Как нарисовать мечту? Ярцева Евгения

– Так, что у нас стряслось? – женщина подсела к Егору на диван.

Егор ответил захлебывающимся карканьем.

– Ого, – сказал мужчина-врач. – Когда это началось? – спросил он у Алены.

– Недавно, только что… Двадцать минут назад, или меньше, или, может, больше, – сбивчиво говорила Алена.

Женщина сунула Егору под мышку термометр. Мужчина что-то записывал в массивный блокнот.

– Раньше такое бывало?

– Не бывало, то есть я не помню, чтобы такое было.

– Чем болел?

– В два года ветрянкой, еще у него была…

– Сейчас чем болел? – перебил врач. – Аденовирусная инфекция была, грипп? Врача вызывали?

– Нет, просто насморком, вызывали участкового, наверное… Не знаю, меня не было, я в школе была…

Женщина вытянула у Егора из-под мышки термометр:

– Тридцать шесть и девять.

– Аллергия на лекарства есть? – спросил мужчина.

– У него аллергия на всякую еду, на лекарства – не знаю…

– Родители где, кто-нибудь из старших? Позвони им, уточни, есть ли у него аллергия на лекарства.

– Звонила уже, никому не смогла дозвониться. – Алена жутко переживала, что врачи как ни в чем не бывало ведут разговоры, а Егор тем временем чуть не посинел от кашля и дышит с душераздирающим свистом.

– Ну, лечили его от простуды, гриппа? Лекарства какие-нибудь принимал? Что в аптечке есть?

– Все есть! Все принимал! И от насморка, и от кашля, аспирин, арбидол, нурофен…

– Хорошо. Давай эуфиллин, – повернулся мужчина-врач к женщине.

Та извлекла из сундука ампулу со шприцом, в который вобрала ее содержимое; пощелкала по шприцу ногтем и фонтанчиком выпрыснула вверх чуток прозрачной жидкости. Протерла Егору руку на локтевом сгибе, распрямила ее до упора, как если бы хотела перегнуть в обратную сторону, и аккуратно ввела в вену иголку.

– Госпитализация нужна. Поехали, – сказал мужчина Алене. – Уже одета, готова, значит. Документы с собой?

Решив, что под документами имеется в виду ее паспорт, Алена торопливо кивнула.

– Одежду его приготовь.

Алена метнулась в прихожую, схватила ботинки и бросилась натягивать их Егору на ноги.

– Не возись, просто с собой возьми, – сказала женщина, – только шапку и пальто на него накинь, машина у подъезда.

А врач-мужчина подхватил Егора на руки, прошлепал по коридору, распахнул входную дверь и вызвал лифт.

– Ключи не забудь, – напомнила женщина Алене – та с ботинками в руках выскочила на лестничную площадку вслед за врачом. – Квартиру-то открытой не оставляй.

Алена похлопала по карманам, но ключей не обнаружила. О том, чтобы задержаться и обстоятельно их поискать, не могло быть и речи. Алена не задумываясь оставила бы квартиру нараспашку – все было ничтожным в сравнении с этим ужасающим и наверняка смертельно опасным кашлем! – если бы в ключнице возле вешалки не висела папина связка. Ключи в рейс он с собой не брал, поскольку возвращался поздно вечером или ночью, когда большегрузным фурам разрешался въезд в пределы МКАД. А в такое время кто-нибудь обязательно был дома.

Выйдя из лифта, Алена опустила ключи в почтовый ящик (был уговор – если кто-то без ключей, а дома никого, на всякий пожарный оставлять их в ящике), запрыгнула в «Скорую». Водитель выехал из дворов, врубил сирену, и машина беспрепятственно помчалась по нейтральной полосе, разделяющей два встречных потока.

…Егора сразу куда-то увели.

«Я сволочь, – проклинала себя Алена. – Я преступница, я хуже всех на свете…» Она вспоминала, как врала Оксанке, что Егор заболел и в день ее рождения придется везти его в больницу, как кричала: «Пропади ты пропадом со своим здоровьем…» Накликала! Она не осмеливалась разузнать, какой у Егора диагноз. Вдруг это что-то непоправимое?! Когда кто-нибудь появлялся в холле, ее окатывало ледяной волной – она ждала, что подойдут и скажут: все, кранты… Но подошла лишь больничная администратор в белой цилиндрической шапочке. И принялась мурыжить Алену рутинными вопросами про Егора: фамилия, имя, год рождения, перенесенные заболевания…

Стеклянная дверь, отделявшая холл от больничного коридора, отворилась, и врач, небритый и нечесаный, взял курс на Алену. Халат был ему явно не с плеча – слишком короткий и наверняка резавший под мышками, – а лицо выражало страдание. Казалось, он смертельно устал еще в незапамятном детстве, а то и появился на свет с чувством врожденной усталости. Ему стоило неимоверных усилий произносить слова и созерцать тех, кому эти слова предназначались.

– Страховой полис нужен, – сказал он Алене тоскливо. – С собой?

– Нет…

– Надо привезти. – Врач сморщился, будто у него заболел зуб. – Кто-нибудь может его привезти?

– Нет…

– Тогда сама езжай. Сразу надо было брать. – Он мученически закатил глаза. – Без полиса не имеем права госпитализировать.

И ушел, оставив Алену в полном остолбенении. Она вообразила, что врачи столпились вокруг Егора и смотрят, как он задыхается, потому что не имеют права ему помочь без полиса. А вдруг, пока она будет ездить, Егор умрет?!. Все равно надо ехать…

Но в кармане был лишь билет на одну поездку в метро, который она использовала несколько дней назад. И ни копейки денег. Как быть? Звонить кому-нибудь, просить о помощи? Кому?!

Она отчаянно стиснула в руках мобильник. Сигнал сети был совсем чахлым – всего одно деление.

И тут телефон разразился звоном прямо ей в лицо.

– Что это ты мне названивала? – спросил Саня по обыкновению насмешливо. И как всегда, с опозданием поздоровался: – Привет.

– Да я нечаянно… У меня Егор… – Слезы застлали глаза и мгновенно залили лицо. – Случилось ужасное! Это просто катастрофа! С ним непонятно что! – вскрикивала Алена сквозь всхлипывания. – Какая-то неизвестная болезнь! Ужас! Его в больницу забрали!

– Что-то случилось? – Всякий намек на насмешку исчез из Саниного голоса, хотя Аленины вскрики доходили до него, судя по всему, в сильно урезанном виде: связь то и дело прерывалась.

– Случилось, с Егором! Неизвестная болезнь! Страшный вирус!

– Я об этом ничего не слышал. – Голос у Сани стал озадаченным.

– Как ты мог об этом слышать?! Это только что случилось! Мой брат в больнице! Брат мой, брат!

– Кто брат? – уже совсем озадаченно переспросил Саня.

– Егор! Мой брат Егор! – Алена криком пыталась компенсировать провалы в связи. – Егор! Мой брат Егор!

– Понял, понял, твоего брата зовут Егор, потрясающая новость, но это я и без тебя… – Санин голос пропал, а когда снова появился, Алена услышала: —…поближе к делу?

– Он в больницу попал! Слышно меня? – Ответом послужила пустота. – Ты что, ничего не слышишь? Оглох? Совсем глухой, ничего не слышит, – горестно сказала она себе самой.

В трубке раздался удивленный возглас, сменившийся очередной пустотой, после чего Алена услышала:

– …сам тебе про это сказал?

– Да какая разница, «сказал», «не сказал»! – с новыми силами завопила Алена. – Он так кашляет, что его за километр слышно!

– За километр, может, и слышно, но я ничего не…

– Ему полис нужен! – Тут Алене в голову пришла неожиданная мысль. – Саня, привези мне полис! Мама на работе, ей не дозвониться, папа в рейсе! Нужен полис!

– А, так это твоему отцу нужен полис, – проговорил Саня растерянно. – Полис ОСАГО, что ли? Он в аварию попал?

– Не о нем речь! Он за тыщу километров!

– Полис за тыщу километров?! Что-то далековато!

– Да не полис, папа! – Алена выбежала из холла на крыльцо в надежде, что связь снаружи будет лучше. – Он тут вообще ни при чем!

– Значит, он не виноват в аварии? ДПС хоть вызвали?

– Никакая не ДПС! Никакая не авария! Это Егору, Егору нужен полис! Медицинский! Саня, на тебя вся надежда! Спаси меня!

– О, теперь не пропадаешь, – сказал Саня. – Стой на месте, и я тебя, возможно, спасу… Про полис я понял. Медицинский. Он нужен Егору, так? Дальше что?

– Привези его мне! Он в комоде! Ключ от квартиры в нашем почтовом ящике! Ящик открывается просто, подденешь его снизу любой железкой, и он откроется! А полис в правой комнате, в смысле, входишь в коридор – и направо, там комод стоит у стены… Или, может, он в другой комнате, это налево после кухни, там письменный стол, в выдвижном ящике посмотри или в боковом, где дверца…

– М-да, – сказал Саня. – Не факт, что его можно найти. Предположим, я его нашел. Дальше что?

– Привези его в больницу! Я тут, в больнице сижу!

– В какой больнице-то?

– Сейчас…

Алена бросилась в холл, к окошечку администратора:

– Скажите, пожалуйста, какой номер больницы? Какое метро? Какой у вас адрес?

Администратор назвала адрес; непрерывно шепча название улицы и номер дома, чтобы не забыть их и не перепутать, Алена выскочила обратно на улицу.

– Слушаешь? Слышно меня? – она продиктовала адрес Сане.

– Понял, – сказал Саня.

– Перезвони, если найдешь полис!! И если не найдешь, тоже перезвони!!

– Ага. Пока. Ты так орешь, что у меня ухо отвалилось. – И Саня отключился.

Как дикий зверь в клетке, Алена сновала по холлу взад-вперед, то сжимала телефон в руках с такой силой, словно хотела его расплющить, то взглядывала на экран, ожидая звонка. Вместо этого Саня прислал лаконичную эсэмэску: «Еду».

Алена уселась на скамью напротив окошечка администратора. Но поминутно вскакивала, как на пружине, и выбегала на крыльцо. Или подходила к стеклянной двери и всматривалась в пустой, слабо освещенный коридор. И все душевные силы напрягала в мольбе: «Скорей бы он приехал! Скорей бы!..»

В полутьме коридора открылась боковая дверца, показался страдающий врач. И в тот же самый момент заскрипела массивная дверь с улицы, и Саня, топая ногами, чтобы стряхнуть налипший на ботинки снег, зашел в холл. Алена кинулась к нему:

– Привез?!

Саня сунул руку за пазуху и протянул Алене бело-зеленую карточку.

Алена с карточкой метнулась к врачу, который, в свою очередь, появился в холле:

– Вот полис! Вот полис! – Врач тяжело вздохнул и взял у Алены полис. – Что с ним? – решилась наконец спросить Алена. – Он жи… жи… жив?..

Врач посмотрел на Алену, как на отсталое существо, не затронутое цивилизацией.

– Стеноз, – простонал он.

– Это… очень опасно? Что это?

– Ложный круп. У младенцев бывает сплошь и рядом, – ответил врач, страдая. – У десятилетних редко. Ничего опасного. Антигистаминные препараты нужно принимать.

– «Анти…» что?

Врач снова закатил глаза.

– Против аллергии. Выпишем завтра, сейчас уже не получится. Звонить с утра, после девяти.

Когда врач-страдалец покинул холл, Алена спохватилась, что даже не поблагодарила Саню. Он стоял возле входа и издали наблюдал за разговором.

– Сань, ты так меня выручил, – начала Алена, подходя к нему. – Ты просто… Спасибо тебе… Я никогда не забуду, как…

– Я тоже, – иронично перебил Саня, – никогда этого не забуду. Даже когда меня скрутит старческий маразм. Такой экстрим!

Они вышли из главного входа и направились к калитке.

– Ты мне одолжишь денег на метро? – спросила Алена с виноватым видом. – У меня ничего с собой нет.

Вместо денег Саня достал из кармана телефон:

– Ноль один восемнадцать. Метро не актуально.

Алена в замешательстве остановилась. Ну и куда они в таком случае идут? Нужно остаться в больнице до утра – авось разрешат пересидеть в холле до половины шестого, пока не откроется метро… Но, выходит, Сане тоже придется ночевать в холле?

– Что же делать? – проговорила она беспомощно.

– Ноги в руки и вперед, – усмехнулся Саня. – Только надо определить направление… – Он поднял голову к небу, будто умел ориентироваться по звездам. Но звезд видно не было: их скрывали темные ночные облака. – Не подскажете, где юг? – обратился Саня к запоздалому прохожему – единственному на пустой улице.

Прохожий открыл рот, похлопал глазами, но, как ни странно, вытянул руку в том направлении, откуда шел:

– Там.

– Значит, нам туда, – констатировал Саня. – Спасибо.

Прохожий бочком скользнул мимо Сани, поднял повыше воротник и ускорил шаг, время от времени беспокойно оглядываясь.

А Алена с Саней не спеша двинулись в противоположную сторону. Желтые, как топленое масло, фонари вереницей тянулись вдоль неширокой улицы, в конце которой маячила красная буква «М».

– Да-а, я этого никогда не забуду… – сказал Саня, возвращаясь к начатому разговору. – У тебя был такой голос, что я сразу догадался: конец света все-таки наступил! Недаром его столько раз обещали! Выглянул в окно – вроде все спокойно. А ты все вопишь, теперь про страшный вирус, да еще призываешь: «Брат мой, брат!» Ну, думаю, раз уж она меня братом называет – дело труба. Разразилась глобальная эпидемия, типа чумы или азиатской холеры, которая угрожает смести человечество с лица Земли. И перед лицом катастрофы все люди вроде как братья и сестры.

Алена захихикала.

– Потом оказывается, что это еще не все: вдобавок к эпидемии и концу света твой отец попал в аварию! Но хотя бы в ней не виноват – единственное, так сказать, светлое пятно на фоне остальных неприятностей…

Алена смеялась все громче. От смеха даже идти не могла и с трудом выговорила:

– Прямо «испорченный телефон»…

– Ну что, с твоим Егором все в порядке? – поинтересовался Саня. – Он уже слышит?

– То есть? – Алена перестала смеяться.

– Ты же сказала, что он оглох и совсем ничего не слышит, – пояснил Саня.

– Ааах!.. – Алена сложилась пополам. – Это ты, ты глухой! Глухая тетеря! – От хохота на глазах выступили слезы. – Это я про тебя говорила! А у него кашель был!

– Так это из-за кашля весь сыр-бор? – изумился Саня. И добавил убежденно: – Женщины глупые создания. Устраивают панику по пустякам!

– Нет, Сань, не по пустякам, – Алена вытерла слезы. – Он задыхался, не зря же его в больницу забрали.

Они дошли до буквы «М». Улица вывела на большой перекресток. Здесь, на просторе, свободно гулял ледяной ветер. Алена зябко съежилась; Саня потер уши и спрятал руки в карманы. Волосы сбились на одну сторону и закрывали глаз наподобие пиратской повязки, черно-белый шарф развевался на ветру, точно «Веселый Роджер».

– А как я почтовый ящик вскрывал, это отдельная песня, – продолжал Саня. – Чем его только не поддевал – не поддевается. Добротный, зараза. Ничего себе, думаю, как же они его открывают любой железкой? Наверное, годами тренировались. Тут какой-то дядька в подъезд заходит, я от ящика шарахаюсь, а дядька – прямиком к нему, открывает его ключом и достает счет из ЕИРЦа.

– Ой! – Алена снова захохотала.

– А что, я должен помнить номер вашей квартиры? – фыркнул Саня. – У меня математический кретинизм, я цифры вообще не запоминаю. Я ваш ящик по виду определил. Он у вас самый раздолбанный… Кстати, на, – он отдал Алене связку ключей.

Перекресток остался позади; ветер мало-помалу утихомирился.

– Так аварии не было? – уточнил Саня, когда Алена отсмеялась.

Саня свято уверовал в мифическую аварию и никак не желал расстаться с мыслью, что в отличие от конца света и глобальной эпидемии она все же случилась. Алена уже и сама побаивалась, что папа угодил в какое-нибудь мелкое ДТП, в котором, к счастью, не виноват.

– Отец у тебя крутой чувак, – сказал Саня.

– Почему? – удивленно спросила Алена.

– Он фишку рубит. И вообще, если бы не он, не было бы у меня гитары.

– Почему? – Алена еще пуще удивилась.

– Это он мне помог через знакомых гитару за полцены купить. Он же сам в группе играл. На ударных. Давно, лет двадцать назад. Ты что, не знала? Он в старших классах в музыкалке занимался. Тайком от родителей.

Нет, Алена не знала ни про гитару, ни про группу, ни про музыкалку.

– Классный ударник. Таких, как он, еще поискать. У нас однажды ударник заболел, и он его заменил. Так зажег! Просто супер. И вообще, я его реально уважаю. Даже не знаю, кого еще настолько уважаю… – сказал Саня с несвойственной ему серьезностью, и Алена испытала гордость за своего папу. – Между прочим, со следующего года наша рок-группа будет давать концерты в клубе.

– А я со следующего года перехожу в художественную школу, – сказала Алена, хотя секунду назад ни о чем подобном не думала.

Саня вопросительно поднял брови.

– Я это давно решила, – продолжала Алена. – Когда один пейзаж писала… – И почему-то подробно, не боясь Саниных подколов, рассказала, как рисовала солнечный вид с Воробьевых гор и почувствовала, что ради одной этой картины стоило родиться на свет.

– Понятно… Хорошо ты это сказала. – Саня внимательно, без тени иронии посмотрел на Алену.

За спиной осталась еще одна красная буква «М». Случайные заблудившиеся снежинки парили под фонарями, задумчиво летали над тротуарами, словно сомневаясь, стоит ли опускаться на землю. Но их становилось все больше и больше, все уверенней сыпались они из невидимого ночного неба, пока не превратились в крупные хлопья и не занавесили частой сеткой фонарные столбы, деревья и дома с единичными светящимися окнами. Алена уже не чувствовала холода; казалось, в городе внезапно потеплело. Наверное, так оно и было: снег укрывал землю своим одеялом, и земле становилось теплее… Он смягчал звук шагов по тротуару, и дальний рев мусоровозов, которые делают свое дело по ночам, и шум проезжавших машин – их было не так уж и мало, несмотря на ночное время. На перекрестках, просторных, будто бы настежь распахнутых, светофоры ритмично мигали желтым светом. Некоторые попутные машины сбавляли скорость – водители ждали, что Саня с Аленой станут голосовать.

…Они прошли мимо вереницы троллейбусных и автобусных остановок и разношерстных магазинчиков, на одном из которых сияла неоном вывеска: «Нам исполнилось 16 лет! Каждому покупателю скидка 16 %!»

– Мне завтра… то есть уже сегодня тоже исполняется шестнадцать, – вспомнила Алена.

Саня приостановился.

– Может, по такому случаю машину тормознем? – Он принялся рыться в карманах. – Вдруг у меня денег хватит.

Алена не ответила. Она надеялась, что денег не хватит. Ей хотелось бесконечно идти по ночному городу, по тихой мягкой земле, через распахнутые настежь перекрестки. Слушать, как Саня рассказывает про почтовый ящик, про папу и про конец света. Или просто молчать, шагая с ним рядом.

И Саня, искоса глянув на нее, передумал.

Лишь сейчас Алена заметила, что вместо привычных рекламных перетяжек над дорогами развешены гирлянды разноцветных лампочек. Красные циферки на круглосуточных обменниках убегали с экранов и снова выпрыгивали, как ваньки-встаньки, в такт морганию желтых светофоров. Люди спали, а город бодрствовал: он заговорщически перемигивался ночными огнями, ничуть не смущаясь, что случайный свидетель наблюдает за его тайной жизнью. Он подмигивал Алене и улыбался ей украдкой, как бы говоря: «А у меня есть секрет! Какой – не скажу. Только знай: все к лучшему. Все будет хорошо! Просто замечательно!»

И Алена улыбалась в ответ. И думала о том, что завтра… то есть уже сегодня непременно напишет по памяти портрет ночного города.

…Чем ближе подходили они к окраине, тем меньше становилось огней. Вот начался знакомый район; Алена издалека различила троллейбусную остановку и краешек своей девятиэтажки.

– Ну, поздравляю с днем рождения, – сказал Саня, когда они подошли к Алениному подъезду. – И с концом света.

– И с глобальной эпидемией, – добавила Алена и, вспомнив про «испорченный телефон», расхохоталась так, что привалилась к перилам.

– Пока, – сказал Саня. – Смех тебе, кстати, идет.

Настенные часы в прихожей показывали четверть пятого. Спать совершенно не хотелось. На душе было легко и радостно. Разве произошло что-то необыкновенное?.. Да, конечно, с Егором все в порядке, никакой страшной болезни, и завтра его выпишут… Но случилось что-то еще. Что-то очень хорошее. Даже чудесное. То, на что украдкой намекал ночной город…

Алена смотрела в зеркало и не узнавала себя. В ушах звучали слова Виктории Викторовны о неустрашимом человеке со сверкающими глазами и гордо поднятой головой, которому нипочем холод, голод и прочие мелкие неприятности. Да, Алена ничуть не замерзла, несмотря на то что два с лишним часа шла по морозу. Не чувствовала голода, хотя не ела с самого утра. Осанка стала горделивой, а глаза прямо-таки сияли. Пожалуй, самое время проверить себя на неустрашимость!

Что-что, а залежи под кроватью Алену действительно страшили. Она старалась не вспоминать о брошенных в пустоту начинаниях, чтобы не портить себе настроение. Но сейчас решительно бухнулась на коленки и запустила руку под кровать.

И вытащила на свет папку с рисунками. Любовно погладила ее, стирая тонкий слой пыли. Затем выгребла коробочку с фарфоровой статуэткой, меловую пудру, сверток со спортивным костюмом. Пакет с пальто из «Необычной одежды» и коробку с сапожками. Напоследок нащупала «Краткий курс высшей математики», который всего несколько часов назад запульнула под кровать.

Все неприятные напоминания лежали на виду, посреди комнаты. И настроение нисколечки не испортилось! Наоборот, Алену ни с того ни с сего охватило буйное веселье. Она словно начинала новую жизнь на новом месте: в комнате царил разгром, как после переезда на другую квартиру. Вместо того чтобы навести порядок, она затанцевала. Она выделывала странные па, все стремительней кружась вокруг коллекции неприятных воспоминаний, в одночасье потерявших силу, все чаще перескакивая через них – так язычники прыгают через костер, празднуя приход весны. Дикари и те испугались бы ее ликующего танца. Она топала как слон, и вскоре в стены с двух сторон застучали, а снизу несколько раз угрожающе грохнули по батарее. Что и говорить, полпятого утра – не лучшее время, чтобы устраивать дискотеку. Алена остановилась. На цыпочках подошла к выключателю, погасила свет, нырнула в кровать. С тихим счастливым смехом зарылась в одеяло. Но сразу уснуть не смогла. И долго еще смотрела в окно на вереницу дальних огоньков, которые отражались в ее блестящих глазах.

Человек, задремавший под утро, имеет полное право проснуться после полудня и прогулять школу, сказала себе Алена и отключила будильник. Однако глаза открыла уже в начале десятого. Она чувствовала себя выспавшейся и полной сил. И силы эти требовали немедленного приложения. Хотелось всего и сразу: учинить в квартире генеральную уборку, разобрать рисунки из папки, написать портрет ночного города… хотя первым делом, пожалуй, позавтракать: шутка ли, она ничего не ела со вчерашнего утра! Только прежде позвонить маме.

Но мама ее опередила. Видно, спохватилась, что телефон умер, и поставила его на зарядку, после чего ей пришло сообщение: «Этот абонент (в смысле, Алена) звонил вам 13 раз». При виде цифры «13» маму наверняка обуял суеверный ужас.

Услыхав, что Егор попал в больницу, она разразилась истерическими воплями. Впервые в жизни Алена, вместо того чтобы психовать и кусать ногти, невозмутимо парировала:

– Мам, ты устраиваешь панику по пустякам. Недаром некоторые говорят, что женщины глупые создания. Его сегодня выписывают. У маленьких детей такое бывает сплошь и рядом, – добавила она авторитетно. – Ничего опасного! Просто нужно давать анти… анти… как их… в общем, таблетки против аллергии. И все!

Мама, похоже, опешила от ее уверенного тона. И уже вполне смиренно сказала, что сама заберет Егора из больницы после дежурства, которое как раз подошло к концу.

Опустошив холодильник, Алена приготовила себе монументальный завтрак. Генеральную уборку решила начать с собственной комнаты. Вооружилась шваброй и тряпками, но для начала распаковала фарфоровую статуэтку и пристроила ее на полочку над письменным столом, туда же поставила пудру; коробки с обновками и спортивный костюм уложила в шкаф, а «Краткий курс высшей математики» – в школьную сумку, чтобы сдать его в библиотеку. И удивлялась вдвойне. Тому, что выдумала этот бред с поступлением в математическую школу, и тому, что вспоминала о нем без неприятного чувства. А уж про то, как мир казался разрушенным, вспоминать и вовсе было смешно. Впрочем, придуманная любовь к математику почти испарилась из памяти. Все это было давным-давно, в прошлой жизни, в позапрошлом веке… Зато помнился в подробностях ночной город. Отложив тряпки, Алена присела к столу. Достала мягкий карандаш, и тот заскользил, запрыгал, зашуршал по бумаге, на которой мало-помалу проступил портрет… нет, не ночного города. Это было лицо. Знакомое с детства. Оказалось, Алена помнит его мельчайшие черточки: левая бровь чуть выше правой, глубоко посаженные глаза со смешинкой и такие же неуловимые смешинки в уголках рта… «Смех тебе идет», – сказал он на прощание. Неужели она готова в очередной раз втюриться?! И в кого? В этого вредину, в надоевшего хуже горькой редьки «друга детства»? «Докатилась», – сердито твердила себе Алена, а сама невольно улыбалась лицу, лукаво прищурившемуся с листа бумаги…

Как, скажите на милость, называется человек, который воротит нос, когда ему преподносят на блюдечке счастливый билет? Как-как – дурак. Это если мягко выразиться. А тот, кто усердно пихал блюдечко под нос этому дураку, вправе вычеркнуть его из списка людей, с которыми стоит здороваться. Наверняка Виктория Викторовна так и поступит. На Алену и смотреть не пожелает. И все же в эту пятницу Алена шла в школу с папкой на плече. Хотя и опасалась, что не осмелится переступить порог полуподвала после того, как продинамила конкурс юных художников и несколько месяцев не появлялась в студии.

Когда Алена уселась на свое место, к ней подошла Оксанка.

– Привет, – буркнула она. – Я на тебя позавчера наехала… зря. Я ж не знала, что у вас с Санькой… ну, дружба.

«Нет у нас никакой дружбы», – хотела сказать Алена, а вслух почему-то произнесла:

– Я и сама об этом не знала. Честное слово, Оксан!

– Тебе-то хорошо, – вздохнула Оксанка. – А со мной ни один нормальный парень дружить не хочет… В общем, извини. Я понимаю, ты не виновата, что он выбрал тебя.

«Ничего он меня не выбрал», – снова хотела возразить Алена, но дыхание перехватило: вдруг Оксанка права?..

Саня вошел в класс со звонком. Прислонил к стене гитару, плюхнулся на стул. И на первом, и на последующих уроках вел себя как всегда. На Алену ни разу не взглянул. Пожалуй, Оксанка ошиблась. А Алена просто-напросто расфантазировалась по своей дурацкой привычке. Стоит ей услышать нечто напоминающее комплимент, и фантазии расцветают пышным цветом, как неприхотливые сорняки на тощем клочке земли. Пора с этим завязывать!

Алена не торопясь шла к метро и придумывала, как будет оправдываться перед Викторией Викторовной.

– Помочь? – раздалось сзади.

Она обернулась… Саня! Сердце у Алены заколотилось.

– Давай, что ли, понесу твой мольберт, или как его там, – сказал Саня со своей обычной усмешкой.

«Нужно принимать это как должное», – вспомнила Алена и, удержавшись от «спасибо», отдала ему папку.

Некоторое время они шагали молча.

– В художку топаешь? – нарушил молчание Саня.

– Ага.

– А я сегодня иду на концерт братьев Крестовских, – сообщил Саня. – Вообще-то у меня два билета.

Сердце заколотилось сильней.

– Два? – переспросила Алена.

Саня кивнул.

– Просто я познакомился с девчонкой, которую мне захотелось пригласить в рок-клуб, – пояснил он.

– И кто же это? – спросила Алена как можно равнодушней.

– Ты, – сказал Саня.

Алена чуть не задохнулась от счастья. Оно горячей волной поднялось откуда-то изнутри и затопило ее всю без остатка. Кто бы мог подумать, что короткое слово «ты» может сделать человека таким счастливым!

Стараясь сохранить равнодушную мину, она независимо повела плечом:

– Ну, не знаю… А во сколько начало?

– В восемь.

– Не факт, что я успею, – Алена притворилась, что раздумывает. – Ладно, постараюсь успеть.

– Короче, встречаемся у твоего подъезда в полвосьмого, – сказал Саня. Отдал Алене папку – они как раз дошли до метро – и почесал своей дорогой.

…Сердце ширилось и росло, словно воздушный шар, накачанный горячим воздухом. Алена не шла, а летела, почти не касаясь земли, и не сомневалась, что при желании может взлететь по-настоящему. И сдерживает себя только ради того, чтобы не сеять панику среди рядовых прохожих, которым невдомек, что в жизни бывает такое огромное счастье. Она не замечала, что разговаривает сама с собой. Никаких лживых оправданий перед Викторией Викторовной! «Я свинья! – выпалит она с порога. – Вы можете выгнать меня взашей!» Но и ошалевший от счастья человек способен ощущать уколы совести. Именно они вынудили Алену замедлить шаг на подходе к старому дому.

Все та же щербатая лесенка вела в полумрак, а на последней ступеньке лежал все тот же ветхий коврик, о который предписывалось вытирать ноги всем входящим. Алена осторожно нажала дверную ручку…

Виктория Викторовна стояла в торце длинного помещения напротив входа, подправляя чью-то работу, и обернулась на звук открывающейся двери. Заготовленные слова застряли у Алены в горле. А Виктория Викторовна направилась к ней метровыми шагами.

– Я очень тебе рада, – сказала она, наклонилась и обняла Алену.

У той на глаза навернулись слезы. Она молчала, как истукан. Попытайся она заговорить – и голос бы предательски задрожал, а сама она разревелась бы при всем честном народе…

– Ты вовремя, – продолжала Виктория Викторовна как ни в чем не бывало. – Мэтр ждет.

И доложила Алене, что на днях показала «мэтру» – профессору из художественной школы – ее работы, после чего он пригласил Алену на собеседование.

– Это означает одно: ты пройдешь по конкурсу, – добавила Виктория Викторовна. – Мэтр просто так на собеседования не зовет. Может быть, даже зачислит тебя в свою подгруппу.

Алена проглотила комок в горле и наконец выговорила:

– Спасибо, Виктория Викторовна. Спасибо вам… за все.

Домой она пришла в семь вечера. Через полчаса была назначена встреча с Саней.

Алена сменила школьную форму на серебристую тунику – лучшую вещь в своем гардеробе, папин подарок на прошлый день рождения. Поколебавшись, достала из шкафа пальто и сапожки, купленные в «Необычной одежде». Оделась в прихожей перед большим зеркалом. Встряхнула волосами, и они рассыпались по плечам и спине. Да, пальто ей идет! Чудо как идет! «А я, оказывается, ничего, – радостно думала Алена. – Очень даже!» Она нарочно не спешила: пусть Саня понервничает, дожидаясь ее.

Надо сказать, мамы с Егором дома не было: как ушли в поликлинику, так там и застряли. А папа вернулся из рейса под утро и весь день отсыпался. Он вышел из комнаты, как раз когда Алена вертелась перед зеркалом. Да так и остолбенел. Часто поморгал, будто проверяя, действительно ли проснулся или смотрит фантастический сон.