Смешная девчонка Хорнби Ник

– Я-то знаю, а вы дознайтесь.

Она готова была дать себе пинка. Такой тон годился для пикировки с каким-нибудь хлыщом в «Зимнем парке», но здесь был совершенно не к месту. Сейчас она будто устроила возню, а ведь Марджори ее предостерегала. По счастью, а может, по незнанию лексикона субботних танцулек, мужчина пропустил мимо ушей короткий всплеск ее высокомерия.

– Постараюсь, – терпеливо сказал он. – Но у меня к вам есть встречное предложение.

– Не сомневаюсь, – вырвалось у нее.

Она ничего не могла с собой поделать. На протяжении всей своей сознательной жизни, вернее, той ее фазы, которая занимала мужчин, Барбара привычно давала им отпор. А теперь вдруг оказалось, что вести себя нужно иначе – подавляя рефлекс, который верой и правдой служил ей не один год.

– И правильно. Денежки лишними не бывают. Разве я завел бы с вами разговор, не будь у меня предложения?

Оценив его грубоватую откровенность, Барбара улыбнулась.

– Я запланировал деловой ужин. С клиентом. Он придет со своей дамой и предложил мне последовать его примеру.

В прошлой жизни она бы тут же съязвила насчет кольца, но теперь училась придерживать язык:

– Очень мило.

До телевизора было еще далеко, но первый шаг она сделала.

Марджори посоветовала ей одолжить наряд в универмаге. Оказалось, продавщицы не стесняются так поступать. В обеденный перерыв Барбара взяла сумку, поднялась на другой этаж, пошушукалась со знакомой продавщицей и пошла обратно, унося с собой открывающее коленки эффектное красное платье со смелым вырезом. К назначенному часу она вспомнила о своих возможностях, слегка подкрасила губы и поддернула кромку юбки. Давненько она ничего подобного не делала.

– Умереть не встать! – воскликнула Марджори; Барбара заулыбалась.

Вэлентайн Лоуз заказал столик в клубе «Городская легенда», чтобы послушать Мэтта Монро – между прочим, любимого певца тети Мари. Афиши у входа гласили, что в другие дни здесь выступают «Сьюпримз», Хелен Шапиро, Клифф и «Шедоуз»{10} – кумиры девчонок с работы. Мэтт Монро был артистом из прошлого – из эпохи Блэкпула. Следуя за метрдотелем через ресторанный зал, Барбара отметила, что годится в дочери большинству посетителей.

Ее новый знакомый в одиночестве поджидал за столиком на четверых у самой сцены. Не спросив Барбару, он заказал «Дюбонне» и лимонад; разговор пошел о работе, о Лондоне, о ночных клубах, а потом Вэлентайн Лоуз поднял взгляд и просиял:

– Сидни!

Но Сидни, лысый, усатый коротышка, не выказал восторга, и у Вэлентайна тут же стало меняться выражение лица, да так причудливо, что Барбара лишь терялась в догадках. Сначала на его губах заиграла улыбка, потом улыбка исчезла, а в глазах, на миг округлившихся, мелькнуло потрясение. Затем улыбка вернулась, но в ней не было ни тепла, ни радости.

Клуб «Городская легенда»

– Одри! – произнес Вэлентайн.

Одри, краснолицая толстуха, пришла в нелепо длинном платье. Нетрудно было догадаться, что это жена Сидни. Чем дальше, тем яснее Барбара понимала: произошло недоразумение. Сидни решил, что встреча будет семейной («наши дамы», «наши верные подруги» – как-то так), а Вэлентайн, в свою очередь, пригласил Барбару, подумав, что на этот вечер планируется кое-что совсем другое – не «дамы», а «дамочки». По всей видимости, приятели нередко устраивали вечеринки обоих типов, отсюда и произошла эта путаница. Жизнь состоятельных женатых мужчин – штука настолько сложная и коварная, а коды общения настолько двусмысленны, что Барбара могла лишь удивляться, почему такие коллизии не возникали на каждом шагу. Впрочем, не исключено, что возникали. Вполне возможно, что сидевшие в зале женщины самого разного возраста готовы были испепелить друг дружку взглядами.

– Мы с Вэлентайном отойдем к бару, обсудим небольшое дельце, – сказал Сидни. – Просим нас извинить – буквально на пять минут.

Вэлентайн поднялся со стула и, кивнув женщинам, последовал за Сидни, который злобно топал впереди. Очевидно, эта нестыковка грозила суровыми последствиями. Верная подруга Сидни без труда могла догадаться, кто такая Барбара и какова ее роль; а дальше напрашивался вывод, что муж с приятелем и раньше устраивали тайные вечеринки без жен. Вэлентайн, пошевели он мозгами, должен был бы с самого начала представитьБарбару как свою родственницу, или секретаршу, или инспекторшу по надзору за условно-досрочно освобожденными, но вместо этого он позволил увести себя к стойке бара, чтобы получить выволочку от Сидни, и предоставил женщинам делать собственные умозаключения.

Одри, грузно восседавшая на стуле, не сводила глаз с Барбары.

– Между прочим, он женат, – в конце концов сообщила она.

Барбара заподозрила, что не досидит до выступления Мэтта Монро, а потому решила хотя бы развлечь сама себя. Встретившись глазами с Одри, она залилась презрительным смехом.

– На ком? – спросила она. – Убью ее. – И вновь рассмеялась, показывая Одри, что ничуть не задета этим известием.

– Он женат, – упрямо повторила Одри. – На Джоан. Я с ней знакома. Женаты они много лет. У них все в порядке, и дети есть. Собственно, уже не дети. Сыну шестнадцать, а дочка в колледже учится, на медсестру.

– Так-так, – протянула Барбара. – Стало быть, воспитатель из него никакой. За два года ни на сутки от меня не отлучался.

– От вас? – поразилась Одри. – Вы что, сожительствуете?

– О, это сейчас в порядке вещей, – парировала Барбара. – В июне собираемся пожениться. Но если в ваших словах есть доля правды, ему придется вначале уладить некоторые формальности. – Покачивая головой, она в третий раз засмеялась от такого абсурда. Вэлентайн! Женат! С детьми! – А вы когда-нибудь видели этих «детей» своими глазами?

– Вообще-то, – начала Одри, – не видела. – Ей в душу, с удовлетворением отметила Барбара, закрался червячок сомнения. – Но с Джоан о них беседовала. У нас с мужем двое своих детей-подростков.

– Ну-ну, – сказала Барбара. – Беседовали. Беседовать все горазды. Вот мы с вами беседуем – давайте я вам сейчас изображу, будто у меня полтора десятка малюток. Хоп, хоп, хоп, хоп, хоп…

Повторять «хоп» пятнадцать раз – до нее только сейчас дошло – было бы по меньшей мере странно. Чтобы не выглядеть припадочной, Барбара на этом остановилась и только сказала:

– Ну ладно, пятеро.

– Вы о чем?

– Одно дело – говорить, а другое – родить, правда?

– По-вашему, их дети – это фикция?

– Честно говоря, по-моему, и сама Джоан – фикция.

– Как такое возможно? Я ведь с ней знакома!

– Допустим, но вы же знаете, что это за перцы. Иногда их тянет скоротать вечерок без нас – вы понимаете, о чем я. Ничего такого, все безобидно. Ну, по крайней мере, я на это рассчитываю.

– Вы утверждаете, что Джоан была из этих… как их…

– Нет-нет. Просто ему не хотелось идти одному. А я в тот вечер, наверное, побежала в кино или еще куда-нибудь.

– Она далеко не первой молодости, – сказала Одри.

– Как трогательно: провести вечер со своей ровесницей.

Обдумав такой изощренный блеф, Одри покачала головой:

– Прямо не верится. Нескладуха какая-то.

За стол вернулись Сидни и Вэлентайн – снова друзья до гроба.

– Давайте-ка я вас представлю по всей форме, – сказал Вэлентайн. – Одри, это Барбара. Она работает у меня в конторе и сходит с ума по Мэтту Монро. А Джоан сегодня приболела, поэтому…

Жена Сидни уставилась на Барбару – сначала в недоумении, потом в ярости.

– Рада была познакомиться, Одри, – сказала Барбара и пошла в гардероб.

Считаные минуты, проведенные в компании Одри, доставили ей, как ни странно, истинное наслаждение: она успела разыграть скетч, сочиненный ею самой прямо на месте. Правда, исполнение вышло довольно сырым, подумала Барбара: материал чересчур надуманный. Но выброс адреналина вскоре закончился, и когда она встала в очередь за пальто, на нее нахлынула такая тоска, какой она не знала за весь прожитый в Лондоне срок. После разговора с Марджори она повторяла себе, что выбор ее предопределен, хотя и мрачен: либо торчать за прилавком в отделах косметики, либо заводить знакомства с такими, как Вэлентайн Лоуз, в надежде хоть чуть-чуть приблизиться к желанной цели. Но вот она завела такое знакомство – и в результате опустилась до дешевого фарса, а назавтра все равно обречена вернуться за прилавок. Хоть плачь. Неудивительно, что ее тянет в родные края. С нее достаточно. Нужно ехать домой, выходить замуж за владельца ковровых магазинов и рожать ему детишек; он тем временем станет развлекаться с девицами в ночных клубах, а она будет стареть и умирать с надеждой на мифическую удачу в следующей жизни.

И у выхода она повстречала Брайана.

Барбара едва не налетела на него в дверях. Брайан поздоровался; она послала его к черту; он опешил.

– Ты меня не узнала?

– Нет, – отрезала она: не узнала – и дело с концом.

Зачем такого помнить? Ну, внешность не отталкивающая, костюм, похоже, дорогущий; но годами еще старше Вэлентайна Лоуза. Одним словом, подозрительный тип.

– Мы познакомились на премьере твоего первого эпизода в «Шоу Артура Аски».

– На какой еще премьере?

– Ох, прошу прощения, – опомнился он. – Вы не Сабрина?

– Какая, к дьяволу, Сабрина? Ваша драгоценная Сабрина мне в матери годится. Да, она из тех же мест, что и я; да, у нее пышный бюст. Но если бы хоть кто-нибудь из вас допер поднять глаза выше женской шеи, вы бы, наверное, почувствовали разницу.

Он хмыкнул:

– Виноват. Хорошо, что я ошибся. Сериал был так себе, а она и вообще сыграла весьма слабо. Кстати, вы сейчас куда?

– Домой.

– Домой никак нельзя. Мэтт Монро еще даже не начинал, так ведь?

– Почему это мне нельзя домой?

– Да потому, что нужно задержаться и выпить по бокалу вина. Я хочу познакомиться с вами поближе.

– Я заметила.

Она готова была оттолкнуть его с дороги: от этого человека ей ничего не требовалось, да и вообще ее тошнило от одной мысли о мужчинах.

– Вы меня не за того принимаете, – сказал он.

– Ни за кого я вас не принимаю.

– Я женат и очень счастлив, – добавил он.

Неожиданно рядом с ним возникла привлекательная улыбчивая женщина. Она была моложе, но не настолько, чтобы это казалось вызывающим.

– Ну наконец-то, – обрадовался незнакомец. – Моя жена.

– Здравствуйте, – сказала женщина.

Похоже, она ничего не имела против Барбары. Ей просто хотелось, чтобы их представили.

– Меня зовут Брайан Дебенэм, – сказал ее муж. – А это – Пэтси.

– Здравствуйте, – повторила Пэтси. – Да вы красавица!

У Барбары отнялся язык. Это уже переходило все границы: ее обхаживала незнакомая супружеская пара. Как такое называется?

– Уламываю девушку выпить с нами по бокалу вина, – объяснил Брайан.

– Тебя можно понять, – заметила Пэтси, смерив Барбару взглядом. – Она в твоем вкусе. Копия Сабрины.

– По-моему, ей неприятно это слышать.

– Да, верно, – сказала Барбара. – А еще мне неприятно, когда мужчина ко мне клеится на глазах у жены.

Такая интерпретация событий показалась ей вполне безопасной. Если даже не знаешь, каким словом это называется, то лучше не рисковать. Она до сих пор не уточнила, что значит «субретка». Но сейчас, как видно, из нее пытались сделать именно то самое.

Брайан и Пэтси рассмеялись.

– Что вы, я не собираюсь к вам клеиться. О домогательствах и речи нет, – заверил он. – У меня куда более грязные намерения. Хочу на вас нажиться. Я актерский агент.

Барбара вернулась в гардероб и сдала пальто. С этого все и началось.

Из «Дерри энд Томс» она, по настоянию Брайана, ушла сразу.

– Я должна подать заявление за две недели.

Чтобы приехать к Брайану в агентство, она позвонила на работу и сказалась больной. Отпрашиваться повторно нечего было и думать.

– С какой стати?

– В смысле?

– Ну, с какой стати?

– Да потому что… – Она не смогла назвать причину, помимо той, что этого требуют правила. – А как я буду платить за квартиру?

– Я подыщу для тебя работу.

– Деньги-то нужны сейчас.

– На первое время подкину. Недели на две. А может, и на месяц. Какой у тебя оклад? Фунтов двадцать в неделю? Я не допущу, чтобы ты лишилась ангажемента из-за жалких восьмидесяти фунтов.

Ее недельный оклад и близко не стоял к двадцати фунтам. После испытательного срока ей положили двенадцать.

– Что значит «лишилась ангажемента»? У меня за плечами – ни одной роли.

– В том-то вся и прелесть, солнышко. Опыт не требуется. Даже играть не требуется. Не хотелось бы снова вспоминать Сабрину. Ты, наверное, и сама заметила, что она – не Дороти Тьютин{11}. Душа моя, ты будешь просто стоять перед объективом – и деньги потекут ко мне рекой. Какая-то часть перепадет тебе. Согласись, профессия – не бей лежачего.

– Профессия, кажется, древнейшая.

– Не будь такой циничной, солнышко. Я знаю свое дело. Послушай меня. Тебе известно, что такое субретка?

Барбара со вздохом закатила глаза. Она дала себе слово без промедления найти где-нибудь библиотеку.

– Ты – классическая субретка. На таких всегда есть спрос. Но и в этом плане от тебя ничего не потребуется. Тебе будут платить большие деньги только за то, что ты – это ты. Слушайся меня – и всем нам будет счастье.

– И чему вы меня научите?

– Я научу, как себя вести с нужными людьми, а уж эти люди научат всему остальному. Улыбаться. Двигаться. Выпячивать грудь, отставлять попку. И так далее. Ты глазом моргнуть не успеешь, как подпишешь контракт с какой-нибудь фотостудией. И очень скоро в садовом сарае у каждого мужчины не старше семидесяти лет будет висеть твой портрет в бикини.

– Мне лишь бы играть, а в чем фотографироваться – не так уж важно.

– Неужели ты всерьез вознамерилась играть?

– Я хочу быть комической актрисой, – призналась Барбара. – Как Люсиль Болл.

– Вот оно что. – Брайан помрачнел. – Ну-ну. Это, конечно, совсем другой коленкор.

Женская страсть к лицедейству стала проклятьем всей его жизни. К нему в агентство чередой шли красивые, фигуристые девчонки, но половина из них отказывалась сниматься для календарей и участвовать в презентациях. Каждая хотела сразу на Бибиси – пусть это будет эпизод из трех реплик, пусть героиня будет одинокой матерью, вынужденной работать в шахте. Брайан не понимал такого рвения, но благодаря своим связям постоянно направлял девушек показываться продюсерам и начальству актерских отделов. Раз за разом получая отказ, его подопечные становились намного сговорчивей.

– Как мне помнится, у Люсиль Болл не было особого выбора. Она сильно сдала, и никто больше не брал ее на роли романтических героинь; что ей оставалось, кроме как паясничать? Тебе до этого еще очень далеко – такой вариант мы с тобой рассмотрим не скоро. Лет этак через двадцать. Ты приглядись к себе как следует.

– Я хочу показаться какому-нибудь режиссеру.

– Так ведь о чем я толкую: в твоем случае показываться – это лишнее. Ты можешь стать фотомоделью и тем самым проложить себе дорогу в любой фильм.

У него уже навязли в зубах эти увещевания. Хоть бы одна прислушалась…

– В любой фильм, где мне не потребуется открывать рот.

– Я же не буду спонсировать тебя до скончания века.

– По-вашему, если я только открою рот, меня придется спонсировать до скончания века?

– Я этого не говорил.

– Организуйте для меня пробы.

Брайан пожал плечами. Судя по всему, им предстояло идти долгим кружным путем.

Наутро Барбара вынуждена была объяснить Марджори, что на работу больше не пойдет, поскольку в ночном клубе познакомилась с мужчиной, который подкинет ей денег.

– Что ж это за мужчина? – удивилась Марджори. – Там, может, еще такие найдутся? Я, понятное дело, в обувном работаю, но ты ему намекни, что подруга, мол, на все готова.

– Он – агент.

– Ты лицензию у него проверила или какое другое свидетельство, что он агент?

– Нет. Но я ему доверяю.

– С чего это?

– Вчера я была у него в конторе. Там секретарша, письменный стол…

– На что только люди не идут.

– В каком смысле?

– И секретаршу нанять готовы, и стол купить. Чтобы только аферы свои проворачивать. Вот наведайся к нему сегодня – не знаю, увидишь ли там этот стол.

– У него и картотечные шкафы стояли.

– Не будь такой наивной, Барбара.

– Но со мной-то какую аферу можно провернуть?

– Все тебе разжуй.

– По-твоему, человек будет держать секретаршу, покупать столы, расставлять картотечные шкафы, чтобы только соблазнять девушек? Не слишком ли хлопотно?

Марджори больше не распространялась на сей счет, но недвусмысленно подталкивала Барбару к самостоятельным выводам.

– Он тебе денег дал?

– Пока нет. Но обещает.

– Ты эти деньги отработала?

– Нет!

– Господи прости.

– Он делает доброе дело, разве нет?

– Я б так не сказала. Если тебе за просто так деньги дают, одному Богу известно, чего от тебя потребуют.

Барбара и впрямь почувствовала бы себя круглой дурой, не примись Брайан тут же посылать ее на кастинги. Телефона у нее не было, поэтому каждое утро она выгребала из кошелька все трехпенсовые монеты и отправлялась на угол, к телефонной будке. В отсутствие хороших вестей Брайан поручал секретарше сказать об этом сразу, пока Барбара не опустила в прорезь таксофона вторую монету.

Первый кастинг устраивался для фарса под названием «В господской спальне». В нем рассказывалось… Да какая, собственно, разница? Там фигурировали полуголые девицы, блудливые мужья, застигнутые со спущенными штанами, и вредные, занудливые жены. Если коротко – в этом фарсе рассказывалось, что бывает, когда люди хотят секса, но остаются ни с чем. По наблюдениям Барбары, британские комедии в большинстве своем строились именно вокруг этого. Персонажей по какой-либо причине всегда останавливали до, а не разоблачали после. Это уже навязло в зубах.

Пьеса готовилась к постановке в театральном клубе, неподалеку от Черинг-Кроссроуд. Продюсер шепнул Брайану, что Управление лорда-гофмейстера, похоже, запретило играть ее в обычном театре.

– Сущий бред, поверь, – говорил Брайан. – Лорду-гофмейстеру это по барабану. Но постановщикам выгодно, чтобы публике мерещился запрет.

– Почему, как вы считаете?

– Ты же читала пьесу, – ответил он. – Это полная белиберда. В Уэст-Энде такая вещь не продержалась бы и двух вечеров. Но, нагнетая слухи, можно всучить пару-другую билетов каким-нибудь обалдуям, которые решат, будто им предлагают нечто слишком пикантное для традиционной сцены.

– Текст совершенно не смешной.

– Катастрофически не смешной, – подтвердил Брайан. – Но это – комедия. Ты же сама сказала, что тебя влечет именно комедийный жанр.

Сомнений не было: он решил ее проучить. Вынудить раз за разом пробоваться на заведомо дрянные роли, чтобы она поскорее разделась до купальника и засветилась в какой-нибудь телевикторине – ему на радость.

В ночь перед кастингом она перечитала пьесу. Текст показался ей еще примитивнее, чем в первый раз, и все же Барбара просто обмирала от желания получить роль в этой постановке.

Ее героиню звали Полли; именно с ней у главного героя, мужа душной и скучной жены, раз за разом срывался интим. В тесном, грязноватом клубе Барбару посадили за столик, и режиссер, изможденный человек на седьмом десятке, с никотиновыми пятнами в серебристой шевелюре, вызвался ей подчитывать. Начала она, как ей казалось, уверенно и немного дерзко:

– «Мы не можем заниматься этим прямо здесь. Ведь наверху сидит ваша жена».

Но стоило ей открыть рот, как режиссер замотал головой:

– Это вы и есть или что-то изображаете?

Никогда еще она не сталкивалась лицом к лицу с такой пафосной личностью. Узнай об этой встрече ее отец, он бы решил, что дочка пользуется грандиозным успехом в столичном бомонде.

Барбара проговорила свою реплику заново, без каких бы то ни было вариаций, потому что не понимала сути режиссерских претензий.

– Это вы и есть, да?

– В каком смысле?

– Да вот в этом. – Он кивком указал на ее губы. – Акцент.

– Почему акцент? Я нормально говорю.

– Для актрисы это акцент.

Вздыхая, режиссер потер глаза.

– Мне шестьдесят три года, – сказал он. – Когда я пришел в бристольский «Олд Вик», я был вторым самым молодым постановщиком за всю историю театра. За всю свою жизнь я не читал более скверной пьесы. Судьба свела нас с вами в тот момент, когда моя карьера опустилаь, видимо, до нулевой отметки, а перемен к лучшему ждать не приходится. Безучастность с моей стороны была бы простительна, вы согласны? Но почему-то я не могу оставаться безучастным. Взять вас на эту роль – значит расписаться в собственной никчемности, понимаете?

Она не понимала и честно в этом призналась.

– Почему вы сопротивляетесь?

– Я не сопротивляюсь.

– По роли. Вы сопротивляетесь. Прежде чем браться за эту постановку, мне бы следовало себя убедить: да-да, Альберт Финни, Том Кортни, Ричард Бёртон{12}, «драма у кухонной раковины», великолепно, великолепно. Но кухонной раковины как раз и не видно, а жаль. Пьеса озаглавлена «В господской спальне». Итак. Почему вы сопротивляетесь? У вас такой говорок, будто вы всю жизнь торговали дешевыми чипсами. Разве вы не уступили бы мужчине типа Найджела в тот же миг? Поймите, мне нужно, чтобы публика верила. Понятно, что я обречен. Я – динозавр. Но такие вещи для меня важны.

Барбару трясло от злости, но, сама не зная почему, она не хотела, чтобы режиссер это заметил.

– Ладно. Спасибо, что вы нашли время показаться.

Ей хотелось запомнить этого человека. У нее возникло ощущение, что они с ним больше не увидятся, поскольку он обессилел, состарился и вышел в тираж, а она – нет. Оставалось только узнать его имя – на тот случай, чтобы отдавить ему пальцы, когда он повиснет на краю режиссерской пропасти.

– Извините, пожалуйста, – нежно проворковала она. – Я не расслышала: как ваше имя?

– Это вы меня извините – не представился. Позор на мою седую голову. Джулиан Сквайрс.

Он протянул ей вялую руку, но Барбара сделала вид, что не заметила. На это, по крайней мере, у нее хватило гордости.

Приехав к Брайану, она залилась слезами. Тот вздохнул, покачал головой и долго шарил в ящике стола, пока не выудил красную папку с крупной надписью «ПОСТАНОВКА ГОЛОСА И ТЕХНИКА РЕЧИ». Папка немного смахивала на фолиант, с которым сверялся Имон Эндрюс{13} в документальной программе «Это – ваша жизнь».

– В любом случае не повредит, – сказал Брайан. – Я многим рекомендовал этот курс. Очень полезная штука, уверяю тебя. Запись Майкла Эспела и Джин Меткалф. «Бурый боров с боровенком» и так далее. У Джин великолепная дикция.

Ее отец души не чаял в Джин Меткалф. У той была своя программа на радио, и голос ее – из тех, что можно услышать только на Бибиси, – отличался неподражаемой интонацией, какая не встречается в реальной жизни, хоть обойди всю Британию с юга на север.

– Мне никогда с ней не сравняться.

– И не надо. Ты просто… немного… приглуши свое «я». Если считаешь нужным.

– Нет, не считаю.

– Тогда попроси кого-нибудь, чтобы тебя раздели догола и опрыскивали золотой краской из баллончика, покуда не отправят на тот свет. Ты меня убиваешь. Любая девушка из моей картотеки кому угодно перегрызет горло за твои внешние данные. А ты отказываешься делать на них ставку.

– Они меня ни к чему не приведут. Разве нельзя хорошо выглядеть и при этом смешить публику?

– Это не моя прихоть, ты же понимаешь. Есть общие правила.

Барбара пролистала «Курс постановки голоса». Ей до смерти хотелось играть, но актерская игра – это превращение себя в другого, так почему бы не поработать над этим еще до получения роли?

– И если уж на то пошло, – продолжал Брайан, – не пора ли тебе распрощаться с Барбарой из Блэкпула?

Естественно, он хотел приблизить новый виток ее карьеры. Тем людям, которые на Бибиси делали инсценировки об одиноких матерях, вынужденных спускаться в забой, было глубоко безразлично, как ее зовут – Барбарой или как-то иначе. Но даже Сабрина в прошлом была Нормой Сайкс. В чем-то приходилось идти на уступки.

– Мне казалось, у нас о том и речь.

– До сих пор у нас речь шла о Блэкпуле. Барбары мы не касались.

– И дальше что?

– Ты не обязана оставаться Барбарой.

– Вы серьезно?

– Не… убийственно серьезно.

– Раз вам все равно, оставлю как есть.

– Тогда – вполне серьезно. Не… убийственно. Но решительно.

– Вы хотите, чтобы я взяла новое имя?

– Если станет невтерпеж, в любой момент сможешь вернуться к старому.

– Спасибо за совет.

Уговоры были недолгими: она и сама не хотела больше зваться Барбарой – это имя уже стало клеймом неудачницы, а в ее планы не входило мириться с неудачами. На имени свет клином не сошелся. Можно взять другое имя, можно изменить манеру речи – и все равно остаться собой, потому что в душе у тебя полыхает синий язычок пламени и это пламя сожжет тебя изнутри, если только не получит выхода.