Книга мёртвых Лимонов Эдуард

Глава 36

Капитан Хейворд смотрела на огромную лужу крови на покрытом линолеумом полу, на брызги крови на стенах и мебели кабинета – результат отчаянных, но бесполезных попыток медиков заставить вновь биться сердце, остановленное выстрелом в упор из девятимиллиметрового «браунинга». Здесь работали судебные медики и множество других специалистов по осмотру места преступления.

Лаура незаметно вышла из кабинета, предоставив экспертам искать смысл в том, что ей самой представлялось бессмысленным, трагическим несчастным случаем. Перед ней стояла другая задача – опросить жертву нападения до того, как ее увезут в больницу.

Она нашла Нору в служебном холле в окружении ее мужа Билла Смитбека, хранителя отдела антропологии Хьюго Мензиса, медиков, полицейских и музейных охранников. Медики уговаривали ее поехать в клинику, чтобы пройти обследование и необходимый курс лечения.

– Попрошу всех, за исключением Келли и Мензиса, покинуть помещение, – сказала Хейворд.

– Я не уйду, – ответил Смитбек. – Я не оставлю свою жену.

– Что ж, вы тоже можете остаться, – согласилась Лаура.

Один из медиков, по-видимому споривший с потерпевшей до прихода Хейворд, наклонившись к Норе, предпринял последнюю попытку:

– Послушайте, мисс, у вас вся шея в синяках; кроме того, мы не исключаем сотрясения мозга. Последствия могут быть очень неприятными. Вам необходимо обследоваться.

– Пожалуйста, не называйте меня «мисс». У меня докторская степень.

– Доктор прав, – поддержал медика Смитбек, – нужно пройти хотя бы небольшой осмотр.

– Небольшой? Да я проторчу в приемном покое целый день. Ты что, не знаешь, какие порядки в Сент-Льюкс?

– Нора, мы вполне сможем обойтись без вас сегодня, – вставил Мензис. – Вы пережили сильнейшее потрясение…

– Несмотря на все мое уважение к вам, Хьюго, должна заметить, что вы не хуже меня знаете, как доктор Уичерли… О Господи, это просто ужасно!.. – Не договорив, Нора закрыла лицо руками.

Хейворд тут же воспользовалась возможностью, чтобы напомнить о себе:

– Я знаю, что сейчас не самое удачное время, но не могли бы вы ответить на несколько вопросов?

Нора вытерла глаза:

– Пожалуйста.

– Вам известно, что могло спровоцировать нападение?

Нора глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, потом рассказала о сцене, разыгравшейся в ее кабинете всего десять минут назад, а также упомянула о предложении, которое Уичерли сделал ей за несколько дней до этого. Хейворд слушала не перебивая. Смитбек тоже молчал, но лицо его потемнело от гнева.

– Ублюдок, – не выдержав, пробормотал он.

Нора бросила на него укоризненный взгляд:

– Сегодня с ним что-то произошло. Он был прямо сам не свой. Похоже, это был какой-то припадок…

– Почему вы оказались в музее в такой ранний час? – спросила Хейворд.

– Меня ждал – ждет – очень напряженный день.

– А почему Уичерли пришел так рано?

– Насколько я знаю, он находился в музее с трех часов утра.

Хейворд не смогла скрыть удивления:

– С какой целью?

– Не имею представления.

– Он заходил в гробницу?

Тут вмешался Мензис:

– Да, заходил. Согласно электронной системе регистрации, он вошел в гробницу сразу после трех, пробыл там полчаса и ушел. Где он находился в промежутке времени между половиной четвертого и нападением на доктора Келли, нам неизвестно. Я искал его по всему музею, но не смог найти.

– Надеюсь, вы как следует проверили его биографию, прежде чем предложить ему работу? Приходилось ли ему уже иметь дело с полицией? Проявлял ли он раньше подобную агрессию?

Мензис покачал головой:

– Ничего подобного с ним никогда не случалось.

Хейворд обернулась и, заметив среди полицейских Висконти, жестом приказала ему подойти.

– Запишите показания доктора Мензиса и охранника, застрелившего Уичерли, – велела она и добавила: – А доктора Келли мы сможем опросить после того, как она вернется из больницы.

– Ни в коем случае, – возразила Нора. – Я готова дать показания.

Хейворд сделала вид, что не расслышала ее слов, и спросила, обращаясь к Висконти:

– Где патологоанатом?

– Уехал в клинику вместе с телом.

– Скорее свяжитесь с ним.

Уже через минуту Висконти протянул ей рацию и предложил Мензису отойти в сторону, чтобы взять у него письменные показания.

– Доктор, – сказала Хейворд в рацию, – проведите вскрытие как можно скорее. Проверьте, есть ли повреждения височных долей мозга и особенно вентромедиального участка лобных долей… Нет, я не нейрохирург. Я вам все потом объясню.

Вернув Висконти рацию, она строго посмотрела на Нору.

– Отправляйтесь в больницу. Немедленно, – приказала она и жестом подозвала медиков: – Помогите ей подняться. – Потом повернулась к Смитбеку: – Я хочу поговорить с вами наедине, в холле.

– Но я должен ехать с женой…

– Мы потом доставим вас туда на полицейской машине, с сиренами и мигалками. Так что вы прибудете на место одновременно с машиной «Скорой помощи».

Она обменялась парой слов с Норой, ободряюще похлопала ее по плечу, после чего кивнула Смитбеку, приглашая его проследовать за ней в холл. Они устроились в укромном уголке, и Хейворд пристально посмотрела на журналиста.

– Давно мы не беседовали, – заметила она. – А я думала, вам есть чем со мной поделиться.

Билл заметно смутился:

– Я опубликовал статью, о которой мы с вами говорили. Даже две статьи. Но они ни к чему ни привели. По крайней мере ко мне никто не обращался.

Хейворд кивнула и продолжала выжидательно смотреть на него. Смитбек быстро взглянул на нее и тут же отвел глаза:

– Я проверил все ниточки, но они ни к чему не привели. Тогда я… тогда я отправился в дом.

– В дом?

– В его дом. Туда, где он прятал Виолу Маскелин.

– Вы проникли внутрь? Не знала, что они уже закончили осмотр. Когда сняли ограждение?

Смитбек еще больше смутился:

– Ее еще не сняли.

– Что? – Хейворд повысила голос. – Вы проникли на действующее место преступления?

– Не такое уж оно действующее, – быстро ответил журналист. – За все время я видел там лишь одного копа.

– Имейте в виду, мистер Смитбек, я не хочу больше ничего слышать. Я не позволю вам использовать незаконные методы…

– Но именно в доме я и нашел это.

Хейворд замолчала и внимательно посмотрела на него.

– Я ничего не могу доказать. Это всего лишь предположение. Вначале я действительно подумал, что в этом что-то есть, но потом… Потому я вам и не звонил…

– Выкладывайте.

– В шкафу для верхней одежды я нашел несколько пальто, принадлежащих Диогену.

Хейворд молча слушала, скрестив руки на груди.

– Три из них очень дорогие, из кашемира или верблюжьей шерсти, элегантные, итальянского покроя. Но помимо них в шкафу оказалась парочка неуклюжих, колючих полупальто из твида – тоже дорогих, но совершенно другого стиля. Таких, которые подошли бы скучному английскому профессору.

– Ну и?..

– Я понимаю, что это звучит странно, но, увидев эти твидовые пальто, я подумал, что они выглядят как одежда для маскировки. Словно Диоген…

– Имеет двойника, – закончила за него Хейворд. Она поняла, что имел в виду Смитбек, и ощутила внезапное волнение.

– Совершенно верно. И какой же двойник носит одежду из твида? Только профессор.

– Или хранитель, – добавила Лаура.

– Именно. И тогда мне пришло в голову, что он скрывается под маской хранителя музея. Ведь говорили же, что кражу алмазов совершил кто-то из своих. У Диогена не было сообщника, так может, он сам и есть сотрудник музея? Я понимаю, все это звучит немного дико… – Он замолчал и нерешительно посмотрел на Хейворд.

Лаура ответила ему твердым взглядом:

– Вы знаете, мне это совсем не кажется диким.

– Правда? – с надеждой спросил Смитбек.

– Абсолютно. Ваша версия соответствует фактам больше, чем любая другая из тех, что я слышала. Диоген – хранитель в музее. Думаю, так оно и есть.

– Но в этом нет никакого смысла. Зачем ему понадобилось красть алмазы, а потом превращать их в пыль и возвращать в музей?

– Может, это какие-то личные причины? Может, он за что-то испытывает ненависть к музею? Однако мы не сможем ответить на этот вопрос, пока не арестуем Диогена. Хорошая работа, мистер Смитбек. Но у меня есть к вам одна просьба.

Билл прищурился:

– Пожалуй, я догадываюсь.

– Ваша догадка верна. Этого разговора не было. И пока я не дам на то согласия, ваша версия не пойдет дальше. Вы ничего не сообщите жене и уж тем более «Нью-Йорк таймс». Это понятно?

Смитбек, вздохнув, кивнул.

– Хорошо. А теперь мне нужно найти Манетти. Но сначала я отправлю вас в больницу на полицейской машине. – Она улыбнулась. – Вы это заслужили.

Глава 37

В просторном, обшитом деревянными панелями кабинете директора Нью-Йоркского музея естественной истории Фредерика Уотсона Коллопи царило молчание. На встрече присутствовали: юрисконсульт музея Берил Дарлинг, глава пиар-отдела Джозефин Рокко и хранитель отдела астрономии Хьюго Мензис, – все, кто входил в короткий список доверенных лиц Коллопи. Расположившись за столом, они не сводили с босса глаз, ожидая, что он скажет.

Наконец Коллопи положил руку на обитую кожей столешницу и обвел присутствующих хмурым взглядом.

– Никогда за всю свою долгую историю, – начал он, – музей не сталкивался с кризисом такого масштаба. Никогда. – Он сделал паузу, давая присутствующим возможность осознать серьезность сказанного.

Его аудитория продолжала хранить молчание. Никто не шелохнулся.

– За очень короткое время мы пережили несколько серьезных ударов, любой из которых способен нанести невосполнимый ущерб такому учреждению, как наше. Кража и уничтожение коллекции алмазов. Убийство Теодора де Мео. Необъяснимая агрессия в отношении доктора Келли и последующая гибель виновника нападения – весьма заслуженного ученого, сотрудника Британского музея доктора Эдриана Уичерли, застреленного безответственным охранником… – Он помолчал. – Через четыре дня состоится одно из величайших событий в истории музея – открытие выставки, которая должна заставить общественность забыть о краже коллекции алмазов. И я хочу спросить вас: как мы собираемся поступить? Намерены ли мы отложить открытие? Может, нам стоит провести пресс-конференцию? Сегодня утром позвонили двадцать попечителей музея, и каждый из них имеет собственные соображения на этот счет. А через десять минут у меня назначена встреча с капитаном полиции Хейворд, которая, без сомнения, потребует отложить открытие выставки. Таким образом, нам четверым предстоит сейчас выработать план действий, которого мы и будем придерживаться в дальнейшем. – Он положил руки на стол. – Берил, у вас есть какие-нибудь соображения? – Коллопи знал, что Берил Дарлинг, главный юрисконсульт музея, выскажется с присущей ей чудовищной откровенностью.

Дарлинг подалась вперед с карандашом в руках.

– Первое, что бы я сделала, Фредерик, – это немедленно разоружила всех охранников в этом здании.

– Это уже сделано.

Дарлинг удовлетворенно кивнула.

– Далее, вместо проведения пресс-конференции, которая может выйти из-под контроля, я бы сделала официальное заявление.

– Какого содержания?

– Мы честно расскажем о случившемся, после чего признаем свою вину и выразим искренние соболезнования семьям жертв – де Мео, Липпера и Уичерли…

– Простите, но разве Липпер и Уичерли жертвы?

– Выражение соболезнования будет выдержано в строго нейтральных тонах. Музей не собирается бросать камни в кого бы то ни было. Установкой фактов пусть занимается полиция.

Ответом на эти слова было ледяное молчание.

– А что вы думаете насчет открытия? – спросил Коллопи.

– Отмените его. Закройте музей на пару дней. И сделайте так, чтобы никто из сотрудников – подчеркиваю, никто – не общался с прессой.

Коллопи с минуту молчал, потом обратился к Джозефин Рокко, начальнику отдела по связям с общественностью:

– Что скажете?

– Я полностью согласна с мисс Дарлинг. Мы должны продемонстрировать публике, что относимся к произошедшему со всей серьезностью.

– Спасибо. – Коллопи повернулся к Мензису: – Не хотите что-либо добавить, доктор Мензис?

Коллопи был поражен спокойствием и собранностью Мензиса и пожалел, что сам не обладал таким хладнокровием. Мензис кивнул в сторону Дарлинг и Рокко.

– Хочу поблагодарить мисс Дарлинг и мисс Рокко за их разумные высказывания. В любых других обстоятельствах я бы их с радостью поддержал.

– Стало быть, вы с ними не согласны?

– Не согласен, причем решительно. – Синие глаза Мензиса, полные спокойной уверенности, произвели на Коллопи сильное впечатление.

– Тогда изложите нам собственную точку зрения.

– Мне трудно противоречить моим коллегам, чьи опыт и мудрость в таких вопросах превосходят мои собственные. – Мензис обвел присутствующих кротким взглядом.

– Я попросил вас лишь высказать собственное мнение.

– Ну что ж, хорошо. Шесть недель назад из музея украли коллекцию алмазов, которая впоследствии была уничтожена. На днях приглашенный специалист – заметьте, не сотрудник музея – убил своего напарника. Затем нанятый музеем консультант, который также не числится в штате, напал на одного из наших лучших хранителей, после чего был застрелен охранником. Я хочу спросить вас: что общего между этими событиями? – Мензис вопросительно посмотрел на остальных, но никто ему не ответил. – Мисс Дарлинг? – обратился он к юрисконсульту музея.

– Пожалуй, ничего, – неуверенно произнесла та.

– Вот именно. За эти же шесть недель в Нью-Йорке произошло шестьдесят одно убийство, полторы тысячи вооруженных нападений и бесчисленное количество других правонарушений – серьезных и не очень. Но разве мэр закрыл город? Нет. Что же он сделал вместо этого? Сообщил хорошую новость: уровень преступности по сравнению с тем же периодом прошлого года снизился на четыре процента!

– А вы, – медленно произнесла Дарлинг, – какую «хорошую новость» сообщите вы, доктор Мензис?

– Моя хорошая новость будет заключаться в том, что, несмотря на последние события, торжественное открытие гробницы Сенефа остается на повестке дня и произойдет точно в намеченный срок.

– То есть вы игнорируете мнение остальных?

– Конечно, нет. Пожалуйста, сделайте заявление, если вам так хочется, но обязательно упомяните в нем, что Нью-Йорк – большой город, а музей – огромное учреждение, которое занимает двадцать восемь акров территории Манхэттена и имеет две тысячи сотрудников. Кроме того, ежегодно его посещают пять миллионов человек. При таких условиях еще удивительно, что число произошедших в нем случайных преступлений так мало. И не забудьте особо подчеркнуть, что преступления никак между собой не связаны и каждое из них уже раскрыто, а преступники задержаны. Это лишь полоса несчастий, вот и все. – Немного помолчав, Мензис добавил: – Имеется еще одно, последнее соображение.

– Какое же? – поинтересовался Коллопи.

– На открытии будет присутствовать мэр, который планирует выступить с важным заявлением. Вполне возможно, что он воспользуется такой благоприятной возможностью, чтобы объявить о намерении участвовать в следующих выборах.

Мензис улыбнулся и обвел комнату насмешливым взглядом ярко-синих глаз, как бы предлагая остальным высказаться. Первой прореагировала Берил Дарлинг. Выпрямившись на стуле, она постучала карандашом по столу и заявила:

– Должна признать, доктор Мензис, это очень интересный подход.

– Мне он совсем не нравится, – перебила ее Рокко. – Мы не можем просто сделать вид, что ничего не произошло. Нас же потом с грязью и смешают.

– Кто предлагает сделать вид, что ничего не произошло? – удивился Мензис. – Напротив, мы честно расскажем обо всем, ничего не скрывая. Мы будем бить себя кулаками в грудь и говорить, что несем полную ответственность. Факты работают на нас, потому что они ясно указывают на случайный характер этих преступлений. К тому же преступники либо мертвы, либо находятся за решеткой. Дело закрыто.

– А как же быть со слухами? – спросила Рокко.

Мензис с недоумением посмотрел на нее:

– Какими слухами?

– Со всеми этими разговорами о том, что гробница проклята.

Мензис рассмеялся:

– Проклятие мумии? Так это же здорово! Такое никто не захочет пропустить.

Рокко так сильно поджала ярко накрашенные губы, что на помаде появились трещины.

– И не забывайте, что изначально открытие гробницы Сенефа должно было показать городу, что мы все еще остаемся крупнейшим в мире Музеем естественной истории. И сейчас музей больше, чем когда-либо, нуждается в улучшении своего имиджа.

В комнате повисло долгое молчание. Первым его нарушил Коллопи:

– Черт возьми, Хьюго, все это звучит довольно убедительно.

– Как ни странно, я тоже решила изменить свое мнение, – поддакнула ему Дарлинг. – Пожалуй, я соглашусь с доктором Мензисом.

Коллопи посмотрел на главу пиар-отдела.

– А вы, Джозефин?

– У меня есть сомнения, – медленно ответила та, – но попробовать, думаю, стоит.

– Значит, решено, – подвел итог Коллопи.

В следующую минуту дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла женщина в полицейской форме с капитанскими знаками различия. Коллопи бросил взгляд на часы – она явилась секунда в секунду.

– Позвольте представить вам капитана отдела по расследованию убийств Лауру Хейворд, – начал он, поднявшись со стула. – Она…

– Мы знакомы, – перебила его Лаура, устремив на него твердый взгляд фиалковых глаз.

Капитан полиции была на удивление молодой и привлекательной, и Коллопи невольно подумал, что, возможно, ее продвижение по служебной лестнице объяснялось не столько ее компетентностью, сколько реализацией программы позитивных действий, направленной на ликвидацию расовой и половой дискриминации, но, взглянув ей в глаза, тут же усомнился в правильности своего вывода.

– Я бы хотела поговорить с вами наедине, доктор Коллопи, – сказала Лаура.

– Разумеется.

После того как все покинули кабинет и дверь закрылась – последним вышел Мензис, – Коллопи повернулся к Лауре:

– Не хотите ли присесть, капитан?

Поколебавшись долю секунды, Хейворд кивнула:

– Пожалуй.

Лаура уселась в кресло, и Коллопи обратил внимание, что она бледна и выглядит очень уставшей, тем не менее ее ярко-голубые глаза казались такими же яркими, как всегда.

– Чем могу вам помочь, капитан? – спросил он.

Лаура достала из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

– Я получила результаты вскрытия Уичерли.

Коллопи удивленно поднял брови:

– Вскрытия? Разве в его смерти было что-то загадочное?

Вместо ответа она положила перед ним еще один лист.

– А это результаты медицинского обследования Липпера. Вывод такой: у обоих произошло внезапное и совершенно идентичное повреждение вентромедиальной области коры головного мозга.

– В самом деле?

– Да. Другими словами, они оба лишились рассудка при одних и тех же обстоятельствах. Повреждение головного мозга привело к развитию у них внезапного острого психоза.

Холодок пробежал по спине Коллопи. Случилось как раз то, что они отрицали, – преступления оказались связанными между собой. И это означало конец.

– Мы полагаем, что причиной произошедшего могло стать какое-то внешнее явление – внутри гробницы Сенефа или в непосредственной близости от нее.

– Гробницы? Почему вы пришли к такому выводу?

– Потому что именно в ней оба побывали незадолго до появления у них этих симптомов.

Коллопи с трудом проглотил вдруг вставший в горле ком.

– Поразительное известие.

– Патологоанатом считает, что причиной могло быть что угодно: электрический шок, яд, испарения или нарушение работы вентиляционной системы, а также неизвестные вирусы или бактерии… Мы точно не знаем. Кстати, это конфиденциальная информация.

– Спасибо и на этом. – Коллопи чувствовал, как холод расползается по всему его телу. Если об этом станет известно, их заявление будет поставлено под сомнение и все, над чем они столько работали, пойдет псу под хвост.

– Я получила эту информацию два часа назад и сразу же отправила в гробницу группу судебных токсикологов, но они пока ничего не обнаружили. Правда, работа только началась.

– Все это очень неприятно, капитан, – наконец ответил Коллопи. – Может ли музей чем-то помочь?

– За этим я и пришла. Я прошу вас отложить открытие выставки до тех пор, пока мы не установим источник опасности.

Именно этого Коллопи и боялся больше всего, тем не менее сумел принять удар.

– Простите, капитан, – твердо произнес он, – но мне кажется, вы сделали два поспешных вывода. Первый – то, что повреждение мозга произошло из-за токсина, и второй – что этот токсин находится в гробнице. На самом деле причиной могло быть что угодно, и случиться это могло где угодно.

– Не спорю.

– К тому же вы забываете, что другие люди – а их очень много – провели в гробнице гораздо больше времени, чем Липпер и Уичерли. Но у них-то нет никаких симптомов.

– Я этого не забыла, доктор Коллопи.

– Как бы то ни было, до открытия остается еще четыре дня. Уверен, этого времени хватит, чтобы как следует все проверить.

– Я хочу исключить любые случайности.

Коллопи глубоко вздохнул:

– Я понимаю, о чем вы говорите, капитан, но вся проблема в том, что мы не можем отложить открытие. Мы потратили миллионы. Менее чем через час сюда явится новый египтолог, специально прибывший в музей из Италии. Уже разосланы приглашения и получены подтверждения, заказаны продукты, наняты музыканты – почти все готово. Отменив все это, мы потеряем огромные деньги. А город истолкует это так, что мы испугались, поддались давлению, что музей – опасное для посещений место. Я не могу этого допустить.

– Должна сказать вам кое-что еще. У меня есть подозрения, что Диоген Пендергаст – человек, напавший на Марго Грин и похитивший коллекцию алмазов, – находится в музее под видом одного из сотрудников. Скорее всего хранителя.

Коллопи изумленно посмотрел на нее:

– Что?

– Я также считаю, что этот человек имеет какое-то отношение к произошедшему с Липпером и Уичерли.

– Это очень серьезные обвинения. Кого именно вы подозреваете?

Немного помедлив, Хейворд призналась:

– Пока никого. Я попросила мистера Манетти как следует изучить личные дела – естественно, не сказав, с какой целью, – но никаких сведений о криминальном прошлом или других подозрительных фактов не обнаружилось.

– Вполне естественно. У наших сотрудников безупречная репутация, особенно у кураторского состава. Я воспринимаю эти ваши домыслы как личное оскорбление, и они никак не повлияют на мою точку зрения относительно открытия выставки. Перенос его сроков будет пагубным для музея, абсолютно пагубным.

Хейворд внимательно посмотрела на Коллопи. Ее взгляд был усталым, но все же не потерявшим остроты, в глазах читалась грусть, словно она предвидела этот ответ.

– Если вы не отложите открытие, то тем самым подвергнете риску множество жизней, – тихо сказала она и добавила: – Я буду вынуждена настаивать на своем решении.

– Значит, наш разговор зашел в тупик, – просто ответил Коллопи.