Гибель королей Корнуэлл Бернард

Он ответил не сразу. Несколько мгновений Лудда с ужасом таращился на скелеты.

– Они вернутся и будут преследовать нас, господин, – тихо проговорил он.

– Нет, – отрезал я, но все же ощутил холодок в желудке. – Нет, – повторил я, хотя и сам не верил в это.

– Не прикасайся к ним, господин, – взмолился Лудда.

– Эльволд сказал, что его отец уже побеспокоил их, – напомнил я, пытаясь убедить самого себя, – так что нам ничего не грозит.

– Раз он побеспокоил их, господин, значит теперь они ждут момента, когда можно будет отомстить. Мы их разбудили.

Скелеты были детские и взрослые, черепа с ухмылкой смотрели на нас. В одном была глубокая рана с левой стороны, на другом еще сохранились клоки волос. Один детский скелет сидел на коленях у взрослого, другой по полу тянул костлявую руку к нам.

– Их души здесь, – прошептал Лудда, – я чувствую их, господин.

Я снова ощутил холодок и поежился.

– Езжай в Фагранфорду, – велел я ему, – привези сюда отца Катберта и мою лучшую собаку.

– Собаку?

– Приведи Молнию. Жду тебя здесь завтра.

Мы выбрались наружу, и рабы, вернув валун на место, вновь отгородили мертвых от живых. В ту ночь небо было освещено бледно-голубым и мерцающим белым светом, который затмевал звезды. Я и раньше видел такие сияния, правда зимой и всегда на северном небе, но это точно не было совпадением – то, что сияние появилось на небесах в день, когда я своим светом потревожил мрак подземного жилища мертвых.

Я арендовал у Эльволда жилье. Это был римский дом, большей частью разрушенный, и стоял он неподалеку от деревни, называвшейся Турканден. Жилье устроило меня в полной мере, потому что от него до гробницы нужно было немного пройти на юг. Вокруг дома разрослась ежевика, разрушенные стены плотно обвил плющ, но два больших зала, где когда-то заседали правившие в округе римляне, в последнее время использовались в качестве укрытия для скота, и для этого там укрепили стропила и починили тростниковую крышу.

Мы убрались в этих залах и легли спать, а утром я вернулся к гробнице. Над длинным курганом клубился туман. Я стоял и ждал, а рабы жались друг к другу в нескольких шагах позади меня. К полудню, когда приехал Лудда, туман так и не рассеялся. Лудда привел с собою Молнию, мою лучшую шотландскую борзую, и отца Катберта. Я забрал поводок Молнии у Лудды, собака заскулила, и я погладил ее по голове.

– От тебя требуется следующее, – обратился я к Катберту. – Убедись, что духи в этой гробнице не станут мешать нам.

– Позволь спросить, господин, чем ты тут занимаешься?

– Что тебе сказал Лудда?

– Что я нужен тебе и что нужно захватить собаку.

– Значит, больше тебе знать не надо. И позаботься о том, чтобы духи ушли.

Мы отвалили валун. Катберт вошел в пещеру и стал нараспев читать молитвы и брызгать водой. Потом воткнул в земляной пол крест, который сам же и сделал из веток.

– Мы должны дождаться полуночи, господин, – сообщил он, – чтобы убедиться, что молитвы сработали.

Вид у него был озадаченный, и он слишком много жестикулировал, и это позволило мне предположить, что Катберт не очень рассчитывает на успех. У него были огромные руки, я таких в жизни не видел, и когда он нервничал, то не знал, куда их девать.

– Подчинятся ли мне духи? – спросил он. – Не знаю! Днем они спят и, когда проснутся, должны быть в цепях и беспомощными. Но вдруг они окажутся сильнее, чем мы думаем? Вот это мы и выясним сегодня ночью.

– Почему ночью? Почему не сейчас?

– Они спят днем, господин, и проснутся только ночью и будут вопить, как души грешников. А если они разорвут цепи? – Его передернуло. – Я буду бодрствовать всю ночь и призывать ангелов.

– Ангелов?

Он сосредоточенно кивнул:

– Да, господин, ангелов. – Он увидел сомнение у меня на лице и улыбнулся. – Ой, не воспринимай ангелов в виде милых девушек, господин. Простые люди думают, будто ангелы – это очаровательные сияющие создания с прекрасными, – он замолчал и своими ручищами изобразил груди, – молодыми оленями, – договорил Катберт, – но на самом деле они воины Господа. Между прочим, яростные и грозные существа! – Он помахал руками, изображая крылья, и вдруг замер под моим внимательным взглядом. Я довольно долго не отрываясь смотрел на него, пока он не задергался. – Господин? – дрожащим голосом спросил он.

– Ты хитрый, Катберт, – заметил я.

Он засмущался, но был явно доволен, приняв мои слова за похвалу.

– Я такой, господин.

– Святой Катберт Хитрый, – с восхищением произнес я. – Дурак, но какой хитрый дурак!

– Благодарю, господин, ты так добр.

В ту ночь мы с Катбертом сидели у входа в гробницу и смотрели, как разгораются звезды. Молния устроился рядом, положив голову мне на колени, и я гладил его. Он был огромным и полным энергии, бесстрашным и свирепым, как воин. Над полями поднялся месяц. Воздух был наполнен звуками: кто-то ползал в ближайшем леске, кричала вышедшая на охоту сова, где-то далеко взвизгнула лисица. Когда месяц добрался до высшей точки на небосклоне, отец Катберт повернулся лицом к гробнице, пал на колени и принялся беззвучно молиться, при этом его губы шевелились, а руки сжимали поломанный крест. Если ангелы и прибыли, я их не увидел, хотя допускаю, что они были рядом, эти крылатые и прекрасные воины христианского бога.

Я оставил Катберта молиться, а сам взял Молнию и поднялся на вершину кургана, встал на колени и обнял пса. Я рассказывал ему, какой он хороший, как отважен и предан мне. Я гладил его и зарывался лицом в его жесткую шерсть, говорил ему, что он величайшая борзая на свете, что таких больше не будет. Продолжая обнимать его, я одним сильным движением перерезал ему горло ножом, который наточил еще днем. Его крупное тело дернулось и стало заваливаться набок. Последний вой быстро растворился в тишине, кровь залила мои ноги. Я плакал, прощаясь с ним, обнимал его дрожащее тело и рассказывал Тору о своей жертве. Я не хотел совершать жертвоприношение, но именно принесение в жертву того, что нам дороже всего, трогает богов.

Я обнимал Молнию, пока он не умер. Его смерть была милосердно быстрой. Я обратился к Тору с мольбой принять мою жертву, а в ответ заставить молчать тех мертвых в гробнице.

Я отнес тело пса к ближайшему дереву и с помощью ножа и каменного осколка вырыл могилу. Опустил в нее собаку и положил рядом с телом нож, затем пожелал Молнии счастливой охоты в другом мире. Засыпал могилу и завалил ее камнями, чтобы до пса не добрались падальщики. Закончил, когда почти наступил рассвет. Я был несчастным и грязным, заляпанным кровью с головы до ног.

– Господи, что случилось? – ошарашенно уставился на меня отец Катберт.

– Я молился Тору, – коротко ответил я.

– А собака? – прошептал он.

– Охотится в другом мире, – отрезал я.

Он поежился. Другие священники отругали бы меня за то, что я приношу жертвы ложным богам, но Катберт лишь перекрестился.

– Духи вели себя спокойно, – сообщил он.

– Значит, одна из молитв сработала. Либо твоя, либо моя.

– Либо обе, господин, – заключил Катберт.

Когда встало солнце, пришли рабы, и я велел им открыть гробницу, а затем вынести мертвых из одного из дальних залов. Они сложили кости в зале напротив, и мы запечатали вход в него огромным камнем. Черепа сложили в двух нишах возле входа, чтобы они приветствовали своими мертвыми ухмылками любого, кто войдет в пещеру. Самым трудным оказалось замаскировать вход в северный зал, тот, который мы очистили от костей, потому что для нашей затеи Лудде нужно было постоянно входить в это рукотворное помещение и выходить из него. Решение нашел отец Катберт. У своего отца он научился ремеслу каменщика и сейчас обтесал известняк так, что он стал похож на тонкий щит. На это у него ушло два дня, но получилось отлично, и мы установили каменную пластину на плоский камень так, чтобы ее можно было поворачивать. Теперь Лудда мог, повернув ее, вползти в зал, и другой человек вернул бы ее на место. Когда Лудда сидел притаившись за пластиной, его не было видно, зато его голос звучал приглушенно, но довольно громко.

Мы снова запечатали гробницу, засыпали низ валуна землей и мелкими камнями и вернулись в Фагранфорду.

– А теперь едем в Лунден, – велел я Лудде. – Ты, я и Финан.

– В Лунден! – Он был чрезвычайно рад. – А зачем мы туда едем, господин?

– Чтобы найти двух шлюх, естественно.

– Естественно, – повторил он.

– Я могу помочь! – тут же встрепенулся отец Катберт.

– Кажется, я поручил тебе собирать гусиные перья, – заявил я ему.

– Гусиные перья? – Он изумленно уставился на меня. – Ой, господин, ну пожалуйста!

Шлюхи и гусиные перья. Плегмунд молится о мире, я же готовлюсь к войне.

В Лунден я взял с собой тридцать человек – не потому, что нуждался в них, просто господин должен путешествовать со свитой. Мы пристроили дружину и лошадей на ночлег в римском форте, который охранял северо-западный угол города, а потом я вместе с Финаном и Веостаном обошел остатки римской стены.

– Когда ты здесь командовал, тебя ограничивали в средствах? – спросил Веостан.

– Нет, – ответил я.

– Я вынужден вымаливать каждый грош, – проворчал он. – Они строят церкви, а я не могу убедить их в том, что нужно отремонтировать стену.

А стена действительно нуждалась в серьезном ремонте: огромный участок между Епископскими и Старыми воротами осыпался в ров с вонючей водой. Проблема была не новой. Когда я командовал гарнизоном, то заделал эту брешь дубовым палисадом, но сейчас бревна потемнели и некоторые даже сгнили. Король Эорик видел все эти разрушения и взял их себе на заметку, я в этом уверен. После его визита в Лунден я предложил провести срочные ремонтные работы, но ничего так и не было сделано.

– Взгляни, – позвал Веостан, неуклюже вскарабкался на остатки каменной кладки и толкнул бревно. Я увидел, что оно закачалось, как мертвый зуб. – Они не выделяют деньги на то, чтобы заменить их, – мрачно произнес он и ударил мыском сапога по нижней части бревна – во все стороны разлетелись ошметки гнилой древесины.

– У нас мир, – с сарказмом напомнил я, – разве ты не слышал?

– Скажи об этом Эорику, – буркнул Веостан, спрыгивая вниз. Вся территория на северо-востоке принадлежала этому королю, и Веостан сообщил, что вражеские патрули подходили довольно близко к городу. – Они наблюдают за нами, а мне всего-то и разрешается, что помахать им рукой.

– У них нет надобности подходить вплотную, – проворчал я, – их купцы доложат им все, что они пожелают узнать.

В Лундене всегда было много купцов – данов, саков, франков и фризов, – и они несли новости в свои земли. Эорик – и я в этом не сомневался – знал, насколько уязвима оборона Лундена: ведь он видел все это собственными глазами.

– Но Эорик – осторожный ублюдок, – добавил я.

– А Зигурд нет.

– Он все еще болеет.

– Моли бога, чтобы он умер, – яростно произнес Веостан.

В тавернах города я узнал много нового. Там проводили время капитаны судов со всех побережий Британии, и за кружку эля они с готовностью пересказывали слухи, в том числе и правдивые. Как ни странно, ни в одном из слухов не упоминалось о войне. Я узнал, что Этельвольд все еще прячется в Эофервике и все еще претендует на трон Уэссекса, но у него не хватает силенок для каких-либо действий, и он рассчитывает, что даны дадут ему армию. Почему же они затихли? Это озадачивало меня. Я был абсолютно уверен, что они нападут сразу после смерти Альфреда, а даны вместо этого ничего не предпринимали.

Как выяснилось, ответ знал епископ Эркенвальд.

– Это Божья воля, – сказал он мне, когда мы случайно встретились на улице. – Господь велит нам любить наших врагов, – пояснил он, – и через свою любовь мы сделаем из них миролюбивых христиан.

Помню, я тогда с изумлением уставился на него.

– Ты действительно веришь в это? – спросил я.

– Мы должны верить, – с горячностью ответил он и благословил женщину, которая склонилась перед ним. – Итак, – обратился он ко мне, – что привело тебя в Лунден?

– Мы ищем шлюх, – ответил я. Он захлопал глазами. – У тебя нет подходящих, а, епископ? – поинтересовался я.

– Господи, – прошипел он и пошел своей дорогой.

Я решил не искать шлюх в лунденских тавернах, так как была велика вероятность того, что девиц узнают, поэтому я повел Финана, Лудду и отца Катберта в рабский док, который располагался выше по реке от старого римского моста. Лунден так и не обзавелся процветающим рынком рабов, но торговля все же шла, и торговали молодежью, захваченной в плен в Ирландии, Уэльсе и Шотландии. У данов было больше рабов, чем у саксов, и те, что у нас имелись, обычно трудились на фермах. Человек, у которого не было денег на вола, мог запрячь в плуг пару рабов, правда, борозда у них была не такой глубокой, как у вола. К тому же волы доставляли меньше проблем, хотя в прежние времена хозяин мог безнаказанно убивать тех рабов, которые создавали проблемы. Сейчас же все изменил закон, принятый Альфредом. И очень многие стали отпускать своих рабов, веря, что этим они заслужат одобрение бога. Большой потребности в рабах в Лундене не наблюдалось, но их всегда можно было купить в доке у Темеза. Торговцы приезжали из Ратумакоса, города во Франкии, и почти все они были северянами, так как именно скандинавы завоевали весь регион в окрестностях этого города. Они хотели купить молодых рабов, захваченных во время наших вылазок на приграничные территории. Некоторые же покупали рабов, чтобы потом перепродать их богачам из Уэссекса и Мерсии, которые, как им было известно, высоко ценили экзотичных девушек. Церковь смотрела на эту торговлю с неодобрением, но рыночек процветал.

Причал располагался за речной стеной, а рабов содержали в сырых хижинах в пределах стен. Здесь было четыре торговца, их охрана сразу заметила нас и предупредила хозяев, что идут богатые покупатели. Торговцы вышли на улицу и поклонились нам в пояс.

– Вина, господа? – спросил один. – Или эля? Все, что пожелают высокие лорды.

– Женщин, – потребовал отец Катберт.

– Затихни, – рыкнул я на него.

– Иисус и Иосиф, – еле слышно произнес Финан, и я понял: он вспоминает долгие месяцы, когда мы с ним оказались в рабстве и попали на одно из судов Сверри. Там нас приковали к веслам и заклеймили на предплечье буквой «Р», что означало «раб». Сверри давно умер, как умер и его прихвостень Хакка – их обоих зарубил Финан, – но ирландец продолжал люто ненавидеть рабовладельцев.

– Ищете женщин? – уточнил один из торговцев. – Или девушек? Что-нибудь юное и невинное? У меня есть то, что вам нужно. Качественный товар! Неиспорченный. Сочный и ценный! Господа? – Он поклонился и жестом указал на грубо сколоченную дверь, которую вставили в римскую арку.

Я посмотрел на отца Катберта.

– Убери улыбку с рожи, – велел я ему и добавил потише: – И отправляйся на поиски Веостана. Попроси, чтобы привел десяток или даже дюжину человек. Быстро.

– Но, господин… – начал он, не скрывая своего желания остаться.

– Иди! – заорал я.

Он исчез.

– Это мудро с твоей стороны, господин, избавиться от священника, – похвалил торговец, решив, будто я прогнал Катберта из-за того, что церковь не одобряет его торговлю.

Как ни старался, дружелюбного ответа на эти слова у меня не получилось: во мне поднялся тот же самый гнев, что бурлил в Финане. Я тоже хорошо помнил все унижения и мучения рабства. Мы с Финаном тоже когда-то сидели на цепи в похожей сырой хибаре. Меня охватили такие бурные эмоции, что я даже ощутил боль в шраме на предплечье, – во всяком случае, мне так показалось, когда я вслед за торговцем прошел в низкую дверь.

– Я привез из-за моря с полдюжины девиц, – сообщил торговец. – Как я понимаю, вам нужны отнюдь не крестьянки и не посудомойки?

– Нам нужны ангелы, – напряженным голосом произнес Финан.

– Именно такой товар я и поставляю! – бодро объявил торговец.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Халфдан, – ответил он.

Это был мужчина под сорок, плотный, высокий, лысый, как коленка, и с бородой до пояса, к которому был пристегнут меч в серебряных ножнах. Комнату, в которой мы оказались, охраняли четыре человека, двое были вооружены дубинками, а двое – мечами. Они сторожили закованных в цепи рабов, сидевших на покрытом слоем нечистот земляном полу. Задней стеной хижины служил речной крепостной вал, в слабом свете, падавшем сквозь дыры в крыше, были видны черно-зеленые камни кладки. Рабы угрюмо наблюдали за нами.

– Здесь в основном валлийцы, – беспечно произнес Халфдан, – но есть и парочка из Ирландии.

– Ты отвезешь их во Франкию? – спросил Финан.

– Если вам они не понадобятся, – ответил Халфдан.

Он отпер следующую дверь, постучал по створке, и я услышал, как с той стороны отодвигают щеколду. Створка распахнулась, и за ней оказался еще один охранник, с мечом. Он караулил самый ценный товар, девушек. Мужчина добродушно усмехнулся, когда мы переступили через порог.

В полумраке трудно было понять, что собой представляют девушки. Они забились в угол, одна, кажется, была больна. Я разглядел, что среди светлокожих рабынь есть и темнокожая.

– Шесть, – пробормотал я.

– Ты умеешь считать, господин, – сострил Халфдан.

Он запер дверь, которая вела в большую комнату, где содержались мужчины, на щеколду.

Финан понял, что я имею в виду. Двое нас и шесть рабынь, мы разозлены, мы давно ни с кем не сражались, и нас обуревает нетерпение.

– Шесть – это ничто, – буркнул Финан.

Лудда понял подтекст и занервничал.

– Тебе нужно больше шести? – уточнил Халфдан. Он с трудом открыл ставень, чтобы впустить уличный свет, и девушки зажмурились, ослепленные. – Шесть красавиц, – гордо заявил он.

Эти шесть красавиц были тощими, грязными и испуганными. Темнокожая девушка отвернулась, но прежде я успел увидеть, что она действительно красива. Две из остальных рабынь оказались светловолосыми.

– Откуда они?

– В основном из Франкии, – ответил Халфдан. – А вот эта, – он указал на темнокожую, – с края земли. Только боги знают, откуда она взялась. Может, упала с луны. Я купил ее у торговца с юга. Она говорит на причудливом языке, но вполне привлекательна для тех, кто любит мясо позажаристее.

– А кто не любит? – спросил Финан.

– Я хотел оставить ее, – продолжал Халфдан, – но эта сучка не переставая плачет, а я терпеть не могу плакс.

– Они были шлюхами? – поинтересовался я.

– Они не девственницы, – ответил Халфдан. – Не буду обманывать тебя, господин. Если что-то не устраивает, я найду тебе другой товар, но на это может уйти пара месяцев. Вон те две – точно не шлюхи. Темная и фризка работали в таверне, но ими не злоупотребляли, они только успели войти в курс дела. Они все еще красивы. Позволь, я покажу тебе. – Он крепкой ручищей схватил темнокожую и потянул. Она закричала и стала вырываться, и торговец наотмашь ударил ее по лицу. – Хватит орать, глупая сучка! – рявкнул он и повернулся ко мне. – Что ты думаешь, господин? У нее причудливый цвет кожи, но она миленькая.

– Это точно, – согласился я.

– Она вся такая темная, – добавил он, усмехаясь, и в доказательство рванул на рабыне платье, чтобы обнажить грудь. – Да что ты воешь, сука! – взревел Халфдан и еще раз ударил девушку, а затем приподнял одну грудь, подсунув под нее ладонь. – Видишь, господин? Титьки тоже коричневые.

– Дай-ка мне, – велел я.

Я вытащил нож, и Халфдан, решив, что я собираюсь разрезать остатки платья, отступил на шаг.

– Смотри сколько влезет, господин, – бросил он.

– Я так и сделаю, – пообещал я.

Девушка все еще рыдала, когда я повернулся и всадил нож в брюхо Халфдана. Однако под его туникой оказался металл, который преградил путь ножу. Я услышал, как Лудда выхватил меч из ножен, и краем глаза увидел, что Халфдан собирается боднуть меня, но я успел левой рукой схватить его за бороду. Выставив нож острием вверх, я изо всех сил дернул его голову вниз и насадил на лезвие. Девушки визжали, а один из охранников в другой комнате колотил в запертую дверь. Халфдан взревел, и в следующее мгновение, когда нож пронзил ему горло, его рев превратился в бульканье. На пол брызнула кровь. Финан – ирландец действовал с быстротой молнии – уже разделался со своим противником и полоснул мечом по ногам Халфдана, прямо под коленями, подрезая сухожилия. Торговец рухнул, и я прикончил его. Длиннющая борода Халфдана вся пропиталась кровью.

– А ты зазевался, – усмехнулся Финан.

– Давно не практиковался, – согласился я. – Лудда, вели этим девицам заткнуться.

– Еще четверо, – напомнил старый друг.

Я убрал нож в ножны, вытер окровавленные руки об тунику Халфдана и вытащил Вздох Змея. Финан отпер дверь и распахнул ее. В комнату сунулся было охранник, увидел направленный на него клинок и попятился, но Финан втолкнул его внутрь, и я насадил охранника на меч, затем, обхватив за затылок, ударил о свое колено. Он повалился на пропитавшийся кровью пол.

– Прикончи его, Лудда, – велел я.

– Господи, – пробормотал тот.

Оставшиеся три охранника были осторожнее. Они ждали в дальней части комнаты и уже успели позвать на помощь других работорговцев. Все торговцы живым товаром заинтересованы в том, чтобы помогать друг другу, поэтому на зов прибежало еще четыре или пять вооруженных и готовых к бою мужчин.

– Осферт постоянно твердит, что мы сначала ввязываемся в драку и только потом думаем, – бросил Финан.

– Ведь он прав, не так ли? – усмехнулся я.

Тут снаружи донесся громкий крик. Это прибыл Веостан в сопровождении солдат гарнизона. Воины ворвались в хижину и выгнали работорговцев на улицу. Двое принялись жаловаться Веостану на нас, называя нас убийцами. Веостан взревел, требуя тишины, затем вошел в хижину и осмотрелся. Он поморщился от жуткой вони, заглянул в меньшую комнату и устремил взгляд на два трупа.

– Что произошло?

– Эти двое поссорились, – ответил я, указывая на Халфдана и охранника, которого так молниеносно убил Финан, – и они прикончили друг друга.

– А этот? – Веостан кивнул на охранника, который скрючился на полу и стонал.

– Я же велел тебе убить его, – обратился я к Лудде и выполнил задачу за него. – Его одолела тоска по тем двоим, – объяснил я Веостану, – и он пытался зарезать себя.

Два работорговца, последовавшие за нами в хижину, принялись яростно протестовать и обзывать нас лжецами и убийцами. Они орали, что их торговля вполне законна, им была обещана защита. Торговцы потребовали, чтобы я предстал перед судом за убийство и заплатил серебром штраф за отнятые мною жизни. Веостан все это терпеливо выслушал.

– Вы принесете присягу на суде? – спросил он у них.

– Принесем! – ответил один из них.

– Вы под присягой расскажете, как все было?

– Он должен возместить нам ущерб!

– Господин Утред, – повернулся ко мне Веостан, – ты оспоришь показания, данные этими людьми под присягой?

– Оспорю, – подтвердил я.

Однако оказалось, что упоминания моего имени было достаточно, чтобы унять воинственный дух у этой парочки. Они ошеломленно уставились на меня, а потом один из них пробормотал, что Халфдан всегда был несговорчивым дураком.

– Значит, вы не будете давать присягу в суде? – уточнил Веостан, но торговцы уже пятились прочь. Через секунду их и след простыл.

Веостан усмехнулся.

– Предполагается, – сказал он, – что сейчас я должен арестовать тебя за убийство.

– Я ничего не делал, – покачал головой я.

Он перевел взгляд на красное от крови лезвие Вздоха Змея.

– Я вижу, господин.

Я шагнул к Халфдану, разрезал на нем тунику и увидел под ней кольчугу, а еще, как я и ожидал, кошель. Именно этот кошель, набитый монетами, причем золотыми, и встал на пути моего ножа.

– Что нам делать с рабами? – поинтересовался Веостан.

– Они мои, я только что купил их, – ответил я и протянул ему кошель, предварительно взяв оттуда несколько монет. – Этого должно хватить на бревна для палисада.

Он пересчитал монеты и восторженно уставился на меня:

– Ты – ответ на мои молитвы, господин!

Мы доставили рабов в таверну в новом городе, сакском поселении к западу от римского Лундена. Монетами, взятыми из кошеля Халфдана, я расплатился за еду, эль и одежду. Финан поговорил с освобожденными нами рабами и заключил, что из шестерых из них получатся хорошие воины.

– Если только нам нужны воины, – добавил он.

– Ненавижу мир, – пробурчал я, и Финан расхохотался.

– Что делать с остальными? – спросил он.

– Пусть идут куда хотят. Они молоды, выживут.

Пока мы с Луддой разговаривали с девушками, отец Катберт во все глаза таращился на них. Он был очарован темнокожей, которую, как выяснилось, звали Мехразой. Она казалась старше других: на вид ей было лет шестнадцать или семнадцать, остальным же – года на три-четыре меньше. Когда девицы поняли, что им ничего не грозит или опасность хотя бы на время отодвинулась, они заулыбались. Итак, у нас было две сакские девушки – их захватили на побережье Кента в ходе налета франков, две девушки из Франкии, таинственная Мехраза и больная фризка.

– Девицы из Кента могут отправляться домой, – сообщил я Лудде и отцу Катберту, – четверых вы отвезете в Фагранфорду. – Выберите из них двоих. Научите всему, что они должны знать. Остальные смогут работать на ферме или на кухне.

– С удовольствием, господин, – проворковал отец Катберт.

Я устремил на него многозначительный взгляд.

– Если будешь дурно обращаться с ними, – предупредил я, – тебе не поздоровится.

– Да, господин, – покорно произнес он.

– А теперь в путь.

Я отрядил Райпера и еще десяток дружинников для охраны девушек во время путешествия, мы же с Финаном вернулись Лунден. Я любил этот город, и только здесь можно было разузнать обо всем, что творилось во всей Британии. Я поболтал с торговцами и с путешественниками и даже выслушал одну из бесконечных проповедей Эркенвальда – не потому, что нуждался в его совете, я просто хотел знать, что церковь рассказывает своей пастве. Епископ говорил хорошо, в его послании содержалась именно та мысль, которую хотел донести до людей архиепископ Плегмунд.

– Мы подавлены войной, – вещал Эркенвальд, – мы плаваем в море слез вдов и матерей. – Он знал, что я нахожусь в церкви, и посмотрел туда, где я стоял, а потом указал на недавно расписанную стену, где Мария, мать Христа, рыдала у подножия креста. – Когда мы убиваем, то вынуждены нести бремя той же вины, что несли римляне! Мы дети Господа, а не агнцы, идущие на заклание!

Были времена, когда Эркенвальд проповедовал кровопролитие и призывал к мести данам-язычникам, но наступление девятисотого года каким-то образом убедило церковь в необходимости обязать нас хранить мир, и, кажется, эти молитвы были услышаны. Хотя рейдеры и устраивали набеги на приграничные территории и уводили скот, армии данов не шли нас завоевывать.

В середине лета мы с Финаном отправились в плавание на одном из кораблей Веостана и, спустившись вниз по реке, добрались до широкого устья, где я когда-то провел немало времени. Мы приблизились к Бемфлеоту и увидели, что даны даже не попытались отстроить сгоревшие форты. В Хотледже чернели остовы сожженных нами судов. Мы спустились дальше на восток, туда, где Темез впадает в великое море, обследовали мелководье возле Сеобирига, городка, где команды данов устраивали засады для торговых судов, шедших в Лунден или из него. Любимое место их стоянки также оказалось пустым. То же самое мы обнаружили и на южном берегу эстуария. Там не было ничего, кроме птиц и глины.

Мы на веслах поднялись вверх по излучинам реки Медвэг до бурга, расположенного недалеко от Хрофесеастра, и там я увидел, что бревна некогда мощного палисада на высоком укрепленном берегу сгнили точно так же, как в Лундене. Правда, огромный штабель свежих дубовых бревен говорил о том, что кто-то собирается ремонтировать оборонительное сооружение. Наше судно причалило к пристани у старого римского моста, мы с Финаном сошли на берег и направились к дому епископа рядом с высокой церковью. Управляющий поклонился, а когда услышал мое имя, не решился просить, чтобы мы сдали мечи. Просто проводил нас в уютную комнату и велел слугам принести эля и еды.

Епископ Свитвульф и его жена прибыли час спустя. Епископ – седой, с длинным лицом и трясущимися руками – выглядел обеспокоенным, его миниатюрная жена тоже нервничала. Она поклонилась мне, наверное, раз десять, прежде чем сесть.

– Что привело тебя сюда, господин? – спросил Свитвульф.

– Любопытство, – признался я.

– Любопытство?

– Я вот все гадаю, почему даны затихли, – пояснил я.

– Потому что они что-то затевают. Никогда не доверяй молчащему дану. – Свитвульф повернулся к жене. – Кажется, ты хотела дать указания кухаркам?

– Кухаркам? Ах да! – Она встала, потопталась на месте и ушла.

– Так почему даны затихли? – спросил у меня Свитвульф.

– Зигурд болеет, – предположил я. – Кнут занят своей северной границей.

– А Этельвольд?

– Напивается в Эофервике, – сказал я.

– Зря Альфред не придушил его, – буркнул Свитвульф.

Епископ с каждым мгновением вызывал у меня все большую симпатию.

– Надеюсь, ты не проповедуешь мир, как остальные? – поинтересовался я.

– О, я проповедую то, что мне велят, но одновременно углубляю ров и заново строю стену.

– А олдермен Сигельф? – Этот человек был олдерменом Кента, военным предводителем графства и его самым выдающимся дворянином.

В глазах епископа тут же появилось подозрение.

– А при чем тут он?

– Как я слышал, Сигельф хочет быть королем Кента.

Свитвульф опешил.

– Его сын носился с этой идеей, – хмурясь, осторожно произнес он. – Я не уверен, что Сигельф придерживается того же мнения.

– Но его сын Сигебрихт вел переговоры с данами, – сообщил я. Тот самый Сигебрихт, который сдался мне при Сефтесбери.

– Это точно?

– Точно, – отрезал я. Епископ промолчал. – Что происходит в Кенте? – спросил я, но епископ продолжал молчать. – Ты же епископ! – воскликнул я. – Ты же многое узнаешь от своих священников. Выкладывай.

Он еще поколебался, но в конце концов его прорвало, как дамбу, и Свитвульф рассказал мне о бедах Кента.

– Когда-то мы были самостоятельным королевством, – горячился он. – Сейчас же Уэссекс обращается с нами, как с мусором. Вспомни, что произошло, когда у нас высадились Хэстен и Харальд! Нас кто-нибудь защитил? Нет!