Гибель королей Корнуэлл Бернард
– Кто-нибудь видел Сигебрихта? – поинтересовался я.
– Он мертв, – сообщил Осферт.
– Ты уверен?
– Я сам его убил, господин.
Я расхохотался. Мы убили много вражеских предводителей, но остались Зигурд и Этельвольд, и у них достаточно сил, чтобы раздавить нас и разгромить армию Эдуарда, а потом усадить Этельвольда на трон Альфреда.
– Помнишь, что сказал Беорнот? – спросил я у Финана.
– А я должен помнить?
– Он хотел знать, чем закончится история. Я бы тоже хотел знать.
– Наша закончится здесь, – ответил Финан и перекрестился рукоятью меча.
Даны снова пошли в наступление.
Они наступали медленно. Никто не хочет умирать, когда победа уже в руках. Люди желают посмаковать эту победу, поделить богатство, которое она принесет. Поэтому даны никуда не торопились и шли вперед, плотно сомкнув щиты.
Кто-то в наших рядах запел. Песня была христианской, наверное псалом, и многие подхватили ее. Она напомнила мне о моем старшем сыне, и я подумал, что был ему плохим отцом. Интересно, а будет ли он гордиться моей смертью?
Даны стучали клинками и наконечниками копий по щитам. Многие щиты были расщеплены ударами топоров, на одежде и лицах запеклась кровь – кровь их врагов. Я очень устал и то и дело поглядывал на тучи. Плохое место для смерти. Но мы не выбираем свою смерть. Этим занимаются норны под сенью Иггдрасиля. Я представил, как одна из трех богинь судьбы держит ножницы над моею нитью и готова перерезать ее. Поэтому сейчас для меня самое главное – крепко сжимать меч, чтобы валькирии на крылатых конях отнесли меня в пиршественные залы Валгаллы.
Я видел, что даны орут на нас. Не слышал их не потому, что оглох, а потому что мир вокруг меня вдруг снова стал на удивление тихим. Из тумана вырвалась цапля и пролетела над головой. Вот хлопанье ее крыльев я услышал. Правда, звук доносился будто издали, а вот оскорбления врагов не достигали моих ушей. Поставить ноги на ширине плеч, перекрыть щиты внимательно наблюдать за противником, быть готовым к контрудару. Я только сейчас заметил, что у меня болит правое бедро. Разве меня ранили? Я не решался проверить, так как даны были близко, и я следил за наконечниками двух копий, зная, что они ударят в правую сторону моего щита, чтобы вынудить меня открыться для удара Зигурда. Я встретился взглядом с Зигурдом, и мы пристально смотрели друг на друга, а потом сверху полетели копья.
Они летели десятками из задних рядов противника, тяжелые копья дугой взлетали над передними шеренгами и вонзались в наши щиты. В таких ситуациях тем, кто стоит впереди, приходится пригибаться и прикрываться щитами, и именно этот момент даны выбрали для атаки.
– Всем выпрямиться! – закричал я, поудобнее перехватывая щит, который отяжелел от двух вонзившихся в него копий.
Мои люди вопили, охваченные яростью. Даны с боевым кличем врезались в нас и принялись замахиваться топорами. Мы подались под бешеным натиском, но удар выдержали. Началось противостояние двух сил. Нас было всего три шеренги, а у данов – целых шесть, и они теснили нас. Я пытался колоть врагов Осиным Жалом, но лезвие постоянно наталкивалось на щиты. Зигурд тоже хотел достать меня, он все время что-то орал, но сцепившиеся в схватке воины вынудили его отступить. Какой-то дан с открытым ртом и запачканной кровью бородой вонзил топор в щит Финана. Я хотел рубануть его Осиным Жалом по лицу, но мне помешал топор другого дана. Несмотря на все наши усилия, мы отступали, и даны были так близко, что мы ощущали запах эля, которым разило от них. И тут началась новая атака.
Это случилось слева от нас, с юга. По римской дороге неслись всадники с нацеленными копьями. Над ними развевалось знамя с драконом. Эти всадники появились из тумана, они оглашали окрестности боевым кличем и метали копья в задние ряды противника, в тыл врага.
– Уэссекс! – кричали они – Эдуард и Уэссекс!
Плотные ряды данов дрогнули и прогнулись под натиском. Следующая шеренга всадников была вооружена мечами, которыми они тут же разили врага. Северяне видели, что вслед за первой и второй шеренгой всадников из утреннего тумана появляются следующие. Воины были в сияющих кольчугах, над ними реяли знамена с крестами, святыми и драконами. Даны не выдержали и побежали прочь, под защиту противоположного от нас склона канавы.
– Вперед! – скомандовал я, почувствовав, что натиск врага ослаб.
Я кричал своим людям, чтобы они гнали северян, убивали ублюдков, и мы все орали так, будто нас выпустили на волю из долины смерти. Зигурд куда-то исчез. Я все же проткнул Осиным Жалом того самого дана с окровавленной бородой, и он рухнул нам под ноги. Враги, пешие и верховые, уже бежали не разбирая дороги, бросая мечи и копья. Я увидел Стеапу, огромного и злого, он рычал на данов и орудовал мечом, как мясницким топором. Его жеребец кусался и лягался, вертелся во все стороны и бил копытом. Я знал, что отряд Стеапы невелик, всего четыреста или пятьсот человек. Да, его неожиданная атака вогнала данов в панику, но они скоро оправятся и снова пойдут в наступление.
– Назад! – проревел мне Стеапа, указывая красным от крови мечом на юг. – Возвращайся!
– Подобрать раненых! – приказал я своим людям.
Всадники все прибывали. Их шлемы ярко блестели в сером свете дня, наконечники копий казались предвестниками смерти. Они яростно секли мечами убегающих данов.
Мои люди понесли раненых на юг, подальше от противника, а перед нами остались лежать тела убитых и умирающих. Пока Стеапа перегруппировал свой отряд, я заметил всадника, который пришпорил своего жеребца и поскакал вдоль нашей линии, низко пригибаясь к шее животного. Я узнал его, отбросил в сторону Осиное Жало и подобрал чье-то копье. Оно был тяжелым, но я все равно мощным толчком пустил его вперед. Конь упал, сбитый копьем, а воин с испуганным воплем повалился на мокрую траву. Лошадь забила ногами, пытаясь встать, но тут обнаружилось, что нога всадника запуталась в стремени. Я выхватил Вздох Змея, подбежал к нему и перерезал кожаный ремень.
– Эдуард – король, – сказал я ему.
– Помоги мне! – Его лошадью занялся один из моих людей, а сам он попытался встать, но я пнул его. – Утред, помоги мне, – взмолился он.
– Я помогал тебе всю твою жизнь, – прорычал я, – всю твою жалкую жизнь, и сейчас король – Эдуард.
– Нет, – воскликнул он, – нет!
Его пугала не мысль о царствовании его кузена, а мой меч. Меня буквально трясло от гнева, когда я проткнул его грудь Вздохом Змея. Лезвие, легко пройдя через кольчугу, проломило грудину и ребра и вонзилось в поганое сердце. Он тихо вскрикнул, а я сильнее надавил на меч, и его крик превратился в выдох. Я наблюдал, как жизнь вытекает из него в землю Восточной Англии, и только после этого выдернул меч.
Итак, Этельвольд был мертв. Финан, который подобрал Осиное Жало, тронул меня за руку:
– Вперед, господин, вперед!
Даны кричали, а мы побежали вперед, защищенные нашими всадниками. Вскоре из тумана появились новые верховые, и я понял, что подошла армия Эдуарда, однако ни он, ни оставшиеся без предводителя северяне не хотели продолжать сражение. Теперь их защищала канава, даны даже успели выстроить стену из щитов, но они отказались от своего намерения идти на Лунден.
Так что вместо них на Лунден пошли мы.
На празднование Рождества Эдуард надел корону своего отца. Изумруды ярко сверкали в свете огня, горевшего в камине огромного римского зала на вершине лунденского холма. Город был в безопасности.
Я был ранен то ли топором, то ли мечом, но в пылу битвы этого не заметил. Кузнец починил мою кольчугу, рана постепенно заживала. Однако я хорошо помнил страх, кровь, крики.
– Я ошибался, – признался мне Эдуард.
– Да, господин, – согласился я.
– Нам следовало бы атаковать их при Кракгеладе, – сказал он и посмотрел в другой конец зала, где ужинали землевладельцы и таны. В этот момент он сильно походил на своего отца, только вот лицо его стало жестче. – Священники убеждали, что тебе нельзя доверять.
– Может, и нельзя, – не стал спорить я.
Он улыбнулся:
– Но священники говорят, что войну определяет промысел Божий. Ожиданием, считают они, мы убили всех наших врагов.
– Почти всех, – поправил его я. – Но король не может ждать промысла Божьего. Король должен принимать решения.
Он принял упрек спокойно.
– Mea culpa[14], – тихо произнес он, – и все же Господь был на нашей стороне.
– На нашей стороне была канава, – проворчал я. – И эту войну выиграла твоя сестра.
Именно Этельфлэд задержала данов. Если бы они переправились через реку ночью, то раньше бы пошли в атаку и смяли бы нас до того, как нам на помощь подоспел отряд Стеапы. И все же многие даны остались в Хунтандоне, испугавшись за свой тыл. А угрозу для их тыла представляли горящие поместья. Этельфлэд, которой брат приказал уехать в безопасное место, не послушалась. Она повела свой отряд мерсийцев на север и устроила те самые пожары, которые и испугали данов и заставили их думать, будто за ними идет еще одна армия.
– Я сожгла два больших дома, – сообщила она, – и одну церковь.
Она сидела слева от меня, Эдуард – справа, а отца Коэнвульфа и епископов усадили по краям верхнего стола.
– Ты сожгла церковь? – ошеломленно спросил Эдуард.
– То была очень уродливая церковь, – объяснила Этельфлэд, – но большая, и горела она ярко.
Горела ярко, это точно. Ее рука лежала на столе, и я накрыл ее своей ладонью. Почти все наши враги были мертвы, в живых остались только Хэстен, Кнут и Зигурд. Но мы знали: убьешь одного дана, на его месте тут же возродится с десяток. Их корабли все равно будут приходить из-за моря, потому что они не успокоятся, пока не заполучат изумрудную корону или пока мы окончательно не разгромим их.
Однако сейчас нам ничего не грозит. Эдуард властвует, Лунден наш, Уэссекс мы сохранили, даны побиты.
Вирд бит фул аред.
Историческая справка
Англосаксонская хроника является ценнейшим источником наших знаний о событиях периода, когда англы и саксы господствовали в Британии. Но Хроника не есть некий однородный документ. Весьма вероятно, оригинальный ее текст был создан по наущению самого Альфреда. Текст этот представляет собой ежегодный отчет о событиях, начиная с рождения Христа. Этот изначальный манускрипт переписывали и распространяли по монастырям, а те, в свою очередь, дорабатывали свои копии, поэтому нельзя найти и двух идентичных версий. Сообщения Хроники могут быть раздражающе туманны и не всегда надежны. Так, под 793 годом от Р. Х. Хроника упоминает о появлении огнедышащих драконов в небе над Нортумбрией. Под 902 годом в Хронике отмечена битва при «Холме» – точно положение этого места так и не определено, хотя нам известно, что оно располагалось где-то в Восточной Англии. Армия данов во главе с королем Эориком и претендентом на уэссекский престол Этельвольдом вторглась в Мерсию, переправилась через Темзу под Кракгеладом (Криклейдом), опустошила Уэссекс, а затем отступила. Король Эдуард последовал за врагом в Восточную Англию и в отместку разорил земли Эорика. Далее следует интригующий рассказ Хроники о сражении: «Когда он (Эдуард) решил отступить, то объявил войску, что уходить будут все вместе. Кентцы же остались, вопреки его приказу, и семь посланий пришлось отправить ему к ним. Тут на них нашла рать, и они сразились». Далее в сообщении приводится список наиболее значимых потерь, среди которых Этельвольд, король Эорик, олдермен Сигельф, его сын Сигебрихт и Беорстиг. «С каждой стороны крови было пролито много, – продолжает Хроника, – и среди данов пало больше, хотя поле боя осталось за ними». Отсюда следует, что даны победили, но при этом потеряли большинство своих предводителей. (Я использовал Хронику в переводе Энн Сэвидж, опубликованную в издательстве «Хейнеман», Лондон, 1983.)
Самым интригующим в этом коротком отчете является загадочный отказ кентского войска отступить. Моя догадка, что олдермен Сигельф пытался предать армию западных саксов, – это чистая выдумка. Нам никогда не узнать ни места этой битвы, ни того, что там на самом деле произошло. Известно только, что битва состоялась и что Этельвольд, претендент на принадлежащий Эдуарду трон Уэссекса, был убит. Хроника повествует о мятеже Этельвольда в обширной статье под 900 годом (хотя Альфред умер в 899 году). «Альфред, сын Этельвульфа, преставился за шесть ночей до Дня Всех Святых. Был он королем всех англичан, не считая той части, что находилась под властью данов; и правил он королевством без года с половиной тридцать лет. Затем сын его Эдуард принял власть. Этельвольд же (сын брата Альфреда) забрал маноры при Вимбурне и Крайстчерче, не испросив позволения короля и его советников. Тогда король выступил с войском в поход и встал лагерем при Бедбери-Рингс близ Вимбурна; Этельвольд же занял манор с людьми, оставшимися верными ему, и запер все ворота. Он сказал, что останется тут, живой или мертвый. А затем сбежал под покровом ночи и стал искать помощи в Нортумбрии. Король повелел преследовать его, но догнать Этельвольда не удалось. Воины пленили женщину, которую Этельвольд взял без разрешения короля и вопреки воле епископа, ибо женщина та была пострижена в монахини». Нам не известно, кто была та особа, почему Этельвольд похитил ее и что с ней сталось. И снова моя догадка, что речь идет о двоюродной сестре Этельвольда, Этельфлэд, является чистой воды выдумкой.
Хроника дает нам скелет истории, не приводя подробностей и даже объяснений случившегося. Еще одной тайной является судьба женщины, на которой Эдуард мог (или не мог) жениться, – Экгвин. Нам известно, что она родила королю двоих детей и один из них, Этельстан, сыграл необычайно важную роль в создании Англии, но ее полностью удалили из Хроники, заменив Эльфлэд, дочерью олдермена Этельхельма. Значительно более поздний источник предполагает, что брак Эдуарда с Экгвин не был признан законным, но так или иначе, мы очень мало знаем про этот сюжет, кроме того, что росший без матери Этельстан станет впоследствии первым королем всей Англии.
Хроника отмечает, что Альфред был «королем всех англичан», но затем делает важную и предусмотрительную оговорку: «не считая той части, что находилась под властью данов». По правде говоря, в руках данов оставалась значительная часть будущей Англии: вся Нортумбрия, Восточная Англия, северные графства Мерсии. Несомненно, Альфред питал чаяния быть королем всех англичан и к моменту своей кончины стал самым значительным и могущественным среди предводителей саксов, но его мечта объединить все земли, на которых говорят по-английски, не осуществилась. Впрочем, ему повезло оставить после себя сына, дочь и внука, которым эта мечта была так же близка, как ему самому, и со временем они воплотили ее в жизнь. Вот та история, которая лежит в основе рассказов Утреда, – история сотворения Англии. Я всегда недоумевал, почему мы, англичане, так безразличны к вопросу о зарождении нашей нации. При изучении школьной программы создается иногда впечатление, что история Британии начинается с 1066 года, а все, что было прежде, нельзя считать достоверным. А ведь история становления Англии представляет собой обширную, захватывающую и возвышенную повесть.
Отец Англии – Альфред. Пусть ему не суждено было увидеть страну Ангелкинн объединенной, но он сделал это объединение возможным, сохранив саксонскую культуру и английский язык. Альфред превратил Уэссекс в крепость, способную противостоять волнам натиска данов; крепость достаточно могучую, чтобы после смерти создателя распространять свою власть на север до тех пор, пока лорды-даны не склонились перед ней и не влились в ее состав. В тех событиях участвовал некий Утред, мой предок по прямой линии, но мои сочинения о нем являются плодом фантазии. Наш род удерживал Беббанбург (ныне замок Бамбург в Нортумберленде) с первых лет англосаксонского вторжения в Британию почти до норманнского завоевания. В то время как север покорился данам, Беббанбург устоял, образовав анклав Ангелкинн среди владений викингов. Почти наверняка это выживание было в не меньшей степени плодом сотрудничества с данами, чем внушительной естественной мощью этой родовой твердыни. Я отделил «книжного» Утреда от Беббанбурга, чтобы поместить его среди событий, в результате которых возникла Англия. Событий, начавшихся на саксонском юге и медленно распространявшихся на населенный англами север. Я хотел приблизить его к Альфреду, человеку, которого Утред не любил почти так же сильно, как и восхищался им.
Альфред, разумеется, единственный из британских монархов, кто удостоен прозвища Великий. Не существует комитета, подобного Нобелевскому, которой присуждал бы подобные почести, – они приживаются в самой истории с ведома историков, но лишь немногие станут оспаривать право Альфреда на этот титул. Утреду могло не нравиться христианское общество, управляемое законом, но альтернативой было засилье данов и продолжающийся хаос. Альфред прививал своему народу право, образование и религию и одновременно защищал его от яростных врагов. Он создал жизнеспособное государство – заслуга немалая. Джастин Поллард в своей бесподобной биографии Альфреда Великого («Джон Мюррей», Лондон, 2005) следующим образом подводит итог достижениям Альфреда: «Альфред мечтал о королевстве, где жители каждого рыночного города будут стоять за свою собственность и за своего короля, потому что их процветание является процветанием государства». Король создал нацию, с которой люди ощущали свою общность, потому что закон был справедлив, стремление вознаграждалось, а правление не было деспотическим. Не самый худший рецепт успеха.
Его похоронили в Старом кафедральном соборе Винчестера, но позднее останки переместили в Новый собор, а гробницу обшили свинцом. Вильгельм Завоеватель, стремившийся отучить своих новых английских подданных от почтения к их прошлому, сослал обшитый свинцом гроб в аббатство Хайд в окрестностях Винчестера. Аббатство это, подобно прочим монастырям, было упразднено при Генрихе VIII; оно стало частной усадьбой, а позже – тюрьмой. В конце XVIII века тамошние узники обнаружили усыпальницу, ободрали свинец, а кости выбросили. Джастин Поллард высказывает предположение, что останки величайшего из англосаксонских королей до сих пор в Винчестере, рассеяны в верхнем слое почвы где-то между автостоянкой и улицей викторианской застройки. Не больше повезло и украшенной изумрудами короне. Она уцелела до XVII столетия, когда, по слухам, презренные пуритане, правившие Англией после гражданской войны, выковыряли из нее камни, а золото переплавили.
Винчестер до сих пор остается городом Альфреда. Многие границы владений в Старом городе были проложены еще землемерами короля. Останки многих его потомков покоятся в каменных раках в кафедральном соборе, построенном на месте возведенного им храма, а в центре города стоит статуя короля. Государь изображен крепким и воинственным, хотя на самом деле всю жизнь был слаб здоровьем, а превыше военной славы ценил религию, ученость и закон. Он воистину был Альфредом Великим, но в этой повести о создании Англии мечта его еще не сбылась, поэтому Утреду снова предстоит идти в бой.