Записки средневековой домохозяйки Ковалевская Елена
— Думаю, тебе сообщили, что у меня с собой нет ни платьев, и прочего багажа, — уведомила я ее.
Меган мгновенно присела в книксене.
— Простите меня, миледи, — в ее голосе послышалось смятение. — Я думала вы знаете…
И метнувшись к большому шкафу, распахнула дверцы: там висели пышные белые юбки, под которыми стояли громоздкие коробки. Девушка поспешно начала вытаскивать их одну за другой.
И вот спустя несколько минут, на кровати были разложены восемь пышных белых юбок, пара корсетов и четыре разных по цвету платья. А Меган все извлекала из шкафа: чулки, панталоны, сорочки…
— Стой, стой! Остановись! — поспешила воскликнуть я. — Что это? И чье это?!
— Это… — девушка спуталась. — В этой комнате останавливаются гостьи. И когда их наряд испорчен или пострадал из-за непогоды, они переодеваются…
— То есть это кто-то носил до меня?
— Нет… Да… — девушка окончательно смешалась. — Когда была жива миледи… супруга герцога Коненталя, она приказала держать эту комнату специально. Она очень любила принимать гостей, но так же любила пикники, а на них всякое случалось. Я понимаю, что все вещи давно вышли из моды… — и замолчала.
— Я надену свои, — отрезала я.
Я понимала, что нужно приспосабливаться, но… Напяливать все вот это?! Затягиваться в корсет?! От этого увольте!
Однажды я повелась и купила на новый год блузку с корсетными вставками. По началу она показалась мне удобной, но вечер шел, все ели и пили… Под конец я прокляла, что решила ее надеть на вечер, где нужно было кушать! Я надела ее всего один раз, а потом она так и осталась валяться в шкафу. А теперь мне предлагали для завтрака затянуть корсет, и не относительно удобный, с пластиковыми вставками, а настоящее изделие пыток! К тому же единственным связующим звеном с моим миром оставались мои вещи, мой внешний вид. И теперь вот так, отбросить все разом я не могла.
— Миледи?!
— Его светлость все поймет, — твердо ответила я.
Меган не посмела возразить.
Девушка молча подала мои вещи и принялась убирать обратно в шкаф все что достала, а я начала переодеваться.
Девушка еще раз предложила мне свои услуги, когда я начала причесываться, но и здесь я отказалась. Какой смысл мне причесываться изыскано? Я не хотела походить на женщин этого мира, не потому, что я была такой упрямой. Вовсе нет…
На самом деле я считала, чтобы лучше адаптироваться в мире — нужно как можно больше походить на его жителей. Такую истину я вынесла из многочисленных книг. И пусть они были фентезийными и фанатстическими, однако их авторы на полном серьезе моделировали ситуации, пытались прочувствовать их. Помню, читала Роберта Асприна с его 'мошенниками и разведчиками времени', там это так красочно было описано!.. И теперь… Да я просто-напросто боялась, что понравлюсь Кларенсу в новом виде, что он передумает и не отправит в усадьбу, а оставит при себе, сделает постельной утехой! Вот чего я опасалась! И поэтому я с таким упорством цеплялась за прежний облик, так отличающийся от принятого здесь эталона красоты. Я и волосы специально прибрала так, чтобы казаться как можно менее привлекательной! Еще вчера на портретах дам, украшающих стены, я рассмотрела на головах сложные и объемные прически с открытым лбом. И теперь в противоположность им, собрала волосы в низкий хвост, прилизав их так, чтоб ни единой волосинки не выбивалось, а на глаза отпустила низкую челку, а еще на всякий случай сняла серьги, чтобы не подчеркивать шею. Блузку не стала заправлять под юбку, а выпустила ее поверх, на плечи накинула шаль и вот таким чучелом решила спуститься вниз. А что? Одежда мешковатая, прическа зализанная — то есть мышь серая обыкновенная при полном параде. Да по сравнению со мной Меган в одежде служанки казалась красавицей и верхом изящества…
В общем, я выглядела так, как требовалось на данный момент.
Меган повела меня в столовую. Я шла следом за ней и по пути рассматривала обстановку в особняке. Кругом было красиво, величественно и, на мой взгляд, чересчур помпезно. В отделке помещений в основном преобладали темные тона: бордовый, пурпурный, коричневый, фиолетовый; и золото, золото, золото. Позолота кругом: на рамах картин, расшитые золотыми нитями бордовые бархатные портьеры, тисненные золотом темно-лиловые обои, вензеля на дверях, лепнина на потолке, люстры, вазы, перила… И все это в своей массе подавляло, заставляло чувствовать себя мелкой и ничтожной, по сравнению с окружающим великолепием. Я конечно же старалась не показывать вида, но тем не менее обстановка угнетала меня, заставляя сгибаться перед грядущими трудностями.
Но вот, пройдя длинными коридорами и последовавшей за ними небольшой анфиладой комнат, мы оказалась в гостиной перед закрытыми дверями, которые вели в столовую. Меган тут же сделав книксен, удалилась, а я осталась стоять в одиночестве. Впрочем, одна я прибывала недолго.
Вскоре раздались гулкие шаги, и в комнату стремительно вошел Кларенс. Его каштановые, переливающиеся медью на утреннем солнце волосы были небрежно убраны в недлинный, завитый на конце хвост. Он был облачен в темно-синий парчовый камзол, расшитый серебряным узором по полам, из рукавов с большими манжетами выглядывали пышные кружевные рукава тончайшей белоснежной рубашки. Под камзол был поддет длиннополый жилет, с серебряными с крупными жемчужинами пуговицами. На ногах у него вместо привычных моему глазу брюк, оказались плотно охватывающие бриджи, длинной до колена. В голове тут же всплыло старинное слово — кюлоты — из-под них шли белоснежные шелковые чулки, а все это довершали старомодные туфли на небольшом плоском каблуке и с массивными пряжками на носах.
Заметив, что стою у окна, Кларенс окинул меня внимательным взглядом, словно впервые увидел, а потом презрительно скривил губы.
— Да уж, не ожидал, что вы такая… бледная! Вчера я еще понадеялся, что мне показалось, однако теперь явственно вижу — не ошибся. Сегодня в своем наряде вы еще отвратительнее, чем вчера.
Однако вместо того чтобы обидеться или расстроиться, я лишь испытала удовлетворение — мой трюк с 'обратным' переодеванием удался. Впрочем, это никак не отразилось на моем лице. Не дождавшись от меня каких бы то ни было эмоций, супруг продолжил свои нападки.
— Вы даже не потрудились к утру привести себя в порядок. И сейчас больше похожи… — тут он картинно отступил на шаг и, сложив руки на груди, еще более нарочито принялся разглядывать меня. — Я даже затрудняюсь сказать, на кого вы больше похожи в своих одеждах… Мышь или?… Пожалуй, больше на подзаборную кошку. Да, да… Именно ее. Такая же тощая, без фигуры. Такая же серая и… — тут он особо желчно усмехнулся, — прилизанная, словно из подворотни заполненной помоями, вылезла.
Но его слова не достигали цели. Во-первых, я сама себя никогда не считала красавицей, и поэтому сравнение с мышью и прочей живностью особо не задевало. А если в этом мире самое обыкновенное и невзрачное животное — кошка, то почему бы и нет. Пусть уподобляет ей. А во-вторых, я сама пыталась достигнуть подобного эффекта. Чего ж после обижаться?
Однако, какая-то внутренняя шпилька, которая периодически не давала мне жить спокойно, кольнула в этот раз, и я на его слова пожала плечами и выдала:
— Знаете милорд, я тоже мужа себе не выбирала. Вы поставили меня перед фактом и вот… Как случилось так и случилось.
После моей фразы Кларенс едва не взбесился, он прекрасно понял значение слова 'тоже'; им я прировняла его к себе, а значит к подзаборному коту. Он подскочил ко мне и уже замахнулся, однако руки не опустил, только с угрозой замер напротив.
Я же стояла и внешне спокойно смотрела на него. Шок после вчерашнего уже прошел. Я поняла, что значит получить пощечину, и перестала бояться ее. А еще я понимала, что пока нахожусь в доме у герцога, со мной ничего особо страшного не случится, ведь хозяин здесь не Кларенс, а его светлость.
— Милорд, я и так покорна вашей воле. Чего же вы от меня еще хотите? — произнесла настолько ровным и спокойным тоном, что после этого Кларенс, с занесенной рукой для удара, стал глупо выглядеть.
Он ожег меня ненавидящим взглядом и выдохнул в лицо.
— Не видеть вас, вообще! Я… Я понял… что терпеть вас не могу. Вы мне противны!
Я чуть было не ответила ему, что наши чувства взаимны, но в последний момент осеклась. Вдруг если я отвечу, Кларенс чтобы сделать еще хуже — набросится на меня или еще что-нибудь в том же духе? Физически он сильней меня, и на самом деле, если дело дойдет до серьезного рукоприкладства, я ничего не смогу ему противопоставить. Поэтому на его слова я еще раз недоуменно пожала плечами, мол, ваше право, а мне все равно.
— Я не желаю лицезреть вас за столом. Ни в завтрак, ни в обед, ни в ужин, — не унимался Кларенс. — Никогда! Поэтому сейчас, вы немедленно разворачиваетесь и идете к себе…
Но я возразила, прервав его:
— Я тоже не хочу сидеть за общим столом. Однако это не мое желание, а вашего дядюшки — герцога Коненталя, — и с некоторой мстительностью добавила: — Насколько я поняла, его желание для всех обитателей этого дома — закон, который следует соблюдать неукоснительно. Поправьте меня, если ошиблась.
— Совершенно верно, — вдруг раздалось от дверей.
Я обернулась. В гостиную входил его светлость герцог Коненталь. Он был разодет гораздо более вычурно, нежели чем племянник. Во всяком случае, серебряная вышивка на камзоле оказалась гораздо богаче, чем у Кларенса, да и алмазы и сапфиры, что сверкали ни в какое сравнение не шли с его жемчугом на пуговицах. За герцогом спокойно следовал еще один молодой человек, приблизительно одного возраста с Кларенсом, однако превосходящий его во всем. Не то чтобы он был более красив или физически развит. Вовсе нет. Если отстраненно посмотреть на моего супруга — он был чудо как хорош. Не мужчина, а девичья мечта. Высокий рост, широкие плечи, карие глаза весьма красивого и глубокого оттенка, волевой подбородок и чуть вьющиеся густые каштановые волосы. И все это было бы великолепно, если не знать насколько большой сволочью он оказался.
А этот?.. Он был просто уверен в себе и абсолютно спокоен. Вот и все. Внешность так себе, не особо запоминающаяся. Мускулатура? Да пойди-разберись, как он сложен, если на нем точно так же надет свободно сидящий камзол, под которым могло скрываться все что угодно.
Насколько я помнила, на земле в эпоху, которой соответствовали одежды местной знати, и мужчины и женщины носили корсеты. Если здесь у женщин он являлся обязательным предметом гардероба (его носила даже прислуга; я это поняла потому, как Меган неловко сгибалась, растапливая камин), то и у мужчин, скорее всего тоже.
Однако при кажущейся его обычности, что-то заставляло меня смотреть на него, что-то… Усилием оторвав от спутника взгляд, я вновь обратила свое внимание к герцогу.
— Доброе утро ваша светлость, — поздоровалась я, неловко сделав книксен.
Герцог хотел что-то ответить, но в его речь бесцеремонно вклинился Кларенс.
— Дядя как вы могли пригласить ЭТО к столу?! — указывая на меня, возопил он.
— В моем доме за столом уже давно нет молодых женщин, являющихся частью нашей семьи. Я счел, что Аннель скрасит время, поведенное за столом.
— Скрасит?! — взвился тот. — Подобное не может скрашивать! Все на что способны такие дурнушки — это портить аппетит.
— Кларенс… — предупреждающе протянул его светлость.
— Я не собираюсь сидеть за завтраком, когда эта, в таком виде… — не унимался тот.
— Кларенс! — не выдержал герцог. — Это или эта, как ты изволишь выражаться — твоя жена! Ты сам ее выбрал. Сам решил свою судьбу!
— Я понадеялся, что у нее хватит приличия переодеться утром и не выглядеть как пугало, — продолжал скандалить супруг. — Не собираюсь портить себе аппетит, созерцая ее весь завтрак. Поэтому оставляю вас. Я отправляюсь с друзьями… скажем на охоту, а когда вернусь — не знаю. Может завтра, а может и через неделю.
— Не смей! — выкрикнул его светлость, видя, как племянник развернулся и уже собрался уходить. — После объявления о твоем бракосочетании уже к обеду дом будет полон гостей. Кто будет принимать их?! Подумай о приличиях!
— Приличиях?! — обернулся Кларенс. — Приличия, это когда за столом женщина радует глаз, а не портит только одним своим видом аппетит. Вы возжелали, чтобы она присутствовала, вот и справляйтесь теперь сами. Можете ее даже гостям показать. Именно в таком виде. Думаю, после ни у кого не возникнет вопросов, почему я сослал молодую супругу в Адольдаг. Более того, мне еще посочувствуют, что она так долго помирать будет!
— Кларенс! Ты в своем уме?!
Но тот, не слушая предупреждающего рыка герцога, подошел ко мне и, ухватив за подбородок, заставил смотреть прямо ему в глаза.
— А вас, душа моя, предупреждаю первый и последний раз: если еще хоть однажды, я увижу в подобном наряде — сорву его прилюдно и в том, что останется, погоню переодеваться в приличные одежды. И при этом я буду зол. Очень зол… Надеюсь вы поняли меня?
— Прекрасно милорд, — я дернула подбородком в сторону, высвобождаясь из цепких пальцев.
Маркиз еще раз презрительно глянул на меня и стремительно покинул гостиную.
— Аннель, с тобой все в порядке? — тут же встревожился герцог, едва Кларенс исчез за дверью.
— В полном, ваша светлость. Благодарю вас за беспокойство, — спокойно ответила я.
И хотя сердце стучало часто-часто, я старалась выглядеть, словно ничего не произошло. Выливать на окружающих бурю терзающих меня эмоций, я сочла излишним. Я уже поняла, что открытые переживания в обществе не приветствуются, здесь больше почитают степенность и сдержанность. И если Кларенсу как маркизу и мужчине открытое проявление эмоций сходило с рук, то мне бы подобного не простили.
Герцог пристально посмотрел на меня, словно не веря, что не переживаю. Однако в ответ я лишь приветливо улыбнулась и, словно ничего не произошло, посмотрела на него.
По разгладившимся на лбу морщинам и повеселевшему выражению глаз, я поняла, что это понравилось его светлости. Он обернулся и шевельнул рукой, вперед вышел стоявший до сих пор в стороне мужчина.
— Аннель, хочу представить тебе моего сына — Себастьяна, по титулу учтивости маркиза Конненталь, наследника герцогского титула Коненталь.
— Очень приятно милорд, — как послушная девочка поздоровалась я.
Мужчина лишь склонил голову и, не слова не говоря, отступил назад. А его светлость тем временем подошел ко мне и, взяв за руку, повел к закрытым дверям. Те как по мановению волшебной палочки распахнулись (оказалось, что с той стороны стояли лакеи, затянутые в шитые галуном ливреи) и мы прошествовали в столовую. Один из них отодвинул стул герцогу, другой мне. Усаживаясь на него, Коненталь словно бы невзначай небрежно заметил:
— Аннель, действительно, почему ты не переоделась в платья, что были у тебя в шкафу в комнате? Неужели Меган тебе их не показала? В таком случае мне придется наказать ее за нерасторопность…
Понимая, что из-за моего упрямства и попытки отвадить от себя Кларенса, может пострадать невинный и к тому же подневольный человек, я быстро нашлась с ответом.
— Я не стала надевать их, поскольку не знала, можно ли мне сделать это. Я не спросила у вас разрешения.
Вот так. Получите, распишитесь! Вот какая я хорошая, какая правильная и скромная. И, тем не менее, делающая все по своему…
— Я даю тебе его, — милостиво кивнул герцог, принимая мои слова за чистую монету. — Будь добра уже к обеду выглядеть привычно нашему взгляду. Иначе это может вызвать ненужное любопытство среди приходящих в дом людей и слуг. К тому же твои нынешние одежды излишне откровенны: юбка не имеет достаточной длинны, а… Как это у вас называется?
— Блузка, — подсказала я.
— Да, да… Она самая, — продолжил герцог. — Она излишне прозрачна. И хотя ты предусмотрительно накинула на плечи шаль, но все равно сквозь ткань видно… — тут он небрежно пошевелил рукой, словно не одобрял слов 'нижнее белье'.
Я удивленно посмотрела сначала на мужчину, а потом перевела взгляд на свою грудь. Чего он там нескромного-то нашел?! Серая блузка из крепа, с застегнутым воротничком под горло… А-а-а! Понятно! Немного видно кружева у майки… То есть их дамочки в тугих платьях грудь из декольте вываливают, скрывая ею же белье и это считается нормальным и приличным, а тут он у меня кружавчики исподнего рассмотрел?! Вот!… Вот!… Пуританин!
Естественно я свой возглас оставила при себе. А лишь смиренно опустила глазки в тарелку и якобы смущенно проблеяла:
— Обязательно ваша светлость. Благодарю вас. Вы так добры…
Герцог прямо-таки расцвел и махнул рукой, чтобы лакеи начали подавать блюда. Завтрак проходил в молчании, лишь его светлость порой вставлял иногда одну-другую фразу. У меня было время подумать. А заботила меня одна единственная мысль: 'Ну и как теперь прикажите уродовать себя, чтобы Кларенс, ни дай бог, не полез?!'.
После продолжительного по времени завтрака, я направилась обратно в свою комнату. Чтобы я нечаянно не заплутала в обширном особняке, в провожатые мне дали одного из лакеев. Уже когда поднимались из-за стола, напоследок герцог сказал, что после ужина желает поговорить со мной, чтобы обсудить мою дальнейшую судьбу.
— Думаю, нам следует обговорить все моменты, чтобы ты приняла правильное решение, — изрек он, подходя к двери. За ним молчаливой тенью следовал сын.
— Как вам будет угодно, ваша светлость, — кивнула я.
— И еще, — герцог вновь оглянулся. — Поскольку в ближайшие две недели ожидается большое число визитов знакомых и друзей желающих поздравить вас с Кларенсом, я распоряжусь, чтобы к тебе прислали портниху, а ей в помощь вторую камеристку матери Кларенса. Несмотря на то, что вдовствующая маркиза Мейнмор сейчас на водах, мисс Регер живет в доме. Она поможет тебе освоиться.
'Не-ет!' — едва не выкрикнула я, но кое-как сдержалась, — 'Только помощницы его мамаши мне не хватало!', - а потом пришла еще одна несколько запоздалая мысль, — 'О господи, теперь у меня еще и свекровь есть!'.
— Ваша светлость, не стоит ради такого пустяка утруждать столько людей, — попыталась отвертеться я.
Если сейчас они из меня сделают куклу, на которую польстится Кларенс, как тогда быть?!
— Это не пустяки, девочка, — нахмурившись, возразил герцог. — Положение в обществе и соответствующий оному внешний вид очень важны.
— О, ваша светлость! Вы столько для меня уже сделали, и теперь я просто не смею еще больше занимать ваше время, — попробовала я зайти с другого боку. — Мне крайне неловко, что вы — герцог Коненталь, а не супруг, вынуждены заботиться о моих нуждах. Я право, не смею принять…
— Кларенс шалопай, — отмахнулся враз подобревший герцог. — Он никогда не сделает для тебя, что обязан предпринять порядочный супруг. Поэтому за него все сделаю я. Он мой племянник, и если, так или иначе, пострадает его честь, то пострадает и моя. Все-таки я первый канцлер и подобное при дворе не допустимо. Поэтому даже не возражай. Однако очень приятно, что ты столь трепетно относишься к моим заботам. Знай, я ценю это, — и с этими словами вышел.
Его сын кинул на прощанье чрезвычайно внимательный, но абсолютно лишенный каких бы то ни было чувств взгляд, и последовал за отцом.
Я молча смотрела им в след. Мне хотелось крикнуть, воскликнуть 'Вот черт!', или хотя бы топнуть ногой, однако ничего этого позволить себе я не могла. Здесь желали видеть образ благочестивой и правильной девочки, его и следовало придерживаться.
И вот теперь угрюмее тучи, я следовала за лакеем обратно в спальню.
Когда дверь закрылась, и я осталась одна, то уселась в кресло с ногами и, расстегнув воротник блузки, как было привычно, принялась размышлять.
Сперва герцог был недоволен выбором Кларенса, теперь почему-то всеми руками ухватился за предоставленную возможность слепить из меня куклу, которая будет послушна воле и, не позоря титула, неяркой марионеткой вращаться в обществе. Неужели ему хочется, чтобы хотя бы я как-то прикрывала своей благопристойностью все выходки племянничка? Этакая образцовая спокойная малышка, которая без скандала и всего прочего принесла бы наследника, а потом принялась бы его воспитывать в нужных для герцога устоях? Вот только меня это все совершенно не устраивало. Я не собиралась прикрывать собой то, что вытворял Кларенс. Если честно — я вовсе не собиралась становиться его супругой. А может быть, герцог желал чего-то другого? Но вот чего?
Хотя для меня это было не настолько важно. Сейчас моей основной задачей было выкрутиться из сложившегося положения. В идеале надо бы выяснить, а не соврал ли мне герцог? Вдруг мне удастся вернуться домой? Мне совершенно наплевать, что стало бы потом с Кларенсом и со всеми прочими, если бы вдруг это произошло. У меня в сложившейся ситуации девиз был один — своя рубашка ближе к телу.
Итак, примем за основу такой план. Первое, выяснить, возможно ли вернуться, и как. Второе, если это невозможно сделать, то раз и навсегда отвадить от себя Кларенса. Это сейчас он говорит, что видеть меня не может, а за дальнейшее никто не поручится.
Меня больше всего пугало, что если герцогу при помощи камеристки и портного удастся сляпать из меня нечто, по местным меркам, пристойное, вдруг Кларенс передумает ссылать меня, а оставит подле себя? Вот что окажется самым ужасным!
Если он это сделает, то раньше или позже, сломив мое сопротивление, пусть даже физическим способом, сделает меня полноценной супругой. То есть, говоря простыми словами — переспит со мной. И потом будет делать это…
Ой мамочки! В этом мире и медицина, поди, на уровне семнадцатого-восемнадцатого века нашей Земли. Ни тебе анестезии, антибиотиков и кустарные способы лечения подагры слабительным и расстройство желудка пилюлями с тяжелыми металлами.
Так что никаких детей однозначно! Мне помереть раньше времени никак не светит. Да и прочих контактов, в смысле интима — избегать, как огня. А то как подцеплю что-нибудь… От таких мыслей аж мороз по коже продирает.
Значит третьим и обязательным пунктом действия станет: смыться из особняка для начала в Адольдаг, прижиться там, неспешно узнать местные традиции и правила поведения, а потом тихо сделать ноги и осесть где-нибудь в дальнем уголке государства, в виде вдовушки чуть ниже средней руку, вечно скорбящей по безвременно усопшему супругу.
Такими будут основные пункты плана, а с мелочами типа достоверной легенды и документов буду разбираться по мере возникновения возможностей.
Обдумывать дальше сложившуюся ситуацию мне не дали. В дверь постучали, и в комнату вплыла степенная, с холодным взглядом, строгая дама в темном платье с большим кружевным воротником, застегнутым у горла овальной камеей. Волосы ее были убраны в строгую, но элегантную прическу, а в ушах покачивались маленькие сережки в виде перламутровых капелек. За ней, как собачонка на поводке, семенила Меган.
— Доброе утро, миледи. Я мисс Регер, — представилась она. — Клара Регер. Его светлость герцог Коненталь передал, что вам требуется моя помощь с облачением. А так же он просил, чтобы я помогла вам освоиться со всем необходимым, что положено супруге маркиза Мейнмор.
Говорила она все это таким непререкаемым тоном, что я поняла — сколько бы я не сопротивлялась и что бы не предпринимала, все будет сделано так, чтобы его светлость остался доволен. Поэтому я вынуждена была вздохнуть и поприветствовать мою наставницу-надзирательницу.
— Здравствуйте мисс Регер. Я благодарна герцогу, что он проявляет столь большую заботу обо мне.
Однако Клара, словно не слышала меня. Окинув промораживающим до самых костей взглядом, она сухо попросила:
— Миледи выйдите на середину комнаты. Я должна посмотреть на вас, дабы определить, что из уже имеющихся нарядов и белья подойдет.
Я поднялась из кресла начала снимать вещи. Мисс Регер не спускала с меня глаз, подмечая каждую деталь. Когда я разделась до колготок и майки, она подошла ко мне с лентой наподобие сантиметра и принялась снимать мерки. Все действо происходило в молчании, разве что иногда женщина позволяла себе более протяжный и глубокий вздох. Что он означал, удовлетворение или наоборот — недовольство, я не знала, лишь чувствовала ее пренебрежительное отношение ко мне, словно бы я совершила что-то непристойное.
Когда со снятием мерок было покончено, мисс Регер обернулась к Меган и недовольно вскинула бровь.
— Ты еще ничего не разложила? — безэмоционально спросила она.
Девушка, которая до этого с интересом разглядывала мои вещи, побледнела и кинулась к шкафу, а мисс Регер вновь переключила свое внимание на меня.
— Миледи, прошу простить за последующие слова, — холодно начала она, — но это пожелание его светлости герцога Коненталя. Но я бы рекомендовала вам убрать подальше свои вещи, и в дальнейшем носить лишь то, что пристало маркизе Мейнмор.
С этими словами, она взяла с кровати панталоны, сорочку и чулки с подвязками, и подала их мне.
— Пройдите, пожалуйста, за ширму, — она указала мне на расписное сооружение, стоявшее у стены, которое я приняла за затканное шелком панно, — и переоденьтесь, а потом я помогу вам облачаться дальше.
Меган оставив распаковку вещей, проскользнула между мной и мисс Регер и поспешила отставить ширму от стены.
Мне пришлось пойти выполнять просьбу-приказание. С сорочкой, чулками и подвязками я разобралась довольно быстро, благо видела, как и что делали героини в исторических фильмах, а вот с панталонами пришлось повозиться. Поскольку резинка в этом мире отсутствовала как факт, то панталоны: во-первых, состояли из двух половинок, крепящихся на поясе завязочками, а во-вторых, меж штанинами была дырка. Когда я это обнаружила, то поперхнулась.
— Мисс Регер, — позвала я ее, стоя за ширмой. — Вот это, — тут я протянула панталоны, — порвано.
Женщина подошла, забрала у меня сей предмет гардероба, и внимательным образом осмотрела.
— Вы ошибаетесь, все совершенно цело, — последовал ее ответ.
— Но вот тут?! — и я продемонстрировала несоединенную промежность белья.
Теперь наступила очередь поперхнуться мисс Регер.
— А как вы будете справлять… — тут она запнулась, — когда вам захочется по естественным надобностям?!
— Снимать, — лаконично ответила ей.
— И расшнуровывать при этом корсет? — сухо утонила она.
— Я не собираюсь его надевать, — отрезала я.
— Это неприлично! — тут же взвилась женщина. — Только падшие женщины их не носят!.. Вы не можете даже помыслить о подобном!
— А чего мне утягивать?! — не выдержала я. — Кости?!
Учитывая, что мой нормальный вес давно не превышал сорока-шести килограмм при росте метр шестьдесят пять, то толстячком назвать меня было сложно. А если я втягивала живот, то вообще отчетливо проступали ребра, и их можно было использовать как стиральную доску.
Я вышла из-за ширмы, предварительно сняв сорочку, и продемонстрировала объем талии.
Когда мисс Регер увидела мое нижнее белье — обыкновенные трусики без кружев и лифчик она заверещала. Вопль 'бесстыдница' был наиболее мягким из всего ее арсенала. Лишь кое-как отдышавшись, женщина смогла произнести:
— Снимите и сожгите это немедленно! Так выглядеть жене маркиза не подобает!
— Но это же удобно, — ошарашено выдохнула я. — У нас так все ходят.
— Бесстыдство! — твердила как заклинание та. — Вас отправят в дом терпимости! Побьют камнями! Вы опозорите своего супруга и герцога!
— Так не видно же?! Под платьем кто увидит?!
Но та твердила как заведенная, чтобы я немедленно все сняла и уничтожила. В итоге, чтобы хоть как-то отвязаться от нее, я влезла в допотопный гардероб, а про себя решила, что при первом де удобном случае надену свое белье обратно. Не хватало мне еще простудить… Ну в общем то самое.
Штаны с дыркой, это надо же?!
В итоге не без эксцессов на меня водрузили дурацкие образчики средневекового белья, а потом попытались затянуть корсет.
Ага, сейчас! Куда там! Во-первых, я на самом деле говорила, что кости утягивать нет смысла, ибо это кости, без жировой прослойки. А во-вторых, все корсеты, рассчитанные на нормальных женщин, болтались на мне как вешалке. Уже и крючки были перестегнуты на последние петли и шнуры затянуты до упора, а все одно в груди мне было свободно, а на талии лишь едва прилегало. Измучившись в конец, мисс Регер милостиво разрешила не надевать его, раз уж он не по фигуре, а вместо него поверх сорочки нацепила корсаж для девушек, который странным образом затесался во взрослые вещи.
А потом на меня с помощью Меган мисс Регер начала цеплять все остальное. Поверх корсажа надели две нижних юбки, за ними верхнюю сорочку, после подкладочки на бедра, чтобы платье смотрелось пышней, еще две верхних юбки, простеганный корсаж поверху (поскольку первый корсаж зачли как корсет), и только уже сверху стали натягивать платье. Когда с переодеванием было покончено, я почувствовала себя как капуста, не способная даже толком пошевелиться!
Я сделала пару пробных шагов по комнате. Боже, как неудобно! Такое чувство, что на меня не платье надели, а старую тяжелую и невероятно тесную цигейковую шубу. Во всяком случае, мне было жарко, как в ней, и весило все мое одеяние соответственно.
— Теперь займемся прической! — скомандовала мисс Регер и усадила меня на пуфик перед зеркалом.
Последовали полтора часа пыток, за которые мои непослушные волосы кое-как собрали, разделили на прямой пробор на две стороны, спрятав туда непослушную челку, и спереди уложили так, чтобы прикрывали уши, а после завели назад. Оставшееся свободными пряди завязали в хвост, потом завили его, уложив буклями на затылке, и закололи все это множеством шпилек и гребней.
После этой экзекуции голова моя раскалывалась, а в висках стучало.
Однако мисс Регер, отступив назад, довольно оглядела дело рук своих и вынесла вердикт.
— А вы прелестны для молодой леди, двадцати лет! Думаю, герцог будет невероятно рад, что вы теперь стали похожи на настоящую миледи Кларенс Мейнмор. Да и маркиз, тоже будет счастлив обнаружить, сколь очаровательна его супруга.
— Мне двадцать шесть мисс Регер, — с гордостью произнесла я, вставая. — И через несколько месяцев исполнится двадцать семь.
— О-о-о! Это чрезвычайно много! — женщина помрачнела. Ее лоб избороздили морщинки, однако она тут же просветлела лицом. — А вы никому не говорите. Не стоит упоминать ваш возраст, миледи. Осмелюсь предположить, что и герцог порекомендует вам сделать то же самое. Забудьте свой возраст как легкое недоразумение. Теперь у вас начинается новая жизнь и ее следует писать с новой страницы и только желанными для вас датами и событиями.
Я едва не скривилась. Конечно же, свадьба с Кларенсом была в ней самым желанным событием! Я аж прямо извелась вся в ожидании!
А мисс Регер, заставив Меган убирать не потребовавшиеся одежды, собралась уже уходить, как напоследок решила 'осчастливить' меня:
— Не волнуйтесь мадам, я распоряжусь, чтобы вам заказали корсет по вашим меркам, благо я сняла их. А платье достойное первого выхода в свет в качестве супруги маркиза Мейнмор, будет пошито уже к концу этой недели. Его светлость герцог Коненталь, распорядился, и на это уже выделены средства. Думаю, ваше долгое ожидание будет оправдано, — и вышла.
— Горю от нетерпения, — с неприкрытым сарказмом буркнула я, когда дверь за Кларой закрылась. — Прямо исстрадалась вся!
Меган не удержалась и прыснула в ладошку. Я посмотрела на нее: девушка, стараясь удержать смех, складывала белье на полки. Я невольно улыбнулась ей в ответ.
— Нет, ну действительно, — неловко пожала я плечами; платье не позволяло мне сделать даже этого. — Жду не дождусь, когда толпа неизвестных людей будет смотреть на меня как на диковинную зверушку, и потом льстиво станет желать мне счастливой жизни с супругом.
— Миледи, а вы совсем-совсем не любите милорда? — робко спросила Меган.
Она, ужасно смущаясь, очень робко и осторожно смотрела на меня. В ее глазах читалось затаенное любопытство.
— Совсем, — кивнула я. — Думаю, ты уже знаешь, что я пришла из иного мира, — девушка едва заметно качнула головой, соглашаясь. — И своего супруга увидела лишь, когда он совершил ритуал в парке.
— А как же любовь с первого взгляда? — Меган казалось невероятным, что я сразу же не влюбилась в аристократа. — Ведь милорд маркиз он… он такой!
— Он очень грубый и жестокий человек, — возразила я. — Полюбить такого очень сложно. К тому же для любви нужно время.
— Правда?
— Истинная, — подтвердила я. — В моем мире это многие знают. И знают, что ее разрушить легко, а сберечь очень трудно.
— А какой он ваш мир? — девушка задала вопрос осторожно и очень тихо, так что я едва его услышала.
Она стояла возле стены и, сложив руки на переднике, взирала на меня как на ангела спустившегося с неба — такой восторг светился в ее глазах.
— Тогда садись, рассказ будет очень долгим.
— Но миледи, — запротестовала Меган. — Мне как служанке ни в коем случае нельзя сидеть в присутствии господ.
— Тогда, сперва закрой дверь, чтобы никто не вломился сюда без разрешения, а потом садись — я расскажу.
Мы проговорили часа три. Меган поначалу стеснялась, скованная предрассудками своего мира, но постепенно раскрепостилась и на второй час мы уже болтали как хорошие знакомые. Она рассказала немного о мире, в который я попала. Как я и предполагала, он во многом походил на Западную Европу конца восемнадцатого, начала девятнадцатого века, кое-что было развито так же хорошо, а кое-что нет. Двигателем прогресса в этом мире, как ни странно оказались попаданцы. Они, с отличающимися взглядами и представлениями о мире, пытались наладить жизнь так, как привыкли. Правда в основном попадали женщины, ведь собрать семерых друзей мужчинам гораздо проще (свободы у них больше), чтобы проехаться в парке в полнолуние, однако порой случалось, что здешние леди рисковали и тогда приходили мужчины. Если попадание дам, влекло за собой смену модных веяний или каких-то бытовых мелочей, то мужчины в основном занимались прогрессорством. И тогда происходил скачок в развитии чего-либо. Здешние аборигены, подхватывали новаторские идеи, кое-что меняли, кое-что дорабатывали, и таким образом 'изобретали'. Правда, мужчины попадали уж очень редко.
Данный текст можно прочесть на СамИздате. Если вы читаете его на другом сайте, значит, его выложили без разрешения автора. Любое копирование текстов со страницы без разрешения автора запрещено.
Однако прогресс в этом мире шагнул не особенно далеко, если судить по меркам двадцать первого века. Порох был только дымный (это я так поняла, по описанию Меган). Когда они стреляли из своих пистолей, то клубы дыма окутывали стрелявших. Однако станки на пару похоже уже были, а вот до двигателя внутреннего сгорания народ так и не дошел… Хотя опять-таки из короткого рассказа понять точно было сложно: если это не упоминалось, то не значит, что этого еще не было.
Зато я подробно расспросила про отношения между мужчинами и женщинами, поскольку это беспокоило меня в первую очередь. Как я и подозревала, отношение к женщине-аристократке было здесь как к бесправной красивой кукле, которая должна была услаждать взор мужа, украшать салон и рожать детей. А к простолюдинке, если она замужем — как к собственности мужа, которая должна была при этом работать наравне с ним. За незамужних же девушек нес ответственность отец или братья, но могла и мать, если была вдовой. Самыми свободными и имеющими хотя бы какие-то ни было права — являлись вдовы. Именно они могли распоряжаться семейными деньгами, если супруг завещал им это, и не имелось ближайших родственников мужского пола.
Меж господами и слугами отношения тоже были далеко не идеальными — последние здесь не имели никаких прав. Девушки и парни, находясь в услужении в господском доме, не могли выходить замуж и жениться. А если бы они это сделали, то их тут же ждало увольнение. Однако если уже супружеская пара поступала на работу по хорошим рекомендациям, то они не должны были заводить детей или если таковые уже имелись, не разрешалось чтобы они жили вместе с родителями. У многих слуг дети, конечно же, были, но они проживали в деревне с родственниками, а родители только лишь отсылали деньги им на прокорм и могли пару раз в год, взяв пару выходных, съездить их навестить. В общем, в положении прислуги положительного было мало: они работали с утра до ночи, ничего не могли себе позволить, а все поощрения возможны были только по доброте хозяина.
Когда мы совсем разговорились, Меган осторожно поведала мне, почему мой супруг, будучи титулованным, живет в доме своего дяди. Оказалось, его дед был записным ловеласом и отчаянным мотом, спустившим все состояние, нажитое предками еще до сорока лет. А потом, когда он окончательно погряз в долгах, попытался отбить у фортуны последний шанс — решил, что сам будет участвовать наездником в лошадиных скачках. На заезде он сломал себе шею, свалившись с лошади, когда та преодолевала барьер, и оставил супругу — бабку маркиза — с малолетним ребенком на руках. Та недолго думая, пошла в дом к своему родному брату, отцу теперешнего герцога Коненталя, и тот помог ей в жизни и в воспитании отпрыска — отца Кларенса. Новый маркиз всю жизнь вопреки наследственности, доставшейся от отца, скопидомничал, пытаясь привести благосостояние рода в порядок. Он даже женился на богатой, но не знатной и совершенно некрасивой женщине, однако это не особо спасло положение, ведь кредиторы, которые, как акулы, кружили вокруг него всю жизнь, наконец-то начали получать деньги за долги, планомерно опустошая едва наполнившуюся мошну.
В духе жизни в совершенной экономии и в стремлении побыстрее расплатиться с долгами, он пытался воспитывать и сына, однако перегнул палку и получил обратный эффект — проснулась плохая кровушка — сын пошел в деда, то есть вырос транжирой и бабником, спускающим все наличные на своих девиц. Отец, понимая, что ждет род Мейнмор, на смертном одре написал такое завещание, что сын не смог бы вольно распоряжаться состоянием, до момента свадьбы. А после оной, когда невесту бы одобрил герцог Коненталь, деньгами бы уже распоряжался предприимчивый тесть.
Лишь после этого рассказа я окончательно поняла, почему Кларенс поступил подобным образом.
Теперь в стремлениях герцога уговорить меня жить с Кларенсом, начал проглядывать совершенно другой подтекст. Неужели он не желал выпускать из рук управление имуществом? Так вроде бы имущество все перезаложено на три раза…
Ладно, так или иначе, я постараюсь узнать из разговора с его светлостью, чего же именно он от меня хочет, и к чему стремится.
За болтовней с Меган я благополучно пропустила второй завтрак, так незаметно настало время обеда. Позвонил колокол, возвещая об этом.
— Ой! — встрепенулась девушка. — Вы будете спускаться в столовую или вам подавать сюда?
Мне так не хотелось идти в эту огромную, помпезно обставленную комнату по длинным и неуютным коридорам, что я на всякий случай решила уточнить:
— А спускаться обязательно?
— Его светлость герцог Коненталь сейчас во дворце, и ваш супруг тоже отсутствует. Так что решать вам.
— Давай сюда, — решила я. — А у тебя, когда обед?
Меган замялась.
— Ну?!
— Вообще-то, — нерешительно начала она. — Я… Мой обед прошел, так что… — и замолчала.
— Ясно, — выдохнула я, поджимая губы, и после недолгого размышления решила: — В общем так. Обед подашь сюда, но при этом скажешь, что госпожа отдыхала и пропустила время второго завтрака, а теперь сильно проголодалась. Принесешь двойную порцию, и поешь у меня.
— Миледи, я не могу!.. — начала отнекиваться девушка, округлив глаза не то от испуга, не то от удивления.
— Давай, давай! Не спорь! — повысила я голос, пользуясь господским положением. — Я ж не знала, что ты обед пропускаешь. Хотя бы сказала мне. А то сидишь, как ни в чем не бывало, а я местных распорядков не знаю…
— Спасибо!!!
Меган кинулась ко мне и начала целовать руку.
— Что ты! Что ты! — я отступила назад. — Что ты делаешь?! Не надо!
Девушка отступила.
— Если у вас здесь такие жесткие правила, едва ли не рабство, то это вовсе не значит, что я стану их придерживаться, — начала я строго. — Я тебе уже рассказывала, как бывает в моем мире, как я воспитана… Я понимаю, что в присутствии герцога и других господ тебе придется соблюдать условности, но когда ты наедине со мной — раболепствовать не следует. Поняла?
Девушка просияла, и обронив: 'Я мигом принесу!', - убежала на кухню.
Я, оставшись одна, еще раз невольно вспомнила ее счастливое выражение лица, поняла, что, кажется, нашла в этом мире хотя бы одну благодарную душу, и возможно друга.
Сказав дяде, что собирается на охоту, на самом деле Кларенс никуда не поехал. Вернее поехал, но не туда. Встречаться с друзьями, которые собирались провести выходные в загородном именье Армана маркиза Тровелли, не хотелось. Конечно же, гнать волков по заснеженным полям и перелескам так чудесно, но друзья вряд ли бы поняли, заявись он без молодой супруги, тем более, после того, что им наговорил. Всеми правдами и неправдами Кларенс уговаривал их согласиться на авантюру в парке. Врал им, что только и мечтает зажить счастливой семейной жизнью с какой-нибудь тихой, милой девушкой. Что ждет, не дождется, когда у него будут свои дети, и все в том же духе. И лишь коварный дядька стоит у него на пути, сватая ему Элизу Монтгонер, всем известную занудную девицу перестарку двадцати семи лет отроду, не вышедшую до таких лет замуж. Может быть девушку кто-нибудь бы и взял, благо приданное было огромное, если бы не одно большое 'но' — ее папаша — Горран маркиз Монтгонер, который даже после свадьбы не выпустил бы из рук вожжи управления дочкиными капиталами. В итоге охотников, согласных на такое, среди аристократов не было. А дядюшка в престарелом маркизе как раз нашел удачную кандидатуру для племянника. Только вот отчего-то самого племянника спросить забыл.
Может быть, впоследствии от безысходности Кларенс согласился бы на такую партию, однако на жизненном пути появилась некая леди, к которой он воспылал страстью. Страстью небывалой, невероятной, поглощающей его, сжигающей изнутри. Эта леди оказалась старшей сводной сестрой его друга, более полгода назад приехавшая в столицу к брату. Она покорила Кларенса своей красотой, дерзкими речами, страстным нравом жительниц Ветона. Она была горяча во всем — огненная копна вьющихся волос, белоснежная кожа, обжигающий взор, пламенный темперамент. Кларенс по ней с ума сходил, бредил ею. Подобные женщины ему до сих пор не попадались. Сдержанные до ледяного безразличия столичные леди, снулые рыбины из соседского Соувена, бесцеремонные жительницы республики Омания, готовые дерзить своим мужьям по делу и без дела… Все они не привлекали маркиза, тогда как Вивьен!.. Она стала его воздухом, его смыслом жизни. Именно к ней он примчался, сбежав от новоявленной супруги.
Однако женщина не была рада его видеть. Она приняла его в гостиной и поприветствовала довольно прохладно.
— Ви?! — весьма удивленный этим, вскинул брови Кларенс.
— Ты вчера женился, а уже сегодня примчался ко мне, — пояснила женщина свое поведение, неспешно подходя к камину и опираясь на каминную полку.
— И что?! — вновь не понял маркиз. — Мы же вместе с тобой придумали выход из ситуации, в которую меня поставило отцовское завещание. Это ты вспомнила про старинную легенду, рассказала мне о ней… Это же полностью твоя идея, чтобы я женился!