Волчий замок Галанина Юлия
Придерживая юбки, Жанна спустилась к воде, но не успела еще зачерпнуть холодной влаги, как услышала, что кто-то подъехал. Она обрадовалась и, забыв про воду, поспешила обратно.
Возле дуба Жерара не было.
Три мрачных луветьера из свиты виконта ждали там ее возвращения.
Жанне сразу расхотелось возвращаться, но человек, приведший их сюда, шагнул к ней и сказал:
— Госпожа, не убегайте, это бессмысленно.
Начало речи было жизнеутверждающим. Не стой он так близко, Жанна непременно поступила бы наперекор его совету.
— Мы пользуемся большим спросом в этих местах… — мрачно заметила Жаккетта, прислонившаяся к дубу и ковыряющая носком башмака слой палых листьев. — Ну-ка, господа, объясняйте, что это значит?!
— Волноваться вам совершенно не нужно, — довольно миролюбиво сказал охотник. — Ничего плохого с вами не будет.
— А что будет? Уточните, пожалуйста! — не поверила ему Жаккетта.
— Сейчас мы проедем в одно тихое место, где вам придется немного пожить.
— С какой целью?
— Пока посланец султана или кто там он есть, не выкупит вас у нас, — просто объяснил луветьер.
— У вас? — удивилась Жаккетта.
— У нас! — кивнул охотник. — Господин виконт вряд ли вернул бы вас этому приезжему господину даже за очень большие деньги. Но он человек со странностями, сами понимаете. А мы упустить возможность подзаработать не хотим. Приезжему господину, я думаю, все равно, у кого вас выкупать.
— Да вас же виконт потом со свету сживет! — удивилась Жаккетта. — Не боитесь?
— Не боимся. С хорошими деньгами можно избегнуть гнева короля, не то что виконта.
— Значит, оруженосец виконта не появится? — морщась, выговорила Жанна самый интересующий ее вопрос.
— Кто, Жерар? Да он ведать не ведает, хозяин его и правда в деревню послал по делу. Садитесь, дамы, в седла, ехать пора. Кстати, разрешите представить вам ваших спутников на ближайшие дни. Это Жан-Пьер, это Жан-Клод, а это Жан-Марк. Меня зовут Жан.
— Мы будем звать тебя Жан-Жан, — решила Жаккетта.
От кривого дуба их путь лежал к окраине болот.
Оказывается, там, где лес и болотистые места взаимно проникали друг в друга, образуя лесистые островки, заросшие кустарником низинки и скрытые под травяным покровом топи, притаилась полузаброшенная охотничья хижина, где и собирались четыре Жана держать девушек до выкупа.
Увидев ее, Жаккетта хмыкнула.
— Вам оно виднее, — заметила она, подъехав к Жан-Жану. — Но мне кажется, что виконт не такой уж дурак, чтобы не проверить все жилые места в округе. Значит, и сюда скоро нагрянет. Со своими знаменитыми ищейками, которые, кстати, небось не без вашей помощи натасканы. А?
— Госпожа как вас там! — нелюбезно отозвался Жан-Жан. — Я же не учу вас юбки шить! Ваше дело — сидеть тихо и ждать.
— Зовите меня госпожа Нарджис, — спокойно сказала Жаккетта. — Нарджис — цветочек такой. Я же не о себе тревожусь. Мне вас жалко. Не хотите говорить — и не надо.
Они спешились у хижины.
Хижина была сложена из толстых бревен, углублена в землю на один венец и подозрительно смотрела на болото из-под нависшей крыши маленькими прорубями окон.
Внутри был сложен открытый очаг, дым выходил через окна и дверь. Кроме очага в хижине имелось ложе, сбитое из жердей, на которые были накиданы охапки сухой травы, сверху покрытые шкурами. Несколько кругляков, расставленных вокруг очага, исполняли роль сидений, а по стенам были набиты широкие доски-полки, предохраняющие находящихся у стены от попадания сажи за шиворот.
— Как же тут жить? — ужаснулась Жанна, заглядывая в черное чрево хижины.
— Очень просто, — буркнул один из Жанов, кажется Жан-Пьер, а может, Жан-Марк. — Некоторые всю жизнь так живут, да не одни, а с оравой ребятишек.
— А как здесь готовить? — задала практический вопрос Жаккетта, осторожно входя в хижину.
— На улице, — бросил луветьер и сбежал от чересчур болтливых девиц к лошадям.
— Представляю, какая суматоха в замке… — задумчиво сказала Жаккетта, наблюдая через дверной проем, как о чем-то горячо спорят охотники.
Жанна села на край ложа и замерла там в напряженной позе. На ее чистое платье спланировал с потолка комочек сажи.
Наступила ночь.
У Жаккетты было такое чувство, что ее спина здоровается с каждой жердью ложа отдельно.
Она даже пожалела съежившуюся рядом госпожу: мало того что та, наверное, своей худой спиной еще ярче чувствует прелесть походной постели, так небось еще и мается, что прическа зря пропала, не увидел ее Жерар, не оценил…
— Ты спишь? — шепнула Жанна.
— Нет, — коротко ответила Жаккетта.
В хижине-полуземлянке было темно, робкий свет луны не первой молодости сквозь узкие прорези окон почти не проникал. Дверь была закрыта.
— Я ему нравлюсь? — спросила вдруг Жанна.
— Нравитесь, — не удивилась вопросу Жаккетта.
— Я его старше…
— Эка невидаль. Вы так говорите, словно вам сто, а ему шестнадцать.
— Так ему, наверное, и не больше… — выдохнула Жанна.
— Ну и вам не сто! — мудро сказала Жаккетта.
— Но он же совсем мальчишка… — не то убеждала себя, не то пыталась убедить Жаккетту Жанна.
— Ошибаетесь… — положила руку под голову Жаккетта. — Он уже человек. Какой сейчас — таким и будет. Не забивайте себе голову глупостями. Обожглись раз — ну и что теперь? Всю жизнь шарахаться?
— Много ты знаешь! — обиделась Жанна.
— Да уж побольше вашего! — улыбнулась Жаккетта.
— А ты бы на моем месте как поступила?
— Э-э, госпожа Жанна, вы нас не сравнивайте. У вас свое место, у меня свое. Вам господа руки целовали да стихи писали, а мне юбку без разговоров задирали… — вздохнула Жаккетта. — Потому и видим мы мир по-разному.
Жанна лежала молча.
Потом вдруг приподнялась на локте и спросила:
— Но тогда я должна быть веселая, а ты печальная, почему же все получается наоборот?..
Задремавшая было Жаккетта проснулась.
— А-а, это… Нет, все идет правильно. Вы графиня, у вас и запросы королевские, а я, как вы говорите, в коровнике росла. Вот и радуюсь всему, что радует. Мы с вами по-разному сравниваем.
— Но я не могу не быть мной, — возмутилась Жанна. — Я с рождения знаю, кто я. Как я могу поступиться своими правами?
— Кто же спорит… — осторожно зевнула Жаккетта.
— И рыжий почему-то к тебе приставать стал! — совсем уж вредным, обиженным голосом сказала Жанна. — А мне вообще ничего…
— Так у вас на лице было написано: отстаньте от меня все, я на Кипр спешу! — хмыкнула Жаккетта.
— Ну после Кипра мог… — жалобно протянула Жанна. — Вы там лизались, а я одна да одна…
— Вам он не компания! — решительно отрезала Жаккетта. — Он пират, а вы графиня, сами подумайте!
— Да-а-а, тебе можно, а мне нет! — заныла Жанна. — И виконт к тебе больше благоволит…
Жанне вдруг стало жалко-жалко себя.
Жизнь, решила она, окончательно не удалась, надежды на что-то радостное впереди рухнули. Любви нет, а все мужчины подонки.
— Госпожа Жанна, вы устали… — дипломатично заметила Жаккетта. — Вы думаете, было бы лучше, если бы дело обстояло наоборот? То прыщи на морде вызывали, то не благоволит. Давайте спать, кто знает, что там дальше будет?
Особой веры в завтрашний день у нее не было. Была в послезавтрашний.
— Дамы не говорят «морды», запомни, это неприлично! — нравоучительно сказала Жанна и заснула.
Долго поспать им не удалось, а пробуждение было куда более страшным, чем засыпание.
Проснулись Жанна и Жаккетта практически одновременно, сами не зная почему.
Почему — выяснилось тут же: их жилище горело, подожженное снаружи.
«Дверь закрыта!» — промелькнуло в голове у Жаккетты, и она кинулась к двери.
Ясновидцем быть плохо. Дверь действительно не открывалась. Похоже, ее подперли снаружи.
В оконца ничего не было видно, кроме наваленных до крыши и подожженных ветвей. Через отверстия в хижину валил удушающий дым.
Жаккетта отчаянно бросалась на дверь, пытаясь как-то выбить ее, но понимала, что это бесполезно. Они были намертво заперты в хижине и обложены со всех сторон пылающим хворостом.
Когда Жанна поняла, что дверь им не открыть, села на кругляк у очага, закрыла глаза и заткнула уши.
Она словно со стороны видела, как занимаются пламенем бревна, пылает, трещит деревянный сруб, и потом только груда подергивающихся пеплом углей обозначит то место, где окончилась их жизнь.
Жанна начала тихо молиться, прося Пресвятую Деву послать недолгий и немучительный конец.
Жаккетта была занята почти тем же. Правда, не обременяя Деву Марию мольбами, она думала, что же будет в самом ближайшем будущем. Получалось, что лучше всего забраться повыше и задохнуться в дыму и угаре, чтобы огонь палил уже неживое тело.
Но заставить себя встать на ложе, поближе к дыму, Жаккетта не могла.
Кляня свою слабость на все корки, она села на полу рядом с Жанной. Глаза уже щипало, и в горле было совсем сухо.
«Ну почему так! — думала горько Жаккетта. — Вот что не хотелось, так это сгореть, очень уж больно будет! Ну не хочу я!!!»
Снаружи, в недостижимом мире прохладного чистого воздуха, что-то вершилось.
Слышались крики, гам. Кому-то было не все равно, что девушки заживо горят в охотничьей хижине.
Раздались глухие удары, звуки проклятий.
Дверь открылась, и в жаркое нутро полуземлянки влетел Волчье Солнышко.
Схватив под мышки лежащую на полу Жаккетту, он рывками подтащил ее к двери и передал своим людям, затем вытащил Жанну.
Девицы уже наглотались дыма и чувствовали себя не вполне живыми.
Волчье Солнышко сбросил их на попечение оруженосца, а сам кинулся творить дальше суд и расправу.
Как оказалось, план у четырех Жанов был хороший, и убежище они подобрали надежное, одного только не учли… Их сдали свои же.
Когда выяснилось, что девушки уехали на прогулку в сопровождении совсем не оруженосца, а затем пропали, не только Волчье Солнышко понял, что кто-то из его людей хочет подзаработать за счет хозяина.
Поняли и остальные луветьеры. Зависть к чужой сообразительности в нескольких человеках возобладала, поэтому они сразу вычислили, где в округе можно спрятать пленниц.
Волчье Солнышко, поставив усиленный наряд охраны к гостям с Востока, кинулся в погоню.
Такой прыти от хозяина четверка Жанов не ожидала. Теперь речь шла не о деньгах, а о жизни. Поэтому они подожгли хижину со спящими девушками и бросились уходить болотными тропами, надеясь, что виконт задержится у пылающего домика, спасая пленниц.
В целом расчет был верен.
Жан-Пьер, Жан-Клод и Жан-Марк ушли.
А вот Жан-Жану не повезло, его догнали.
Виконт с охотниками умчался дальше в болота.
На лесистом бугре остались лошади, полузадохнувшиеся девицы и оруженосец.
Жаккетте было очень плохо. Первым делом Жерар напоил девушек водой, после этого ее вырвало.
Жанне было не лучше, но она крепилась: ведь перепуганный оруженосец, подхватив ее на руки, носил по поляне кругами, чуть не бежал, как молодой сохатый, не замечая встречающихся на пути кустов, ям и кочек, и умолял не умирать.
Жанна летела на его руках над миром, юбка цеплялась за кусты, по горячему, чуть ли не спекшемуся лицу скользили потоки ночного воздуха, щека чувствовала жесткое сукно куртки оруженосца, а голос Жерара становился все отчаянней.
Жанна испытывала чудовищную смесь чувств: на нее попеременно то накатывало состояние абсолютного, полного, невозможного блаженства, то подкатывалась к горлу сильнейшая тошнота, омерзением отдаваясь во всем теле.
— Не умирайте, госпожа Жанна! — молил ее оруженосец.
— Хорошо… — выдавила из себя Жанна. — Я не умру, но это только ради вас, Жерар…
— Правда? — с ликованием воскликнул оруженосец и закружился вместе с ней.
Вот это он сделал зря. Движение вперед Жанна еще переживала, но вот вращение сразу вызвало резкий приступ тошноты.
— Жерар, прошу вас, положите меня где-нибудь в кустах! — взмолилась Жанна. — Меня сейчас вырвет!
— Хорошо, госпожа Жанна, — вздохнул Жерар и совсем по-детски сокрушенно добавил: — Только потом хозяин вряд ли разрешит взять вас на руки…
Жанна из последних сил боролась с рвотой, во рту было уже кисло, челюсти сводило, но она сказала:
— Ничего, ему сейчас не до этого. И вообще пошлите его к дьяволу. Если вы вытащите меня из этого замка, то сможете носить на руках, сколько вам заблагорассудится.
Жерар опустил ее на землю, и очень вовремя. Жанну основательно выполоскало.
Тошнота прекратилась, зато теперь Жанну стал бить сильный озноб. Она коснулась рукой волос и с отчаянием отдернула руку: волосы были покрыты жирной, липкой сажей.
Жерар опять подхватил ее на руки и понес к лошадям, чтобы закутать там в плащ.
Стуча зубами, Жанна прижималась к нему и с ужасом представляла, какая она сейчас страшная в измазанном помятом платье, с растрепанными, покрытыми сажей волосами, испачканным лицом, с горечью во рту после рвоты.
И оруженосец наверняка возится с ней только из жалости.
А Жерар, выбрав самую длинную дорогу в мире, нес драгоценную ношу и даже не замечал тех ужасов, от которых сейчас страдала Жанна. Для него в этот момент она была еще прекрасней, чем всегда, потому что была рядом.
— Вы не шутите, госпожа Жанна? — вдруг остановился и спросил он. — Про то, что если вы будете не в Шатолу?
— Не шучу… — вздохнула Жанна.
— Я… вы… и… — никак не мог выговорить Жерар и, сбившись с прямого пути, принялся носить ее вокруг громадного куста. Нужных слов не было, все они словно испарились.
— Да, Жерар, — сказала Жанна. — Именно. Вы мне дороги, и вы мне нужны. Нужна ли я вам — думайте сами.
— Да-а! — шепотом крикнул Жерар.
— Переговорите незаметно с рыжим, — опустив веки, устало сказала Жанна. — И не бойтесь, ему нужна только Жа… Нарджис. Но будьте осторожны, иначе погубите и себя, и меня. Хорошо?
— Я люблю вас! — дал согласие на содействие в побеге Жерар.
На осколках разоблаченного заговора вырастал новый.
Жаккетта была предоставлена самой себе.
Свободных рук, чтобы и ее проветрить над полянкой, не нашлось.
Сильно болела голова, и горело лицо. Руки тоже. Хотелось окунуться во влажную прохладу.
Где ползком, где на четвереньках, Жаккетта добралась до болота. Она засунула ладошки прямо в мокрый мох и ткнулась туда же лицом. Лежать было хорошо, мох словно вытягивал боль. Постепенно голова становилась ясной.
Жаккетта вспомнила, как ворвался Волчье Солнышко в их огненный склеп и выдернул ее оттуда. Спас, получается, как ни крути. Вот паразит, не мог кого-нибудь из людей послать, сам полез! Мучайся теперь в растрепанных чувствах.
«Ладно, — решила про себя Жаккетта. — Если это будет возможным, не буду его травить ядом, пусть живет».
И она еще глубже засунула руки в мох.
Тем временем люди виконта выволокли Жан-Жана из болота к хижине.
Суд Волчьего Солнышка был молниеносным.
— Что сделал, то и получи! — коротко сказал он.
Связанного луветьера закинули в горящую хижину на место Жанны и Жаккетты.
Волчье Солнышко сам закрыл и подпер дверь. Затем выразительно осмотрел своих людей и сказал:
— Домой!
Жаккетте стало понятно, какими методами виконт достигал послушания от слуг.
Отряд покинул островок среди болот, оставив там большой, жарко пылающий костер.
Начало светать.
Глава XIII
В Шатолу воцарилось настороженное равновесие.
Виконт прекрасно знал, что его охотники хотели сговориться с восточными гостями и продать пленниц, но никаких репрессий не предпринял — пока, во всяком случае. Даже караулы у их дверей снял, когда вернулся с болота.
Девицы отлеживались в «Малой Ливии», пытаясь забыть пережитый кошмар.
Неизвестно как, но рыжему удалось убедить виконта дать разрешение на визит к дамам.
Рыжий объяснил свое желание гениально просто: он, мол, хочет убедиться, что пережитое не нанесло собственности шейха существенного ущерба.
Виконт продолжал вести странную политику, прямого ответа, продаст или нет, не давал, но и встрече не стал препятствовать. При условии присутствия себя на этом визите.
Рыжий условия принял, бороду расчесал, и два уважаемых в своих кругах человека плечом к плечу заявились в «Малую Ливию».
Жанна и Жаккетта встречали их в центральном зале, полулежа на том самом ложе, где имел обыкновение общаться с ними Волчье Солнышко.
Лица их были насторожены: от визита они ждали больше неприятностей, чем пользы.
Окна были затенены, свет давал громадный камин и ряд свечей. Так велел человек, назвавший себя лекарем, который нашелся в Шатолу. По его мнению, солнечный свет для девиц был сейчас крайне, просто смертельно вреден.
Ни Жанне, ни Жаккетте это не нравилось. Они предпочли бы сейчас видеть самое яркое солнце или серый полумрак в открытом окне, чем темень по углам и огонь камина, очень живо напоминающие им пережитые напасти.
Волчье Солнышко подвел гостя к дамам.
— Счастлив безмерно, что вижу вас живыми! Воистину это счастье не только для меня, верного слуги своего повелителя, но и счастье для повелителя, любящего, чтобы тела его птичек были в полном порядке, — невозмутимо заявил рыжий, склоняясь перед ложем в поклоне.
— Такое усердие в делах своего господина поистине достойно восхищения, — насмешливо заметил Волчье Солнышко. — Если бы мои люди так же пеклись о моем счастье, сегодняшний визит и не понадобился бы.
— Обратите их в ислам, — посоветовал рыжий.
— Вы думаете, поможет? — серьезно спросил Волчье Солнышко. — Я поразмыслю. А вы какой веры придерживаетесь?
— Меня родила христианка-мама от христианина-папы, и мне это пока не мешало, — заявил рыжий. — Но, возможно, к концу жизни я стану на перепутье. Видите ли, мне больше нравится рай моих мусульманских друзей. Там, по крайней мере, выпивка и женщины присутствуют легально, причем, по уверениям сведущих людей, все это самого высокого качества. А в нашем раю слишком уж все бесполо, я слабо представляю себя с арфой в руках на всеобщей спевке.
— За раздумьями о выборе рая не пропустите, собственно, сам момент отправки туда, — заметил Волчье Солнышко. — А то выбора не будет.
— О, не волнуйтесь, выбирать я собираюсь в глубокой старости, когда прежние грехи будут замолены и окуплены, а на новые сил не останется. А если это печальное событие произойдет раньше, то рая мне не светит, а ад и тут и там практически одинаков. Так что я не прогадаю при любом раскладе, — лучезарно улыбнулся рыжий.
Пока мужчины пикировались, девицы, молча лежавшие среди подушек, одновременно, как по команде, переводили взгляды то на одного, то на другого визитера.
Наконец рыжий вспомнил о цели визита.
— Солнцеподобная госпожа Нарджис! — сказал он. — Отворите ваши медоносные уста и сообщите посланцу вашего господина, что у вас все хорошо, дабы я мог услышать, не потерял ли ваш голос чистоту и ясность.
— Я чувствую себя не так плохо, как вчера, — хрипло сказала Жаккетта.
Не успел рыжий высказать оценку чистоты и ясности ее голоса, как Волчье Солнышко ядовито заметил:
— Вот уж не понимаю, дорогой господин де Сен-Лоран, к чему вам это. Ведь, насколько я знаю, обязанности госпожи Нарджис состоят совсем не в том, чтобы читать вашему господину сказки на ночь. Вокальные данные госпожи Нарджис мне тоже хорошо известны, и поверить, что шейх терпел ее пение, я не могу.
— Господин шейх озабочен состоянием всей госпожи Нарджис целиком, — отпарировал рыжий. — И ему не все равно, каким голосом, чистым и звонким или сиплым и посаженным, будет шептать жемчужина его сердца сладкие слова любви.
— Вы говорите с таким знанием, словно являетесь евнухом при его гареме… — никак не мог успокоиться Волчье Солнышко.
— Я являюсь посланцем шейха и привык исполнять поручения на совесть! — отрезал рыжий. — Так принято в тех местах, где я живу. А теперь ваша очередь, госпожа Жанна, скажите мне, как вы себя чувствуете?
— Я больше чувствую себя никак, чем как, — кисло заявила Жанна.
— Ну, если в сладкие слова любви от госпожи Нарджис я еще могу поверить… — глядя в потолок, заявил Волчье Солнышко, — то какими клещами выдирал их ваш господин из госпожи Жанны, крайне интересно?!
— Господин шейх недаром обладает гаремом с множеством прелестниц, — безмятежно сообщил рыжий, — он может заставить плавиться от любви любую, самую холодную красавицу.
— Так, — внезапно сказал Волчье Солнышко. — Вынужден вас огорчить, но аудиенция завершена. Вы убедились, что хотя дамы чувствуют себя и не совсем хорошо, но пострадали они не сильно.
— Как скажете! — улыбнулся рыжий. — А у вас тут мило. Обстановка — как в турецкой бане. Очень живописно, очень…
Уничтожив так тремя фразами все старания виконта придать «Малой Ливии» настоящий восточный шик и отплатив за все колкости, рыжий удалился.
Виконт остался.
Он присел на край возвышения, вытянул ноги и спросил:
— Мои прелестные гурии, вы видели этого человека раньше?
— Мельком… — осторожно сказала Жаккетта, стараясь разместиться так, чтобы между ней и Волчьим Солнышком возвышалась гряда подушек.
— И чем же он занимался?
— Он выполнял очень ответственные поручения шейха, — сказала практически правду Жаккетта.
— То есть ваш господин пользуется его услугами в важных делах, несмотря на то, что он христианин. Странно…
Волчье Солнышко нашел достойное себя развлечение.
Обнажив кинжал, он втыкал его в ближайшую подушку, слушал треск пропарываемой ткани и с интересом разглядывал сочащиеся пером и пухом раны.
— Шейх пользовался услугами людей многих вер и народов, — как можно спокойнее сказала Жаккетта. — Господин, можно попросить вас, чтобы окна открыли? Как в склепе, ей-богу!
— Вы упорно не любите ночь! — Виконт погрузил кинжал в чрево подушки на все лезвие.
Жаккетта на всякий случай отодвинулась еще дальше, но упрямо заявила:
— Да, мы не любим ночь, а что в этом преступного? Мы к солнышку тянемся…
Нехорошая мысль, даже не мысль, мыслишка промелькнула у нее, что, пожалуй, не стоило бы перечить виконту, старательно дырявящему холодным оружием постельную утварь.
Не поменял бы он предмет, на котором упражняется…
Но с другой стороны, ему только волю дай, на шею сядет и ножки свесит. Эх, не припрятано поблизости какого-либо оружия, и подсвечники далеко. Подносом разве огреть…
— Разрешите, мы вернемся в свои покои, там теплее, — упрямо сказала Жаккетта.
Волчье Солнышко распотрошил подушку, и это его немного успокоило. К облегчению девиц, он убрал кинжал в ножны и миролюбиво сказал:
— Конечно, возвращайтесь. Восстанавливайте силы, мои птички. Пока я — ваш шейх, и вы мне нужны целыми и здоровыми.
Жанну и Жаккетту словно ветром сдуло.
Ведь рядом с Волчьим Солнышком никогда нельзя сказать, удастся ли сохранить целостность и здоровье в полном объеме.
Глава XIV
Ночью со стороны окна опять появился рыжий и вызвал Жаккетту в покои Жанны на военный совет.
Читать бесплатно другие книги:
