Не доверяй мне секреты Корбин Джулия

– Правда? А ты уверена в том, что не живешь там, в прошлом, где все для тебя остановилось? А, Юан? Что скажешь?

Она смотрит на него, но он наживки не проглатывает.

– Вот перед тобой мужчина, который, как ты считаешь, должен был принадлежать тебе. Твои чувства к нему свеженькие, яркие, как в первой любви. Ты постоянно думаешь о том времени, когда жизнь была простая и ясная, пока ты не взвалила на себя груз вины и раскаяния, да еще семьи в придачу.

– Семья для меня никакой не груз, Орла. Именно поэтому я сейчас здесь.

– Да брось! Ты прискакала сюда себя спасать.

Раздражение мое все растет, охватывает все мое существо, я даже боюсь раскрыть рот.

– Это болото, Грейс, и ты в нем погрязла. Тебя словно магнитом тянет в прошлое. Ты все время мыслями возвращаешься к той ночи, к тому ужасу, который за ней последовал. Даже замуж вышла, – фыркает она, – за ее отца.

– Я просто полюбила его. Я уже говорила тебе об этом. И я все еще люблю его.

Я говорю отрывисто, сжав кулаки. Ах как хочется сделать ей сейчас больно, физически, повалить ее на пол и каблуками вколотить в нее хоть немного здравого смысла. Я не привыкла испытывать подобные чувства, щеки мои пылают от усилий, которые я прилагаю, чтобы сохранить спокойствие.

Она смотрит на меня не отрываясь и удовлетворенно улыбается. Тут до меня доходит, что главная ее цель сейчас – вывести меня из себя. Перед внутренним взором предстает картина: Орла стоит на коленях, деморализованная, на щеках пятна от слез. И сразу на душе становится легче. Я плотно прижимаю ноги одну к другой, тем самым успокаивая их дрожь.

– А знаешь что, Грейс? – Она сплетает пальцы и вытягивает руки над головой. – Мне кажется, тебе станет гораздо легче, когда мы вытащим все это на свет. – Она смотрит на Юана. – Всем нам станет от этого легче.

– Я пришла сюда не шутки шутить. – Голос мой снова звучит спокойно.

Глаза ее раскрываются шире, словно она поверить не может, что я способна на такое заявление.

– А я и не шучу.

Я наклоняюсь, подвигаясь к ней ближе:

– Ты должна понять, насколько немыслимой станет моя жизнь.

– Но подумай, какой она станет, если тебе не нужно будет больше что-то скрывать.

Она тоже наклоняется вперед. Переходит на шепот. Для стороннего наблюдателя это выглядит так, будто мы с ней о чем-то секретничаем.

– Каково тебе будет тогда, а?

Такое чувство, будто я проваливаюсь в бездонную пропасть ее глаз. Ничего не могу поделать. Под прямыми солнечными лучами глаза ее кажутся огромными, дымчатыми, подвижными и мягкими, как кашемир. На мгновение в голову приходит мысль: а как бы сложилась моя жизнь, какой бы она могла быть свободной и легкой без этих отвратительных тайн и скелетов в шкафу. Как естественно и непринужденно текла бы она, если бы не было этого жуткого страха, что все раскроется. Как удивительно и приятно жить, когда не нужно ничего таить, с чистым сердцем смотреть в глаза людям. Просто удивительно. Но, увы, неосуществимо.

Я отрываю взгляд от нее и смотрю в окно. Там древний садовник с тяпкой пытается выполоть сорняки, пробивающиеся между потрескавшимися камнями, которыми вымощен двор. Он работает медленно, не торопясь, время от времени методично нагибается, поднимает выполотую траву и бросает ее в тележку. Проходит минута, я успокаиваюсь и снова гляжу на Орлу. Она сидит, откинувшись и вытянув ноги.

– А ты знаешь, Юан считает, что существует довольно большая вероятность того, что я Розу не убивала, – говорю я.

Она бросает на него косой взгляд:

– Да? Он все еще так считает?

– Он думает, что для случившегося могут быть и другие объяснения. Например, она могла страдать лунатизмом. Или могла выйти, чтобы поискать какую-нибудь потерянную вещь…

– Боже упаси от этих нелепых предположений. Это всего лишь мнение Юана, и пусть оно остается при нем.

– Но эти предположения не лишены оснований.

– Его там не было. Он был далеко, пьянствовал с Каллумом и остальной компанией. Разве не так, а, Юан?

Он не отвечает.

Я хватаю ее за руку:

– Но мы же непроизвольно, совсем не думая, предположили, что виновата именно я.

– Да ведь место то же самое!

– Простое совпадение.

– Я точно знаю, что и как произошло с Розой, – отмахивается она. – У меня нет абсолютно никаких сомнений. Ни единого.

В комнате становится темнее. Солнце спряталось за облака, затянувшие небо, и стены помещения тускнеют. Я застегиваю кофту на все пуговицы.

– А что стало с твоим мужем?

Она пожимает плечами:

– Тебе-то что до этого?

– Просто любопытно.

– У нас с ним не сложилось.

– Почему?

– Не сошлись характерами. Такое тоже иногда бывает, правда? – говорит она вдруг подозрительно охрипшим голосом. – Нам показалось, что мы подходим друг другу. Оба наполовину французы. Оба обожали рок-музыку. Он был красив, такой сексапильный… – Она делает паузу. – Познакомились, а через три недели поженились, в Лас-Вегасе. Это было потрясающе, захватывающе. Прожили вместе год, а потом вдруг я поняла, что он совсем не то, чем казался. Вот так. Добавить больше нечего.

– А наркотики? А тюремное заключение? – спокойно и тихо спрашиваю я.

Она вздрагивает, откидывается назад, но почти мгновенно берет себя в руки:

– Ну, поздравляю. А ты, оказывается, неплохо подготовилась. Юан подсказал, верно?

– Нет, самой пришло в голову. И мать твоя помогла.

Ее так и передергивает. Это длится всего долю секунды, но в мою душу – резко, вопреки желанию – снова проникает жалость. Даже сейчас Орла хочет, чтобы мать думала прежде всего о ней.

– Ты что, ездила к ней?

– Да, вчера.

– Небось мать была счастлива, когда ты у нее появилась! Со своими шикарными друзьями говорить обо мне она не смеет. Такого наслаждения лишает себя, как же – посплетничать, перемыть мне все косточки… потому что тут, видишь ли, тень падает и на нее. Она относится ко мне по принципу «с глаз долой – из сердца вон».

Заметно, что Орла в замешательстве, нога ее дрожит, пальцы барабанят по подлокотнику дивана.

– Не сомневаюсь, она получила огромное удовольствие, рассказывая тебе про негодяев, которые меня окружали все эти годы. Да еще наркотики. И тюремный срок вдобавок. Очень для нее удобно получилось: мол, не будет таскаться по делу и без дела. Спроси, она хоть раз навестила меня? – Орла вскидывает брови. – Ни разу.

Она смотрит на меня и смеется. Смех звучит настолько неожиданно и так не соответствует ситуации, что я с отвращением отшатываюсь.

– Со своим Мюрреем не познакомила небось?

– Почему, познакомила. Но он скоро уехал играть в гольф. На него произвело неизгладимое впечатление, что твой отец изменял Анжелин.

– Понятное дело. Моя мать – и вдруг жертва? – язвит она. – Это ж какой-то нонсенс, кто бы мог подумать!

– В детстве я совсем не замечала, насколько она любила манипулировать людьми, вертела ими как хотела.

– Она считает, что ей дано на это исключительное право…

Орла вдруг обрывает себя, похоже, вспомнила, что нам как-то не полагается хоть в чем-то соглашаться.

– Ну и как, твоей матери можно верить?

– Мне плевать. Хочешь – верь, хочешь – нет.

– Ты солгала мне насчет смерти твоего отца. Это… – я пытаюсь найти подходящее слово, – низко. Низко и бессердечно.

– Ах вот как? И из-за этого ты примчалась ко мне, так, что ли?

Орла произносит эти слова совершенно равнодушно. Настроение ее меняется подобно маятнику – от сдержанности до полной замкнутости и обратно. Взгляд сбивает меня с толку, словно она все понимает, но ее это совершенно не волнует. Да, теперь она совсем не та девочка, какой была прежде. Я-то считала, что имею дело с той же девицей, которую когда-то знала, только повзрослевшей: легко возбудимой, вспыльчивой, упрямой и своевольной, способной лгать и обманывать, но при всем этом обладающей живым, горячим сердцем. Нет, передо мной сейчас сидит совсем другой человек.

– Странная ты какая-то… что-то я не припомню, чтобы ты была такой. – Я протягиваю руку и тереблю ее за колено. – Что с тобой произошло?

– Всякому приходится выбирать, по какой дорожке пойти.

– Как это?

– Одна прямая, другая кривая. Если пошел не по прямой, жди наказания, верно?

– В общем-то, да, но…

– А ты, Юан, как думаешь? – громко спрашивает она. – Должен человек всю жизнь оставаться безнаказанным?

– Смерть Розы была несчастным случаем, – говорит он. – Наказание необязательно должно быть прямым или публичным. И существует много способов творить добро.

– И я делаю это как могу, – подхватываю я. – Стараюсь сделать Пола счастливым. Это правда. А если ему рассказать про гибель его дочери, добра это ему не принесет.

– А кто тебе дал право решать за него? Интересно, если бы ты потеряла дочь, неужели не захотела бы узнать, кто в этом виноват?

Мысль о том, что я могу потерять одну из дочерей, гнусна и отвратительна. Я не собираюсь обсуждать подобные нелепости. И не стану анализировать, насколько заросла душевная рана Пола. Об этом я не смею и думать, даже в самые безмятежные минуты, когда все в доме спят, а я лежу в постели, всем телом прижавшись к спине мужа.

Меняю тему:

– Так, значит, уходить в монастырь ты не собираешься?

– Кто это тебе сказал?

– Сестра Бернадетта. Она говорит, что нет ни намека на это.

Орла пожимает плечами:

– И что из того?

– Как что? Что из того, что ты вся изолгалась? Что из того, что ты суешь свой нос туда, куда тебя не просят? Что из того, что тебе плевать на всех, кроме себя?

– Грейс, – предостерегающе говорит Юан, кладя ладонь мне на руку; я откидываюсь назад и глубоко вздыхаю.

– Да-да! Слушайся Юана! – Орла криво ухмыляется, так что руки чешутся влепить ей пощечину. – Уж он тебя худому не научит.

– Что с тобой случилось, Орла? Явилась через двадцать четыре года, чтобы всех просветить и осчастливить, рассказать о том, что произошло четверть века назад. Зачем?

Она пожимает плечами:

– Да так… Прошлое вдруг вспомнилось… Знаешь, как это бывает.

– Нет, не знаю. Не знаю, как это бывает. Не понимаю, как это ты из прежней Орлы превратилась в такую вот…

– А я не собираюсь выворачивать душу. Тем более перед вами.

У меня в сумочке все еще лежит фотография, которую я сняла со стены в доме родителей, где мы с Орлой сняты в бриджах и обуви для верховой езды, заляпанные грязью, со счастливыми лицами, с наградами в руках. Целых шесть лет мы с ней дружили – водой не разольешь. Почти все свободное время проводили вместе. Мы знали друг о друге все – что мы любим и что ненавидим, мы могли говорить друг за друга, угадывали мысли друг друга. Должно же это хоть что-то значить для нее.

– Слушай, я прихватила с собой одну фотографию. – Роюсь в сумочке, достаю фото. – Помнишь?

Она бросает быстрый взгляд и отворачивается.

– Нет-нет, ты посмотри! – Я протягиваю ей снимок, хочу, чтоб она взяла его в руки. – Ну посмотри же.

Вижу, глаза ее пробегают по фотографии, она разглядывает ее, задерживаясь то на одной детали, то на другой.

– Ты тогда выиграла приз, кажется.

– Мы обе выиграли, – показываю пальцем на значки. – Ты получила награду за преодоление препятствий, а я за кросс.

– Мой Боббин терпеть не мог кросс. Вечно останавливался пощипать травки. – Она возвращает фото. – Да, были времена.

– Были времена. Хорошие времена.

Я улыбаюсь, но вижу, что ее лицо застыло как маска.

– Но в конце концов, не такие уж мы были с тобой подруги… скажешь, нет?

– Орла…

– А мои письма?

– Какие письма?

– Письма, которые я тебе писала после того, как Роза погибла. Ты ведь их даже не читала, признайся.

Она права, я их даже не читала. За три месяца она прислала мне писем двадцать, не меньше, половину опустила к нам в ящик сама, а потом, когда они переехали в Англию, посылала по почте. Сначала я рвала их и клочки разбрасывала по ветру. А потом и это перестала делать. Бросала в мусорную корзину не распечатывая.

– Я долго над ними корпела. Очень хотелось помириться с тобой. Ты должна была их прочитать.

– Орла… – Я умолкаю, не зная, что сказать. – Мне тогда совсем было плохо. Я не вставала с постели. Не могла держаться на ногах. Постоянно в полуобмороке. И страшно боялась, что кто-то узнает, что я натворила, и в то же самое время боялась, что никто не узнает и я всю оставшуюся жизнь буду жить с этим страшным чувством вины.

Она слушает и смотрит в пол. Я хочу коснуться ее руки, но потом, опомнившись, сжимаю ладонь в кулак и кладу на колено.

– Мне очень жаль, что меня не было рядом с тобой, но я и себе не могла помочь, я была сама не своя! Словно зомби. Скажи, Юан!

– Ну вот, опять! Почему ты все время хочешь, чтобы он подтверждал?

– Но он был тогда со мной!

– Ты всегда смотришь на него, будто он что-то знает, а ты – нет.

– Но он на самом деле знает меня как облупленную. Все происходило на его глазах.

– Еще бы!

– Послушай! Не у тебя одной есть совесть. Но, раскрыв правду, мы ничего не изменим, результат останется тем же. Чего мы этим достигнем?

– Я хочу искупить свои ошибки. И добьюсь своего. – Она встает. – Что произошло в ту ночь с Розой? Это касается не только тебя. Мы могли бы помочь друг другу. Если бы ты проявила ко мне хоть малейшее участие…

Я тоже встаю.

– Так ты, значит, собираешься сделать это только потому, что двадцать четыре года назад я не прочитала твоих писем? – Едва удерживаюсь от смеха. – Боже мой, Орла! Прости меня, мне правда очень жаль, что я сделала тебе больно, – я прижимаю ладони к груди, – но…

– Слишком поздно. Я хочу открыть правду и в твоем разрешении не нуждаюсь. И в твоем тоже, – бросает она злобный взгляд на Юана. – А теперь убирайтесь отсюда, оба.

Орла покидает комнату. Юан вскакивает и идет за ней – я не успеваю среагировать. Догоняю их в коридоре, он держит ее за руку повыше локтя. Что-то быстро и горячо говорит, она слушает, потом смеется, плюет ему в лицо, что-то отвечает. Он хватает ее за горло и прижимает к стене. Слышу глухой удар, ее голова отскакивает от камня.

– Юан!

Я пытаюсь оттащить его, но он не обращает внимания, будто меня вообще здесь нет.

Они пристально смотрят друг другу в глаза. Она не пытается освободиться от его руки, сжимающей ей горло. И похоже, ей нисколько не страшно. Более того, как ни странно, она улыбается. Через несколько секунд он ее отпускает, разворачивается и направляется к выходу.

Я поражена его неожиданным нападением, но еще больше поражена тем, что Орла явно наслаждалась происходящим. Гляжу на нее вопросительно, жду объяснений.

– Орла!

Глаза ее ярко горят, в них бушует буйная радость, словно она получила огромное удовольствие. Это так диссонирует с происшедшим только что… Я делаю шаг назад, но тут ее внимание привлекает сестра Бернадетта, которая направляется к нам из другого конца коридора.

– С нетерпением жду встречи… итак, в воскресенье? – громко говорит Орла, прижимая меня к себе. – У нас с Полом есть что рассказать друг другу. – Она целует меня в щеку и шепчет в ухо: – Ты не одурачишь меня дерьмовыми россказнями про то, как ты любишь свою семейку. – Затем протягивает руку в сторону уходящего Юана. – И скажи спасибо, что я не стану рассказывать Полу про твоего дружка.

Апрель 1996 года

Открываю дверь. На нижней ступеньке стоит Юан. На нем темно-коричневая кожаная куртка с поднятым до ушей воротником. Он отпустил длинные волосы, пряди колышутся от ветра, падают на лоб, ветер сдувает их назад.

– Грейс, – говорит он.

Гляжу на него и не могу опомниться. Глаза синие-синие, и в них отражается летнее небо.

– Грейс, – повторяет он и улыбается.

Не могу произнести ни слова. По правде говоря, и не хочу. Совершенно потеряла голову, словно вижу прекрасный сон, боюсь, если хоть разок моргну или заговорю, очарование исчезнет, как дым.

– Можно зайти? – спрашивает он.

Как в полусне делаю шаг в сторону, и он поднимается по ступенькам. Проходит мимо, я глубоко вдыхаю воздух и закрываю глаза. Мы стоим на верхней площадке крыльца. Она квадратная, пять на пять футов. От него пахнет ветром и морем, но главное – Юаном.

– Грейс!

Заглядываю ему в глаза. От смелости кружится голова, словно я прыгаю с высокого моста, привязав к ноге эластичный жгут.

– От тебя пахнет все так же.

– Все так же? – повторяет он и смеется. – А как, интересно, я могу пахнуть, конечно, все так же, разве нет?

Гляжу на него и не могу наглядеться. Упиваюсь этим давно невиданным зрелищем.

– И выглядишь все так же.

– Как двенадцать лет назад, что ли?

Я киваю. Мы не виделись с тех пор, как нам было по шестнадцать, когда он уехал в Глазго.

– У меня теперь возле глаз морщинки, – улыбается он. – Видишь?

Я снова киваю.

Он стоит, сунув руки в карманы и покачиваясь на каблуках.

– Ничего, если мы зайдем в дом?

– Да, конечно.

Он проходит в дверь, я иду за ним. Он идет сразу на кухню и останавливается возле окна, смотрит, любуется видом.

– Мама сказала, что у тебя две девочки. Они дома?

Никак не могу унять дрожь. Ничего не могу с этим поделать. Тоже подхожу к окну и закрываю его.

– Пол повез их на Скай, к бабушке с дедушкой. Они должны вернуться завтра утром. Он их очень любит.

Юан смотрит на разбросанные по всему столу бумаги. Берет угольный карандаш, снова кладет обратно.

– Я рисовала. И думала при этом о том о сем.

Умолкаю, мне трудно дышать, потом снова начинаю говорить:

– Надеялась что-нибудь нарисовать. Думала, как подготовиться, чтобы писать маслом. Снова хочу писать картины. – Кое-как заканчиваю свой монолог, чувствуя себя совершенно беспомощной.

Он прислоняется к столешнице и складывает на груди руки.

– А раньше ты разве не писала картины?

Я не отвечаю.

– У тебя хорошо получалось. А теперь что случилось?

Собираю листы в аккуратную стопку, пожимаю плечами:

– Да так, знаешь, суета, дети.

– Ты довольна своей жизнью?

– А ты?

Он кивает:

– Да. В основном – да, доволен.

Стараюсь не смотреть ему в глаза, включаю чайник, раскладываю по чашкам растворимый кофе. Наливаю кипяток, добавляю молока, опускаюсь на скамейку с чашкой в руке. Он садится напротив. Левая нога его касается моей под столом, и я убираю ногу.

– Извини, печенья нет, – говорю я. – Собиралась днем испечь, но…

Умолкаю, гляжу в свою чашку. Слишком много молока налила. Отодвигаю ее.

– Если честно, готовлю я плохо… – И тут вспоминаю, что в доме совершенный кавардак. – Да и хозяйка из меня так себе.

Я смеюсь, получается как-то визгливо, и я хмурюсь.

– Тебе кто-нибудь помогает?

Я морщусь:

– А зачем? Все это совершенно нетрудно. Просто надо не лениться, и все.

– Тогда в чем же дело?

– А в том, что я… очень устала.

Пожимаю плечами, сам, мол, не видишь, что ли. Обычная вещь.

– А девочки? Им уже по четыре, верно? Спят хорошо?

Я киваю. Потом качаю головой:

– Это не из-за девочек.

– А из-за чего тогда?

– Что «из-за чего»?

Он отвечает не сразу. Просто смотрит на меня, будто он разочарован, будто ждал, что я брошусь к нему на шею, раскрою всю душу нараспашку, выложу все сразу, что можно и что нельзя.

– А ты похудела, – говорит он наконец.

Пытаюсь смеяться:

– Зато фигура!

– Да при чем здесь фигура…

– Любая женщина хотела бы иметь такую фигуру, скажешь, нет?

Мне нечем дышать, я с усилием набираю в легкие воздух и кашляю в кулак.

– Ну а ты зачем явился не запылился? У меня сложилось такое впечатление, что ты избегал меня все это время. Мо держала меня в курсе, конечно. Поздравляю с детьми, кстати. Мо говорит, они еще совсем маленькие, но хорошенькие, как ангелочки, правда, писаются.

Пытаюсь подражать добродушной интонации Мо, но, похоже, он не оценивает шутки. Оглядывает меня с головы до ног, словно мерку глазами снимает.

– Ты плохо выглядишь, Грейс.

Эти слова больно задевают меня – мягко говоря. Изо всех сил держусь, чтоб не заплакать, сжимаю кулаки, так что ногти больно впиваются в ладони. Я, конечно, понимаю, что он имеет в виду. Бог свидетель, я первая признаю, что совсем опустилась. Волосы нечесаны. Челку подстригаю сама ножницами. Вечно она лезла на глаза, надоело, взяла и откромсала. И теперь правый край выше левого. На одежде пятна. Отпечатки пальцев четырех детских ручек. Похоже, их уже не отстирать. Не успею вытереть ручки от йогурта у одной, как другая испачкалась мелом, залезла в грязь, измазалась шоколадом. Да, я совсем худая, знаю. Кофточка висит как на вешалке, глазищи в половину лица, щеки ввалились, скулы торчат. В коридоре есть зеркало, еще два в ванных комнатах. Я все вижу, все замечаю. Но слова его задевают больно потому, что хочется, чтобы он видел во мне прежнюю Грейс, такую, какой я была когда-то.

Он смотрит на меня, ждет, что я скажу, ждет, что стану что-то объяснять, оправдываться. Что я ему скажу? Что мне даже некогда поесть, что мне вообще не до еды? Что я слишком устаю, какая уж тут еда! Что сам акт, требующий наколоть на вилку кусочек чего-то и поднести ко рту, начисто убивает во мне всякий аппетит? Что я давно не чувствую вкуса пищи? А самое худшее – не вижу в этом никакого смысла?

– Ты что, в гости к своим приехал? – спрашиваю я, когда обоюдное молчание становится таким тяжелым, что я задыхаюсь.

– И да и нет. Возвращаюсь в поселок насовсем, с Моникой и с детьми, в общем, буду здесь жить.

Я сую ладони под бедра – только так могу унять дрожь.

– С чего это вдруг? Я еще тогда думала, что ты ждешь не дождешься, как бы поскорей удрать отсюда.

– Понимаешь, мы с женой решили, что, в конце концов, здесь нам жилось довольно неплохо. Саре уже четыре года, Тому всего два.

Он смотрит в окно, туда, где детская площадка с конструкцией для лазания и садовая хибарка, дальше низенький частокол, за которым раскинулся песчаный берег, на который обрушиваются и откатываются назад морские волны.

– Разве нам тут было плохо? – спрашивает он. – Лучше места, чтобы растить детей, не найдешь.

Страницы: «« ... 89101112131415 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Оказывается, счастливую спокойную жизнь довольно большого семейства может разрушить всего один телеф...
Частного детектива Татьяну Иванову нанял бизнесмен Сарычев, чтобы она разобралась, кто покушается на...
Асю раздражало все: уроки, одноклассники, погода за окном. И больше всего раздражал ОН. Потому что О...
Государство, использовав майора спецназа Александра Тимохина в Афганской войне, выбросило молодого о...
Больше всего на свете Таня любит шоколадные кексы, читать романы и... мечтать о парне, предназначенн...
«Чудовище с улицы Розы»Оказывается, эти странные твари бродят по нашему миру, втираются в доверие к ...