Лексикон Барри Макс

– Никто… ладно, однажды один парень влез в складское помещение: он перебрался с крыши соседнего здания. Мы могли бы…

– Да. – Элиот посмотрел на солдата. – Отвлеки их. Ни во что не стреляй. Доложи ложную информацию. Сочини что-нибудь. – Мужчина кивнул и потрусил вниз по лестнице. – Итак, на склад.

– Как тебе удалось скомпрометировать этого парня?

– Я знаю его. Я когда-то работал на Организацию, знаешь ли. А теперь – на склад.

Гарри провел Элиота через двойную дверь. Он не любил приходить сюда. Это отделение принадлежало хирургам. Гарри сомневался, что они когда-либо обращали на него внимание. Казалось, они больше любят сложные проблемы, которые ставит перед ними жизнь, чем самих людей.

– Так, значит, ты выстрелил ему в лицо, снял с него шлем и воспользовался словами?

– Именно так.

Они подошли к складу и подергали ручки. Очевидно, за последний год эту дверь никто не отпирал. Но Гарри знал, где ключ. Он пробежал по коридору, выдвинул второй ящик письменного стола в сестринской и среди резинок, зажимов и прочей канцелярской мелочи нашел ключ. Когда он вернулся, Элиот изо всех сил дергал дверь.

– Поторопись, – сказал он.

– Я и так тороплюсь.

– Надо быстрее.

Гарри открыл дверь. Новый Элиот заставлял его нервничать. Где-то в отдалении отрывисто прозвучали выстрелы. Мужчины подождали, но очередь не повторилась.

– Джоэл, – сказал Элиот.

Они вошли на склад. После того взлома на окна установили новые замки, но они все равно не стали серьезным препятствием для злоумышленников. Гарри выглянул в окно. Короткий спуск на скрытый от чужих глаз выступ крыши, короткая перебежка и прыжок на крышу аптеки, расположенной по соседству. Ни одного солдата он не увидел.

– Главная проблема – найти Вульф, – пробормотал Элиот ему в самое ухо. Гарри вздрогнул. Он не услышал, как тот подошел. Элиот внимательно смотрел на него. – Где она, как ты думаешь?

– Ты можешь отступить на шаг?

– Мне кажется, ты знаешь. – Элиот похлопал Гарри по лбу.

– Проклятье, не смей прикасаться ко мне. – Тот принялся вынимать раму.

– Этот город, – сказал Элиот. – Благодаря ему ты снова стал самим собой. Может, и на нее он подействовал так же? К тому же ты знаешь ее. Скажи мне. Где она?

– У тебя, кажется, был план? Ты хотел выбраться из Брокен-Хилл? Я с тобой.

– Где? – спросил Элиот.

Гарри поставил раму на пол и взобрался вверх по стеллажам. Окно было узким, но ему удалось просунуть в него ружье и спрыгнуть на выступ. Прижавшись к стене, он ждал, когда спрыгнет Элиот.

Тот огляделся.

– Это была отличная идея. – Он выпрямился, подбежал к краю крыши, прыгнул и приземлился на крыше аптеки. Гарри увидел, как его голова повернулась сначала вправо, потом влево. Потом он замер. Гарри застыл. Элиот подкрался к краю крыши, выглянул и исчез из виду.

Гарри поспешил вслед за ним. Он услышал, как Элиот прорявкал какие-то слова на странном, гортанном языке. Добравшись до края, он увидел Элиота внизу, в переулке. Тот стоял над еще одним солдатом без шлема. Этот солдат был лысым.

Гарри сбросил вниз ружье и спрыгнул сам.

– Я начинаю думать, что ты во мне больше не нуждаешься.

– О, как раз напротив, – сказал Элиот. – Я не знаю, где она. – Он посмотрел на аптеку.

– Там ее нет. Я вообще не помню, чтобы она когда-нибудь заходила сюда. Элиот. Элиот?

– Что?

– Там ничего нет.

– О, – сказал Элиот. – Я подумываю о берушах.

– А разве… это отличная идея.

– Они отлично работают против вербальной компрометации. Зато очень вредны, когда кто-то с оружием подкрадывается к тебе сзади. Так что приходится выбирать из двух зол.

– Верно.

– Я бы предпочел, чтобы меня пристрелили, а не скомпрометировали. – Элиот посмотрел на Гарри. – Пристрели меня, если ей удастся скомпрометировать меня… Я и в самом деле сказал это?

– Нет.

– Да нет, сказал. Я серьезно.

Лысый произнес:

– Мы на третьем этаже. Мы знаем, что вас там нет.

– Спасибо, Макс, – сказал Элиот. – Гарри, где она?

– Откуда мне знать? Что ты ко мне пристал?

– Думай.

Гарри огляделся. Будь он Эмили, куда пошел бы? Куда-нибудь рядом с больницей. На другом конце квартала было кафе, но оно Эмили никогда не нравилось; она говорила, что там пахнет, как от старика. Они обычно ходили в закусочную с бургерами чуть дальше. По сути, они там и встретились. Если не считать, что Эмили была его пациенткой. Она ела, а Гарри пришел с девушкой, с которой встречался в то время, и Эмили окликнула его. Он хорошо помнит, что подумал тогда: она психованная. А почему он так подумал? Из-за открытки. Она послала ему открытку с бредовой надписью, что-то вроде «МОЕМУ ГЕРОЮ» или «ВЫ СПАСЛИ МЕНЯ». Но когда они заговорили, Эмили уже не казалась ему психованной. В ней было что-то. Нечто яркое, сияющее, и он откликнулся на это.

– Ты до чего-то додумался, – сказал Элиот. – Я вижу по твоему лицу.

Он покачал головой.

– Не ври мне. – Элиот придвинулся к нему. – Давай, Гарри, выкладывай.

– До чего же ты мерзкий.

– Это временное состояние. И мне нужно по полной использовать его. А вот в случае неудачи будет паршиво.

– Я хочу заключить с тобой сделку.

– О, да.

– Возможно, я и знаю, где она. Но если я скажу тебе, то первым пойду я. Если у меня ничего не получится, – замечательно. Ты сделаешь то, что должен. Но сначала ты дашь мне пять минут.

– Договорились. – Элиот протянул руку.

Гарри не шевельнулся, полный подозрений.

– Ты не собираешься следовать своему слову.

– А что, черт побери, ты хочешь от меня услышать? – заорал Элиот. – Ты же сам видишь всю глупость своего предложения! Пристрели того типа! – Последние слова относились к лысому солдату, который быстро рухнул на одно колено и вскинул полуавтоматическую винтовку. Гарри повернулся и успел увидеть две фигуры в темных комбинезонах в конце переулка. Элиот схватил его за руку, и они побежали.

– Это закусочная, – задыхаясь, произнес Гарри. – Направо, направо, сделаем круг по кварталу. – Они завернули за угол. – Пять минут. Дай мне слово.

– Ладно, ладно, – сказал Элиот. – Замечательно. – Он остановился и расширившимися глазами посмотрел на ружье Гарри. – Ого, черт, ну и дела!..

– Что? – спросил Гарри. Он не увидел никакой проблемы и снова перевел взгляд на Элиота, но рукоятка пистолета Элиота уже стремительно приближалась к его лицу. Это было все, что он запомнил.

Вошли солдаты, а потом возникла проблема. Эмили поняла это по тому, что Мастерс, который сначала делал уточняющие доклады каждые пятнадцать секунд – кто где, кто чем занимается и как долго они будут этим заниматься; в общем, безостановочно перечислял физические факты, что, судя по всему, давало ему наслаждение, сравнимое с сексуальным, – вдруг без всяких причин замолчал на целую минуту. У Плат тревога первым делом выразилась в том, что она принялась театральным жестом поправлять прическу, потом от нее поступил вопрос, и только тогда Мастерс обратил к ней щиток своего шлема и сказал механическим голосом:

– Мы пытаемся определить местоположение цели.

– Я думала, вы уже все установили, – сказала Плат. Мастерс не ответил. – Разве мы не с этого начали?

– Элиот очень увертливый.

– Я не допущу еще одного Портленда.

Плат адресовала эти слова Мастерсу, но как тот воспринял их, определить было невозможно. В глубине души Эмили надеялась, что Плат взбесит Мастерса до такой степени, что он выхватит один из пяти или шести видов оружия, закрепленных на различных частях его тела, и совершит нечто невообразимое. «Йитс, Йитс, – думала она, как часто делала в такие моменты. – Ты говнюк».

Эмили встала из-за стола. Стекло на фасаде было очень грязным, однако через него все равно можно было что-то разглядеть. Над больницей висел вертолет, но он был единственным признаком того, что вокруг что-то происходит.

– Мы перегруппировываемся, – сказал Мастерс. – Возможно, мы получим новые координаты.

– Вы уж получите, – сказала Плат. – Вы уж получите эти проклятые координаты, да побыстрее, иначе крупно пожалеете.

Ее лицо пылало. По линии волос у нее собралась аккуратная цепочка из огромных капель пота. Она проявляла слишком много эмоций для поэта, и Эмили подозревала, что у Плат есть все основания считать, что последствия неудачи будут ужасающими. Она продолжала наблюдать за дорогой. Ей нужно думать, как Элиот. Она знает его лучше всех. Она может представить, как Элиот прячется где-то поблизости и вынюхивает ее. Он думал бы именно об этом. А не о бегстве. Он обязательно охотился бы за ней.

На перекрестке появился солдат в черном комбинезоне и потрусил к закусочной.

– Кто этот парень? – сказала Эмили. Никто не ответил, и она предприняла еще одну попытку. – Проклятье, кто этот чертов парень?

К ней подошла Плат.

– Если хочешь знать мое мнение, я не прочь увеличить численность личного состава на этой дислокации.

Мастерс сказал:

– Мы перечерчиваем границы зон.

Для Эмили это прозвучало полной чепухой, потому что, если бы ее нынешняя дислокация была частью операционной зоны Мастерса, он бы обязательно об этом упомянул. Военные меняют дислокацию – он только об этом и говорил. Эмили перевела взгляд на приближающегося человека.

– Ой, – сказала она. – Это Элиот.

– Это… это невозможно, – сказала Плат. Но в ее голосе слышалась неуверенность. Плат начала осознавать то, что Эмили уже давно знала: нельзя недооценивать Элиота. Только подумаешь, что вычислил его, и тут оказывается, что он ускользнул. – Давайте… давайте вызовем сюда кого-нибудь из безопасности, а? – Плат через Эмили наклонилась к Мастерсу, который то ли отдавал приказы по внутренней рации, то ли просто стоял – определить было невозможно. – Мастерс, Мастерс!..

– Объект не отвечает. – Мастерс вытащил пузатый пистолет. – Вероятно, противник. Я рекомендую отход.

Плат куда-то пропала. Эмили колебалась. Она действительно хотела встретиться лицом к лицу с Элиотом и покончить с ним. Но сейчас сделать это было непросто: тело Элиота скрывал бронированный комбинезон, а сам он был защищен от компрометации. Это риск, это практически самоубийство. Эмили собралась последовать за Плат, но тут ей в голову пришла другая мысль. Ведь есть вероятность, что это один из вариантов военной хитрости. Что Элиот намеренно отправил кого-то, кого наверняка заметят, – неподдающегося или просто солдата, которого ему удалось скомпрометировать, – к закусочной, чтобы отвлечь ее, а потом нанести ей удар в спину. Элиот вполне способен на такую подлость. Эмили размышляла. Здесь есть боковая дверь, которая ведет в боковой проход с контейнерами для мусора. Она решила быть благоразумной.

Эмили толкнула дверь. Перед ней высилась кирпичная стена соседнего магазина. Увиденное порадовало ее: тайный путь к бегству. Это ее стихия. Но потом она подумала, что, возможно, именно в этом и будет скрыта проблема. Возможно, в этой ситуации ей нельзя следовать своим инстинктам, так как ее действия может предугадать тот, кто ее хорошо знает.

Из-за угла вышел Элиот.

– Черт, – сказала она.

Из ушей Элиота торчали желтые беруши. Он держал пистолет. Его глаза были расширены, лицо блестело от пота, и все это подсказало ей, что он ввел себя в интенсифицированное ментальное состояние. Поэты, если им надо было, умели так делать. Эмили видела такое. В течение часа они разговаривали и двигались значительно быстрее, чем обычно, а потом спали несколько суток.

– Понятно, – сказал Элиот.

Она подняла вверх руки. Ей хотелось заговорить, но она чувствовала, что стоит ей открыть рот, и он пристрелит ее. Хотя он пристрелит ее в любом случае. Ведь он здесь именно ради этого.

Секунду они стояли и смотрели друг на друга. Может, кто-нибудь из ребят выйдет в эту дверь и возьмет на себя Элиота? Вот было бы суперски.

Элиот свободной рукой вытащил затычки из ушей.

– Мне пришлось вырубить неподдающегося. Ему нельзя доверять.

– Ладно, – сказала Эмили.

– Я виню себя за то, что произошло. Я должен был остановить это. – Она не знала, что на это ответить. – Я вынужден убить тебя.

Эмили кивнула. В его словах она не услышала ничего нового для себя.

Его палец лег на спусковой крючок.

– Прости, что плохо учил тебя. – Выражение на его лице было странным.

– Элиот, – сказала она.

– Тебя надо остановить.

– Элиот.

Солдаты приближались. Эмили чувствовала их. Еще несколько секунд назад она обрадовалась бы, но сейчас это в некотором смысле опечалило ее.

– Я совершил ошибку, – сказал он.

Вокруг нее зароились солдаты, они появлялись будто из воздуха. Поднялся страшный шум, Элиот мог бы убить ее, но он не выстрелил. Он повалился на землю и умер.

После этого Эмили впала в странное состояние. Люди – солдаты и поэты – приходили и уходили, иногда останавливались и заговаривали с ней, но она их не слышала. Когда они стали упаковывать Элиота, она вышла на террасу перед закусочной и села за стол. Изредка кто-то проходил мимо, но большей частью Эмили была одна. Она заплакала. Она не понимала, почему плачет – ведь она так хотела разделаться с Элиотом. И это желание было четким, осознанным. Но душа все равно была полна печали, которая вырывалась из потаенных уголков и тем самым напоминала ей, что не все ее желания – ее собственные.

Рядом упала тень. Эмили подняла голову, чтобы выяснить, что за козел отважился побеспокоить ее в такой момент, и увидела Йитса.

Он поднял упавший стул и устроился на нем. Он был одет в очень красивый серый костюм, его волосы выглядели чисто вымытыми и блестели. Он снял солнцезащитные очки и положил их на стол, и оказалось, что его глаза ничего не выражают.

– О, – сказала Эмили. Она ощущала себя полной дурой. Как же. Йитс здесь. Как она раньше не сообразила?

– Мои поздравления. – Йитс смотрел на покрытые пылью здания на противоположной стороне улицы. – Теперь ты понимаешь, зачем мне понадобилась именно ты, чтобы поймать Элиота.

Эмили не ответила.

– Убеждение проистекает от понимания. Мы принуждаем других, изучая их личностные качества и обращая их против них. Все это – преследование, люди с оружием… – Он неопределенно взмахнул рукой. – Все это детали. То, что Элиоту не удалось улизнуть, объясняется лишь тем, что я понимал его лучше, чем он – сам себя. – В поле зрения Эмили появилась Плат. Йитс сказал: – Стакан воды, пожалуйста. Лучше два.

Когда Плат ушла, он снял пиджак и передал его Мастерсу, который как вкопанный стоял за его спиной.

– Я навещал делегатов. Не все согласились с тем, что отныне Организацией буду руководить я. Некоторые пытались предпринимать шаги против меня. Ожидаемые, конечно. И бесполезные, так как я понимаю их лучше, чем они – меня. Мы пытаемся затаиться, Эмили, но суть в том, что на самом деле нам не очень хочется таиться. Мы хотим, чтобы нас обнаружили. Каждый поэт рано или поздно приходит к пониманию, что в пределах идеальных стен нет ничего, достойного защиты. Абсолютно ничего. И тогда мы меняем уединенность на тесные взаимоотношения. Мы рискуем в надежде, что, выставляя себя, мы тем самым поможем кому-то найти путь к нам. Вот поэтому человек-животное всегда будет уязвимым: потому что он хочет этого.

Прибыла Плат с двумя стаканами воды и поставила их на стол.

– Мне плохо из-за Элиота.

– Ну, да, – сказал Йитс. – Своего рода подавляемый переизбыток эмоций, я бы так это назвал.

– И я кое-что начинаю вспоминать.

– Да? Например?

– Я вышла из отделения «Скорой». Через ту дверь. – Эмили указала в ту сторону. – Я шла этим путем. Люди убивали друг друга. Из-за слова. Меня нашел Гарри. Он знал, что я наделала. Но он все равно спас меня.

– Я не совсем понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь, – сказал Йитс. – Это не имеет отношения к делу.

– Я разговариваю не с тобой.

Со стороны больницы к ним направлялась фигура. В жарком мареве этого человека можно было принять за кого угодно. Но Эмили его почувствовала.

– Гарри, – сказала она.

Гарри выглянул из-за края крыши. Голова гудела. Элиот ударил его. Ему что-то не понравилось в ружье Гарри, тот повернулся, желая выяснить, что там такое, и пришел в себя на полу в дверном проеме. Сейчас Элиот был где-то далеко, а Гарри – на крыше мебельного магазина и пытался понять, что происходит.

Несколько минут назад к закусочной прошел солдат, потом из парадной двери заведения появился еще один и двинулся на первого с пистолетом на изготовку. Сначала казалось, что они вступят в схватку, но они просто остановились в трех футах друг от друга и так стояли, не двигаясь, будто переговариваясь телепатически. Потом оба побежали к закусочной, появилось множество солдат, и началась перестрелка. Через какое-то время из закусочной вышла молодая женщина и села за столик. Гарри изумленно уставился на нее, потому что женщиной этой была Эмили.

Раньше он сомневался, из-за Элиота. Насчет того, осталась ли она прежней. Сейчас же ему все стало ясно. Гарри отполз от края крыши. Такое случается сплошь и рядом: чем больше люди говорят, тем сильнее они затмевают правду. Так что отстаивать правду надобности нет. Ее можно просто увидеть. А он-то почти забыл об этом… Гарри крепко сжал ружье и отправился за Эмили.

Йитс повернулся и посмотрел на движущуюся в мареве фигуру.

– Кто?

– Неподдающийся, скорее всего, – сказала Плат, выглядывая из-под ладони. Руки человека были разведены в стороны. Он был одет в джинсы и майку. – Уил Парк. Похоже, не вооружен.

– Ну, а почему бы нам его не пристрелить?

– Будет сделано, – сказал Мастерс. Он подал знак, и два солдата вышли на проезжую часть.

– Мы знаем Парка, – сказала Плат. – Очень нерешительный. Нет опыта в обращении с оружием. Он плотник.

– Эмили, ты что-то нервничаешь, – сказал Йитс. – Есть ли нечто, что мне следует знать?

– Да.

– Рассказывай.

– Я думала, Гарри умер. Но он жив. Я просто заставила себя в это поверить.

– Кто такой Гарри? – спросила Плат.

– Ее любовник, – сказал Йитс, – был им не так давно. Он и есть неподдающийся.

Плат кивнула.

Йитс забарабанил пальцами по столу.

– Это ничего не меняет.

Они наблюдали, как солдаты развертываются веером. Гарри замедлил шаг. Она отчетливо видела его лицо.

– Подождите, – сказал Йитс. – Я кое-что упустил. Не так ли?

Эмили пришлось ответить.

– Так.

– Что я упустил? – Он щелкнул пальцами, предназначая этот жест кому-то позади себя. – Ты тоже. – Поэт Розенберг, молодой парень с длинными волосами, вышел на проезжую часть и поспешил за солдатами. – Эмили?

– Две вещи.

– Назови их. Я даю инструкцию назвать их.

– Я сомневаюсь, что ты когда-либо любил. Во всяком случае, в недавнем прошлом. Мне кажется, ты уже не помнишь, что такое любовь. Она компрометирует тебя. Она обретает власть над твоим телом. Как элементарное слово. Думаю, любовь и есть элементарное слово. Это первое. – Йитс никак не отреагировал. Если он что-то и испытывал, то недоумение. – А второе – это то, что я никогда бы не сказала про Гарри, что он нерешительный и не умеет пользоваться оружием.

– Может, нам стоит уйти внутрь? – спросила Плат.

– Да, – сказал Йитс. – Верно. – Он разгладил брюки и начал подниматься из-за стола. Но вдруг прекратил, потому что Эмили схватила его за галстук.

– А еще, – сказала она, – что ты говнюк.

Гарри шел к закусочной, пока солдаты рассредоточивались по улице, чтобы перехватить его. Затем он изменил курс в сторону конторы по продаже недвижимости. Перебрался через разбитую витрину, достал из-под прилавка спрятанное там ружье и побежал внутрь конторы. Он бывал здесь несколько раз, когда встречался с Мелиссой, агентом по продаже недвижимости. И знал расположение помещений. Он занял позицию в кабинете Мелиссы и приготовился ждать.

Несколько минут спустя в конторе появился солдат. Гарри выждал, когда появится второй, и выстрелил тому в щиток. Оба исчезли как по мановению волшебной палочки. Он оттянул затвор, перезарядил ружье и перебежал в коридор. Вместо того чтобы повернуть налево, повернул направо, открыл заднюю дверь и оказался на улице. Обежал здание и, спрятавшись за внешними блоками кондиционеров, заглянул внутрь. Второй солдат крался прочь от него. Гарри поднял ружье и выстрелил тому в затылок.

Когда он вернулся в здание, то с удивлением обнаружил, что оба парня живы. Гарри никогда не доверил бы свою жизнь шлему, способному остановить мощную пулю калибра.28. Однако удар от пули, как он догадался, все же был ощутимым. Один из солдат снял шлем и теперь блевал. Другой вяло полз к входной двери.

Гарри поднял ружье. Солдат без шлема поднял руку. Гарри застрелил его. По пути к другому он перезарядил ружье. На улице перед зданием вдруг возник молодой парень в дешевом костюме и с галстуком. Он бормотал какие-то непонятные слова, и Гарри выстрелил в него. Затем оглянулся. Ползавший солдат уже не ползал.

Гарри перезарядил ружье. Он слышал звук приближающегося вертолета. Сейчас с обеих сторон из него посыплются солдаты, догадался он. Они побегут медленно, как те двое, потому что втиснуты в сорокафунтовую духовку. Они уже и так почти час жарятся на полуденном солнце. Гарри с трудом представлял, каково им в такой экипировке. Он не раз видел, как здесь люди падали замертво, перегревшись. Они думали, что от солнца особого вреда нет – ну, помучаются они немного от жары, и всё. Они мазались лосьонами, надевали шляпы, выходили на открытое пространство – и падали.

Гарри прошел в туалет, открыл окно и увидел низенький заборчик. Ограда прикроет его, когда он будет пробираться к соседнему зданию, а оттуда уже можно незаметно двигаться куда угодно. Он выбрался наружу через окно и пополз.

Йитс вылупил глаза. Эмили впервые видела, чтобы он был так шокирован. Она вообще впервые видела, чтобы он проявлял хоть какие-то эмоции.

– Отпусти меня, – сказал Йитс.

– Это ты отпусти меня, – сказала Эмили, хотя эти слова были просто сотрясанием воздуха. Был только один способ освободиться от Йитса, и она собиралась использовать его.

Он резко выпрямился и полез в карман пиджака за той штукой, которая снова должна была отобрать у нее разум. Это показало Эмили, что на самом деле Йитс не уразумел суть элементарного слова. Он решил, что оно исчерпало себя, что она больше не подчиняется ему.

Эмили потянулась к нему, но ее перехватила Плат – надо же, не кто-нибудь, а сама Плат. Она была тощей как проволока, совсем не из тех, кто мог бы долго удерживать Эмили, однако та вообще не ожидала, что кто-то помешает ей, поэтому у Йитса хватило времени, чтобы сунуть руку в карман и взять слово.

– Сядь и замри, – сказал он.

– Нет.

По его лицу промелькнуло недоверие. Плат ослабила хватку, ожидая, что Эмили покорится. Йитс уже вынимал руку из кармана, а у нее не было желания видеть то, что он собирался достать оттуда, поэтому она резко откинула голову. Сдавленный возглас доставил ей несказанное удовольствие. Она встала, схватила стакан со стола и вылила воду на туфли Йитса.

Тот издал визгливый, испуганный крик. Для Эмили он прозвучал божественной музыкой, однако главное заключалось в том, что других звуков Йитс не издал, не дал команду людям убить ее, поэтому, пока он с ужасом взирал на темнеющую кожу, она разбила стакан о край стола и полоснула острым краем по его горлу.

Йитс попытался что-то сказать. На его губах появлялись и лопались крохотные красные пузырьки. Эмили как можно осторожнее разогнула его пальцы и забрала ожерелье. Он рухнул на колени, а она, вместо того чтобы повернуться к Плат или к Мастерсу – в общем, к тому, кто мог оказаться у нее за спиной, – стояла и смотрела, как он умирает.

Гарри бежал к закусочной. Он думал, что здесь будут толпы солдат, но не видел ни одного. Вертолеты куда-то улетели – Гарри не представлял, почему вдруг. Он обошел квартал и не встретил никого, поэтому подошел к закусочной не таясь и остановился на противоположной стороне улицы. Эмили была там. На земле лежало несколько тел. Один солдат в черном комбинезоне, но без шлема и без оружия стоял в расслабленной позе, выставив одну ногу, и оглядывался по сторонам с видом курортника.

Держа ружье на изготовку, Гарри стал переходить улицу. Эмили повернулась к нему. Она что-то держала в руках, какое-то ожерелье. Выражение на ее лице было странным.

– Эй, – сказал Гарри. – Эм, это я.

Он подошел к ней, и Эмили не сразу поняла, кто он. Она только что убила целую кучу людей и скомпрометировала Мастерса, поэтому в ее голове был полный хаос.

Однако она узнала выражение на его лице. Такое же, как в последний раз, когда ее окружала смерть и он пришел за ней. Эмили догадалась: он снова собирается спасти ее. Сомнений нет, собирается. И он снова намерен простить ей все.

– Ах, Гарри, – сказала она. – Как же я рада видеть тебя.

Он улыбнулся. До этого момента Эмили думала, что больше никогда не увидит его улыбку, и сейчас эта улыбка добила ее, потому что она знала: этой улыбке суждено угаснуть. Ничто из того, что есть вокруг, не может длиться долго.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Прости меня, но мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

– С радостью. – Гарри повесил ружье на плечо и вытянул к ней руки. Эмили любовалась его улыбкой. – Только скажи.

– Киккаф фкаткх фкиксу зткку, – сказала она. – Застрели меня.

Брокен-Хилл остается зоной отчуждения

«Сидней морнинг геральд», том. 183, выпуск 217, стр. 14

Правительственная комиссия, уполномоченная рассмотреть вопрос о токсичности территории Брокен-Хилл – города, где в 2011 году в результате экологического бедствия погибло более трех тысяч человек, – рекомендовала сохранить зону отчуждения в прежних границах на неопределенное время.

Толчок к пересмотру статуса был дан прошлым летом, когда появились фотографии двух вертолетов, висящих над городом. Снимки возродили к жизни умершие было гипотезы местных жителей о том, что город не является необитаемым, а также теории заговора, утверждавшие, что город якобы стал пристанищем для всех, от мафиозных группировок, превративших его в хранилище своих богатств, до военных структур, проводящих там секретные испытания.

Отчет, опубликованный на трехстах страницах и содержащий выводы видных ученых, которые со всей ответственностью заявляют о критически высоком уровне метилизокарбоната в почве, должен положить конец подобным домыслам.

«Я очень люблю истории с хорошим концом, но все равно не рискнул бы утверждать, что любой желающий может отправиться на экскурсию в Брокен-Хилл, – сказал нам один из докладчиков, Генри Лоусон. – К сожалению, город все еще остается мрачным напоминанием нам о том, что бывает, когда люди и бизнес пренебрегают элементарными мерами безопасности».

Брокен-Хилл остается зоной одной из страшнейших в мире экологических катастроф.

Служебная записка №

Тема: Re: пересмотр моделей на основе БХ

Корректировка по запросу – отчет не завершен, поэтому не цитируйте меня, и т. д.

Наше главное открытие – то, что мы видели в БХ, было мультилингвальным эффектом. Что, как я понимаю, не имеет смысла, так как ни одна из имевших отношение к делу сторон не является/не была многоязычной в какой-либо известной степени. Но раньше, когда бы мы ни сталкивались с неприятием такой магнитуды, это всегда объяснялось тем, что реципиент свободно владел более чем одним языком. (Может быть четко воспроизведено в тестировании – например, при счете на датском билингвальный субъект обнаруживает усиленное сопротивление компрометации на английском.) Мы построили теорию, что когда мозг настроен на один язык, слова из другого, вероятнее всего, фильтруются на первом этапе и воспринимаются как бессмысленные слоги – то есть не как слова, наделенные значением.

Поэтому, естественно, возникает вопрос: какой второй язык? И – опять же, не цитируйте меня, данные еще предстоит обработать – наш ответ: язык элементарного слова. Каким бы он ни был. Мы прежде не имели дела с элементарным словом, поэтому наши знания очень поверхностны. Но мы считаем, что элементарное слово относится к фундаментальному языку человеческого сознания – языку, на котором животное под названием человек общается с самим собой на самом низком базовом уровне. К языку программирования, по сути.

Нам еще не совсем ясно, какие взаимоотношения существуют между В. Вульф и неподдающимся Гарри Уилсоном – любовная связь? Но мы признаем, что в тот конкретный момент Вульф переместилась в очень примитивное, анималистическое состояние. Ментально она оперировала тем самым базовым языком, ее желания выражались как элементарное слово.

Как нам известно, когда у субъекта возникает конфликт между инструкциями примерно одинаковой непреодолимой силы, результаты становятся ситуативно обусловленными, т. е. непредсказуемыми. В такой ситуации мы, в сущности, говорим о свободе воли.

(Следует иметь в виду, что когда инструкции конфликтуют, они не отменяются. Субъект испытывает желание выполнить обе. Нельзя забывать об этом.)

Итог: мы не видим причин отказываться от признанных моделей. Нет надобности выплескивать ребенка вместе с грязной водой. Это может прозвучать так, будто мы пытаемся прикрыть свои задницы, т. е. увильнуть от признания того, что в наших прошлых исследованиях были изъяны, однако это наше подлинное мнение.

Я понимаю, что может возникнуть своего рода политическая проблема в свете нынешней реструктуризации/жестокого уничтожения организации. Хотя для меня еще большая проблема – вопросы, поднятые этим базовым лексиконом. Что представляют собой его слова? Сколько их? Можно ли их обнаружить в лабораторных условиях, т. е. прямым извлечением из мозга? Можем ли мы научиться произносить их?

Тут много того, над чем стоит подумать.

Р. Лоуэлл