Франция. Страна королей и пяти республик Раскина Елена
Сдоба Иль-де-Франса прельщает даже самых утонченных гурманов. Только в городках, подобных Мальмезону, можно понять, что такое настоящий багет по деревенскому рецепту, и какими должны быть эклеры и меренги. В небольших ресторанчиках городка можно заказать улитки по-бургундски, устрицы и сырную тарелку. Улитки в Мальмезоне отменные, как и морепродукты. А цены умеренные – примерно в 1,5 раза ниже, чем в Париже.
В сувенирной лавке дворца Мальмезон можно приобрести духи «Жозефина» и одеколон «Бонапарт», салфетки, скатерти и постельное белье с гербом рода Бонапартов, столовое серебро и гобелены. В уютных лавочках городка продается великолепная ветчина, благоухающая прованскими травами, сыры многочисленных сортов и разновидностей, вина Иль-де-Франса и, конечно же, знаменитый нормандский яблочный сидр. К слову сказать, сидр здесь отменный, как и сыры с паштетами. Да и цены – ниже парижских…
Если вы хотите слегка перекусить или полакомиться шедеврами французской кухни, можно не тратиться на дорогой ресторан и мило посидеть в баре или кафе, которых в Мальмезоне предостаточно. «Bon apptit!», дамы и господа!
Детские годы «короля-солнце», или Прогулки по Сен-Жермен-ан-Ле
Городок Сен-Жермен-ан-Ле известен великолепным королевским дворцом, построенным королем Франциском I. Здесь до сих пор проходят костюмированные вечера с фейерверками, где вы сможете станцевать менуэт и попробовать изысканные блюда времен Франциска I и Екатерины Медичи. В Сен-Жермен-ан-Ле шестилетней девочкой приехала и провела десять лет своей недолгой, но трагической жизни Мария Стюарт, королева Шотландская, невестка Генриха II, ставшая вдовой в 18 лет. Здесь родилась красавица Маргарита Валуа (королева Марго); здесь жили все последние Валуа, а затем Генрих IV с Марией Медичи и тринадцатью детьми от пяти разных возлюбленных. В Сен-Жермен-ан-Ле сохранился павильон «доброго короля» – Генриха IV, остаток так называемого «Нового дворца», служившего до постройки Версаля королевской резиденцией. Рядом – Сен-Жерменский лес, словно предназначенный для прогулок и пикников, и дачный дом Les Loges, построенный королевой Анной Австрийской. В Сен-Жермен-ан-Ле проходит ежегодная ярмарка, где вы можете попробовать лучшие сорта сыра и ветчину с тонким вкусом.
Сен-Жермен-ан-Ле расположен на красной ветке пригородного поезда RER (конечная станция по направлению Charles de Gaulle-Etoile-Saint-Germain en Laye, пересадка с метро на RER на станциях Charles de Gaulle-Etoile, La Defence Grande Arche, ближайшие станции – Rueil-Malmaison, Chatou Croissy, Le Vesinet Centre, Le Vesinet Le Pecq). Продолжительность пути – 30–35 минут.
Для начала рекомендую гостям городка заглянуть в многочисленные лавочки и бутики на Площади Нового рынка. Эта площадь возникла еще в 1776 г., на месте старого кладбища, и с тех пор стала местом оживленной торговли. Особенно пестрой и яркой она бывает по средам, пятницам и воскресеньям. Здесь можно купить всякие вкусности, а также сувениры для ваших друзей и родственников, оставшихся дома.
Живописный рынок разбит на площади Кристиана Фрайе. В центре исторического Сен-Жермена расположены Торговые галереи (Галереи Сен-Жермен). Сюда можно попасть со стороны улицы Хлеба (Rue au Pain), улицы Кош (rue de Coches) и улицы де ля Салль (rue de la Salle). Керамику, ковры, сувениры «под старину», изящную посуду можно купить в многочисленных бутиках Сен-Жермена.
Людовик XIV в юности
На гербе живописного городка Сен-Жермен-ан-Ле изображена золотая колыбель, осененная королевскими лилиями. Буква L и дата 5 сентября 1638 г. и указывают на «короля-солнце» Людовика XIV, который родился во дворце Сен-Жермен-ан-Ле в сказочно прекрасное сентябрьское утро. Этот герб был окончательно закреплен за городом в августе 1820 г., согласно патенту, выданному королем Людовиком XVIII. Этот король восстановил французскую монархию после долгих лет революционных потрясений и славы наполеоновской империи и хотел напомнить Франции о былой славе королей. Так городок Сен-Жермен-ан-Ле снова стал королевским: французы вспомнили о том, что здесь, в прекрасной близости Сен-Жерменского леса, родился «король-солнце», а по аллеям дворцового парка бродила юная шотландская принцесса Мария Стюарт, которой суждено было править Францией всего лишь год.
Название городка переводится как «Сен-Жермен у просеки». Рядом – Сен-Жерменский лес, один из самых живописных во Франции, воздух – чище не бывает, ажурный Сен-Жерменский дворец в стиле итальянского ренессанса, который начал строить Пьер Шамбижу, архитектор короля Франциска I, и завершил Пьер Делорм, архитектор Генриха II. Собственно говоря, сначала на месте этого ажурного, изящного, словно парящего в воздухе дворца стоял суровый средневековый замок, возведенный королем Людовиком VI и названный «Большим Шатле». Людовик X, Филипп VI и Карл V достраивали или перестраивали замок. А потом в суровую рыцарскую Францию пришла мода на все итальянское, и дворец приобрел свой нынешний облик: изящные башенки, ажурная каменная вязь, регулярный парк, разбитый перед дворцом…
Регулярный парк с симметричными, правильными аллеями разбили, впрочем, уже при «короле-солнце», Людовике XIV. Парковым архитектором был сам знаменитый Ле Нотр, создавший дивно прекрасные сады Версаля. «Король-солнце» жил здесь, пока не был построен Версаль. Мольер ставил здесь свои пьесы, а «король-солнце» принимал дружественные посольства, в частности – русское, отправленное в прекрасную, добрую Францию царем Алексеем Михайловичем для заключения торгового договора.
Когда «король-солнце» переехал в Версаль, Сен-Жерменский дворец опустел. В огромных, роскошных залах больше не шуршали дамские платья, не звенели бокалы, не рассыпались бисером звуки клавесинов и флейт. Не бродили по усыпанным гравием аллеям влюбленные, и розы расцветали в одиночестве, доверенные скучавшей в Сен-Жермене дворцовой челяди. Казалось, дворец опустел навсегда, но в 1793 г., в самый разгар террора, когда Великая французская революция захлебнулась в крови и слезах, революционеры превратили Сен-Жермен в тюрьму. Среди прочих несчастных узников, принадлежавших к духовенству и знати, здесь томился и автор знаменитого революционного гимна, «Марсельезы», Руже де Лиль.
Наполеон превратил «гнездо королей» в кавалерийское училище, потом в казармы. Немудрено, что при таком подходе дворец пришел в упадок, ветшал и разрушался. О забытом Сен-Жермене вспомнили только в 1862 г., да и то благодаря парижанам, облюбовавшим Сен-Жерменский лес для пикников. Сен-Жермен-ан-Ле стал дачным местом, и сюда из Парижа стал ходить поезд. В Сен-Жермен-ан-Ле парижане проводят свои выходные и поныне. Этот городок любим и туристами, которые охотно осматривают изящный дворец в стиле Ренессанса и регулярный парк, распланированный Ле Нотром. В некотором отдалении от дворца находится павильон Генриха IV и старинная церковь времен Анны Австрийской, в котором крестили малютку Людовика XIV.
Французы утверждают, что именно в Сен-Жермен-ан-Ле Александр Дюма-старший писал своих «Трех мушкетеров». Обстановка располагала к написанию романа: где еще можно было воскресить времена прекрасной королевы Анны, как не в любимом ею дворце. С двухкилометровой парковой терасы Сен-Жерменского дворца открывается великолепная панорама Парижской низменности, а в хорошую погоду бывает видна даже Эйфелева башня. Туристы охотно прогуливаются по аллеям, любуясь творением Ле Нотра, парковыми статуями, газонами и клумбами. От Сен-Жерменского леса эспланада парка отделена Королевской оградой.
Сейчас в Сен-Жерменском дворце располагается Археологический музей, который особенно любят дети. В 1862 г. император Наполеон III приказал устроить во дворце музей, который отражал бы судьбу Франции от доисторических времен до эпохи династии Меровингов. Затем исторические рамки эскпозиции были расширены. Ныне это грандиозный музей древностей, состоящий из 18 залов. Здесь можно увидеть экспонаты эпох палеолита, неолита, бронзового и железного века, гало-романской и Меровингской эпох.
Особое удовольствие доставляет прогулка по старинным улочкам городка Сен-Жермен-ан-Ле, где уцелели роскошные дворцы аристократов, селившихся около королевского дворца. Эти особняки можно увидеть на площади де Голля, Эльзасской улице, Парижской улице, улицах Золотого Орла и Старого Водопоя. Вся история Франции встает перед вами в Сен-Жермен-ан-Ле: она запечатлена в дворцах и парках, в узких улочках и кафе, в роскошных виллах сен-жерменских дачников. На маленькой Хлебной улице (рю о Пэн), в доме № 38, родился великий французский композитор Клод Дебюсси, о чем и свидетельствует мемориальная доска. Часовня старинного аббатства XII столетия была расписана знаменитым художником Морисом Дени. Сейчас в аббатстве расположен музей художников из группы «Наби», которую возглавлял Морис Дени: Боннара, Серюзье, Виллара, Русселя и Валотона и, конечно же, самого Мориса Дени. Живопись Мориса Дени очень любили русские меценаты, в частности, купец С.А. Морозов, покупавший «все модное, что было в Париже и его окрестностях».
Вид Сен-Жермен-ан-Ле
Сен-Жермен-ан-Ле и поныне – городок музыки и живописи, излюбленное дачное место парижан и, конечно же, «гнездо королей». Туристы со всего мира приезжают сюда отдохнуть и подышать воздухом «старой, доброй Франции». Той самой, которая еще жива здесь, в Сен-Жермене!
Тюрьма для аристократов, или Каменные мешки Венсеннского замка
Городок Венсенн, вошедший в городскую черту Парижа, рос и развивался в тесном соседстве с живописным Венсеннским лесом, местом длительных прогулок и пикников парижан. Венсенн известен мощной средневековой цитаделью – Венсеннским замком – стариннейшей королевской резиденцией и тюрьмой. Здесь король Карл V, названный Мудрым, собрал огромную библиотеку и держал под замком «личных» узников из числа аристократов. Из Венсеннского замка удалось сбежать герцогу де Бофору, внуку любимого французами Доброго короля, Генриха IV. Менее удачливым оказался маркиз де Сад, который провел в Венсенне немало унылых лет, а потом попал в Бастилию. Узники замка расписывали стены трогательными фресками на религиозные сюжеты и выцарапывали в безжалостном камне проникновенные надписи. И фрески, и граффити сохранились в замке до сих пор – их показывают туристам. В сувенирной лавке Венсеннского замка можно купить роскошные фотоальбомы и фильмы, а также подарочные издания романов Мориса Дрюона из серии «Проклятые короли». Ведь «проклятые короли» обитали именно здесь, в этой огромной, высотой с десятиэтажный дом, средневековой крепости в черте Парижа.
Станция парижского метро «Венсеннский замок» («Chateau de Vincennes») («Венсеннский замок») замыкает желтую ветку (Линия 1 «Дефанс – Венсеннский замок» («La Dfense – Chteau de Vincennes”). На станцию «Vincennes», расположенную по красной линии пригородного поезда RER, можно попасть, совершив пересадку на станции метро «Nation». Следующая за станцией «Vincennes» станция RER – «Fontanay sous Bois».
В Венсенне можно купить сувениры на средневековую и «королевскую» тему. Книги, фотоальбомы, детские рыцарские доспехи, гобелены, на которых вышиты средневековые сюжеты, вышитые золотыми нитями подушки и благоуханные саше… Можно сесть в метро (станция «Венсеннский замок» («Chateau de Vincennes»), доехать до станции «Маре» («Marais») и зайти в очаровательные крохотные лавочки, расположенные в двух шагах от этой станции метро. Например, в убежище для гурманов, лавочку с названием «Ducs de Gascogne» («Герцогам Гаскони»). Здесь можно купить шедевры гасконской кухни в крохотных баночках: всевозможные паштеты, соусы и варенье. И, конечно, великолепные гасконские красные вина, например, пурпурное вино из замка Бержерак. Продавец в этом магазинчике – вылитый Д,Артаньян: длинные черные волосы, скуластое смуглое лицо, стройная мускулистая фигура! Только вместо шпаги у него ручка: записывать цены на картонных ценниках.
Этот современный рыцарь плаща и ручки с нежнейшей улыбкой опишет вам тонкий вкус того или иного паштета. Только не говорите ему, что собираетесь вернуться в гостиничный номер, смешать содержимое драгоценных гасконских баночек и намазать все это толстыми слоями на хлеб. Продавец ужаснется и с горьким вздохом скажет, что у каждого паштета или соуса особенный тонкий вкус, а все смешивают только русские и венгры. Когда вы уйдете, он будет горько вздыхать и сетовать на варварские вкусы русских… Так что лучше последуйте совету гасконца-продавца и вскройте заветные баночки на родине, чтобы никуда не спешить и насладиться изысканным вкусом…
Венсенн – это огромный средневековый замок, похожий на небоскреб. Мощная линия укреплений, подъемный мост, дубовые ворота, гордые башни, суровые каменные стены… Туристов совершенно поражает тот факт, что замок расположен практически в городской черте: вышел из метро, этого «чрева Парижа», или из поезда на станции RER, и видишь перед собой не тронутую временем средневековую твердыню, как будто сошедшую со страниц романов Дюма и Дрюона. Эта твердыня обрамлена вполне современным пейзажем – дорогой с пробками, ресторанами и магазинами. Но как только ты пересекаешь любезно опущенный подъемный мост и попадаешь на территорию замка, время останавливается. И вот ты уже карабкаешься по узкой винтовой лестнице Венсенна, заглядываешь в открытые для осмотра камеры несчастных узников и ощущаешь не только ладонями и ступнями, а всей кожей, вплоть до дрожи в теле, мертвенный холод каменных стен…
Наверное, если завесить стены огромными коврами и затопить камин в большой зале, в замке станет веселее. Но сейчас – даже в летний зной – камень холоден, как лед. В камерах простых узников – не аристократов и родственников короля, а бедолаг, попавших сюда по приговору суда и странной прихоти судьбы, с ужасом и в полной мере понимаешь, что такое каменный мешок. Это камера в башне, длинная и узкая, без единого окошка – даже луч света не проникает сюда – лечь нельзя, ноги не вытянешь, можно только сидеть, скорчившись, как в утробе матери. Единственное занятие, дозволенное узнику, – расписывать стены. Кисточки и краски тюремная администрация выдавала всем заключенным – от герцога до простолюдина. Вот и изображали они на стенах евангельские символы – рыбу, символ Христа, или четырех зверей Апокалипсиса, а еще выцарапывали надписи, содержание которых до сих пор отдается в сердце скорбным гулом былого.
«Je suis ici jamais…» – «Я здесь навсегда…» – гласит одна из надписей. Так и представляешь себе несчастного узника, у которого осталась только одна надежда на Бога – милостивого и милосердного, и одно желание – оставить потомкам выцарапанную на стене обломком глиняной миски фразу, этот вопль безысходности и отчаяния. «Навсегда…», – как страшно было осознавать, что это слово не имеет временных границ, что никогда больше не увидеть солнца и не ощутить дыхание ветра! В лучшем случае тебе разрешат прогулку по тюремной галерее, в сопровождении конвоя, или позволят исповедоваться тюремному священнику.
Знатным узникам Венсенна разрешали читать и писать, приносили книги. Бедолаги из «каменных мешков» и этого не видели. Только тюремная живопись на стенах и молитвы, которые слышали лишь камни Венсеннской крепости… Если в роскошных дворцах даром речи владеют шпалеры, то в замках-тюрьмах, подобных Венсену, разговаривать способна каменная кладка. Та самая, о которую бились в отчаянии узники, потерявшие надежду и разум. Зачем и на что надеяться, если ты здесь – навсегда?! Но история Эдмона Дантеса – графа Монте-Кристо, безымянного узника замка Иф, – убеждает нас в том, что выходят даже из каменных мешков…
В Венсеннском замке сидел маркиз де Сад, которому жена, урожденная Рене де Монтрей, умница и красавица, питавшая к своему развращенному мужу необъяснимую привязанность, приносила бумагу, чернила и очищенные перья. В Венсеннском замке маркиз писал романы и мечтал о свободе. В Венсенн маркиз угодил по личному указу короля, так называемому Lettre de cachet (карманному письму), то есть без суда и следствия.
Венсеннский замок
По «карманному» письму в Венсенн попал и философ-просветитель XVIII столетия Дени Дидро, с которым переписывалась наша матушка-государыня Екатерина II. Сидел здесь революционер и писатель Оноре Габриэль де Мирабо, граф, приверженец вольнолюбивых идей. Французская революция 1789 г. прославила графа: он стал кумиром парижан, но не надолго. От Мирабо народная любовь перешла к Робеспьеру, Дантону и Марату.
В XVII столетии, при короле Людовике XIV, в Венсенне обретался таинственный узник, которого французы до сих пор считают подлинной «Железной маской». Этот узник не был братом-близнецом короля, но лицо действительно закрывал маской, правда, не железной, а полотняной. Звали его Николя Фуке, виконт де Во. Николя Фуке состоял при Людовике XIV в приятной должности министра финансов, оказался богаче короля и за это неподобающее богатство был осужден на пожизненное заключение. Фуке переводили из тюрьмы в тюрьму, бедняга умер в заключении, а его имущество досталось королю. Его Величество заполучил роскошный дворец в Во (Во-ле-Виконт), а также все миллионы Фуке, тогда как несчастный узник до конца жизни довольствовался тюремной похлебкой. Таково «милосердие» королей…
Знаменитым узникам Венсеннского замка посвящена отдельная зала экспозиции. На камерах висят таблички – так что не ошибешься: здесь сидел Мирабо, а здесь Дени Дидро… Но Венсенн – это не только тюрьма, но и королевская резиденция, поэтому стоит почтить своим вниманием и огромные каменные залы, принадлежавшие многочисленным королям, которые любили держать своих узников «под рукой» и даже иногда навещали их в камерах.
Значение слова «Венсенн» историки связывают со словом «bois» – лес. Во времена первых королей из династии Капетингов здесь расстилался огромный лес, в котором охотились самодержцы со свитой. В начале XII столетия рядом с Венсеннским лесом возвели замок. Первым королем, который укрылся за этими суровыми каменными стенами, был Людовик VII, потом в Венсенне жил Филипп-Август, украсивший и перестроивший Париж. В Венсенне родился и жил Карл V Мудрый, который получил в наследство от своего отца Иоанна II Доброго разоренную и опустошенную Францию, наполовину занятую англичанами, и сумел изгнать врага и восстановить в стране мир и спокойствие, вновь утраченное при его потомках…
Сейчас Венсенн – это огромный архитектурный комплекс, включающий в себя не только замок, но и ажурный готический собор и целую систему укреплений. На территории архитектурного комплекса расположены книжный магазин и сувенирная лавка, а дирекция Венсенна устраивает великолепные анимации для детей и взрослых. Эти костюмированные мероприятия позволяют воскресить «времена соборов» – таинственное Средневековье и почувствовать себя гостями Венсенна. Не узниками, нет, а гостями на одном из роскошных пиров, которые устраивались в главной зале Венсеннского замка. Почувствуйте себя гостем на королевском пиру и забудьте о том, что Венсенн – это не только блестящая королевская резиденция и укрепленный замок, но и тюрьма… Во время анимаций забыть о последнем тягостном факте иногда удается.
Главный вход в Венсеннский замок расположен на Авеню де Пари, в двух минутах от выхода из метро (станция «Chateau de Vincennes») и в пяти минутах от станции RER «Vincennes».
Венсеннский лес – излюбленное место прогулок парижан и туристов. В эпоху Средневековья в этом лесу охотился король. Наполеон III превратил «плацдарм» королевской охоты в огромный парк на востоке Парижа. Однако классически правильным французским регулярным паркам с их выстриженной в форме геометрических фигур растительностью император предпочитал живописные английские сады, с их лужайками, ручейками и пригорками. Поэтому Венсеннский лес стал похож на английский парк – здесь все так же живописно и неприхотливо. В Венсеннском лесу-парке есть гроты, озера, лужайки, рестораны-шале, цветочный парк, аллеи для верховой езды и, конечно же, ипподром. Аллеи парка облюбовали велосипедисты, а лужайки – идеальное место для пикников. Словом, здесь можно чудесно провести денек-другой, особенно если солнце светит что есть мочи, а небо – нежно-голубого цвета.
Короли и их «любимые» узники
Удивительно солнечный майский день в Париже… Особенно удивительный по сравнению с серым московским небом и дождем, которые наверняка ожидали бы меня, если бы я не прогуливалась сейчас по нежно-зеленой французской травке… Передо мной – огромная средневековая твердыня – Венсеннский замок. Я стою на ведущем к нему подъемном мосту, который сейчас опущен, и задумчиво смотрю на центральную башню-донжон. Пытаюсь представить, каким образом несколько столетий назад из этой башни сбежал заключенный в нее внук «доброго короля» Генриха IV и противник всесильного кардинала Мазарини – герцог Франсуа де Бофор. В романе Александра Дюма-отца «Двадцать лет спустя» я прочитала, что герцог перепилил оконные решетки (с помощью подкупленного его друзьями тюремного надзирателя!) и спустился из башни по веревочной лестнице. Во рву замка его ожидали оседланные лошади и друзья-фрондеры.
Когда смотришь на башню-донжон Венсеннской крепости, то начинаешь сомневаться в самой возможности такого побега! Высота башни равна примерно современному десятиэтажному дому. Я с трудом представляю себе человека, который смог бы спуститься по веревочной лестнице с такой высоты. И, главное, какой длины должна быть такая лестница? Обо всем этом я спросила молодого ученого-медиевиста, работавшего в Венсенне. Он, улыбаясь, ответил, что когда просидишь пару лет в таком вот донжоне, не видя белого света, то захочешь испробовать любую возможность спасения, даже если при этом рискуешь разбиться насмерть! Лучше смерть, чем жизнь взаперти – без свежего воздуха и сладкого запаха цветов и травы!
С другой стороны, герцог спускался не прямо в ров, а на промежуточную галерею, где расхаживала подкупленная его друзьями стража. Словом, vive la libert! Да здравствует свобода! Свободу французы даже в эпоху кардинала Мазарини ценили превыше всего на свете.
У каждого из французских королей или кардиналов были «любимые» узники, осуществлявшие невероятные побеги из самых страшных тюрем. История побега герцога Франсуа де Бофора и его бурной жизни такова…
Герцог де Бофор был вторым сыном Франсуазы Лотарингской и Сезара де Бурбона, герцога Вандомского – внебрачного отпрыска «доброго короля» Генриха IV и прекрасной Габриэли д'Эстре, так и не ставшей французской королевой. «Добрый король» хотел было жениться на прекрасной Габриэль, родившей ему сына, и сделать свою возлюбленную королевой, а отпрыска – наследным принцем, но так и не решился на этот шаг из династических соображений. Королю пришлось жениться не на нежно любимой Габриэли, а на герцогине Марии Медичи, родственнице покойной мадам Екатерины Медичи, королевы Франции, в недавнем прошлом – самого страшного врага Генриха.
Донжон, в котором сидели узники замка
«Без Медичи не обошлось…» – съязвила, узнав об этом браке, разведенная жена Генриха, дочь Екатерины, Маргарита Валуа, прекрасная королева Марго. Мария Медичи родила королю наследника – будущего Людовика XIII, но, по слухам, она же направляла руку убийцы короля, фанатика-католика Равальяка. С тех самых пор сын прекрасной Габриэли был помехой сыну Марии Медичи. Соперничество между двумя ветвями доа Бурбонов – главной и побочной – продолжилось и в эпоху регентства Анны Австрийской при малолетнем короле Людовике XIV.
Внук «доброго короля Генриха», Франсуа де Бофор, отличался высоким ростом, физической силой, красотой и бурным темпераментом. Он сумел очаровать даже гордячку из гордячек, красавицу Анну Австрийскую, властолюбивую и надменную, хотя и не лишенную очарования испанку. Когда королева овдовела и стала регентшей королевства при своем малолетнем сыне-наследнике, она сначала благоволила к Франсуа де Бофору, а потом перенесла свои бурные чувства на кардинала Джулио Мазарини.
Герцог, не привыкший к поражениям – ни в любви, ни на войне, – решил отомстить и возглавил заговор против кардинала, вошедший в историю как «Заговор высокомерных». Мазарини сделал ответный ход – и герцог стал узником Венсеннского замка, известного к тому времени как тюрьма для особ королевского и просто – высокого – происхождения.
Сначала Венсенн был королевской резиденцией. Отсюда взирал на Париж король Карл V, в здешних лесах король охотился, в великолепной узорной часовне с изящными готическим башенками – молился. До XV в. в башне-донжоне жили короли Франции, а после – страдали их «любимые» узники: суперинтендант финансов Людовика XIV Николя Фуке, принц де Конде, философ Дени Дидро, революционер граф де Мирабо, обладатель самой двусмысленной репутации во Франции – маркиз Альфонс де Сад. Был заточен в донжон и герой нашей истории – герцог де Бофор.
Побег герцога организовала его возлюбленная, герцогиня де Монбазон, неверная жена Эркюля де Монбазона и героическая возлюбленная Франсуа де Бофора. К тому времени Бофор просидел в башне-донжоне пять лет, и герцогиня его не забыла. Она сумела подкупить стражу и передать своему возлюбленному веревочную лестницу в огромном пироге. Герцог, рискуя сломать себе шею, спустился по стене донжона – и был таков. Если верить Дюма, кардинал послал за ним в погоню Д,Артаньяна и Портоса, но поскольку герцога защищали Атос и Арамис, Бофору удалось благополучно бежать. Вся эта история описана в романе «Двадцать лет спустя», нежно любимом русскими читателями.
После своего невероятного побега герцог скрылся сначала в замке Шенонсо (долина Луары), а потом в своем родном Вандоме. Он стал одним из лидеров Фронды – восстания против кардинала Мазарини и поддерживавшей его Анны Австрийской. Парижане называли его «королем рынков», поскольку именно на городских рынках герцог любил обращаться к народу. Бофор был на редкость косноязычен, в аристократических кругах его неуклюжие фразы стали предметом шуток, но именно эти словесные «ляпы» очень нравились простолюдинам. Герцог был не лишен остроумия, и хотя не всегда мог красиво и изящно выразить свои мысли, но сочными народными оборотами овладел с легкостью. «Король рынков» умел говорить с народом на ярком, хоть и грубоватом наречии. В этом он походил на своего великого деда, «Доброго короля».
Когда отгремела Фронда, герцог вынужден был примириться с королевским двором и, увы, – с Мазарини. Юный «король-солнце» назначил его гроссмейстером и главным суперинтендантом навигации. С 1662 г. Бофор командовал французским флотом на Средиземноморье.
В марте 1665 г. герцог возглавил небольшой флот, разгромивший алжирские силы у Голетты (Тунис). В 1669 г. Бофор вместе с венецианцами защищал критскую Кандию (современный Ираклион) от оттоманских турок, а 25 июня 1669 г. без вести пропал в ночной вылазке.
Герцог де Бофор – самый знаменитый узник Венсеннского замка
Его тела так и не нашли, в связи с чем возникла романтичная легенда. Многие утверждали, что герцог стал загадочной «Железной маской» – узником, которого, согласно тайному указу короля, переводили из тюрьмы в тюрьму. Этому узнику было запрещено открывать лицо. Дюма изобразил в качестве «Железной маски» брата-близнеца Людовика XIV. Многие французские историки считают, что подлинной «Железной маской» был Николя Фуке, отстраненный «королем-солнце» министр финансов. Мне же версия с Бофором представляется очень правдоподобной. Герцог был негласным претендентом на французский трон, и Анна Австрийская с Людовиком XIV побаивались внука Генриха IV.
Только Господь знает, что произошло с Бофором 25 июня 1669 г., когда он без вести пропал в ночной вылазке. А вдруг он вернулся в Венсенн – опять в качестве узника, только на этот раз – безымянного?! Трудно что-либо сказать по этому поводу: старые замки не выдают своих тайн. Молчат суровые камни Венсенна, ибо, как гласит французская пословица, каждый в этом мире сам за себя, и только Господь – за всех! Впрочем, не каждый – сам за себя, ибо душа человеческая не может не любить… И не мечтать о свободе…
О свободе мечтал и герцог Энгиенский, которого, по приказу Наполеона Бонапарта, расстреляли во рву Венсеннского замка. Когда смотришь на этот ров, покрытый нежно-зеленой травкой, представляешь себе совсем молодого еще человека, который так не хотел умирать и в свои последние земные минуты с упованием на жизнь вечную смотрел в утреннее небо.
Герцога Энгиенского, Луи-Антуана-Анри де Бурбона-Конде, потомка королевского рода Бурбонов и единственного сына последнего принца Конде, привезли в Венсенн тайно. После Великой французской революции герцог эмигрировал в Германию и тихо-мирно жил там, не вмешиваясь в политику. Но даже если мы остаемся равнодушными к политике, она все равно не забывает о нас. Эта дама – хитра и злопамятна.
В один несчастный день бедного принца схватили на немецких землях, арестовали и 20 марта 1804 г. доставили в Венсенн. Энгиена отвезли в павильон Королевы, накормили и позволили спокойно заснуть. Пока герцог мирно спал, солдаты Наполеона рыли ему могилу. Энгиена подняли с постели в половину первого ночи и отвели на заседание военного суда, который уже через час приговорил герцога к смерти – за участие в заговоре с целью физического устранения Наполеона Бонапарта! Ни о каком заговоре герцог, живший в Германии как частное лицо, и не помышлял. Но Бонапарта это мало интересовало – он хотел отомстить эмигрировавшим в Англию и Австрию аристократам. Энгиена отвели в ров, к уже вырытой могиле, и расстреляли.
В эпоху Реставрации монархии, при Людовике XVIII, тело несчастного Энгиена перенесли в королевскую часовню и похоронили с большими почестями. Останки бедного молодого человека и поныне покоятся в Северной молельне часовни.
Венсенн – грустная крепость, располагающая к философским размышлениям о бренности всего земного. Здесь все сплелось воедино: жизнь и смерть, счастье и муки. Палачи уснули вечным сном неподалеку от своих жертв, и смерть примирила их. Только Господь знает, кого первым увидел Наполеон Бонапарт в жизни вечной, за гробом. Быть может, тень убитого им герцога Энгиенского?!
Когда бродишь по Венсеннскому замку, оживают они все – и короли с императорами, и их «любимые узники». Одни жаждут власти, другие – свободы. А над ними сияет праздничным блеском весеннее небо Франции.
Маркиз де Сад – самый знаменитый заключенный Франции
В одной из сумрачных каменных зал Венсеннской крепости под стеклом выставлены книги, которые написали заключенные, – и фрагменты рукописей, и позднейшие издания. Здесь можно увидеть труды Дени Дидро, графа Мирабо и, конечно же, маркиза де Сада. Заключенные Венсенна писали много и охотно, ибо чем же еще было им заниматься? Разве что стены расписывать – тюремщики выдавали узникам краски и кисти, чтобы те расписывали стены сценами из Священного писания и не пытались лишить себя жизни. Перья, бумагу и чернила тоже давали, причем зачастую все это приносили в Венсенн родственники заключенных, которым иногда разрешали свидания.
Однажды в крепость пришла грустная молодая женщина – молчаливая, подавленная. Дама была одета скромно и просто, и комендант крепости не сразу поверил, что перед ним – аристократка. Звали эту бедняжку Рене де Монтрей, маркиза де Сад, и пришла она к своему супругу, чья скандальная слава уже гремела по всей Франции и заставляла аристократических знакомых маркизы морщиться и отводить глаза при одном ее появлении. О маркизе Рене говорили, что она участвовала в гнусных оргиях мужа в их замке Лакост и даже потворствовала этим чудовищным мерзостям. Другие, наиболее снисходительные, утверждали, что Рене де Монтрей – «чудовище добродетели», верная и самоотверженная жена, которая любит Альфонса де Сада, несмотря на все его отвратительные поступки по отношению к самой маркизе и ее сестре, канониссе Анне де Лонэ, которую Альфонс соблазнил.
Рене и вправду была «чудовищем добродетели» и привыкла все прощать своему извращенцу-мужу. С точки зрения психоанализа, Рене, бесспорно, можно считать ярко выраженной мазохисткой: страдать она умела и даже любила, ибо ни разу не взбунтовалась против своего чудовищного супруга, который не мог овладеть женщиной, не избив ее предварительно хлыстом или плеткой.
Маркиз де Сад в тюрьме
Маркиз тренировался на проститутках и нищенках, и одну из них, Розу Келлер, заманил к себе, избил и запер на ключ, но Розе удалось сбежать. Она тут же явилась в полицию и продемонстрировала стражам порядка следы жестоких побоев. У маркиза де Сад была страшная репутация: он зверски избивал проституток и нищенок и в Марселе, и в Экс-ан-Провансе, и в Париже. Альфонс не мог получить удовольствие от естественных любовных отношений: ему нужно было чувствовать себя палачом, а объект своих желаний – жертвой.
Часто жертвой оказывалась мадам маркиза: супруг привязывал ее к люстре обнаженной, хлестал плетью, а потом, когда Рене лишалась сознания от боли, заставлял своего слугу, Латура, слизывать у госпожи кровь. «Чего хочет человек, совершающий половой акт? Того, чтобы все внимание было отдано только ему, все мысли и чувства были направлены на него одного. Любой мужчина жаждет быть тираном, когда совокупляется», – писал маркиз.
«Мадам де Сад в течение многих лет покрывала проступки и преступления мужа, она проявила незаурядную смелость, организовав его побег из тюрьмы, она поощряла его интригу со своей сестрой, оргии в замке Ла Кост происходили при ее поддержке. Она зашла настолько далеко, что скомпрометировала себя, подложив серебро в вещи горничной, чтобы дискредитировать ее обвинения против маркиза. Сад не испытывал ни малейшей благодарности, одно упоминание о таком человеческом качестве, как благодарность, приводило его в ярость. Однако вполне возможно, что он чувствовал к жене своеобразное расположение, свойственное отношению деспота к своей безусловной собственности» – так интерпретировала странное поведение Рене де Сад писательница-феминистка, жена Жан-Поля Сартра Симона де Бовуар.
Мать Рене, госпожа де Монтрей, не могла спокойно наблюдать за страданиями дочери и извращенной жестокостью маркиза. Она бросилась в ноги к королю Людовику XVI и добилась от него «lettrе du cachet» – тайного распоряжения заключить Альфонса в крепость. Так маркиз де Сад стал заключенным Венсеннского замка. Мадам де Монтрей думала, что спасла свою дочь от кнутобоя-мужа, но куда там – при первой возможности Рене пришла на свидание к Альфонсу и принесла ему целую корзину снеди и вина, а еще – бумагу, чернила и перья, чтобы маркизу было чем скрасить унылые тюремные будни!
Комендант крепости не мог поверить, что к чудовищному маркизу пришла его несчастная супруга. Другая бы сбежала от такого мужа, как от зачумленного, а эта, поди ж ты, принесла передачу! Но для самого маркиза поведение супруги не составляло тайны: он знал, что Рене психологически зависит от него и не может побороть эту зависимость.
В Венсенне маркиз сначала объедался до полусмерти, в результате чего чудовищно растолстел, а потом решил стать писателем. Писательство увлекло его черную душу: за пять лет, проведенных в Венсенне, Альфонс де Сад исписал кипы бумаги. В крепости он написал «Неизданное размышление» и «Диалог между священником и умирающим».
Однако и в Венсенне маркиз оставался верен себе: он продолжал издеваться над единственной доступной сейчас жертвой – маркизой де Сад, методично приходившей к мужу на свидания. Сначала он терзал маркизу сценами ревности – заявлял, что там, на свободе, она непременно ему изменяет! Потом кричал, что Рене приходит на свидания в слишком вызывающих платьях, а супруге узника надлежит одеваться скромно. Мадам де Сад не выдержала этих несправедливых обвинений и ушла в монастырь, а маркиз и тут не удовлетворился и вывел маркизу в своем романе «Жюстина, или Несчастья добродетели».
Героиня этого романа – «чудовище добродетели». У Жюстины есть сестра – «чудовище порока» по имени Жюльетта. Но Жюстина по ходу романа попадает в самые постыдные ситуации: ей ставят позорное клеймо, ее избивают и похищают, тогда как Жюльетта осыпана дарами судьбы. Когда Жюстину должны казнить по ложному обвинению, ее спасает распутница-сестра. Жюстина очень похожа на Рене де Сад, такую, какой маркиза была в юности: нежное личико, тихий голос, задумчивые глаза. Рене прощала мужу все, но не простила этой книги. Как было страшно и странно понять, что весь мир будет узнавать ее в Жюстине и смеяться над ней. Впрочем, над Жюстиной не только смеялись – ее жалели.
После Венсенна Альфонс де Сад попал в Бастилию, где продолжал писать. Роман «120 дней Содома» он завершил за 37 дней. Рукопись сохранилась – она представляет собой рулон бумаги в 20 метров длиной. В Бастилии написаны повести «Несчастья добродетели», «Евгения де Франваль», «Короткие истории, новеллы и фаблио». Рукопись романа «120 дней Содома», правда, была утеряна и нашлась только в начале ХХ века.
2 апреля 1790 г. маркиз вышел на свободу. Конвент освободил всех тех, кто находился в тюрьмах по тайному распоряжению казненного короля – lettre du cachet. Но на свободе маркиза ждал малоприятный сюрприз: Рене де Сад, верная супруга, «чудовище добродетели», отказалась его видеть и потребовала развода. Покорная жертва впервые взбунтовалась. Должно быть, бедняжка маркиза не перенесла того, что муж вывел ее в романе в облике смешной и жалкой Жюстины!
Но тюремные злоключения Альфонса де Сада на этом не закончились. 5 декабря 1793 г., по обвинению в излишней «умеренности», якобинские власти отправили его сначала в тюрьму Мадлонетт, потом – в Сен-Лазар. Но при якобинском режиме маркиз пробыл в тюрьмах недолго, всего 10 месяцев.
Подлинные надписи узников замка
При Наполеоне его снова арестовали – на этот раз за роман «Жюстина», названный императором «самым скабрезным из непристойных произведений и самым непристойным из скабрезных»! 5 апреля 1801 г. Сада заключили сначала в тюрьму Сент-Пелажи, а потом – в Бисетр.
Из Бисетра маркиз попал в клинику для душевнобольных Шарантон, где и оставался до самой своей смерти, то есть почти двенадцать лет! В Шарантоне де Сад организовал театр, все роли в его пьесах играли такие же несчастные узники. Театру покровительствовал директор приюта, бывший аббат Кульмье…
Несчастная Рене де Монтрей, маркиза де Сад, постриглась в монахини и умерла в монастыре Сен-Ор. А ее муж провел остаток жизни с актрисой Мари-Констанс Ренель по прозвищу «Душенька», которую сам он, впрочем, называл «Жюстиной». В браке с Рене де Монтрей маркиз прижил троих детей. В последние дни при нем находился сын Арман. Глаза маркизу закрыла вторая «Жюстина» – Мари-Констанс Кенель, по складу ума и характеру удивительным образом походившая на первую «Жюстину» – Рене де Сад… Маркиз, по-видимому, не мог жить без «Жюстины», какой бы смешной и жалкой она ему ни казалась!
Порок в тайне завидует добродетели и живет отраженным светом. Если бы Рене де Монтрей в своем монастыре узнала о второй «Жюстине», она бы наверняка утешилась. В черной душе ее мужа оставалось единственное светлое пятно – тайная привязанность к «чудовищу добродетели», смешной и жалкой, но удивительно трогательной Жюстине.
Сен-Дени – «красный город» французской монархии
Городок Сен-Дени, расположенный к северу от Парижа, по зеленой линии пригородного поезда RER, известен благодаря готической усыпальнице французских королей, огромному стадиону на 80 000 мест и частым забастовкам и демонстрациям «афрофранцузов» и других, социально обделенных, жителей парижских пригородов. Сен-Дени до сих пор называют «красным» городом – слишком много демонстраций протеста видели его улицы. Некоторые особенно заботливые гиды предупреждают туристов, что по вечерам в Сен-Дени небезопасно. Но среди бела дня дебошей обычно не происходит: главное, вернуться из Сен-Дени до наступления темноты.
Великолепный готический архитектурный комплекс Сен-Дени – зрелище поистине удивительное. Не осмотрев его, вы не сможете в полной мере понять, что такое «старая, добрая» Франция, которой так восхищаются жители Иль-де-Франса и их многочисленные гости. Скоростные поезда RER идут в направлении Saint-Denis и Stade Saint-Denis (стадион Сен-Дени) через Северный и Восточный вокзал (Gare du Nord и Gare de l,Est). 20 минут на поезде RER – и вы в Сен-Дени.
Сен-Дени – один из крупнейших стадионов Европы и самый впечатляющий стадион Франции. «Священное место» для фанатов спорта и футбола. Открытие «Большого стадиона», рассчитанного на 80 000 мест, состоялось 19 октября 1993 г. В «Большом стадионе» 9 раз проходили матчи на Кубок мира. В конце 1990-х к стадиону Сен-Дени «подтянули» и инфраструктуру: проложили автомобильную дорогу А1 и новые вокзалы RER. Линия метро 13 дошла до Университета Париж-8. Словом, городок Сен-Дени, известный своими историческими традициями, «красными» демонстрациями, забастовками иммигрантов и поджогами автомобилей, и поныне остается футбольной столицей Франции и Европы.
Королевская усыпальница Сен-Дени – это каменное чудо времен «пламенеющей готики». Камень, ажурный, как кружево, величественные надгробия и статуи – здесь покоится королевская Франция, от династии капетингов до казненных революционерами Людовика XVI и Марии-Антуанетты. В Сен-Дени забываешь, что Франция уже добрых полтора столетия – республика. Здесь все настолько пропитано идеей освященной небом королевской власти, что даже не представляешь, как может быть иначе. Торжественный возглас «Король умер, да здравствует король!», жезл церемонимейстера, сломанный над открытой королевской гробницей, гулкий рокот органа, трубы герольдов и золотое сияние свечей… Королей хоронили именно так – театрально и торжественно.
Но в конце XVIII столетия Франция познала беды и свершения революции, и под своды королевской усыпальницы ворвалась разбушевавшаяся толпа. Обезумевшие парижане разорили гробницы и бросили останки своих королей в общую яму. Во время реставрации монархии и ее недолгого, вновь обретенного сияния королевскую усыпальницу восстановили, а королей вернули в их мраморные гробницы. Идея монархии все еще жива во Франции – несмотря на республику и знаменитый лозунг «Свобода, равенство, братство!» Для того чтобы ощутить потускневшую роскошь монархической идеи, нужно приехать в Сен-Дени или Версаль.
В усыпальнице Сен-Дени вы проникнетесь торжественным и суровым величием французской монархии, в садах Версаля почувствуете ее праздничный блеск. А когда выйдете на улицы Сен-Дени – «красного города», известного демонстрациями, забастовками и поджогами автомобилей, поймете, что французская монархия – это всего лишь символ. Прекрасный символ, обретающий плоть и кровь в аббатстве Сен-Дени, и рассыпающийся прахом за мощными зубчатыми стенами. Символ, в реальность и величие которого так искренне веришь в королевской усыпальнице, у какого-нибудь мраморного надгробия. Я – республиканка, но хотела бы станцевать менуэт в Версале. Почему бы и нет, в самом деле? Свои мелкие и вполне простительные слабости есть и у республиканцев…
Аббатство Сен-Дени – место паломничества не только для роялистов, но и для глубоко верующих христиан, как католиков, так и православных. Здесь погребены священномученики Дионисий, Рустик и Елевферий, в честь которых один из холмов Парижа назван Монмартром – холмом святых мучеников.
Погребение короля Филиппа IV Красивого в Сен-Дени
Святой Дени (Дионисий) – пришел в Иль-де-Франс в далекие языческие времена, чтобы окрестить местных жителей. Этот христианский епископ был послан из Рима в языческую Галлию в III столетии. Впервые св. Дионисий упомянут в жизнеописании самой почитаемой парижской святой, спасительницы города от гуннов – св. Женевьевы (Vie de sainte Genevive, 520 г.). В житии св. Женевьевы сообщается о том, что Дионисий был первым епископом Парижа, посланным в языческую Галлию папой Климентом (90—100). Умер Дионисий в селении Катуллиакум (Catulliacum), и именно св. Женевьева настояла на строительстве базилики в его честь.
Согласно рассказу Григория Турского, св. Дионисий был одним из семи епископов, пришедших обращать Галлию в христианство. В VII веке св. Дионисий стал духовным покровителем франков и странствовал по Галлии в сопровождении священника Элевтерия и диакона Рустика. Дионисий, Элевтерий и Рустик были казнены язычниками на парижском холме, который впоследствии получил имя – Монмартр, холм святых мучеников. Казнь состоялась в 258 г. и навсегда осталась в памяти галлов благодаря трогательной легенде. Обезглавленный Дионисий отправился прочь из города, на север, и нес перед собой отрубленную голову. В селении Катуллиакум, нынешнем Сен-Дени, святой упал и был похоронен в восточной части селения, рядом с другими христианскими мучениками.
Когда в VI в. в Риме воцарился император Константин, гонения на христиан прекратились. Король франков Дагобер принял христианство и еще при жизни высказал желание быть похороненным в селении, которое некогда называлось Катуллиакум, а при Дагобере носило имя Сен-Дени, в честь епископа Дионисия. В Сен-Дени было основано аббатство, которое перестроил в 1122 г. аббат Сугерий (Сюжер). Сугерий был королевским министром, выдающимся богословом и знатоком церковной архитектуры. Именно Сугерию выпала великая и благородная задача: перестроить церковь, возведенную королем франков Дагобером и по легенде освященную самим Христом. О старой церкви короля Дагобера Сугерий писал так: «Когда славный и всеми почитаемый король франков Дагобер бежал в Сен-Дени, спасаясь от гнева отца своего Хлотаря Великого, он, приняв достойное удивления решение, повелел построить базилику, украшенную с королевской роскошью. Он украсил церковь, в которой приказал построить разные удивительные колонны из мрамора, несметное число сокровищ из чистого золота и серебра, и повелел на стенах ее, на колоннах и арках, повесить златотканые, разными жемчугами во многих местах расшитые ткани, дабы строение превзошло красотой все иные церкви, со всех сторон красовалось бы несравнимым блеском и сияло бы во всем великолепии своей драгоценной роскоши». По мнению Сугерия, церковь, построенная Дагобером, имела лишь один недостаток – она была невелика. И этот недостаток аббат и королевский министр взялся исправить.
Аббат Сугерий хотел сохранить неф старинного аббатства, который, согласно легенде, был освящен самим Христом, и решил возводить стены на западе, востоке, севере и юге. Сугерий преобразил аббатство Сен-Дени в духе «пламенеющей готики» – высокие башни, шпили которых словно пронзали небо, ажурный, как кружево, камень, могучие колонны, порталы, украшенные роскошным скульптурным декором… Зубчатые стены Сен-Дени напоминали неприступный замок.
Аббатство и в самом деле стало твердыней – со времен аббата Сугерия оно символизировало величие и силу французской монархии. Новые хоры главной церкви аббатства строились три года. В середине церкви возвышалось 12 колонн, в боковых нефах – столько же. В июне 1144 г. состоялось торжественное освящение церкви. Однако смерть не позволила аббату Сугерию закончить свой грандиозный проект, и его задачу унаследовали потомки.
В XIII столетии Сен-Дени достраивали и перестраивали аббаты Од Клеман (Eudes Clment) (1229–1245), Гийом де Массури (Guillaume de Massouris) (1245–1254) и Матье де Вандом (Mathieu de Vendme) (1258–1286) и архитектор Пьер де Монтрейль. В середине XIII в. в церкви аббатства Сен-Дени возвели гробницы для королей и королев, похороненных в аббатстве, и прежде всего для Людовика Святого.
В XVI в. в церкви Сен-Дени возвели ротонду Валуа, предназначенную для погребения королей и королев из этой династии – Генриха II, Екатерины Медичи и их детей. Однакостроительство ротонды Валуа прервали кровопролитные религиозные войны между католиками и гугенотами. В 1719 г. незаконченный памятник династии Валуа был уничтожен. Его место отмечено большой круглой плитой из бетона, воспроизводящей план ротонды. В Сен-Дени нашел последнее упокоение и заклятый враг династии Валуа, протестант Генрих Наваррский, муж прекрасной Маргариты Валуа, правивший Францией под именем Генриха IV.
Александр Дюма-отец оставил немало мрачных строк, посвященных церкви аббатства Сен-Дени, где нашли последний покой сразу три королевские династии. «Будь в руках у нас факел Данте, а проводником нашим Вергилий, нам недолго пришлось бы бродить среди гробниц трех царствующих родов, погребенных в склепах старинного аббатства, чтобы найти могилу убийцы, чье преступление было бы столь же отвратительно, сколь преступление архиепископа Руджиери, или могилу жертвы, чья судьба так же плачевна, как судьба узника Пизанской башни», – писал Дюма в романе «Изабелла Баварская».
Особенное внимание романиста привлекла гробница королевской четы, с которой началась самая кровопролитная и длительная война в истории Франции – Столетняя. Гробницу безумного короля Карла VI и его неверной жены Изабо Дюма описывал так: «Есть на этом обширном кладбище, в нише слева, скромная гробница, возле которой я всегда в задумчивости склоняю голову.
Король франков дарует народу Салический закон. Французская миниатюра XIV в.
На ее черном мраморе рядом друг с другом высечены два изваяния – мужчины и женщины. Вот уже четыре столетия они покоятся здесь, молитвенно сложив руки: мужчина вопрошает Всевышнего, чем он его разгневал, а женщина молит прощения за свою измену». «Изваяния эти, – продолжал писатель, – статуи безумца и его неверной супруги; целых два десятилетия умопомешательство одного и любовные страсти другой служили во Франции причиной кровавых раздоров, и неслучайно на соединившем их смертном ложе вслед за словами: “Здесь покоятся король Карл VI, Благословенный, и королева Изабелла Баварская, его супруга” – та же рука начертала: “Помолитесь за них”».
Во время Великой французской революции Сен-Дени переименовали во Франсиад, а над могилами королей надругались. Обезумевшие парижане решили рассеять по ветру прах 60 королей, покоившихся в Сен-Дени, а заодно и ограбить гробницы. Воображение толпы будоражил слух о несметных богатствах, спящих мирным сном в королевских гробницах. В начале августа 1794 г. парижане уничтожили 51 гробницу, а для останков королей приготовили общую яму, выложенную известью.
Когда вскрывали гроб «Доброго короля», Генриха IV, положившего конец религиозным войнам между католиками и протестантами, мародерам открылась удивительная картина. Тело короля сохранилось почти идеально: тление не тронуло его. «Добрый король» был в той же одежде, которую носил при жизни, великолепно сохранились и густые черные волосы с благородной проседью. Эта картина поразила толпу. Осквернители могил вереницей потянулись к телу короля, прислоненному к одной из колонн собора. Все они спешили выразить свое почтение королю, прекратившему религиозные войны. Трое суток парижане прощались с «Добрым королем», который, как они были сейчас уверены, остановил бы и безумие революции. «Доброго короля» парижане не посмели швырнуть, как падаль, в общую яму, а приготовили ему отдельную могилу, тщательно прикрыв ее слоем земли. Прах остальных властителей Франции, увы, ожидала печальная и жалкая участь.
Отшумела Французская революция. Как страшный и славный сон промелькнули времена Наполеона Бонапарта. Произошла реставрация монархии, королем стал Людовик XVIII, много лет ожидавший в эмиграции восстановления монархии. Этот король вернул Сен-Дени прежнюю славу, а королям – их былые гробницы. Останки извлекли из общей ямы и поместили в могилы с мраморными надгробиями. В 1816 г. в Сен-Дени перенесли прах казненной революционерами королевской четы – Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Самого Людовика XVI тоже похоронили в Сен-Дени по старинному королевскому церемониалу.
Сейчас в сводчатой часовне собора Сен-Дени расположена усыпальница династии Бурбонов. А в поперечном северном нефе покоятся останки 800 французских владык – от династии Меровингов до Валуа. «Король умер!» – «Да здравствует король!» В аббатстве быстро забываешь о том, что Франция уже полтора века – Республика…
Шантильи – европейская столица верховой езды
Владение Шантильи находится в центре миниатюрного городка с таким же названием, в 30 минутах езды от Парижа на скоростном поезде RER, подобии нашей электрички. Заблудиться в этом городке невозможно: многочисленные таблички и стрелочки точно указывают местоположение дворца. Сохранился и огромный ипподром принцев Конде: сейчас здесь проходят представления «Музея живых лошадей»: скачки, театрализованные зрелища, на которых представлены лучшие породы лошадей Иль-де-Франса.
В Шантильи – самые вкусные бриоши и самое тонкое кружево. Кружево из Шантильи вошло в легенду, оно воспето во множестве песен, описано в романах, стало символом изящества и изысканности. Цены на кружевные изделия – умеренные и значительно ниже парижских.
О замке Шантильи, расположенном в самом сердце Иль-де-Франса, многие знают благодаря блестящему фильму «Ватель» с Жераром Депардье в главной роли. Фильм этот рассказывает о церемониймейстере принца Конде – великолепном поваре, виртуозном декораторе (дизайнере помещений, как бы сейчас сказали), непревзойденном стилисте, словом, о человеке, умевшем создавать красоту. Благодаря Вателю имение принца Конде Шантильи славилось на всю Францию: здесь готовили изысканнейшие яства и устраивали самые пышные праздники. Однажды принц Конде, великий полководец и заядлый бунтовщик, решил вернуть себе милость «короля-солнце», Людовика XIV. Король невзлюбил принца, некогда примкнувшего к непокорным парижанам, и Конде решил снискать королевскую милость с помощью великолепного праздника, который надлежало устроить Вателю.
Бесспорно, минутное недовольство короля не стоило жизни гениального Вателя, но для лучшего из церемониймейстеров не вовремя поданная рыба была сродни проигранному сражению…
Замок Шантильи был резиденцией знаменитых военачальников Франции – коннетаблей Монморанси-Конде. Один из них, коннетабль Анн де Монморанси, ценитель красоты и храбрый воин, перестроил старый феодальный замок, вокруг разбил парки, а перед замком на площади поставил конную статую – самому себе. С тех пор площадь перед замком называется «Коннетабль». По замыслу Ленотра, лучшего из парковых архитекторов Франции, эта площадь была превращена в грандиозный архитектурно-скульптурный ансамбль. Через площадь и памятник Коннетаблю проведена основная ось парков. С нее открываются величественные виды на партеры, пруды с фонтанами и каскадами и, конечно, на серебристую гладь Большого канала.
Анн де Монморанси, лучший полководец короля Генриха II, был смертельно ранен в битве при Сен-Дени, где его войска все же одержали впечатляющую победу. Коннетабль умер в возрасте семидесяти четырех лет. Его младший сын прожил и того больше – восемьдесят один год. Внучка Анна де Монморанси, красавица Шарлотта, очаровала короля Генриха IV, а заодно и племянника короля – принца Конде, чьей женой стала.
Цесаревич Павел, будущий император Павел I, путешествовавший по Европе под именем графа Северного, провел в имении Шантильи всего несколько дней, но был так очарован резиденцией Монморанси-Конде, что, вернувшись, велел построить себе такую же под Петербургом. Так возникла Гатчина, как две капли воды похожая на Шантильи… Прелестная копия ни в чем не уступала оригиналу.
Последним владельцем Шантильи был герцог Омальский, сын короля Луи-Филиппа. Герцог был страстным коллекционером и существенно пополнил коллекцию живописи, принадлежавшую Монморанси-Конде. Библиотека герцога Омальского насчитывала 13 000 томов и полторы тысячи манускриптов. При герцоге Омальском парк имения, и без того огромный, достиг сто сорока гектаров. К тому же за Шантильи надолго установилась слава «столицы скачек». Самые престижные скачки Франции и Европы проходят в городке и сейчас.
Шантильи – европейская столица верховой езды
На одно из таких представлений можно попасть субботним или воскресным весенним (или летним) вечером, источающим ароматы лучших французских духов. Длинная аллея, ведущая к дворцу, одновременно приведет вас к ипподрому. Здесь можно увидеть роскошных темно-коричневых скакунов, наездников и наездниц, а еще – белые палатки со всякой местной снедью, конфетами и тарталетками. Играет музыка, девушки-наездницы лихо берут барьеры, красавцы-брюнеты и не думают уступать в смелости прекрасному полу, надушенные и тщательно расчесанные французские собаки трутся у ног своих хозяев, а впереди голубеет озеро, за которым виднеются нежно-серые башенки дворца… Все это – Шантильи!
Кухня Шантильи, или История несчастного Вателя
Когда французы говорят «Ватель», они имеют в виду не только повара и управляющего принца Конде, но и профессиональную честь, достоинство, мастерство. Имя Франсуа Вателя стало во Франции символом высокого профессионализма. Надо сказать, что слово «честь» (l'honneur) прилагается в современной Франции не только к военным (воинская честь), но и к представителям практически всех достойных профессий. Честь хозяина и персонала гостиницы заключается в том, чтобы предоставить ее постояльцам высококлассный сервис, честь повара – в том, чтобы наилучшим образом приготовить крем Шантильи или фрикасе, а честь профессора в том, чтобы ввести студентов в прекрасный мир науки, культуры и искусства. Во Франции не принято делать что-либо спустя рукава, кое-как («на авось», как говорят у нас в России). Здесь выполняют свои профессиональные обязанности тщательно и даже торжественно. Кондитеры соревнуются за право называть свои круассаны лучшей утренней сдобой Парижа или Бордо, производители вина – за возможность с гордостью сказать, что у них лучшее божоле во всей Франции!
Однажды я на деле столкнулась с французским понятием «честь». Я оказалась во Франции как раз в то время, когда в 2011 г. бушевал исландский вулкан и отменили полеты над Европой. Мы с подругой, исследователем-филологом Светланой Пушкарёвой, и из Москвы-то вылетели чудом: рейсы на Париж были отменены и нам предложили вместо Парижа полететь в Ниццу или Рим. Мы выбрали Ниццу, рассчитывая сесть на скоростной поезд TGV и добраться до Парижа.
Ницца – прекраснейшее место на свете. Когда самолет начинает снижаться, понимаешь, что такое – Лазурный Берег. Самолет словно опускается в пропитанную солнцем, сияющую, восхитительную лазурь. Небо и море здесь такого удивительного солнечно-аквамаринового оттенка, что при одном взгляде на них душе, уставшей от московских дождей и снегов, становится веселее. Ницца и ее окрестности напоминают ухоженный, комфортный Крым, в который вложили несколько миллиардов евро.
В Ницце мы со Светланой несколько расслабились и до железнодорожного вокзала добрались не сразу. На вокзале мы увидели огромную очередь, в основном состоявшую из тех пассажиров, которые, как и мы, вместо Парижа прилетели на Лазурный Берег и теперь намеревались как можно быстрее оказаться в столице. В итоге билеты на TGV до Парижа на тот же день нам взять не удалось. Пришлось ночевать в ниццской гостинице, тогда как нас уже ждала гостиница в Париже.
Из Ниццы я дозвонилась до парижской гостиницы, объяснила ситуацию и попросила подержать номер до нашего приезда. «Конечно, мадам, – ответили мне, – номер в вашем распоряжении…» «А вы сможете вернуть мне деньги за сутки, на которые я опоздаю в вашу гостиницу?» – робко поинтересовалась я, почти не надеясь на успех. «Конечно, вернем, – ответил мне портье. – У нас же есть честь…»
С французским понятием «честь» я столкнулась еще раз, когда ехала с той же Светланой Пушкаревой на скоростном поезде «Ницца – Бордо». Этот поезд опоздал на двадцать минут. На вокзале в Бордо пассажиров встречала сотрудница железной дороги, которая выдавала всем какие-то квитанции. «Что это такое?» – поинтересовалась я. «Мадам, подойдите с этой квитанцией в кассу, – ответила дама. – Вам выдадут компенсацию за двадцать минут опоздания. Ведь у вас, как и всех пассажиров, по причине опоздания могли сорваться деловые встречи. Мы несем за это ответственность и компенсируем вам задержку поезда. У нас есть честь…»
Такой ответ поверг нас со Светой в настоящий культурный шок. Никогда, на фоне нашей общей российской безответственности, мы не слышали ничего подобного. Напротив, мы подсознательно ждали отовсюду обмана. А тут – нам возвратили 10 евро за двадцать минут опоздания. Мелочь, а как приятно! Чувствуешь себя человеком, достойным внимания и уважения, а не обмана и надувательства!
И все же – вернемся к Вателю. Имя этого повара-виртуоза стало символом чести потому, что во имя профессионального мастерства он решился отдать жизнь. Конечно, в современной Франции никто не заставит кондитера упасть на шпагу, если круассаны подгорят, но тем не менее имя Вателя любой повар произносит с благоговением.
Франсуа Ватель родился в бедной крестьянской семье и начал свой профессиональный путь в качестве продавца вафель. В те времена, как, впрочем, и в современной Франции, делали горячие сладкие вафли, которые просто таяли во рту. Крестный отец Вателя был парижским кондитером, и Франсуа поступил к нему в ученики. Ватель изобрел немало кондитерских шедевров – например, фрукты в карамели или воздушные пироги с мякотью груш.
Способности Вателя были замечены тогдашними «властителями судеб», которые обожали вкусно и красиво поесть. Сначала Ватель поступил на службу к министру финансов Людовика XIV Николя Фуке, который управлял Францией вместо молодого короля. Когда король велел арестовать Фуке и заточил своего бывшего министра в крепость, Ватель ненадолго исчез с исторической сцены. Потом он появился среди ближайшего окружения друга Фуке – принца Конде. Принц назначил его своим управляющим.
Великий Конде, самый известный полководец той эпохи, был не в чести у короля. Людовик не мог забыть ему Фронду – недавнее восстание аристократов против королевской семьи и кардинала Мазарини. Но назревала война с Голландией – и кому-то надо было возглавить армию. Людовик решил простить принца и для этой цели заехал к нему в замок Шантильи. От того, как будет принят в Шантильи король, зависела судьба Конде.
Ватель превзошел самого себя – он приготовил королю поистине феерическое действо! Роскошный банкет длился три дня и три ночи. Три тысячи приглашенных заполнили Шантильи. Им полагалось по четыре роскошных трапезы в день!
Нервы Вателя были взвинчены до предела – три тысячи аристократов и барской челяди и попробуй хоть кому-то не угоди!
Вателя подвели поставщики, которые из-за шторма на море не успели вовремя снарядить телеги с рыбой. Узнав об этом, Ватель поднялся к себе и бросился грудью на шпагу… В тот день ему должно было исполниться 40 лет!
Портрет Франсуа Вателя
По странному капризу судьбы через несколько часов после трагической гибели Вателя в Шантильи прибыла вереница телег, нагруженных рыбой. Король получил свое постное меню, но величайшего кулинара и церемониймейстера Франции уже нельзя было вернуть! Тем не менее имя Вателя вошло в историю как символ высокого профессионализма и профессиональной ответственности. И поныне, говоря «Ватель», французы подразумевают – «честь»…
Принцы Конде – коллекционеры, меценаты и полководцы
«Добрый король» – Генрих IV – был необыкновенно влюбчив. Последней его любовью стала пятнадцатилетняя Шарлотта де Монморанси, которую король выдал за своего родственника и тезку, принца Конде, больше интересовавшегося кавалерами, чем дамами. Пятидесятичетырехлетний король рассчитывал, что гомосексуальные пристрастия племянника заставят его пренебречь молодой женой, тогда как для самого Генриха Шарлотта будет в пределах досягаемости. Но вышло наоборот – принц Конде неожиданно поменял свои пристрастия и влюбился в Шарлотту. Его любовь к жене была настолько велика, что он пренебрег королевским гневом и сбежал вместе с Шарлоттой в Бельгию, подальше от любвеобильного короля. Вскоре после бегства четы Конде Генрих IV был убит фанатиком-католиком Равальяком…
После смерти короля молодая чета вернулась во Францию и поселилась в фамильном замке семьи Конде – Шантильи. У этой супружеской пары родился сын Людовик, которого злые языки называли бастардом короля Генриха, а добрые – законным сыном принца Конде. Прекрасная Шарлотта занялась переустройством и без того великолепного замка. И, благодаря усилиям Шарлотты и ее сына Людовика, названного современниками «Великим Конде», владение Шантильи стало вдвое прекраснее!
Сыном Шарлотты де Монморанси-Конде был тот самый Людовик II де Бурбон, «Великий Конде», фигура которого в истории Франции занимает такое же важнейшее место, как, пожалуй, Минин или Пожарский для России. И настолько же его имя и деяния известны каждому французскому школьнику. С той только разницей, что эта крайне разносторонняя, мощная и амбициозная личность преуспела не только на поприще войны и политики (где, кстати, успех далеко не всегда сопутствовал ему), но и в области науки, изящных искусств и, конечно же, в области столь милого изнеженному сердцу французских аристократов искусства жить в умопомрачительной роскоши, и при этом с непередаваемым изяществом. Даже простое перечисление дворянских титулов, принадлежавших «Великому Конде», займет несколько строчек. При жизни своего отца, Генриха II Конде, он носил титул герцога Энгиенского. Помимо гордого звания принца де Конде, он являлся также герцогом де Бурбон, де Монморанси, де Бельгард, де Шатору и де Фронсак, графом де Сансерр и де Шароле, пэром Франции и первым принцем крови. Согласитесь, человеку с таким громким именем просто нельзя было не прозвучать в истории!
С детства мечтая о лаврах воинской славы, в 17 лет честолюбивый аристократ поступил на военную службу – разумеется, с собственным полком. Отлично проявив себя в сражениях опустошавшей Европу Тридцатилетней войны, в 1643 г. 22-летний отважный кавалерист уже командовал французской армией в сражении при Рокруа. Это название, раскатистое, как грохот старинных пушек, не менее на слуху во Франции, чем у нас в России, к примеру, взятие Измаила («Вовочка, кто взял Измаил?» – «Я не брал, это Суворов, товарищ учительница!» – «Суворов, завтра с родителями – к директору!»). Принц Конде одержал там свою самую блестящую победу над испанцами, имевшими репутацию сильного и опасного противника. Конечно, настоящими победителями при Рокруа были тысячи простых французских солдат, выстоявших под огнем страшной неприятельской артиллерии и сломивших врукопашную ощетинившиеся пиками терции испанцев… Однако кто помнит о солдатах? Лавры победителя увенчали овеянную пороховым дымом и элегантно завитую личным кауфером голову юного триумфатора.
Портрет «Великого Конде»
Наслаждаясь всенародной популярностью, дерзкий аристократ, умевший нравиться и блестящему придворному обществу, и шумной парижской толпе, заносчиво противостоял кардиналу Мазарини, имевшему в те годы власть куда большую, чем молодой король Людовик XIV, и диктаторскую по своей сути. Мазарини не снес оскорбления и жестоко подрезал крылья «орлу Рокруа». «Великий Конде» был схвачен и брошен в каменный мешок Венсеннского замка. Через год утративший былой лоск и сильно потолстевший от недостатка движения (кормили высокопоставленных узников в Венсенне, в прямом смысле, на убой) Конде сумел добиться своего освобождения. И тотчас решил снова испытать фортуну и выкроить к своему лавровому венку еще и мантию удельного властителя. Он присоединился к Фронде, охватившему Францию мятежу сословий против зарождавшейся абсолютной власти монарха. Сплотив вокруг себя дворянство любимого Бордо, Конде двинулся на Париж. Однако знаменитый полководец оказался скверным политиком и недооценил расстановку сил. Потерпев сокрушительное поражение, преследуемый по пятам гончими кардинала Мазарини, «Великий Конде» вынужден был бежать из страны и, озлобленный и отчаявшийся, передался своим бывшим врагам – испанцам. После заключения мира между Францией и Испанией пристыженный Конде вернулся на родину, смирил гордыню и просил милости у утвердившего, наконец, единоличную власть Людовика XIV, «короля-солнце».
Капризный и переменчивый монарх пребывал в добром расположении духа и простил мятежного принца, однако в течение еще восьми лет Конде оставался в опале, ожидая от короля то ареста, то награды. На закате жизни ему еще раз довелось покомандовать войсками Франции в войнах, которые вел с коалицией европейских держав, однако на сей раз его боевые успехи были куда более скромными. Треволнения и испытания окончательно испортили характер бывшего «орла Рокруа», превратив его в неуравновешенного, грубого интригана, заискивающего с сильными и беспощадного со слабыми. Легко предположить, что хозяин и покровитель прославленного кулинара Франсуа Вателя не простил бы ему эпизода с опоздавшей сменой блюд на королевском столе, что во многом объясняет «харизматическое» самоубийство последнего.
«Великий Конде» считался просвещенным аристократом, он собирал картины и книги, предметы искусства, покровительствовал художникам, поэтам и музыкантам. Буало, Расин, Лафонтен, мадам де Севинье – все они были частыми гостями в Шантильи. Здесь состоялось и первое представление мольеровского «Тартюфа».
По приказанию «Великого Конде» знаменитый парковый архитектор Ле Нотр превратил зеленые насаждения Шантильи в настоящее произведение искусства. В парке забили фонтаны, которые и поныне соревнуются с версальскими за право считаться самыми красивыми во Франции. Знаменитый архитектор Жюль Ардуен Мансар перестроил и сам замок.
Парк Шантильи – необыкновенно красивое и поэтичное место. Нежно похрустывает под ногами гравий, тихо шелестит листва, воды искусственных озер как будто лепечут стихи… Иногда – весной и летом – небо над Шантильи озаряется фейерверками: в замке устраивают праздник «тысячи огней». Поклонники и поклонницы верховой езды спешат на знаменитый ипподром Шантильи и в «Музей лошадей», где можно увидеть настоящие цирковые представления и поучаствовать в скачках.
Замок Шантильи в свое время отсняли в фильмах про неукротимую Анжелику де Сансе де Монтелу как усадьбу графа де Пейрака. Вы, наверное, помните гордые и изящные серые башенки, роскошные кованые ворота и богатый интерьер дворцовых зал? Сейчас коллекция замка Шантильи считается второй после Лувра. Принцы Конде веками собирали произведения искусства и, не жалея денег, скупали их в Европе и Азии.
Парк Шантильи открывается террасой с каменными химерами резца великого Кусту, потом можно пройти через Королевский мост к тенистым аллеям, ведущим мимо Энгиенского дворца и часовни святого Павла XVI века, и по аллее Сильвии к ее же дому. Кто такая Сильвия? Так влюбленные поэты и аристократы называли Марию-Фелицию Орсини, редкую красавицу, романтическую особу, жену маршала Франции Анри II де Монморанси, брата Шарлотты Монморанси-Конде, казненного в Тулузе за участие в заговоре против всесильного кардинала Ришелье. Сильвию воспевал в нежных и романтических стихах поэт Теофиль де Вио, нашедший приют в Шантильи. Она была племянницей Марии Медичи и очень любила своего мужа-маршала.
Перед казнью принцу де Монморанси оказали несколько привилегий, которые едва ли облегчили его участь. Во-первых, казнь перенесли с 5 часов на 3 – час смерти Иисуса. Во-вторых, палачу было запрещено прикасаться к герцогу. Поэтому для казни Анри де Монморанси применили машину, представлявшую собой увеличенное долото, зажатое между двумя кусками дерева. Это был «эскиз» будущей гильотины. Осужденного клали головой на плаху, палач дергал за веревку, и нож падал. Перед смертью маршал завещал Ришелье картину «Смерть Святого Себастьяна», которая должна была напомнить всесильному кардиналу о страданиях тех, кого он обрек на гибель.
Безутешная Мария-Фелиция стала монахиней. Она постриглась в Меленском монастыре, где и умерла через 34 года после казни маршала. В Шантильи о ней напоминает Дом Сильвии, к которому один из владельцев имения, герцог Омальский, велел пристроить изящную ротонду с видом на пруд.
Каково же происхождение дома Конде? Принцы этого рода названы так в честь Конде-ен-Бри (ныне – департамент Aisne). Этот исторический французский аристократический титул первоначально принадлежал одному из лидеров протестантов, Людовику Бурбону (1530–1569 гг.), дяде короля Генриха IV. Будучи младшей ветвью французской королевской династии, принцы Конде играли важную роль в политике и общественной жизни королевства.
Герцогства Конде как такового никогда не было. Название местности Конде-ен-Бри послужило территориальным источником названия титула, принятого этим почти королевским родом. Имение Conde-en-Brie в Шампани состояло из замка Конде и деревни, располагавшейся приблизительно в пятидесяти милях к востоку от Парижа.
Когда грянула Великая французская революция, замок Шантильи опустел. Последний из рода Конде, печально известный герцог Энгиенский, бежал в Германию, где его впоследствии задержали наполеоновские драгуны. По приказанию Наполеона Бонапарта Энгиен был расстрелян во рву Венсеннского замка.
В те времена владение Шантильи постигла тяжелая участь. Замок разрушили и разграбили. Восставший народ превратил в безобразные черепки драгоценный фарфор… Новые «хозяева» замка бросали в огонь старинные книги и крест-накрест разрезали ножом картины. Сейчас в Шантильи демонстрируют то, что удалось спасти от разъяренных крестьян. Во времена Наполеона замок окончательно пришел в запустение. Когда Наполеон пал и аристократы вернулись во Францию, наследникам рода Конде пришлось пятнадцать лет восстанавливать замок! В 1884 г. тогдашний владелец Шантильи, герцог Генрих Орлеанский, передал имение Франции.
Общий вид дворца Шантильи
Теперь Шантильи справедливо называют красой и гордостью Иль-де-Франса. Здесь собрана крупнейшая в стране коллекция живописи и рисунков. А еще – уникальная историческая мебель и гобелены, военная амуниция и трофеи, предметы быта. В огромной библиотеке замка Шантильи хранится «король манускриптов» – «Великолепный часослов герцога Беррийского». В имении расположен шикарный ресторан «Кухни Вателя», где можно попробовать знаменитый «крем Шантильи» и другие шедевры великого кулинара и церемониймейстера.
Словом, владение Шантильи – романтичнейший уголок Иль-де-Франса. Вы почувствуете это, когда прогуляетесь по парку и вдохнете сладкий, как крем Шантильи, воздух. Здесь так приятно мечтать и ощущать легкое прикосновение давно ушедшей, но вечно живой эпохи, в которой жили и творили такие мастера, как Франсуа Ватель, Мольер или Лафонтен…
Ремесла, корпорации и мастера
Мерю – столица пуговиц, и Иль д, Адам – столица терракоты
В современной Франции все еще сохраняется средневековая система цехов, гильдий и корпораций. Конечно, она претерпела некоторые изменения, как и все в мире с ходом времени, но эти изменения не такие значительные, как представляется на первый, неискушенный взгляд. Вот, например, виноделы… Они и поныне объединены в гильдии. Например, в живописном бордоском городке Сент-Эмильон и сейчас существует орган власти под названием Джурада, который контролирует выращивание винограда и производство изысканных вин. Члены Джурады, как и их средневековые предшественники, могут уничтожить вино, если оно не соответствует высоким требованиям гильдии. Деятельность Джурады направлена на то, чтобы предотвратить фальсификацию бордоских вин и следить за технологиями их производства.
Музей перламутра в Мерю
В Сент-Эмильоне ежегодно проходит Праздник дегустации вин – живописная историческая реконструкция, во время которой джураты, одетые в средневековые костюмы, торжественно провозглашают начало сбора винограда. Праздник проходит, как правило, в конце сентября и собирает огромное количество зрителей.
Современные гильдии и корпорации Франции опираются на средневековые правила и каноны. Впрочем, термина «корпорация» в Средние века не существовало. Были только «гильдии», «ганзы» и «цеха». Гильдии имели статус официальных субъектов права: у них имелся устав, одобренный королевской властью. Устав обязывал членов гильдии соблюдать высокое качество продукции. Члены гильдии или цеха давали клятву всегда приходить друг другу на помощь («цеховая солидарность»!). Деятельность цехов и гильдий регламентировалась ордонансами, издаваемыми муниципалитетами. Существовала гильдия трактирщиков (впоследствии – рестораторов), цветочников, кондитеров, обойщиков, ювелиров, даже поэтов…
Профессиональные братства гордились своими святыми покровителями. Так, например, святой Илья считался покровителем гильдии ювелиров. В структуре цеха различались мастера (мэтры), подмастерья и ученики. Перейти из учеников в подмастерья и из подмастерий в мэтры было очень трудно: сначала следовало изучить секреты ремесла.
Цеха и гильдии защищали интересы членов объединения, помогали им в болезни и старости, следили за качеством продукции, выявляли подделки. При нападении внешнего врага или во время городских волнений, столь частых во Франции, где свобода и права не являются пустым звуком даже для простых трудяг, цеховые объединения ремесленников призывали «в ряды» всех своих членов, способных носить оружие. Взявшись за пики или арбалеты, а с появлением огнестрельного оружия – за аркебузы, мастера и подмастерья вливались в состав городского ополчения в составе собственных рот «булочников», «каретников» или «аптекарей», во главе с собственными капитанами (как правило, из числа уважаемых мастеров, успевших в пору бесшабашной молодости послужить в армии) и под собственными цеховыми знаменами.
Чтобы «держать порох сухим», ремесленные воинства периодически проводили военные учения или парады даже в спокойные времена. Так что в каком-нибудь XVI в. никого из жителей французских городов не удивило бы зрелище шеренги бородатых мясников, усердно потеющих под кирасами, отрабатывая прямо посреди улицы приемы фехтования алебардами. Бурная история средневековой Франции изобилует примерами беспримерного мужества скромных городских ополченцев при защите стен и бастионов родных городов. Общеизвестно, что отчаяннее всего человек сражается за свое осязаемое достояние. К тому же, стоя в бою плечом к плечу с соседями и товарищами по цеху, с которым жил и трудился рядом с малолетства, волей-неволей постесняешься струсить… Природа героизма очень проста, ибо она зиждется на самоуважении, которое рождает храбрость, и на чувстве собственности, которую надо защищать. У французских ремесленников издавна хватало и первого, и второго.
Современные французские профсоюзы – наследники средневековых цехов и корпораций, а забастовка – одна из форм защиты членов профсоюза. Средневековые цеха и гильдии активно участвовали в управлении городами. Это делают и современные профсоюзы.
Цеха и гильдии делились на старшие (богатые и сильные) и младшие (бедные). Старшие, естественно, оказывали более сильное влияние на управление городами. В современной Франции профсоюзы тоже делятся (негласно, конечно!) на сильные и слабые и обладают разной степенью влияния на власть. Но все они, без исключения, защищают гражданские и профессиональные права и свободы своих членов.
У цехов и гильдий было и территориальное разделение. Так, на Юге Франции процветали объединения виноделов, на Юго-Западе, в Лионе, – гильдии ткачей, а, скажем, в Бретани – цеха производителей кружева. Маленький городок Мерю в Иль-де-Франсе славился своими пуговицами, а городок Л,Иль д, Адам и поныне считается столицей терракоты.
Но сначала о пуговицах… В городке Мерю, расположенном в 50 км от Парижа, в долине реки Уазы (направление Андевилль), процветали удивительные ремесла. В Средние века здесь делали табакерки, веера, украшения, шахматные доски, домино, гребни. Мастера вытачивали изящные гребешки и коробочки из слоновой кости и украшали их перламутром. Они работали с морскими раковинами, китовым усом, панцирями черепах, слоновой костью, эбеновым и палисандровым деревом и, конечно же, с перламутром. Король даровал почтенным мастерам из Мерю право производить четыре категории предметов: 1) бытовые (расчески, веера); 2) религиозные (кресты, распятия); 3) коробки (табакерки и проч.); 4) игры (домино, шашки и шахматы).
Веера с перламутровым основанием особенно нравились элегантным придворным дамам. Мастерские в Мерю были частью индустрии роскоши, которая процветала в XVIII столетии, вплоть до Великой французской революции, когда выяснилось, что роскошь уже не нужна, а террор просто необходим. В заключительный, кровавый период революции было уже не до вееров и табакерок… Ценились только ножи для Мадам Гильотины.
В XIX в. мастерские Мерю возродились. Только теперь здесь стали производить пуговицы. Изящные пуговицы, украшенные перламутром. К 1885 г. в мастерских этой пуговичной столицы Франции трудилось 10 000 рабочих.
Первая мировая война помешала расцвету Мерю. Мастерские закрыли – рабочие ушли воевать. В 1920-е —1930-е гг. стало полегче: спрос на изящные аксессуары, в том числе и на пуговицы с перламутром, был вполне ощутим. Вторая мировая снова спутала все карты, а вот в 1950-е —1960-е гг. нашлось время и для пуговиц! «Все дело в пуговице!» – как говорила мадемуазель Постик в фильме «Ищите женщину».
В 1980-е гг. Европу заполонили изделия из перламутра, выполненные в Азии, в том числе и пуговицы. Спрос на изящные перламутровые игрушки из Мерю резко упал. Но элегантные вещицы в этом городке производят и поныне, только сохранились всего две мастерские, в которых трудятся 32 мастера.
Многие занятные вещицы, которые создавались в Мерю со Средних веков до нашего времени, можно увидеть в местном музее, который называется «французским» (Muse de France). Здесь и веера, инкрустированные перламутром, и костяшки для домино, и табакерки из слоновой кости, и украшения, и гребешки, и даже фортепианные клавиши. Есть и виртуозно выполненные распятия и нательные крестики. Когда бродишь по залам или по сувенирной лавке музея в Мерю, понимаешь, что такое мастерство, изящество, вкус! Любой пустяк (нюанс, как говорят французы!) необыкновенно важен. Ибо пустяки делают эпоху, человека, стиль, и нет ничего важнее, чем нюанс, в котором ощущаются дух времени и трепет человеческого сердца…
В городке Л, иль-Адам в Иль-де-Франсе, расположенном в самом сердце долины Уазы, в 32 км от Парижа, процветают декоративные искусства, в частности – керамика. Во второй половине XIX столетия этот городок прославился своими мануфактурами терракоты и декоративной керамики. Мануфактуры принадлежали Жозефу ле Гулюшу, который моделировал керамические фигурки изящных дам и благородных кавалеров, крестьян, моряков. Мсье ле Гулюш особенно любил ориентальные сюжеты и жанровые сценки из крестьянской жизни.
Мануфактура Меран в Л,Иль-Адаме специализировалась на керамических вазах и посуде. Если фигурки от ле Гулюша изготовлялись вручную и лишь в десятке-другом экземпляров, то вазы от мануфактуры Меран производились и ручным, и машинным способом. Керамика из Л,Иль-Адама была известна не только Франции, но и во всей Европе, так что этот небольшой городок стали называть французской столицей терракоты. Ныне шедевры местной керамики выставлены в музее доктора Луи Сенлека – ценителя искусств и мецената.
Сколько же во Франции столиц? Далеко не одна. Например, городок Шантильи называют столицей высокой кухни (благодаря «Кухням Вателя») и верховой езды (благодаря «Музею живых лошадей», то бишь «Большим конюшням» принцев Конде), Бордо – столицей вина, Руан – городом яблочного сидра, Грас – столицей парфюмерии и так далее. Ремесла процветали по всей Франции, и города разделили между собой сферы влияния. Конечно, в Париже можно купить все, но только в Ренне вам удастся приобрести задешево великолепные кружева, а в Мерю – изящные черепаховые гребни или веера с перламутром. За керамикой – пожалуйте в Л,Иль-Адам, за фарфором – в Севр. А вот высокая мода – это Париж, и только он! Здесь и платья, и шляпки, и украшения…
Впрочем, по части украшений многие города могут поспорить с Парижем, а изделия из шелка лучше всего покупать в Лионе, где располагаются знаменитые мастерские и мануфактуры. Словом, Франция – это страна ремесел и мастерства. И если вы достигли высокого звания «мэтр», то любой склонит перед вами голову в знак восхищения и уважения!
Столица скульптуры – Медон
Пригород Парижа – Медон – и поныне называют «русским». Наши соотечественники селились здесь, начиная с двадцатых годов прошлого уже века, когда, после Октябрьской революции и Гражданской войны, тысячи русских людей оказались в эмиграции. Жить в Париже им было дороговато, а вот в Медоне – в самый раз. На здешней улице Жанны д, Арк жила Марина Цветаева, посвятившая «маленькой Жанне» исполненные горячечного вдохновения строки: «И я опять веду тебя на царство, / И ты меня обманешь, Карл Седьмой!» Марине Ивановне «шла» улица Жанны д, Арк, как иным дамам идут шляпки по последней моде… Вполне объяснимо, что по справедливому решению судьбы романтическая Марина поселилась на улице героической Жанны….
В том же Медоне, рядом с Мариной Ивановной, жил Константин Бальмонт, который частенько заходил к своей соседке на чашку чая. Русские семьи снимали комнаты или даже дома и стремились быть поближе друг к другу. Вот Медон глазами Зои Ольденбург, русской аристократки-эмигрантки: «Семейства Б. и Ж. имели просторные запущенные сады, где росли цветы, полупридушенные пышными сорняками. Русским это казалось совершенно естественным – кому было б досуг этим заниматься? В одном из домов жили три русские семьи, и в хорошую погоду дамы этого дома и их соседки встречались в саду, рассаживаясь на траве или в шезлонгах, вооруженные вязанием, окруженные детишками и оживленные неисчерпаемым запасом сплетен». В тридцатые годы XX в. в Медоне жили две тысячи русских (это на двадцать тысяч жителей!), и эти русские, как с разочарованием говорили французы, не обращали на коренных жителей почти никакого внимания!
А между тем Медон и поныне известен как столица французской скульптуры, а не русской эмиграции. Здесь, на вилле Брийан, провел последние годы своей жизни гений скульптуры Огюст Роден. Его дом и мастерская называются Вилла Брийан и расположены по адресу: авеню Роден, дом № 19. Здесь можно увидеть наброски, гипсовые слепки и этюды, отражающие версии большинства его известных работ и переданные в 1916 г. в дар Франции самим Роденом.
На вилле Брийан Роден жил со своей постоянной подругой Розой Бере, которая так хотела выйти замуж за мсье Огюста, что вытерпела его бурный и многолетний роман с талантливой и несчастной Камиллой Клодель. У Камиллы Клодель был, что называется, вкус к несчастью, поэтому она вознесла свой роман с Роденом до трагических высот, а когда этот роман оборвался на самой высокой ноте, не смогла вернуться к обычной жизни. Рассказывают, что она приходила к парижскому дому скульптора и кричала: «Роден, я тебя ненавижу!», но мсье Огюст уже не пускал Камиллу на порог. Любовники часто бывают забывчивы…
А вот Роза Бере отличалась удивительной выдержкой. Ее роман с великим художником начался в 1864 г., когда Родену было всего двадцать чеыре года. Белошвейка Роза Бере родила Родену сына, но мальчик оказался болезненным и долго не прожил. Роза перетерпела всех возлюбленных Родена – ярких, артистичных, страстных – и Камиллу Клодель, и герцогиню де Шуазель. Все равно он всегда возвращался к ней…
Одна из скульптур Камиллы Клодель, возлюбленной и ученицы Родена. Музей Родена в Париже
Подобно тому, как капля точит камень, точила Роза Бере нервы Родена. И все просила жениться на ней. Роден отказывал невенчанной подруге пятьдесят лет: полвека совместной жизни, полной ссор и примирений, любви и ревности! На пятьдесят первом году Роден сдался: Роза умирала, и мсье Огюсту хотелось сделать ей приятное. За две недели до смерти Розы Бере они поженились. Мадемуазель Бере уходила в вечность под славным именем мадам Роден!
Впрочем, скульптор ненадолго пережил свою Розу. Он скончался в ноябре 1917 г., незадолго до начала русской экспансии в Медон. Супругов Роден похоронили в садудома, под бронзовым вариантом знаменитой скульптуры «Мыслитель». Рядом с могилой скульптора и его жены находится просторный павильон, в котором во время Всемирной выставки 1901 г. проводилась историческая ретроспектива работ Родена. В этом павильоне можно увидеть гипсовые варианты самых знаменитых его работ.
Медон и поныне считается городом скульпторов. Еще до Родена здесь жили и работали Гюстав Крок, Шарль Девернь, Оноре Юссон. Во времена Родена его виллу навещали Бурдель, Деспио и Майоль. После смерти великого мсье Огюста в Медоне поселились Аристид Миан, Матео Эрнандес и Андре Блок.
В современном Медоне живет Франсуа Стали, который создал общую мастерскую для скульпторов и архитекторов. На улице Каштанов, в доме № 21, открыта для посетителей мастерская знаменитого скульптора Жана Арпа. Арп прожил в Медоне 40 лет. Во время Второй мировой войны мсье Арп и его жена переехали в Швейцарию, где Софи умерла. Ее супруг вернулся в Медон после войны. Сейчас в его мастерской расположился Французский Фонд Арпа, сотрудники которого проводят экскурсии по мастерской и занимаются исследованием творчества этого талантливейшего скульптора.
Доехать из Парижа до Медона очень просто: нужно сесть на пригородный поезд RER и добраться по линии С до станции Meudon – Val Fleury. Отсюда до дома Родена нужно пройти еще пятнадцать минут по авеню Барбюсс и Роден. Заодно стоит зайти и на улицу Жанны д, Арк, 2, поклониться дому, в котором жила самая трагическая поэтесса «серебряного века» – Марина Цветаева.
Медон связан еще с двумя прославленными по всей Европе именами. Местным врачом и священником сохранившейся, но перестроенной средневековой церкви был сам Франсуа Рабле, автор «Гаргантюа и Пантагрюэля». Каждый год жители городка собираются на праздник Рабле. Однажды во время этого праздника в парке медонской обсерватории даже устроили настоящий рыцарский турнир!
Городской музей Медона располагается в доме Арманды Бежар – красавицы актрисы, жены Мольера, которую злые языки называли его дочерью. Арманда считалась младшей сестрой (или дочерью?) Мадлены Бежар, многолетней невенчанной подруги Мольера, спутницы его юношеских скитаний. Мадлена выдавала Арманду за свою сестру, но кто знает? Мольер женился на Арманде вопреки воле Мадлены, и этот поступок нельзя было назвать красивым. Он бросил подругу дней былых, верную спутницу жизни, ради молоденькой актриски, которую многие считали его незаконной дочерью. После смерти Мольера Арманда снова вышла замуж за актёра Театра на болотах (Маре) Исаака Франсуа Герена д’Этрише.
О втором браке мадам Мольер недоброжелатели сочинили эпиграмму:
- Мир граций и сатиров царствует над ней,
- Пленительной лицом и взбалмошного нрава.
- Она за ум ценила мужа мало, право,
- Другого телеса влекли её сильней.
В 1867 г. Арманда купила дом в Медоне, в котором теперь располагается Музей искусств и истории. Дом мадам д, Этрише (в первом браке – Мольер, в девичестве – Бежар) окружен красивейшим парком.
В одном из уцелевших корпусов разобранного дворца герцогов Орлеанских находится знаменитая Медонская обсерватория. С обсерваторской террасы открывается прекрасный вид на нижний Медон и Париж. В хорошую погоду можно разглядеть даже белоснежный собор Сакре-Кёр (Священного сердца) на Монмартрском холме.
Словом, Медон – это почти Париж, но Париж тихий, уютный, комфортный и недорогой. Наверное, поэтому он так любим русскими. Когда бродишь по тихим улочкам Медона, вспоминаешь, что именно здесь Марина Цветаева исповедовалась в своей неразделенной любви к родине: «Тоска по родине! / Давно разоблаченная морока, / Мне совершенно все равно, / Где совершенно одинокой быть, / И по каким камням домой / Брести с кошелкою базарной, / В дом и не знающий, что мой, / Как госпиталь или казарма…»
Впрочем, Марине повезло, что она брела домой по гостеприимной мостовой Медона. Дома, в России, поэтессу и ее близких ожидали только страдания и смерть. Наверное, Марина окончательно осознала гостеприимство и великодушие милой, нежной Франции, только когда покидала ее. В последние часы, уже в Гавре, Марина написала: «Мне Францией – нету нежнее страны! / На долгую память два перла даны. / Они на ресницах недвижно стоят. / Дано мне отплытье Марии Стюарт…»
Севр – столица фарфора
Фаворитки французских королей очень любили фарфор. Особенно возлюбленные Людовика XV – мадам де Помпадур и мадам Дюбарри. Жанна де Пуассон, маркиза де Помпадур, вообще была особой с тонким вкусом. Она изобрела высокую дамскую прическу – «Помпадур», предпочитала глубокий оттенок розового цвета и высоко ценила фарфоровые изделия с такой цветовой основой, а еще придумала крошечную дамскую сумочку, которую тоже назвали ее именем. Маркиза ввела при королевском дворе моду на шампанское, которое, благодаря ее пристрастиям, вскоре запенилось в бокалах на самых разнообразных торжествах! Теперь шампанское подают на правительственных приемах даже в Саудовской Аравии и Иране, странах, где отношение к алкоголю, мягко сказать, нелицеприятное.
Марина Цветаева с сыном Георгием в Медоне. 1928 г.