Книга мёртвых Лимонов Эдуард
Девушка тихо поднялась по лестнице в свою комнату и, осторожно достав белую мышку из кармана, посадила ее в клетку. Сняв платье и белье, аккуратно сложила их. Обычно, закончив вечерний туалет, Констанс надевала ночную рубашку и еще около часа читала, сидя в кресле возле кровати, – сейчас она как раз заканчивала «Записки» Джонсона. Однако сегодня она изменила своим привычкам. Наполнив огромную мраморную ванну горячей водой, взяла с медного подноса красиво упакованную коробочку, в которой находилось с полдюжины маленьких стеклянных бутылочек с маслом для ванны от известной парижской парфюмерной фирмы, – подарок Диогена, сделанный им во время последнего визита. Выбрав одну из бутылочек, Констанс вылила ее содержимое в ванну, и воздух наполнил аромат лаванды и пачулей.
Девушка подошла к большому зеркалу и некоторое время рассматривала свое обнаженное тело, проводя руками по бедрам и плоскому гладкому животу, потом залезла в ванну.
Это был уже четвертый визит Диогена. Он часто рассказывал о своем брате и несколько раз упоминал о некоем событии – настолько ужасном, что он отказывался говорить о нем, сообщив только, что после него ослеп на один глаз. Он также рассказывал о том, как брат старался настроить против него других людей – и в особенности Констанс, – распуская о нем лживые слухи, изображая его настоящим злодеем.
Вначале Констанс отказывалась слушать и, протестуя, заявляла, что Диоген искажает факты в своих собственных низменных целях. Однако он так спокойно воспринимал ее гневные возражения, так убедительно доказывал свою правоту, что она стала невольно задумываться, но всегда находила оправдания Пендергасту.
Да, он действительно иногда казался высокомерным и недоступным, но ведь это была лишь видимость. А не сообщал он о себе лишь потому, что не хотел еще больше ее огорчать. Разве не в этом заключалась единственная причина его молчания? Она любила его – безмолвно, издалека, а он никогда не давал понять, что тоже любит ее или хотя бы догадывается о ее любви. Ей было так важно получить от него хоть какое-то известие!
Была ли в словах Диогена доля правды? Разум подсказывал Констанс, что ему нельзя доверять: он вор, возможно, даже жестокий убийца… Но сердце говорило ей другое. Он казался таким чутким, таким уязвимым. Таким добрым… Он даже представил ей доказательства – документы, старые фотографии, опровергавшие то, что говорил о нем Алоиз. Но Диоген не отрицал всего. Он даже брал на себя часть вины, признавая, что отнюдь не был идеальным братом, что сам часто ошибался. Все было так запутано…
Констанс всегда доверяла своему уму, хоть и знала, что во многом он несовершенен и может подвести ее. Но теперь заговорило ее сердце и заглушило голос рассудка. Она думала о том, правду ли говорил Диоген, когда сказал, что понимает ее. В самой глубине своей души, которую ей еще только предстояло постичь, она верила ему, потому что и сама ощущала странную связь с ним, более того – начинала сочувствовать ему.
Наконец Констанс вылезла из ванны, вытерлась и закончила приготовления ко сну. Сегодня она надела не обычную хлопковую, а тонкую шелковую ночную сорочку, которая, почти забытая, лежала на самом дне ящика. Скользнув под одеяло, Констанс поудобнее подоткнула пуховую подушку и открыла «Записки» Джонсона.
Она водила глазами по строчкам, но смысл слов ускользал от нее, и девушка почувствовала легкое раздражение. Перевернув несколько страниц, она начала новое эссе, прочитала высокопарное вступление и закрыла книгу. Встав с кровати, подошла к комоду работы Данкана Файфа и выдвинула ящик. Внутри лежала обтянутая бархатом коробка с книгами небольшого формата, которые Диоген принес ей в прошлый раз. Устроившись на кровати с коробкой, она принялась изучать ее содержимое. Это были книги, о которых она только слышала: подобных произведений никогда не было в обширной библиотеке Иноха Ленга: «Сатирикон» Петрония, «Аu reburs» Хайсмана, письма Оскара Уайльда Альфреду Дугласу, любовная поэзия Сафо, «Декамерон» Боккаччо. Декаданс, роскошь и любовная страсть пропитывали страницы этих книг подобно мускусу. Констанс погрузилась в одну из них, затем в другую – вначале осторожно, потом с любопытством и, наконец, с жадностью и провела без сна почти всю ночь.
Глава 30
Джерри Фекто выбрал освещенный солнцем участок, с которого хорошо просматривался двор номер четыре, и застегнул форменную куртку. Слабые лучи весеннего солнца едва пробивались сквозь почти полностью закрывавшие небо облака, в углах двора и у стен зданий все еще виднелись островки слежавшегося грязного снега. Фекто бросил взгляд на своего напарника Дойла, занявшего стратегическую позицию напротив.
Им не объяснили смысла их задания, не сделали ни одного намека, лишь приказали наблюдать за двором сверху. Однако Фекто достаточно долго прослужил в Херкморе, чтобы научиться читать между строк. Таинственный заключенный, содержавшийся в одиночной камере, был вознагражден за примерное поведение и получил возможность выходить во двор номер четыре на прогулки – прогулки в компании Поко и его бандитов, от которых невозможно было отказаться. Фекто хорошо знал, что ждет белого – а этот заключенный был наиболее ярким представителем белой расы, – когда он окажется в одном дворе с Лакаррой и его головорезами. А поскольку им приказали наблюдать за двором сверху, пройдет не менее двух минут, прежде чем они доберутся туда в случае необходимости.
Такой приказ можно было объяснить только одним: Барабанщик не оправдал возлагавшихся на него надежд – по какой-то необъяснимой причине он вообще затих, – и начальство придумало что-то новенькое.
Фекто облизнул губы и обвел глазами пустой двор: баскетбольное кольцо без сетки, параллельные металлические перекладины, четверть акра асфальта. До того момента, когда заключенных выведут на прогулку, оставалось еще пять минут. Порученное задание не вызвало у Фекто особой радости. Если кого-нибудь убьют, ему придется несладко. И уж совсем его не вдохновляла перспектива оттаскивать Лакарру от кого бы то ни было. Но с другой стороны, сцены насилия всегда возбуждали Джерри, и сердце его билось быстрее в предвкушении захватывающего зрелища.
Ровно в два часа раздался лязг отодвигаемых засовов, и створки двери распахнулись. Двое охранников вышли в освещенный солнцем двор, зафиксировали дверь и встали по обе стороны от нее. Во двор неторопливо вышел Поко – он всегда выходил первым – и настороженно посмотрел по сторонам, пощипывая растительность под нижней губой. Несмотря на почти зимнюю температуру, он был без куртки, в одном тюремном комбинезоне. Повернувшись, он пошел дальше, продолжая пощипывать бородку и поигрывая мышцами, вздувавшимися под тонкой тканью. Солнечные лучи освещали его наголо обритую голову и лицо, изрытое оспинами от угревой сыпи, словно лунная поверхность – кратерами.
Лакарра не спеша направился в глубину двора, еще шестеро заключенных последовали за ним и стали бесцельно прохаживаться, поглядывая по сторонам и перекатывая во рту жвачку. Охранник бросил во двор мяч, и тот покатился к одному из заключенных, который поддел его ногой, поймал и начал гонять по асфальтированной площадке.
Через мгновение во дворе появилась высокая прямая фигура нового заключенного. Перешагнув через порог, он остановился и спокойно огляделся. Фекто поежился: бедняга даже не подозревает, что его ждет.
Поко и его приятели, похоже, вообще не обратили на новенького внимания – разве что на секунду перестали жевать. Мяч продолжал скакать по асфальту, и его равномерные удары напоминали барабанную дробь: бум… бум… бум. Казалось, во дворе не происходило ничего необычайного.
Таинственный заключенный направился вдоль бетонной стены, посматривая по сторонам. Лицо его было совершенно спокойным, движения – плавными и неторопливыми. Остальные молча провожали его взглядами.
С трех сторон двор ограничивался бетонными стенами Херкмора, а с четвертой, самой дальней, его отгораживала металлическая сетка, по верху которой шла колючая проволока с пропущенным через нее электрическим током. Дойдя до конца стены, заключенный повернулся и направился дальше, глядя сквозь сетчатое ограждение. Фекто давно заметил, что заключенные всегда смотрят на улицу или вверх, на небо, и никогда – на мрачное тюремное здание. На некотором расстоянии от ограждения возвышалась сторожевая вышка, немного дальше виднелись верхушки деревьев, росших за территорией тюрьмы.
Один из двух стоявших у дверей охранников посмотрел вверх и, поймав взгляд Фекто, пожал плечами, словно говоря: «Ничего не понимаю». Фекто в ответ развел руками и знаком предложил охранникам покинуть двор: поскольку доставка заключенных закончилась, в их дальнейшем присутствии не было необходимости. Охранники вернулись в помещение, закрыв за собой дверь.
Фекто поднес рацию к губам и тихо произнес:
– Дойл, слышишь меня?
– Слышу.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю?
– Догадываюсь.
– Нам нужно быть готовыми в любой момент бежать вниз и наводить порядок.
– Согласен.
Они замолчали, прислушиваясь к доносившимся со двора равномерным ударам мяча. Все заключенные стояли на месте, кроме таинственного А, продолжавшего медленно двигаться по периметру ограждения. Бум… бум… бум… – стучал мяч. В рации вновь раздался треск, и Фекто услышал голос Дойла:
– Послушай, Джерри, это тебе ничего не напоминает?
– Например?
– Помнишь финальную сцену из «Хорошего, плохого, злого»?
– Ага.
– Так вот это она и есть.
– Может, и так, но с небольшой разницей.
– Какой?
– Там все кончилось по-другому.
В рации послышалось хихиканье:
– Не беспокойся, Джерри. Поко предпочитает живое мясо, только слегка отбитое.
В этот момент Лакарра вынул руки из карманов, выпрямился и посмотрел в какую-то одному ему видимую точку на ограде, футах в тридцати над головой А. Потом взялся рукой за металлическую сетку и стал наблюдать за приближавшимся к нему заключенным. Не останавливаясь ни на мгновение и не меняя направления движения, чтобы обойти Лакарру, тот продолжал свою неспешную прогулку, пока не подошел к нему вплотную. И тут А заговорил. Фекто напрягся изо всех сил, чтобы разобрать слова.
– Добрый день, – произнес заключенный.
Лакарра посмотрел в сторону и спросил:
– Есть сигарета?
– Извините, я не курю.
Лакарра кивнул, продолжая смотреть в сторону. Его полузакрытые глаза напоминали две черные щели. Он вновь начал пощипывать бородку, и с каждым движением его нижняя губа оттопыривалась, обнажая желтые прокуренные зубы.
– Так, значит, ты не куришь, – произнес он тихо. – Здоровье бережешь?
– Раньше я позволял себе время от времени выкурить сигару, но бросил, когда у моего приятеля нашли рак. Бедняге отрезали почти всю нижнюю челюсть.
При этих словах Лакарра очень медленно, словно на кадрах замедленной съемки, повернул голову.
– Должно быть, этот ублюдок стал настоящим уродом.
– В наши дни пластическая хирургия творит чудеса.
Лакарра обернулся к своим дружкам.
– Ты слышал, Рэйф? У этого парня есть приятель без рта.
Словно по сигналу, члены шайки Лакарры вновь начали двигаться, за исключением того, у которого в руках был мяч. По-волчьи настороженные, они подходили все ближе.
– Я, пожалуй, продолжу прогулку, – сказал А, делая шаг в сторону.
Лакарра шагнул в том же направлении, преградив ему путь. А помолчал, потом поднял на Поко серебристо-серые глаза и что-то сказал – так тихо, что Фекто не разобрал ни слова. Лакарра стоял, не двигаясь и не глядя на заключенного, потом спросил:
– Ну и что с того?
Тогда заключенный А произнес, теперь уже более отчетливо:
– Надеюсь, вы не совершите второй самой серьезной ошибки в своей жизни.
– О какой второй ошибке ты толкуешь, черт возьми? И какая была первая?
– Убийство троих невинных детей.
Во дворе повисла напряженная тишина. Фекто вздрогнул, пораженный услышанным: А нарушил одно из священных правил тюремной жизни – и подумать только, в отношении самого Поко Лакарры! Но откуда, черт возьми, он мог знать Поко? Он ведь содержался в одиночной камере с самого первого дня своего заключения в Херкморе. Фекто не на шутку разволновался. Он чувствовал: совсем скоро произойдет что-то ужасное.
Лакарра впервые посмотрел на своего собеседника и улыбнулся, обнажив верхний ряд желтых зубов с дыркой посредине. Потом шумно сплюнул, и плевок попал прямо на ботинок А.
– Где ты это услышал? – вкрадчиво спросил он.
– Но сначала ты их связал – большой, отважный мачо. Наверное, не хотел, чтобы семилетняя девочка расцарапала твое прекрасное лицо. Так, Пако?
Фекто не верил своим ушам. Не иначе как этот парень ищет смерти. Приятели Лакарры также казались озадаченными и, не зная, как поступить, ожидали сигнала главаря.
Поко рассмеялся – это был тихий, зловещий смех, в котором таилась угроза.
– Послушай, Рэйф, – бросил он через плечо. – Сдается мне, что я не нравлюсь этому ублюдку. Ты понимаешь, о чем я?
Рэйф подошел вразвалку.
– Да ну?
Заключенный А промолчал. Теперь и другие стали подтягиваться, окружая странного незнакомца подобно стае волков. Фекто почувствовал, как сильно забилось его сердце.
– Ты задел мои чувства, приятель, – произнес Поко, обращаясь к А.
– Правда? – послышалось в ответ. – И что же это за чувства?
Поко сделал шаг назад, и его место занял Рэйф. Медленно, с равнодушным видом подойдя к А, он вдруг молниеносно выбросил вперед руку, собираясь нанести ему удар в живот.
Однако заключенный А каким-то образом опередил его: Фекто едва успел заметить, как нога мелькнула в воздухе. Рэйф, согнувшись пополам, упал на землю и, издавая жуткие звуки, начал блевать.
– Немедленно прекратите! – крикнул им Фекто, поднося к губам рацию, чтобы связаться с Дойлом.
Когда подбежали остальные бандиты, Поко отступил еще на шаг, предоставляя другим выполнить грязную работу. Фекто, потрясенный, не мог оторвать глаз от происходившего внизу. Никогда еще не видел он, чтобы кто-то двигался с такой невероятной быстротой, как заключенный А. Вероятно, это был какой-то незнакомый вид боевого искусства. Но тем не менее шансов у А не было. Один против шести здоровых мужчин, которые большую часть жизни только тем и занимались, что участвовали в уличных потасовках? Нет, здесь ни у кого бы не было шансов! Что же касается самих подручных Лакарры, то неожиданный отпор произвел на них должное впечатление и они временно отступили, не зная, что делать дальше. На земле рядом с Рэйфом теперь лежал еще один головорез, сраженный ударом в челюсть.
Фекто повернулся и побежал вниз, на ходу вызывая по рации подкрепление: он вовсе не собирался наводить порядок во дворе вдвоем с Дойлом.
Неожиданно Лакарра повысил голос:
– Вы что, позволите этой суке надрать вам задницы?
Бандиты вновь начали окружать противника. Один из них сделал выпад, и А резко обернулся. Однако это была всего лишь уловка: второй головорез тут же нанес ему удар сзади, а третий – в живот. На этот раз удар пришелся в цель. Все вместе бандиты набросились на А, беспорядочно молотя его кулаками, и ему ничего не оставалось, как, пригнувшись, уворачиваться от ударов.
Фекто несся по лестнице, не видя того, что происходит во дворе, потом выскочил в коридор и побежал дальше. Вскоре он увидел Дойла с четырьмя другими охранниками. У всех в руках были дубинки. Фекто отпер двойные двери, и они выбежали во двор.
– Эй! Немедленно прекратите! – кричал Фекто людям Лакарры, которые, навалившись на распростертую на земле фигуру, наносили ей удар за ударом. Еще двое неподвижно лежали на земле, а сам Лакарра куда-то исчез.
– Довольно! – Фекто, сопровождаемый Дойлом и другими охранниками, принялся растаскивать дерущихся: схватил за воротник одного, стукнул дубинкой по уху другого.
– Я сказал – прекратите! Хватит!
Дойл бросился на помощь напарнику, остальные последовали его примеру. Им понадобилось не более тридцати секунд, чтобы усмирить членов банды. Странный заключенный лежал на спине без сознания. Лицо его заливала кровь, резко контрастировавшая с бледной кожей, пояс брюк был почти целиком оторван, рубаха превратилась в лохмотья.
Один из людей Лакарры истерически выкрикивал откуда-то сзади:
– Вы видели, что сделал этот чертов ублюдок? Вы видели, люди?
– Что случилось, Фекто? – раздался из рации голос начальника тюрьмы. – Что там за драка?
«А то ты не знаешь», – подумал Фекто, а вслух произнес:
– Новый заключенный без сознания, сэр.
– Что с ним случилось?
– Нужно вызвать «Скорую помощь»! – кричал сзади кто-то из охранников. – По меньшей мере трое заключенных находятся в тяжелом состоянии! Срочно вызовите «Скорую помощь»!
– Фекто, вы меня слышите? – вновь послышался скрипучий голос Имхофа.
– Да, сэр. Новый заключенный пострадал; правда, не знаю, насколько серьезно.
– Немедленно выясните это!
– Слушаю, сэр!
– И еще. Медицинская помощь должна быть оказана в первую очередь новому заключенному. Вы меня поняли?
– Так точно, сэр!
Фекто огляделся по сторонам. Куда, черт возьми, подевался Поко? Вдруг он заметил Лакарру, неподвижно лежащего на грязном снегу в самом углу двора.
– О Господи! – прошептал Фекто – Где же «Скорая помощь»? Вызовите ее немедленно!
– Ублюдок! – снова раздался истерический вопль. – Вы видели, что он наделал?
– Успокойте остальных! – крикнул Фекто. – Вы слышите? Наденьте на них наручники и отправьте, к чертям, в карцер!
Этот приказ был излишним. Члены шайки, способные держаться на ногах, и так уже были препровождены к двери. Крики стихли, сменившись жалобными стонами одного из заключенных. Лакарра продолжал лежать, как жуткая пародия на молящегося: колени и лицо в снегу, голова неестественно вывернута. Именно его неподвижность больше всего испугала Фекто.
Наконец прибыли две команды «Скорой помощи», следом за ними охранники катили несколько каталок.
Фекто показал на заключенного А:
– Босс просил в первую очередь позаботиться о нем.
– А что делать с тем? – кивнули медики на Лакарру.
– Вначале позаботьтесь о новом заключенном.
Пока Пендергасту оказывали первую помощь, Фекто не сводил глаз с неподвижного тела Поко. Вдруг оно начало двигаться, словно при замедленной съемке, потом перевернулось на бок и вновь застыло. Теперь лицо Лакарры с мертвой ухмылкой было повернуто вверх, а широко открытые глаза смотрели в небо.
Абсолютно ясно было одно: Поко Лакарра больше никогда не сможет ни над кем издеваться.
Глава 31
В этот холодный мартовский день восточный Лонг-Айленд ничем не напоминал место развлечений богатых и знаменитых, которым считался. По крайней мере так казалось Смитбеку, когда он проезжал мимо очередного картофельного поля, покрытого полусгнившей прошлогодней ботвой, и над его головой кружила стая потревоженных ворон.
После встречи с Хейворд он перепробовал множество имевшихся у него в запасе журналистских трюков, чтобы побольше узнать о Диогене: писал статьи, в которых многозначительно намекал на скорый прорыв в ходе следствия, распускал слухи. Но результат оставался нулевым. Пендергаст по-прежнему находился в тюрьме по обвинению в убийстве, а Диоген словно провалился сквозь землю. Мысль о том, что брат Пендергаста на свободе и наверняка что-то затевает, раздражала и пугала Смитбека.
Он не помнил наверняка, когда эта мысль пришла ему в голову. Но, придя, она не давала ему покоя. Вот почему он направился в восточную часть острова, в дом, который, как он надеялся – очень надеялся, – сейчас пустовал.
Вряд ли он что-нибудь там найдет. В конце концов, все до него уже прочесала полиция. Но это было единственное, что он мог сделать.
– Через пятьсот футов поверните направо, на Спрингс-роуд, – раздался с приборной доски нежный женский голос.
– Спасибо, дорогая Лавиния, – весело ответил Смитбек, хотя настроение у него было хуже некуда.
– Поверните направо, на Спрингс-роуд.
Смитбек подчинился и съехал на посыпанную щебнем дорогу, зажатую между картофельными полями, пляжными домиками с заколоченными окнами и голыми деревьями. Вдалеке виднелось болото, поросшее рогозом и осотом. Вскоре он увидел покосившийся деревянный указатель с полустертой надписью: «Добро пожаловать в Спрингс». Это был самый скромный уголок восточного Лонг-Айленда: сюда почти не доносился запах больших денег.
– Сей городок, моя дорогая Лавиния, мал и ничем не примечателен, но ему присуща особая атмосфера, – произнес Смитбек. – Жаль, что ты его не увидишь.
– Через пятьсот футов поверните направо, на Гловерс-Бокс-роуд.
– Очень хорошо.
– Поверните направо, на Гловерс-Бокс-роуд, – раздался бесстрастный ответ.
– А знаешь, работая в бюро «Секс по телефону», ты с твоими данными могла бы заработать кучу денег. – Смитбек был рад, что Лавиния – всего лишь голос, исходящей из приборной доски его автомобиля. По крайней мере навигационная система не почувствует, как он нервничает.
Вскоре Билл оказался на широкой песчаной косе. По обе стороны дороги тянулись ряды пляжных домиков, окруженных чахлыми соснами, поросшие рогозом болотца и заросли кустарника. Слева виднелась серая полоска воды – залив Гардинерс. Находившаяся справа довольно грязная гавань был закрыта на зиму, а яхты убраны в тендеры.
– Через триста футов вы прибудете в пункт назначения.
Смитбек сбросил скорость. Впереди виднелась подъездная дорожка, которая вела через редкую дубовую рощицу к серому дому с шиферной крышей. Дорожку перегораживала лента ограждения, но присутствия полиции заметно не было. Дом казался необитаемым.
Дорога еще немного попетляла между домами и оборвалась у самого края косы. Стоявший рядом знак сообщал, что Смитбек прибыл на общественный пляж. Билл заглушил двигатель и, выйдя из автомобиля, вдохнул свежий воздух. Других машин поблизости видно не было. С моря дул холодный влажный ветер, и он застегнул молнию на куртке. Потом надел на спину рюкзак, поднял с земли камень, положил его в карман и зашагал по пляжу. Небольшие волны с тихим шелестом набегали на берег. Пройдя с десяток шагов, Смитбек поднял несколько ракушек, но сразу же выбросил их и продолжил свой путь вдоль кромки воды.
Дома начинались сразу же за поросшими травой дюнами – сложенные из серого и белого камня, тихие, с заколоченными на зиму окнами. Найти нужный дом оказалось довольно легко: желтая оградительная лента все еще кое-где висела на колышках, вбитых в землю в неухоженном дворе. Это было внушительных размеров здание постройки двадцатых годов, уже несколько обветшавшее, с крутой двускатной крышей, выходящей на море большой верандой и двумя фронтонами. Смитбек медленно прошел мимо дома, но не заметил никаких признаков присутствия полиции. Загребая ногами песок, он пробрался между дюнами, миновал заросли осота, перепрыгнул через низкий штакетник, поднырнул под ленту ограждения и, быстро пробежав по двору, укрылся в тени дома.
Прижавшись к стене за полузасохшим тисом, Смитбек натянул кожаные перчатки. Дом наверняка закрыт. Осторожно двигаясь вдоль стены, он наконец достиг боковой двери и, приблизив лицо к стеклу, увидел опрятную старомодную кухню, в которой, правда, не было обычной кухонной утвари.
Достав из кармана камень, он обернул его носовым платком и стукнул по стеклу. К его удивлению, ничего не произошло. Тогда он ударил сильнее. Раздался громкий стук, но дверь и на этот раз выдержала. Смитбек внимательно посмотрел на стекло и заметил, что оно необычного голубовато-зеленого цвета, а рама не деревянная, а металлическая. Значит, Диоген установил в доме пуленепробиваемые стекла.
Почему-то это нисколько не удивило Смитбека: следовало ожидать, что хозяин дома предпримет все необходимые меры, чтобы в жилище было так же трудно проникнуть, как и сбежать из него. Билл немного постоял, обдумывая план дальнейших действий и надеясь, что не напрасно проделал трехчасовой путь. Он не сомневался, что Диоген предусмотрел абсолютно все. Как вот только он сам мог об этом забыть? Не имело смысла искать в укреплении дома слабые места: их попросту не было.
Но, с другой стороны, полицейские могли оставить одну из дверей открытой. Прячась за кустарником, Смитбек пробрался к главному входу и увидел, что поперек двери тоже натянута желтая лента. Вспрыгнув на крыльцо, он посмотрел, нет ли кого на дороге, потом повернулся и стал изучать дверь. Вскоре ему стало ясно, как полицейские сумели проникнуть в дом: они отогнули край дверного полотна ломом и выбили замок – похоже, для этого им пришлось изрядно попотеть, – потом навесили на дверь новый замок, который Смитбек сейчас и рассматривал. Сделанный из закаленной стали, он был слишком толстым, чтобы перекусить его кусачками, поэтому Билл решил заняться петлями – они крепились к металлической двери болтами, вкрученными в специально проделанные отверстия.
Порывшись в рюкзаке, Смитбек вытащил из него крестовую отвертку и через пять минут развинтил замок с одной стороны. Сняв его, он потянул на себя покореженную дверь и через мгновение уже был в доме.
Внутри было тепло – отопление почему-то не отключили. Смитбек немного постоял, потирая руки. Он оказался в типичной гостиной пляжного дома с удобной плетеной мебелью, покрывавшими пол вязанными крючком половиками, шахматным столиком, роялем в углу и огромным камином у дальней стены. Комнату заливал странный зеленоватый свет, проникавший сквозь толстые стекла.
Что он собирался здесь искать? Смитбек и сам не знал ответа на этот вопрос. Нечто, указывающее на теперешнее местонахождение Диогена или на личину, под которой он сейчас, возможно, скрывается… На мгновение им овладело отчаяние: ну что он рассчитывает здесь найти? Вряд ли полиция упустила хоть малейшую деталь. Еще менее вероятно, что мог допустить оплошность сам Диоген. Конечно, он покидал дом в спешке, оставив после себя улики, которых оказалось вполне достаточно, чтобы прийти к однозначному выводу: кражу алмазов совершил именно он. Тем не менее этот человек доказал, что он не только очень умен, но и чрезвычайно осторожен и редко совершает ошибки.
Бесшумно ступая, Смитбек вошел в арку и оказался в столовой, обшитой прекрасными дубовыми панелями, с большим обеденным столом и чиппендейловскими стульями. На темных стенах висели акварели и гравюры. Дверь в противоположной стене вела в маленькую кухню, тоже очень уютную и аккуратную. Вряд ли порядок в доме навела полиция – скорее всего Диоген содержал свое жилище в безупречной чистоте.
Вернувшись в гостиную, Смитбек подошел к роялю и пробежал рукой по клавишам. Инструмент был прекрасно настроен, молоточки реагировали безукоризненно. Из этого следовал вывод, что Диоген умел играть и делал это регулярно.
Смитбек посмотрел на стоявшие на пюпитре ноты: Шуберт, «Экспромт», сочинение № 90. Под ним обнаружились «Clair de Lune» Дебюсси и сборник ноктюрнов Шопена. По всей видимости, хозяин дома был весьма неплохим пианистом, хотя скорее всего недотягивал до уровня профессионала.
За роялем была еще одна арка, ведущая в библиотеку. В этом помещении почему-то царил беспорядок. Книги валялись на полу, некоторые из них были открыты, один край ковра завернулся, рядом лежала разбитая настольная лампа. В центре помещения возвышался большой застланный черным бархатом стол, на котором стояло несколько прожекторов.
В углу Смитбек заметил нечто, от чего по спине у него побежали мурашки, – большую наковальню из нержавеющий стали. Рядом валялись скомканные половики и странного вида молоток, сделанный из серого блестящего металла – возможно, титана.
Пятясь, Смитбек вышел из библиотеки и, повернувшись, стал подниматься по лестнице. Вверху лестничная площадка переходила в длинный холл, обе стены которого были увешаны морскими пейзажами. На столе Билл заметил фигурку, изображавшую склонившегося в молитве монаха-капуцина, рядом стоял стеклянный конус, а под ним – искусственное дерево, украшенное бабочками. Все двери, выходящие в холл, были широко открыты.
Войдя в ближнюю к лестнице комнату, Смитбек подумал, что здесь, должно быть, Диоген держал взаперти Виолу Маскелин. Постель была смята, на полу валялся разбитый стакан. В одном месте кто-то отодрал от стены обои, обнажив металлическую основу.
Металл… Смитбек медленно подошел к стене и осторожно потянул за оборванный край. Стены комнаты были сделаны из толстых стальных листов.
Смитбек вздрогнул, ощутив растущую тревогу. Стекло в окне точно такого же, как внизу, голубовато-зеленого оттенка и забрано металлической решеткой. Он взглянул на дверь – она тоже оказалась стальной, очень тяжелой, и бесшумно двигалась на огромных петлях. Нагнувшись, Смитбек осмотрел замок – механизм сложной конструкции, изготовлен из меди и нержавейки.
Беспокойство, которое испытывал Смитбек, переросло в страх. Что, если Диоген сейчас вернется? Но он тут же одернул себя: конечно же, это невозможно, сама мысль об этом – безумие. Разве только он оставил в доме что-то важное…
Смитбек быстро обошел остальные комнаты, на всякий случай потыкав отверткой в стены соседнего помещения, – они тоже оказались стальными. Неужели Диоген собирался держать в заложниках несколько человек? Или дом был укреплен с другой целью?
Задыхаясь, Смитбек быстро сбежал по ступенькам. Ему было страшно оставаться в этом доме. Совершенно очевидно, что день пропал зря. Он явился сюда без четкого плана, без малейшего представления о том, что рассчитывал здесь найти. Он решил было сделать записи, но тут же передумал: а что, собственно говоря, записывать? Может, лучше выбросить этот дом из головы и поехать проведать Марго Грин, раз уж он и так за городом? Но этот визит скорее всего тоже окажется напрасной тратой времени: насколько он знал, состояние Марго неожиданно ухудшилось, она находилась в коме и ни на что не реагировала…
Вдруг Смитбек замер. На крыльце послышались осторожные шаги. Объятый ужасом, он нырнул в одежный шкаф у подножия лестницы, пробрался к задней стенке и устроился за плотным рядом кашемировых, верблюжьих и твидовых пальто. Неизвестный повозился с замком, дверь заскрипела и медленно открылась. Неужели Диоген?
В шкафу удушающе пахло шерстью, к тому же Смитбек едва мог дышать от страха. Вошедший медленно пересек застеленную ковром переднюю и направился в гостиную. Там шаги замерли. Тишина. Смитбек ждал, боясь пошевелиться.
Наконец шаги послышался вновь – на этот раз в столовой, потом удалились на кухню.
Бежать? Но прежде чем Смитбек успел принять решение, неизвестный вернулся: вошел в библиотеку, вышел, начал подниматься по лестнице. Пора. Смитбек вылез из шкафа, в несколько прыжков преодолел гостиную и выскочил на крыльцо. Поворачивая за угол, он заметил на подъездной дорожке полицейский автомобиль с работающим двигателем и открытой дверью.
Промчавшись по заднем двору соседнего дома, Смитбек выбежал на пляж и чуть не засмеялся от радости. Тот, кого он принял за Диогена, оказался всего лишь копом, зашедшим, чтобы проверить, все ли в порядке. Билл залез в свою машину и постарался успокоиться. День прошел зря. Хорошо хоть ему удалось выбраться из этого логова целым и невредимым. Он завел мотор и включил навигатор.
– Куда бы вы хотели поехать? – послышался нежный, соблазнительный голос. – Пожалуйста, введите адрес.
Смитбек пощелкал меню и выбрал опцию «Офис». Он знал дорогу назад, но ему нравилось слушать Лавинию.
– Мы следуем до места назначения под названием «Офис», – вновь раздался ее голос. – Следуйте на север по Гловерс-Бокс-роуд.
– Правильно, милая!
Смитбек медленно, как ни в чем не бывало, проехал мимо дома Диогена. Коп уже стоял возле своего автомобиля с рацией в руке. Проследив взглядом за Смитбеком, он тем не менее не сделал попытки его задержать.
– Через пятьсот футов сверните налево, на Спрингс-роуд.
Смитбек кивнул, поднял руку, чтобы смахнуть прилипшую к лицу твидовую ворсинку, и внезапно вздрогнул, словно от удара тока.
– Я понял, Лавиния! Все дело в этих пальто!
– Сверните налево, на Спрингс-роуд.
– В шкафу два вида пальто! Супердорогие кашемировые и мохеровые и несколько твидовых – тяжелых и колючих. Ты знаешь кого-нибудь, кто носил бы оба типа? В том-то и дело!
– Проследуйте одну милю по Спрингс-роуд.
– Диоген, несомненно, предпочитает кашемир и мохер. Значит, его «альтер эго» одевается в твид. Он выдает себя за ученого. Это точно, Лавиния, все сходится. Он профессор! Нет, постой! Не профессор, не настоящий профессор… Ведь он же отлично знает музей… В полиции считают, что у человека, похитившего алмазы, был сообщник среди сотрудников музея. Но разве Диоген когда-нибудь пользовался чужой помощью? Черт, это же с самого начала было ясно! Господи, Лавиния, мы все поняли! Я все понял!
– Через пятьсот футов сверните налево, на Олд-Стоун-хайвей.
Глава 32
Самое гнетущее впечатление в психиатрической клинике Белвью на Хейворд произвели не грязные мрачные коридоры, не запертые стальные двери и не смесь запахов дезинфекции, рвоты и испражнений, а звуки. Какофония звуков, доносившихся отовсюду: тихое бормотание, резкие вскрики, однообразные причитания, стоны, поскуливание и быстрый лепет – симфония человеческого горя, время от времени прерываемая громкими воплями – такими страшными, исполненными такого отчаяния, что от них разрывалось сердце.
Однако сопровождавший ее доктор Гошар Сингх говорил спокойно и размеренно – так, словно ничего не слышал. «А может, он действительно ничего не слышит», – подумала она. Если бы слышал, наверняка бы сам сошел с ума. Все очень просто.
Хейворд постаралась сосредоточиться.
– За все годы моей клинической практики, – тем временем говорил доктор, – мне никогда не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным. Мы делаем все возможное, и кое-что нам уже удалось. Хотя прогресс, конечно, не такой заметный, как хотелось бы.
– Это случилось так неожиданно…
– Да, внезапность развития процесса – настоящая загадка. Ну что ж, капитан Хейворд, вот мы и пришли. – С этими словами Сингх отпер дверь и провел Лауру в почти пустую комнату, разделенную надвое длинной стойкой с застекленным окном – совсем как в тюремных комнатах для свиданий. На стойке она заметила переговорное устройство.
– Доктор Сингх, – сказала Хейворд, – я просила о личной встрече с вашим пациентом.
– Боюсь, это невозможно, – почти с грустью ответил тот.
– Надеюсь, вы изыщете такую возможность. Я не могу допрашивать подозреваемого в подобных условиях.
Сингх вновь грустно покачал головой, и его полные щеки задрожали.
– Нет, капитан, решения здесь принимаем мы. К тому же, когда вы увидите пациента, вы и сами поймете, что это не важно. Совершенно не важно.
Капитан Хейворд промолчала. Сейчас не время ссориться с медиками. Сначала она оценит ситуацию, а потом, если будет нужно, вернется сюда и поставит свои собственные условия.
– Не хотите ли присесть? – заботливо предложил Сингх.
Хейворд уселась за стойку, доктор расположился рядом и посмотрел на часы.
– Пациент прибудет через пять минут.
– Какими предварительными результатами вы располагаете?
– Как я уже говорил, это очень необычный случай. В высшей степени необычный.
– Поясните, пожалуйста.
– Электроэнцефалограмма показала наличие очаговых изменений в височных долях мозга. Исследование же с помощью магнитного резонанса выявило ряд мелких повреждений лобных долей, которые, по всей видимости, и вызвали глубокое нарушение сознания и психопатологию.
– Вы не могли бы перевести это на общедоступный язык?
– У пациента, вероятно, серьезно пострадали участки мозга, отвечающие за поведение, эмоции и оценку последствий собственных поступков. Повреждения наиболее значительны в той области мозга, которую психиатры иногда называют «зоной Хиггинботтом».
– Хиггинботтом?
Сингх улыбнулся: по всей видимости, это была узкопрофессиональная шутка.
– Евгения Хиггинботтом работала на сборочном конвейере шарикоподшипникового завода в Линдене, штат Нью-Джерси. В 1913 году на заводе взорвался бройлер, и заготовки взрывом разметало по цеху. Словно произвели выстрел из гигантского дробовика: шарики валялись повсюду. Шесть человек погибли. Евгении Хиггинботтом чудом удалось выжить, но в лобных долях ее головного мозга застряло около двух дюжин крохотных шариков.
– Продолжайте.
– Так вот, у бедняжки произошло полное изменение личности. Из тихой мягкой женщины она превратилась в злобную ведьму, подверженную вспышкам безумия. К тому же пьяницу, неразборчивую в сексуальных связях. Все ее друзья были в шоке. Это подтвердило медицинскую теорию о том, что информация о личностных качествах содержится в мозгу и повреждение последнего может превратить одного человека в совершенно другого. Шарики повредили вентромедиальную лобную часть мозга Хиггинботтом; тот же участок пострадал и у нашего пациента.
– Но в его голове нет никаких шариков, – возразила Хейворд. – Что же могло стать причиной?
– Вот в этом и состоит проблема. Вначале я заподозрил передозировку наркотиков, но в его организме ничего не было обнаружено.
– Может быть, это результат удара по голове или падения?
– Нет. Мы не нашли никаких следов ушибов, синяков или гематом. Мы также исключили инсульт, поскольку повреждения отмечены сразу в нескольких областях, расположенных довольно далеко друг от друга. Единственное объяснение, которое я могу предложить, – это удар электрическим током, причем направленный непосредственно на мозг. Если бы мы имели дело с трупом, вскрытие показало бы гораздо больше.
– Разве от удара током не остаются ожоги?
– Нет, если это сильный ток низкого напряжения – например, генерируемый электронным или компьютерным оборудованием. Но других повреждений нет, поэтому трудно представить себе, как все произошло. Разве что наш пациент ставил на себе какие-то необычные эксперименты.
– Этот человек был специалистом по компьютерным эффектам и занимался подготовкой выставки в музее.