Замужем за Черным Властелином, или Божественные каникулы Рыбицкая Марина

— Мы рискуем нарваться на крупные неприятности. Хвост кобылы, чему, чему только этих сопляков на ихней горе учат?!

— Ты забыл, кто там сейчас? — хмыкнул Денис, бережно поправляя девочку и поворачивая поудобнее, чтобы ребенок с чистой совестью мог двинуть злую тетю заодно и по голове. — Подумай сам, чему Илона может научить? Только пакостям!

— Не клевещи на сестру! — Сердце при упоминании о любимой екнуло.

Мальчишка, до того мирно стоявший в сторонке, решил, что сестренке нужна моральная поддержка, и рванул на помощь, повиснув на Денисе сзади и прикрывая тыл.

— Мо-ой! — взвыла русалка и получила два пенделя. Деверь после ее вопля как-то сразу утух.

— Ты что же это, зараза хвостатая, делаешь! Зачем парня дурманишь?! — в милый разговор включился Браторад, поднимая резной деревянный жезл с окованным набалдашником для удара. Русалка зашипела. — Да я тебя…

В это время протяжно и тревожно замычала корова на лугу.

Договорить ведун не успел, потому что в это мгновение из кузни выскочил как наскипидаренный Сухлик и попытался спрятаться за нашими спинами.

Еще бы! Его жаждали приласкать клещами и кувалдами добрые дяди три локтя в плечах и четыре, а то и пять локтей росту, так же шустро выскочившие за ним!

Ух-х! Да рядом с ними я сам выглядел слабосильным подростком!

Выбежавшие дюжие мужики одеты были незамысловато — в заскорузлые льняные штаны и рубахи, выглядывающие из-под кожаных передников. Пасторальная картина, если бы кузнецы не смотрели зверем. Эти славные служители Рицесиуса с повязками на лбу излучали что угодно, кроме доброты и смирения. С глухим ропотом они рванули за святотатцем, громыхая подкованными сапогами с широкими голенищами.

Оный, прекрасно понимая, что если хоть чуточку промедлит — то наступит его смертный час, видимо, решил не дожидаться подобной участи и очень даже резво начал бегать вокруг нас, по пути отчаянно вереща и подтявкивая:

— Я не виноват! Это они! Я ни при чем! Я только пошел, куда послали!

У нас в свою очередь немедленно зачесались руки приложить эту су… этого гадского Сухлика.

— Кувалду не одолжите? — вежливо поинтересовался я у одного из мимо пробегавших мужиков-молотобойцев. — И рукавицы? Я верну, ей-богу, верну! Только вдолблю одну лишнюю сваю в святилище — и тотчас верну!

Тот посмотрел на меня с подозрением. И отмахнулся.

— Извини, брат, — произнес на ходу. — Я сейчас сам из него заготовку сделаю.

— Это не я! Это он меня послал! — в который раз вякнул божонок, наматывая сто пятый круг.

— Кто — он? — заозирались кузнецы.

— Он! — Палец юноши дрожал и каждый раз показывал на нового обвиняемого. На нас двинулись кузнецы с подмастерьями. Пришлось драться всем!

И пошла потеха!

Одно обидно: их было много, нас мало. И не помогли бы мне никакие воинские навыки, а ведуну особые умения — полегли бы мы там все до единого, если бы арианэ щедро не окатила драчунов ледяной водой.

— Не трогать мое! — завизжала русалка.

Оказывается, в пылу драки кто-то наступил Денису на ногу. И сейчас деверь изображал из себя аиста. Только дети для клювика были несколько великоваты.

— Не больно-то и хотелось! — отозвались запыхавшиеся жрецы, опуская рабочие инструменты и стягивая толстые кузнечные рукавицы. — Нам твой мужик с детьми и даром не нужен!

— Мужик — мой! — Арианэ встала в позу «руки в боки» и сощурилась. — А дети чужие!

— Тебе виднее, — демократично ответили мужики, посмеиваясь. — Хотя… похожи.

— Мое не трогать! — окончательно разозлилась русалка. — А то утоплю!

— Да-а? — засомневалась противоположная сторона, затыкая рукавицы за пояс. Инструменты-то поостыли — значит, рукавицы им без надобности.

— Точно, мужики, — снова очухался Денис. — Правду молвит! Лучше всего у нее получается метить соплями.

— Ф-фу-у! — отодвинулись те, поправляя грязные и потные рубахи. — Нам не надо, мы белье намедни стирали.

Интересно, их «намедни» какого года?..

— Парни, — проявил крайнюю заинтересованность Денис, облапанный детьми, держащими круговую оборону, — давайте жить дружно!

— С кем? — обалдели жрецы.

— Что «с кем»?.. — отвлекся от миротворческой линии деверь, бережно стаскивая с себя ребят.

— Жить с кем… дружно? — спросил один из подмастерьев, а остальные смутились.

По-моему, тут чувствуется тлетворное влияние нашего тощего божка, потому что раньше мы как-то не задумывались об этом аспекте отношений!

— Сами с собой! — обозлился Браторад, стукнув посохом.

Я вообще предпочитал не влезать и стоял молча, дожидаясь, когда смогу вступить в разговор, сейчас больше похожий на драку в песочнице. Видел такую в мире Илоны. Там два карапуза не могли поделить три совочка и по этому поводу расколошматили все, включая пластиковые ведерки и песочницу.

— Мы с собой не можем… — пропыхтели мужики и залились румянцем. — Мы братья!

— Да хоть сестры! — вышла из себя арианэ, которую упорно не подпускали к Денису.

— Не-э, — переглянулись богатыри. — Точно братья. Мы проверяли!

Я запечатал ладонью рот арианэ, норовившей спросить, каким образом это было выяснено, и явно намылившейся самой в том удостовериться. Лучезарно улыбнувшись дебелым служителям, через «не хочу» смиренно попросил:

— Нам необходимо, чтобы вы, братие, выковали для нас волшебную подкову, которая укротит горгулов. — Пояснил: — Люди в королевстве Лайе попали в беду… Мы заплатим…

Кузнецы слушали и кивали. Лица их прояснялись. Особенное просветление наступило на слове «заплатим». М-да-а-а, а говорят — божьи люди не выносят презренный металл. Наверно, и впрямь не выносят… из сокровищницы.

Торговались мы долго и энергично. Честно говоря, с самого начала, как рыцарь и проситель, я предложил назначить свою цену:

— Сколько вы хотите за работу?

Самый громадный из мужиков положил мне на плечо здоровенную лапищу и, нежно оскалившись, помахал перед моим носом указательным пальцем толщиной с молодую березку:

— Не торопись, паря, не ломай удовольствие.

И мы продолжили. В процесс торга уже включились все. Русалка подвизгивала меццо-сопрано и через равные промежутки кричала: «Грабеж средь бела дня!» Богуш и остальные кидали наземь шлемы, отскакивающие от камней, как мячики.

Мне так по ноге засандалило, что я взглядом пообещал им такую скидку устроить!

Мужики плевали на свои и чужие руки.

Браторад громогласно извещал всех: «Это богоугодное дело!» — и под шумок спускал цену. Никодим ходил вокруг всех и, заглядывая в глаза, спрашивал с наивной детской улыбкой: «Любимый?» В конце концов Денис пожалел страдальца и привел к Сухлику, сидевшему у стены и плетущему венок из ядовитого плюща:

— Вот он!

— Любимый? — ласково улыбнулся Никодим, доверчиво глядя на бога.

Сухлик поежился и кивнул.

— Ща как дам больно! — озверел внезапно очнувшийся от наваждения мужик и подбросил в руке пудовый топорик. — Чтоб над людьми не мудровал!

Ко всей прочей кутерьме прибавились: орущий фальцетом бог — одна штука; матерящийся басом Никодим с топором — две штуки. Итого, если бог любит троицу, то здесь был мат, топор и мужик. На ком стоило остановиться?

Мы уже почти договорились, остановившись на мешочке золотых монет, двух обозах продуктов, рюмашке крови арианэ и Дениса и паре старинных артефактов. Улыбаясь друг другу, собрались ударить по рукам, как тут из-под портика храма, который стоял немного в сторонке от кузни, вышла… Вышло… Вышел…

В общем, выползло нечто поперек себя шире, в коричневой рясе, подол которой небрежно подоткнут за пояс, и новых кожаных сандалиях на босу ногу.

Это нечто упоенно грызло (чавкало? топтало?) редкостное блюдо, такого я в своей жизни даже на состязании едоков не видел! В руках кубообразного лысенького толстяка красовалась здоровенная округлая буханка хлеба размером с хороший каравай, внутрь которой кто-то уложил пластами целый копченый окорок. Обжора оторвался от процесса поглощения, утер жирные губы могучей дланью и неожиданно высоким голосом заявил:

— НЕТ!!! Как келарь-проверяющий[13] сего святилища — запрещаю! Кузнецам не должно брать работу на стороне. Их священная обязанность — прислуживать Рицесиусу и никому другому!

Мы чуть не взвыли от досады. Я отвел его в сторонку и представился, объясняя ситуацию:

— Любезнейший, вы просто не представляете, как вы нас выручите, если просто закроете глаза на небольшое отступление от правил. — У меня даже зубы слиплись от источаемого меда.

Немного утешало — до того, что еще могло запросто слипнуться, еще очень далеко. Это у некоторых женщин ноги растут от коренных зубов, а у всех мужчин между челюстью и седалищем есть еще очень много интересных органов.

— Нет, — отрезала бочка с салом, громко чавкая и рыгая. Как ему это удавалось проделывать одновременно — тайна его бездонного организма.

— И тем не менее, как любимец вашего высокого покровителя, я бы посмел настаивать на своей ничтожной для вас просьбе. — Уверенность в успехе начала испаряться.

— Сколько? — Тролль в сутане оторвался от своего обгрызенного бутерброда и проявил заинтересованность.

Перед носом замаячили два пальца, большой и указательный, потирая друг друга в характерном жесте всех времен и народов.

У меня внутри поднялась та-акая волна раздражения и желание придушить эту ошибку природы! За жирные лоснящиеся щеки, свисающие плащом на то место, где у мужчины находится грудная клетка (так вот, у святоши там находилась подушка безопасности!), за семь подбородков, уложенных один на другой в хаотичном порядке… За пузо, распирающее засаленную рясу… Да мало ли за что! Чтоб было, в конце концов!

Начался новый виток торга. Но после нескольких минут разговора я понял: мы влипли капитально. Этот подлец требования, на которых мы сошлись с работниками кузни, удвоил! Нет, утроил!

Обнаглел, понимаете!!! Ему, в отличие от мастеровых святилища, людей понимающих, захотелось всего и сейчас, сразу! На лопате! А кузнецам, дескать, плати еще, отдельно! А не то… На меньшее это наглый мздоимец был никак не согласен!

У меня поднялась удушливая волна гнева, снося напрочь способность рассуждать здраво. Черного Властелина, короля четырех крупных стран, понесло:

— Да я таких… у себя в четырех королевствах если ловил — вешал!

Этот… эта… мерзость, гнилушка недобитая, заорал не своим голосом, пятясь и в свою очередь скрываясь за спинами молотобойцев:

— Как ты посмел! Взять его! Казнить! Никакой подковы ты, сын греха, в жизни не получишь, не будь я брат Хома!

Хома?! Хома?!! Я те дам и Хому, и Фому, и звездюлей, хомяк недоделанный!

Веселье пошло по второму кругу. Мы гонялись за лысым блюстителем порядка, а кузнецы для вида от нас отмахивались. Судя по тому, что довольно вяло, — этот святоша их тоже достал.

И бегали бы мы так до скончания века… или одного наглого лысенького монаха, которому пробежка, несомненно, шла на пользу, ибо он не только перестал жрать, но уже и стал хвататься за сердце (правда, я не совсем уверен, что там было именно сердце, — по моим сведениям, это все же скакала печень!), как развлечение кончилось.

Денис с ясными глазами и явными признаками вменяемости поймал меня за полу, одернул и невинно спросил:

— А почему бы нам не спросить у самого Рицесиуса? Пусть он примет решение, а мы ему обязательно подчинимся. Да, святые братья? — обвел глазами хмурых кузнецов.

Тем предложение Дениса откровенно понравилось. Они заткнули и уволокли «проверяющего келаря» в храм, строго-настрого заповедав нам оставаться снаружи, и устроили приготовления по вызову Верховного бога.

Мы переглядывались между собой.

— А если на их вызов вместо Рицесиуса придет Илона? — тихо спросил я Деньку. — Как думаешь, что дальше будет?

— Я только на это и надеюсь, — хихикая, ответил Денис. — Сестренка своих в беде никогда не бросает! А тому, кто бросит, та-а-ак наподдаст! Сказочно!

Я подумал — и с ним согласился. Действительно, обиженная, да еще и не за себя женщина — это катастрофа мирового значения. А моя жена — всемирного вдобавок!

Мы сгрудились у входа в храм, подслушивая в дверях. Но ду… му… су… Сухлик был бы не он, если бы и тут не подгадил! С воплем: «Гласность — норма жизни!» — этот моральный урод рванул к алтарю, внутрь. Добро бы вошел туда сам! Отходили бы кувалдами и кузнечными молотами добрые священники, а потом заодно и отпели бы… из общего милосердия. Но эта гадина… гад! — и нас туда непонятно как протащил! И меня, и Деньку, и арианэ!

С истошным поросячьим визгом: «Нечисть в храме — святотатство!» — довольный Хома устроил третий разбор полетов.

К счастью, он своим визгом всех утомил, а бега и беспредметные драки так надоели, что святые братья все сделали сами, без посторонней помощи. Сами келаря зажали в угол, сами «по репе настучали», как любит говорить Илона, и сами пасть ему грязной тряпкой заткнули. Чтоб не отсвечивал. Потому что уже началось явление.

Нет, БОГОЯВЛЕНИЕ!

Над алтарем разгорелся столб света, аж глазам стало больно. Пахнуло запахом роз, миррой и ладаном, потянуло прохладным ветерком, несущим запах степи и полыни, и…

На камне стояла Илона. Сонная, хорошенькая в своей полупрозрачной коротенькой ночной рубашке, с закрытыми спросонья глазами… Стояла и покачивалась. Тонкая лямочка упала с хрупкого плеча…

Не выдержав, я крикнул:

— Илона! — и потянулся к ней, едва не пролетев через алтарь.

Увы! Илона… она только казалась материальной. Моя рука прошла сквозь нее, словно через дым или туман. Я даже застонал от досады.

Как обидно! Так близко и так далеко!

Ну хотя бы поговорю с ней… Я обратился к жене:

— Любимая… — больше ничего сказать не успел.

Недорезанным подсвинком из угла выпрыгнул и заверещал упитанный Хома. Тряся брылями, как у породистого бульдога, брызгая ядовитой слюной на пару локтей во все стороны и подсвечивая нам двумя яркими «фонарями», любезно поставленными его сослуживцами, проверяющий твердо решил быть в центре событий.

К сожалению, пакостник как-то успел выплюнуть тряпку:

— Почему эта девка здесь вместо бога?! Что за произвол?

Еще повысил громкость:

— Святотатство!!!

Я с чистой совестью собрался настучать по маковке уже от себя лично, тем более все кузнецы были со мной полностью солидарны, но тут дело взяла в свои руки Илона.

Под взглядами верующих к ней подскочили мохнатые шарики с ручками и ножками, обычные прислужники Рицесиуса. Эти смешные комочки впихнули в руки полусонной Илоне, глазки которой все еще упорно не хотели разлепляться, кружку дымящегося кофе.

Ненаглядная повела носом и автоматически отхлебнула. Вокруг лица жены вместо опахал летали удивительные создания — белоснежные крылатые существа-весы с клювом. Не понял, а Форсет тут при чем? Или он с моей женой могуществом поделился?

— Илона, солнышко, проснись!

— Боброе дутро! — поздоровалась Илона, не открывая очей. Мило поправилась: — Ой, доброе утро! — Один глаз ее открылся.

Увидев меня, у нее сразу широко открылись оба! Причем шире некуда! Илона очаровательно улыбнулась, склоняя голову набок и невольно показывая нежную шею в обрамлении шелковистых локонов. Глаза любимой засияли тем особенным светом, которым светятся глаза влюбленной женщины:

— Кондра…

Ее перебила лысая паскуда, которую в детстве няня на землю головой вниз роняла. Регулярно. Пять раз за секунду! Отбойный молоток семье был надобен!

— Сгинь, девка, нам нужен Рицесиус! Не гневи бога!

Ну и баран! Идиот! Беспросветный! Даже кузнецы уже разобрались, что к чему, разглядев на шее благоверной заветный кадуцей. Но только не это ходячее недоразумение.

Оно вякнуло:

— Именем Рицесиуса, изыди, нечистая сила! — Келарь попытался облить Илону священным елеем. Конечно, никакого вреда он ей не нанес, разве можно облить маслом призрак? Но рассердил изрядно.

Илону немедленно перемкнуло:

— Я те щас изыду! — Бац! Кадуцеем по лысой маковке.

Хома свел глаза к носу, но устоял.

Илона нахмурилась и повторила маневр:

— Ах, нечистая! Ах, сила?!! — Бац! Бац! И бац! Для закрепления.

Жена потрясла уставшей рукой и с удовольствием посмотрела на вбитого по колено в землю толстяка.

— «Ваши трехдюймовые глазки…» — широко улыбнулась любимая, поигрывая кадуцеем, — будут моим самым большим достижением! — Надела кадуцей на шею обратно.

— Ты это… не шали! — неосторожно подал голос один из кузнецов. — Он монашеского звания!

— Кто-то следующий под раздачу? — делано удивилась Илона. Она сняла кадуцей и пошла гвоздить им правых и виноватых.

Вокруг раздавались вскрики.

— Ай! — единогласно выдохнули ушибленные кузнецы.

— Ага! — азартно огляделась Илона, поправляя на груди рубашку.

У меня началось неконтролируемое слюноотделение и уже скоро всем заметное возбуждение.

— Ой! — взвыл монашек, ушибленный голубоватой молнией.

— Ниче! — деловито ответила на это жена, сдувая дымок с кадуцея и кровожадно оглядывая громадное трясущееся поле деятельности.

Разгоряченная, раскрасневшаяся от разминки, любимая была так прекрасна! Волновали две вещи: на нее пялились посторонние мужчины, хоть и слегка ушибленные на головы, и мне скоро будет неудобно стоять, придется на штаны вешать шляпу.

— Н-не надо! Хватит! Мы все поняли! — заорали обитатели святилища. Больше всех надрывался монашек-келарь, потому как ему больше всех и доставалось. Замечу — вполне заслуженно!

— Еще кто-то хочет меня «девкой» и «нечистой силой» пообзывать?! Есть добровольцы?.. — воодушевленно спросила гневная Илона, подбоченясь и разбрызгивая вокруг себя мелкие молнии, сопровождаемые ударами грома и прочими божественными атрибутами.

Мохнатые слуги Рицесиуса, оседлавшие крылатые весы, воспарили над алтарем и показали всем мухобойки.

— Н-нет… — промычали потрясенные в прямом и переносном смысле кузнецы. Келарь закатил глаза, искусно изображая павшего в неравной схватке с новой богиней.

— Так, дорогие, — уверенно помахивая кадуцеем на манер полицейской дубинки, заявила Илона. — Будет или по-плохому, или по-нашему!

Я подумал: «Что, впрочем, одно и то же…»[14]

— Слушай сюда, лопоухие!

Кузнецы поразевали рты от удивления. Хм, узнаю свою жену!

— Говорю один раз и дважды для глухих и тупоумных повторять не буду! Если тут кто-то дятел, то пусть засунет клюв в свое дупло и не отсвечивает! Я — законная заместитель Верховного бога, пока он отправился по делам! Вот символ моей власти! — Мелькнул кадуцей.

Монахи и служители святилища покорно упали на одно колено и склонили головы. Затем смиренно поднялись, не поднимая взгляда.

— Сейчас вы выйдете отсюда на цыпочках и дадите мне возможность поговорить с божьими посланниками! — Илона кивнула в нашу сторону. — А потом… — Она злорадно потерла руки, отчего недавно очнувшемуся келарю немедленно поплохело и он снова закатил глазки, сползая на пол. Притворщик! — Потом я с вами, братие, немного потолкую! По существу! Потому что некое существо существенно мне нагадило и по идее уже должно минут пять как перестать существовать! Однокоренные слова я употребляю для легкости запоминания!

Шатию-братию как метлой вымело! Один миг — и остались мы с Денькой. Я получил приветствие от любимой, правда, несколько не то, на которое рассчитывал.

— А теперь скажи, разлюбезный супруг… — игнорируя притихшую арианэ и скрежеща зубами, напала на меня разгневанная жена, супружеские права на которую я уже больше недели не могу реализовать. — Объясни-ка мне, какая нелегкая понесла тебя с Денькой на болота!

Пришлось рассказать, коротко и понятно.

— Подкова, говоришь… Интер-ресно… — задумчиво переспросила жена. Почесала кадуцеем нос.

Так и потянуло его поцеловать! Нос, разумеется, кадуцей мне и даром не сдался! Его, скорей всего, и так уже кто ни попадя обслюнявил, да и после потной лысой макушки не мыли.

Жена села в позу лотоса, демонстрируя смешные мохнатые тапочки и округлые коленки, которые так хотелось погладить. К ней подлетели служители богини любви и начали шептать в оба уха. Илона вскинулась и отрезала:

— Эта сволочь оскорбила И. О. верховного бога, попыталась угробить моего мужа и брата — и вы предлагаете дать его вам на посылки, стрелы выдергивать?! А вот не будет этого! Слишком жирно!

В это время тело Илоны начало потихоньку истончаться.

Денис указал ей:

— Илонка, ты исчезаешь!

Та сразу среагировала:

— Зовите этих красавцев!

Те чинно влились в храм без единого звука.

— Слушайте внимательно, убогие! — громогласно изъявила священную волю Илона. Указала на нас пальцем. — Вы всеми силами поможете этим людям! Не только безвозмездно выкуете в святилище горгулью подкову, но также дадите проводников и поможете как можно скорее выйти из болот. Понятно?

— Понятно! — единогласно отозвалась паства.

— Где тот ваш… Хома? — капризно спросила Илона.

Монах не отклинулся. Жена повела кадуцеем — и жертву немедленно притащили к алтарю поближе. Монашек бился как припадочный и упирался обеими ногами.

— Денежку уважаешь и покушать в тепле любишь, да, командир? — вкрадчиво поинтересовалась Илона. — Везде лезешь поперед батьки в пекло, а совесть и особую связь с богом давно потерял, да? — И ласковый взгляд, от которого хочется залезть под стол. — Хорошо, я помогу тебе, Мидас обожравшийся… — злобной гадюкой прошипела она. Громко объявила: — С этого дня начнешь вести перепись населения!

Монашек было воспрял духом. Глазки заблестели, щечки загорелись, на лице — райское блаженство… Видимо, при мысли о придорожных тавернах и кабаках, многочисленных взятках, богатых вспомоществованиях и полной бесконтрольности.

— Да не обычного, — опустила его жена с небес на землю, — а волшебного! Чтобы пересчитал и учел поименно каждую — слышишь, каждую! — кикимору, горгулью и горгула. Нашел и записал данные на каждого лешего и домового! — Постучала в задумчивости пальцем по нижней губе. — И кого я тут еще не называла? О! Арианэ, уборов, Белую Руку, маньяков, ырок, укрутов… и прочих! Всех!

Хома сбледнул.

— И попробуй хоть кого-то пропустить! — добила злосчастного проверяющего разъяренная И. О. верховного бога. Посулила: — Ежели я тебя, ненасытная утроба, в том заподозрю — будешь считать и переписывать каждый раз заново! И у каждого интересоваться, как зовут его маму с папой до седьмого колена, и спрашивать удостоверение морды!

Бедолага упал в настоящий обморок.

— Все слышали? — резко переспросила жена.

Присутствующие, кроме нас с Денькой, пали на колено, удостоверяя: они слышали божью волю.

— Все вон, кроме них! — Илона повторно разогнала трясущихся зевак. Ее тело уже виднелось тонкой дымкой — видимо, любимую затягивало обратно.

Словно покорное стадо, кузнецы вышли из алтарной комнаты, забирая с собой наказанного Хому. Тот, подвывая, все пытался толкнуть речь в свое оправдание. Его жалобные стенания единодушно игнорировали.

— Слуш внимательно! — заторопилась Илона, сильно нервничая и проглатывая окончания. — У меня есть зервизбдун… — Взмахнула рукой. — Короч, неважно. Я не слышу, но могу тебя увидеть. Если напишешь покрупнее — мне будет понятно, я смогу прочесть и помочь вам как-то. Понял?

Я молча кивнул.

— А ты, выдра перепончатая, тронешь моего брата — располосую на веревочки и шарфик свяжу Хоме в странствия! Усекла, инстинктом ушибленная?

Русалка нахмурилась, но промолчала, выбежав наружу. Илона снова повернулась ко мне:

— И помни! Я вас обоих очень лю… — Жена исчезла.

Мы остались в храме вдвоем с Денькой. Когда вышли — заметили: наступил вечер. Солнце клонилось к западу, поливая землю рубиновыми лучами.

У храма выл, отчаянно цепляясь за выступающие камни фундамента, удрученный Хома. Слезные жалобы и закатанная истерика взяточнику не помогли: с тощим мешком, с продуктами и куцым одеялом-скаткой добросовестные кузнецы, славные божьи люди, раскачали келаря за руки за ноги и с треском кустов выкинули в сторону леса. Бородатый игумен погрозил на прощанье келарю увесистыми клещами.

Вскоре наступила тишина. Завывания на дороге затихли.

— Завтра с утра куем подкову, — пророкотал главный кузнец.

Нас отвели в общежитие для паломников. С усталым вздохом смежив веки, я прикорнул на лавке рядом с Денисом. Арианэ надежно пас Сухлик, и это примиряло с его существованием…

Денис

В моей прежней жизни было мало сюрпризов (за исключением Илоны!). Иногда у меня складывалось впечатление, что мы живем в центре огромного застойного болота. Зато теперь… находимся в самой сердцевине реального, но я уже неделю с тоской мечтаю о прежнем застое.

Верните мою эпоху застоя обратно! Хоть бы самую его малость! Пусть будут любимые дурики, серийные маньяки и студенты! Я к ним привык! Согласен даже не требовать прибавки жалованья!

Раньше я твердо верил: если не брать дурного в голову, то и с тобой ничего плохого не случится. А тут… угодил в мясорубку и никак не могу понять, куда и когда меня в следующий раз догонит гигантский нож. А попробуй угадать: отрежет голову или даст пинка? Сплошные американские горки!

Итак, в четвертую ночь на болотах со мной что-то приключилось. Вернее — приключилась! Амнезия. С головой — насколько возможно в тех экстремальных условиях, в которые я попал, все было в порядке! — а вот память отказала.

Полностью очнулся я уже возле кузни, когда почтенные мастера и молотобойцы дрались с нашими, значительно превосходя их в количестве. На мне мертвым грузом висели два зеленых ребятенка непонятной наружности с криками: «Папаня!»

Ну, хоть не «маманя» — и то хлеб! А то ведь мучился бы потом жутким вопросом: разве я крокодил Гена, чтоб такое на свет породить?

Во рту было сухо, мучило чувство, будто кот там нагадил, но в остальном все вроде нормально. Провел ладонями по лицу и пощупал скальп на предмет целостности: по голове не били!

Пока противоборство с кузнецами затихло, я судорожно пытался протестировать свое состояние: невроз? Истерический невроз? Шизофрения? Синдром Корсакова? Органические поражения корково-подкорковых структур? Клещевой энцефалит?

Парамнезия — да, несомненно! Выпал кусок ночи и почти весь день — вон солнце начинает садиться. Ретроградная амнезия? Да, пожалуй. Псевдореминисценций[15] вроде нет. Конфабуляции?[16] Под вопросом. Осталось только прийти к решению, ЧТО считать болезнью — инфекцию, переохлаждение или удары по голове. Еще?..

Многочисленные диагнозы и соответствующие им медицинские термины множились у меня в голове, как тараканы на кухне нерадивой хозяйки, разъедая веру в себя. И ведь МРТ[17] — исследование мозга и энцефалограмму тут пройти негде! И клиники хорошей нет! Я уж про толкового психиатра молчу! Не к ведуну же за психиатрической помощью обращаться! Голова пухла.

Хорошенько поразмыслив, под занавес я припомнил также, чем грозит в Средневековье статус психически больного. Мне стало совсем нехорошо. Представил себя закованным в цепи в местном дурдоме. Или доброго мускулистого дядю-хирурга с долотом и пилой в руках — и себя… с дырой в черепе. Как самый мягкий вариант — оборванного, немытого в виде гнусаво подвывающего юродивого на паперти.

И резко передумал. Пою я плохо, почти как Илона. Решил, как бы там ни было, до возвращения в наш мир или других случайностей стойко прикидываться здоровым, бодрым и в своем уме. Придя к такому логичному выводу, облегченно вздохнул — целее буду!

Кстати, решение было принято очень вовремя. Потому как иначе эфирную Илону, гвоздящую злых недругов в храме вполне материальным кадуцеем с традиционными гадюками над стилизованной чашей, мог бы и не пережить!

Дальше все прошло как по нотам. Не считая невыносимой навязчивости русалки, которая клеилась ко мне похуже нового скотча. Но у меня была массированная поддержка в виде зятя и двух детишек кикиморы, которых я сам же и пригласил, как впоследствии выяснилось. Совместными усилиями от Клены мы отбились. Теперь рядом на лавке храпел Кондрад, на мне вольготно разлеглись детишки, а впереди ожидал еще один веселый день в чужом мире.

Подков выковали целых пять! Просили все, нам не дали! — мы хотели их получить про запас. Пользуясь случаем, из нас с Кленой выпустили добрый стакан кровушки. Ну донорством я занимаюсь не первый день, это дело для меня привычное. А русалка хлопнулась в обморок.

— А давайте мы ее тут и прикопаем! — предложили солдаты, добрые и отзывчивые парни. От их слов наворачивались слезы умиления и признательности.

— Чтоб не мучилась животинка!..

— Не оживет? — деловито поинтересовался я у аборигенов.

Богуш приподнял безжизненную руку русалки и засомневался:

— Кто ж ее знает? У нечисти все не как у людей. Может, и вылезет…

Страницы: «« ... 1011121314151617 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Скромная библиотекарша Серафима никогда не пользовалась повышенным мужским вниманием. А тут кавалеры...
Всемогущая Компания втянула Кардонию в братоубийственную войну. Пламя взаимной ненависти вспыхнуло н...
Далекое будущее. Колония на планете Пандора…Транспортный корабль «Прометей», на прибытие которого на...
Молодой граф Уркварт Ройхо и его друзья, выполнив первое поручение организации «Имперский союз», отд...
Склиф – так в народе прозвали Научно-исследовательский институт Скорой помощи имени Н.В. Склифосовск...
Всем поклонницам самого популярного любовно-исторического сериала «ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ВЕК»! Женский бестсе...