Записки средневековой домохозяйки Ковалевская Елена

Женщина прикусила губу в замешательстве.

'Не вышло!', - в смятении подумалось ей. — 'А как чудесно все должно было получиться!'

Она надеялась, что, заполучив новую игрушку, Кларенс на время отстанет от нее, перестав сковывать своей болезненной страстью по рукам и ногам. Он так мешал ей, так препятствовал. Поначалу, едва она прибыла ко двору и познакомилась с ним, он казался ей решением всех проблем, но по прошествии полугода она поняла, что жестоко ошиблась. И вот уже как пару месяцев маркиз и вовсе стал обузой. Она даже умудрилась втравить его в авантюру, чтобы свалить вину на него, но как назло вмешался его всемогущий родственник. Видимо ей придется еще что-нибудь предпринять, дабы Кларенс отдалился от нее, а пока… пока придется терпеть его. В противном случае он может запросто все разрушить.

Пока она размышляла, маркиз усевшись в изящное кресло, с видимым удовольствием разглагольствовал.

— …И я придумал шикарную идею. А почему, подумалось мне, я должен жить с этой молью всю жизнь?! Дорогая, ведь я уже говорил тебе, что по нечаянности женился на чрезвычайно невыразительной девице? Она и внешностью, и характером совершеннейшая моль. Серость невероятная. Не чета тебе! Ты у меня огонь, пламя…

— Да, да, я помню, ты именно так ее и назвал, — поспешила уверить его Вивьен, пока голова окончательно не разболелась от нудных объяснений. Он уже несколько минут твердил, что понял насколько ошибся, когда разглядел супругу при свете дня. — Однако для окружающих вы молодожены, как бы ты к ней не относился. Давай, хотя бы для приличия ты первое время сделаешь вид, что проводишь время с ней. Ты представляешь, какие обвинения могут посыпаться, если ты уже на следующий день оставил ее ради меня? Кларенс, ты же знаешь, что последнее время при дворе клеветники так и норовят обвинить меня во всех смертных грехах…

— Дорогая не волнуйся! Поэтому я тебе и говорю, что мне в голову пришла шикарная идея! Я, упирая на слабое здоровье супруги, отправлю ее в разрушенное именье. Там она быстро подорвет здоровье, и после ее скорой смерти мы с тобой уже законно сможем быть вместе. И вообще Ви, давай оставим эту идиотскую тему о моей супруге! Она мне нужна была лишь для того, чтобы получить доступ к деньгам. Ты лучше посмотри, что я тебе принес!

С этими словами маркиз достал из кармана большой, примерно в длину ладони квадратный футляр и, раскрыв, протянул женщине. Там на шелковой подкладке лежало невероятной красоты, и стоимости естественно, рубиновое колье с парой изящных серег к нему.

Вивьен мгновенно смилостивилась и одарила мужчину обворожительной улыбкой, а затем и страстным поцелуем. После того, как она стала для своей семьи отрезанным ломтем, деньги ей всегда были нужны. И драгоценностями от любовников она не брезговала тоже.

Увидев меня перед ужином, его светлость герцог Коненталь воскликнул:

— О Аннель! Ты чудо как хороша! Выглядишь как истинная леди!

Я, скромно опустив глаза в пол, присела в книксене и замерла. Герцог подошел ко мне и, взяв за руку, помог встать.

— Дорогая моя, я был уверен, что в одеждах, достойных истинных леди ты будешь невероятно хороша!

Его светлость сиял, как начищенная медная лампа.

— Я убежден, что после того, как Кларенс увидит тебя вновь, он изменит свое решение.

Сердце у меня екнуло, а в желудке образовался ледяной ком. С трудом, подбирая слова, мне удалось произнести:

— Ваша светлость, я благодарю вас, за столь лестную оценку. Однако все же меня снедают опасения…

Но он так и не дал выразить сомнения.

— Глупости, моя дорогая! Глупости! Все твои опасения — напрасны. Едва Кларенс увидит насколько мила его супруга, он и думать забудет, что пытался отправить тебя в далекое имение!

Герцог, подхватив меня под руку, повел в столовую.

— Теперь я убежден, что там, в парке Кларенс встретил свою судьбу!

Его светлость вел себя неестественно, я даже украдкой потерла глаза, чтобы скинуть наваждение, но на его лице был написан такой восторг, что я поняла — мне не кажется. В его голосе отчетливо слышались такая наигранность и чрезмерная бравада, что я поняла, герцог спит и видит, как бы подложить меня под Кларенса. Вот только зачем? Почему он так хочет, чтобы я и маркиз были вместе? И это не от того, что он воспылал по-родственному, как к невестке, любовью. Похоже, за его действиями скрывалось что-то еще.

Мы сели за стол, как и в прошлый раз, нас было трое: непрестанно говорящий мне комплементы герцог, я — объект его дифирамбов и его молчаливый сын, который лишь пару раз удостоил меня равнодушным, но чрезвычайно внимательным взглядом.

Когда подали третью перемену блюд — жаркое из гуся с картофельной запеканкой, его светлость, всплеснув руками еще жизнерадостней, хотя казалось, что дальше уже некуда — уж очень он отличался от того старика, что беседовал со мной вчера в кабинете — довольно возвестил:

— Решено! По поводу вашего бракосочетания, и заодно чтобы ввести тебя в высший свет, через неделю я устрою пышный бал, на который приглашу премьер министра. Я устрою такое торжество, по сравнению с которым прочие приемы померкнут!

— Отец, ты прекрасно знаешь, что не стоит афишировать появление… — попытался вставить слово Себастьян, но герцог тут же раздраженно замахал руками.

— Нет! Нет! Решено, я все сделаю так, как задумал. И не спорь со мной!

— Отец, ты же знаешь положение дел. Не нужно… — попытался еще раз возразить отцу тот, но герцог цыкнул на сына, на этот раз куда более грозно.

По той горячности, с которой его светлость осадил Себастьяна, я окончательно уверилась — дело не чисто. Герцог что-то затеял и с моей невольной помощью собирается это провернуть. Но вот что? Ломать голову было бесполезно, однако я прекрасно понимала, что мне как в поговорке — то ли пытаются подложить свинью, то ли подпихнуть кота в мешке.

— Аннель, — меж тем его светлость вновь обратился ко мне. — Тебе необходимо блистать на приеме, затмить всех присутствующих на нем леди. Мисс Регер уже доложила мне, что тебе шьется новое платье. Так вот я распоряжусь, чтобы тебе заказали еще пять. Ты довольна?

— Ваша светлость?!.. — я едва не подавилась кусочком мяса.

— Ну, ну… Не стоит благодарить меня, — не давая вставить и слова, отмахнулся герцог. — Я же вижу, что ты, как и любая другая женщина расцветаешь, когда дарят подарки.

— Но к чему такие траты?! — наконец смогла произнести я, сделав пару глотков вина, чтобы протолкнуть злополучный кусок, так некстати завязший на зубах. — Супруг приказал мне через две недели отправиться в Адольдаг, и я намереваюсь выполнить его веление.

— Аннель, к чему ты вспоминаешь такие глупости?! — всплеснул руками герцог, однако возмущение вышло весьма наигранным. — Едва Кларенс увидит тебя, он забудет обо всем.

— Ваша светлость, думаю, у моего мужа были причины отправить меня столь далеко.

Конечно, мои доводы уже начинали отдавать сумасшествием, поскольку ни одна нормальная женщина не согласилась бы на добровольную ссылку. Однако что мне оставалось?! Мне требовалось в обязательном порядке уехать из особняка герцога. Тем более, что я теперь четко знала, почему на мне женился Кларенс. Впрочем, герцог тоже знал, однако стремился вывернуть все так, словно я и маркиз были идеальной влюбленной парой.

Я начала уже опасаться его напора, вернее того, что он скрывал под этим напором. Я очень хорошо понимала, что его светлость пытается сыграть со мной втемную. Кажется он хочет сделать так, чтобы Кларенс заинтересовался мной… Но зачем?

— Ерунда! Полнейшая ерунда! — не слушая, возразил герцог.

— Но прием?!…

— Это будет мой вам подарок на свадьбу!

— А Кларенс?…

— Подарок! — еще раз твердо повторил герцог. — И прекратим на этом. Аннель, я совсем отказываюсь понимать тебя?! Создается такое впечатление, что ты сама стремишься в полуразрушенную усадьбу, тогда как по здравому рассуждению, должна делать все, чтобы остаться рядом с супругом. Я не узнаю тебя, такую рассудительную, такую здравомыслящую.

Я притихла, ведь его светлость далеко не идиот, чтобы не сообразить, куда я клоню. И поэтому начала выкручиваться.

— Ваша светлость, не поймите меня превратно, однако я, как покорная жена, не могу действовать против воли моего мужа. Вы же мне сами об этом говорили.

— Ерунда, дорогая моя, — возразил герцог. — Ты женщина, а значит, хитринка в душе есть, и, следовательно, если приложишь хотя бы минимальные усилия, то сможешь добиться его расположения. Не становитесь похожей на тех дурочек, которые идут на поводу у мимолетной прихоти супруга. Ты его вторая половинка, хранительница очага, а значит…

Что там значит, я слушать уже не стала, поскольку думала над предыдущей фразой герцога 'идти на поводу'. Похоже, обнажился первый слой — с получением наследства Кларенсом дядюшка больше не имеет влияния на племянника, и теперь тщится получить его через меня.

— … И к тому же… Аннель, вы слушаете меня?

— Да ваша светлость, очень внимательно.

— Так вот, к тому же Аннель, ты женщина, иномирянка, а значит, не способна постичь всех сложностей и тонкостей нашей жизни, — я едва вновь не подавилась, похоже за рассуждениями, я что-то упустила. — А еще я намного старше, и знаю, в чем более всего нуждается мой племянник. А ты всего лишь молодая жена и должна стремиться угождать супругу, и при этом не забывать про его выгоду, даже если он ее пока не понимает. Поэтому я устраиваю по случаю вашего бракосочетания грандиозный прием, а твоя обязанность, как молодой жены, покорить на нем всех. И больше это я обсуждать не намерен. Понятно?

— Так точно, ваша светлость…

— Что?

— Я все поняла, и склоняю голову перед вашей мудростью, — едва ли не сквозь зубы прошипела я.

Ох, как бы мне хотелось запустить одним из салатников герцогу в голову!

— И еще, я скажу мисс Регер, чтобы она занималась с тобой каждый день этикетом и прочими вещами, что полагается знать молодой леди, до самого приема.

А вот теперь мне захотелось расколотить об его голову еще и пару ваз. Неужели я думала, что уважаю этого хитрого, лицемерного?!… Да у них вся семейка сплошной серпентарий!

Ну, ничего! Будет еще и на моей улице праздник, когда на ней перевернется Камаз с пряниками! Я еще добьюсь своего.

Слуга налил бренди в рюмки, и тихонечко вышел, затворив за собой двери.

— Отец ты не можешь устраивать прием, — отрезал Себастьян, едва они с отцом остались в кабинете одни.

— Не говори ерунды, — герцог раздраженно отмахнулся от слов сына, усаживаясь в свое кресло. Наигранный оптимизм, который он изображал перед Аннель, исчез, не оставив следа, и теперь он был абсолютно серьезен. — Ты даже половины не знаешь и не понимаешь, что знаю я. Поэтому доверься мне. Прием будет и точка.

— Отец, ты не можешь так поступить. Девушка пришла к нам из другого мира…

— Очень кстати пришла из другого мира, — вставил свое слово его светлость.

— А по-моему весьма некстати, — возразил Себастьян, опускаясь напротив отца. Теперь их разделял стол. — Сейчас, когда Соувен всеми возможными способами давит на нас, когда мы каждый день ждем с их стороны провокацию, когда они ищут… не важно! Именно сейчас самый неудачный момент. По-хорошему следовало бы спрятать Аннель в глухой деревне, даже не извещая мир, что она появилась.

— Не говори ерунды! — вспылил герцог. — Ты понятия не имеешь, как повезло Кларенсу, что у него появилась Аннель! Они… Их считают повенчанными душами. Ты только вдумайся — повенчанные душами?! Для нас это совершенно меняет всю ситуацию! Мы сможем вывернуть все так… В общем, это к делу не относится, однако запомни — для Кларенса появление Аннель большая удача, которой следует воспользоваться.

Себастьян лишь скрипнул зубами от раздражения, и отпил глоток бренди. Отчего-то его ужасно злило происходящее. Как политик он понимал, что затеянный отцом прием — форменное сумасшествие. Он злился, осознавая, сколько всего может произойти, если представить Аннель высшему свету. Но достучаться до отца он не мог. Видимо тот знал что-то серьезное, но не желал рассказать. Однако при этом он отдавал себе отчет, что злиться из-за возможных проблем глупо. Что-то в этой ситуации его сильно раздражало. Но вот что?

— Тогда я вынужден буду доложить королю, — как последний аргумент в споре, предупреждающе произнес Себастьян.

— Говори, — скривился герцог. — Только не забывай, что Аннель не королевская бабка. И что его величество, обладая всей полнотой власти, не может мне запретить устраивать праздник по поводу свадьбы племянника.

Всю неделю, пока мой 'благоверный супруг' отсутствовал, целыми днями меня мучили мисс Регер и мистер Муари. Клара пыталась научить меня как правильно вести себя за столом, как правильно ходить, сидеть, улыбаться… Да она даже дышать меня учила, когда принесли это пыточное сооружение под названием корсет! Единственным его плюсом являлось то, что мне гораздо легче теперь стало держать спину прямо, а в остальном… От ношения корсета я приобрела лишь сплошные неприятности в виде потертостей, головокружения, если я по привычке пыталась вздохнуть полной грудью, и невозможности нормально поесть. Если бы не Меган, приносившая мне закуски перед сном, я бы похудела еще сильнее.

Мистер Муари оказался учителем танцев, специально приглашенным его светлостью, дабы я смогла станцевать на балу хотя бы полонез, открывающий бал, и вальс, как наиболее страстный танец из всех. Он нещадно гонял меня, заставляя танцевать по три-четыре часа кряду. А, ели учесть, что здешние платья особым удобством не отличались, все действо превращалось в изощренную пытку.

Но если мисс Регер и мистер Муари занимали все мое время от рассвета и до ужина, то после оного меня терзал герцог Коненталь. Он начинал со мной беседу о пространных вещах, а потом плавно и, как он считал незаметно, переводил ее в другое русло, а именно о его разлюбезном Кларенсе. После таких положительных продолжительных рассказов, даже если б я была без памяти влюблена в супруга, то возненавидела бы его. Сколько дифирамбов он изливал на маркиза, сколько комплементов ему расточал… Тот, наверное, столько не слышал про себя с пеленок.

Я с ровным выражением лица вынуждена была сидеть и слушать все эти словоизлияния, тогда как мне в этот момент хотелось бы покопаться в библиотеке для ответа на единственный вопрос 'как мне вернуться назад'. Вечером же, после того, как герцог отпускал меня, у меня хватало сил лишь подняться к себе наверх, съесть принесенное Меган, и рухнуть в кровать.

Правда в беседах с герцогом попутно я пыталась хоть что-то узнать об имении, куда в любом случае уеду, если не найду способ вернуться. Так на мои вопросы про Адольдаг, его светлость только отмахивался, и говорил, чтобы я выбросила все глупости из головы. Если я буду следовать его указаниям, то все будет замечательно.

И вот наступил день, которого герцог Коненталь ждал с таким нетерпением, а я с содроганием. Не знаю, каким образом его светлость узнал, что племянник вернется с охоты, или где он обретался, именно сегодня, однако еще со вчерашнего вечера устроил суету без меры.

Кларенс вернулся к обеду. Узнав, что сегодня будет прием, он попытался было вновь улизнуть, однако был отловлен дядюшкой, и они, запершись в кабинете беседовали о чем-то часа три. Порой их разговоры прерывались гневными выкриками, угрозами и прочими непристойными вещами, которые благонравные аристократы в общении между собой допускать никак не могли. Чем дело закончилось, я так и не узнала, поскольку мисс Регер отослала Меган с кухни ко мне, чтобы та начала готовить ванну. Девушка так и не дослушала рассказ лакея, и я осталась в неведении.

Вечером, когда после суровых пыток утяжки в корсет, и навьючивании кучи нижних юбок и сорочек, меня наконец-то облачили в сшитое под руководством мисс Регер платье, в комнату пришел его светлость дабы убедиться, что все в порядке. Увидев меня, бледную от волнения (это он посчитал, что от волнения, а я-то знала, что от нехватки воздуха из-за этого дурацкого корсета), он радостно заулыбался, прямо-таки посветлел лицом.

— Дорогая моя, ты чудесно выглядишь! Обворожительно! — заворковал он, а потом забрал у камердинера, стоящего в коридоре, большой футляр и положил его на трюмо. — Аннель, я думаю, что это колье, которое раньше принадлежало моей дражайшей супруге, как нельзя лучше подойдет к платью.

Мисс Регер, до этого молчаливой тенью стоявшая у стены, метнулась и, раскрыв футляр, извлекла оттуда пару великолепнейших серег с крупными полупрозрачными голубоватыми опалами, обрамленных аквамаринами. А потом и замысловатое ожерелье точно с такими же камнями, вспыхивающими в свете каминного пламени алыми и бордовыми искрами. Оно удивительно шло к платью, сшитому из бледно-бледно-голубого шелка по которому вились розовато-золотистые искусно вышитые цветущие вишневые веточки. Когда мисс Регер застегнула колье на шее, а я сама вдела в уши серьги, его светлость довольно отступил назад.

— Вот теперь я понимаю, что значит самая восхитительная леди! — он оглянулся на мисс Регер, которая с удовлетворенным видом, взирала на дело рук своих. — Сопроводите миледи вниз в малую гостиную к десяти часам вечера.

— Как прикажете, — присела с почтением камеристка.

— А пока составьте Аннель компанию, ведь до начала приема еще полтора часа. Она так волнуется, — и с этими словами покинул нас.

А я вовсе не волновалась, я злилась, что никак не смогла воспрепятствовать этому дурацкому маскараду, где из меня пытались наскоро слепить послушную леди, которая никогда не должна раздражаться, всегда быть милой и едва заметно улыбаться, дабы у окружающих не складывалось впечатления, что она несчастна или чем-то расстроена.

Больше всего на свете сейчас мне хотелось сбежать куда-нибудь. И если бы мисс Регер не сидела рядом со мной как надзирательница, то я бы так и сделала.

Камеристка, застыв молчаливым изваянием, смотрела на каминное пламя, а я пыталась справиться со своими нервами самостоятельно. У Клары не было никаких иллюзий по моему поводу. Она, как женщина, насквозь видела все, и думаю, давно разгадала, что я не похожа на глупенькую дебютантку в первом сезоне. Однако она, преданная сердцем и душой родам Коненталь и Мейнмор, не испытывала сомнений, как ей следует поступать, и поэтому стерегла меня, точно собака на привязи.

Чтобы и в самом деле не разнервничаться и не разозлиться окончательно (а то боюсь, не удержусь и устрою скандал прямо на приеме) я, подойдя к зеркалу, принялась разглядывать свое отражение. От той, прежней меня, практически ничего не осталось, разве что глаза, смотрящие на мир недоверчиво и с опаской. А вот все остальное принадлежало уже совершенно другому человеку: сложная прическа, делающее лицо уже, лоб выше, шею длиннее, а линию плеч плавней. Едва уловимый голубоватый с золотым рисунком цвет платья, оттенял бледную незагорелую кожу, делая ее на вид бархатистей и нежней. И от этого, глаза уже смотрелись едва не на пол лица, губы горели розовой розой, а обыкновенный русый волос заиграл золотистыми прядками. Благодаря опалам и прозрачно-голубым аквамаринам в серьгах и колье, невыразительный цвет глаз вдруг оказался голубым, а весь внешний облик дышал весенней свежестью и красотой раннего утра. И неужели вот это все достанется Кларенсу — этому наглому, жестокому и бесцеремонному типу?! Да ни за что! Я после этого себя не то, что уважать перестану. Я с этим жить дальше не смогу!

— Миледи, вам пора.

Оказалось, что мисс Регер уже стоит возле двери и ждет меня. Я глубоко вздохнула как перед прыжком в воду и, расправив плечи, шагнула вперед.

Мы двумя тенями заскользили по коридорам. В доме слышался шум толпы, кто-то смеялся, легким фоном звучала музыка, звенели бокалы, шуршали наряды. Робко прошмыгивал слуга с пустым подносом.

Мисс Регер привела меня в небольшую гостиную, обставленную целиком в голубом цвете. Обивка диванов и кресел, подушки, скатерти на столиках… даже панели на стенах и те были голубого цвета с бледно-голубым рисунком.

— Подождите здесь, — камеристка указала мне на один из диванчиков, а сама молча развернувшись, вышла и, затворив за собой двери, оставила в одиночестве.

Мои нервы были как натянутая струна, казалось, тронь и зазвенят. Сердце стучало в груди с сумасшедшей скоростью. Оставаться здесь в одиночестве не было никакой возможности. Я уже собралась было встать и незаметно уйти, как в тишине коридоров (звуки приема сюда не долетали), послышались шаги и голоса. Двое спорили. Не узнать их было нельзя — Кларенс и герцог Коненталь.

— И зачем вы заставляете показывать эту ведьму гостям?! — яростно продолжал маркиз.

— Кларенс не смей! Аннель очаровательная молодая леди. После того, что ты натворил, ты просто обязан представить ее свету! — вспылил его светлость.

— Я ничего не…

Но тот не дав договорить, перебил его:

— Даже не смей перечить мне! Я и так делаю что могу, а ты все усугубляешь положение. Тебе сейчас нельзя оставаться…

Кларенс не выдержал в свою очередь:

— Я сказал уже, что не…

— А я сказал, поедешь! — зарычал герцог. — Только посмей не сделать! Вдовствующая маркиза, ваша мать…

— Не смейте впутывать ее сюда! Эта безумная старуха!..

— Как ты говоришь о собственной матери?!..

— Она моя мать, а значит, как хочу, так и называю! И вы тоже ничего…

— Ты поедешь в любом случае!

— Нет!

— Мы еще посмотрим…

С этими словами они отворили двери и увидели меня, замершую посредине комнаты. Если герцог задержался у порога, словно любуясь созданным шедевром, то Кларенс влетел в гостиную, но, не разглядев в полутьме комнаты моего лица и не узнав, галантно склонился.

— Добрый вечер леди. Простите, что мы не представлены, как положено, но позвольте поинтересоваться, что здесь делает в одиночестве столь очаровательное создание? Столь пленительный цветок во мраке дома?..

От дверей раздался кашель, это герцог не выдержав, пытался скрыть распиравший его смех.

Кларенс недовольно оглянулся на него, а потом словно осененный догадкой внимательней присмотрелся ко мне.

— Черт возьми!.. — протянул он не то удовлетворенно, не то в восхищении.

Мне захотелось залепить ему пощечину, но я, стараясь сохранить на лице безмятежность, стояла неподвижно. Тогда мой супруг обошел вокруг меня, осматривая и оценивая, как лошадь на торгу. Он цокал языком, издавал возгласы удовлетворения и, наконец, когда медленно обошел меня вокруг пару раз, выдал:

— Пойдет! — а потом, обратившись к герцогу завершил фразу: — Насчет вашего предложения я подумаю. Во всяком случае, теперь оно выглядит не так печально, и возможно, я все же устрою медовый месяц.

Маркиз подал мне руку и я, с трудом удержав негодующий вопль из-за последней фразы, с некоторой брезгливостью и осторожностью, словно змеи касалась, оперлась на него. И мы пошли в залу.

По пути Кларенс то и дело бросал на меня заинтересованные взгляды. Порой на его лице проскальзывала настолько плотоядная улыбка, что мне хотелось немедленно вырваться и убежать, как можно дальше. Однако я сдерживала порывы, потому что, во-первых, позади нас как надзиратель шел герцог Коненталь, а во-вторых, я прекрасно помнила, что любое неповиновение может закончиться рукоприкладством. А оказать достойного сопротивления, скованная корсетом и тесным платьем, я не смогу. Вот поэтому я стоически все стерпела.

Наконец мы пришли, из-за закрытых дверей слышались голоса, веселый смех собравшихся, музыка, играющая аккомпанементом. Его светлость отдал приказ дворецкому, замершему на вытяжку неподалеку. Тот распахнул двери и громким голосом возвестил:

— Маркиз Мейнмор и маркиза Мейнмор!

На мгновение все стихли, и мы как по команде плавно ступили в зал. На меня тут же обратилось не менее сотни взглядов, казалось, они давили, оценивали, взвешивали, осуждали, определяли, достойна или нет… Во все концы залы побежали сдержанные шепотки, дамы прикрываясь веерами, шептали одна другой, тихонечко хихикали, мужчины же оценивающе выгнув бровь переводили взгляды с меня на Кларенса и обратно.

Грянула музыка. На мгновение я оторопела, но потом узнала по первым тактам полонез. Маркиз, отстранившись и взяв мою руку для танца, как полагается, двинулся первым, я с секундной задержкой двинулась за ним.

Умом я не понимала что происходит, однако тело помнило вбитые в подкорку за неделю шаги, и двигалась вслед за Кларенсом на автомате. Когда прошла треть танца, и я освоилась, то смогла аккуратно оглядеться вокруг. Оказалось, заинтересованных взглядов поубавилось, а за нами уже выстроились пары, и гости теперь переглядывались, переговаривались между собой. Все двигались легко и непринужденно, поскольку подобные танцы для них были привычным делом, а мне же приходилось постоянно держать в голове кучу вещей одновременно: какое следующее па, плечи и спину прямо, выражение на лице сохранять веселое и любезное…

Под конец у меня уже губы сводило от улыбки, и дрожали ноги, но я старалась не подавать вида. И когда танец, такой плавный и спокойный закончился, я едва сдержала рвущийся наружу возглас облегчения. Но тут все испортил Кларенс. Он наклонился и поцеловал мне руку, при этом, не отрывая от меня горящего взгляда, словно был влюбленным в меня без памяти. И со стороны это так и могло показаться, однако я знала, что это не так, и от этого было особо гадко.

К нам тут же кто-то подошел. Присмотревшись, я узнала брюнета с серьгой в ухе. Кажется, его звали Эдвард?.. Эдгар?.. Да Эдгар.

— Дружище! — он восторженно хлопнул Кларенса по спине. — Ты счастливчик! Я так рад, что меж вами все наладилось! Я не поверил, когда увидел вас в дверях! В парке ты откопал настоящую жемчужину! Сейчас тебе завидуют все женатые и все холостяки в округе!

Кларенс приобняв меня за талию, жестом собственника чуть прижал к себе.

— О да! За какую-то неделю Аннель превратилась и серого воробушка в райскую птичку! — и, посмотрев на меня, добавил: — Правда, дорогая? Ты счастлива?

Поскольку другой рукой он по-прежнему держал мою ладошку, то незаметно для всех, предупреждающе сжал пальцы, доставив легкий дискомфорт. Супруг давал понять, что если я неправильно отвечу, мне будет гораздо больнее.

— Да, милорд. Я так рада и благодарна небесам, что стала вашей супругой…

— Вот видишь?! — это Кларенс вновь обратил внимание на своего друга. Я же почувствовала, что его хватка ослабла как на талии, так и в руке. — А ты почему?…

Но дальше я не слушала их разговор, предпочитая осторожно оглядеться.

Зала, где я училась танцевать с мистером Муари, теперь блистала и сверкала. Ее украсили бесчисленными вазами с цветами, поменяли портьеры с темно-бордовых на легкомысленные бело-золотистые. По краю у стен появилось множество диванчиков, кресел и стульев, на которых сейчас сидели матроны и почтенные джентльмены. Их отпрыски стайками вились тут же. И если вокруг девушек собрался кружок кавалеров, то вокруг красавцев вились молодые леди, явно уже находящиеся в браке. И все это сообщество блистало, переливалось и сверкало драгоценными камнями и дорогими тканями. На миг мне даже удалось почувствовать себя Золушкой, впервые попавшей на бал, но Кларенс неожиданно особо громко рассмеялся, стиснул меня чуть сильней, и впечатление растаяло без следа.

— …Арман, — продолжал он говорить блондину. Я совершенно не заметила, как тот подошел. Выражение его лица было точно таки же отчужденно-холодным, как в парке. — Думаю, назавтра нам придется отложить нашу партию. Я буду несколько занят, — и, хохотнув, добавил: — На моем месте ни один бы из вас не устоял!

— Кла-аренс! — покачав головой и с укором глядя на друга, протянул Эдгар, по-прежнему стоящий рядом.

— Помнится мне, когда кто-то только что женился на своей миссис л'Оверколь, говорил нечто подобное, — возразил тот. Эдгар едва заметно порозовел.

— Мы были одни и…

— Мне нечего стесняться свою супругу. Правда, дорогая?

Я опустила глаза в пол и сделала вид, что смущена.

— Милорд…

На самом деле он мог выражаться даже площадной бранью, меня бы это несколько не смутило. По своему образованию я была строителем, работала не только в конторе, но и выезжала на авторский надзор. А там та-акое можно было услышать от начальника участка, когда его заставляешь перемонтировать половину системы, что ни одно заковыристое выражение аристократа не сравнится с теми перлами и советом — куда именно мне следовало бы пойти и что сделать. И никакого уважения к слабому полу.

Заиграли вальс. Кларенс ту же подхватил меня и потащил на середину зала. Я выдохнула сквозь сжатые зубы и постаралась придать своему лицу благостное выражение. Мы как молодожены танцевали в самом центре и на нас были обращены все взгляды. И если Кларенс мог не особо следить за выражением своего лица (с одной стороны, у него это было вбито с детства, с другой — он мужчина — ему можно больше), то мне приходилось прилагать все усилия, чтобы соответствовать представлению о леди.

На секунду подумалось, зачем все я это делаю, зачем стараюсь? Ведь мне нет никакого дела до этих людей. Мне абсолютно наплевать на Кларенса, на его дядю… Мне все равно, какое мнение составят обо мне окружающие, ведь я всей душой хотела оказаться как можно дальше отсюда…

— Улыбайтесь, черт бы вас побрал! — тут же рыкнул мой супруг. — Не корчите гримасу, словно уксус пьете! Если вы меня сейчас опозорите…

Я с трудом справилась со своим лицом и растянула губы в улыбке.

— Я не очень хорошо знаю танец, — осторожно пролепетала я, стараясь сохранить улыбку, хотя в этот момент она больше была похожа на гримасу.

— Экая вы неумеха, — фыркнул он. — Следуйте за мной, и все будет нормально.

— Милорд я всеми силами стараюсь угодить вам.

— Но не угождаете.

Ритм все ускорялся, круговорот пар вращался все сильнее. В тесном корсете и от излишне быстрого темпа я начала задыхаться.

— Милорд… после этого танца… я бы хотела отдохнуть… — с придыханием попросила его.

— Хорошо.

— И прошу вас… если возможно… отведите меня к вашему дядюшке. Возле… возле него, я смогу посидеть… и отдохнуть.

Музыка закончилась, и Кларенс резко остановился. Схватив меня за руку, он как на буксире повел меня сквозь толпу расходящихся пар. Я, пытаясь удержать на лице улыбку и едва не спотыкаясь, следовала за ним. Подошва балетных туфель была кожаной и я бы точно поскользнулась на мраморном полу и упала, если б маркиз хоть на секунду замедлил шаг. Но он не делал этого.

— Аннель устала, она посидит рядом с вами, — Кларенс толчком усадил меня на свободный стул рядом с его светлостью.

Пожилой джентльмен, что сидел по левую руку от герцога удивленно взирал на происходящее. А мой супруг развернулся и, даже не высказав герцогу Коненталю и пожилому джентльмену никакого почтения, развернулся и смешался с толпой.

Возникла неловкая пауза, пока его светлость не справился с собой и не принялся расспрашивать меня о приеме. Я, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, начала отвечать.

Завязался разговор на отвлеченные темы. К нам присоединился пожилой джентльмен, оказавшийся графом Пенсери. Потом подошел еще кто-то, меня представляли всем…

Мелькали лица, сменялись люди. Народ подходил к герцогу для того, чтобы выразить восхищение приемом, а на самом деле, поглазеть на меня — на иномирянку. Всем было ужасно любопытно, какая же я. Джентльмены интересовались, нет ли во мне что-то особенного, чего нет в дамах их мира, а те в свою очередь ревностно разглядывали меня — вдруг я возымею какое-нибудь мистически необъяснимое влияние на их спутников. Вдруг украду их любовь или совершу еще какую-нибудь непростительную вещь?…

Весь вечер я чувствовала себя как на выставке, с меня не спускали заинтересованных глаз. Скулы уже давно сводило от улыбки, а голова нещадно болела от ароматов духов присутствующих леди, который смешивался с запахом цветов и прогорающим маслом ламп. В итоге мне стало дурно.

Пару раз кто-то попытался пригласить меня танцевать, но я твердо отклонила предложение, еще несколько раз на выручку пришел герцог. За это я была ему благодарна. А Кларенс больше ко мне не подходил, развлекаясь где-то в толпе гостей.

И вот уже несколько минут я сидела спокойно в одиночестве у дальней стены и в тайне мечтала, как прямо сейчас возьму и незаметно уйду отсюда. Однако юные дебютантки и их мамаши, не спускавшие с меня глаз, никак не позволяли этого сделать, и поэтому мечты оставались только мечтами.

— Держите.

Я вздрогнула и подняла взгляд. Передо мной стоял Себастьян, и держал бокал с пуншем.

— Вам это сейчас просто необходимо, — продолжил он участливо.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я.

Напиток приятно остудил горло, и мне стало легче. Себастьян замер возле меня молчаливой тенью, и спокойно смотрел, как я пью. От такого пристального внимания я ощутила раздражение. На щеках вспыхнул румянец.

— Смею заверить вас, что когда пью, на голове рога у меня не вырастают, — гораздо резче, чем позволяли приличия, заметила я.

— Я это вижу, — по-прежнему спокойно согласился он. — Однако у вас бледность с лица пропала. А то создавалось такое ощущение, что еще немного и вы сольетесь со стеной.

Стены в зале были из белого мрамора, и сын герцога непрозрачно на это намекал.

Чтобы скрыть неловкость, я сделала еще пару глотков.

— А почему вы не танцуете? — наконец придумала я вопрос, поскольку пауза в разговоре затянулась непозволительно долго. Отчего-то рядом с ним я стала чувствовать себя напряженно.

Матроны сидевшие в отдалении, наконец-то разглядев, кто остановился подле меня — зашушукались. Я вновь поднесла бокал к губам, сделав вид, что пью. Но Себастьян проигнорировав мой вопрос, забрал у меня бокал и, со словами: 'Вам это больше нужно, чем мне', - взял меня за руку и заставил встать.

— Что вы?!.. — попыталась вырваться я, но не тут то было, мою ладонь никто не выпустил.

— Пойдемте, — ровно сказал он, хотя его слова больше походили на приказ. — Не стоит сидеть под столь пристальным вниманием этих престарелых куриц, — и повлек за собой.

В это время заиграли вальс, но на этот раз мелодия была медленной и неспешной. Себастьян, держа меня за одну руку, другой взял мою ладонь и твердым и уверенным движением положил на свое плечо. Я уже хотела возмутиться, но он сдержанно отрезал, почему-то обратившись ко мне в третьем лице:

— Миледи Мейнмор не стоит весь вечер сидеть в стороне. А раз других танцев она пока не знает, и если супруг не обращает на нее внимания, то моя обязанность, как сына хозяина дома, сделать это за него. Я соблюдаю приличия, и не более.

И мы двинулись в первом па. Себастьян вел уверенно и гораздо более спокойно, чем Кларенс. Я могла бездумно следовать за ним, подчиняясь движению музыки, и ни о чем не беспокоиться. Все время, пока звучал вальс, мы танцевали молча. Но почему-то от этого было так хорошо, так легко, что я почти растворившись в музыке, стала одним целым с партнером.

Когда танец закончился, Себастьян спокойно отвел меня к диванчику, на который переместился его отец и, раскланявшись, ушел по своим делам. Меня вновь вовлекли в беседу.

Потом был ужин и снова танцы. За ужином нас с Кларенсом посадили рядом, но он едва замечал меня, уделяя все время соседке за столом — рыжеволосой развязной девицей отдаленно напоминавшей мне кого-то, но вот кого я так и не смогла припомнить. Это было неприличным, но меня абсолютно устраивало, поскольку его внимание до сих пор выходило боком. А так, не смотря на тугой корсет, я даже смогла проглотить хотя бы немного салата и дичи.

После ужина дворецкий объявил, что всех гостей приглашают в залу, и началась вторая часть вечера. Поскольку уже шел третий час ночи, мне невероятно хотелось спать, однако прочие гости даже не выказывали признаков усталости и продолжали веселиться. Весь остаток вечера в основном я провела с герцогом Коненталем, иногда компанию мне составлял граф Пенсери, но по большей части в одиночестве.

Неожиданно под конец вечера я рассвирепела. Во мне неудержимой волной начала подниматься злость. Хотелось встать, и сделать что-то такое, чтобы всем сразу стало тошно. Однако что? И поэтому я терпела. Терпела, и злилась все больше.

Ко мне подошел Кларенс.

— Чем обязана?! — желчно спросила я, когда он остановился рядом.

— Не время устраивать истерики, — отрезал он, грубо вздергивая меня как марионетку на ноги. — Нас ждет герцог. Ему приспичило что-то объявить! — и как привык, силой потащил за собой.

Маркиз выволок меня на середину зала, где нас уже дожидался герцог Коненталь. Его лицо светилось радостью как электрическая лампочка, если бы таковые здесь были.

— Дорогие мои! — начал он, прижав руки к груди. — Я безумно счастлив, что мой драгоценный племянник нашел свою судьбу, пусть и настолько особым, но от того еще более романтическим образом! И не зная как выразить свою безмерную радость, я собрал здесь вас, чтобы поделиться своим счастьем со всем светом. Я поздравляю новобрачных, желаю им счастливых дней, прекрасных минут и всего того, что обычно желают влюбленным друг в друга молодым людям, — в толпе, что собралась вокруг послышались понимающие смешки, кто-то заулыбался. А герцог тем временем продолжал: — И дарю им поездку к морю, в Валиаццу, самый романтический город нашей страны, чтобы они целых три месяца могли наслаждаться обществом друг друга!

Все зааплодировали. Герцог полез обниматься сначала с племянником. Стоя рядом я расслышала:

— Я тебе этого не прощу, — прорычал Кларенс, стараясь сохранить на лице довольную улыбку.

— Только попробуй не поехать, — послышалось от его светлости в ответ. — Тебя же на виселице могут вздернуть, если докажут…

— Не твоя забота!..

И настала моя очередь. Герцог, видимо не подозревая, что я услышала их обмен любезностями с племянником, на ушко желал мне счастья и всего прочего. А я в душе пожелала ему сгореть в Аду, удерживая на лице все ту же приклеенную улыбку, когда благодарила за доброту.

А нам все аплодировали. Когда герцог отцепился, Кларенс схватил меня за руку и потащил прочь из залы. Я сопротивляться не стала. И не смотря на то, что не хотелось оставаться с ним наедине, гораздо в большей степени мне хотелось уйти от гостей.

А Кларенс тараном пропер по коридорам до моей спальни, пинком ноги открыл дверь и, шикнув на побледневшую Меган: 'Пошла вон', - втолкнул меня в комнату. Девушка метнулась прочь, оставляя нас.

— Ну что дорогая супруга, — с нехорошей ухмылкой произнес он, — наконец то мы с вами одни. А вы похорошели моя радость, сильно похорошели, — продолжил он, начав расстегивать камзол. — Даже не ожидал! Ну что ж тем приятней. Я даже пару раз вполне смогу вас утешить. А-то что это за свадьба, да без брачной ночи?

Я как бы невзначай попятилась к камину. Кларенс наступал, а я отступала. Однако страха не было, меня захлестывал холодный гнев, оставляя совершенную ясность рассудка. Маркиз, не замечая моих маневров, не отрывал от меня похотливого взгляда. Он был уверен, что я, как и прежде послушна, вся в его власти. А я же действовала, словно все рассчитала и спланировала заранее. Да, до этого я склонялась перед его напором, но теперь наступил предел моей возможности терпеть.

Во мне еще на балу проснулась злость и она, разгораясь все сильнее и ярче, помогла сопротивляться натиску. Обычно я тихая, робкая и спокойная девушка, имеющая чувство собственного достоинства, и вывалять себя в грязи не позволю. Отступить перед фигляром, который пытался весь вечер изображать из себя незнамо что, наплевав как на свою репутацию, так и на репутацию родственников?! Да никогда!

Довольно…

Я спиной вперед сместилась к самой каминной полке, где на подставке стояли кочерги. Кларенс, так и не поняв, зачем я туда отошла, уже скинул камзол на кровать, а теперь взялся развязывать замысловатый шейный платок, на время оторвав от меня похотливый взгляд.

А я, совершенно спокойно оглядев кочерги, выбрала из них самую массивную и начала примерять к руке. Сначала помотала ей как клюшкой для гольфа, потом примерилась получше, словно в руках держала бейсбольную биту.

Послышался треск рвущейся ткани. Платье, не выдержав подобного обращения, поползло подмышками и на спине. Шелк стал расползаться в швах, давая мне необходимую свободу в движениях.

Мой супруг, оставив в покое непослушный узел шейного платка, поднял на меня удивленный взгляд. Не знаю, что было написано у меня на лице, но Кларенс несколько побледнел и попятился.

А я все с тем же яростным спокойствием, держа по-прежнему кочергу двумя руками, словно бейсбольную биту, так же неспешно и главное молча пошла на него. Не знаю, что мне придало такую невероятную силу. Возможно холодный гнев, но…

Я замахнулась и первый кроватный столбик, за который я держалась, когда затягивали корсет, переломившись с треском, рухнул на кровать. А кочерга в моих руках даже не погнулась.

— Прикоснешься хоть пальцем, — с замогильным холодом в голосе начала я, — Покалечу! Зубы в платочек собирать будешь! — и продолжила наступать на супруга.

Четыре коротких шага и еще один взмах. Второй кроватный столбик, сломавшись, отлетел к его ногам. Следующим на моем пути был Кларенс.