Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи Рыбицкая Марина

— Я тебя в бараний рог согну!

Ух ты, какие познания в животноводстве! Интересно, а он хоть раз этот пресловутый рог видел? Там и гнуть нечего, правильнее было бы сказать — «заверну», но с уточнениями лезть себе дороже.

— В темнице сгною!

Зато полный пансион с бесплатным проживанием и питанием! Отдохну от тяжкой работы, на кроватке поваляюсь, в потолок поплюю. А уж если и люди вокруг интересные сидят — вообще заманчиво! Пионерлагерь смешанного типа.

— Мужикам на потеху отдам!

А с этого места можно поподробнее? Такие заманчивые перспективы… Может, наконец мужские штучки увижу и в руках подержу, а то, как назло, все стесняются показать…

— А потом повешу!

Эх-х! Нечестно. Весь кайф поломал. А как все хорошо начиналось!

— Эй, кто там за дверью! Сюда, бездельники! Живо! — завопил во всю мощь легких Алфонсус.

Тишина.

Тогда он принялся истерически дергать шнур, очевидно, со звонком на том конце. Не прошло и десяти минут, как в графский кабинет ввалилась давешняя парочка стражничков и застыла на пороге, преданно глядя на хозяина… Чуть не сказала — «виляя хвостиками»…

— Отвести нашу… гм, гостью в отведенную ей комнату и глаз с нее не спускать! — скомандовал барин.

— С гостьи или с комнаты?.. — не утерпела я и влезла с уточнениями. Ну да, признаю: язык мой — враг мой!

Аристократ скрипнул зубами и злобно уставился на конвой, не желая ввязываться в безнадежно проигранную заранее дискуссию.

Ребятки крякнули, поклонились и, подхватив меня под белы рученьки с темными разводами грязи, резво потащили по коридору. Хм… остается только запеть: «Владимирский централ…»

Собралась было помитинговать в защиту своей свободы и поорать: «Руки прочь от личного достояния!» — как меня втолкнули в комнату и лязгнули замком. Осмотрев «тюремную камеру», я воспряла духом и пришла в очень благодушное настроение.

— А граф не такой уже и жлоб! — порадовалась, обходя вокруг шикарной двуспальной кровати, застеленной чистым, похрустывающим крахмалом бельем.

На взбитых подушках и теплом шерстяном одеяле (я специально пощупала, чем простегали) топорщились кружева наволочек и пододеяльника. Над всем этим великолепием нависал красивый балдахин из узорчатого бежевого муара.

— Благодетель! — немножко расчувствовалась, потому что уже давно позабыла, что такое отдельная цивилизованная кровать с мягким матрасом. Мне все больше как спальное место предлагалась печная лежанка и тулуп вместо одеяла. И это в самом лучшем случае!

Осмотрев постельное белье, шнуры и балдахин, я пошла обживать комнатку дальше. Помимо кровати, мне предоставили столик с кувшином и тазиком, сундук с навесным запертым замком (замок я немедленно поковыряла), изящный столик с тремя стульями.

Окно забрано фигурными решетками, поэтому вариант «Кавказская пленница» отпадает. Мдя… не сбежишь… а куда бежать-то? Ни денег, ни дома…

Мои тоскливые размышления на тему: «свобода — это хорошо, а что дальше?» — были прерваны приходом миловидной горничной с подносом в руках. Дева скромно сделала книксен, покачала накрахмаленным чепчиком и пискнула:

— Ваше высочество, вы сначала кушать изволите или купаться?

У меня от этой обходительности глаза на лоб полезли. Я даже оглянулась, невольно пытаясь сообразить, куда они принцессу засунули: в сундук или под кровать?

Но поскольку девушка преданно таращилась на меня и не ожидала подвоха, то пришлось признать, что высочество — это я. Но все же не утерпела:

— Стесняюсь спросить, а у вас принцессы всегда ВОТ ТАК выглядят?

Девушка покраснела, потом побурела, потом побелела. Закланялась:

— Ах, умоляю простить, ваше высочество! Господин граф сказали, что на вас напали разбойники, и мы не успели привести вас в должный вид! — Дева присела еще ниже, удерживая тяжелый поднос. Вот это выучка! И фантазия!

— Ага… Понятно. — Я начала входить в роль, на которую еще не заключила контракта. Ладненько. Гулять, так гулять. — Сначала мыться, потом — пробовать, чего Вышний послал.

— Слушаюсь! — Служанка резво пробежала к столику, аккуратно установила на него поднос и так же ходко занялась моей чумазой персоной.

Лохмотья были брезгливо отброшены в угол, меня протерли тряпочкой. Захотелось попросить, чтобы заодно и отполировали… еле сдержалась.

После помывки в тазу, где я стояла и мерзла, а меня поливали сверху мизерным количеством воды, служанка принесла на вытянутых руках простыню. Промокнув мое сине-скукоженное величество, натянула батистовую ночную рубашку, сшитую с размахом (еще для троих таких же тощих), сверху накинула шикарный бархатный халат цвета бордо, отороченный коричневым мехом, и бережно усадила за столик. Мне стало даже немного страшно — вдруг привыкну? К хорошему человек быстро привыкает.

Вышний изволил мне послать сегодня скромный аристократический ужин: жареную оленину в соусе с гарниром из овощей, фаршированных перепелов, миндального печенья, взбитых сливок, смородинового желе и красного вина с фруктами.

Я легонько перекусила, после чего, тяжело дыша и отдуваясь, вползла на мягкую перину. Это вам не овсяная кашка и супчик из репки! Отяжелевшая и сонная, я отключилась…

Дальше мне приснился кошмар. Осьминог со щупальцами схватил меня за ногу и тащил под воду. Проснулась из-за того, что кто-то шибко прыткий меня вовсю щупал. Спросонья путая сон с реальностью, поначалу я жутко испугалась. В темноте нахала было не видно, и я успела принять судьбоносное решение: без боя не сдамся! Быстренько сообразила, где у меня нога, выпутала найденное из одеяла и пнула, куда глаза глядели… то есть куда смогла попасть! А глядели они невысоко…

Раздался стон, яростные проклятия, потом кровать скрипнула — и кто-то начал шариться по комнате. Я уже морально приготовилась орать благим матом, как затеплилась свеча, выхватывая из темноты вечно недовольное лицо графа.

— процитировала любимые строчки из «Сказки про джинна» Высоцкого.

— Я тебе не мужик! — глубоко оскорбился Алфонсус, возвращаясь к кровати.

— А зачем тогда пришел? — резонно поинтересовалась я, забираясь в дальний угол ложа и баррикадируясь подушками.

— Забыл спросить тебя об одной немаловажной детали, — объяснил причину своего позднего визита аристократ и уселся поближе, поблескивая масляными глазенками.

— Это какой? — У меня опять проснулась махровая подозрительность. Я приготовилась ожидать подвох, который не замедлил последовать.

— Ты — девица? — выродил аристократ замечательный вопрос.

Я заглянула за ворот ночной рубашки, в очередной раз удостоверилась и убежденно заявила:

— Еще вечером точно была! А что, уже не видно?

— Я спрашиваю про непорочность! — открытым текстом изложил граф свои грязные сомнения.

Слушая под монотонное ночное пение сверчков барские глупости, я пришла к выводу, что безумие заразно. Вредные миазмы этого места уже серьезно повредили мозги графа и добираются до моих.

— А-а-а, — дошло до меня. — Это действительно важная вещь, и узнавать ее нужно именно ночью!

— Так да или нет?! — продолжал напирать Алфонсус.

— А если нет, то устроишь художественную штопку? — пробило меня на «хи-хи». Глупее ситуации я еще не видела.

— Убью! — тихо пообещал граф.

— И кто тут будет принцессой прикидываться? — выдвинула свой аргумент.

— Тебе трудно сказать?! — вызверился мужчина. — Признавайся, а то сам проверю!

— Давай! — согласилась я. — Это будет последнее, что ты сделаешь в этой жизни!

— Почему? — растерялся он.

— Удавлю между ног! — честно обрадовала его я.

— Значит, девушка, — удовлетворенно заметил Алфонсус, вставая и идя к выходу. Граф приоткрыл дверь и вылетел из моего убежища в обнимку с подушкой, которой я ему запулила вослед. Вот хотела бы я знать, с чего такие выводы?

— Звиздец! — подвела я черту под ночным визитом некоторых умственно нестабильных личностей и завалилась спать.

Сон почему-то не приходил, и память унесла меня в далекое прошлое…

Там, сидя у костра в окружении рыцарей, я поняла одну простую и ужасно печальную вещь: как женщина, я котируюсь только среди разбойников. Потому что никто из нормальных мужиков в мою сторону не кинул хотя бы один заинтересованный взгляд. А я за этим бдила зорко!

Мужчины обо мне трогательно позаботились: накормили, согрели и… все, больше приблудная девица их не интересовала. Мало того, разобравшись, что я ничегошеньки не понимаю из их абракадабры, меня сплавили… опять знахарке. Взяли под ручки, посадили на коня (блондин сблагородничал) и отвезли бабуле, передав с рук на руки. Как конверт, блин!

— Хлюпус каретинус! — нежно сказал на прощанье рыцарь на белом коне, и бабушка погладила меня по голове, суя под нос сладкий корешок.

Потом я уже узнала: «Каретинус» — юродивая на местном диалекте. Правда, очень красноречиво? Мрак!

Когда рыцари уехали, честно пыталась расспросить у старушки — в какую сторону мне идти домой, но она лишь разводила руками. Утром следующего дня я попробовала найти дорогу, но проблуждала по лесу несколько часов, пока меня не нашли охотники, изъясняющиеся таким же непонятным языком, и не привели к знахарке обратно.

И тут в моих мозгах задребезжал первый звоночек. Сложив два и два, я начала прозревать, что рыцари, разбойники, охотники, жуткий лес с буреломом — это не постановочный спектакль, рассчитанный на одного зрителя, — это другой мир.

Господин Капец с месье Песцом пригласили в гости сеньора Трындеца и устроили дружескую попойку, волнуя мой детский неокрепший организм. Я поняла: я сошла с ума! Потому что так на самом деле не бывает!

Мало того, меня в этом мире никто не ждал!

Представляете, я была никому не нужна! Не требовалось им спасать мир от злодеев. Без надобности тут девы-воительницы с фантастическими способностями. И артефакты нигде не пылились в ожидании попаданки с магическими супервозможностями! Нельзя сказать, что мне этого сильно хотелось бы, но тогда был хотя бы какой-то смысл, какое-то объяснение…

Нет, все оказалось гораздо прозаичнее… Просто-напросто, утонув в болоте, я переместилась в другое измерение. Я попала в мир, чуждый мне, и я тут, не нужная этому миру. Вполне справедливый расклад. Я хотела домой, и, честно говоря, в то время у меня была надежда только на один выход. Я решила снова утонуть в болоте и вернуться обратно.

Три раза я ходила топиться. И три раза меня спасали! Это наваждение какое-то! Ну нельзя так над человеком издеваться! Вот отчего бы им просто не оставить меня в покое?! Не-е-ет, местный лесничий просто прописался около болота и настырно меня оттуда вытаскивал, ругаясь нехорошими словами и отводя к знахарке, которая меня мыла, сушила и давала сладкий корешок. На третий раз до меня дошло, что это судьба, и я уже больше не стремилась устроить себе скоростной лифт.

Да что там об этом! Вскоре вся окрестность, включая разбойников, знала — в лесу появился новый страшный «зверь» Алисия, которая успокаивается либо в болоте, либо от сладкого корешка! О-о-о! Теперь местные ходили в лес, держа в кармане эту гадость! Мало того, что мне под каждым кустом совали здешнее лакомство, так еще и дулю показывали! Я уже в лес стала бояться ходить! Особенно после одного случая…

Прошло несколько месяцев со времени моего перемещения. Землю запорошил первый снежок, сменившийся слякотью. Потом грянули морозы, и ледяную корку занесло свежим снегом. За это время я уже начала потихоньку разбирать местный язык. Говорила плохо, но, как та собака, все понимала.

Так вот… Пошла я в ближайшую деревню за мукой для хлебушка. Знахарка Марьяда попросила. А мне не тяжело за гостеприимство оплатить славной бабульке. Натянула теплые штаны, надела тулуп, засупонилась платком, захватила рукавицы и отправилась в путь.

Где-то на середине дороги мне наперерез выскочили четыре косматых мужичка, и — как обычно! — снова разной степени немытости! Они что, в грязи валяются в свободное от работы время?

— Кошелек или жизнь! — грозно рыкнул главарь, сдвинув кустистые брови и дыша вплотную сивушным перегаром. Вообще, наверно, каждому фэнтезийному разбойнику просто положены страшные мохнатые брови. Этот персонаж тоже свято соблюдал общепринятую традицию…

— Нету! — развела я руками.

— Тогда честь! — поменял решение главарь, почесывая в бороде, на которой обнаружился прошлогодний завтрак. Тулуп, лапти и прочие атрибуты пейзанина тоже имелись в наличии.

— Прям тут? — удивилась я. — Прямо тут честь отдавать, да?

— А че такое? — изумился главарь и победно оглядел остальную шайку. — Мамзель не по вкусу?

— Холодно! — У мужиков, видимо, мозги крепко приморозило, если они собрались лишать меня чести на снегу с голым задом.

— И че? — не понял меня главарь.

— А то! — не уступала я. — Холодно!

— Аха-а! Ужо я тебя! — рассердился мужик и показал мне топор, похоже, доставшийся по наследству от предыдущего главаря — такой же ржавый. — А та-ак?

— Холодно! — непримиримо не сдавала позиции и тянула время нищая приживалка знахарки. Временами, свистя, по земле кружила поземка. Солнце ушло за темно-серые тучи, обещая вскоре новый снегопад, из-за чего в лесу стремительно потемнело. Свежий ветерок с пролетающими искорками инея даже на бегу пробирал до самых костей, а мы стояли и торговались, как ненормальные.

— Марш в кусты! — скомандовал вожак и показал мне все свои зубы: три сверху и два снизу.

— В какие? — огляделась я вокруг, потому что кустов-то было много, и все стояли одинаково голые. Зима как-никак!

— Туда! — ткнул корявым пальцем мужик. Остальные участники массовки вообще стояли молча, сопели в две дырочки и подтанцовывали от холода.

— Ту-уда? — проследила я за направлением толстого корявого пальца и увидела одинокий кустик рядом с большим сугробом. Быть белым медведем в объятиях полярника мне не улыбалось, и я нагло заявила: — За «туда» пять золотых монет!

— Че-е? — У главаря, словно у рака-отшельника, появились из бороды наружу карие глаза.

— Шесть! — твердо сказала я. Оглядела будущее место происшествия. — Нет! Восемь…

— Юродивая… — дошло до мужика, и мне тут же всучили четыре сладких корешка. По голове не гладили — и слава богу! — а то я бы их покусала.

Больше на меня разбойники уже не выскакивали, только от меня… Со мной по лесу вполне безопасно стало ходить. Даже купцы пару раз нанимали… пугалом работать.

У Марьяды я прожила до весны. Помогала по хозяйству, разбирала травы и методично изучала туземный язык. В оттепель бегала в село и училась писать и читать у местного грамотея за те деньги, что удавалось заработать как проводнику-наморднику… Упс! Охраннику. Кстати, селянам очень приглянулись отпугивающие амулеты с прядью моих волос. Но продавали мы их дорого, потому что я отказывалась бриться налысо…

Когда наступила весна, знахарка собрала мои скромные пожитки и безжалостно выставила меня за порог, отправляя в село с напутственными словами:

— Надо тебе свой путь искать, дочка.

Страшно не хотелось покидать насиженное место и славную бабулю, принявшую меня как родную, в чем я ей честно созналась. Но сердечная старушка взяла меня за руку, перевернула ладонью вверх и, подслеповато щурясь, поводила теплым сухим пальчиком по линиям моей руки. Уронила:

— Все, как я и думала… никакой ошибки.

— И как моя ладошка? — влезла я с законным любопытством.

И получила мягкий отпор. Марьяда тихо сказала:

— Иди, милая! Иди! Я вчера ночью смотрела на небо и загадывала на твое будущее, деточка, — тебя дорога уводит далеко отсюда.

— Да уж! — не стала я далее спорить понапрасну. Видно же, что бабулю не уломать…

За воспоминаниями и не заметила, как уснула.

— Ваше высочество! — По сомкнутым векам ударил солнечный свет. — Пора вставать!

— Уже? — разлепила я глаза и увидела давешнюю деву. Только теперь на ярком свету смогла рассмотреть ее повнимательней. Горничная — примерно моя ровесница. Натуральная блондинка с большими оленьими глазами и утяжеленной челюстью, которая несколько портила ее, в остальном вполне симпатичное лицо. Коса толщиной в руку спускалась почти до щиколоток. На голове чепчик с задорно торчащими оборочками, украшенными белым шитьем. Поверх строгого шерстяного платья цвета корицы — белоснежный передник со множеством карманов.

Девушка в услужение мне попалась рослая, почти как я. Сильная, жилистая и крепкого телосложения. Должно быть, крестьянская дочь, которую отдали в прислугу ради лучшей доли.

— Тебя как зовут? — поинтересовалась я, сладко потягиваясь.

— Ларис-с-с-са, госпожа, — присела горничная, высвистывая свое имя, как змея-наг из «Рикки-тикки-тави». И почему мне кажется, что эти многочисленные «с-с-с» она прилепила самостоятельно?

— Лариса?! — повторила я.

— Ларис-с-с-са, — поправила меня пригожая дева, слегка покраснев. — С четырьмя «с». Для длинноты и благозвучности.

— Лапа моя, — я представила себе, как сто раз на дню обращаюсь к этой самой деве, каждый раз высчитывая, сколько «с» произнести — и мне враз поплохело, — можно, по-простому — Лара, а?

Девушка зарделась уже от удовольствия и восторженно закивала, выуживая мое высочество из-под одеяла. Мне предложили умыться, что я с радостью и проделала.

У них был даже зубной порошок из толченого мела! Неописуемая роскошь! Да-а… я начинаю склоняться к мысли — побыть принцессой…

Потом последовал обильный завтрак, состоявший из обалденно пахнущих свежевыпеченных булочек с джемом, душистого травяного отвара в красивой чашке и парочки яиц, сваренных в «мешочек».

А вот дальше… В комнату вломились штук десять лакеев, неся туалетный столик, кучу манекенов с платьями и еще какие-то орудия пыток. В отведенном мне и свободном до того пространстве стало жутко тесно.

Лара посадила меня перед зеркалом и с добрый час дергала за волосы, сооружая прическу и вколачивая мне в череп шпильки.

— Ларочка, — деликатно позвала я после пятого или шестого удара, достигшего мозга. — Ты мне прическу хочешь намертво прибить? С ней меня и похороним?

— Простите! — пискнула дева, побелев и рухнув на колени. — Простите меня, косорукую, не велите казнить!

— Велю миловать, — благодушно пробурчала я, включаясь в игру. — Давай дальше… Удобряй мое серое вещество железом, только осторожно.

Закончив с таким важным делом, как укладка волос, припудрив мне носик, подведя глаза и намазюкав розовой помадой губы, Лара сдернула меня с пуфика и начала облачать.

Сначала шла тонкая сорочка и смешные штанишки панталончиками (мать моя — с оборочками!!! Внизу! Хорошо, что меня никто из однокурсников не видел! А то умерла бы от стыда и сгорела синим пламенем).

Следом на меня надели кучу крахмальных плоеных юбок. Возникла стойкая ассоциация с вилком капусты. После юбок пришла очередь корсета. Заставив обхватить столбик кровати и выдохнуть, горничная, садистки крякнув, уперлась ногой мне в поясницу и мертвой хваткой затянула на мне сбрую, полностью перекрыв доступ кислорода. Зато откуда-то появилась грудь. Видимо, легкие вылезли наружу, чтобы подышать…

Пока я старалась вдохнуть хоть каким-то органом столь остро необходимый глоток воздуха, Лара радостно приволокла железную юбку. Это «железная дева» или «пояс верности», что ли?.. Оказалось, нет. Лучше бы пояс верности! То были фижмы. Так вот, мне на талии закрепили кучу железных обручей… и я поняла, что вот в этом жить нельзя! Категорически!

Люди добрые, я так не играю! Когда смотрела исторические художественные фильмы про благородных дам в таких вот костюмчиках с кринолинами, те дамы почему-то очень споро рысачили в своих юбках. За милую душу! Не знаю, кто как — лично я могла только стоять, и то — с помощью Лары… Наверно, тем барышням эту гадость из пластмассы делали, на заказ. Или из тех облегченных сплавов, что в космической отрасли применяют.

Горничная, радостно поскакав вокруг резвым зайчиком, попросила поднять руки и, взобравшись на кровать, обрушила на меня сверху водопад из бархата и кружев. Я покачнулась, но устояла, уныло сознавая: сидеть, лежать и дышать мне противопоказано до самого вечера. Попробуй присядь, когда тебе в мягкое место впиваются железные дуги, а на желудок давит корсет! Про «лежать» я вообще молчу. Мне из положения лежа никогда не встать самостоятельно. А! Я знаю: это все вражеские происки мужиков. Чтобы дама не сбежала раньше времени. Личный капкан для баб!

— Теперь я понимаю, почему аристократки не работают! — выпалила, задыхаясь, жертва средневекового произвола, пока горничная расправляла кружева на моей груди, подпертой рвущимися на волю легкими. Я уже с трудом мысленно уговаривала их посидеть дома.

— Почему, ваше высочество? — спросила Лара, бережно одергивая подол.

— А они в этом, — руки ниже талии не опускались, а просто лежали параллельно полу, — работать не смогут! В этом даже дышать трудно! И жить!

— Ваше высочество, это вы просто в монастыре поотвыкли, — искренне сопереживала дева, разглаживая мой платочек, кокетливо повязанный на шее, и рукава-«фонарики». — Пара недель — и будете чувствовать себя нормально, как и все благородные дамы. Красиво же!

— И для здоровья опасно! — закивала я, но тут же прекратила это занятие. Голова странно кренилась и назад возвращалась с трудом.

Следом пришла очередь туфель. Обувь мне предложили весьма удобную и симпатичную, из мягкой кожи, на среднем каблучке. Но возникала одна загвоздка: как эти туфли надеть? У меня голова пошла кругом. Присесть я побоялась. Да что там! Я даже ногу опасалась от пола отрывать, чтобы не украсить пол килограммами бархата и мною в качестве начинки.

Но я напрасно волновалась: технология была продумана заранее. Заставив меня обхватить тот самый угловой столбик, уже основательно залапанный моими руками, и поднимать ноги по одной, опытная (от слова «пытка») горничная старательно запихивала будущую благородную даму в туфельки. Вот это эквилибристика!

Наконец последние оборки и кружева были расправлены, подол одернут, прическа поправлена, и я оказалась полностью готова к выходу в свет. Легко сказать! На меня навертели как минимум два пуда тряпок и металла, а во мне всего весу три пуда. И как теперь быть?..

Судорожно вцепившись в руку горничной, я сделала первый неустойчивый шаг по наборному паркету. Пирамида со мной внутри заколыхалась и пришла в движение. Ей-богу, карандаш в стакане!

Смотрите и запоминайте, первый и последний раз проездом через ваш город: цирк шапито! Начинающий канатоходец под куполом цирка!

Мы ползли по коридору со скоростью беременной улитки, отягощенной ревматизмом и остеохондрозом. Розовая мечта незамужней девицы побыть настоящей принцессой горестно таяла в туманной дымке, жестоко расплющенная корсетом и задавленная фижмами.

Когда мы доползли до кабинета графа, Лара вежливо постучала в дверь, присела в почтительном книксене и, с трудом высвободив свою руку, на которой отчетливо проступали лиловеющие следы моих пальцев, испарилась в неизвестном направлении. Предательница!

Я обессиленно прислонилась к косяку, чтобы немножко отдышаться. Через минуту дверь распахнулась, и передо мной предстал господин граф во всей своей незатейливой мужской красе. Кожа лица была бледно-зеленой. Ввалившиеся глаза красноречиво изобличали его непристойные ночные похождения. Мне даже померещился легкий тремор графских пальцев. Так ему и надо! Будет знать, как по ночам порядочных девушек пугать!

Мужчина окинул меня одобрительным взглядом с головы до ног, удовлетворенно крякнул и протянул руку со словами:

— Прекрасно выглядишь. Цвет лица просто восхитительный!

— Красный небось! — злорадно пропыхтела я, принимая руку и вваливаясь в кабинет.

— «Небось» — слово малоподходящее для уст принцессы, — не удержался и сделал замечание граф.

Я стояла на ходулях в чудесном платье и неуверенно покачивалась. Аристократ фигов! Вот один раз промолчать не мог!

Барин подтащил меня к креслу:

— Садись!

— Я лучше постою! — со всей возможной скоростью отказалась от новой пытки. Скорости, к глубочайшему сожалению, не хватило. Меня никто не слушал и, применив дурную мужскую силу, Алфонсус затолкал мое высочество в кресло.

Упс! Подлянка не замедлила последовать. Юбка встала «колоколом», закрыв обзор. В задницу вонзились обручи, а корсет впился острым мыском в место… гм, необходимое для брака.

— Вина? — не заметил моего плачевного состояния граф.

— Яду! — прошипела я, барахтаясь перевернутой черепахой.

— Уверена? — насмешливо удивился «дядюшка», отодвигая подол и заглядывая мне в лицо.

— Уверена! — рявкнула я. — И себя не забудь!

— Я не люблю вино с пряностями, — категорически заявил этот нахал и налил два бокала красного сухого.

За действиями «дядюшки» я опасливо наблюдала через амбразуру из-за бруствера подола.

Подойдя ко мне, граф (чтоб его черти в аду заставляли вместо меня в таком прикиде ходить!) галантно протянул мне один из бокалов:

— Прошу, ваше высочество, — издевательским тоном.

Выпростав руку из пены кружев, сграбастала фужер и утащила себе в «норку». Снова возник насущный вопрос: желудок категорически отказывался принимать предложенное угощение. Жидкость застряла где-то на полдороге в пищеводе и нежно побулькивала, гуляя туда-сюда. Класс! И куда мне худеть? Хотя… есть еще и отрицательные числа.

— Итак, — начал Алфонсус, присаживаясь в кресло напротив и элегантным жестом закидывая ногу на ногу, — твое преображение началось. Ты выглядишь вполне аристократично…

— А чувствую себя вполне дерьмово! — высунулась я из окопа, злобно сверкая глазами и с трудом удерживая винный поток в горле.

«Дядюшка» брезгливо поморщился:

— Хм… Необходимо привить тебе подобающие манеры…

— Я отказываюсь от подобной чести! — пробулькала, из последних сил состязаясь с винным фонтаном.

— Кто тебя особенно спрашивает! — сдвинул брови граф и даже притопнул ногой. — Смерти захотела?!

Вот уж чего и даром не надо! Но вредная натура просто перла изнутри. И корсет не помогал:

— Разве ж это жизнь?.. Ты сам когда-нибудь пробовал ЭТО носить?

— Зачем? — возмущенный грязным предположением, поднял тонкие брови аристократ (у него они работали как ставни: то сдвигались, то раздвигались). — Я мужчина!

— Докажи! — вякнула и прикусила язык.

«Родственник» как-то нехорошо хихикнул и заверил:

— Потом… после свадьбы… возможно.

Размечтался один такой! Я грабли по комнате раскидаю и капканы на кровати расставлю! Медвежьи!

— Итак, — снова завел шарманку довольный граф, — обучение начнем прямо сейчас! У нас есть месяц, чтобы привить тебе благородные манеры и научить дворцовому этикету. Познакомься со своими учителями! — Мужчина хлопнул в ладоши.

Чуть погодя в кабинет робко вошли трое: двое мужчин и одна засушенная грымза женского пола.

— Ваше высочество, позвольте представить… господина Андре Шалуся, учителя танцев. — Маленький стройный блондин с водянистыми серо-голубыми, весьма томными глазками склонился в изысканном поклоне, хрустя серебряным позументом на бирюзовом камзоле и куртуазно отставив ножку в серо-синем трико. И все бы хорошо, но на лбу огромная печать: «бабник»!

Я высокомерно кивнула в юбочном подполье, благоразумно не открывая рот и усердно приминая юбки руками, чтобы хоть что-то видеть.

— …Господина Занука Училу преподавателя истории и прочих наук. — Среднего роста полноватый старик в свободном темном костюме небрежно расшаркался и строго на меня посмотрел через монокль. Кивнула ему, яростно воюя с платьем.

— …Мадам Люлю Домулю…

Граф мне по блату подогнал настоящую вобл… классную даму, чтобы наводить ужас на подопечную. Просто классика жанра! Злющие глазенки неопределенного янтарно-желтого оттенка глянули на меня оценивающе с бесцветного вытянутого личика. Узкие губы в обрамлении темных усиков были стянуты заранее в укоре, как будто изображали вживе плохо ощипанную куриную гузку. Дама была светлой шатенкой и в молодости даже вполне могла слыть красивой, если бы не типично ханжеское выражение «мы голодные, но благородные и гордые».

По опыту знаю: у людей с подобным демонстративно постным пуританским выражением на личике не бывает ни первого, ни второго, ни третьего. Они используют все виды подхалимажа к тем, кто выше их по должности, и яростно мстят за все обиды мира, мнимые или настоящие, всем несчастным, кому не повезло попасть в подчинение к подобным монстрам. Так что насчет «бедных и благородных» — все чистая туфта. Мало ли… вдруг кто поверит и купится?

Новая ученица не купилась, и тетка это заметила. Глаза «училки» блеснули потаенной угрозой. Похоже, дама опытным глазом только что занесла меня в обновленный список жертв. Вот это она зря. Не настолько я беззуба и беспомощна.

— …Великолепного знатока этикета. — Грымза в унылом сером наряде присела в книксене и опять метнула мне та-а-а-кой взгляд…

Вино провалилось в желудок само, как будто его ершиком туда пропихнули. Я кивнула, глядя на нее затравленным зайцем и соображая: а у Карлсона была такая же «домомучительница»? Или мне усовершенствованный образец биодроида достался?

— Ну вот, господа и дамы, перед вами ваша будущая прилежная ученица, ее высочество принцесса Алиссандра, которая находилась в монастыре до последнего времени, — продолжал заливаться сладкоголосым соловьем граф, варварски выдергивая меня из кресла. — Прошу обучить ее всему необходимому…

— Я смотрю, тебе кабинет в порядок привели, — многозначительно прошептала «родственничку» на ухо. — Так я вернусь… позднее…

На этом весьма красноречивом обещании попыталась отклеиться от «дядюшки» и сделать самостоятельный шаг. Но когда я, отважно прикрыв глаза, шагнула в неизвестность, размышляя вполне логично: ежели что, юбки выполнят роль подушек безопасности, то… меня тут же сграбастали в гостеприимные объятия.

Приоткрыв один глаз, я с удивлением уставилась на синеглазого «спасателя Малибу». Интересно, а что в таких случаях делают аристократки? Я так понимаю, кричать: «Пиастры, пиастры!» — на манер горячо любимого мною попугая одноногого пирата Сильвера нынче неприлично, и в рожу когтями вцепиться тоже неаристократично выглядит… Почему у меня в голове «пиастры»? А деньги никогда лишними не бывают…

— Ваше высочество, — заприседал со мною вместе мужчина, — дозвольте сопроводить вас в танцевальный зал.

«Силен мужик!» — восхитилась я. И вслух сказала томным голосом прижатой в дверях кошки:

— Дозволяю!

И мы отправились пешком в танцзал. Вообще-то, кто пошел — а кто и поехал! Лично я воспользовалась благоприятным моментом и всеми своими бархатными кружевами обрушилась на любителя острых ощущений. Иначе бы он просто не согласился меня учить! Или его не предупредили? И мужик сейчас в неведении, какая замечательная ученица ему досталась? Главное, последняя в его жизни.

И я не преувеличиваю! Ничуть. В третьем классе при попытке научить меня простейшей польке наша учительница музыки благополучно оставила танцевально-музыкальную карьеру и прописалась в доме инвалидов. Навсегда.

Да нет, слава богу, не в качестве пациентки! А то меня бы совесть заела. Наша «До-ре-ми» там нянечкой работала. Помогала людям реабилитироваться и не совершать больше таких необдуманных поступков, как обучение Алисы танцам.

Признаюсь честно: просто в танце у меня напрочь отсутствовало чувство ритма. Я выкидывала коленца, когда их никто не ждал, по своей, никому не ведомой методике! И страшно этим гордилась!

Учитель допыхтел до зала со мной в объятиях и ужасно обрадовался финишу! Как я его понимаю! Еще больше парень обрадуется, когда урок закончится и он останется в своем рассудке… надеюсь. Ибо по природе своей я была девушкой не злой и к людским бедам очень даже отзывчивой. Всегда искренне жалела пострадавших от меня людей… на достаточном расстоянии, чтобы самой в ответ не прилетело.

— Ваше высочество, мы начнем с самого простого танца — польки…

У меня округлились глаза и открылся рот. Это надо же так попасть в масть! Только я вспомнила о своем предыдущем опыте, как мне его тут же предлагают повторить. Но мне блондинчик пока ничего плохого не сделал, зачем же над ним сознательно так жестоко измываться?

— Господин Шалусь, — с перепугу сразу вспомнила я его фамилию. Слезно попросила: — Умоляю, давайте начнем с чего-то другого…

— Тогда позвольте обучить вас контрдансу Фейе — весьма модному при дворе в последнее время, — легко и свободно согласился учитель. Люблю иметь дело с умными людьми!

— Не вопрос… — начала я и поправилась: — Прошу вас оказать мне такую любезность.

— Итак, — начал мужчина. — Все пары, начиная со стоящей в «голове», рассчитываются на первые и вторые. После каждого повторения каждая первая пара спускается вниз по залу, меняясь со стоящей за ней второй парой, а каждая вторая пара поднимается вверх по залу. Первая пара, дошедшая до конца колонны, пропускает одно повторение музыки и становится второй парой. Вторая пара, дошедшая до головы колонны, пропускает одно повторение и становится первой парой.

— Помедленнее, пожалуйста, — жалобно взмолилась я и чуть не добавила: «я записываю», — копируя Шурика из «Кавказской пленницы». — Мне не совсем понятно, что я должна делать в момент, когда пары начинают меняться.

И почему в голове навязчиво крутится откуда-то взявшийся термин «свингерство» и присутствует неутолимое желание послать все это к едреной бабушке?

— Ваше высочество, — снова склонился в поклоне учитель. — Все очень просто… Смотрите, такт первый: дама и кавалер подают друг другу правые руки…

Я подала правую руку…