Спецгруппа «Нечисть». Экспансия Ищук Александр

10

Лежки парни приготовили хорошие, впрочем, как всегда. Залегли и стали ждать.

— Командир, как ты думаешь, когда ждать гостей? — поинтересовался Петюня.

— В течение часа. Это если поисковые группы были высажены. Или в течение двадцати минут, если группы еще были в вертушках.

— Есть контакт! — сообщил Макс, который сидел рядом с радистом и постоянно слушал эфир.

— Конкретнее, — попросил я.

— Твои худшие опасения подтвердились: нас запеленговали, когда вертушки еще были в воздухе, — Макс замолчал, продолжая слушать румын. — Короче, нас ищут пять групп, по вертушке на каждую группу. Две сейчас сядут у входа в долину искать Наемника, а три стартовали в нашу сторону.

— Добро, ждем.

Потянулись минуты ожидания. Ненавижу ждать. У нас только Мамелюк и Олег равнодушны к этому процессу, но их специально натаскивали.

— Командир, — зашептал Мамелюк, — интересно, кто подорвется на нашем сюрпризе?

— Если вообще подорвутся, — засомневался я.

— Должны! — убежденно прошептал Мамелюк.

— Саня, — зашептал справа от меня Ильдар, — а как вы Черепа прошли?

— Какого Черепа? — не сообразил я.

— Психиатра, в школе Ольховского.

— О Господи, нашел время вспомнить!

— Да ладно. До прилета вертушек еще есть время. Не молча же сидеть…

Я усмехнулся, вспоминая события «давно минувших дней»…

— Запомните, салаги, — рядом с нами перед дверьми кабинета Черепанова стоял Зимин. — Череп из вас душу вынет. И, может быть, засунет ее обратно. Сунгатов, заканчивай уже ляжки себе наглаживать! Извращенец недобитый!

— Так болят, спасу нет! — пожаловался Марсель.

— А нечего было под удары Чена подставляться! Он мне однажды случайно лоу-кик пробил, так у меня даже волосы на затылке вспотели. А ты, дурак, все на себя принимал! Блоки надо ставить, блоки! Вон кореш твой хорошо увертывался, так и выглядит молодцом.

— Да хрен с ним, с Ченом, — огрызнулся Марся, — поймаю где-нибудь в темном коридоре и отмудохаю.

— Ну-ну, мудохальщик, — усмехнулся Зимин. — Смотри, сам в этом темном коридоре не останься…

— А что он сделает против ковша обварного кипятка? — задал Марся свой любимый вопрос, озвучиваемый им каждый раз, когда речь идет о рукопашной подготовке соперника.

Зимин от удивления даже рот открыл. Видимо, такой нестандартный подход к нападению на инструктора ему никто не предлагал.

— Надо запомнить… — только и сказал он.

— Товарищ полковник, — встрял я, — может, про Черепа еще что-нибудь расскажете?

— Ах, да, — встрепенулся он, — если Череп даст положительное заключение, поедете со мной в «Валгаллу».

— А это что такое?

— Это билет в другой мир.

— На тот свет что ли? — спросил Марся.

— Если будете кончеными идиотами, то на тот свет. А если не будете, то шансов выжить на этой, да и на любой другой войне у вас будет в десять раз больше, чем у любого другого офицера спецназа.

— Да пес с ней, с «Валгаллой», — перебил я Зимина, — возвращаемся к Черепу. Как получить положительное заключение?

— И главное, — добавил Марся, — нужно ли оно нам? Нас и тут неплохо кормят…

Зимин очень внимательно посмотрел на Марсю. Тот как-то сразу стушевался и замолчал.

— Значит, так, недоумки, — с нажимом сказал Зимин, — если не пройдете Черепа по собственной инициативе, поедете рядовыми на передовую. Сегодня же!

— А если он забракует? — кисло поинтересовался я.

— Если он, то останетесь здесь и будете до конца жизни жалеть.

— Ладно, убедили, — согласился я. — Подробности про Черепа будут или нет?

— С вами будет обычный разговор, что называется «за жизнь». В процессе беседы он и «заглянет вам в душу», посмотрит, пощупает и «отпустит».

— А нам-то что говорить? — робко поинтересовался Марся.

— Правду, сынок! Обмануть его еще никому не удавалось. — Зимин замолчал, а потом, что-то вспомнив, добавил: — Запугать, кстати, тоже.

— А были прецеденты?! — удивился я.

— Была пара полудурков, — усмехнулся Зимин. — У него же вид совсем не боевой. В жизни не подумаешь, что он «Героя» в свое время получил за то, что в рукопашной одиннадцать человек положил за пять минут.

— И что стало с теми полудурками?

Ответить Зимин не успел. Электронный замок на двери кабинета Черепа щелкнул, дверь открылась, и из глубины кабинета послышался голос:

— Святогор, радость моя, ты долго там курсантов мурыжить будешь?

— Вот паразит, — выругался Зимин и громко спросил: — У тебя камера в дверях?

— И не только в дверях, — «порадовал» нас Череп. — Короче, Петрович, курсантов ко мне, а сам иди на узел связи. Там тебя, скорее всего, уже ждут.

Зимин в очередной раз матюгнулся и подтолкнул нас в кабинет. Мы вошли. Кабинет был очень интересным. Я бы сказал, безумно.

Во-первых, в комнате не было окон. Вообще. Во-вторых, первое впечатление, которое складывалось при входе: мы попали или в музей, или в магазин, торгующей антикварной мебелью. Все было старинно и красиво, добротно и функционально. И запах был особенный. У меня обоняние очень острое; аромат полыни, который примешивался к запаху старой мебели, заставил меня осмотреться в поисках веток этого горького и неуместного здесь растения.

Поиски прекратились быстро, едва взгляд наткнулся на картины, заменяющие обои. Даже не картины, а огромные мозаики. И не простые мозаики, а очень качественные и тематические. Левая от входа стена была полностью посвящена судебной медицине, а точнее той ее части, что касалась тяжких телесных повреждений, а также предметам, которые эти повреждения наносят. Кусочек криминалистического музея, так сказать. У нас на факультете первое время был такой. Первокурсникам было жутковато.

Бегло осмотрев разновидности колотых, резаных и рубленых ран (в основном лица и головы), я повернул голову к правой стене. На этой мозаике взгляд задержался подольше. Картина была смесью анатомического атласа, а точнее — его раздела, посвященного мочеполовой системе обоих полов рода людского, — и выжимки из двух великих трактатов — «Камасутры» и «Цветов персика». Основные позы, изображенные на миниатюрах, были выполнены очень качественно и во всех подробностях. Даже стоя у двери, я мог рассмотреть черты лица (и не только лица) мужчин и женщин.

Хмыкнув, я повернулся к двери. На мозаике, оказывающейся за спинами вошедших, был изображен ад. Все в красно-багровых тонах, кругом котлы и черти, однако душ грешников не наблюдалось. Поискав хоть кого-нибудь из «посетителей» ада, я заметил на одном из котлов табличку с надписью «Санитарный день».

Рассмеявшись, повернулся к стене, расположенной напротив двери. Предчувствие меня не обмануло. На ней красовался рай, также без посетителей и обслуживающего персонала. В центре громоздились белые и очень пушистые облака, из которых, благодаря правильно поставленному свету в кабинете, выплывал белый стол и сидящий за ним человек в белом халате. Сообразив, что этот человек и есть полковник Черепанов, я вытянулся по стойке смирно, но, увидев, что Марся никак не реагирует на хозяина кабинета (он был поглощен прелестями «развратной» стены), я отвесил ему подзатыльник и кивком указал на улыбающегося врача. Марся перевел взгляд на хозяина, охнул и тоже замер.

— Ничего, молодые люди, я могу подождать, — с улыбкой заговорил с нами хозяин кабинета, — это обычная реакция людей, впервые тут бывающих.

Голос полковника лился ручьем (другого слова не подобрать). Лился, журчал и проникал прямиком в мозг. К обладателю такого голоса сразу возникала симпатия и желание делать все, что он говорит. Подобное ощущение было и у Марселя: он даже подошел к «развратной» мозаике, чтобы получше все рассмотреть. Однако через минуту я вышел из оцепенения и зашипел на Марсю:

— Марся, ты тут еще онанизмом займись, извращенец-переросток.

Марся очнулся, помотал головой и встал рядом.

— Присаживайтесь, молодые люди, — полковник указал на кресла возле стола.

Мы послушно сели, и я наконец смог рассмотреть его. Рассмотреть и едва сдержать смех. Более тщедушного и смешного человека я еще не видел. Неудивительно, что у полудурков, о которых говорил Зимин, возникла мысль запугать доктора. Голова его была абсолютно лысой. Заостренные уши плотно прижаты к черепу. Лицо без морщин, но с множеством шрамов. Тонкие губы, тонкий нос, а глаза… Таких глаз я еще не видел. Миндалевидные и пронзительно синие. Его взгляд проникал внутрь и заставлял не только не делать резких движений, но и дышать через раз.

Введя в транс меня, полковник перевел внимание на Марсю. Марся уставился на него и «поплыл». Зря он так. Меня нельзя надолго оставлять без внимания. У меня есть две особенности, о которых мало кто знает. Первое — это реакция на наркоз и вообще любые обезболивающие. Наркоз очень медленно на меня действует. Раза в три медленнее, чем на других. В этом я убедился, когда попал к стоматологу. Вторая моя особенность — высокий порог внушаемости. В состояние гипноза я впадал крайне медленно, а если впадал, то без должной «поддержки» быстро из него выходил. Была у моего приятеля подруга, практикующий психиатр: столкнувшись с моей особенностью, она долго ставила на мне эксперименты.

Череп уже открыл рот, чтобы задать Марсе первый вопрос, когда я «очнулся» и прокашлялся. От неожиданности доктор вздрогнул и удивленно уставился на меня. Я, в свою очередь, уставился на него, но смотрел не в глаза, а в точку между бровями. Этому трюку меня тоже научила подруга друга. У собеседника создавалась иллюзия, будто мы смотрим друг другу в глаза, и он при должном умении может меня загипнотизировать.

С минуту Череп играл со мной в гляделки, но быстро сообразил, что я оказываю сопротивление. И тогда он попытался «подключить» голос. Попытался, но не успел. Я ткнул Марсю в бедро, а бедро у него было отбито… Марся охнул и очнулся. Череп снова переместил свой взгляд на него, но и с Марсей его ждал облом. Тот весь сосредоточился на вновь заболевшей конечности, поэтому поймать его взгляд было нереально. Не дожидаясь, пока доктор «поймает» Марсю «на голос», я обратился к нему шепотом:

— Товарищ полковник, зря стараетесь, — я придал своему голосу как можно больше язвительности, — меня гипноз цепляет плохо, а у Марси ноги отбиты. И если я перемещу его внимание на отбитые «копыта», то хрен вы его «поймаете».

В доказательство своих слов я еще раз ткнул Марсю в бедро. Марся взвыл, разрушив волшебную тишину, и замахнулся на меня.

— Ты что, козел, обалдел!!

— Говори, Марся, говори, и не поднимай глаза на полковника. Не поднимай, тебе говорю! — Я отвесил ему очередной подзатыльник, заставивший его не смотреть на Черепа.

— Чего вы хотите, молодой человек? — спросил Череп обычным, не гипнотизирующим голосом.

— Давайте начнем с того, чего я не хочу!

— Извольте, — легко согласился он.

— Я не хочу, чтобы вы нас вводили в состояние гипноза.

— Вам есть что скрывать?

— Не в этом дело.

— Вы не любите, когда вами манипулируют?

— Именно. Я не хочу быть марионеткой. Вы же можете получить требуемый результат и без гипноза.

— Конечно, так будет еще интереснее.

— Тогда, прежде чем начинать, разрешите вопрос?

— Конечно.

— Что означают «иероглифы» на наших личных делах, проставленных по результатам собеседования с вашими коллегами?

— По большому счету, ничего не значат, — ответил Черепанов. — Это отметка о том, что вы обладаете необходимым набором характеристик для получения офицерского звания.

— А почему у других курсантов нет таких отметок?

— Потому, молодой человек, что ваши показатели выше среднего. Это показатель или хороших задатков, или сумасшествия.

— То есть? — не понял я.

— Что «то есть»?

— Почему сумасшествия?

— Потому что ваши результаты могут означать или одно, или другое. Как говорится, от гениальности до безумия один шаг.

— В нас есть гениальность?! — обрадовался я.

— В вас есть нужные Зимину задатки.

— Ладно, более-менее понятно.

— Тогда и к вам, молодой человек, у меня есть вопрос, не относящийся к основной теме. Не возражаете?

— Нет, конечно, — чуть удивленно ответил я.

— Видите ли, юноша, у меня есть маленькая слабость, хобби так сказать, — чуть смущаясь, признался полковник.

— Голубой что ли?! — с опаской спросил Марся.

— Нет, — едва сдержав смех, ответил тот. — Бог миловал. Вернемся к хобби. Я собираю, если так можно выразиться, ассоциации.

— Ассоциации чего и с чем?

— Не «чего и с чем», а «кого и с чем», а еще лучше — «кого и с кем».

— Вы можете сказать прямо? Меня ваше хождение кругами начинает настораживать.

— Хорошо, — согласился он. — Меня интересует, о ком из существующих или вымышленных персонажей вы подумали в первое мгновение, увидев меня.

— Опаньки! — не удержавшись, вякнул я. — Да у вас страхи и комплексы!

— Хобби у меня, молодой человек. Всего лишь хобби, — уже в открытую смеясь, пояснил полковник.

— Саня, мать вашу, о чем вы там все говорите? — не выдержал Марся.

— Кореш, мать твою, ты чего тупишь?! Ты когда полковника увидел, кого он тебе в первый момент напомнил?

— Только честно! — попросил Черепанов.

— Честно, — протянул Марся и спросил почему-то у меня: — А он меня потом не порвет?

Я вопросительно глянул на полковника.

— Ничего не будет. Обещаю. Если будет что-то новое, сделаю для себя отметку — и все.

— Ладно, — согласился Марся. — На первый раз поверим. Кощея Бессмертного он мне напомнил.

— И все?! — разочарованно спросил доктор.

— Все, — подтвердил Марся.

— Печально, — резюмировал Череп.

— Что? Слишком часто вам это говорят? — сочувственно поинтересовался я.

— Даже слишком, — вздохнул он. — В восьми случаях из десяти. А вы, молодой человек, чем меня порадуете?

— «Моя фамилия Мышьякович. Я специализируюсь на нечеловеческих опытах на людях в области стоматологии. И запомните, капитан, больше трех опытов еще никто не выдерживал!» — выдал я цитату из мультфильма «Капитан Пронин: Внук майора Пронина».

— Так-так-так, — заинтересовался Черепанов. Он даже наклонился вперед. — Что-то новенькое. Порадуйте старика, кто такой? Почему не знаю?

Я за три минуты объяснил, «кто такой и откуда взялся». Череп так заинтересовался, что забыл про нас с Марсей. Он достал ноутбук и полез в сеть искать мультфильм. Просмотрев указанный мною отрезок, он довольно потер руки и, сделав соответствующую запись в своем блокноте, заявил:

— Замечательно. Можно сказать, что сегодняшний день прожит не зря. Спасибо, юноша, уважили. Не ошибся в вас Зимин. Но вернемся к делам нашим прискорбным. Вы не возражаете, если я сменю освещение?

— Нет, — чуть удивленно согласились мы.

Череп пощелкал настольной лампой, но, не удовлетворившись результатом, встал и пошел к двери, где были основные выключатели.

— В нашем деле, — комментировал он свои манипуляции, — освещение играет огромную роль. Что-то можно скрыть, а чему-то придать остроту. А иногда с помощью освещения можно получить очень ценные сведения, вне зависимости от воли собеседника.

Интонации полковника, шастающего за нашими спинами, начали меня напрягать. Появилась в них какая-то холодная уверенность. И уверенность не в выбранном уровне освещения, а в том, что его замысел удался.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался я, повернувшись к нему, и получил рубящий удар ладонью в шею.

Последнее, что я запомнил, прежде чем потерял сознание, возглас Марси: «Ты что, сука, делаешь?!» и руку полковника, схватившую моего друга за шею.

Как потом выяснилось, без сознания мы пробыли около трех часов. Но это было потом. Так нам Зимин сказал. А на момент прихода в сознание я услышал (я всегда после подобных отключек сначала слышу, а потом вижу) недовольное бурчание Зимина:

— Ты, козел старый, что наделал?! Я тебя сейчас самого в транс введу при помощи ведерной клизмы с патефонными иголками. Отдал тебе, мудаку, двух нормальных парней, а что получаю обратно?! Это ж не солдаты и тем более не офицеры. Это дрянь какая-то!

— Петрович, заткнись, Христа ради! Я ж тебе говорю: ничего плохого с ними не произошло. Скоро очнутся.

— Скоро очнутся, скоро очнутся, — передразнил его Зимин. — Ты мне об этом уже двадцать минут поешь. А они как лежали пластом, так и лежат. На кой черт ты их вырубил?! Не мог старыми методами обойтись?!

— Зимин, мать твою, — начал заводиться Череп, — я тебе еще раз, дуболому, повторяю: не смог я с ними по старинке. У Трофимова мало того, что внушаемость никакая (он через минуту сам в себя приходил), так его, засранца, кто-то контрдействиям научил. На уровне обывателя, но научил.

— И чего?

— И того, — огрызнулся психиатр. — Он и сам для «работы» не годился, и друга своего все время «обратно возвращал». Что мне с ними делать было?!

— А вколол ты им что? Этот, как его, тиотентал?

— Во-первых, бестолочь, тиопентал. Во-вторых, не верь импортным книжкам, враки там все. В-третьих, обижаешь, начальник, — выпалил Череп. — Я так грубо давно не работаю. Есть более безопасные и более надежные препараты.

— Ты хоть добился, чего хотел?

— Добился!

— И что скажешь?

— Годны. Оба.

— И все?

— Тебе хватит.

— А с мордой у тебя что?

— Лень сгубила.

— Не понял?

— Я не стал читать заключение Чена и Иваныча. А там черным по-русски написано, что Сунгатов почти непробиваем.

— И?

— Трофимова-то, как наиболее опасного, я первым вырубил. А Сунгатова на потом оставил. А он, поганец, не только не отключился с первого раза, а еще и по морде мне навернуть успел.

— Долго ждать еще? — отсмеявшись над историей Черепа, поинтересовался Зимин.

— Нет, Трофимов почти очухался.

— Может, им нашатыря?

— А может, тебе йоду в глаза? Я за их реакцию после прихода в сознание не ручаюсь. Запросто накинутся на первого, кого увидят.

— А я бы и стрельнул, если бы было из чего, — подтвердил я опасения Черепанова.

— Вот видишь!

— Сашок, ты как? — спросил Зимин.

— Шея болит и тошнит сильно.

— Это от лекарства, — пояснил психиатр, — скоро пройдет.

— Зачем понадобилось нас вырубать? — спросил я у Черепа.

— Сам виноват, — пояснил тот, — если бы ты впал в гипнотический сон и не «будил» своего друга, все обошлось бы без мордобоя и лекарств.

— А предупредить и попросить по-хорошему?

— Вы не должны понимать, что с вами делают.

— А так я, можно подумать, не понимаю!

— А так ты знаешь, что был в отключке, но что именно с тобой делали, ты понятия не имеешь.

— Трофимов, — вмешался Зимин, — буди своего кореша, и марш во двор. Там стоит «Тигр» с номером три ноля семь. На нем и поедем. Выезд через десять минут.

— А шмотки наши?

— Не переживай. Все соберут и принесут. Буди эту «спящую красавицу»…

— И все?! — разочарованно протянул Ильдар.

— Все, — подтвердил я.

— Саня, по-моему, ты чего-то недоговариваешь.