Записки средневековой домохозяйки Ковалевская Елена
Помощник объявил, что выходит судья. Все встали. Потом он огласил, какое дело слушается, кто обвиняемый, произносил еще что-то… Однако я плохо понимала, что говорилось: язык казался для меня чужим и, слыша каждое слово по отдельности, я не понимала смысла речей. Руки дрожали, а сердце стучало в груди, разгоняя кровь тяжелыми толчками. А едва вывели Себастьяна, весь мир и без того подернутый пеленой, сузился до его лица, прочее же перестало существовать. Я видела лишь его одного.
Заметив меня, сидящую на скамье, он лишь прикрыл глаза, давая понять, что, мол, все в порядке, а потом переключил свое внимание на судью и присяжных.
Со своего места поднялся прокурор… Я лишь через несколько минут поняла, что это обвинитель, хотя тот назвался сразу. Он начал говорить, и его слова одно за другим проникали в мое сознание, создавая чудовищную картину преступления. Моего Себастьяна обвиняли. Обвиняли в смерти Кларенса! А я… Я, словно погруженная в жуткий транс, отказывалась понимать, принимать и верить. Мне хотелось кричать, протестовать, вопить… Казалось, что еще немного, и я разорву их всех, сумею погрести под сводами этого зала, выпустив ярость на волю. Меня трясло, а из глаз катились непрошенные слезы. Я никак не могла совладать с собой.
На миг, будто издеваясь, сознание прояснилось, чтобы я смогла услышать, что моего Себастьяна требуют сказать, где был той ночью, а он лишь таинственно заверяет, что не имеет возможности. А этот ненавистный прокурор отвечает, что раз не может, то значит, именно он убил маркиза Мейнмора…
Свекровь рядом удовлетворенно фыркнула и подняла на меня светящийся торжеством взгляд. А я… Я не совсем понимая, что делаю, вскочила на ноги и вопреки всем правилам бросилась в проход, чтобы прорваться вперед к перилам, отделявшим меня от Себастьяна.
— Леди Мейнмор! Миледи! — крикнули, пытаясь остановить меня.
Кто-то схватил меня за руку, но я вырвалась.
— Леди желает что-то сказать? — прозвучал издевательский голос прокурора.
А я дрожащими пальцами развязала ленты, удерживающие на голове чепец, и сорвала его, выставляя на обозрение сходящие синяки. По залу прокатился взволнованный шепот. Все начали обсуждать мой вид.
— Желает! — твердо ответила я, хотя на самом деле еще не знала, что собираюсь произнести. Не понимала, что вообще делаю, и что будет потом, но…
Судья хотел было возмутиться, но, подумав, махнул молоточком, призывая зал к тишине, и дал свое высочайшее разрешение.
— Я… Я, — неуверенно начала я, но неожиданно поймав потрясенный взгляд Себастьяна, мгновенно поняла, что именно скажу. Не отрывая от него взора, и будто черпая силу из его глаз, я продолжила, чеканя каждое слово: — После того, как супруг — маркиз Мейнмор, избивал меня на глазах у всех гостей, маркиз Коненталь вступился. Он защитил меня, а после… после отнес в свою спальню и успокоил. — Зал взорвался, но я неожиданно с легкостью перекрывая невообразимый гул, продолжила: — Мы вышли из спальни лишь утром, когда личный камердинер сообщил нам, что доставили тело супруга. Всю ночь маркиз Коненталь провел со мной, а значит, никак не мог убить Кларенса.
— Шлюха! — раздался неистовый крик свекрови. — Грязная шлюха!
— Аннель, зачем?! — не веря своим ушам, потрясенно прошептал Себастьян. Стоял невероятный шум, и его слова я угадала лишь по движению губ.
Зрители повскакивали со своих мест, засвистели, заулюлюкали. Зал заседаний бушевал. Вдовствующая маркиза надрывалась, поливая меня отборной бранью. Прокурор бесновался, пытаясь доказать всем, что я сумасшедшая, и моим словам нельзя верить. И лишь побледневший Себастьян молча смотрел на меня.
Наконец, когда под угрозой удаления присутствующих, гвалт стих и все расселись по местам, ко мне обратился сам судья.
— Леди вы готовы подтвердить свои слова? Может, от горя вы повредились рассудком? Поймите, вы же навлекаете на себя…
Но я не стала его слушать дальше.
— Я чем угодно готова поклясться, что провела эту ночь в спальне маркиза Коненталя. И это утро мы встретили вместе с ним, — я произносила слова раздельно и громко, чтобы каждый находящийся в зале суда их мог расслышать. — И от горя я рассудком не повредилась. Я не переживаю из-за смерти мужа. Он так избил меня последний раз, что не оставил к себе даже простого человеческого сострадания!
— А чем вы там занимались?! — вдруг ядовито выкрикнул кто-то из зала.
Я резко обернулась, отыскивая наглеца. Но бесполезно, мне виделись лишь ухмыляющиеся рожи, перекошенные любопытством и жаждой грязных сплетен.
— Маркиз рассказывал о детстве моего супруга! — так нагло, как только могла, ответила я. — Всю ночь так подробно и основательно рассказывал!..
— А сколько раз? — издеваясь, поинтересовался кто-то другой.
— Вам столько не смочь! Чреслами слабоваты!
Зал вновь взорвался криками. Кто-то смеялся, глумясь надо мной, кто-то орал похабное, но мне было все равно. К чему честь, к чему репутация, если человек, которого ты любишь, будет повешен за то, чего не совершал?! Когда на весах жизнь любимого и твоя честь?!.. Для меня подобной дилеммы не существовало. Да я бы мир перевернула, лишь бы он жил, дышал, был где-то рядом, хотя бы на этой планете…
Судья вновь принялся успокаивать зал, а я, подобрав брошенный у ног чепец, кинулась прочь из залы. Уже никто ни в чем не обвинит Себастьяна. НИКТО и НИ В ЧЕМ! Женская репутация — самое дорогое в этом мире, самая ценная разменная монета, которая для меня, воспитанной в другом, не более чем пустой звук! Здесь ее считают целым состоянием, но к чему она, если рядом не будет того, кто сердцу так дорог?! Неужели я стала бы лелеять свою честь, и видеть, как осуждают Его, когда лишь одним словом, одним заверением могла бы спасти?!..
Нервно рассмеявшись своим мыслям, отчего лакеи, стоящие перед выходом из здания суда, шарахнулись в стороны, а я сама из последних сил открыла себе двери и выбежала на свежий морозный воздух.
Вечерело. Плотные облака уже не застили небо, и далекая синева, будто ободряющий знак, проглядывала на горизонте.
Лишь вдохнув полной грудью, и немного приведя мысли в порядок, я огляделась в поисках средства передвижения. Заметив на противоположной стороне площади экипаж, я призывно замахала чепцом. Когда возница остановил свой несколько пошарпаный транспорт у подножия лестницы, я приказала: 'К особняку герцога Коненталя! Гони!', - и проворно забралась внутрь. Щелкнули вожжи, мы тронулись.
Я, откинувшись на спинку, бездумно смотрела в окно на проплывающую улицу. В голове было пусто, на душе тоже. Я ни о чем не жалела, ничего не ждала. Я сделала то, что должна была, и этого было довольно.
Вот распахнулись узорчатые ворота, экипаж сделав полукруг, остановился перед крыльцом. Сдернув с руки агатовый браслет, я распахнула дверцу и соскочила с подножки.
— Это вам за скорость, — сунула я ошарашенному вознице, и заторопилась вверх по ступенькам ко входу.
Мыслей по-прежнему не было.
Особняк встретил меня пустотой. Стараясь не задерживаться, я поспешила к себе в комнату. Мне отчего-то хотелось спрятаться, а может быть забыться. Произошедшее оставило неприятный осадок, избавиться от которого казалось уже невозможно. Но когда я почти поднялась на второй этаж, меня окрикнули:
— Аннель!
Этот голос я бы узнала и во сне. Я обернулась и остановилась, замерев на верхней ступеньке. Мужчина вихрем пересек холл и, застыв у подножья лестницы на такое бесконечное мгновение, пытливо взглянул на меня.
— Зачем?! — прошептал он сначала, а потом, обретя голос, повторил: — Аннель, зачем?! Зачем ты это сделала?!
Я, оторопев, машинально повторила за ним:
— Зачем?..
Для меня все было предельно ясно, так просто и понятно…
— Что же ты натворила?! — продолжал он. — Ты погубила себя!
— И что? — тихим шепотом переспросила я. — Это что-то меняет?
— Да это меняет все! — не выдержав моей непонятливости, вскричал Себастьян. — Ты убила себя в глазах общества! Ты же теперь для них пария!
— Зато ты свободен, — едва слышно отозвалась я.
— Аннель, так нельзя! Ты понимаешь?! Нельзя! — взбежав вверх, он схватил меня за плечи и встряхнул. — Надеюсь, ты понимаешь, что я как джентльмен должен жениться на тебе, чтобы избавить от публичного осмеяния?! Теперь я просто обязан буду сочетаться с тобой браком!..
— Обязан?.. — губы мгновенно сковало холодом. Казалось, он шел изнутри, из самой души, которая только что превратилась в ледяную пустыню.
— Я не позволю, чтобы кто-то посмел называть тебя падшей женщиной! Завтра же я получу разрешение и…
Не таких слов я ждала сейчас. Я надеялась… Нет, я думала, что он тоже любит меня, что наши чувства взаимны, а для него это все оказалось обязанностью?! Долгом чести?! А может королевским приказом… И только это заставляет общаться со мной?!
Не выдержав, я с силой оттолкнула Себастьяна, и ему, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за перила. А я крикнула.
— Мне ничего не надо! Слышишь?! Мне от вас всех ничего не надо!
Себастьян попытался вновь остановить меня, но я, стремясь оказаться как можно дальше, черной птицей слетела вниз. Нервы были на пределе от всего произошедшего сегодня. Мне было так больно, так невыносимо больно от его речей, что я тоже стала бить словами наотмашь. Я начала убивать ими.
— Я только-только оказалась развеселой вдовой, и неужели ты думаешь, что стремлюсь снова выскочить за муж?!.. Да я никогда больше не пойду под венец!..
— Аннель, твоя честь?! Ты что, не понимаешь?!.. — вновь попытался достучаться до меня Себастьян.
Осторожно шаг, за шагом он спускался вниз.
— Честь?! — едва не взвыла я. — А зачем она теперь?! Что мне с ней делать?! — на мгновение я обняла себя, будто стремясь защититься, но тут же раскинула руки в стороны. — Да плевала я на нее! На всю вашу чопорность и пуританство! На все ваши правила! Репутация?! Да подавитесь вы своей репутацией!
— Аннель так нельзя…
— Нельзя?! Почему нельзя?! — казалось, что еще немного, и я сойду с ума. Хотя лучше уж сойти… — Мне теперь все можно, все! Слышишь?! Все!!! И мне никто не указ. Я дитя другого мира и наплевала на ваши предрассудки!..
— Но теперь ты живешь здесь…
— И мне все равно наплевать! — с горячностью продолжила я. Любовь, истекая кровью, не желала умереть и оставить меня в покое. — Господи, да я ненавижу ваш мир! До глубины души ненавижу все его условности! И если бы я только могла вернуться обратно… Боже, если бы я только могла, я бы ни секунды не задержалась! Даже бы думать не стала, а сбежала отсюда так быстро, как смогла! Я ненавижу ваш мир!.. ненавижу вас…
Слезы по предательски блеснули, защипав глаза, а потом двумя струйками побежали по щекам.
Себастьян, наконец, спустился, и попытался было прижать меня к себе, но я оттолкнула его.
— Не прикасайтесь ко мне! Вы… вы… Даже не смейте!..
— Аннель, я не понимаю тебя… — растерялся он.
А я истерически рассмеялась, отступая от него еще дальше.
— Вас, Себастьян, вас! — поправила я его, переходя с 'ты', на 'вы'. Боль отвергнутого сердца разъедала душу хуже кислоты. — Видите ли, я теперь женщина с плохой репутацией, а вы мне ничего не должны! И ничего не ОБЯЗАНЫ! Как же я ненавижу вас за это…
Желваки на его лице затвердели, на миг, превратив в холодную маску. Повисло ледяное молчание. Мужчина что-то для себя решал.
— Хорошо, — наконец скупо выдохнул он. — Пойдем.
— Куда?! — недоверчиво попятилась я.
Таким Себастьяна я еще не видела. Отстраненный и какой-то неживой, он пугал меня до дрожи в коленях.
— Поехали! — мужчина стегнул приказом и, в два шага нагнав меня, ухватил за руку и повлек за собой.
Пришлось подчиниться.
Ни слова не говоря, у дверей он набросил мне на плечи меховую накидку и, выведя на улицу, заставил сесть в тот же экипаж, на котором я сюда приехала, а сам уселся рядом.
— В старый парк! — приказал он отрывисто.
Дорога проходила в молчании. Мне было ужасно больно, слезы душили, но я старалась удержать их усилием воли. Хотелось как-то исправить случившееся, как-то объяснить, но на память мгновенно приходило — 'должен', и внутри вновь все замирало. Уже два раза в своей жизни я оказывалась в ситуации, когда мной пользовались как вещью, брали замуж в придаток к материальному благосостоянию. Мне не хотелось верить, что и Себастьян таков, но стоило вспомнить — 'обязан' и слова умирали, так и не родившись. Я пыталась что-то сказать, но доставало лишь короткого взгляда на его заледенелый профиль, чтобы мгновенно растерять все, что собиралась сказать.
За окном закружился легкий снежок. Солнце опустилось за горизонт, погрузив природу в серую мглу, зимнего вечера.
Наконец мы остановились.
По-прежнему в тишине, Себастьян вышел и подал мне руку. Опираясь, я осторожно ступила на подножку, а потом, подобрав юбки, покинула экипаж.
— Зачем? — прошептала я и, растеряв все остатки самообладания, стала опасливо озираться по сторонам.
Оказалось, мы стояли возле какой-то кованой ограды, и старые погнутые ворота были угрожающе распахнуты. За решетками в свете взошедшей луны, навевая страх, черными контурами кривились деревья.
Мужчина, крепко взяв меня за руку, повел за собой вглубь сквозь распахнутые ворота.
— Где мы? — уже не скрывая страха, спросила я.
— В старом парке, — скупо ответил он, а мое сердце тревожно сжалось от нехороших предчувствий.
Дорожки толком не были расчищены, местами большие сучья преграждали дорогу, и приходилось обходить их. Луна, как прожектор, щедро лила свой зыбкий свет на запущенный парк.
Но вот, на небольшой площади, где сходились несколько аллей, мы остановились. Уже новый вопрос был готов сорваться с уст, как вдруг Себастьян так резко развернул меня к себе, что, крутанувшись на месте, я почти упала в его объятья. А мужчина на миг крепко-крепко прижал меня к себе, а потом, так же неожиданно отпустив, склонился и поцеловал. Я ничего не поняла, даже не успела как-то прореагировать, как он, сделав шаг назад, оставил стоять в потрясении.
— Знай, — хрипло начал он. — Я хочу, чтобы ты знала… Я никого так не любил, и уже никогда не полюблю. А теперь ступай. Я отпускаю тебя!
Луна светила ему со спины, не позволяя разглядеть лица, и превращала происходящее в сюрреалистическую картину.
— Что? — не поняла я. На миг мне показалось, что я ослышалась, что… Но Себастьян прикрикнул:
— Ступай! Ну же! — в его голосе было столько муки. — После я уже не смогу отпустить тебя!.. А пока уходи к себе в мир! Иди!..
Все так просто?! Не веря, я развернулась и сделала осторожный шаг вперед, потом другой…
Я двигалась как сомнамбула, не соображая, что делаю, что вообще происходит. Но казалось, с каждым моим шагом мир покрывался рябью, что-то менялось…
Неужели пройдя сейчас до конца аллеи, я попаду домой?! Я вновь окажусь в своем времени? Увижу родителей?..
Где-то вдалеке послышался автомобильный гудок. От непривычки я вздрогнула, нервно вздохнула, чуть ускорив шаг.
Я вновь стану свободной? Не будет глупых условностей, правил, требований? Я смогу вновь пойти на работу? Увижу коллег, знакомые презрительные ухмылки, холодные серые стены общежития? Позвоню родителям, буду слушать их уговоры вернуться назад…
В нос ударило запахом бензина и чего-то такого знакомого… кажется, так пахнет горелая резина.
Я вновь стану собой, буду проводить дни в надежде, что кто-то придет, кого-то встречу… Я обрету самостоятельность, чтобы потом давиться ею, и, укладываясь по вечерам в постель, знать, что кроме родителей никому не нужна. Да и то, я — непутевая дочь, пропавшая на целый год, и смею перечить… Буду ложиться спать и плакать от охватывающего душу одиночества.
— Макс! — раздался крик за деревьями. — Е****й карась, пивас кончился! Пошли…
Уже жить и не помнить, каково это дотрагиваться до кого-то, прижиматься к чьей-то сильной груди. Сама, все сама, изо дня в день, из года в год… Смогу забыть, что кто-то может поцеловать. Вычеркну из памяти любовь, заменив ее на бесконечную пустоту ожидания…
Я замерла, так и не сделав следующего шага.
Впереди уже виднелись фонари и расчищенная аллея. Кажется, в этот год власти сподобились начать их установку. Ко мне все сильнее прорывался городской шум, окутывая ревом моторов и оголтелыми рекламными выкриками из репродукторов на остановке. В воздухе отчетливо пахло выхлопами и 'ароматами' точек быстрого питания.
Томительно текли секунды, а я так и не решалась сделать следующего шага. Я не решалась вернуться.
Наконец не выдержав, я обернулась. Луна на миг скрылась за облаком, но почему-то только когда ее свет исчез, я смогла отчетливо разглядеть Себастьяна. Мужчина стоял на том конце аллеи и просто смотрел мне в след.
Он там, позади, и его я больше никогда не увижу. А впереди моя прежняя жизнь, в которой я никому не нужна. Где я и себе-то не нужна…
Родители?.. Наверное, они уже оплакали свою непутевую дочь, сгинувшую по глупости… А если я вернусь?..
Прошел год, мое место на работе давно занял другой человек. Придется переехать обратно в отчий дом, где теперь после исчезновения меня станут опекать еще сильнее. Я никому не смогу рассказать, где была, иначе упрячут в психушку. Значит придется разыгрывать амнезию… Тоже ждет лечение в месте не менее приятном, чем психиатрическая клиника.
А здесь? Здесь куча условностей, и женщина бесправное существо, обладающее только теми свободами, которые дозволяет ей муж. Муж… Человек, который любит и, которого я люблю до беспамятства. Теперь мне не грозит участь безвольной подстилки. Себастьян не станет… я сердцем чувствовала, что он не будет тираном. Ведь бывает же так, что знаешь человека всего немножко, а, кажется, что уже всю жизнь…
Там меня ждет родительская тюрьма, а здесь публичная анафема… Там я буду одна, или с тем, кого мне навяжут родственники, а здесь с любимым…
Раздумий больше не было, я решила все.
Развернувшись, я опрометью кинулась назад, к одиноко стоящему Себастьяну. Морозный воздух разрывал легкие, ноги заплетались в длинных юбках, и я даже упала, запутавшись в них. Но тут же поднялась и, задрав повыше, вновь припустила к нему.
Аллея показалась бесконечной, и ноги успели налиться свинцом, прежде чем я, задыхаясь, влетела в его объятья.
— Слышишь, никогда… Никогда больше так не делай… Не… — пыталась выдохнуть я, но меня прервали.
Себастьян припал к моим губам, а сам при этом… Он словно ощупывал меня, еще до конца не поверив в произошедшее. И лишь когда я, изнемогая от нехватки воздуха, уклонилась, он прижал меня к себе и, нежно поцеловав в висок, прошептал на ухо:
— Мы венчаемся завтра же! Я дольше не смогу ждать!
Я, прогнувшись в поясе, откинулась в кольце его рук и, прямо глядя в серые глаза.
— Разве так скоро будет прилично? Мы можем и так…
— Для нас все прилично! — отрезал он, в глазах его плясали искорки неподдельного счастья. — И нам все можно!
— Но?..
— Дорогая моя женщина, хотя бы раз просто поверь мне, — прошептал он, вновь прижимая меня к себе, — нам можно все, и никто не посмеет сказать 'против'. И дольше чем до завтра, я ждать не намерен… не буду просто! Ты моя, моя вторая половинка, моя судьба и…
— А если честно?! — не выдержав вновь, подала я голос.
— Если честно, то я боюсь, что если мы отложим венчания хотя бы на день, произойдет еще что-нибудь, и помешает нам… И в конце концов, я не хочу пробираться к тебе в спальню украдкой. Я хочу входить в нее спокойно, как муж.
— То есть только тебе будет можно?!.. — наигранно надулась я, хотя сама как глупая девчонка млела от счастья, слушая, как в сумасшедшем ритме бьется его сердце.
— Аннель, тебе нравится меня дразнить? — мгновенно догадался он, на что я лишь молча закивала, елозя ухом по его груди.
Тогда, Себастьян, замолчав на мгновение со звенящей в голосе торжественностью, спросил:
— Ответь, завтра ты выйдешь за меня замуж?
— Да!
Эпилог
Семь лет спустя…
Май стоял чудесный. Листва давно окутала изумрудной зеленью деревья, в воздухе ощущался едва уловимый аромат сирени, а последний яблоневый цвет облетал, кружась и укладываясь белоснежными пятнышками на парковые тропинки. Небо было невероятно высоким с разбросанными по нему кудрявыми шапками облаков, и если всматриваться в него долго, то казалось, что проваливаешься в эту бесконечную синь. Дышалось легко, а зябкий ветерок, даже обострял ощущения, заставляя двигаться чуточку быстрее.
— Мама, посмотри, я лягуфку нафол! Иди фюда!
Я оглянулась в поисках сына.
Тот, стоя возле пруда, упоенно тыкал во что-то подобранной с земли палкой. Похоже, очередной земноводной снова доставалось. Я прибавила шаг, чтобы оттащить этого естествоиспытателя подальше от воды, не хватало, чтобы еще простудился. Мне и зимы достало, когда эти сорванцы на два носа сопли пузырями пускали, заразившись один от другого.
— Александер! — крикнула я, призывая старшего. — Александер?! Уведи брата от пруда! Я кому говорю?! Николас, отойди оттуда!
— Мама, но тут фе лягуфка?! — чуть шепеляво возмутился младший. Глаза его стремительно наполнились влагой. В свои три года, он с легкостью переходил от счастья к слезам.
Мне оставалось еще немного дойти до него, когда с важным видом к пруду вышел Александер. Он, копируя деда, сложил руки за спиной и размеренным шагом приближался к брату.
— Плакса! — протянул он.
На что Николас, мгновенно перестав реветь, воинственно замахнулся на брата. Я поняла, что это еще немного и все перерастет в очередную драку. Господи, мальчишки…
— А ну-ка прекратили! — прикрикнула я на них и, наконец добравшись, отобрала у младшего палку. — Алекс, еще раз услышу, что ты обзываешь брата, — обратилась я к старшему, — накажу!
— Но мама?!..
В свои шесть лет, старший сын вовсю подражал деду — своему кумиру — и старался выглядеть столь же степенным и рассудительным, не осознавая, что вызывает этим на лицах взрослых невольные улыбки.
Вот уже семь лет как я стала маркизой Коненталь, мой муж Себастьян Коненталь по-прежнему был маркизом по титулу учтивости. А его светлость герцог Коненталь, маркиз Мейнмор и прочая, прочая, был жив и здравствовал, с удовольствием возясь с внуками.
Когда я решила остаться, то думала, что еще долго ничего не уляжется: о нас будут сплетничать, а то и вовсе указывать пальцем, однако Себастьян умудрился утрясти все разом. Едва в обществе узнали, что мы являемся венчанными душами, как все стихло и от приглашений на светские рауты не стало отбоя. Все охали, ахали и восторженно восклицали, упиваясь нашей историей и почему-то называя влюбленной парой так похожей на короля Дериана и королеву Флоренс.
Правда, потом мужу пришлось кое-что объяснять мне! Он долго пытался отмолчаться, пока я его не прижала к стенке и не выпытала, что же означают эти два магических слова. Я, конечно же, припоминала, что в самый первый день моего появления герцог упоминал какую-то легенду, но после первой же выходки Кларенса перестала предавать ей значение. И тут на тебе!
Только будучи замужем второй раз… Да куда там… После нескольких месяцев весьма счастливого брака я узнала, что мы, оказывается, были предназначены друг для друга с самого начала. Себастьян опасался мне сообщать об этом, дескать, я могла подумать, что была обречена на любовь и все такое. В тот вечер я, не стесняясь, обозвала его дураком, причем в клинической форме, покрутила пальцем у виска и сказала:
— Это не обреченность, дорогой мой муженек, а судьба! А если кто-то думает иначе, то в спальню в ближайшую неделю может не соваться!
Больше недоразумений не было.
В убийстве Кларенса обвинили некую Вивьен. Вернулся с отдыха его величество с семьей и тут же приказал провести расследование. Были допрошены лакеи, которых оглушила эта хитроумная дамочка, чтобы прорваться к королевским бумагам, потом граф Стоувер. Его величество еще кое-что припомнил, вызвал прокурора к себе на ковер… Уж не знаю что он ему говорил и приказывал — Себастьян как-то обронил, что все связано было с новым оружием — но дело закрыли. Кстати ту дамочку так и не нашли. Кажется, она до сих пор объявлена в розыск, но сомневаюсь, что при их архаичных методах это когда-нибудь удастся сделать.
Себастьян после того раскрыл огромную шпионскую сеть — за что получил особую государственную награду. Оказалось министр соседнего государства, вступив в сговор с управляющими пансионатов для благородных девиц, компрометировал оных, а потом принуждал к шпионажу против родины. Разоблаченным несчастным ничего не сделали, зато в верхах были сняты с должностей несколько человек, да те управляющие сложили голову за государственную измену. Говорят тот министр, после международного скандала пустил себе пулю в лоб, но меня это уже не интересовало. Я тогда была беременна в первый раз, и меня волновали отнюдь не политические интриги.
Последующие семь лет брака оказались столь же счастливыми, как и первый месяц. Вот что значит предназначение! Себастьян был моей второй половинкой, а я его.
— Леди, возьмите шаль и накиньте на плечи! — ко мне во всю спешила Меган. — Милорд будет ругаться, если узнает, что вы подвергаете себя опасности!
Девушка, за эти годы расцвела, превратившись пусть не в писаную красавицу, но в чертовски симпатичную молодую женщину.
— Какой опасности?! — возмутилась я.
— Это вы потом сами милорду доказывать будете, а мне как-то не с руки, — отмахнулась та, набрасывая на меня узорчатую вязаную накидку, скрывшую меня едва ли не до пят.
Я вынуждена была поправить ее, подобрав повыше, чтобы не испачкать концы о влажную траву.
— И впереди, впереди прикройте! — не унималась женщина, но тут же увидев вооруженного новой палкой Николаса, бросилась к мальчику и принялась отвлекать разговорами.
Я же бросила взгляд на Алекса. Тот, забыв про напускную важность, уже присоединился к стайке мальчишек, которые под присмотром гувернанток запускали бумажного змея над гладью пруда.
Многие из девушек уже были одеты в современные платья, и лишь самые бедные еще были утянуты в старомодные корсеты. Хотя называть местные платья современными у меня порой язык не поворачивался. Как мне назвать платья в стиле ампир — новомодными?! Хотя тут я лукавлю — это с моей подачи они вошли в моду… Ну, хорошо, не с моей, а с легкой руки ее высочества. Принцесса, оказавшись в положении, перестала утягивать себя до синевы в это орудие пытки, а выглядеть-то хотела по-прежнему модной. Она пригласила меня к себе и… Не мудрствуя лукаво, я решила последовать развитию земной моды. В итоге поменялась не только женский, но и мужской гардероб. Этим я горжусь особо! Исчезли дурацкие камзолы и кюлоты, на их месте появились брюки, сюртуки, а для балов даже фраки со сложными галстуками. А вот женскую моду пришлось повернуть вспять, а может и вперед, отказавшись от утяжки талии, просто-напросто завысив ее. Эта деталь пришлась по вкусу, как принцессе, так и прочим дамам, не обладающим фигурами граций.
Да и я, чего уж скрывать, тоже радовалась таким переменам. Теперь можно было почти пять, а то и шесть месяцев, будучи беременной, ходить в гости и гулять в многолюдном парке. Вот и сейчас, опасаясь, что меня может продуть, когда простывать никак нельзя, Меган принесла шаль. В августе у нас должен будет родиться еще один ребенок. Доктор говорит, что, судя по форме живота, должна быть девочка. Во всяком случае, я и Себастьян очень на это надеемся.
Рожать третий раз я уже нисколечко не боялась. Это в первый раз, я нервничала, едва ли не до обмороков, опасаясь, как все пройдет, а теперь особо не беспокоилась. Доктор Коул, принимавший у меня все предыдущие роды, был надежным врачом, так что волнения излишни.
Единственно жалко, что этим летом я не вывезу мальчишек в Адольдаг — просто не рискну отправиться в путешествие в тряском экипаже. Придется им оставаться в столице, разве что с отцом на пару недель съездят, а больше — не получится. Хотя Себастьян отличный отец, но даже он не в состоянии справиться с их неуемной энергией. Да и я не хочу дольше, чем на этот срок, расставаться с ними.
Усадьбу мы отстроили в первый же год, как поженились. Теперь там шикарный загородный дом, с великолепным садом и кучей приусадебных построек, а так же с домиком для гостей, где порой так чудесно уединяться. И теперь каждое лето с детьми я проводила там, копаясь в саду, занимаясь посадками и заготовками. Себастьян почти на два месяца забрасывал свою важную работу и присоединялся к нам, рыбача, купаясь и загорая с мальчишками на берегу местной мелкой речушки, пока я с бабушкой Фани и Дейдрой проводила время у плиты за варкой очередной порции душистого варенья. По вечерам на веранде мы с домочадцами садились пить чай и я, окунувшись с головой в довольство и летнюю негу, чувствовала себя этакой беззаботной дачницей, угодившей в прошлое, или как еще, шутя, я называла себя — средневековой домохозяйкой, у которой счастье — это ее семья.
Я чрезвычайно рада, что муж после рождения первого сына оставил свою опасную должность… вернее не совсем оставил, он, как был, так и есть второе лицо советника в тайной канцелярии, но уже самолично не мотается по стране. Теперь за него это делают другие, а он руководит. Так что я могу быть спокойна за него. А спокойствие сейчас для меня много значит!..
Улыбнувшись, я прижала ладонь к животу. Малышка уже толкается. Не знаю, как ее назовем, но… Герцог опять вывалится с каким-нибудь жутко старинным, овеянным славой и легендами, но непроизносимым именем, а я буду настаивать, чтобы было похоже как в моем мире. Так кстати имена сыновьям давали: Александер от Саши, и Николас — от Николая. Ладно, поживем — увидим! Все равно последнее слово будет за мужем. Ну, почти…
Правда в прошлом месяце нам немного бывшая свекровь помотала нервы, но это уже воспринималось как неизбежное зло, как неурочный дождь во время уборки урожая. Она пару раз в год наезжала к нам, чтобы чего-нибудь вытребовать или просто кровь попортить, но не более. Когда она узнала, что мы с Себастьяном венчанные душами, то поняла, что ее план иметь внуков, был провальным с самого начала, но, тем не менее, не упускала возможности как-либо поддеть меня.
Хотя в последний приезд я заметила, что она довольно много времени уделила Александеру. Вряд ли она вынашивала план мести — настроить сына против матери: ей уже, как и любой женщине в возрасте больше хотелось растить внуков, чем жаждать крови. Да и я была не против, чтобы у мальчиков однажды появилась бабушка. Чем черт не шутит?! Она же далеко не глупая женщина, раз на протяжении стольких лет умудрилась удерживать мужа в узде, утаивая от него приумножаемый капитал. Так что для мальчишек такая бабушка была бы в самый раз.
Моя жизнь, несмотря на то, что зачастую дела были наполнены заботой о близких, не свелась к трем 'К': то есть kinder, kuche, kirchen, а была весьма насыщенной. Во-первых, Ковали нет-нет, да и обращался с каким-нибудь вопросом. Конечно, теперь его интерес был уже не столь бурным, и каждый день он меня не допытывал о новинках, но раз в месяц заглядывал к нам точно. Кстати я подружилась с его женой — милейшая женщина, и с таким же пытливым умом как у мужа. Она порой давала весьма дельные советы. Во-вторых, с ее высочеством у нас сложились весьма дружеские отношения, и я порой рассказывала кое-какие эпизоды или интересные моменты из моей прежней жизни, а она интерпретировала их согласно веянию времени и культуры, и применяла. Во всяком случае, теперь женщины обладали гораздо большей свободой, нежели семь лет назад. Да и в быту и медицине удалось кое-что изменить в лучшую сторону. А ведь было и в-третьих, в-четвертых и пятых, а порой — в-шестых…
Оставалось еще немного времени, и мы отправимся домой. Младшего надо будет уложить спать, а Алекса, если не уснет рядом с братом, отправить заниматься музыкой. Откровенно говоря, я не хотела мучить мальчишку разучиванием гамм, но герцог с мужем в два голоса настаивали, что джентльмена нужно воспитывать с малых лет. Ох уж эти предрассудки! По мне бы пусть с мальчишками по двору мяч гонял, все полезней, нежели бряцание по клавишам в душной комнате. С одной стороны они аристократы, в бог знает каком поколении, и им виднее. Но с другой стороны я — мать, я лучше знаю! Вернее, сердцем чувствую…
— Леди, Николас промочил ноги! — я обернулась: ко мне спешила Меган с сыном на руках. — Я его не удержала, и он все же умудрился залезть в пруд. А вода там холоднючая! Надо немедленно везти домой. Я сейчас кликну Питера и…
Меган неугомонна, и как всегда семь дыр на одном месте вертит. Не успела мне все сказать, а уже унеслась с довольно восседающим на руках мальчишкой к экипажу. Я окрикнула Алекса, тот с большой неохотой оторвался от игры с ребятишками и расстроенный, цепляя ногу за ногу, поплелся со мной рядом. Чтобы хоть как-то утешить его, пришлось пообещать, что в воскресенье отец возьмет его на прогулку одного, тогда как я останусь с Николасом. Довольный мальчишка побежал вперед, к воротам парка. А я шла следом за ним, даже не скрывая невольно расползающуюся на губах улыбку.
Сегодня Себастьян обещал быть дома с обеда, и мы сможем, когда мальчишки утихнут, просто побыть вдвоем, попить чай, поболтать о том, о сем. Я буду смотреть в его серые глаза, и улыбаться, а он, начав рассуждать о чем-нибудь, вдруг прервется на полуслове, встанет, подойдет ко мне и обнимет со спины, положив руки на живот. А потом станет шептать на ушко всякие нежности.
За все время, что мы вместе, я ни разу не пожалела, что однажды, поддавшись очарованию вечернего неба, решила пойти с работы пешком домой через зимний парк. И знаю, что не пожалею никогда.
Май 2011 — декабрь 2011.