Записки средневековой домохозяйки Ковалевская Елена
Друзья Кларенса естественно обернулись, чтобы посмотреть на пришедших, а я в это время уселась на кровати и принялась семафорить Отцу Митчеллу и Джонатану, чтобы они не выдавали меня и вообще хранили молчание. Одеяло рухнуло на пол, и я судорожно склонилась за ним. На шум начали оборачиваться друзья Кларенса, но Меган стоявшая ко мне боком, увидела мои кульбиты и вцепилась близстоящему в рукав.
— Это святой отец Митчелл, — указала она на пресвитера, — он с самого начала болезни поддерживает миледи, навещает ее и даже проводит в последний путь.
Естественно мужчинам пришлось и дальше смотреть в ту же сторону.
— А это сосед по именью — баронет Эйрли, — продолжала Меган. — Он тоже навещает миледи… — и без какого бы то ни было логического перехода, поинтересовалась. — О! А вы же останетесь у нас с ночевкой? Тогда возможно вы подежурите у постели миледи?.. Или…
Будь благословен Джонатан, который в этот момент предложил:
— Господа могут остановиться у меня. Мое поместье в приличном состоянии и у меня найдется пара гостевых комнат.
Пока друзья Кларенса благодарили баронета, я наконец-то справилась с бунтующим одеялом и улеглась как ни в чем небывало. При этом все мои манипуляции были прекрасно видны Пресвитеру и Джонатану, но незаметны стоящим спиной мужчинам.
Потом все внимание обратилось вновь на меня. Мужчины сочувствующе повздыхали, однако с места так и не сдвинулись, потом неожиданно достали из-за пазухи кошель и протянули Меган.
— На нужды миледи… ну вы сами знаете какие… — смущенно произнес другой, симпатичный, внешне чем-то напоминающий Себастьяна, разве что кость была у него потоньше и сложение более изящное.
Меган мгновенно сунула кошель в карман на переднике, а потом указав на дверь, произнесла:
— Миледи весьма слаба, ее сильно утомляют посетители.
И тут я поняла, что если я хоть что-то не объясню Джонатану и святому отцу, они, не ведая, расстроят мне весь замысел!
— Святой отец, — пробормотала я, — прошу… Баронет…
Меган умница сообразила.
— Миледи просит, чтобы баронет и святой отец подошли к ней, а вы… Пойдемте на воздух, благородные господа. Вы с дороги. Я налью вам чудесного морса из свежих ягод. Поскольку в комнате было невероятно душно, и мужчины уже истекали потом, то радостно согласились.
Когда мы втроем остались одни, я с облегчение откинула одеяло.
— Какого черта?!.. Прошу прощенья, святой отец, — не выдержал Джонатан. — Аннель, что это за представление?! Я чуть в обморок не хлопнулся, увидев вас, похожую на труп! Хотя я боевой офицер и повидал всякое, но… — и поперхнулся. — Господи, да чем у вас так гадостно пахнет?!..
— Джонатан, отец Митчелл, прошу вас! — взмолилась я, вставая с постели. У пресвитера, когда он увидел меня вот так загримированную, но в совершенно обыденной одежде брови на лоб полезли от удивления. — Не выдавайте меня! Святой отец, я понимаю, что вы не можете обманывать, но, пожалуйста, не говорите ничего. Обещаю! Едва они уедут, я вам все объясню. Но если сейчас изобличить мою ложь, то меня ждет именно такая участь, которую я тут разыгрывала.
Святой отец подумал, но нехотя кивнул.
— Лгать, я не стану, ты права, дочь моя, однако промолчу. Но ты…
— Я расскажу, обещаю! Ничего страшного от вашего молчания не случится. Им вы даже спасете меня. А вас Джонатан, я прошу лишь об одном: напустите побольше тумана, и… Постарайтесь, чтобы эти люди как можно скорее уехали. Они друзья моего супруга, который прислал их сюда, чтобы убедиться при смерти ли я. Я лишь разрешила поверить им в это.
Джонатан в отличие от пресвитера согласился сразу, и они покинули комнату. Я же осталась сидеть на постели и гадать, можно уже смывать весь этот боевой раскрас, или еще нет.
Друзья Кларенса вскоре уехали в сопровождении Джонатана, а я смогла выйти из комнаты на свежий воздух и умыться. Пресвитер сидел в беседки пил чай, и, похоже, жаждал моего рассказа. Пришлось спешно привести себя в порядок, а потом, попросив у него соблюдать тайну, словно я была на исповеди, рассказала правду об отношениях с моим супругом, и что он хотел от меня на самом деле.
— За такие деяния господь наказывает людей, — покачал он головой, — Раньше я считал разводы богопротивным делом и одобрял, что они запрещены в нашем государстве. А после в вашей ситуации… Да… Я вряд ли буду столь же убежден, — и в глубокой задумчивости, покинул усадьбу.
Я вернулась в комнату и… едва не задохнулась от отвратного запаха.
— Кто разлил по полу протухшую цветочную воду из вазы?! Как я теперь в этой комнате спать буду?! — взвыла я, выскакивая наружу.
— Зато они к вам ближе не сунулись, — заявила довольная Меган. — Ведь здорово я придумала, ведь правда же?!
С Джонатаном, я объяснилась на следующий день, когда дружки супруга уехали восвояси.
Его светлость герцог Коненталь схватился за сердце, когда главный казначей лорд Аберель предоставил наградные списки офицеров, участвовавших в Обвальдской битве. Всех их около полутора сотен человек следовало наградить из специально учрежденного негосударственного трастового фонда Верингофов. И пусть Кларенс похитил только часть средств, где-то третью часть, однако урон, нанесенный фонду, оказывался невосполним. И тут предстояла такая огромная выплата!
А на следующий день, когда пришло требование от короля предъявить отчетность о деятельности фонда, герцогу совсем стало плохо и он слег. Два дня доктора не отходили от его постели, опасаясь апоплексического удара, но все обошлось.
Когда на следующую неделю после долгого отсутствия, Кларенс, как ни в чем не бывало, заявился домой, Коненталь даже спрашивать не стал, почему тот не поехал за женой. На это у него попросту не хватило душевных сил.
А еще через неделю, когда склоки о фонде достигли апогея, и его светлость чуть ли не в серьез стал задумываться, чтобы подать в отставку, в дом явились его друзья, но с визитом не к Кларенсу, а к нему самому. Уже не в силах удивляться странностям, герцог принял их.
К нему в кабинет зашли Мартин Истбрук и Натан Коель. Мартин — русоволосый парень, а Натан, чем-то отдаленно напоминающий его сына Себастьяна, были ребятами замечательными, и их он знал их с детства.
Сначала он расспросил про их родителей, и только потом поинтересовался, что же их привело. И то, что они поведали… От этого герцогу вновь стало плохо.
Еще пару дней спустя, когда его светлость смог спускаться из комнаты, он наконец-то поймал Кларенса.
— Ты знаешь, что твоя супруга больна?! — спросил он.
На что тот весьма зло ответил:
— Да неужели?! То есть я скоро стану вдовцом? Вот счастье то… Венок ей, что ли на могилку прислать заранее?..
И тогда герцог не выдержал. Махнув на племянника и его несчастную супругу рукой, и выдав через помощников свое высочайшее разрешение на расследование растраты в фонде, подал в отставку по состоянию здоровья.
Себастьян возвращался в столицу. Дела у его преосвященства епископа Тумбони вроде бы как начали двигаться с места, промышленники согласились встретиться с ним в полном составе. Находиться с ним в Рейвеле уже не было никакого смысла, все зависящее от него он выполнил, поднял на ноги все связи, поручил кучу дел агентам, и теперь со спокойной совестью ехал домой. Погода была чудесной, дорога ровной, а сопровождающие его гвардейцы переговаривались между собой, порой подтрунивая друг над другом. Вроде все было хорошо, можно даже сказать отлично, но что-то нет-нет, но порой тревожило Себастьяна. В принципе, если подумать, он мог бы себе ответить, а точнее признаться, но как раз до сути докапываться не хотелось.
Когда планировалась поездка его преосвященства в Рейвель и отец, узнав о ней, попросил заехать его на обратном пути и силой забрать Аннель из усадьбы, уже тогда Себастьян стал ощущать незначительное беспокойство. А теперь, после того, как он все переиначил (конечно же, выполняя только волю короля) и, захватив весьма внушительную сумму из своих денег, направился в усадьбу по дороге в Рейвель, все окончательно смешалось.
Даже не верилось, что это смогла сотворить Аннель в запущенной усадьбе, несмотря на то, что все он увидел собственными глазами. Девушка вложила столько сил, столько старания… Даже нелепый наряд, в котором он в первый раз увидел ее на дороге, лишь подчеркивал ее стремления. Ни одна из известных ему леди не стала бы вот так надрываться с зори до зори наравне со слугами, имея при этом в кармане почти сто монет золотом. Да чего там?! Ни одна известная леди не отказалась бы от предложения отца. Те бы, поняв, что нужно герцогу, выторговали бы у него для себя еще какие-нибудь блага, и отправились бы с Кларенсом на моря. А Аннель не поехала.
И теперь Себастьян возвращался обратно и все думал, заехать вновь на денек другой в усадьбу, или нет? С одной стороны он узнает, что еще сумела сотворить эта предприимчивая леди, а с другой опять-таки выполнит поручение его величества и присмотрит за ней. И может даже… Нет, только поручение его величества, только оно толкает его в Адольдаг, а не что-либо другое.
Одолеваемый подобными мыслями, когда до усадьбы оставалось рукой подать, маркиз распрощался с гвардейцами сопровождения. Приказав им, отправляться обратно в столицу с депешей, сам он свернул на проселочную дорогу и пустил жеребца быстрой рысью.
Суматоха после визита друзей Кларенса наконец-то улеглась, однако мне еще долго пришлось объяснять отцу Митчеллу, а в особенности Джонатану почему я так сделала.
— Аннель, не может же быть, чтобы ваш супруг такой уж тиран?! — все повторял пресвитер, словно я не рассказывала ему, что да как.
В ответ я всего лишь разводила руками.
— Вы ведь вступили в брак перед богом и людьми! — продолжал святой отец. — Ведь вы же по своей воле… Он же по своей воле…
— Вы же прекрасно слышали, что говорил тогда епископ Тумбони. Брак этот…
Джонатан же допытывался о несколько иных вещах.
— Вы совсем не любите его, Аннель? Ни капельки?
— Нет, — качала я головой, повторяя наверно в сотый раз.
— Значит ваше сердце свободно?
— О да, Джонатан, оно свободно… даже и по сей день.
Однако как всегда последних слов баронет предпочел не услышать. Он все плотнее осаждал меня, а я уже готова была сдаться. Джонатан был порядочным человеком, и я подозревала, будет отличным любовником. И хотя я в этих делах была не новичок, но опыта большого не имела. До этого у меня был всего один мужчина, за которого я по глупости едва не выскочила замуж… До сих пор рада что не выскочила!
Все мои домочадцы ничего мне про наши встречи и прогулки не говорили, однако неодобрения ни у кого кроме Дейдры я не замечала. Меган несмотря на Питера, так и вовсе тоскливо вздыхала глядя на баронета, как поклонница вздыхает рассматривая постер любимой звезды.
Наступил август… вернее половина его уже прошла. По утрам становились холоднее, помидоры поспевали вовсю, а огурцы наоборот отходили. Я скоро планировала начать заготовку лечо, икры и всего прочего, для чего требовался томатный сок или паста. Ну а пока было свободное время, и я проводила его с Джонатаном.
И вот сегодня мы пили чай в доме (на улице был уж очень неприятный и промозглый ветер, обещавший затяжной дождь), поскольку день не был загружен, все куда-то разошлись, дети унеслись по каким-то своим делам в деревню, мы остались в доме практически одни. Лишь на заднем дворе старший мистер Гивел палил небольшой костерок, и от этого через неплотно прикрытые оконные рамы тянуло дымком.
Джонатан отставил чашку с недопитым чаем, встал и решительно подошел ко мне. Я в удивлении подняла глаза. Он так же молча протянул мне руку. Я приняла ее. А потом все закружилось в вихре событий… Он поднял меня на ноги, крепко прижал к себе. Пряди на виске всколыхнулись от его бурного дыхания.
— Аннель, не мучайте меня больше! Прошу! — горячо зашептал он, не отпуская меня. Его пальцы блуждали по спине, даже сквозь плотную ткань платья и сорочку я очень отчетливо ощущала его прикосновения. От чувственных касаний по коже пробегали жаркие волны. — Я мужчина… Простите меня если сможете за такие слова, но я мужчина! И я не в силах испытывать больше такую страсть и не иметь возможности ее утолить! В последнее время я вижу, что и вы ко мне не равнодушны… Аннель?!
В его голосе звучали и жар обещаний, и мольба исстрадавшегося, и я не выдержала. Забыв об осторожности, забыв обо всем, я решилась.
Отклонившись назад, я подняла на него глаза, а он в них все прочел.
— Аннель! — только и смог прошептать он и припал к моим губам.
Поцелуй закружил нас обоих. Я все же потеряла голову и как утопающий вцепилась в отвороты его камзола, одновременно чувствуя, что под рубашкой, как сумасшедшее бьется его сердце, а кожа невероятно горяча. Оторвавшись от него на миг, я судорожно вздохнула, а потом потянулась вновь и, чуточку прикусив за нижнюю губу, продолжила поцелуй. Джонатан не то зарычал, не то застонал, но его ладони, оставляющие огненный след на моей спине, заскользили еще чувственнее, еще плотнее прижали меня к нему.
— Аннель… — прохрипел он, на секундочку оторвавшись от моих губ. — В спальню?..
Я смогла лишь махнуть рукой по направлению к ней, язык уже не повиновался. Джонатан подхватил меня на руки и…
— Я бы не советовал вам делать это! — приморозил нас к месту ледяной голос.
Я задохнулась, узнав его владельца, а Джонатан не растерялся. Так и не опустив меня на пол, он мгновенно вернул себе самообладание и холодно поинтересовался.
— А вы собственно кто? И какое вам дело до того, что происходит меж нами?
Однако Себастьян — а то был никто иной, как он, в заляпанных грязью дорожных ботфортах, какой-то пропыленный и измотанный не только внешне, но и где-то глубоко внутри — не ответил. Он лишь внимательно смотрел на меня, как бы спрашивая о чем-то.
Щеки обожгло жаром, я поняла что покраснела.
— Немедленно отвечайте, кто вы такой?! И по какому праву вы врываетесь в частное владение?! — продолжал спрашивать Джонатан так и не получив ответа.
— У меня на это есть все права, — ответил Себастьян, отрывая взгляд от моего лица и переводя его на Джонатана. — В свою очередь я хотел бы поинтересоваться, что ВЫ здесь делаете, и кто собственно ВЫ такой?
Джонатан вздрогнул, словно его осенило.
— Аннель, это ваш муж? — осторожно прошептал он, однако по-прежнему на пол так и не опускал.
Я лишь отрицательно мотнула головой и уткнулась ему в плечо, пряча от стыда лицо. Боже! Как же мне было стыдно, как нелепо все получилось… У меня даже голос перехватило, и оставалось давать знать только жестами.
— Я его родственник, — сухо проинформировал баронета Себастьян, догадавшись, о чем тот меня спрашивал. — Маркиз Коненталь, кузен ее супруга.
Тогда Джонатан демонстративно перехватил меня поудобнее.
— Тогда какие у вас могут быть к нам претензии? — с вызовом спросил он. — Думаю, вы прекрасно осведомлены об отношениях меж супругами…
— Вы так и не представились, — холодно заметил Себастьян.
— Баронет Эйрли, третий сын графа Эйрли, капитан в отставке, — вынужден был произнести Джонатан.
— Капитан Эйрли… — как-то задумчиво протянул Себастьян. — А не тот ли капитан Эйрли, про которого в его полку ходили легенды, что он не пропускал ни одной юбки? И насколько мне помнится, у него даже была дуэль с майором Мердоком из-за его жены, которую он застукал в собственной кровати с этим наглым капитаном?
Джонатан смутился. Мне стало еще более неловко, и я попыталась сползти с его рук. Он тут же поставил меня на ноги, однако от себя не отпустил, а прижал к своему боку.
— Вы прекрасно осведомлены, — сжав зубы, процедил Джонатан.
— Зато вы, похоже, не очень, раз имеете наглость ухлестывать за этой леди, — резко ответил Себастьян. — Если бы вы были осведомлены, то не стали бы даже на расстоянии пушечного выстрела приближаться к жене маркиза Мейнмора, невестке герцога Коненталя — первого канцлера короля.
Если эти слова как-то произвели впечатление на Джонатана, то этого он не показал.
— А теперь отпустите миледи, и отойдите от нее, — продолжал Себастьян, опершись о дверной косяк, где и стоял до этого весь разговор.
— Выйдем и продолжим разговор во дворе? — угрюмо предложил Джонатан, нехотя усаживая меня обратно на диван. Я сама находилась в полуобморочном состоянии, и пока не была способна предпринять хоть что-нибудь.
Но Себастьян, нехорошо ухмыльнувшись, лишь покачал головой.
— С вами, боевым офицером, победившим на дуэли и уложившим почти на два месяца на больничную койку майора Мердока, который выигрывает один сабельный поединок из трех у самого Эдгара л'Оверколя? Я пока еще в своем уме. И думаю, мы обойдемся без поединка за красивую леди, поскольку сама леди сейчас немного поразмышляет и укажет вам на дверь. Ведь так Аннель?
Услышав последние слова Себастьяна, я возмутилась до глубины души, и этот гнев дал мне силы сказать:
— Джонатан, прошу извинить меня, но мы объяснимся с вами позже. А теперь оставьте нас, мне следует перемолвиться несколькими словами с кузеном.
Джонатан угрюмо взглянул на Себастьяна, потом подошел ко мне, поцеловал на прощание руку и вышел.
— Ждите меня здесь! — не терпящим возражения тоном приказал Себастьян и вышел следом.
Уж не знаю, сколько они и о чем говорили, но это дало мне возможность прийти в себя. А придя в себя, я начала злиться. Очень сильно злиться!
Когда Себастьян вернулся, то я накинулась на него с порога.
— Как вы посмели?! Какое право вы вообще имели врываться сюда?! Я вас спрашиваю?!
— Аннель, этот мужчина недостоин вас… — попытался сказать Себастьян. Но я не позволила ему этого.
— Недостоин?! — взвыла я. — Наверное, это мне решать, достоин он меня или нет?! Это не вам с ним целоваться, а мне! И значит, я буду…
— Аннель, вы слышите меня? Он не пропускает ни единой юбки!.. — попробовал достучаться до моего разума Себастьян.
Но я уже закусила удила.
— И что?! Да может меня устраивает, что он такой?! Может, мне нужен именно такой мужчина! Или вы думаете, что я клиническая идиотка и поверила в слова про неземную любовь?!
— Аннель. Я вовсе не имею ввиду…
— А тогда что вы имеете, врываясь сюда в самый неподходящий момент?! Да еще смея высказывать мне все это?! Я свободная женщина и вовсе не считаю, что мне следует как-то отчитываться перед вами или вашим отцом! Кто дал вам право разрушать мою жизнь?! Переворачивать все с ног на голову?! Едва я успокоюсь, налажу хоть что-нибудь, почувствую себя хотя бы немного желанной, пусть и временно, вы приходите и снова все ломаете! Я вам не игрушка! Не кукла, которой поиграли и бросили! Я живой человек!..
— Аннель. Не забывайте, прежде всего, вы маркиза, жена…
— Жена?! — закричала я, — Да пошли вы к чертовой матери со своим Кларенсом! — и неожиданно для самой себя схватила вазу со стола и запустила ею в Себастьяна.
Тот, конечно же, увернулся, но вид у него был несколько ошарашенный. Ваза вдребезги разбилась об стену, а я потянулась за следующим предметом — чашкой с еще неостывшим чаем.
— Не бейте посуду. У вас ее и так немного, — предупредил Себастьян, выставив руки вперед.
Однако ему это не помогло, чашка полетела следом за вазой. Потом полетело блюдце, вазочка с вареньем кляксой впечаталась в стену за его головой. Лишь когда я увидела, как посвежепокрашеной, причем мною же, стене сползают вишни, оставляя потеки сиропа следом, я несколько взяла себя в руки.
Себастьян тоже понял это и перестал походить на кота, готового в любой момент задать стрекача. Он даже сделал несколько шагов по направлению ко мне. Но черт его дернул произнести:
— Аннель, Джонатан заядлый бабник и не достоин вас. А вы должны вести себя прилично и не позорить род Мейнмор.
— Позорить?! — прошипела я как змея. — А Кларенс значит, не позорит, ему значит все можно?!.. Можно присылать сюда своих дружков, дабы убедиться сдыхаю я или нет? Можно отправлять меня к черту на рога когда не нужна, а потом когда захотелось — тащить обратно?!
— Аннель вы, кажется, сами выбрали добровольную ссылку! — Себастьян попытался вставить свой контраргумент на мои доводы.
— А вы бы предпочли, чтобы я стала его подстилкой?! — взвилась я окончательно и, скрутив фигу, показала ее Себастьяну. — Вот вам!
Но он, то ли не понял значение жеста, то ли предпочел не реагировать, а продолжил увещевать:
— Аннель, на данный момент свою долю выбрали вы сами. Я же с вами согласился и не отправил вас в столицу тогда весной. Но теперь, если вы не перестанете встречаться с капитаном Эйрли, я вынужден буду сделать это. Я требую, чтобы вы прекратили любые отношения с Эйрли или… Или я отправлю вас в столицу к своему отцу! Если потребуется, то даже силой.
Я замерла как громом пораженная. Все чего я добилась, все, на что было положено столько сил сейчас пойдет прахом?..
— Господи, да что же вы за люди?! — с надрывом выдохнула я. — Чего же вы так любите издеваться надо мной?! Чего же я сделала настолько страшное, перед кем виновата, что вы со мной так поступаете?!..
Одинокая слеза скатилась по щеке, следом за ней другая… А потом я поняла, что уже сижу на диване и рыдаю. Мне было горько и противно, словно всю помоями облили. Я понимала, что все, во что я вновь поверила, к чему стремилась теперь разрушено! Разрушено совсем и навсегда!.. И мне придется склонив голову возвращаться обратно и терпеть… терпеть… терпеть…
Но сквозь неудержимые слезы я поняла, что кто-то берет меня на руки, опускает себе на колени и прижимает так крепко, что мне едва хватает возможности вздохнуть.
Рыдания превратились в горький плач, и я начала выговариваться:
— За что… За что меня так… Я ведь… не дура, все понимаю… Он не любил меня, но… я не могла больше… Мне так хотелось тепла… Хоть немножечко ласки, пусть не настоящей… Он ласковый… В чем я виновата… Почему?.. Я так устала от… от всего этого, от непомерного труда… от ответственности… за мной люди… А я одна и… некому помочь!.. А он был рядом… А вы?!.. Вы все рушите!.. Отбираете…
Кто-то взял лицо в теплые ладони и заставил посмотреть вверх. Проморгавшись от слез, я увидела перед собой темно-серые глаза Себастьяна и… поняла, что это он усадил к себе на колени.
— Аннель, никто ничего не собирается разрушать, — как маленькому ребенку стал говорить мне он. — И никто сию же секунду не собирается везти вас в столицу, если вы не будете делать глупостей. А ваша самая большая глупость — это попытка завязать любовь с капитаном Эйрли. Поэтому сейчас вы мне пообещаете, что больше не будете с ним встречаться, и никто никуда не поедет. Пока.
— А как вы узнаете, встречаюсь я с ним или нет? — сдерживая рвущиеся наружу всхлипы, спросила я. — И что значит пока?
— Ох, Аннель, — он неожиданно прижал мою голову к груди, и я невольно вздохнула его запах. От него слегка пахло пылью, полынью и немного дымом костра. — Поверьте мне, я все узнаю. На то я и исполнитель воли его величества. Всегда есть множество глаз и ушей, которые невольно увидят или услышат… Но я не буду следить за вами. Я просто останусь в усадьбе ровно настолько, пока вы не выкинете эту глупость из своей очаровательной головки. Пока я не буду уверен, что капитану Эйрли и в страшном сне не привидится явиться к вам в гости… Поверьте, мне на это возможностей хватит, — эти слова были произнесены совершенно другим, очень жестким тоном, а потом он как ни в чем не бывало продолжил: — А пока — это значит, что поздней осенью или в начале зимы я или епископ Тумбони явимся за вами, и вы поедете в столицу к его величеству.
— В столицу ехать обязательно? — осторожно спросила я, совершено не желая шевелиться от усталости и, по-прежнему, прижимаясь к груди Себастьяна. — Может его величество передумает?
— Обязательно, — ответил он. — Его величество не может передумать.
— Да что же вы за человек-то такой, — невольно всхлипнула я, — что ставите желание короля, превыше любого… может быть даже своего?!
— Я всего лишь… тайный посыльный его величества. Я исполняю его личные поручения. И… если потребуется, я пожертвую всем ради… его желаний. Поверьте мне Аннель, его величество, на то и его величество, что просто так желать не будет. А значит, вы поедете. И давайте закончим на этом наш нелегкий разговор.
Он словно ставя точку, поцеловал меня в макушку, а потом, так и не спуская с рук, отнес до спальни, словно заранее знал, где она находится. Там он посадил меня на кровать, напоследок провел кончиками пальцев по щеке и заставил посмотреть на себя, приподняв за подбородок.
— День оказался тяжелый, вам бы сейчас следовало отдохнуть. Поспите, и вам станет легче. О себе я позабочусь сам. Спите.
А после вышел, просто прикрыв за собой дверь.
С Джонатаном я виделась еще пару раз, но урывками. Себастьян словно нутром чуял и оказывался в нужном месте в нужное время почти сразу же. Однако нам все же удалось поговорить.
Первый раз, когда специально отправилась прогуляться по холмам, отговорившись плохим настроением и намерением развеять его, я встретилась с Джонатаном в той самой рощице, куда мы ходили на пикник.
Едва увидев, баронет бросился ко мне и принялся страстно целовать. Я поначалу ответила, но потом опомнилась.
— У нас мало времени, — зашептала я, уклоняясь от его лобзаний.
Тогда Джонатан крепко прижал меня к себе и протяжно вздохнул:
— Он запретил вам, да? — я лишь молча кивнула. — Тогда я подожду, и когда он уедет…
— Ничего не получится, Джонатан, — покачала я головой, отстраняясь. — Во-первых, он уедет, но не так быстро… Он сам так сказал. А во-вторых… Если я не прекращу встречи с тобой, он увезет меня в столицу. А я этого не переживу!
Джонатан похоже принял эти слова на свой счет, и вновь стиснул меня в объятьях.
— Но зато потом!..
— Джонатан! — едва не выкрикнула я. — Ты не понял! Я в любом случае должна перестать видится с тобой! И до того, как он уедет и после!
Увы, я отчего-то верила словам Себастьяна, и знала, что если не послушаюсь его, мне будет только хуже.
— Аннель, не стоит так бояться, — начал уверять меня Джонатан. — Я всегда смогу защитить вас! Вы же сами слышали, что он даже не рискует вызвать меня на поединок…
Но я уже не слушала его, мне стало ужасно неуютно, словно спину буравил чей-то тяжелый взгляд. Я нервно обернулась.
Так и есть, по холму по направлению к нам, верхом на своем жеребце, ехал Себастьян.
— Я должна идти, — тут же заторопилась я и стала ускользать из его объятий.
Джонатан посмотрел вдаль, и тоже заметив его, нехотя выпустил меня.
Не знаю, видел ли нас Себастьян (мы стояли немного подальше в лесочке, за невысоким кустарником, тогда как открытое пространство из-за него просматривалась как на ладони), но я предпочла ретироваться.
Взмахнув рукой на прощанье Джонатану, я уже собиралась припустить через рощицу, как он остановил меня, и коротко прикоснувшись к губам, поспешил удалиться сам. Я смотрела ему вслед, пока его фигура не затерялась среди листвы, а потом нервно оглянулась, выискивая глазами Себастьяна. А он, точно гончая бегущая по следу, ехал прямиком к рощице.
В попытке оправдать свое присутствие здесь, я огляделась по сторонам. Кругом обильно краснели ягоды шиповника. Не особо разбираясь, я кинулась к первому же кусту и поспешно стала собирать их.
Когда Себастьян спешился и, привязав коня к дереву, подошел ко мне, я успела покрыть ягодами уже дно небольшой корзинки. Мужчина спокойно подошел ко мне, внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Потом заглянул в корзинку, где лежали как спелые, так и наполовину созревшие ягоды.
— Думаю, для чая на сегодня вам хватит, а если понадобится еще — пошлите Дейдру. Она соберет, — и, взяв меня за руку, настойчиво повлек из рощи.
Почти всю дорогу мы молчали. Я надувшаяся, словно мышь на крупу, ехала на коне, а Себастьян, взяв его под уздцы, молча вел в поводу. Мужчина предпочел не комментировать случившееся.
Однако под конец я не выдержала.
— Себастьян, вы не имеете прав что-либо решать за меня, — наконец выдала, когда уже была не в состоянии справиться с мыслями и раздражением, которое вызвал его поступок.
Но маркиз ничего не ответил.
— Я взрослый человек, воспитанный в другом мире, и это мое право желать быть с кем-то, — в ответ снова молчание. — И я не хотела Кларенса в мужья. Понятно?! Я вообще не считаю его мужем! Для меня его нет, не существует! И я хочу, чтобы все остальные думали… нет знали, что его нет, он для меня никто! Вам понятно это?! Понятно?! Вообще вы слышите меня?!
Себастьян лишь покрепче сжал зубы, что желваки на скулах вспухли, да покрепче сжал поводья в кулаке.
— Вы не должны были сюда являться. Ясно вам?! И это не ваше дело, какие отношения меня связывают с баронетом Эйрли! Ни вы, ни Кларенс не имеете право решать, что бы то ни было в моей жизни! Только я сама! А у вас этих прав нет!.. — и, не выдержав, закричала: — Вы слышите меня или нет?! Вам ясно, что я говорю?! Или тоже считаете меня пустым местом?! Вы!..
Мужчина резко развернулся, принуждая жеребца оставаться на месте.
— Я прекрасно все слышу, — чеканя каждое слово, ответил он. — Я все понял, из ваших слов. Вы взрослая женщина, это я знаю. И вы вольны решать некоторые вещи — об этом я прекрасно осведомлен. И то, что вы терпеть не можете Кларенса, то, что не желали стать его женой, то что он вам не муж по сути… Я все это знаю! Знаю, черт возьми! Знаю, что он хочет избавиться от вас, так же страстно, как и вы от него. Да я тоже был бы счастлив, если бы… — он усилием воли оборвал фразу, и продолжил гораздо более спокойно. — Но факты непреложная вещь и их, увы, не изменить. Вы супруга маркиза Мейнмора, а баронет Эйрли вам не пара. И закончим на этом разговор.
Домой я вернулась ужасно злая, и сразу же заперлась в своей комнате. А Себастьян после обеда куда-то пропал и заявился лишь под вечер. Я из принципа ни о чем не стала спрашивать. Я вообще перестала с ним разговаривать.
Через две недели мне вновь удалось увидеться с Джонатаном. Не то чтобы я на самом деле хотела его видеть, и я даже в какой-то степени была рада, что меж нами ничего не произошло, но мое упрямство, заставляло искать встречи с ним. Мне, и посмели запретить?! Да сейчас! Я была невероятна зла на Себастьяна и пыталась ему отомстить таким образом.
Мы встретилась с баронетом в церкви, когда я среди недели направилась к отцу Митчеллу, но по дороге не ожидая сама от себя, завернула к ней. У ворот стояла двуколка Джонатана. Увидев ее, я поспешила зайти внутрь.
В полумраке церкви мужчина молился. Обернувшись на шорох платья, он увидел меня. Сначала его глаза просияли, но потом он словно одумался и спокойным жестом предложил мне сесть рядом. Я опустилась на скамью.
Мы некоторое время молчали, пока баронет не заговорил первым.
— Аннель, проведение выше нас и не позволяет нам быть вместе, — и замолчал, ожидая, что я скажу на это; но я решила не отвечать. — Вы самая чудесная женщина, которую я когда-либо встречал. Самая рассудительная и… самая не забываемая.
И тут, словно кто-то дернул меня за язык.
— Но вы же со многими встречались? И неужели я такая уж и незабываемая?
Он абсолютно серьезно посмотрел на меня, потом неожиданно улыбнулся и совершенно иным тоном, мгновенно отключив чувственный накал, произнес:
— Любая женщина чудесна и ни одну из вас нельзя забывать. А вы к тому же еще и весьма умная. Другая бы рыдала или вытворяла еще что, но вы… Я поражаюсь вам! Порой такое чувство что вы воспитывались в совершенно другом месте или вам совершено не столько лет, насколько вы выглядите… О не оскорбляйтесь! Я пытался сказать комплемент, но он получился весьма неуклюжим. Вы необычайно мудры.
Я лишь склонила голову набок, призывая его продолжать и поколебавшись, Джонатан продолжил.
— Ваш кузен приходил ко мне после нашей встречи в роще. У нас с ним состоялся… мужской разговор, и он дал мне весьма четко понять, чтобы я оставил вас в покое. Знаете… Мне пришлось проникнуться. И еще он намекал на что-то странное с вашим отъездом… На вашу значимость… Не знаю, что он имел ввиду — я сразу после увольнения приехал в поместье. Отец устроил все так, чтобы я не успел заехать в столицу и поэтому не в курсе произошедшего. Но думаю это и не важно… важно лишь… что вы думаете обо мне?
Я помолчала.
— Вы замечательный, Джонатан. Галантный и обходительный кавалер. И если бы все сложилось по иному, мы провели бы с вами незабываемое время. Я в этом уверена. Но не судьба.
— Значит, я не разбил вам сердце? — как-то облегченно уточнил он.
— Не успели, — покачала головой я. — У нас с вами просто не хватило времени. Возможно, будь его больше, все бы было по-иному, но…
— Сложилось так, как сложилось, — закончил он за меня и, взяв руку, поцеловал. — Прощайте Аннель, и пусть Господь вас хранит.
— И вас, — выдохнула я.
Но неожиданно Джонатан устремился ко мне и впился в губы сводящим с ума поцелуем. Я не сдерживаясь, ответила.
— На прощанье, — прошептал он, отрываясь.
— На прощанье, — так же тихо повторила я и провела пальцами ему по лицу. На левой скуле я нащупала уплотнение, а поверх него засохшие корочки. Похоже, здесь было содрано. Или?..
— Что это? — спросила я.
— Ерунда! — улыбнулся он. — Неудачно входил в темную комнату, — и еще раз крепко поцеловав меня, добавил: — Все, ступайте.
Я поднялась и, не оборачиваясь, пошла к выходу. Больше мы с ним не виделись.
А Себастьян задержался у нас надолго. Он поначалу делил комнату с Питером, а когда в сентябре мы справили грандиозную свадьбу Меган, переселился в небольшой закуток, больше похожий на чулан, нежели на комнату. Для венчания я отдала невесте одно из своих платьев, подаренных мне герцогом. Она была так хороша!
Веселились всей деревней, а потом счастливо провожали молодых… до нашего же дома.
Когда жизнь вошла в прежнюю колею, и потянулись обычные будни, мы вернулись к прежней работе — заготовке на зиму, обустройстве флигеля. А еще я надеялась, что мне удастся сбежать между приездом его преосвященства епископа Тумбони и отъездом Себастьяна. Я поняла, что они от меня не отступятся и все же увезут обратно в столицу. Однако маркиз прочно засел в Адольдаге. То ли все не верил, что я перестала видеться с Джонатаном, или тому была иная причина, но он наравне с моими домашними трудился, ел, спал… В общем он жил той же жизнью, что и мы.
Я злилась на него долго. Отчего даже не знаю. Похоже из принципа. Так и норовила сказать ему какую-нибудь гадость. Но надо отдать ему должное, он стоически терпел, все мои выходки и попытки спровоцировать конфликт. Лишь единожды он не выдержал, и когда я бросила нечто язвительное по отношению к нему, он как истинный джентльмен, предложил мне прогуляться, чтобы на свежем воздухе обговорить проблему.
День был пасмурным, и уже по-осеннему тянуло сыростью от земли. Листва на деревьях стала наливаться первым золотом и багрянцем, а трава поникла, перестав радовать глаз своей зеленью. И лишь бархатцы на клумбе, да алиссум по-прежнему услаждали взор яркостью цветов.
Мы долго шли молча, я поначалу хотела его как-нибудь задеть, уколоть, но потом расслабилась, и просто стала наслаждаться прогулкой. Себастьян видимо это понял, и лишь сказал:
— Аннель, давайте не будем переходить границы, дозволенные меж друзьями. Боюсь ни вы, ни я потом себе этого не простим. Я не прощу себе… — и осторожно взял меня за руку.
Я тихонько стиснула ладошку в знак согласия, не совсем понимая, что же собственно он имел ввиду. А мужчина лишь тяжело вздохнул и повернул на тропинку, ведущую к дому.
А уже буквально через неделю приехал взмыленный гонец, сунул Себастьяну какое-то письмо, и на следующий день он уехал.
И только тогда я поняла, как мне его не хватает. Не хватает его привычного присутствия где-то рядом, его молчаливого одобрения, или легкой улыбки. Но потом мои мысли заняли другие хлопоты — я начала основательно готовится к побегу из усадьбы.
Себастьян вернулся домой совершенно вымотанный. Едва он приехал в столицу, король потребовал его немедленно на аудиенцию и расспрашивал битых два часа, а потом еще и его начальник потребовал отчетности. А ведь он не мальчишка, и даже начальник ему не совсем начальник, а скорее даже напарник в делах. У них разные обязанности, но должность одна, однако маркиз должен был держать его в курсе дел постоянно.
Но Себастьян позволил себе манкировать обязанностями и просидел в усадьбе аж полтора месяца дожидаясь непонятно чего. Вернее он знал, почему там находился, но это никак нельзя было назвать служебными делами, ведь личные интересы никогда не учитывались интересами короны и государства.
А теперь, едва переступив порог особняка, узнал, что отец занедужил и слег. Маркизу услужливо сообщил дворецкий, что доктора выбились из сил, пытаясь поднять его на ноги, даже лейб-медик его величества приходил, дабы лично осмотреть герцога. Но и он, и другие доктора лишь развели руками, сказав, что это все нервы, и нужно лишь время и покой, чтобы его светлость поднялся.