Сильварийская кровь Орлов Антон
– Потому что темные эльфы. Потому что мстят за прошлое.
– Значит, не знаешь. Шестнадцать роэндолских чародеев и чародеек навели проклятие на женщин темной ветви, чтобы те рано умирали. Это распространяется на тех, у которых не меньше четверти эльфийской крови. Зачем они это выкинули – никто, кроме них, не в курсе, но они закляли темных эльфиек на раннюю смерть на своих собственных потрохах. Ты слышал о том, как можно снять такое заклятье? Для обратного колдовства необходимо то, на чем оно держится.
Странная смесь цинизма и печали. И еще странно то, что этот шкет не смотрит на сидящего напротив взрослого парня, как на старшего, но здесь не ощущается ни вызова, ни избалованности. Что-то совсем другое, и Марек пока не понял, что именно.
– Обе стороны друг друга стоят, – подытожила Дафна. – Страшно так умирать, как эта роэндолская чародейка – ее, кажется, звали Ландри-Шиэнь, но эльфиек-полукровок тоже ведь жалко, они-то ни в чем не виноваты… И еще жалко их близких.
– Ага, ты опять не можешь определиться, кому сочувствовать, – Эл словно вернулся к какому-то прошлому спору. – Больным или дяде, роэндолцам или сильварийцам.
«Иола тоже рано умрет, – с тяжелым чувством подумал Марек. – И никакая цель не может оправдать такое паскудство. Так вот что Гилаэртис собирался мне объяснять…»
– Я сочувствую и тем и другим, – сердито возразила его невеста. – Темным эльфам все-таки больше, потому что роэндолцы сами все это затеяли. Но я имею в виду женщин темной ветви, а сильварийцы мне не понравились. Помнишь, я рассказывала, как они себя вели, когда мы встретили их в Каине? Просто наглые хамы.
– А мне бы хотелось с ними встретиться. Вот было бы чудесно с кем-нибудь из них переспать…
– Знаешь, мелкий, я в твоем возрасте о других вещах мечтал, – ошарашенно заметил Марек.
– Я не мелкий, – возразило, невозмутимо глядя на него, это хрупкое глазастое существо. – Я девушка.
– Все равно еще маленькая для переспать.
– Я на год старше тебя, так что не важничай.
«Ни за что бы не подумал. На вид ей лет двенадцать, максимум тринадцать. Не девушка, а цыпленок ощипанный!» Вслух он, разумеется, ничего такого не ляпнул, зачем девчонку обижать?
– Вы так здорово замаскировались, что мне бы и в голову не пришло. Или это чары личины?
– Никаких чар, я на самом деле так выгляжу, только волосы крашеные, – она уверенно усмехнулась, словно была писаной красавицей. – Давай лучше на «ты», и разговаривай со мной, как с мальчиком. Если нас поймают…
– Понял. Куда вы хотите уехать?
– Куда-нибудь подальше, – вздохнула Дафна. – За границу. Но сейчас нам надо где-то залечь, дядины люди будут нас выслеживать. Не сможешь что-нибудь посоветовать? А то здесь скоро поймут, что мы не из Сушана.
– Шмелиный квартал или что-нибудь в этом роде, – предложил Марек, мысленно пытаясь определить, хорошая это идея или нет.
Неужели счастливое прошлое было всего лишь его выдумкой? Вроде легенды о золотом веке, когда люди не знали ни злобы, ни зависти, ни забот, хлебные злаки произрастали сами собой, ветви деревьев ломились от плодов, погода никогда не портилась, не было болезней, и добрые боги чуть ли не каждый день спускались на землю. Ну, пусть в его случае это не век, а полтора десятка лет, и вместо осиянного блаженного края – аккуратный одноэтажный домик с палисадником на одной из улиц Торенбата, небольшого города к юго-западу от столицы, но было же, было… А Рик считает, что не было.
– Чего тебе?.. Слушай, лучше отойди… Да плевать мне, кто здесь пахан, а кто не пахан, я к вам в камеру не просился, начальники посадили… Отойдите, мужики, я же вас не трогаю, и вы не лезьте, без вас тошно… Встать – это, что ли, мне?.. Да если я встану, вы все поляжете… В последний раз прошу добром, оставьте меня в покое!
Все, управился. Только руки в крови, как у Гила и Рианиса минувшей ночью. Вытереть, вот хотя бы о рубашку трупа с оскаленной татуировкой, а теперь можно опять сесть у стенки и думать. Хвала богам, больше никто не помешает.
Да, они с Ольдой иногда ругались, всякое бывало… А Рик был сосунком, чтобы судить об их отношениях. Вырос бы и все понял – если бы вырос среди людей. Он пропал вскоре после того, как ему исполнилось пятнадцать. И месяца не прошло. Пустые обереги нашлись в двух кварталах от дома, в тихом переулке с лавкой школьных товаров и старыми раскидистыми липами. Он пошел туда за тетрадками. Кто его уговорил или заставил снять браслеты – так и осталось невыясненным.
– Сижу, куда же я денусь… Кто их?.. Я их. Сами полезли. Я предупреждал, чтоб меня оставили в покое… Не нарочно. Я же натаскан драться с темными эльфами, что мне ваша блатная шушера… Как скажете, господин начальник… Стою, не шевелюсь, я человек дисциплинированный… В другую камеру?.. Только скажите им сразу, чтоб ко мне не совались, а то убью. Мне надо посидеть и хорошенько подумать… О каком побеге, шутите? Куда я побегу, если идти некуда и незачем?
Рик не был таким сорвиголовой, как Марек Ластип. Бабки и тетки с пеленок запугали его темными эльфами: будешь плохо себя вести – придут и заберут, в мешке унесут. В этом ли дело или в чем другом, но он рос робким и боязливым, в школе его обижали, а он не умел сдавать сдачи. Да, верно, несколько раз просил научить его драться, а Раймут отмахивался – мол, твои проблемы, разбирайся сам. Так не до того же было! Он тогда служил во внутренней охране торенбатского мясоконсервного завода. Там половина работников – ушлые гоблины, чуть не досмотришь, и плакало хозяйское добро, а стоимость пропажи потом из жалованья высчитывают: почему не пресекли, охрана вы или кто? А в детстве он без проволочек разбивал носы обидчикам и ни к кому не бегал за консультациями, он считал, что и Рик так должен. Но Рик не мог справиться самостоятельно и нуждался в поддержке, вот и нашлась эта поддержка на стороне… Зато каким он стал теперь! Раз Гилаэртис взял его на такое дело, это что-нибудь да значит, гордиться можно. Хотя Гил наверняка заранее все просчитал, чтобы одним махом убить двух зайцев: и прорваться, и самого настырного из выездных инспекторов «Ювентраэмонстраха» под увольнение подвести, для того и захватил парня с собой. Не случайно ведь они вышли именно к тому порталу, который охранял Раймут Креух. Все было спланировано, эта сильварийская сволочь умеет планировать. И тогда получается, что имела место утечка информации, а то откуда бы они узнали, где находится пост Раймута? Вон как все хитро, но это не имеет особого значения. Главное, он наконец-то увидел Рика. Теперь и умереть не жалко.
– Чего опять надо?.. Я вас не трогаю, вот и вы отвалите, по-людски прошу… Что слышал, то и сказал!.. Отвяжетесь вы по-хорошему или нет?.. Пеняйте тогда на себя!..
На чем он остановился, когда эти недоумки его отвлекли? Да, ему ведь тогда и в голову не приходило, что у Рика дела обстоят настолько хреново. Подумаешь, детские шалости, кто-то кого-то дразнит, толкается, портфель отняли и запинали под скамейку… Ерунда же. А когда сын заговорил о переводе в другую школу (ему тогда, помнится, было тринадцать), вообще рассердился: школа приличная, с репутацией, и деньги заплачены вперед, что еще за капризы? Разобрался с обидчиками по-мужски, и никаких разговоров! Надо сказать, воспитатель из Раймута был не ахти – в отличие от Гила, который из любого тихони сделает темного эльфа, смертельно опасного для неприятелей. Креух одно время думал, что трусишку и плаксу Рика в Сильварии убьют, кулаки грыз в бессильной звериной тоске. Но, как выяснилось, таких там не убивают, а излечивают от трусости. Убивают других – тех, кто вроде Довмонта норг Рофенси. Рику в той «хорошей» школе было еще как скверно, а Раймут, умаявшись за смену беречь заводское добро от предприимчивых гоблинов, не придавал этому значения. Закрывал на это глаза: перемелется, образуется… Вот и образовалось.
А может быть – мысль была такая, что в желудке похолодело, – Рик в тот последний день сам снял обереги? Ему было плохо, на помощь рассчитывать не приходилось, и он решил, что дальше жить незачем, как это иногда случается с подростками. Или иначе: раз тут ни от кого помощи не дождешься, не помогут ли те, кого надо остерегаться? Терять нечего… Он расстегнул браслеты, оставил их в траве нестриженого газона неподалеку от лавки школьных принадлежностей и пошел куда глаза глядят… И больше его никто не видел.
Родной отец увидел его двадцать лет спустя, около беседки-портала на Халцедоновом острове.
– Господин директор, заключенный Креух опять убил своих сокамерников.
Директор центральной королевской тюрьмы вздохнул. Перед ним на рабочем столе стояла чашка кофе и блюдечко с бланманже. Он настроился поужинать.
– Буянит?
– Нет. Сидит на полу у стенки, надзирателям и страже сопротивления не оказывает. Уже две камеры уголовников вышло в расход, господин директор. Процесс над разбойниками-изуверами с Марлагосского тракта, позволю себе заметить, теперь не состоится, потому что Креух всех пятерых ответчиков зашиб.
Так как начальство задумчиво молчало, старший надзиратель осведомился:
– Прикажете его в кандалы и в карцер?
– Погоди, погоди, – отмахнулся директор. – Я ловлю мысль…
Мысль витала над блюдцем с его любимым десертом, хитроумная и спасительная. Перед директором тюрьмы стояла дилемма: как бы и Фраклесу угодить (оратор Палаты Честных Граждан – это все-таки сила), и в то же время в неприятности не впутаться.
Парламентарий хотел отомстить банде Сотрапезников, учинивших свинство на свадьбе его дочери. Те пришли туда незваными гостями, слопали, сколько влезло, и повсюду наблевали, а потом их, по приказу господина Фраклеса, повязали, запихнули в полицейскую карету и привезли сюда.
На следующий день виконта норг Мареферга и четырех барышень освободили под залог, хотя, по имеющимся сведениям, зачинщицей безобразий была как раз одна из девиц. Родители у них оказались обеспеченные и достаточно влиятельные, чтобы вырвать своих чад из лап у оратора Палаты Честных Граждан.
За решеткой остались трое: сыновья торговцев средней руки, которые отцовских ремней боялись больше, чем суда и Фраклеса, и до сих пор не рискнули, воспользовавшись правом переписки, послать весточку своим родным, и шельмоватый полугоблин, выдающий себя за художника. По закону им грозили умеренные штрафы, как за мелкое хулиганство, не отягощенное членовредительством, к тому же их более удачливые соучастники наверняка постараются замять эту историю, не в первый раз. А Фраклес жаждет крови… Гм, кажется, подвернулся способ удовлетворить сию жажду и заручиться его благоволением.
– Переведите Креуха на первый этаж в четырнадцатую камеру. Без цепей.
– …Скажу честно, мой покойный родитель был потаскун, злостная пьянь и не дурак унести, что плохо положили, но этот недостаток у него проявлялся по мелочам, не для наживы, а просто от дури. Закидон такой. А моя пребывающая в добром здравии мамаша – знатная скандалистка и шлюха, но трахается с кем попало не за деньги, а чтобы родне покрепче досадить. И я до тюряги докатился… Мне всю жизнь сулили, что я сюда попаду. Дурная наследственность, против которой не попрешь. Как говорится, яблочко от яблони…
– Не возводи хулу на родителей, морда гоблинская, – не стерпел Раймут Креух.
– Так я же правду говорю. Правда не дым, глаза не выест.
– Это стыд глаза не выест! А у тебя, морда гоблинская, никакого стыда.
– Что вы все морда да морда… Меня зовут Мугор.
У обладателя этого имени был замызганный малиновый бант на шее и здоровущий фингал вокруг левого глаза.
– Что же ты мать родную порочишь, если по вашим гоблинским обычаям свальная любовь – нормальное дело?
– Э, не скажите! Ругаетесь, а сами не знаете этнических особенностей… Гоблины живут семьями, в каждой примерно по полдюжины мужчин и женщин. Если моя матушка не в семье трахается, а с посторонними – это уже разврат. Еще и с человеком связалась. Я думаю, она бы всем назло и с эльфом согрешила, и родила бы полуэльфа-полугоблина, не думая о том, какая у него будет житуха, но ни один эльф с гоблинкой не ляжет.
– Родителей надо уважать.
– И хотелось бы, да не за что, – огрызнулся Мугор.
Двое их сокамерников с убитым видом сидели на драном соломенном тюфяке у противоположной стены. Набедокурившие сынки из буржуазных семей, помятые, бледные, подавленные. Видать, до тюремного начальства с запозданием дошло, что, если Раймута Креуха, бывшего выездного инспектора «Ювентраэмонстраха», и дальше подсаживать к блатным, скоро здесь ни одного живого блатного не останется, и в этот раз ему достались смирные соседи. Полугоблин чересчур болтлив, но это не выходит за рамки выносимого.
– Господин не-знаю-как-вас-зовут, у вас не завалялось медной или серебряной монетки? Честное слово, отдам.
– Зачем тебе?
– На глаз положить, а то вконец заплывает.
– Не отдашь ведь, морда… Ладно, Мугор.
– Пусть меня эльфы затрахают насмерть, если не отдам!
Эта клятва произвела на опального инспектора такое впечатление, что он все-таки нашарил в кармане медяк и протянул полугоблину.
– Спасибочки.
– Кто тебе глаз так знатно приложил, полицейские или надзиратели?
– Не. Моя девушка. Мы с ней немного поспорили: я пытался ей объяснить, что западло впятером бить одного, а она как звезданула… Наплевать, другую себе найду.
– Правильно, – одобрил его решение Креух.
Он тоже считал, что впятером бить одного западло. Собственно, как раз по этой причине он и превратил в кровавое месиво контингент двух предыдущих камер.
– Кого били-то?
Пока Мугор не угомонится, подумать в спокойствии все равно не получится, так почему не поддержать разговор?
– Парня одного. Он полукровка, вроде меня.
– Тоже полугоблин? Расплодилось вас, я смотрю…
– Не, он четвертьэльф, железки носит. Мареком звать.
С этого момента Раймут всерьез заинтересовался.
– А за что его били?
– Жрать не хотел.
Слово за слово Мугор рассказал всю историю. Инспектор покачал головой: эти Сотрапезники – вот ведь обормоты, с жиру бесятся, и чего в столице только не бывает! Но все это к ограм. Ему надо поговорить с Риком. Зря не согласился на предложение Гила и не ушел с ними через портал: может, тогда бы поговорили… Однако еще не все пропало. Темные эльфы теперь его должники, в таких делах они крайне щепетильны, и он может что-нибудь попросить у них взамен. Конечно, не выходя за рамки, так он и не собирается настаивать на невозможном. Он потребует разговора с Риком. Просто сесть, все высказать и постараться, чтобы они друг друга поняли, больше ему ничего не нужно.
При чем тут Марек? Гилаэртис за ним охотится, и, если держаться поблизости, есть шансы рано или поздно столкнуться с Гилом. А то, как известно, искать темного эльфа – это все равно что искать ветра в поле.
Но тогда перво-наперво надо выбраться из тюрьмы.
При аресте роэндолцы без промедления избавили Креуха от всей своей магической экипировки, но кое-чего, хвала Вседержителю, не заметили. Возможно, если бы он оказывал сопротивление или протестовал, его бы подвергли более основательному досмотру, но запоровший операцию инспектор сдался добровольно и на тот момент полностью признавал свою вину.
При нем остался подарок Шельн: заклятье «сметающее преграды». Магия ифлайгри – темный лес и для людей, и для эльфов. Заклятье, которым Лунная Мгла снабдила своего друга на крайний случай (оно стоило ей силы, копившейся в течение нескольких месяцев), лежало неприметным зернышком, запрятанным в самую дальнюю щель его памяти, и Раймут почти забыл о нем. Настало время посмотреть, каково оно в действии. Это проще простого: надо трижды прошептать бессмысленный стишок, каждый раз меняя последнее слово.
Он заново затянул шнурки на ботинках, встал, застегнул куртку. Полугоблин уставился на него с любопытством, двое других парней интереса не выказали.
Ну, сейчас поглядим…
Это подействовало, как удар тараном. Наружную стену камеры снесло. В кирпичной галерее с вышками, опоясывающей центральную королевскую тюрьму по периметру, образовалась здоровенная брешь. Сложенная из каменных блоков ограда тоже ощерилась проломом.
В воздухе клубились облака медленно оседающей пыли.
– Ух ты, воля! – обрадовался вскочивший Мугор. – Бежим, пока нет шухера?
– Бежим, – буркнул инспектор.
И они побежали. Промчались сквозь пылевую завесу, выскочили на улицу. Не сбавляя скорости, свернули за угол. Было раннее утро, Креух провел в тюрьме чуть больше суток. Народу пока негусто: с одной стороны, мало кто его увидит и запомнит, а с другой – на пустынных улицах ты как на ладони.
– Эй, сюда! – окликнул его Мугор. – Ныряем в катакомбы, а то поймают!
Сдвинув грязную узорчатую решетку канализационного стока, они спустились в вонючий туннель.
– Идите за мной, я лучше вашего вижу в темноте. Нам надо держаться вместе, со мной не пропадете!
– Только мне гоблина в компанию для полного счастья не хватало, – раздосадованно проворчал Креух, но тут у него зародилась новая мысль: – Постой… А ты, часом, не знаешь, где искать Марека?
Часть пятая
Глаз Бури
Обычная для месяца Земляники жара, слепящий блеск небосвода, полуденное шмелиное гудение. Наброшенная на кусты шиповника вылинявшая занавеска заменяла шатер. Со всех сторон сплетались колючие ветки, лишь в одном месте за просветом виднелся огород, и чуть подальше – кособокий двухэтажный домишко с застекленной верандой. Места на рваном одеяле в самый раз хватало на троих.
Дафна и Эл сняли домик, освободившийся после отъезда Сабины, а Марек поселился на соседней улице, в чердачной каморке, которую тоже сдавали внаем – как будто они появились в Шмелином квартале порознь и познакомились только здесь. Он навещал девочек каждый день. Эл оказалась любопытной, как целая орава младших школьников, и в то же время настолько невежественной касательно самых обыкновенных повседневных вещей, что это ставило в тупик. Можно подумать, с луны свалилась – или ее с самого рождения держали взаперти, и она без году неделя дорвалась до свободы. Когда Марек в шутку об этом сказал, девушка уклончиво подтвердила, что так и есть, и сразу же попросила не расспрашивать о ее прежней жизни. Будем считать, что она родилась месяц назад, а раньше ничего не было.
«Это зачем?» – спрашивала Эл, увидев водонапорную колонку в конце улицы или сломанную ручную маслобойку под кухонным столом, и внимательно выслушивала объяснения. Иногда пыталась угадывать назначение предметов, но это у нее не очень-то получалось.
– Какое прелестное изображение полной луны, только почему его сделали таким волнистым? – бормотала она, дотрагиваясь тонкими прозрачными пальчиками до эмалированного диска, найденного на грязном подоконнике.
– Это сторож для молока, – сказал Марек. – Его кладут в кастрюлю, когда кипятят, чтобы не убежало.
– Разве молоко может убежать? – удивленно, с оттенком недоверия, взмахнула пепельными ресницами Эл, как будто подозревая, что ее разыгрывают.
Она по-прежнему считалась младшим братом, штанов, рубашки и затрапезной жилетки хватало для маскировки. А Дафна ходила в желто-коричневом клетчатом платье и лиловом старомодном чепце с висячими оборками, соседи не могла разобрать, сколько ей лет, и называли ее матушкой. По мнению Марека, чепец был похож на дохлую медузу, но вслух он об этом не говорил – еще обидится.
Ради Эл ему пришлось снова рассказывать о своих приключениях. Дафна уже слышала вкратце эту историю, а теперь он расписал во всех подробностях. Кое-что, разумеется, опустил: не стал раскрывать инкогнито Лунной Мглы и не сознался в том, что спал и с Сабиной, и с Пиамой Флорансой. В откорректированном варианте Сабина приютила его без всякой задней мысли, а он расплатился с хозяйкой за съем домика, и больше ни о чем речи не было.
О том, что его тянет обратно к темным эльфам, он тоже не распространялся. Какое это имеет значение? Во-первых, это не чары. Будь он зачарован, Шельн бы заметила и предупредила. Это его собственное неподконтрольное желание, с которым он как-нибудь разберется. Во-вторых, ему и хочется туда вернуться, и не хочется – пересиливает то одно, то другое. Причем аргументы «против» сформулировать куда проще: он не может бросить на произвол судьбы Дафну и Эл. Сначала надо помочь им выбраться за границу, а потом… все остальное. Точнее, потом можно будет подумать об остальном. Всего лишь подумать.
По вечерам, у себя на чердаке, он подолгу не мог уснуть: ночное небо за окошком мерцало и манило, как южное море, омывающее берега Сильварии, а лунные лучи заползали в щели, словно побеги серебристого вьюна. Если ты не поэт и не бард, как об этом расскажешь вслух?
В свою очередь, Дафна и Эл припомнили несколько историй с участием Довмонта норг Рофенси, и у Марека появилась еще одна заветная мечта – убить эту скотину. Пусть только попадется в темном переулке… Правда, по темным переулкам он без своих троллей не ходит, а жалко. И на поединок не вызовешь, опять скажет «ты не дворянин».
Сегодня Дафна пересказала один из своих диалогов через дверь с рехнувшимся консортом, и после этого начался спор.
– Если мы сообщим о том, что он попал под наваждение снов чужого мира, его сместят, и тогда нам проще будет уехать, – задумчиво произнесла Эл, обхватив руками острые мальчишеские коленки. – По крайней мере, его ищейки перестанут за нами охотиться.
– Тебя-то все равно будут искать, – угрюмо глядя из-под трехслойных оборок, возразила Дафна. – И дядю жалко. Может быть, он еще одумается.
– Ага, надейся. Говорю тебе, он решил нас убить.
– Он всегда был таким добрым ко мне…
– Разве не понимаешь, почему? Я никогда раньше не видела такой странной штуки, как сторож для молока, но что касается интриг – на это, как ты знаешь, я насмотрелась, и насчет твоего дяди все ясно. Он был добрым и любящим, потому что ты подружилась с королевой, а когда выгоду сменила угроза, его чувства поменялись на противоположные. Марек, а ты что об этом думаешь?
– С Дафниным дядей я едва знаком, – Марек криво ухмыльнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах состоялось это знакомство, – так что судить об их отношениях не могу. Но за то, как его люди обошлись с моими родителями, всех бы поубивал, как бешеных собак. Мама осталась жива только благодаря вмешательству Рианиса. Естественно, о консорте я после этого очень плохого мнения, эти подонки выполняли его приказ. А во-вторых, уж если кого-то жалеть, то в первую очередь тех, кто по его милости остался без лекарств. Поэтому, будь у нас такая возможность, хорошо бы обо всем рассказать, но что мы трое можем сделать? Придем на рыночную площадь, заберемся на бочку и начнем толкать крамольные речи, а потом – улепетывать от полиции? Эл, ты говоришь о неосуществимом.
– Я не имела в виду бочку. Мне хочется уехать подальше и жить по-своему, а не жертвовать собой ради того, чтобы свалить Анемподиста. Просто есть еще один способ, надежный и безопасный… Дафна знает, какой.
– Эл, не надо, – тихим жалобным голосом попросила Дафна. – Дай ему еще два-три дня. Вдруг он все поймет? Он же на самом деле не плохой.
– Но и не хороший, – усмехнулась Эл. – А до тебя это так и не дошло, потому что он заваливал тебя подарками и хвалил за примерное поведение.
– Я слышал, что во время затмения снов подобное притягивается к подобному, – заметил Марек. – То есть, если он попал под влияние чьих-то идей – значит, он был к этому предрасположен и, возможно, даже сам бы до этого додумался, без всяких наваждений из чужого мира.
– Это одна из гипотез, не доказанная. И, между прочим, если бы ты не начал играть с Гилаэртисом в прятки в королевском дворце и не забрался в дядино убежище, ничего бы не случилось… Извини, я просто хотела сказать, что не только он виноват, обстоятельства так сложились.
Дафна отвернулась, лица не видно, одни оборки. Марек не стал огрызаться. Он мог представить, что с ней происходит: разрывается между привязанностью к дяде, который столько лет о ней заботился, и пониманием того, что сволочь этот дядя, никуда не денешься, натуральная сволочь.
Она подняла голову и попыталась изобразить улыбку:
– Пойду посмотрю, как дела с нашим супом.
Этот суп по марлагосскому рецепту ее научила варить Бетина Ластип. На все уходит три с половиной часа, овощи и специи добавляются в несколько приемов, через строго выверенные промежутки времени, зато после пальчики оближешь. Приходя в гости на улицу Сушеных Слив, Дафна училась и готовить, и шить, и вязать – ей нравилось схватывать и осваивать что-нибудь новое, шла ли речь о высоких материях или о хлопотах по хозяйству. А может быть, она уже тогда в глубине души чувствовала, что дядя Анемподист на самом деле тот еще фрукт и безбедной жизни во дворце рано или поздно наступит конец?
– Ты действительно сможешь рассказать об этих делах так, чтобы нас не поймали? – поинтересовался Марек, когда Дафна выбралась из шиповника и по тропинке между морковных и огуречных грядок пошла к дому. – Что-то магическое?
Эл кивнула.
– И как много народа тебя услышит?
– Все королевство. Каждый, кто находится на территории страны, где бы он ни был.
– Каким образом, если не секрет?
– У меня есть один артефакт… Перстень голоса.
Она показала сжатый кулачок: на среднем пальце – тусклое серебряное кольцо с незнакомой Мареку руной на печатке. Странно, раньше он не обращал внимания на эту печатку… Раньше ему казалось, что кольцо представляет собой просто гладкий ободок. Видимо, какое-то волшебство.
– Ничего себе… Я слышал, это редкие штуки. А кто-нибудь из магов не сможет определить, где ты находишься, пока будешь говорить?
– Королевские маги смогут, поэтому надо будет сказать покороче и сразу удирать. Ты поможешь?
– Никаких вопросов.
– Мне все равно, что будет с Анемподистом, но не все равно, как отнесется к этому Дафна, – хмуро добавила Эл, похожая на заморенного, но не смирившегося с судьбой мальчишку-оборвыша. – Только поэтому я до сих пор тяну.
Хлопнула дверь, Дафна выскочила из домика и побежала к ним через грядки, подобрав подол клетчатого платья.
– Приправ не хватило, – определил Марек. – Что-то забыли, сейчас меня погонят в лавку…
– Стала бы она из-за супа так беспокоиться! – встревоженно возразила Эл. Запыхавшаяся девушка остановилась в просвете кустарника и выпалила:
– Марек, там гоблин!
– Где?
– У нас на кухне. Что будем делать?
– Вот не было печали… Он один?
– Кажется, да.
– Подождите здесь, я с ним разберусь.
Гоблины такой народ: если повадятся пакостить или таскать, что плохо лежит, потом не отвадишь, поэтому спроваживать их надо сразу.
Вытащив нож, Марек постарался скроить угрожающую физиономию и пинком распахнул дверь. После залитого солнцем двора убогая кухня казалась полутемной. В воздухе плавали облака пара, благоухающего специями и вареными овощами, окно запотело, на плите приплясывала большая синяя кастрюля.
Гоблин смирно сидел на новеньких нижних ступеньках той самой лестницы с деревянной гирляндой, из-за которой Марек в свое время натерпелся страху. Отощавший, грязный, с застарелым фингалом под глазом и истрепанным замусоленным бантом на шее.
– Привет, Марек, – поздоровался он сиплым полушепотом. – А чего она так испугалась?
– От неожиданности. Она не знала, что здесь кто-то есть, – Марек спрятал нож и присел напротив. – Ты бы лучше в калитку постучал, чем забираться тайком.
– Нельзя. Конспирация. Я теперь знаешь кто? Государственный преступник! О побеге из королевского централа небось слыхал?
– В газетах писали, что какие-то злонамеренные маги разворотили полтюрьмы, ты об этом?
– Ага. Только это были не маги, а мы с одним правильным мужиком. Ему когда-то по дружбе засадили заклятье, сметающее преграды, а эти лопухи не заметили, когда его шмонали. Он и воспользовался. Я туда загремел за харч у Фраклеса. После того как ты… гм, ушел, налетели барбосы и нас повязали, но после всех выпустили под залог, кроме Арчи, Сегера и меня. А мужик сел за государственную измену, он участвовал в облаве на темных эльфов и пропустил их к порталу, потому что узнал среди них сына. Тот пропал двадцать лет назад, а теперь уже взрослый, инициированный, сечешь? Хоть картину пиши или пьесу для театра, без дураков, золотое дно! Так вот, он активировал заклятье, сметающее преграды, и мы на пару оттуда рванули, а Сегер с Арчи остались сидеть в камере без одной стенки, как два полных придурка. Спервоначалу мы в катакомбах прятались, питались подножным кормом, который там ползал и бегал под ногами. Кстати, супчик у вас зашибенно пахнет… Обождав, мы стали выбираться наверх и тебя искать. Вы с этим мужиком знакомы, у него к тебе дело. Сказал: передай Мареку, чтобы вспомнил инспектора. Вот я и передаю. Помнишь такого?
– Раймут Креух?
– В точку, он самый. Я решил побывать во всех местах, про какие от тебя слышал, и сегодня гляжу – вот он ты! Встретишься с инспектором?
– Я не против.
Креуху, как и Дафне с Эл, желательно уехать из Королевства Траэмонского. Такой союзник лишним не будет. Снова покосившись на кастрюлю, Мугор выразительно вздохнул.
– Угостишь хорошим супчиком?
– Ему еще целый час вариться.
– А с компанией сведешь? Люблю с интересными людьми общаться…
– Пойдем, – решил Марек.
Девочки выбрались из шиповника и стояли по другую сторону грядок.
– Знакомьтесь, это Мугор, художник.
Дафна, в ожидании развязки глядевшая нетерпеливо и настороженно, с облегчением улыбнулась:
– Очень приятно. Дафна.
– Мне еще приятней! – расплылся в ответной улыбке полугоблин. – Вы хорошенькая, так и проситесь на картину, и чепец у вас эпатажный. Похож на медузу, пережеванную челюстями океана, – готовый образ, уважаю! А это у нас кто, мальчик или девочка?
Марек уже открыл рот, чтобы отрекомендовать «младшего брата», однако Эл его опередила:
– Для вас – девушка, но для всех остальных это секрет. Я кое-откуда сбежала и не хочу, чтобы меня вернули обратно.
– Понимаю. Сам давеча из кутузки. Сел-то я за пустяковое безобразие, на которое даже статьи в уголовном уложении нет, зато побег здоровский получился, на двенадцать лет каторги потянет. Если вы читали последние газеты, это все обо мне с товарищем.
– Марек о вас много рассказывал. Меня зовут Эл. Перейдем на «ты»?
– Ух ты, у тебя глаза как будто серебряные! А только что были обыкновенные… Ты чародейка?
– Нет, хотя недавно мне сказали, что я могла бы стать чародейкой, если бы все сложилось иначе. Идем в кусты, а то здесь солнце сильно печет.
Эл, а за ней Мугор полезли в шиповник.
– Так, я посмотрю, что там с супом, а ты присматривай здесь, – озабоченным шепотом распорядилась Дафна и направилась к домику. Чепец, пережеванный челюстями океана, отливал на солнце блеклым лиловым глянцем.
Проводив ее взглядом, Марек тоже собрался нырнуть в заросли, под сень занавески, но остановился, услышав негромкие голоса Мугора и Эл.
– У тебя, наверное, было много девушек?
– Хвастать не буду, но были. Дюжины две-три точняк наберется, и ни одна не ушла недовольная.
– А сейчас кто-нибудь есть?
– Не, я остался одинокий… Мы с ней разошлись из-за несовместимости морально-этических принципов, и она мне всю красоту напоследок испортила. Во, видишь, какой синячище, прямо в глаз зафигачила! Зато она барышня из хорошей семьи, папа у нее в городском казначействе служит.
– А у меня было несколько мужчин, один другого отвратней. Я с ними связывалась не по своей воле – так было надо, причем не мне. Я оттуда сбежала в том числе из-за этого.
– Откуда – оттуда?
– Не важно. Я ни разу не спала ни с кем симпатичным. Марек, например, мне нравится, но он помолвлен с моей подругой, это для меня табу.
– Хм, обычно женская дружба не исключает взаимных подлянок и борьбы за самца – что у людей, что у гоблинов.
– Мало ли, что обычно… Там, где я жила раньше, меня окружали другие девушки, и у них отношения были такие, как ты говоришь, натуральный гадючник. Но у нас с Дафной все иначе, она мой единственный настоящий друг. Ей и так несладко из-за Марека… Он прятался у нее от эльфов, и она нарядила его в свое платье, чтобы окружающие не лезли с вопросами – будто бы бедная родственница из провинции приехала в гости.
Мугор хихикнул. Марека, отступившего в сторону, они за гущей веток не видели. Решили, наверное, что он ушел в дом вслед за Дафной.
– Она додумалась сравнивать себя с эльфом, – продолжила Эл, – и очень расстроилась из-за результата. Видишь, как все сложно… Ладно, лучше скажи, какие девушки тебе нравятся?
– Разные. В том числе хрупкие, с серебряными глазами…
В кустах замолчали. Целуются. Марек стоял, затаив дыхание. Так вот кто такая Эл! И как он сразу не догадался… Стоп, но если она та, о ком он подумал, ее бы давно уже обыскались… А разве нет? Вот же за кем охотятся «серые плащи», вот за кого они принимали худенькую плоскогрудую Евнику! Им и невдомек, что искать надо глазастого темноволосого паренька в жилетке с сушанским орнаментом. А позавчера девочки заваривали краску, и Эл подкрашивала корни отросших волос – на самом деле она пепельная блондинка.
– Давай повесим тут мою рубашку, чтобы нас не увидели, – деловито предложила беглая королева.
– Ага, со всех сторон пристроим одежку, чтобы об этот долбаный шиповник не исколоться, – подхватил Мугор. – У меня-то шкура гоблинская – грубее человеческой, пощупай, а ты вон какая нежная, как водяница…
Марек потихоньку отступил от кустарника и вдоль забора прокрался к дому. На тяжелой чугунной сковороде обжаривались лепестки репчатого лука и мелко нарезанные кусочки пряных стеблей кизиги, которые добавляют в варево в последнюю очередь. Дафна помешивала суп, лиловые оборки печально покачивались над плитой.
Услышав скрип двери, она оглянулась.
– Ты один?
– Я там третий лишний. – Марек присел на ступеньки, где раньше сидел Мугор. – Им и без меня хорошо.
– Что?.. – Дафна выпустила ложку, звякнувшую о край кастрюли. – У них там что-то… неприличное?
– Да я бы не сказал насчет неприличного. Понравились они друг другу. Не бойся, Мугор ее не обидит. Он хороший парень, хоть и полугоблин. Получше иных людей.
– Дело не в этом. Ты ведь не знаешь, кто она такая!
Спохватившись, что сболтнула лишнее, девушка отвернулась, схватила лопатку и начала сердито переворачивать шкворчащий лук.
«Теперь уже знаю. Твоя лучшая подруга Элше».
Марек не стал говорить об этом вслух.
– Мугор вместе с Сотрапезниками угодил в тюрьму, а сейчас оттуда сбежал. Увязался за компанию с инспектором Креухом из «Ювентраэмонстраха». Ему во что бы то ни стало надо прибиться к теплой компании, а там хоть трава не расти. Креух участвовал в операции против сильварийцев и позволил им смыться через портал, потому что встретил, наконец, своего сына, который теперь темный эльф. Я вот к чему: и Креуху, и Мугору, и вам с Эл надо уйти за границу, так давайте попробуем выбраться вместе? Мугор будет «за», а с инспектором я в ближайшее время должен встретиться. И хорошо бы перед нашим отбытием сделать то, о чем говорила Эл: рассказать, что с консортом не все в порядке, и его бредовый проект появился из чужих снов. Почему столько народу должно мучиться из-за одного больного на голову деятеля? Остальные, конечно, тоже хороши, всю бы лавочку одним махом разогнать… Только менять их не на кого, будут другие такие же, чуть получше или чуть похуже, а суть не изменится.
– Марек! – предостерегающе стрельнув глазами из-под оборок, прошептала Дафна.
– Я знаю, что это крамольные речи, но нас ведь никто не слышит. Политикой я никогда не увлекался и в будущем не собираюсь, но после того, как я выслушал рассказ отца, я больше не могу уважать такую власть. Они просто себялюбивые засранцы… Ой, извини, случайно вырвалось, только по-другому их не назовешь, если называть вещи своими именами. О чем тут говорить, когда сама королева от них сбежала…
– Откуда ты знаешь о королеве? – Дафна побледнела, ее глаза испуганно расширились. – То есть… Почему ты решил, что сбежала?
И кто его за язык тянул… Но идти на попятную было поздно.
– А чего тут не знать, разве бы ты оставила им на съедение свою любимую подругу? Не бойся, я никому не скажу и помогу вам отсюда уехать. Она поступила правильно, я бы на ее месте тоже от такой жизни смылся. А если вернуться к предыдущей теме… Не переживай так из-за этого. Бывает, что кто-то окажется хуже, чем ты думаешь, или, наоборот, лучше. Это я о Рианисе, я же вспоминать его без скрежета зубовного не мог, а теперь, знаешь, у меня совсем другое к нему отношение. Ну, и насчет твоего дяди… Его лучше остановить, пока он еще десяток таких же полезных законов не принял. Пусть Эл расскажет. У нее ведь тот самый перстень королевского голоса, да?
Девушка кивнула. Похоже, она опасалась расплакаться. Молча отвернулась к плите, высыпала в кипящий суп содержимое сковороды и начала медленно перемешивать. Марек, так же молча, сидел на ступеньках. Эл сказала, что Дафна расстроилась, когда увидела его в своем платье, и ему хотелось все исправить, но если бы он еще знал, как это сделать! Он никогда не переживал по поводу собственной внешности. Знал, что похож на эльфа, что с привлекательностью у него все в порядке – ну и ладно. Куда больше его занимали другие вопросы: достаточно ли он крутой и не струсит ли, если попадет в серьезную переделку… В школе он не давал спуску обидчикам, даже за других заступался – ему нравилось защищать слабых. В двенадцатилетнем возрасте выбил несколько зубов старшекласснику, который полез к нему в туалете с нехорошими намерениями. За зубы отец потом заплатил компенсацию, однако ругать Марека не стал. А он переживал: если кто-то думает, что с ним можно так себя вести – значит, он нисколечки не похож на крутого? Надо научиться драться на ножах, это добавит ему недостающей крутизны.
«Наверное, красота для девушек – это примерно то же самое, что крутизна для нас, такая же важная вещь, без которой плохо», – размышлял Марек, наблюдая, как Дафна хлопочет у плиты. С головой погрузившись в свое занятие, она отгородилась от остального мира, словно окутывающий ее пар от кастрюли был непреодолимой преградой. Спину аккуратно делила на две половинки темно-русая коса, гладкая и толстая, спускающаяся почти до завязок фартука на поясе.
– Позови их, – не оглядываясь, попросила Дафна, когда суп сварился. – Пора обедать.
И Марек, и Элше, и Мугор так нахваливали ее стряпню, что она в конце концов тоже заулыбалась, хотя глаза все равно оставались грустными, а после вздохнула:
Читать бесплатно другие книги:
