Замужем за Черным Властелином, или Божественные каникулы Рыбицкая Марина
— Деву видишь? — показала я в зервиз на арианэ.
— Хорошенькая, — кивнул вьюнош. У меня в который раз громко заскрипели зубы и рука потянулась дать подзатыльник. Эдак я из-за этой сучки и вовсе без зубов останусь!
Но я вовремя взяла себя в руки и ласково пропела:
— Вот и прекрасно! Твоя задача — догнать и обезвредить!
Повернулась к монитору:
— А это что за зеленые монстрики?
— Это кикиморы, — всмотрелся Терейн. — И болотяницы.
— Замечательно! — очень экспрессивно восприняла новые знания. — А теперь скажи мне, пожалуйста, дитя вулканической лавы, КУДА ОНИ ТАЩАТ МОЕГО БРАТА?
— Размножаться! — пожал плечами бог. — Куда ж еще?!
— ЧТО? — Потрясение за потрясением скверно сказывалось на моем и так не сахарном характере. — КУ-УДА-А?!!
— Туда-туда! — закивала головой Севда. — У них по жизни с мужчинами напряг, вот и тащат кого попало…
— Мой старший брат — не кто попало!!! — заорала я. — Он лучший!
— Ну да… Значит, улучшит породу, — покладисто согласилась богиня, полностью игнорируя мужа, который тоже явно был не против «улучшить» свою и ее породу! Многократно!
— Илоночка, успокойся, — погладила меня по плечу блондинка, а парфенушки сунули в руку стаканчик с валерианой. — У кикимор отвратительный характер…
Я выдула успокоительное и прервала ее:
— Они еще не знают, какой у меня замечательный характер! Есть тут какие-то средства коммуникации?
Присутствующие задумались, а мои волосатики притащили рупор.
— Куда говорить? — деловито поинтересовалась я.
Помощнички подхватили меня под руки и потащили в один из самых темных углов. Там находилась не замеченная мной ранее весьма странная массивная конструкция, чем-то похожая на орган. На каждой из металлических труб налеплена аккуратная бумажка.
Я полезла смотреть: «аралёзы», «стоговые», «домовые», «Белая Рука», «кикиморы», «уборы», «маньяки», «ырки», «укруты»…
О как! Прочтя некоторые именования, чуть не заржала.
Действуя по наитию, приставила рупор к трубке с биркой «кикиморы» и…
— Я сейчас кому-то руки поотрываю!
Парфенушки с помощью амуров перетащили ко мне зервизбдун поближе.
Кикиморы с болотяницами застыли и посмотрели на небо. Значит, услышали. Замечательно!
— Кому сказала бросить моего бра… человека! — развила я свой успех.
Зеленоморденькие послушно плюхнули Дениса в болотную жижу. Брат не проснулся. Этот здоровый бугай просто поворочался и устроился поудобнее. Сердце защемило от того, как ему холодно и мокро.
— Быстро взяли обратно! — скомандовала я.
Дамы снова подхватили Дениса на руки и застыли, глядя в небо.
— Почему он такой квелый? — созрел у меня нужный вопрос.
— Они его окурили, — любезно пояснил Терейн. — Теперь до утра не проснется. Если проснется…
— Что значит — «если»?! — испугалась я.
Кикиморы начали на цыпочках относить тело дальше.
— Стоять! — рыкнула в рупор. Дамы замерли и опять уставились в небо.
— Что значит «если»? — повторила я свой вопрос.
— Видишь ли, человек от этой гадости может очухаться, только переночевав в болоте у этого вредного народца. Если не получится — то либо не проснется, либо спятит, — прочитали мне лекцию.
— То есть вы хотите сказать, что они должны его обязательно поим… полюбить? — Сердце просто рвалось на части от такой перспективы.
С этими девушками даже в темноте и по укурке дело может иметь, по моему мнению, только слепой без рук, чтобы не мог отбиваться, либо полный отморозок или извращенец. Ни тем, ни другим, ни третьим мой братик не был…
— Необязательно, — улыбнулась Севда, — ему просто нужно переночевать. Но как ты отгонишь толпу осатанелых баб?
— А чего они боятся? — продолжала я развивать тему.
— Ничего, — пожал широкими плечами Терейн. — По крайней мере, я об их страхах не извещен.
— А о чьих извещен? — тут же поинтересовалась богиня, так «ласково» глядя на мужа, что я слегка испугалась: куда мы будем прятать труп?
Потом вспомнила, что оба бессмертны, и вернулась к волнующему меня вопросу:
— Чего эти твари любят? — ткнула пальцем в монитор. Кикиморам надоело держать Дениса, и они положили его в болото.
— А ну быстро взяли обратно! — крикнула в рупор, опасаясь жестокой простуды.
Закалка закалкой, но все же… На фоне нервного стресса могут быть осложнения. А стресс будет немаленький, когда брат глаза откроет и увидит, кто к нему в очередь на донорство.
— Мужчин и детей, — ответили мне.
— Извращенки? — мрачно поинтересовалась я.
— Нет, своих детей, — поправилась Севда.
— А-а-а, — почесала я затылок. — И что нам это дает?
— Может, пусть они его усыновят? — влез тихо сидящий до этого Сухлик.
— Столько мам даже хуже, чем столько оголодавших баб, — поделилась я умной мыслью.
— Ну тогда пусть он усыновит их детей, — предложил добрый Терейн.
— Да брат потом всю жизнь от алиментов не отмахается! — ужаснулась я.
— Тогда не знаю, — сдалась Севда. — Больше умных мыслей нет. Если только… Ну предложи им, чтобы он нянькой поработал. У кикимор и болотяниц сейчас сложный период, им свобода передвижения позарез нужна. У нас тут кто-то, — в этом месте богиня посмотрела на мужа еще «ласковей», — задумал уменьшить количество болот и занялся мелиорацией…
Здесь уже мне захотелось приобрести один свежий труп. И прикопать на месте. Чтобы не ожил!
— Они такую помощь воспримут с радостью, тем более ты у них в авторитете, — закончила блондинка. — И еще что-нибудь им пообещай… важное.
— Ладно, — вернулась я к рупору.
Бедные зеленые тетки стояли на месте с Денькой на руках и устало переминались с ноги на ногу.
— Дамы, слушайте сюда, — толкнула я речь. — Мужчину по назначению не использовать!
Зеленушки заволновались и начали протестовать. Слышно не было, но по мимике и так было понятно. Кое-кто начал тянуть к небу руки, тыкая в трудовые мозоли. Я чего-то не знаю в женской физиологии?
— Тихо! — рыкнула. — Ваши нужды понятны и близки, но этот человек выбран мной для другого дела, а у вас он всего лишь немного погостит и будет заниматься не сек… не деланием новых детей, а воспитанием уже имеющихся! Понятно?
Кикиморы закивали, но все же остались недовольными. Я вздохнула, наступила Терейну на ногу и торжественно пообещала:
— Мелиорации не будет!
Бабы обрадовались, захлопали в ладоши и, естественно, в третий раз уронили Дениса. Виновато переглянулись и пригребли его назад. Типа, вовремя поднятое не считается упавшим?
— Всем все понятно? — закрепила пройденный материал. — Проверю!
Тетки зашустрили и утащили брата в жидкую грязюку. Вернусь и расскажу этому утяжелителю женских рук значение выражения «да ну тебя в болото»! Дайте только вернуться!
Дальше трудолюбивые кикиморы своими мозолистыми руками пристроили деток к братику и сели в тесный кружок для написания листовок и распИвания революционных песен. По крайней мере, меня на эту мысль натолкнула приличных размеров бутыль, передаваемая по кругу. По мере причащения зеленолицые дамы сочиняли героические лозунги, размахивая руками и попадая по соседкам. Соседки, впрочем, не возражали и возвращали лозунги назад в двойном, а особо рьяные — и в тройном размере. В общем, судя по неадекватному поведению болотяниц и кикимор, бабы оторвались по полной программе, и революция вкупе с мелиорацией удались на славу!
— Мы спать идем? — спросил меня Терейн, отвлекая от созерцания и заучивания методов ведения подрывной деятельности.
— Куда? — не вслушалась я в вопрос.
— С кем? — ехидно поинтересовалась Севда.
— В кровать, — ответил бог сначала мне, а потом жене. — Один…
Я отвлеклась от разглядывания патриотических песен народа Дальнего заболотья и воззрилась на шатена в изумлении:
— А ты-то тут при чем?
— Я теперь тут жить буду, пока это сумасшествие не закончится, — пояснил мне Терейн с намеком глядя на блондинку. Которая, впрочем, его проигнорировала и удалилась, величаво покачивая аккуратным задом.
— Надрать бы! — сообщил мне бог, не отрывая глаз от жены.
В кои-то веки я была с ним согласна и мечтала об уединении и покое. Парфенушки скакали вокруг и совали мне в руки чупа-чупс. Интересно, это как сладость или тренажер?.. И о чем я только думаю?
— А вы о чем? — раздался голос позабытого в неравной борьбе с инстинктом размножения Сухлика.
— Ты еще тут? — обозлилась я на несправедливость судьбы. — А ну марш экзамен сдавать! И передай Кондраду: «Я тебя люблю!» Все вперед на арианэ! И если она не сдастся врагу, то стань ей другом и… В общем, ты меня понял!
Я разошлась так, что нечаянно задела Сухлика кадуцеем. Вьюнош пропал.
— Первый пошел, — удовлетворенно заметила я.
— Нет, полетел! — насмешливо хмыкнул Терейн, указывая на одинокую фигуру, застывшую на болотной кочке. — Уж послала так послала!
— Где-то я это выражение уже слышала, — сонно задумалась я, поигрывая кадуцеем, как скалкой. — Кофе мне, пожалуйста! — попросила, пытаясь бороться со сном и не упустить чего-то важного.
— Много кофеина вредно! — заявили вечнозаботливые парфенушки и выдали мне стакан теплого молока с медом и… ночную рубашку.
Предлагают идти на боковую? Вообще-то я и в самом деле не выспалась и чувствовала себя уставшей.
— Но мне тут надо последить… — пыталась отвертеться я. Спать хотелось зверски, но жизнь любимых людей была гораздо важнее.
— Я сам послежу, — предложил мне Терейн. — Мне все равно спать на раскладушке не улыбается. Лучше посмотрю за твоими и заодно своего адепта проверю. Иди поспи.
— Спасибо! — благодарно улыбнулась я, отчаянно борясь с зевотой, и отправилась почивать. Переодевшись и проделав все необходимые процедуры, с наслаждением растянулась на перине. И только я поудобней улеглась…
Кондрад
«Лицо», как, впрочем, и все части тела индивидуума, оказалось выряженным весьма оригинально. Лохматое нечто в куцых тряпках. Ярких, кричащих и вызывающих. Вроде бы обычная одежда охотников, но настолько режущая глаз, что любой зверь сбежит с криками ужаса, а особо нервные еще пробегут туда и обратно несколько раз… по охотнику.
Так вот, это «нечто» походило на пугало в скоморошьем одеянии. И меня больше всего поразило странное выражение его глаз: с одной стороны, тщательно скрываемые страх и неуверенность, переходящие чуть ли не в затравленность, с другой — упрямство и желание настоять на своем.
— Чем обязаны? — полюбопытствовал я, разглядывая неожиданного гостя и судорожно просчитывая, откуда он мог тут взяться.
— Я тебя люблю! — выпалил пришелец и вздохнул с та-аким облегченным видом…
— Хм, — осекся я, не зная, как отреагировать — то ли смеяться, то ли плакать. Мальчики мне признавались в любви впервые! Естественно, можно хорошенько двинуть наглецу в челюсть или вызвать на поединок и прикончить за дерзость, но… на это сборище косточек даже у меня рука не поднималась. На него же без слез не взглянешь! — Смело.
— Да как ты смеешь, щенок! — выпрыгнул вперед один из воинов, рассудивший, что мне по рангу с этим недоразумением сражаться за честь не положено.
Юноша ласково посмотрел моему защитнику в глаза и двумя пальцами спокойно отвел лезвие меча. Никодим оторопело уставился в голубые, ярко полыхнувшие очи гостя и… застыл.
— Извините, — мягко сказал пришелец, и лично я сразу почувствовал настоятельную потребность в ласке и нежности. — Я не представился. Бог.
— Опа! — вырвалось у меня, пока нехотя опускался на одно колено. — Приплыли!
— Ну что вы, не нужно! — подскочил ко мне юноша. — Илона мне этого не простит. Давайте без церемоний… по-семейному…
— Как?!! — У меня глаза на лоб полезли. В желудке образовался ком, и мне стало малость нехорошо. — А какое вы имеете отношение к нашей семье?
— Должен признаться, весьма отдаленное, можно сказать — шапочное знакомство, — приложив руку к сердцу, поклонился гость.
Меня отпустило.
Чудик украдкой показал глазами на русалку, занятую Денисом и детьми:
— Это мое первое задание.
— Хорошо, — кивнул я, ничего не понимая и тем не менее искренне радуясь неожиданной помощи в войне против своевольной русалки. — Как там моя жена?
— Скучает, бедняжка, — поделился бог. — Все делает нерегулярно: ест, спит. Ну и все остальное… тоже нерегулярно.
— «Все остальное» — это что? — решил все же уточнить. На всякий случай. А то случаи всякие бывают. Порву же виновника на государственный флаг Мургота, и рука не отсохнет. Там как раз на флаге извилистые фьорды изображены.
— Делами она занимается нерегулярно, — захлопал на меня наивными гляделками юноша. — А вы о чем подумали? Если об ЭТОМ, то зря. Там теперь с ней Севда живет, а она дама строгая и ничего лишнего днем не позволит.
Ой, мне впервые за много лет дурно! За моей женой приглядывает богиня любви, и это называется: «Не думай о рогах ты свысока, наступит время — сам поймешь… наверное…» Или как там правильно.
— Теперь о деле, — сжал мой локоть бог. — Илона поручила мне весьма щекотливое и ответственное задание. Для меня дело чести его выполнить. От вас требуется лишь не мешать и не раскрывать мое инкогнито. — Состроил умильные глазки маленького щенка. — Я тут как бы с неофициальным визитом…
— Да-да, конечно, — согласился, переваривая услышанное и соображая — это теперь хорошо или плохо? И кому как?
— Мы будем соблюдать конспирацию, — продолжал вещать странный бог, пока я разглядывал его крайне… гм, неконспиративный наряд. — Не хотелось бы стирать кому-то память… — Опять чистосердечный взгляд невинного младенца. — Я пока это плохо умею делать и могу чего-нибудь стереть дополнительно, — поделился со мной проблемой посланник.
— Да-да, разумеется, вы правы… — очумело кивал я в ответ.
— Видите ли, — продолжил череду признаний тощий юноша. — Я могу лишь заместить частичку памяти другими воспоминаниями, а поскольку я бог флирта и романтики, то… вы меня понимаете? — развел руками.
— Какой кошмар! — искренне сказал я, с ужасом представляя, ЧТО и КАК он может заменить. Выдавил: — Давайте обойдемся без лишних мучений подопытных!
— Как можно!!! — закатил очи бог. — Я против неоправданных мучений. Предпочитаю действовать любовью и лаской.
— Вот-вот, — впечатлился я, искоса рассматривая своих подопечных, исключая русалку мужеского пола. — Вот я и говорю — без пыток и насилия!
— Обкашляем! — заверил меня удивительный юноша. — Так насчет секретности мы с вами договорились?
— Я только «за», но ваш мм… костюм… не оставляет места тайне, — осторожно заметил я, давясь внутренним хохотом.
Бог тут же согласился, щелкнул пальцами и предстал весь в белом.
Наши ребята, углядев это чудо чудное, схватили за шкирку все еще плавающего где-то в фантазиях Дениса и с воплями:
— Чур меня, чур, Белая Рука! — дали ходу.
Они вихрем влетели в лагерь, за рекордное время собрали пожитки и дали ходу напролом сквозь березовую рощу, совершенно позабыв про другую мифическую Белую Руку, живущую там. Или, может, решили, что именно эта конкретная «рука» страшнее?
Пришлось ломиться за ними, проклиная суеверия и не выпуская из виду Дениса, висевшего на руках вояк белым лебедем, подстреленным в задницу. Поблизости коршуном вилась русалка, пытающаяся отобрать «свое». Рядом с арианэ скакали кикиморы-деточки и активно мешали процессу сближения, демонстрируя, что дети — это не всегда благо и частенько эти «цветочки» делают из родителей икебану.
Ведун, удивленно наблюдавший этот трагикомический исход, возглавлял экспедицию. Хилый паренек, оказавшийся богом, тащился сзади, на некотором отдалении, не отставая, но и не догоняя нашу зеленолицую от страха компанию.
Мои храбрые вояки настолько увлеклись переживаниями, что, начав по ходу дела заливать свое горе глотком-другим волшебного «успокоителя» из фляжек (благо досталась лишняя из запаса Путяти), очухались только тогда, когда перед ними встали три сомнительные помятые личности с пустыми стаканами и дрожащими руками, жестоко мающихся известной потребностью:
— М-мужики, дайте опохмелиться! — А в глазах жуткая тоска и дикая целеустремленность! — Будете добрыми, и земля вам воздаст белым пухом!
Спрашивается, какой мужчина не поймет другого в подобной ситуации?
Вот и мое храброе войско оделило страждущих одной фляжкой на всех и ринулось вперед с ускорением и криками:
— Белая Рука! Белая Рука!!!
Я, чуть задержавшись, услышал:
— Ты хучь че-то понял? — спросил один другого, прикладываясь к фляжке. — Буль-буль.
— Ты свои бульки уже вылакал, — заявил второй, жадными пальцами отбирая заветную емкость. — Странные оне… — И снова раздались заветные «буль-буль».
— Да не-е, — присосался к посудине третий. — Добрые! Гля, сами выкликали, чтобы опохмелки налить. Надо будет отблагодарить. Уважаю: братва с понятием.
Ведун при встрече с местными забулдыгами выглядел потрясенным. Лицо его вытянулось, руки мелко дрожали не хуже, чем у встреченных выпивох. Но когда местные пьяницы получили желаемое и отстали, благосклонно подбадриваемые сочувствующими из числа наших путешественников, старик оправился от шока и молча выдвинулся рысцой вперед указывать дорогу.
Тут ветер донес реплику распивающих подарок бражников в лаптях и льняных рубахах:
— Вот всегда так — Белая Рука, Белая Рука… Не понимаю, мужики, нешто мы такие страшные?! И чего нас пужаться?..
Я не выдержал и расхохотался. Действительно, «Белая Рука» — и белая и горячая. «Горячка белая» называется… вот уж не знал, что лешие тоже подвластны сему прискорбному недугу.
Вот и шли мы цепочкой за ведуном: впереди солдаты с Денисом на руках, как знаменем полка, потом арианэ, дети кикиморы, временно усыновленные заторможенным Денисом, и я. Замыкающим тащился бог, игриво скакавший с кочки на кочку, выбирая места посуше и почище. Естественно — он же в белом!
К обеду нас, уставших и еле волочащих ноги, нагнал этот шут гороховый и без долгих предисловий сунул арианэ букетик из болотных растений, а точнее — цикуты и болиголова, спев при этом милую песенку:
— Как ты красива сегодня-я-я!
Растрепанная потная русалка вытаращила на него громадные глазищи, взяла букет и… с размаху врезала им (в смысле букетом) ухажеру по морде. Не знаю, кто как, а я даже загордился нашей нечистью, дающей такой отпор божественной крови. Сильна русалка, ой сильна!
— Ты кто? — спросил рыжий Богуш, переводя дыхание и останавливаясь. — Паря, че те надо?
— Я — бог! — горделиво подбоченился юноша в бело-серо-зеленом.
— Какой бог? — развернулись на него все остальные.
— Люби-имый, — сообщил Никодим, нежно и мечтательно улыбаясь.
— Вы ему что внушили? — ужаснулся я.
— Не знаю, — рассеянно пожал худенькими плечами безымянный бог. — Кажется, спокойствие и любовь…
— И он теперь такой навсегда? — снова влез рыжий Богуш, пересилив наше восторженное отношение к богам. Да и на бога этот кузнечик походил ровно столько, сколько я — на оседланную корову.
— Кто ж его знает, — замялся юноша, резво почесываясь во всех местах от болиголова. — Может, когда отпустит…
— Юноша, — проникновенно начал я, но был бесцеремонно перебит.
— Меня Сухликом зовут, — признался божонок.
Торжество всеобщей тупости! Как можно поклоняться божеству с простым и незамысловатым именем Сухлик?! Чем там родители думали? Они б его еще Задохликом назвали или Сдыхликом. Бог Сдыхлик Бессмертный! Задохлик Очаровательный! Сухлик Кудрявый… нет, Прекрасный! — тоже мне мечта!..
— Сухлик, я вас очень прошу… нет, умоляю! — не нужно больше экспериментировать, — завел я выспренную речь, хотя больше всего на свете в этот момент грезил о лавке, вожжах и тощем заде. Испортил мне хорошего воина! Как я теперь должен это любвеобильное позорище изолировать? И где?..
— Да я… просто… Хотите, попробую еще раз? — опечалился юноша.
— Не надо! — твердо отказался я, уже не надеясь на успех предприятия. — Подождем…
— Твою мать! — вернулся отлучавшийся куда-то Браторад Гневливый. В голосе сквозило отчаяние.
— Сурово, дед! — хмыкнул я. — Что-то случилось?
— Тропинку болотом затянуло, — поведал старик, расстроенно стуча посохом. — Теперь пока другую найдешь…
— Не надо другую! — влез Сухлик. — Я проведу к святилищу короткой дорогой. Тут всего ничего идти.
Настало странное безудержное веселье. Как сказать… в общем, все долго и витиевато матерились. И было отчего! После непотребства, которое Сухлик сотворил с Никодимом, солдаты паренька откровенно побаивались и помощь от него принимать… гм, стеснялись… да и не хотели.
— Даю честное слово! — приосанился бог. — Никто не пострадает, а если что — то я вылечу!
Мужики его после данного сообщения чуть не побили. Не забыли еще «лечение» пострадавшего собрата. И побили бы, если б не побоялись связываться со страшным ведуном. Но это желание на красных и злых солдатских рожах горело ярким огнем. Успокоить жаждущих справедливости работников меча и секиры помогло только напоминание:
— Хлопцы, не будете щелкать клювом — заночуем уже в святилище!
Мысль о доме и нормальных кроватях окрылила всех. Парни по-военному быстро перекусили и с неимоверным ускорением припустили за хлюпиком в белом с зелеными пятнами от букета.
Чавк-чавк по болоту. Чавк-чавк… Ноги временами проваливаются по колено. В сапогах плюхается болотная жижа, и удовольствия прогулка совсем не добавляет. Чавк-чавк…
Не могу представить себе: как мои парни тащили меня на носилках? Они же местами под дополнительным весом должны были проваливаться почти по пояс?.. Жаль, что в течение двух последующих зим все один за одним полегли в боях. Остались лишь два человека, бессознательные свидетели тех событий. Или и впрямь в судьбе моих бойцов повинны лешие Белой Руки?..
Сухлик, хитрый жук, наплел всем три короба насчет острой необходимости присутствия рядом с ним арианэ и теперь неутомимо сыпал комплиментами в ее адрес.
— Какая ты гибкая! — польстил ей бог, когда русалка вовремя пригнулась от стрелы, пущенной из импровизированного детского лука, и макнула свою роскошную гриву прямо в лужу.
— Какая ты стройная! — неподдельно восхитился Сухлик, вытаскивая арианэ из колючих кустов, куда та совершенно нечаянно попала, пропустив самую примитивную детскую подножку. Малыши-кикиморы развлекались.
Милые детки с нами путешествуют! Просто загляденье!
Только с Денисом все еще непонятно. Как пребывал с утра в состоянии странного отупения, так и до сих пор там завис. По идее, не должен бы… или дело не в кикиморах, а тут налицо прямое вмешательство арианэ? То-то детишки на нее так сердятся! Одурманила папу!
— Какая же ты ловкая! — тем временем безмерно радовался юноша-бог, с умилением разглядывая, как славный мальчонка стащил у ближайшего воина кинжал из ножен и ткнул в мягкое место арианэ, слишком близко подобравшейся к Денису.
Мы с парнями только многозначительно улыбались. В самом деле, если этот бог-самоубийца хочет поменяться с Денисом — барабан на шею! Мы еще придадим ускорения и скажем спасибо ухажеру-благодетелю.
Нас выгуливали по болоту часа два, не более. Да и то… только по причине громадной детской любви к перепончатой тете.
К обеду новый проводник и впрямь нас вывел на место: мы достигли Аль-Темеш, священной кузни Рицесиуса.
Ведун чуть не присел. Он шепнул мне на ухо, что, по его подсчетам, мы срезали дорогу дня на два самое малое. И я ему охотно верю. Бог на то и бог, чтобы ходить потайными тропами.
Святилище состояло из двух зданий: кузни и храма. Здесь все работало на контрасте. Мощное, приземистое и темное строение кузни и хрупкое ажурное — храма. Темные глыбы камня — и белый невесомый ракушечник. Узкие бойницы — и красочные витражи. Одно из зданий врастало фундаментом в землю, второе рвалось ввысь золотом куполов. И храм, и окружающий святилище невысокий каменный забор густо увиты вечнозеленым плющом.
Перед нами предстал великий храм в окружении вековых елей и сосен.
Красиво.
Поодаль, немного левее, ближе к берегу озера прятались дощатые склады, дровяной сарай, баня и прочие службы. Чуть в сторонке от кузни, по правую руку — длинный кирпичный корпус общежития для монахов, кухонные строения и деревянный домик игумена. За кромкой деревьев просверкивал серебристый берег озера.
Мы застыли, благоговейно созерцая Аль-Темеш. Каждый из нас боялся сделать шаг первым и нарушить лесное очарование и тишину святого места.
И тут резвый Сухлик едва не испортил все дело. Этот малахольный галопом рванул через поляну и в открытые ворота прямиком в кузню. Дебил! Идиот! Кретин!!! Не в храм, не в приалтарные помещения! Непосвященный — в КУЗНЮ!!! И как подорвался, козлик горный… не перехватить!
— Куда?!! — вырвалось у меня со стоном.
— Что такое? — очнулся от сонной одури Денис, чем слегка обеспокоил русалку, тут же пристроившуюся рядом.
— Оу-у! Такое! — подавил я желание схватиться за голову и начать рвать волосы. — Этот сухостой на тоненьких ножках сейчас нам все дело запорет! Нас на колья из-за него подымут!
— Как так? Он же бог?.. — О, наконец-то. К деверю вернулись зачатки интеллекта.
Ободренная русалка придвинулась еще ближе.
— Он дебил!!! — убежденно ответил я, все-таки запуская руку в шевелюру. Простонал: — Нельзя туда входить! Никогда! Ни в эту кузню, ни в любую другую! Строго запрещено! Кузня только для кузнецов! Она всегда святилище! Всегда!!! Поймают внутри чужого — убьют!
— Почему?
Денис проявил любопытство, но упорно не замечал маневров русалки. Зато за этими маневрами пристально следила ребятня. Как только расстояние между обожаемым «папкой» и не менее «обожаемой» русалкой достигло критического, девчонка бросилась к первому и повесилась на шею, лягая худенькими ножками в царапинах в сторону «злой тети». Та действительно обозлилась, схлопотав грязной пяткой по скуле.
— Потому! — нервно отвечал ему я.
Просветил иномирянина:
— По святой заповеди, даже небесный свод бог-творец выковал за три дня в кузне вместе со звездами. Кузнечество — занятие сакральное, не для всех! Огонь в кузне издревле священен. Кузнецами становятся из поколения в поколение и сызмальства учатся поклонению огню. Оттого и в кузню, кроме кузнецов, никому хода нет. Ни постороннему мужчине, ни ребенку, ни женщине. Это древний неписаный закон! Нельзя оскорблять бога!
Арианэ получила от «детушек» оглушительный нокаут и отлетела в сторону. Первый раунд закончился победой малышни. Дети завопили:
— Ур-ра! — и на радостях поцеловались.
Я хладнокровно наблюдал за борьбой зла со злом, то бишь русалки с кикиморчатами, и совершенно не собирался вмешиваться. Ум волновала сейчас совсем другая проблема. Кое-что вспомнил и специально для Дениса сообщил:
— Даже слово «молодец» у нас происходит не от «молодой», а от «молоток»![12]
Ведун всячески поддакивал, тревожно приглядываясь ко входу в святилище. У бойцов и вовсе тряслись поджилки, и не стой я рядом — давно бы сбежали отсюда, побросав имущество. Все прекрасно знали: не приведи Рицесиус подобным кощунством прогневить кузнецов! Убьют — и будут в своем праве!
Я прибавил, поясняя неприятную ситуацию Денису с детишками:
Читать бесплатно другие книги:
