились на ночлег, укутавшись в плащи. Макрон и Катон пробрались в дальний угол и расстелили тонкие матрацы из грубой ткани, набитые конским волосом. Многие уже успели уснуть, но некоторые еще бодрствовали.
– Помяните мое слово, – бормотал, обращаясь к товарищам Дециан. – Грядущая кампания обернется катастрофой. Мы имеем дело с дикарями. Сами видели, они хуже диких зверей…
На некоторое время все замолчали.
– Не хочу разделить участь Марцелла, – прошептал один из трибунов.
– Пусть ублюдки сидят у себя в горах, – не унимался Дециан. – Построить форты в ряд, чтобы ни один мерзавец не проскользнул. Это и есть лучший выход.
Макрон улегся на матрац и многозначительно кашлянул:
– Послушайте, трибун, я бы с вашего позволения хотел немного поспать. Но осуществить мое намерение непросто, если вы собираетесь бодрствовать всю ночь и рассказывать разные ужасы, которыми пугают детей да старух.
В полумраке Катон увидел, как трибун уже открыл рот для ответа, но неожиданно передумал и, закутавшись до подбородка в плащ, умолк. Макрон что-то недовольно буркнул и, устроившись поудобней, вскоре тихо захрапел. Катон знал, что надо пользоваться моментом и как можно скорее уснуть, пока храп друга не набрал полную силу. По пути из Рима он научился нехитрому трюку выбрасывать ненужные мысли из головы и отключаться. Катон представлял, как, комната за комнатой, строит маленькую виллу на Албанских холмах рядом с Римом. Когда доходила очередь до триклиния, он обычно засыпал. Однако Катон помнил, что, если сон приходил на этом месте, значит, впереди ждала ночь, полная тревог. Но сейчас долгий день в седле и нервное напряжение, пережитое во время схода, сыграли свою роль, и Катон погрузился в сон, не успев достроить атриум. К счастью, это случилось задолго до момента, когда рокочущий храп Макрона прокатился по казарме, нарушая покой перепуганных трибунов, расположившихся вдоль дальней стены.
До Глевума дорога оказалась тяжелой и заняла полдня. Оттуда губернатор со свитой продолжили путь на север по дороге, ведущей в Корновиорум. Остановившись на вершине покатого холма, Катон, Макрон и Дециан изучали открывшуюся внизу картину. Четырнадцатый легион построил большую крепость в низине, рядом с рекой Северн, и, как водится, недалеко от внешнего рва, за пределами полета стрелы, образовалось большое поселение. Большинство построек было выполнено в местном стиле. Круглые мазанки, увенчанные тростниковыми крышами с отверстием в центре, через которое выходил дым из домашних очагов. Некоторые дома имели более солидный вид: их построили галльские торговцы, последовавшие за своими покупателями, когда из легионов создали армию, вторгшуюся в Британию. В поселении свободные от службы солдаты могли утолить жажду выпивкой и провести время с женщинами. А если легион оставался на месте, некоторые мужчины обзаводились женами и семьями. Подобные союзы заключались неофициально, так как рядовым воинам запрещалось жениться во время службы. Однако они стали устоявшейся традицией, ибо римским солдатам были свойственны все человеческие слабости.
Помимо основной крепости имелись еще два небольших форта для наемников, кавалерии и пехоты, прикрепленных к Четырнадцатому легиону. С холма это выглядело как небольшой, но расширяющийся город. На дальнем берегу реки виднелась открытая ровная местность. Присмотревшись, Катон различил серую массу холмов, служащую границей территории силуров. Нависшие над холмами облака заслоняли покрытые густым лесом горы, что находились выше.
– Не самые радостные перспективы, – в задумчивости заметил Макрон. – Ну что ж, по крайней мере, не придется тайно выполнять грязную работу для Нарцисса.
– Принимая во внимание сложившуюся ситуацию, вряд ли назовешь это везением. Скоро сам убедишься.
Катон прищелкнул языком и пустил лошадь по широкой грязной тропе, что вела вниз к восточным воротам крепости. Дорога проходила мимо нескольких мелких хуторов, где местные жители сеяли овес и пшеницу для летнего урожая. Они успели привыкнуть к римским солдатам и не обратили внимания на трех всадников. Только маленький мальчик, возившийся в грязи рядом с матерью, вдруг глянул на Макрона из-под гривы темных волос и вдруг улыбнулся. Улыбка, озарившая лицо ребенка, тронула сердце сурового воина.
– Смотри, Катон, не все здесь относятся к нам с ненавистью. – Макрон улыбнулся в ответ и подмигнул мальчику.
– Дай срок, – покачал головой Катон. – Очень скоро этот паренек возьмет в руки меч.
– И все равно, маленький лучик солнца за сегодняшний день, верно?
Катон не ответил и, пришпорив коня, пустил его рысью. Макрон и Децимус, скрепя сердце, поехали за ним. Слуга подъехал на своем муле ближе к Макрону и с озабоченным видом поинтересовался:
– Простите за неуместный вопрос, господин, но часто ли префект бывает так мрачен?
– Да нет же, – хмыкнул Макрон. – Только когда у него хорошее настроение.
Ребенок еще некоторое время следил за ними, но вот с его лица сошла улыбка, и он занялся зажатыми в кулачках фигурками из соломы. С тихим рычанием мальчик сжал их еще сильнее и разорвал в клочья.
Проезжая мимо поселения, Макрон опытным взором бывалого солдата оценил удовольствия, которые здесь можно получить, и про себя решил при первой же возможности нанести визит в некоторые заведения. Два легионера стояли на часах на покатом переходе, ведущем через ров к воротам крепости. Этим утром Катон облачился в доспехи. Децимус начистил нагрудную пластину, и сияющий металл вместе с красной лентой, завязанной вокруг пояса, ясно указывали на высокое звание. Часовые вытянулись по стойке смирно, а за их спинами опцион, командующий караулом, созывал остальных солдат по обе стороны ворот. Катон проехал через переход и ответил на приветствие опциона.
– Легат Квинтат в лагере? – спросил он.
– Да, господин. Должен быть в штабе. – Немного помявшись, опцион обратился к Катону: – Предъявите подтверждение ваших полномочий, господин.
Катон протянул руку к переметной сумке и достал восковую табличку с печатью губернатора, где указывались его полное имя, звание и цель путешествия. Глянув на табличку, опцион вернул ее владельцу.
– Хорошо, проезжайте.
Вскоре всадники оказались в крепости. Аккуратные ряды бревенчатых казарм тянулись по обе стороны широкой улицы, ведущей к группе больших зданий, где находились штаб, квартиры старших офицеров и складские помещения Четырнадцатого легиона. Свободные от службы солдаты чистили доспехи или играли в кости, остальные готовились сменить караульных или собирались в дозор. Некоторые казармы пустовали, так как их бывшие обитатели уже были откомандированы из легиона и направлены на передовые заставы. Из оружейной мастерской слышался тихий стук молотков, а несколько находившихся в наряде воинов с ведрами, лопатами и щетками в руках выдвигались к отхожему месту. При виде до боли знакомой картины Макрон улыбнулся.
– Квинтат любит порядок.
– Чистоплюй и штабная крыса, – скривился Децимус.
– Для армии это важно. Нельзя отправиться на борьбу с варварами во имя Римской империи, не приведя себя в надлежащий вид.
Дежурившие у ворот часовые пропустили их в расположение штаба. Оставив лошадей и мула с Децимусом, Катон и Макрон пошли представляться легату. Несмотря на подготовку к военной кампании, здесь царила спокойная рабочая обстановка. Чиновники сидели, склонившись над документами, и когда требовалось, разносили донесения старшим офицерам. В кабинете у Квинтата находился квартирмейстер Четырнадцатого легиона, и когда секретарь доложил о Катоне и Макроне, легат попросил немного подождать и тут же переключил внимание на вытянувшегося по стойке смирно квартирмейстера.
– Амбар следует проверять ежедневно, это входит в твои обязанности. И если бы ты выполнял их, как полагается, крысы не уничтожили бы тысячу модиев зерна. Теперь надо их каким-то образом компенсировать.
– Следующий обоз с зерном прибудет к концу месяца, господин легат. Я отправлю письмо с просьбой прислать на этот раз больше зерна, чтобы восполнить утраченное.
– Конец месяца меня не устраивает, – покачал головой Квинтат. – Зерно должно поступить в течение пяти дней.
У квартирмейстера отвисла нижняя челюсть.
– Но господин легат…
– Никаких отговорок! Сам проследи за исполнением. Если не можешь договориться с резервным отделением, купи зерно у местных жителей. Все, свободен!
Квартирмейстер, отсалютовав, вышел из кабинета. На его лице застыло озабоченное выражение. Квинтат горестно вздохнул и устремил взор на двух находившихся в кабинете офицеров.
– Итак, господа?
Катон представился и передал таблички с послужными списками. Некоторое время легат с любопытством рассматривал посетителей, но, прочитав их послужные списки, одобрительно кивнул.
– Хорошо, что вы уже служили здесь раньше. Кроме того, можете похвастаться богатым боевым опытом. Правда, в списках имеются некоторые пробелы.
– Мы ждали нового назначения в Риме, на половине жалованья.
– Напрасная трата ваших военных талантов. Сидеть и ждать, пока толстозадые чиновники, не торопясь, подыскивают для вас новое дело. Проклятые бюрократы! – По губам легата пробежала сочувственная улыбка, но тут же исчезла. – Но вот вы в Британии, и вижу, вам неймется поскорее приступить к обязанностям и сразиться с врагом.
– Читаете мои мысли, господин легат, – усмехнулся Макрон.
– Ну, при ином ходе мыслей вам делать здесь нечего. Господа, я не потерплю людей, пренебрегающих своими обязанностями. И неважно, какое у них звание. Перед нами серьезный противник, и мне нужен весомый результат. Понятно?
– Понятно, господин легат.
– Случилось так, что судьба мне улыбнулась… да, очень крупно повезло, пока в ожидании вашего прибытия заставой в Брукциуме командует центурион Квертус. Квертус не теряет времени даром и использует любую возможность, чтобы уничтожить как можно больше врагов. Он спалил столько деревень и убил так много силуров, что соперников в этом деле у него в римской армии не найдется. И враг дрожит перед ним от страха. Пленники рассказывают, что Квертуса называют Кровавым Вороном и одно его имя наводит ужас на местных жителей.
– Кровавый Ворон? – переспросил Макрон, бросая многозначительный взгляд на Катона. – А пленники не говорят, чем Квертус заслужил такую кличку?
– Ну, здесь все предельно ясно. На знамени фракийской когорты изображен ворон, а слово «кровавый» говорит о методах, к которым прибегает Квертус и его воины. И теперь вся когорта называет себя Кровавыми Воронами.
По спине Катона пробежал холодок.
– Какие же имеются в виду методы, господин легат?
Прежде чем ответить, легат на мгновение замялся:
– Видите ли, Квертус прошел путь от рядового до офицера. Его призвали в армию во Фракии, хотя семья Квертуса родом из горной местности в Дакии, где о цивилизации слыхом не слыхали. А потому некоторым его методы покажутся… спорными. Однако не следует забывать, что застава находится в самом сердце силурских земель и приходится сражаться с варварами, используя их же способы. Если, конечно, мы хотим их победить. Вот, кстати, взгляните.
Легат извлек свернутый рулоном пергамент и разложил на столе. Это оказалась карта с обозначением позиций, занимаемых римлянами. Окружающая территория также была представлена во всех деталях. Однако на карте оставалось много пустых мест с подписанными под ними названиями местных племен, включая силуров и ордовисов.
– Глевум. – Легат постучал пальцем по карте. – Под моим командованием Четырнадцатый легион, две кавалерийские когорты наемников и четыре когорты пехоты. Треть моей колонны находится в фортах, которые мы построили или еще достраиваем. Наша задача – контролировать долины и играть роль наковальни, на которую могучим молотом обрушится удар главных сил римской армии. Этим молотом станет колонна, которой командует губернатор. Они базируются вот здесь, дальше на север, в Корновиоруме, вместе с Двадцатым легионом и двенадцатью когортами наемников. Когда Осторий будет готов выступить, он ударит по ордовисам, а затем повернет на юг, чтобы уничтожить силуров. Если все пойдет по плану, Каратак со своими воинами окажется зажатым между нашими колоннами и будет разбит.
Катон изучил карту и, несмотря на недостаточную осведомленность относительно территории, по которой должны пройти силы римлян, понял суть стратегии губернатора.
– План разумный и основательный, – одобрительно кивнул он.
– Приятно слышать, префект, что вы оценили его по достоинству, – усмехнулся Квинтат. – Осторий, несомненно, обрадовался бы вашей поддержке. Однако для начала ему придется отыскать Каратака. Ублюдок изворотлив как угорь. А пока нам наверняка известно лишь одно: Каратак в данный момент находится на землях ордовисов.
Катон вспыхнул и уже собирался ответить на издевку, но предпочел держать рот на замке, чтобы не нарваться на новое оскорбление.