За руку с ветром Джейн Анна

– Нет, спасибо, – отказалась Ольга. – Я сама.

– Давай уже не ломайся, Князева, – устало отозвался Дима. – Они тебя опять увидят, и защитить тебя уже будет некому. А такси ждет около самого входа в клуб. А если ты такая гордая, что тебе западло со мной, неудачником, ездить в одной тачке, то ты дура. И у тебя нет инстинкта самосохранения.

Оля все же согласилась поехать с ними. И почти моментально вырубилась на заднем сиденьи такси, рядом с другим своим пьяным однокурсником – Димка сидел на переднем сиденье рядом с водителем.

Сначала домой завезли Женю. Передав его с рук на руки недовольным родителям, которые, судя по всему, завтра решили устроить сыну прекрасное утро, Чащин попытался выяснить адрес у Ольги, но не добился от нее ни слова и, чуть подумав, повез к себе домой. Не бросать же ему было эту глупую притворщицу на улице?

В квартире, правда, была мама, которая очень удивилась, увидев на пороге единственного сына с девушкой на руках, и Дима, жутко стесняясь, сказал ей, что Оля – его одногруппница, которая пошла с ними в клуб на День рождения Жени, а ее в шутку споили.

– Короче, мама, я не знаю, где она живет, поэтому привез с собой. Прости, что разбудил. Но я правда не знал, куда ее деть. Не мог же я ее на улице оставить.

Елена Вячеславовна, которая была человеком спокойным и придерживалась достаточно широких взглядов – может быть, на это повлияло то, что по профессии она была хирургом, лишь улыбнулась сыну.

– Ну, хотя бы не бросил где-нибудь, – рассудила она. – Уложи девушку на диван в зале, я сейчас постелю. Конечно, юной девочке так пить не нужно, но всякое в жизни случается.

Ольгу они устроили на диване – она что-то бормотала во сне, то ли разговаривала с сестрой, то ли еще с кем, и проснулась поздно, разбитая и молчаливая. Мать рано ушла на дежурство в больницу, где работала, а Димка тогда так и не заснул. Сидел на своей кровати с ногами, не раздевшись и прислонившись спиной к стене, слыша за окнами завывания январского дикого ветра и наблюдая за хлопьями снега, падавшими в отчаянии с темного набухшего неба.

Когда Оля открыла глаза, то был уже почти полдень. Сонный Димка сидел рядом, в кресле, с наушниками в ушах и с мобильным телефоном в руках.

– Доброе утро, – просто сказал он ей, увидев, как девушка медленно садится, держась руками за виски. Волосы у нее были спутаны, под глазами залегли синяки, в радужках плескалось болезненное недоумение.

– Доброе… утро. Где я? – резко спросила Князева и поморщилась. – А-а-а, голова…

– Пить надо меньше. А ты у меня дома. Я не знал, куда тебя увезти вчера ночью, привез к себе.

Ольга злобно посмотрела на парня и каким-то диким движением откинула от себя одеяло. Елена Вячеславовна была так добра, что переодела «глупую девчонку», как она сказала, в ночную рубашку. А так как она была невысокой женщиной – ниже Оли почти на голову, то ее ночнушка едва прикрывала бедра девушки.

– Ты что со мной сделал? – прошипела змеей светловолосая, дрожащей рукой потянувшись к своей одежде, аккуратно висевшей рядом. – Охренел, Чащин? Решил воспользоваться ситуацией, ублюдок? Да я на тебя ментам заявлю.

– Какой ситуацией? – закатил он глаза, прекрасно поняв, что та имеет в виду. – Нужна ты мне, идиотка. Мать моя тебя переодела. Не веришь, можешь дождаться ее и спросить.

Оля застыла. Глаза ее расширились еще больше.

– Я просто тебя привез к себе. Ты ведь в такси отрубилась, – продолжал Дмитрий. – Ты вообще помнишь, что произошло в клубе, истеричка? Кстати, на столике рядом лекарство. Выпей. Тебе ведь сейчас после стольких коктейлей плохо, верно?

Оля помнила. Она взглянула зачарованно на парня, послушно выпила лекарство, как робот, подхватила одежду, скрылась в соседней комнате, спешно переоделась и, не смотря на противную тошноту и головную боль, быстро собралась и молча ушла из квартиры Чащиных. Несмотря на то что она много выпила вчера, она прекрасно все помнила. И как целенаправленно унижала этого странного парня – да, ей доставляло удовольствие видеть скрытую боль в его глазах, и как он единственный решился защитить ее от тех мерзавцев, поверивших в свою вседозволенность.

– Тебя проводить? – спросил Димка.

– Не надо. Я сама доберусь до дома.

– Иди. И не пей столько, Князева, – напутствовал ее парень. Оля лишь кивнула, не решившись ему что-то сказать.

– Я никому про тебя не скажу, – сказал ей в спину Чащин, когда девушка вызывала лифт. – То, как ты живешь вне универа – не мое дело. Тебя точно не нужно проводить?

Она вдруг развернулась, взяла его за руку и сказала тихо-тихо:

– Нет.

Подошел лифт, и девушка нырнула в него, заставив Чащина обалдело посмотреть ей в след.

В университете она делала вид, что ничего не произошло. Это же делал и он сам. Все было, как обычно. Но Дмитрий не знал, что с тех пор Оля начала меняться. Лишь позже она призналась ему в этом и в том, что впервые в жизни так сильно заинтересовалась парнем, что даже не знала, что ей сказать. Ее поразило его поведение в клубе и то, что он, как большинство парней, не воспользовался удобной ситуацией, когда она была полураздета и беспомощно спала. Узнав это, Димка, конечно же, сказал ей, что он – нормальный, и развлекаться с пьяной спящей девчонкой его вовсе и не прикалывает. А если Оле встречались такие парни раньше, то ему ее жаль.

Димка почти и забыл о случившемся, однако Князева сама напомнила об этом. Через пару дней она окликнула его в холле университета. Выглядела она, как и всегда – привычно мило и скромно, с косой, перекинутой через плечо, а не так как в клубе – без боевой раскраски, высоченных шпилек и минимумом одежды.

– Привет, – первой сказала она, внимательно глядя на парня. Димка в очередной раз поразился тому, какая же странная эта девушка Князева. Словно и не она была там, возле барной стойки, требуя коктейль.

– Привет, – буркнул он.

– У меня к тебе небольшой разговор.

– Я же сказал, что никому не скажу, – вздохнул он. С Ольгой ему общаться не хотелось. И вообще он ждал Машку.

– Я бы хотела сказать другое, – все так же серьезно глядя на молодого человека, произнесла Оля.

– Что же?

– Я не хочу говорить об этом тут. Сходим куда-нибудь? – предложила она.

– Че-е-его? – протянул изумленно Димка. – Князева, зачем?

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – упрямо вздернула она подбородок.

– Что же?

– Не здесь, – повторила девушка. У нее было такое серьезное лицо и немая, но настойчивая просьба в серых голубых глазах, что Чащин, плюнув на все, решил согласиться. Он представить себе не мог, что этой девчонке от него надо, и ему было и любопытно, и как-то неловко. Может быть, она у них дома что забыла или еще что-то важное произошло, подумал он тогда, засунув руки в карманы пуховика и неспешно шагая по снегу за Ольгой. Она изредка на него оглядывалась, но молчала до тех пор, пока они не оказались в теплом небольшом кафе, находящимся неподалеку от университета.

Ольга выбрала столик и также молча села на стул, кивнув Чащину на меню.

– Давай что-нибудь закажем? Я замерзла, – произнесла странная девушка, и Димка увидел, что ее пальцы красные от морозного ветра. У Машки пальцы всегда были в порядке – в ярко-красных варежках из шерсти ее руки вообще никогда не мерзли. А вот Ольга довольствовалась кожаными перчатками, бесспорно, красивыми и подходящими к ее утонченному образу, но не спасающими в непогоду.

Голодный Димка не стал спорить и заказал жаркое и горячий кофе, а Ольга ограничилась салатиком и горячим безалкогольным коктейлем, к которым почти не притронулась – больше грела руки о бокал.

– Ты мне все же скажешь, в чем дело? – добродушно спросил парень через какое-то время.

– Скажу. Мне нелегко говорить это, – отрывисто сообщила ему Князева.

– Да ты уж как-нибудь соберись, – посоветовал ей Чащин. – Я теряюсь в догадках, что ты хочешь. У нас дома ты вроде бы не оставляла никаких вещей. Я никому ничего не сказал. Никто из парней не признал в тебе, – тут он несколько замялся, – тебя. Я не понимаю, что…

– Спасибо, – вдруг перебила его Оля. – Спасибо, что помог. И прости.

– Что? – не ожидал такого поворота событий парень. Он даже чашку с остатками кофе до губ не донес. – Что?

– Спасибо за помощь и прости за то, что я тебе наговорила, – скороговоркой произнесла Ольга, не глядя на своего собеседника. Ее взгляд был направлен в окно, за которым уже было совсем темно, правда, по дороге, на которую открывался вид, сновали туда-сюда машины, и их движение создавали иллюзию отрешенности от других людей.

– Ты права, – улыбнулся парень беззлобно, – я и правда неудачник.

Девушка скомкала салфетку:

– Не говори так.

– Тебя не понять. То ты меня в этом уверяешь, то отговариваешь. Да ладно, что было, то прошло. – Димка, настроение которого почему-то улучшилось, поднял руку вверх. – Давай пять, Князева, и все будет норм.

Ольга приподняла руку с согнутыми пальцами, как-то неловко распрямила их, и Чащин тотчас несильно ударил своей ладонью об ее.

Они еще какое-то время просидели в кафе, почти не разговаривая, а после пошли к пустующей остановке.

Их общение началось весьма странно, да и потом его нельзя было назвать нормальным.

В следующий раз Ольга пришла к нему через неделю, сама, без звонка и без предупреждения, тогда, когда он был один дома: играл в приставку, сидя на полу перед большим плоским экраном. Чащин не ожидал, что одногруппница вновь окажется в его квартире, да еще и так неожиданно, под вечер.

– Зачем ты пришла? – удивленно спросил он, открыв дверь квартиры и увидев на пороге светловолосую девушку.

– Я соскучилась по тебе, – ошарашила его Оля. Она выглядела очень прилично, одета была со вкусом и элегантно, не вызывающе, как в клубе, и не неброско, как в университете, а в ее лице и движениях появились кокетство и даже некоторая загадочность.

– С чего вдруг? – хмыкнул Дима, жестом приглашая гостью в квартиру. – Оля, что с тобой? Снова выпила? А-а-а, хочешь еще раз попросить, чтобы я не рассказывал никому о твоем втором «я»? Не бойся, никто не узнает. Я же сказал.

– Я верю в твою честность и надежность, – сказала Ольга тихо. – Я пришла из-за другого.

– И из-за чего? – скрестил руки на груди парень. Ответ заставил его скептически улыбнуться. Ответ его не просто удивил – ошарашил.

– Давай встречаться? Я хочу, чтобы ты был моим парнем, – вдруг сказала Ольга, не мигая и глядя своими большими внимательными голубыми глазами на него.

– Ого, – протянул парень и внезапно понимающе улыбнулся. – Тебя опять чем-то накрыло, Оль?

– Я серьезно. Давай попробуем быть вместе? – сердито сказала девушка. – И я сейчас в полном порядке. И говорю вполне осознанно. Я долго думала об этом. Хочешь быть со мной?

– Нет, – тут же отказался парень и хотя осознавал, что его ответ может быть несколько резким. Но встречаться с Князевой ему не хотелось. Конечно, она довольно милая и соблазнительная, да и оказалась не такой правильной и хорошей девочкой, какой выглядела на протяжении двух с половиной лет, но он, Дима, влюблен в Марью Бурундукову, и ему никто не нужен. По крайней мере, сейчас.

– Почему? Ты же видел, я умею быть красивой, – сощурилась Оля.

– Во-первых, у меня уже есть девушка, с которой я бы хотел встречаться, а, во-вторых, я неудачник и лузер, как ты сказала. Без обид, но ты понимаешь, что несешь?

Услышав это, гордая Оля просто развернулась без слов и ушла. Димка думал, что Князева перебесится и отстанет от него, но она через пару дней вновь решила поговорить с ним – уже в универе, в своем привычном обличие хорошей милой девочки. Она специально увела его перед парами в укромный уголок на первом этаже и вновь совершенно серьезно сказала, что Дима ей нравится. На пьяную она не была похоже, на принимающую наркотики – тоже. У Чащина остался один вариант – его разыгрывают, и он даже огляделся в поисках видеокамеры.

– Зачем тебе я? – спросил он, совершенно не понимая логики этой девчонки. Ответ получил удивительный.

– Не знаю. Я почти никогда не замечала тебя, а когда все же замечала, то считала веселым идиотом, – честно призналась Князева, глядя на безупречные ногти с неброским французским маникюром – ну, из когорты вечных весельчаков, таких, как твои дружки, Бурундукова, Ларина, – девушка назвала еще пару фамилий одногруппников и одногруппниц. А потом я узнала тебя с другой стороны.

– И?

Оля сердито посмотрела на Димку и холодно ответила.

– И пропала. Доволен?

– Нет.

И они замолчали, уставившись друг на друга. Он – с недоумением, она – с печалью.

Пока парень переваривал эту информацию, она вдруг встала на цыпочки, коснувшись ладонью его груди, и поцеловала его – не в губы, в щеку, закрыв глаза на миг. Дима тут же отошел на шаг назад. Происходящее не укладывалось у него в голове.

– Ты мне нравишься, – тихо произнесла Ольга. – Пожалуйста, подумай над этим. И мое предложение – оно все еще в силе. Давай попробуем повстречаться?

– Даже если ты сейчас разыгрываешь меня, то я скажу тебе правду. Оля, ты интересная, умная и реально красивая, но мне нравится другая. Прости, нет.

Глаза девушки загорелись недоверчивой обидой и непониманием – ведь раньше парни, как миленькие, оказывались у ее ног, а сейчас все пошло наперекосяк. Лицо побледнело.

– Кто она? Она лучше меня? Что мне сделать, чтобы я нравилась тебе больше? – она задавала эти вопросы, как робот.

– Ничего. И не делай так больше, – он коснулся своей щеки, – та девушка учится с нами на потоке, и я не хочу, чтобы она думала, что между нами что-то есть.

– Я раньше ревновала только сестру – за внимание родителей, – вдруг призналась Ольга, усмехнувшись. – А теперь…

– Я тебя боюсь, – шутливо поднял руки кверху парень, пряча за деланным весельем в голосе недоверие и непонимание ситуации. Что ей от него опять надо?! Ну, сделал он доброе дело, и что теперь? Она будет бегать за ним, как оголтелая?

– Я тоже теперь себя боюсь, – не разделила его веселье девушка и вновь ушла первой. Димка только головой покачал. Решил оставить все, как есть. Словам этой особы он не очень-то и верил. Но только вначале, потому как Оля словно с ума сошла. Опять же с ее слов через пару месяцев – она по-настоящему влюбилась в него. А такого с ней никогда не бывало: влюблялись обычно в нее.

Ольга Князева оказалась настойчивой девушкой и хорошей актрисой. Она плавно, потихоньку, почти ненавязчиво сделала так, что Дима привык к ней. Чтобы он не разозлился на нее, в универе она не показывала своих симпатий, сдерживала себя так, что даже почти не смотрела в его сторону, хотя сама отчаянно искала ту, в которую парень был влюблен. Сначала почему-то думала, что это Марина – высокая, симпатичная и улыбчивая брюнетка, потом поняла, что это кто-то другой. Оля мучилась, старалась отвыкнуть от Димы, убедить себя в том, что он не тот, кто ей нужен, но ее с неимоверной силой тянуло к нему вновь и вновь. Кажется, и она ему, в принципе, нравилась, только вот его любовь к Маше перебивала это зарождавшееся чувство симпатии. Ведь все же не зря Ольге в один из февральских дней удалось соблазнить Диму в его квартире. Она все-таки была умна и знала, что может хотеть парень в двадцать лет, кроме какой-то там платонической красивой любви. С тех пор они часто проводили вместе ночи: потому что она, правда, любила его, а он нуждался в чьем-то тепле и в чьем-то ласковом голосе. Нет, Дима не хотел использовать девушку, он сразу честно сказал ей, что вместе они все равно быть не смогут – вернее, он не сможет, но Оля, лежа в постели, закутавшись в одеяло, сказала негромко, что ее устраивают и такие отношения – главное, что она хотя бы изредка может быть с ним. И она согласна никому не рассказывать про их странные отношения.

– Просто поцелуй меня, – попросила она Диму тогда, скидывая простынь, – хорошо? И забудься на время.

И он забывался. Ненавидел себя, но ничего не мог уже поделать.

А потом в их отношения невольно вмешался Никита Кларский. Друг, которому Димка привык доверять, стал тем, кто украл у него ту, в которую Чащин случайно влюбился.

Сначала Димка злился. Почему именно Ник? Что, других парней вокруг нет? Да, он кажется девчонкам хорошеньким и интеллигентным, но он ведь тот еще паршивец! Знала бы Машка, кто его брат и чем Кларский занимается, она бы и не посмотрела на него. А тут Кларский еще вдруг умудрился встретить Князеву и мешает ей жить. Оля, испугавшись, что Никита, узнав, что на самом деле она влюблена в его приятеля и тайно встречается с ним, тайно ото всех обратилась за помощью к Смерчу. Она наивно думала, что Димке ничего не известно о Кларском.

Если в начале этой истории жизни всех действующих лиц были похожи на несколько разноцветных нитей, то в течение нескольких месяцев они превратились в большой единый спутанный клубок.

Знавшая правду о Никите Ольга боялась его, однако еще больше она боялась за Диму. Страшилась девушка и того, что Дэн, узнав истинную сущность Кларского, откажется помогать, поэтому солгала и ему тоже. А перед Никитой она успешно притворялась, играла роль влюбленной девочки, чтобы он ничего не заподозрил. Ей нужно было, чтобы парень сам отказался от нее, поверив, что им не судьба быть вместе. Оля мечтала, чтобы Ник обратил внимание на Машу Бурундукову, влюбленную в него, а ее оставил в покое. О том, что как раз в эту чертову Машку влюблен и ее Димка, она узнала как-то поздно, тогда, когда Дэн уже начал свою игру. И узнала это совершенно случайно. Тогда, когда Дима во второй раз решил признаться Марье в своих чувствах – уже этой весной, когда все вокруг начали говорить о том, что Бурундукова вроде бы встречается с Дэном Смерчем. Сначала Димка не верил в это. Машка не такая, чтобы вдруг влюбиться в местного красавчика, по которому сохло и так немало девиц с первого по пятый курсы. А потом даже обрадовался. Может, Маша забыла Никиту? Тогда у него есть шанс. Ведь Смерчинский явно не обратит на нее своего царственного внимания.

Наверное, Маша даже и не помнила того дня, когда он хотел подойти к ней, подарить цветы и во всем признаться. Только в тот день она опоздала, да и вообще тогда была самая настоящая суматоха – дружки Смерча решили устроить веселье под окнами университета.

Димка стоял с цветами за спиной, с нетерпением ожидая Бурундукову, как услышал разговор длинноволосой девицы по имени Инга и каких-то ее подружек. Одна из них рассказывала, что видела Дэна и его Машу около кафе для влюбленных и около моста МВД, куда часто ходят парочки. Она доказывала, что Дэнв просто безумно влюблен в эту «светленькую девчонку с искусствоведения». Да и она его тоже обожает. И смотрятся они вместе здорово, романтично и вовсе не пафосно, как это бывает часто у красивых пар.

Девчонки скрылись, а слышавший все это Дима с долбаными розами в руках только от досады стенку пнул. Неужели это правда? Красивая пара… Да какая они красивая пара!

– Вот же проклятый Смерчинский. Чтобы тебя… Скотина. Увел ее, – прошипел он, не зная, что его слова слышат.

Маша всегда мечтала получить цветы от парня, и исполнение ее желания было так близко, однако цветы так и остались в Димкиных пальцах. Он надеялся, что они простоят долго и будут радовать эту сумасшедшую милашку с громким голосом, а они завяли в этот же день. На чужом столе.

– Маше Бурундуковой цветы? Ей? – спросила Ольга почти безэмоционально, появившись из-за спины Димки. Он вздрогнул от звука ее тихого голоса.

– Ей, – признался он нехотя. В эти минуты Князева его раздражала.

– Значит, та, в которую ты влюблен, это – Бурундукова из нашей группы. – Оля не спрашивала. Она констатировала факт.

– Она. Ты права.

– Так я и думала. Ты всегда около нее крутился. А ей нравится Никита. А я – ему, – в ее спокойном голосе зазвенел грустный смех. – Как забавно эта самая судьба играет.

– Невероятно забавно. Может быть, перестанем встречаться? – спросил Димка зло, не понимая, что с ним происходит.

– Что?

– Зачем тебе это нужно? Пара встреч в неделю у тебя или у меня. Я не даю тебе того, что хочешь ты, только беру то, что хочу я. Это ненормально.

– Нет, Дима, не отталкивай меня. Пожалуйста, – Ольга испуганно обняла парня и уткнулась носом ему в теплую грудь. Только рядом с ним она почему-то была самой собой и не притворялась хорошей девушкой или кукольной танц-стервой. – Дима, не надо. Ты мне нужен. Пусть я тебе не нужна.

Он лишь машинально погладил ее по волосам. Это был один из ее немногих порывов, которые девушка не могла контролировать.

– Хорошо, Оля, хорошо. И вообще, давай поговорим позже на эту тему. Но ведь ты видишь – я признаю, что недостоин тебя. Как мужчина я ничего для тебя не делаю. И, наверное, не смогу делать. Все, прекрати, отойди. А мне пока их, – он почти с ненавистью глянул на розы, – надо выкинуть. Похоже, у нее серьезно с этим типом.

Ольга знала, что Дэн и Машка всего лишь играют свои роли, но говорить об этом Димке не стала – сильно уж она ревновала. А он узнал об этом очень поздно, когда отношения между Чипом и Дэйлом действительно стали настоящими и крепкими.

– Отдай их мне? – попросила вдруг Князева совершенно спокойно, отстранившись. – Я сделаю вид, словно ты подарил мне их. Мне будет очень приятно. И это будет выглядеть так, как будто бы мы – пара.

– Нет, прости, они не нужны тебе, – отрезал излишне грубовато Дима. Он подумал вдруг, что для Оли это будет несколько унизительно. Лучше он купит ей другие цветы, специально для нее. Надо только заставить себя поверить в то, что эта странная девчонка, говорящая, что влюблена в него, действительно ему нравится. Хотя бы наполовину также, как Машка. – Оля, прости, мне нужно уйти сейчас. Пока, звони. Или я сам позвоню.

Он просто-напросто выбросил букет в ближайшую мусорку и ушел к своим одногруппникам, чтобы уже через какое-то время делать вид, что все окей и участвовать в глупом розыгрыше Марии и Дениса.

– Пока, Дима, – сказала Князева и, почти не моргая, долго глядела вслед уходящему парню. По мере его удаления, ее спокойный, даже равнодушный к неприятностям взгляд медленно менялся. Постепенно в светлых радужках в прозрачном облаке слез стали проявляться и нежность, и боль, и желание, и благодарность, и отчаяние. Если бы Дима обернулся, он бы не узнал выражение лица Оли, поразился бы ему и, наверное, тотчас вернулся обратно. Жаль, но он не посмотрел назад.

Да, эта девушка была великолепной актрисой. Умела скрывать свои истинные эмоции не хуже Ника и верно играть совершенно другие, даже чуждые ей. Эти двое – Никита и Ольга были очень похожи, хотя сами не догадывались. Не зря же вначале девушка поступала на актерское отделение в столице, желая стать актрисой. Ей с детства нравилось находиться в центре внимания, быть яркой, веселой, немного капризной и даже развязной. Но… это было раньше.

А сейчас Ольга осторожно достала потрепанный букет и, убрав шуршащую излишне нарядную обертку, осторожно взяла в руки стебли. Шипы кололи ей пальцы, но Оля не чувствовала боли. Она просто смотрела на полураскрывшиеся розовые хрупкие бутоны. Именно на них и упала ее первая, едва сдерживаемая слеза, которую никто не видел. За то время, пока она общалась с Дмитрием, она все же изменилась: как-то резко и неожиданно. Хотя никто этого и не замечал, даже ее собственная и вечно занятая мама-адвокат.

Есть ли в любви место гордости? Тогда Ольга поняла, что нет. Но она изо всех сил пыталась сохранить уважение.

Вот как оно все было.

Наконец-то прогремел взрывной гром. Но я не обратила на него внимания. Потому что, услышав все это, я почти минуту ничего не говорила. Только стояла и смотрела на Диму. А он глядел опять куда-то в сторону, словно мечтая раствориться в непрекращающемся дожде, а я ему мешала.

Я тоже хотела раствориться: мне было тяжело и стыдно одновременно. Перед собой. Перед Димкой. Перед Олей – никогда не думала, что назову ее так! Я, идиотка, все это время считала, что Князева хочет украсть моего Смерча и поэтому желает быть похожей на меня. А на самом деле я, это я, нечаянно украла ее любовь, еще давно, самым наглым образом, и сама даже не подозревала этого! Она хотела быть похожей на меня, чтобы завоевать сердце Димки?

«Вот задница!» – взвыли головастики в отчаянии. А я, чтобы хоть как-то разрушить деревянное напряжение между нами, скороговоркой задала глупый вопрос:

– Поэтому Ольга и хотела быть похожей на меня? Чтобы привлечь тебя к себе?

– Не думаю, что поэтому. Она очень хотела избавиться от Ника. Подумала, что раз все ухищрения Смерча не помогают, то ей самой нужно как-то его оттолкнуть, – сказал он мне безэмоционально. А у меня вновь сердце сложилось пополам от жалости и нежности к нему.

– А зачем ты тогда сказала мне, что она такая… двуличная? Ну, тогда, когда мы возвращались домой, – спросила вновь я, до сих пор пребывая в потрясении.

– Не знаю. Просто захотелось сказать тебе, что она не такая, какой кажется. – Было мне ответом. – Ты тогда еще подумала, что у меня есть девушка, похожая на Князеву, и мне стало так стремно, что ты узнаешь правду о нас с ней, поэтому я и сказал, что с такой, как она, встречаться не буду. Чтобы ты не догадалась. Знаешь что?

– Что?

– Я недоносок.

– Заткнись, – дрогнул у меня голос. – Не смей так говорить о себе. Я же сказала, что ты – один из лучших парней, которых я знаю. Понял?

– Да. Только вот зря ты так говоришь. Маша? – позвал он вдруг меня по имени.

Я вопросительно взглянула на него.

– Выполни одно мое желание.

– Какое? – я готова была выполнить тысячу желаний этого человека, чтобы только он вновь стал улыбаться, как и прежде.

– Поцелуй меня, – произнес не своим голосом он и, наконец, взглянул мне в глаза. – Хочу знать, каково это – целовать любимого человека.

Это прекрасно. Это необыкновенно. Это…

Дима, не дожидаясь моего ответа, быстро подошел ко мне, несколько неловко обнял обеими руками за предплечья, наклонился и поцеловал. Несмотря на то что он промок под дождем, губы у него были совершенно сухими, а дыхание – прерывистое.

Опять прозвучал гром – казалось, прямо над нашими головами. И я непонятно чего испугалась, хотя никогда не боялась грозы.

Это продолжалось не более полминуты, но за эти тридцать секунд я поняла, что Димка, может быть, даже лучший парень на свете, но, к сожалению, не любимый. Не тот, рядом с которым хочется быть каждую секунду этой невыносимой жизни.

Я не вырывалась и не возмущалась – не хотела обижать Диму, я просто мягко отстранилась от него, взяла за руки и, внимательно посмотрев в глаза, сказала, тяжело дыша от передоза эмоций:

– Дима, ты невероятный. Добрый, смелый, веселый. Заботливый, милый. Но… – каждое слово давалось с трудом, – ты правда мой друг. Как Лида или Марина. Или брат. Как Федька. А целовать брата или подруг – это противоестественно. Я не могу, просто не могу, понимаешь?

В моем голосе послышались истерично-извиняющиеся нотки. От пронзительного северо-восточного ветра стало очень холодно, и я поежилась. Его губы казались восковыми – приятными, не отталкивающими, но не дарящими эмоций. Поцелуй с ним был сродни молочному шоколаду без вкуса или остывшему кофе без аромата.

– Понимаю.

– Мне жаль, Дима, мне очень жаль. Все, что я могу предложить, – моя искренняя дружба, – и я обняла его так же, как обняла бы брата или подругу. Так же, как Дэна, обнять Чащина я не смогла. Поцелуй с любимым – это еще и волшебно. Только рядом с Димкой я не чувствовала этого волшебства. Все волшебство забрал Денис. Кажется, все-таки моя судьба на букву «д» очень сильно напоминает ветер, а не искры.

И так жаль, что не наоборот.

– Дима, прости меня, я во всем виновата, – прошептала я, положив голову парню на плечо, – я не хотела, чтобы ты страдал или мучился. Я такая дура, такая глупая.

– Не говори ерунды. Это я виноват. Я просто не могу больше молчать. Я столько всего и ото всех скрывал, что все… Это был предел. Ты, Оля, Ник… Я перед всеми виноват. Слабак.

– Неправда.

Мы стояли, обнявшись, минут пять и не слышали, как один из автомобилей, припаркованных около двора, спешно уехал прочь.

Стоявшие под козырьком подъезда Мария и Дима не знали, что в те минуты, когда он вдруг решил рассказать ей все о своих чувствах, в одной из машин напротив них сидел Дэн вместе со своим близким другом Игорем, организовавшим охрану Маше.

Денис чувствовал себя почти хорошо, его молодой и оказавшийся сильным организм быстро восстанавливался, удивляя врачей и его самого, правда, из больницы парня еще не выпустили – дед велел до последнего держать там своего энергичного внучка. Но этим вечером Дэн все же на время умудрился сбежать из своего бокса, который он начал тихо ненавидеть. Причиной этому была его дорогая возлюбленная, которая ни с того ни с сего написала вдруг на мобильный гневное сообщение о том, что видеть и слышать Дэна больше не желает. Когда парень читал это эсэмэс, от которого просто веяло гневом и обидой, он чуть не выронил от неожиданности смартфон – так ослабли его пальцы. Поток эмоций девушки, которые сохранили в себе печатные буквы, поистине стал вторым лезвием, воткнувшимся в его плоть. Сидящая с сыном Лера заметила, что ясный взгляд ее Дэнси вдруг померк, а рука, на сгибе которой виднелись еще синяки от игл, безвольно опустилась на постель.

– Денис! – громко позвала она сына по имени, испугавшись, – Денис, тебе больно?

– А? Больно? Нет, мама, – слабо улыбнулся тот, – просто я тут кое-что забыл сделать. А сейчас вспомнил. Не волнуйся.

– Ты точно в порядке? Позвать врача? – все равно волновалась женщина. – Милый, не пугай меня так. Давай-ка, убирай мобильник и просто полежи, хорошо?

– Нет, мам, прости, мне надо срочно кое с кем поговорить. – И Денис тут же начал звонить Маше. Однако она заблокировала свой сотовый от нежелательных звонков и сообщений, перестала появляться в Интернете и вообще пропала. Конечно, от ее отца Денис знал, что его Чип находится дома и что она в безопасности, но легче ему от этого не стало. Парень не совсем понимал, какую ложь имеет в виду Марья и почему она его, Смерча ненавидит? Успокоив свою разгоревшуюся черным пламенем красноглазую леди, Дэнв спустя некоторое время проанализировал ситуацию и предположил, что Бурундукова или узнала правду о том, что он в больнице, и обиделась, или что-то неправильно поняла и приняла за ложь с его стороны. Но что конкретно – до парня не доходило, хотя он пытался в голове смоделировать хотя бы примерную ситуацию хода мыслей и поведения Марии.

О том, что он пребывал в больнице, до сих пор знали только Черри, Ланде, Игорь, родители, дед, дядя, Петр и отец Машки со своими сослуживцами. Ах, да, еще знал друг-музыкант, но он точно не мог быть замешан в этой глупой истории, вообще находился за много тысяч километров от города. И все эти люди не рассказали бы светловолосой девушке правды, пока не состоялся захват Пристанских на благотворительном балу. Его родственникам и отцу Чипа с коллегами рассказывать Машке правду было невыгодно, за исключением разве что Петра, но Смерч был уверен, что брат не станет тратить свое драгоценное время на какую-то там девчонку. Друзьям Денис доверял – они тоже не могли проговориться. На всякий случай он позвонил им по очереди и поинтересовался, не связывались ли они в последнее время с Бурундучком, но ответы парней были отрицательными. Более того, выяснилось, что они не могут связаться с Машей при всем своем желании – их номера также были заблокированы.

Значит, девочка что-то навыдумывала себе. Но что? Что стало катализатором взрыва с ее стороны? Или кто?

Решив, что произошло нечто странное, Дэнни, не любивший загадок и сюрпризов, а также незапланированного течения дел, обманными путями сегодняшним дождливым пасмурным днем выбрался из больницы, сел в машину дожидавшегося его Игоря, и парни поехали к дому Бурундучка. Приехали они аккурат к тому моменту, когда Димка заканчивал рассказывать ей о себе и Ольге. Конечно, парни в авто не слышали, что Чащин там говорил Машке, и просто наблюдали за ними издали: скептично ко всему настроенный Игорь – с толикой любопытства, а непривычно молчаливый Денис – внимательно. С Машей он хотел пообщаться наедине, тет-а-тет, без Димки, и ждал, когда тот свалит. Он смотрел на девушку и мысленно улыбался. Надо же, она сама перекрасилась в нормальный цвет. И теперь выглядит еще милее обычного. Интересно, а насколько она сильно соскучилась? Он – до невозможности сильно. Когда совсем скоро все это закончится, они пойдут на концерт «На краю», а потом он точно повезет ее в горы, потому что ей точно пора… взрослеть! И только с ним, естественно. Подумав об этом, Смерч позволил себе довольно улыбнуться, прикрыв костяшками пальцев губы: еще немного и все будет просто отлично. Просто надо еще немного подождать. Еще чуть-чуть.

– Вот видишь вон ту темно-синюю «Хонду» слева? – спросил Дениса Игорь. – Там мои ребята из агентства. Охраняют твою подружку. А вон там, через две тачки от них, в потрепанном хетчбэке, черном, – менты сидят. В общем, организовали любимой твоей классную охрану, все на уровне, Дэн. Только никто на нее не зарится, все спокойно. А вот что это за хмырь к ней подкатил – непонятно. Но если он что-то ей попытается сделать, поверь, его тут же возьмут мои ребята. Хотя, если и менты не чешутся, значит, этот парнишка входит в круг лиц, с которыми девочке можно контактировать. Ее отец специально такой составлял.

– Это чел с учебы, – спокойно отозвался Денис. Но тут же его спокойствие и горячее ожидание встречи и объяснения, которое он продумал от и до, были как диким ветром сдуты. Чащин вдруг наклонился и поцеловал Машу. А та и не сопротивлялась. Кажется, не сопротивлялась, хотя и не обнимала в ответ.

На заднем сиденье автомобиля почти мгновенно появилась смеющаяся, словно над старой комедией Чаплина, элегантная, как и всегда, Ревность в новом шикарном платье и в удивительно ярком колье, жаркий свет которого ослеплял, опаляя ресницы.

У Дэна, для которого на мгновение перестали существовать все звуки, включая шум навязчивого дождя, непроизвольно сжались кулаки, а по лицу заходили желваки. Где-то в небе полупрозрачного Дениса резко отбросило от его феи прочь, так, что он долго не мог найти ее.

– Ого! А она точно твоя подружка? – кивнул Игорь на девушку, застывшую в объятиях парня в капюшоне. – Да она сама верность.

Смерч откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ему было трудно смотреть на то, как его девушка целует или обнимает другого. Так трудно, что он в первый раз в жизни прокусил себе кожу на тыльной стороне запястья до крови.

Теперь Марья и Чащин смотрели друг на друга, и Дэн был готов поклясться, что с нежностью. А потом она вдруг прильнула к своему другу, и он, растерявшись, не сразу обнял ее. Так они и застыли под козырьком подъезда.

«Хочешь бесплатный совет? Выйди и убей его, мальчик мой, поменяй ход своей жизни», – хрипло прошептала госпожа Ревность, вдруг переместившись и оказавшись сидящей на коленях Дениса. Она нежно обняла его и прижалась к парню, гладя по груди и ласково целуя в висок пухлыми чувственными губами.

«Открою секрет, ты нравишься мне, мой мальчик. Выйди, покажи им, сдайся, я награжу тебя», – прикусила она мочку его уха, гладя хвост ящерки на шее. Глаза-бусинки ящерицы сверкнули.

Дэну и правда хотелось выйти из тачки, эффектно появиться перед парочкой, с улыбкой благословить этих двоих или же ударить соперника – уже и мышцы непроизвольно напряглись на руках, но…

– Поехали, – только и сказал он, крепко сдерживая одно из самых темных желаний человечества. – Поехали отсюда, Игорь.

– В больницу? – не стал тот подкалывать друга, видя его состояние.

– Просто езжай прямо. Ненавижу дождь. Холодная мокрая скотина. – Дэн попытался согреть дыханием холодные ладони, а Игорь торопливо включил печку, хотя никогда не делал этого летом.

Дождь никак не прекращался, монотонно бубня свою заунывную песню.

Смерч прикрыл глаза. Наверное, когда-нибудь потом он узнает, что заставило этих двоих целоваться. Однако сейчас он уже сделал выводы.

Кровь на запястье продолжала сочиться и замарала длинный рукав его черной толстовки с капюшоном.

А узнает ли? Ведь часто бывает так, что о многих важных вещах мы остаемся в неведении долго, очень долго – и даже всю жизнь. И только после последнего вздоха открывается вся правда, но изменить прошлое тогда уже никто не в состоянии. Свое прошлое стоит менять тогда, когда оно еще было настоящим.

Мне казалось, что сегодняшний непрекращающийся дождь плачет за множество людей, в том числе и за Димку, с которым мы только что неловко распрощались.

– Маша! Маша! – услышала я, когда подходила к двери подъезда. Мы говорили еще не меньше часа, и, кажется, оба чуть-чуть успокоились. В Димкиных глазах все еще правила балом вина, но тревоги в них стало куда меньше. Кажется, ему, раньше всегда открытому и честному парню, действительно было очень тяжело нести на себе такой груз. Я не одобряла его поступков, но ведь друзей мы принимаем такими, какими они есть, со всеми их сильными и слабыми сторонами.

Я, со все еще колотящимся от пережитого сердцем, остановилась и оглянулась на Чащина, стоящего уже через дорогу от меня. Он сбросил с головы капюшон, не боясь промокнуть, и крикнул громко, перекрикивая шум грозы:

– Маша! А тетрадку… тетрадку по энглишу тогда не я нашел! Ее Смерч принес, а я просто передал ее тебе! Прости, что врал!

– Дурак! – крикнула я ему в ответ так же громко, заставляя себя улыбаться. – Чащин, ты… Идиот! И не смей грустить! Я буду проверять!

Он отвернулся, напоследок махнув мне рукой, а я так и не поняла, отчего его лицо мокрое.

А дома я просто свернулась калачиком на диване рядом с мамой, подложив ладони, сложенные лодочкой, под щеку. Она смотрела телевизор и ела клубнику – от нее я отказалась, потому, что есть не хотелось совершенно. Да и вообще ничего делать не хотелось. Хотелось в другой мир, честный и благородный, туда, где у Дэна не было тайн, где не страдал Димка, где не было никаких потерь: Лазурной и Черной, а Ольга Князева была взаимно влюблена в какого-нибудь хорошего парня. И где я, конечно же, была счастлива. Правда, сейчас казалось, что я и счастье – это параллельные прямые, которые, как известно, никогда не пересекаются.

– Маша, ну что такое с тобой? – спросила мама обеспокоенно. – Что случилось?

– Да нет, все хорошо. – Я взяла на руки проходящего мимо важного, как и всегда, котэ Ириску и прижала к себе, словно игрушку. Животное недовольно повело носом, мявкнуло что-то неразборчивое, но вырываться не стало.

– Но я же вижу, что не хорошо. Машенька, ну что, что у тебя за горе? С Денисом поссорилась?

– Ну так… немного. Мам, не спрашивай меня об этом, а?

Да, не спрашивай, иначе я буду психовать, а ведь я только что успокоилась.

– Хорошо-хорошо, – грустно улыбнулась мама и потрепала меня по ставшим более жесткими волосам, – не буду спрашивать. Вы молодые, у вас все самой собой разрешится. И не переживай ты так, у всех бывают и ссоры, и разногласия.

– Угу.

– Возьми клубнику. Бледная, как поганка. Витаминов не хватает. Только руки вымой, – не удержалась она от наставления.

– Не хочу.

– Возьми-возьми, скоро отойдет уже, ешь, пока свежая.

Я вздохнула, прошлепала к раковине, вымыла руки – мыла их долго, задумчиво глядя на отражение в зеркале, не понимая, почему у меня такое неподвижное лицо, пришла обратно, послушно взяла большую красно-розовую ягоду и засунула в рот. И тут же почувствовала ее сладкий и слегка кисловатый вкус. А он заставил меня вспомнить Смерча. Глупая клубничная фея, р-р-р! Придумала же на свою голову! Клубничная фея, грушевая… Тогда мне так хотелось утешить Дэна, что слова складывались сами собой, рождая для него персональную сказку. Наверное, ему было смешно. Тогда я ничего не понимала, а сейчас почти уверена, что этот парень привык совсем к другим девчонкам, не таким, как я. А я… Наверняка я казалась ему мелкой, глупой и наивной. Наверняка ему было смешно!

Обида и гнев нахлынули с новой силой, прокатились холодной волной по всему телу, заставляя крепко сжимать зубы и широко раздуваться ноздри. А еще я до сих пор ничего не понимала, и это тоже раздражало меня.

Зачем Сморчку-козлу Князева, если она Димку любит? Встречается с ним, вместе ездит на отдых, держа это в тайне. Или… Тут я резко выпрямилась. Или Оля всего лишь та, которая помогает соединить сердца Дэна и своей сестры Инны, с которой Дэн расстался?

А что было между ним и Оленькой? Если Инна – это Лазурная потеря, то черная, возможно, и есть моя любимая Троллиха. Что было между Дэном и ней? И хотя Черри говорил, что Смерч не такой подлый, чтобы встречаться с обеими сестрами, у меня нет оснований ему верить.

Да как вообще этот гад посмел встречаться с двумя сестрами?!

Я тут же со злости запихала в рот еще целых три ягоды. И опять клубника заставила меня вспомнить объятия Смерчинского. И резко ослабела от непонятного горя, которое сковывало по рукам и ногам, даруя оцепенение.

– Мама, почему наша жизнь не такая, как клубника? – вдруг спросила я.

– М? В смысле? – не сразу оторвалась от фильма она.

– Почему она не такая сладкая? – повторила я, не узнавая свой голос. – И почему жизнь, как клубнику, нельзя заморозить в холодильнике, чтобы она застыла на счастливом моменте?

Да, кому-кому, а себе я всегда могу во всем честно признаться. Я бы остановила свою жизнь там, где была счастлива с Дэном, и наслаждалась бы все отведенное мне время его лживыми губами и наглыми руками, не зная, что такое боль от душевных ран, не чувствуя обид, тревог, забыв о гордости и наплевав на условности.

– Глупая же ты у меня. Ничего еще в жизни не понимаешь. Садись, я тебя расчешу, – сказала мама. Когда я была маленькой, она часто расчесывала меня, чтобы я успокоилась и прекратила вертеться и бегать.

Я села маме в ноги и закрыла глаза. А она, как в детстве, проводила по моим теперь уже вновь светлым волосам большой деревянной старой расческой. Это и правда успокаивало – как и тиканье часов, и звуки радио, и привычный шум телевизора, по которому начались вечерние новости… Мама что-то рассказывала мне, явно желая успокоить, диктор рассказывала о главных событиях недели, а я просто поджала под себя ноги и думала, думала, думала. А еще очень скучала. По Смерчу, конечно же. И по тому, что было, хотя для него все это оставалось лишь игрой. А потом в новостях вновь заговорили о разбившемся на днях на юге страны рейсе, о том самом, на который едва не попала Ольга Князева с семьей. Репортаж был грустным. Слушая корреспондента, я вдруг задумалась о том, какая я все же эгоистка. В мире происходят такие страшные трагедии, а я переживаю из-за больной любви. Подумаешь, какой-то там Смерчинский, какие-то то там чувства, все это можно пережить. Да, все можно пережить, кроме…