День курсанта Миронов Вячеслав
Но старшина не знал такого слова, он называл «насасар», почти как… Ну, сами понимаете…
И вот мы начали всей ротой делать одинаковые несессеры. Для этого все скидывались. Одинаковые «мыльно-рыльные» принадлежности. Одинаковые подворотнички, «хознаборы», пуговицы, много всякой мелочи. В каждом взводе назначили ответственного за сбор денег. С чьей-то подачи обозвали все это «в фонд озеленения Луны». Было стойкое убеждение, что старшина часть денег себе оставляет. Но не пойманный — не вор. Только стал он курить дорогие сигареты и захаживать в чипок очень часто.
Ефанов («Смок»), ответственный от нашего взвода за сбор денег, завел тетрадь, в которой тщательно записывал напротив каждого поборы, каждый расписывался, там же велся строгий учет за всякие инструктажи. По электробезопасности, по технике безопасности при выполнении хозяйственных работ, о запрете курения и прочее. Мы смеялись, что скоро перед посещением туалета будем расписываться по технике безопасности.
Подписывались уже, не глядя. Надо так, надо!
Однажды Смок нам объявил на сампо, что каждый курсант нашего взвода должен ему по сто рублей. И предъявил свою тетрадочку. Там действительно было написано, что мы, нижеподписавшиеся, обязуемся отдать Смоку названную сумму. Подписались, и никто не прочитал. Думали, что за инструктаж чего-то там.
От каждого взвода отрядили трех умельцев, резали полиэтилен, потом складывали его, ребром утюга, через газету спаивали полимер, получались кармашки, туда и вкладывали всякую мелочь.
Постепенно мы привыкали к показухе. В армии это очень заметно. Эти «укладки» только для виду, для проверки. Если у тебя закончилась зубная паста, то нельзя ее взять из несессера. Этот тюбик зубной пасты — для проверяющего. А не для тебя.
Вещмешки были уложены в шкафчиках из сетки рабица. Ключи от шкафчиков — у замкомвзводов. Второй — у старшины в каптерке. В вещмешках можно прятать вшивники, консервы. Вроде как на виду, но не видно.
И вот сорок первая рота вернулась с полигона. Весь батальон расспрашивал, как оно там? По их словам выходило, что ничего страшного. Спокойно дошли, занятия по тактике. Грязь. Холодно. Ничего особенного. Еда такая же, как на КМБ, то есть — никакая! Значит, надо брать консервы!
Перед выходом на полигон, в перерыве между занятиями было время.
Нефедов крутил в руках коробок спичек, внимательно его рассматривал.
— Чего на него смотришь? Дырку протрешь взглядом.
— На полигоне сыро будет. Вот и думаю, как спички сухими сохранить.
— Только в полиэтилен.
— Шариков надувных нет. Можно было и туда.
— Шарики… — Нефед презрительно хмыкнул. — На байдарках, сразу видно, не ходили. У меня сестра старшая в байдарочном походе познакомилась с мужем. Меня тоже подтянула к этому делу. Классная штука. А байдарки, бывает, переворачиваются, да, и сырость кругом, дождь льет… Вот и собираемся в поход я, сестра, ее муж. Как всегда, одна мысль — чего бы не забыть! Все бегают, кричат, суетятся. Ну, а сына своего, лет пять ему тогда было, она в аптеку отправила. Купи, говорит, двадцать штук гондонов! Слово презерватив он не запомнит…
— Сильна у тебя сеструха-то!
— Я тебя сейчас за сестру инвалидом сделаю, — беззлобно ответил Нефед, продолжая повествование. — Пацан убежал, прибегает весь в слезах. Тетя — аптекарь не продала, да, еще и отругала. Сестра, заведенная сборами, громко высказала, все, что она думает об умственных способностях всех фармацевтах нашей необъятной Родины. Сына в охапку и понеслась в аптечку. А я ее знаю, не девка — ураган, самум, торнадо и цунами в сравнении ничто. Пожалуй, только две атомные бомбы, что американцы на Японию скинули, могут составить ей соперничество. Когда она в ярости, проще всем куда-нибудь заховаться и переждать эту волну ярости. Может дом разнести и не заметит. Но когда все тихо — милейший, добрейший, замечательный человек. А тут ее сына обидели. Ну, вот картина маслом — впереди, как локомотив, несется сестра, за руку тащит сына, тот, как флаг за кормой, еле успевает перебирать ноги по асфальту, мы с зятем — ее мужем — еле поспеваем. Врываемся в аптеку.
— Надо было сначала гранату или взрыв-пакет для начала бросить, чтобы предупредить, подготовить людей к налету. Аптека все-таки, там больные люди стоят.
— Надо было, — вздохнул рассказчик. — Врываемся мы в эту аптеку. Другого слова-то и не подберешь. Дверь с петель чуть не слетела, так она вошла, мы следом. Очередь замерла. Сестра подтягивает сына: «Где эта тетя?» Я чуть в штаны не наложил от ее командного голоса тогда. Командный голос у Бачурина — писк комариный, как тогда он был у нее! Салабон пальцем показывает на одну из аптекарей. По фигу, что очередь человек десять, подходит к окошку: «Отчего вы не продали моему сыну двадцать гондонов?!» Аптекарша, тоже видавшая виды, как крейсер «Аврора» на рейде, такой же комплекции, отвечает, что, да, не продала, потому что маленький, а если вам, дамочка, нужны презервативы, то приходите сами. Сестра швыряет деньги, ей подают ленту «Изделия № 2», она тут же молча рвет две штуки, вытаскивает их, в один гондон заталкивает коробок спичек, второй гондон берет и надевает на первый, со стороны горлышка. Показывает эту конструкцию аптекарше: «Понятно?» Та отрицательно крутит головой. «А вот также упаковываются соль, сахар, чай! Это понятно?!» У аптекарши глаза вылазят из орбит. Думал, что сейчас психушку будет вызывать. Тут уже зять вмешался: «Да в поход мы на байдарках, чтобы все сухим сохранить, вот нам и нужны гондоны в таком количестве!»
Аудитория взорвалась гомерическим смехом, казалось, что стекла вылетят.
— И что точно, — давясь смехом, еле произнес кто-то. — Не промокает?
— Проверено на себе не единожды! И спички, и сигареты. Как перевернешься, на берег сушиться. Костер как разводить? Ни прикурить, ни сигареты, все мокрое.
— Да уж, тетя-аптекарь и не могла предположить, что так можно презики использовать.
— То, что они прочные — знаю, сам трехлитровую банку воды заливал и с балкона сбрасывал. Но чтобы вот так… не додумался.
— Воду в гондон — додумался, а спички — не додумался?
— Ага.
— А зачем воду заливать и сбрасывать? Тяжесть такая! Убить можно, если по кумполу прилетит! Три килограмма!
— Три килограмма железа!
— Только мягкие!
— Одуреть!
— Так вот я и не попал ни разу, как не целил. Поэтому решил поступать в училище связи, а не летчиков-наводчиков. Все равно бы не попал бы! Прицел авиационный сбит.
— А я думал, что я один такой дебил. Когда было девять лет, и впервые покупал презервативы в аптеке, меня аптекарша спросила: «А зачем тебе мальчик, презервативы?» Я честно ответил: «Да, чтобы с балкона кидать, тетя!»
Народ снова грохнул от смеха.
Бугаевский взял коробок спичек, рассказал анекдот.
— Это здесь, в Сибири, спички более-менее нормальные. А у нас — не спички, а так — одно название. Вот и анекдот придумали: «Партизан мину заложил, сидит, чиркает спичками, чтобы бикфордов шнур запалить. А тут, как на грех, немецкий патруль. Подходят, спрашивают:
— Партизанен, что делаешь?
— Да, вот, мину взрывать буду, фашистская морда!
Офицер немецкий взял спички, в руках покрутил, отдал назад партизану.
— Гут, партизанен! Это «Гомельдрев» — наш союзник! Чиркай дальше!
И пошли они дальше. А партизан, говорят, до сих пор покупает спички «Гомельдрев» и не может поджечь мину».
— Что такие плохие?
— Не то слово! Полное фуфло!
Первый полевой выход
И вот закончились занятия, обед. Старшина орет, как будто его режут:
— Замкомвзвода! Выделить по два человека от взвода для получения котелков!
Выделили, получили, раздали, расписались за получение. До построения для выхода осталось 30 минут!
Котелки были со склада. Когда их сделали — неизвестно. Только вот они были обмазаны толстым-толстым слоем смазки, по типу солидола. Воды горячей в казарме нет, в ход идут газеты из ленинской комнаты, ветошь. Мало времени, все орут друг на друга. Скоро построение, сделать надо много, времени нет.
Шинель — в скатку. Расстилается на полу, полы застегиваются на пуговицы, и вдвоем, туго, начиная от воротника, равномерно, шинель скручивается. Потом аккуратно перегибается пополам, концы связываются брезентовым ремнем. Так положено, но можно просто куском веревки, даже изолентой. Но пока ремнем.
Получить оружие, противогаз. ОЗК, вещмешок. В вещмешок — плащ-палатку, туда, где спина. Так меньше набьет спину. Вшивники, продукты, часть конспектов — в мешок. В полевую сумку — конспекты. На поясной ремень — подсумок с рожками к автомату, штык-нож, фляжку с водой. Помогали друг другу одеться. Все быстро, очень быстро.
Полевая сумка, противогаз, вещмешок, шинель в скатку, ОЗК сверху, автомат.
Кто повыше ростом, вроде, как полегче.
— Твою мать! Позвоночник в трусы высыплется от всего этого барахла!
— Я слоника рожу! Хоботок уже показался.
— И со всей этой херней 20 километров топать?
— Ладно, пришли же с полигона, не померли!
— Да, тогда спокойно пришли, не были навьючены, как ишаки!
— Прикинь, у нас еще боеприпасов нет!
— А каково парням в Афгане?
— У них ОЗК и противогаза нет!
— Зато бронежилет, каска, гранаты, патроны.
— Короче — финиш.
— Если как с полигона шли, с привалами, песнями — нормально.
— Да, нормально все будет.
— Главное — не ссать!
— Сорок первая, вон, дотопала туда и назад, и никто не помер!
— А мы, что, хуже?
— Нормалек!
— Что петь-то будем по дороге?
Лева Ситников, из третьего взвода, затянул, гнусавя, как блатные:
— По тундре, по железной дороге,
Где мчится курьерский
«Воркута — Ленинград».
Мы бежали с тобою
От жестокой погони,
Чтобы нас не настигнул
Пистолета разряд…
— Да, ну, на фиг, Лева!
— Хорошая песня, по случаю. Боюсь, что Зема не оценит по достоинству.
— Рота, строиться! Построение на улице перед казармой! — прокричал дневальный, стараясь перекрыть шум и гам, царящий в казарме.
Командиры дублировали команду.
Вышли, построились. Офицеры проверили наличие личного состава, кто-то потянул амуницию.
Назначили курсантов, кто с флажками, перекрывают движение. Кто спереди, кто сзади.
Пошли! Потопали! Хоть и свежо на улице было, конец сентября все-таки! Но из-за оружия и амуниции, стало тепло.
Ротный, командиры взводов шли сбоку строя, подгоняя, чтобы не отставали, не растягивали строй.
Все нормально. Тепло, немного тяжело, но терпимо. Подсумок и штык-нож лучше перегнать назад, а то сбивается вперед, бьет по паху, мешается между ног. Неудобно.
Вот и окраина города. Знак названия города перечеркнут. Вот и автозаправка. Отсюда сворачиваем в поле.
— Сейчас легче будет.
— С чего это?
— Ноги не отбиваются об асфальт.
— Тоже верно.
— Рота! — команда Земцова — Бегом! Марш!
— Ох!
— Е-тать!
— Твою мать!
— Ну, и козел!
— Трындец!
И побежали, побежали!!! Кровь бежит по венам. Кровь бежит по артериям. Заполняет легкие, кажется, что легкие взорвутся от крови. Чтобы бежать, нужен кислород. Дышать. Дышать глубоко и ритмично! Главное — не сбить дыхание!
Строй начинает растягиваться. Бежать. Бежать. Бежать! Земля — не асфальт. Камушки, мелкие ямки, ноги спотыкаются.
Только не споткнуться, не упасть! Смотреть вперед, на вещмешок впереди идущего. Вернее, впереди бегущего.
Вещмешок вверх-вниз, заваливается вправо, влево. Вверх-вниз, вправо-влево. Вниз-вверх, влево-вправо.
Все, что на теле, подпрыгивает в такт шагам. Вверх-вниз, вправо-влево. Много раз. Скатка норовит свалиться с плеча, сбрасывает ремень автомата. Автомат за цевье в руку. Легче? Легче. Только ритм сбивается. Руки неодинаково работают. Может, на шею ремень? Как немцы войну в хронике? Можно. Шею трет.
ОЗК подпрыгивает и бьет по затылку? Скатка сваливается? Подсумок, штык сваливаются вперед? Назад их. Сумка сваливается вперед? Ее тоже вперед. И сам только вперед. Корпус вперед, и руками работать! Работать! Работать! Ноги не бегут, руками работать! Пот заливает, выедает глаза. Рукав уже мокрый от вытирания пота. Не вытирает, не впитывает пот, а размазывает его. Весь мокрый, как мышь. Пот бежит по телу. От затылка по спине в трусы. Уже можно выжимать. Меня всего. Выжимать. Сколько уже бежим? Кажется, что вечность. Час? Два? Смотрю на часы. Всего пятнадцать минут. Привал. Когда привал?
Ротный же бежит вдоль строя. Вперед-назад. Красиво бежит. Не как мы — заморенные лошади, готовые сдохнуть, мечтающие о матери — сырой земле. Чтобы рухнуть и лежать, лежать. И пить, пить, пить воду из фляжки.
Давным-давно читал фантастический рассказ. Как на другой планете старатель искал золото. Жара, пустыня, песок. Он нашел золото, вызвал робота, застолбил заявку. Все время, когда он полз по пустыне, мечтал о «коктейле старателя». Через все повествование шло описание этого коктейля. И вот роботу он заказывает этот коктейль. Его доставляют. Это огромный сосуд, просто огромный, он выше церкви… С водой! И старатель лежа устраивается под этим сосудом и пьет… Пьет воду. Она бежит по его лицу, заливается за щеки, стекает по затылку, на шею, уходит в землю, принося облегчение.
Я тоже мечтаю о таком коктейле!
Ротный бежит молодцевато. Грудь колесом, подбородок вздернут, фуражка полевая в руке. Красиво бежит. Поневоле как-то подтягиваешься, бежишь, как он. Но недолго. Зема даже и не вспотел. Бежит, оглядывает строй.
— Подтянись! Не растягивай строй! Подтянись! — кричит он, оглядывая весь строй.
И тут же командует:
— Вспышка слева!
Вся рота резко прыгает вправо, в грязь мордой в землю. Автомат под себя, руки под себя, ногами к «взрыву, пятки прижать к земле. ОЗК бьет по затылку, перелетает через голову. Скатка наезжает на голову.
Эх, а хорошо-то как! Сырая земля начинает остужать разгоряченное тело! Лежать бы так, да, лежать! Ребята, бегите на полигон, а когда обратно побежите, и меня с собой приберете!
Не получится. Зема даже отдышаться не дал.
— Встать! Бегом марш!
Какой там отдышаться, дыхание лишь сбилось. Заправиться не дал! ОЗК перекидываешь на спину, скатку поправляешь на бегу. Все на бегу заправляются. Пока бежим медленно. А змей — ротный командует:
— Шире шаг! Нужно быстро переместиться, покинуть район заражения! Бегом, бегом! Не шагом — бегом! Шире шаг! Шире шаг!
Сбивая дыхание, шептались между собой:
— Урод!
— Чмо!
— У меня штаны сваливаются.
— Так подтяни и не гундось!
— Бля! Я сейчас сдохну!
— Мы через час такого марш-броска все сдохнем!
В глотке все пересохло, говорить не хотелось.
— Шире шаг! Подтянись! — командовал изувер ротный.
Мы подтягивались. Снова бег. Снова марш-бросок! В голову лезет всякая ерунда, толи из-за кислородного голодания, толи мозг сам отвлекался, чтобы выдержать. Лучше всего мне подходила мелодия чилийского поэта и композитора Серхио Ортеги. Знал только две строчки, но они засели в голове и с каждым шагом крутились в голове:
«El pueblo unido, jamas sera vencido,
el pueblo unido, jamas sera vencido»
На сбившиеся портянки уже никто не обращает внимание. Да, и хрен с этими портянками и ногами. Одной мозолью — одной меньше. Вперед!
Крутой спуск вниз, ноги разъезжаются на глине, маты, только маты. Овраг. По дну течет какой-то ручей. Через ручей перекинуто бревно. Первый взвод начал перебираться по нему на другую сторону оврага.
— Когда шли с КМБ не было этого оврага!
— Ротный нас повел другим путем.
— Не ищет он для нас легкий дорог!
— Собака серая!
— Скорее! Скорее!
— Шире шаг! Подразделение скученно! Любой артналет, авиаудар, просто засада ДРГ уничтожит всю роту! Даю десять минут! Кто не успеет — будет форсировать вброд ручей! Берегите оружие! Автомат — над головой! Вы можете сами утонуть, но оружие должно быть сухим! — Земцов стоял на другом берегу оврага и сверху, глядя на переправу, командовал нам.
Первый взвод почти заканчивал переправу, как возникла заминка. Видно плохо.
— Бля, что у вас там?
— Время!
— Давай скорее!
— В ручей лезть неохота!
— Томах поскользнулся!
— Да, и хрен с ним!
— Упал в ручей?
— Хуже!
— Сел на бревно…
— И что?
— Воет. Похоже, что детей у него уже не будет.
— Таким, как он, размножаться нельзя!
— Скорее!
— Да, сбросьте его в ручей. Там остынет!
— Охладит яйца!
Очередь снова пришла в движение. Автомат в руку, в готовности, если падать, задрать над собой.
Бревно облеплено глиной. Первый взвод постарался. Медленно. Осторожно. Бревно «играет» под ногами. Осторожно. Шаг. Еще шаг. Из-под сапога срывается комок глины. Стоять! Стоять! Бревно играет. Еще шаг, прыжок — все! Перебрался. Черт! Скользко, вещмешок чуть не утянул назад.
Место такое, что нельзя остановиться и помочь тому, кто сейчас переходит по бревну. Только вверх. Только вперед. Мокрая трава и глина, вспоротая каблуками первого взвода. Только бы не упасть назад!
— Славян, держи! — Муратов протягивает свой автомат. Схватился за ремень, выполз.
Время есть перемотать портянки и подышать. Покурить, хлебнуть воды из фляжки.
Вот и вся рота перебралась. Никто не упал, не поскользнулся. Хуже всего, конечно, было четвертому взводу. Там уже было не бревно, а огромный, вытянутый комок глины, крутящийся под ногами.
— То-то колхозники обрадуются, когда придут переправляться через ручей.
— По фигу!
— Факт!
— Рота, строиться! Не отставать! Бегом марш! Шире шаг! Шире шаг!
Снова бег по пересеченной местности. Всем уже наплевать на внешний вид, расстегнулись до пупа. Пот не смахиваем, не имеет смысла. Он просто капает на дорогу. От взбитой пыли над колонной висит облако, которое оседает на нас. Пот, грязь, пыль — это все про нас. Снова мозг выдает армейскую прибаутку:
«Жопа в мыле, морда в грязи!
— Вы откуда?
— Мы из связи!»
Это про нас!
Строй начал растягиваться. Силы. Силы покидают. Воздуха просто нет вокруг. Он исчез. Как рыбы на берегу, полным ртом хватаем воздух, а его нет. Только малая толика попадает в легкие!
По колонне пронеслось.
— Пинькин отстал!
— Бля!
Три командира отделения и я вышли из строя, потянулись в конец колонны. Макс Пономарев, Полянин за нами. Пинькин стоял на коленях и мотал головой.
— Вставай! Вперед!
— Нет! — Олег стоял на коленях и мотал головой.
— Вставай, белая обезьяна!
— Сучий потрох!
— Пинькин — ты старая больная обезьяна! Гамадрил хренов! Встал и вперед!
Олег стоял на коленях и мотал головой. Вот уже мимо нас пробегали последние из четвертого взвода.
— Ну, что, разбираем его барахло и потащили! — я сплюнул сухим ртом от злости.
Из других взводов, таких же, как Пинькин, тащили на себе. Они уже были на подходе.
Стали снимать с Олега оружие и амуницию. На четверых разобрали. Забрал автомат и ремень с рожками, фляжкой и штык-ножом.
— Поляна, Пономарь! Вам — тело обезьяны!
Они кивнули.
— Побежали?
— Догоняем наших!
— Да!
Побежали. Тут раздался крик отчаянья Пинькина.
Мы обернулись, Вадик и Макс подхватили Пенька. Его руки взвалили на свои плечи. Он начал вырываться и кричать:
— Дайте мне штык-нож! Я убью себя! Дайте мне штык-нож!
— Вперед, сука! Заебал ты уже!
— Может, ему морду расколотить? — Мазур.
— Время! Время! Некогда! Потом! Взвод брошен.
— Потом. Я с ним лично физподготовкой займусь! Осел! — Гурыч был зол.
Догнали взвод. Теперь еще второй автомат, пинькинский ремень со всем барахлом висит на шее.
В кустах слева раздались один за другим два взрыва.
— Нападение слева!
— Занять оборону!
Прыгаем вправо, ломая кусты!
— К бою!
— Огонь!
Читать бесплатно другие книги:
