Игра в большинстве Стил Даниэла

Глава 4

Когда Маршалл приезжал в Малибу, Эшли чувствовала себя так, будто они обычная семья, ведущая размеренную жизнь. Он завтракал с ней и с девочками, потом отвозил их в школу. Они очень любили эти моменты и радостно щебетали в машине. Он сажал обеих на крошечное заднее сиденье «ягуара» и проезжал несколько кварталов до школы, поддразнивая их и рассказывая смешные истории. Его отношения с близняшками были совершенно другими, не такими, как со старшими детьми. Мальчики были более жесткими и сильными, и их связывал с ним в основном спорт, а Линдсей всегда была трудным ребенком, даже в раннем детстве. Она спорила, часто протестовала и всегда была сорванцом, подражая братьям, которых считала героями. Кассия и Кендалл же были забавными, женственными, кокетливыми и такими же красивыми и очаровательными, как и их мать. Любовь Маршалла к ним была как бы продолжением его любви к Эшли. И ему нравилось, что дочери такие хорошенькие и так любят его. Люди замечали Эшли и девочек, где бы те ни появились: они составляли поразительно красивую группу.

Лиз управляла семьей так рационально, что у детей почти не оставалось времени на разные причуды и забавы. Эшли же была такой творческой и непредсказуемой личностью, что все, чем бы девочки ни занимались, казалось чудесным. Он не мог бы так жить каждый день, но был счастлив на два дня в неделю превратиться в короля волшебной страны, где Эшли и их дочери были феями. Он не мог противостоять такому соблазну.

На работу Маршалл отправлялся в прекрасном настроении и редко задерживался в офисе: спешил вернуться домой, к Эшли. Обычно они ходили куда-нибудь поужинать или заказывали китайскую еду на дом, но иногда и готовили сами. Эшли, самая соблазнительная женщина из всех, кого он когда-либо знал, была неважной домохозяйкой и уж тем более кухаркой. Повсюду царил художественный беспорядок. И Маршалл всегда чувствовал себя как мальчишка, находясь рядом с ней. Казалось, все его заботы и тревоги исчезали, и он или играл с детьми, или проводил время в постели с Эшли. Быть частью ее мира казалось волшебством. И она чувствовала себя так же, когда он был рядом. Он был центром ее вселенной. Последние восемь лет ее жизнь вращалась вокруг него, исключая все остальное, кроме детей.

Тяжелее всего было расставаться в пятницу утром. Он отвозил девочек в школу и обычно возвращался, чтобы какое-то время еще побыть с Эшли. Чаще всего они занимались сексом, иногда в спешке, прежде чем он уезжал в офис. Возвращаться в Сан-Франциско он любил после обеда, чтобы успеть заехать на работу и провести там несколько часов перед выходными. Все было расписано по минутам и прекрасно налажено, но все равно его сердце разрывалось всякий раз, когда самолет взлетал и он понимал, что не увидит ее целых пять дней или четыре, если ему удастся найти предлог вернуться в Лос-Анджелес пораньше. Все выходные он чувствовал себя оцепеневшим, поэтому часто проводил оба дня на поле для гольфа. Каждый раз, покидая Эшли, он словно испытывал чувство тяжелого похмелья.

К полудню в пятницу, каждую неделю, Эшли впадала в глубокую депрессию. Она даже не могла послать ему сообщение. Она согласилась играть по его правилам и строго придерживалась их. Она должна была ждать, пока он сам даст знать о себе, и не могла связаться с ним ни в Сан-Франциско, ни даже в его офисе в Лос-Анджелесе. Из-за этого она часто впадала в панику, когда он уезжал, понимая, что он находится вне досягаемости и она должна ждать, пока он свяжется с ней сам. Что, если что-нибудь случится с одной из девочек? Она знала, что в этом случае может позвонить, хотя это почему-то только ухудшало дело. Она не могла позвонить, чтобы просто услышать его голос. Он всегда звонил ей, перед тем как уехать из офиса в пятницу, а в выходные дни – с поля для гольфа, но единственным временем, когда он находился в зоне доступа для нее, были те дни, которые он проводил в Малибу, и осознание этого с течением лет становилось для нее все тяжелее. Теперь ей трудно было продолжать такую жизнь: в тридцать лет, имея двух детей, она хотела большего.

В пятницу днем она сидела в своей студии, уставившись в пустоту, будто осиротевшая, когда к ней зашла подруга Бонни. Она видела такое выражение на лице Эшли тысячу раз и знала, что тому причиной. Бонни ненавидела Маршалла за то, что он сделал с подругой, и, что самое плохое, с ее же согласия. Из-за любви к нему и детям она безмолвно согласилась быть тайной его жизни и стала уже совсем не той, что восемь лет назад. Она жила ради Маршалла и ради будущего, которое, по убеждению Бонни, он никогда не согласится разделить с ней. Что бы он ни обещал Эшли, Бонни больше не верила, что он оставит Лиз.

– Привет, – уныло сказала Эшли, когда Бонни вошла в студию.

На ней были те же шорты и майка, что и накануне, потому что они еще хранили его запах. Маршалл поступал прямо противоположно и тщательно переодевался, перед тем как покинуть Лос-Анджелес, чтобы ничто из того, что он носит дома, не выдало ее присутствия в его жизни. Последние восемь лет Маршалл продумывал все мелочи, чтобы сберечь свою двойную жизнь, и превратил это в целую науку. Эшли даже не подозревала, насколько он осторожен.

– Узнаю этот взгляд, – сказала Бонни, с неодобрением глядя на подругу, на ее сгорбленные плечи.

Эшли сидела напротив чистого холста, уставившись в пустоту.

Бонни – ее самая давняя подруга, они знали друг друга с детства – работала помощником директора на киностудии художественных фильмов, и в настоящий момент у нее был перерыв между съемками. Она всегда весила на десять – пятнадцать фунтов больше, чем следовало, и уже с год у нее не было приятеля, что давало ей возможность проводить много времени с Эшли и девочками. И ее сердце разрывалось от жалости, когда она видела, как подруга чахнет из-за Маршалла, продолжая надеяться, что он бросит жену, и губит свою жизнь ради него. Бонни считала, что их встреча была самым плохим событием в жизни Эшли, несмотря на прелестных детей.

– Что будем делать в эти выходные? – спросила Бонни, доставая из холодильника диетическую кока-колу.

Она все время сидела на какой-нибудь диете, но это мало помогало.

– Не знаю, – ответила Эшли с отсутствующим взглядом.

Иногда она два дня приходила в себя после его отъезда. Она так и не привыкла к этому. Иногда не могла выйти из этого состояния до его следующего приезда. Бонни надеялась, что такое не случится на этой неделе.

– Наверное, будет дождь, – мрачно сказала Эшли.

– А может, и нет. Но если и будет, можно сходить всем вместе в кино.

Несколько минут она молча смотрела на Эшли, которая пыталась собраться с мыслями и все никак не могла. Ей слишком его не хватало. И это было больше, чем Бонни могла вынести.

– Сколько ты еще будешь терпеть все это? – сдавленно произнесла Бонни, полная отчаяния и тревоги за подругу. – Это тянется уже восемь лет. Знаешь, он никогда не оставит ее, до тех пор пока будет иметь возможность продолжать отношения с вами обеими. А поскольку она не знает о твоем существовании, то если кому-то и придется взять инициативу в свои руки, так это тебе. Он никогда не сделает первый шаг, если ты не настоишь на своем.

Она пыталась взывать к чувству собственного достоинства подруги, но та слишком боялась потерять Маршалла.

– Я не могу, – с несчастным видом сказала Эшли. – Что, если он выберет ее?

– Он уже ее выбрал, – напомнила Бонни. – Доказав это тем, что до сих пор не оставил. Его устраивает двойная жизнь, а тебя убивает.

Она была зла на них обоих: на Маршалла – за то, что делал, и на Эшли, которая позволяла ему это. Она своими руками разрушала собственную жизнь. Эта история, старая как мир, выводила Бонни из себя.

– А если он бросит меня? – На лице Эшли был написан панический ужас.

– Это будет болезненно, но зато ты сможешь найти себе достойного мужчину, который захочет полностью разделить твою жизнь, а не уделять тебе только два дня в неделю. – Бонни, как всегда, говорила то, что думала, на правах старой подруги.

– Через год его дочь поступает в колледж. Я думаю, он ждет именно этого. Он не хочет ее расстраивать. Она очень трудный ребенок, – сказала Эшли, повторяя его аргументы.

Бонни слышала это много раз, как и сама Эшли.

– Она не ребенок, Эш. Насколько я помню, ей уже шестнадцать. И у него всегда находится какая-то причина. Его мальчики, его жена, его карьера. Ты понимаешь, что он не изменил ничего за восемь лет? Сколько ты еще будешь позволять ему морочить тебе голову? – Бонни с отчаянием посмотрела на нее. – Ты самая красивая женщина из всех, кого я знаю. Ты красивее многих кинозвезд, с которыми я работаю. Но тебе уже тридцать. Я наблюдаю, как это тянется, с тех пор, как тебе исполнилось двадцать два. Однажды ты проснешься, а тебе уже сорок или пятьдесят, и ты потратила всю свою жизнь на человека, который видится с тобой два дня в неделю, продолжает жить со своей женой, а тебя прячет от людей. Эш, ты заслуживаешь гораздо большего.

Эшли кивнула, пытаясь поверить в это, но общение с Маршаллом напоминало игру на автоматах в Лас-Вегасе: она продолжала надеяться, что, если потерпит еще немного, месяц или год, он в конце концов отважится на решительный шаг. Вместе с тем даже она начала подозревать, что его устраивает существующее положение дел. Ему было проще жить с ними обеими. А чего он в действительности опасался, так это скандала, который мог повредить его карьере. Это был самый важный фактор для него, важнее, чем опасение доставить боль ей или жене.

– Я продолжаю надеяться, что на горизонте появится какой-нибудь сказочный принц и возьмет тебя штурмом. Но ты никогда ни с кем не встречаешься, забившись в свой угол и поджидая Маршалла.

Они обе знали, что Эшли на эмоциональном уровне была отрезана от всего мира. Страстно влюбленная в Маршалла, даже больше, чем восемь лет назад, когда у нее еще оставалась собственная жизнь, теперь она оказалась неразрывно связанной с ним. Она чувствовала себя замужем за ним, в то время как он был женат на Лиз. Бонни не хотелось говорить этого вслух, но она опасалась, что Эшли для Маршалла лишь красивая игрушка, и ни на йоту не доверяла ему.

– Почему бы нам не сходить в кино сегодня вечером?

Бонни была готова почти на все, лишь бы отвлечь подругу и немного подбодрить.

– Да, можно, – вяло согласилась Эшли, но Бонни видела, что она слишком подавлена, чтобы куда-то идти.

Они проходили через это каждую неделю, и обычно к вечеру воскресенья Эшли удавалось справиться с хандрой и стать более похожей на саму себя. Понедельник и вторник проходили относительно спокойно, а в среду Маршалл приезжал и снова сбивал ее с толку, и они проживали в мире своих фантазий два дня, после чего, в пятницу вечером, Эшли снова оказывалась в глубокой эмоциональной яме. И Бонни боялась, что однажды она уже не сможет выкарабкаться из нее. Маршалл медленно, но верно убивал ее.

Днем, перед тем как забрать девочек из школы, они пошли побродить по пляжу и поболтать о том о сем. Бонни удалось рассмешить подругу. Она рассказывала ей забавные истории, случившиеся на съемках последнего фильма, и какие-то мгновения Эшли выглядела такой, какой была до встречи с Маршаллом, – беззаботной, красивой и счастливой. Бонни надеялась лишь, что она найдет в себе силы вернуться к той прежней Эшли, пока не стало слишком поздно.

Приехав в Пало-Альто в пятницу днем, Маршалл сразу же отправился в свой офис. У него были назначены две важные встречи, а вечером приезжали японские клиенты. Его секретарша заказала на субботу столик в ресторане «Гэри Данко», и он уже пообещал два дня поиграть с ними в гольф в кантри-клубе «Лагунитас», чего те ждали с нетерпением. Он был полностью поглощен своей встречей с японскими клиентами и сделкой, которую надеялся с ними заключить. Эта сделка была очень важна для МОИА, и, приехав в офис, ни о чем другом думать не мог. Отправив коротенькое сообщение Эшли: мол, очень скучает по ней и передает привет девочкам – и еще одно сообщение – Лиз, – чтобы успокоить: он вернулся и появится через несколько часов, – Маршалл с головой ушел в работу.

Больше он не вспоминал об Эшли, пока вечером не сел в машину, чтобы ехать домой. Он попытался позвонить ей, но она прислала сообщение, что с девочками и Бонни ушла в кино. Маршалл не любил Бонни и знал, что это взаимно. Ему не нравилось, что она настраивает Эшли против него, хотя и был уверен, что их с Эшли отношения очень прочные и она любит его так же, как и он ее. Они связаны друг с другом плотскими наслаждениями, страстью, которую разделяли уже восемь лет, и детьми, плодами этой страсти. И то, что их объединяло, было намного сильнее всего, что могла сказать Бонни. Но ему все равно не нравилось ее назойливое вмешательство.

Пересекая мост Золотые Ворота, Маршалл стал думать о Лиз и запланированных на выходные дни мероприятиях с участием японских клиентов. Он знал, что Лиз справится со всем превосходно: она всегда была на высоте, – как знал и то, что Эшли никогда не смогла бы достичь той безупречности, которую демонстрировала Лиз, общаясь с его клиентами в роли жены высокопоставленного служащего. Эшли, слишком взбалмошная и рассеянная, художница и красивая чувственная женщина, не могла заменить Лиз, жену главы корпорации, – это стало профессией, с которой она мастерски справлялась. С Эшли он оживал душой, тело требовало все большего, а Лиз производила неизгладимое впечатление на его клиентов и коллег. Ему нужны были обе: одна для души и тела, другая – для карьеры. И он уважал Лиз так, как никогда не уважал Эшли и, наверное, не станет уважать. У Эшли были другие таланты, но без талантов Лиз совершенно невозможно гладкое течение его профессиональной жизни и карьеры. Он не мог остановить выбор на одной из них, а потому и не делал этого, хотя Эшли тысячу раз просила его развестить с Лиз. Ему приходилось думать не только о своих романтических переживаниях. В конце концов, он был генеральным директором второй по величине корпорации в стране и не мог игнорировать этот факт.

Маршалл вернулся домой сильно уставшим, как и обычно в пятницу вечером, после двух дней, проведенных в Лос-Анджелесе. Лиз этого ожидала и приготовила очень простой ужин. Линдсей ушла гулять с друзьями, и в доме было тихо. Лиз знала, что рано утром ему предстоит завтрак с японскими клиентами, потом игра в гольф, после чего они все должны отправиться на парадный обед, поэтому ему нужно отдохнуть.

– Пожалуй, я пойду спать, – сказал Маршалл, поблагодарив ее за ужин и поцеловав в макушку.

– Я так и предполагала. Ты выглядишь уставшим. – Лиз улыбнулась. – Поездка в Лос-Анджелес была тяжелой?

Он кивнул.

– Очень много совещаний. Но все было в порядке, когда я уезжал.

Лиз кивнула и проводила его взглядом, пока он поднимался по лестнице, а она убирала со стола. Днем она перечитала свой японский разговорник, чтобы соответствующим образом приветствовать гостей за обедом. Она знала, что ей придется развлекать жен, пока мужчины будут говорить о делах. Для нее это было привычным делом, и она с удовольствием предвкушала встречу. Ей нравилось участвовать в его деловой жизни и делать все, что в ее силах, чтобы помочь ему. В конечном счете такая жизнь намного интереснее и насыщеннее, чем если бы она сама работала адвокатом. По крайней мере она так думала и знала, что Маршалл благодарен ей за помощь.

Улегшись в кровать, перед тем как Лиз поднялась в спальню, Маршалл отправил коротенькое сообщение Эшли, чтобы заверить в любви, и тут же стер. Она знала, что отвечать нельзя, когда он дома, в Россе. А когда спустя двадцать минут Лиз вошла в спальню, он уже крепко спал. Накануне ночью Эшли совсем истощила его силы. Лиз улыбнулась, ложась в постель, радуясь, что он снова дома.

Глава 5

В субботу утром Фиона встретилась со своей сестрой Джиллиан, чтобы поиграть в теннис. Они старались играть по возможности регулярно, но почти в половине случаев одна из них оказывалась занята. Фиону радовали встречи с Джиллиан, они обе были хорошими теннисистками и с удовольствием играли и проводили время вместе. Джиллиан, в отличие от светловолосой Фионы, похожей на мать, была яркой брюнеткой шести футов ростом и на шесть лет старше, жила в Пало-Альто и продолжала общаться со своими пациентами в Стэнфорде, так же как и в те времена, когда училась в ординатуре двадцать пять лет назад. Карьера у нее сложилась, она была успешна и уважаема в своей среде. Она написала две книги по психиатрии для рядовых читателей: одну на тему рисков в семейной жизни – о том, как избежать большинства из них и укрепить отношения, устраивающие обе стороны, другую – о том, как уберечься от депрессии в современном мире. Теперь она работала над третьей книгой – о разнице влияния власти и успеха на мужчин и женщин.

Сделав перерыв в игре, сестры разговорились.

– Ты догадываешься, что являешься прототипом женских героинь моей книги? По крайней мере одной из них. Я годами использовала тебя как подопытного кролика, – сообщила Джиллиан.

Джиллиан никогда не была замужем и не хотела иметь детей, несмотря на то что редко оставалась без мужчины. Она любила мужчин, но ее никогда даже не посещала мысль выйти за одного из многочисленных поклонников замуж. И обычно, после нескольких лет общения, она меняла одного любовника на другого, еще более интересного, после тщательного отбора кандидатур. Мужчины настолько ее обожали, что еще долго после разрыва оставались с ней в дружеских отношениях. Она всегда говорила, что племянник и племянница, дети Фионы, вполне удовлетворяют ее материнские инстинкты, и была очень близка с обоими, часто навещала, чтобы узнать, как у них идут дела. Тетка из нее вышла потрясающая, но что касается матери, такой уверенности не было. «Я слишком эгоцентрична, – с готовностью признавалась она. – Не смогу бросить то, чем занимаюсь, ради ребенка. Или мужчины». Она вела очень насыщенный и независимый образ жизни. И всегда относилась к своим мужчинам как к объектам для секса, а не как к равным партнерам, независимо от того, насколько они были интеллектуально развиты. Они были так ошеломлены этим, что им это нравилось. Она была откровенно сексуальна даже в свои пятьдесят пять.

– На властных, успешных мужчин власть действует как афродизиак, – сообщила Джиллиан сестре, когда они возобновили игру, и сопроводила свои слова сокрушительной подачей, которую Фиона пропустила, заинтригованная тем, что услышала. – И как анестезирующее средство – на женщин. Вот ты, например. Когда в последний раз ты спала с мужчиной?

– Ты рассчитываешь, что я стану отвечать на такие вопросы? – Слова сестры явно шокировали Фиону.

– Если ты не можешь ответить, – с удовлетворением отметила Джиллиан, – я делаю вывод, что ты не можешь даже вспомнить.

– Конечно, могу: два года назад, – слегка обиженно сказала Фиона, возобновив игру.

– Это нелепо для женщины твоего возраста. Кстати, ты даже близко не выглядишь на свои сорок девять. Если бы ты не была столь успешна, могла бы заполучить любого мужика. Проблема в том, что твой социальный статус – генеральный директор крупной корпорации – напрочь их отпугивает. А за мужика в подобном положении бабы в очередь выстраиваются, и он трахает все, что движется. Мужчины, обладающие властью, чувствуют себя сексуальными, ими движет секс. Женщины в том же положении уходят в подполье. Успех очень изолирует, – сказала Джиллиан, когда игра подошла к концу и они встретились у сетки.

Сестра, как всегда, выиграла.

– Не уверена, что соглашусь по поводу анестезии, но успех действительно изолирует, – задумчиво проговорила Фиона.

Покидая корт, они открыли бутылки с водой и сделали по большому глотку. Сестры всегда играли очень энергично – обеих это расслабляло.

– Я думаю, что женщины в твоем положении не чувствуют себя сексуальными, потому что мужчины не обращают на них внимания. Успешные женщины представляют для них угрозу, поэтому они их игнорируют и обращаются с ними как с мужчинами, что разрушительно действует на самовосприятие женщин.

– Возможно, – сказала Фиона. – Я никогда об этом не задумывалась.

– Вот об этом я и говорю. Готова поспорить, что ты не думаешь о мужчинах вовсе – слишком занята работой. Мужчины на высоких должностях заводят интрижки обычно с самыми неподходящими женщинами. А когда ты в последний раз слышала, чтобы женщина на высокой должности завела роман с парнем, которого подцепила в массажном салоне? – Фиону такая мысль рассмешила, но Джиллиан очень серьезно относилась к своей теории. – Вот посмотри на себя. Когда ты в последний раз ходила на свидание или мужчина приглашал тебя на ужин?

Фиона задумалась, но при всем желании не могла вспомнить.

– Не знаю, это было давно… очень давно… но в моем случае провалы в памяти – это благо. У меня было несколько худших в истории свиданий вслепую.

– То же самое говорят и остальные женщины-директора, которых я опрашивала. Нормальные мужчины боятся встречаться с ними, и такие женщины заводят отношения со всякими подонками, которые увиваются вокруг них по разным сомнительным причинам, или ходят на ужасные свидания вслепую, которые устраивают для них друзья.

– Похоже на правду. И ты считаешь, что мужчины в моем положении получают больше удовольствий от жизни?

– Скорее всего, потому, что именно их ищут. Успешный мужчина – это герой, особенно тот, кто наделен властью. Женщина, наделенная властью, автоматически воспринимается как стерва.

Это было правдой, и такой стереотипный взгляд казался Фионе, которая тоже сталкивалась с подобным, слишком печальным. Большинство мужчин, с которыми она встречалась, побаивались ее и не хотели вступать с ней в отношения. А теперь она и сама уже этого не хотела.

– Все хотят встречаться с успешными мужчинами – на таких сейчас большой спрос. И никто или очень редко кто захочет встречаться с успешной женщиной. Мужчины слишком их боятся. Успешные, имеющие власть женщины вынуждены нести этот крест. Хотя не все они стервы, – задумчиво заключила Джиллиан, и Фиона нервно рассмеялась.

– Это обнадеживает. А то я уже начала беспокоиться. Так я отношусь к хорошим или к плохим?

На мгновение она приняла озабоченный вид, и они с бутылками воды в руках уселись на скамейку.

– А ты сама как думаешь? – со сдержанной улыбкой спросила Джиллиан, превращаясь в психоаналитика.

– Не знаю. Наверное, и того и другого понемножку.

– Добро пожаловать в общество нормальных людей. Я тоже не каждый день очаровашка, хотя и не отношусь к высокопоставленным леди, – сказала Джиллиан, и они принялись укладывать ракетки в чехлы.

– В офисе я стараюсь быть строгой, но справедливой, иначе они перестанут со мной считаться, особенно председатель совета директоров. – Сказав это, Фиона подумала о Хардинге Уильямсе. – Но когда была замужем, я старалась оставить гладиаторские доспехи в офисе и быть просто женщиной. По мнению Дэвида, я потерпела сокрушительное поражение в этом вопросе.

– Посмотри, на ком он женился. Ты хотела бы быть такой же? Она милая женщина, но ее главное достижение в жизни – приготовить по рецепту Марты Стюарт[1] объемные снежинки для пасхального зайца. Признайся, Фиона, ты не хочешь стать такой. И никогда не хотела.

Джиллиан была бы разочарована, если бы ее сестра этого хотела. Джиллиан очень уважала ее. Фиона была способна на гораздо большее, чего Дэвид никогда не ценил. Фиона тоже хотела большего для себя, к радости Джиллиан. Сестры вели очень разный образ жизни, но в некоторых отношениях были похожи. Обе стремились к высоким достижениям и были перфекционистками, обе относились к себе суровее, чем к остальным, и обе были успешны в своих областях. И Фиона к тому же обладала властью. Джиллиан считала, что таким образом они старались оправдать надежды своих родителей даже после их смерти. И Фиона была согласна с этим. В университете они были образцовыми студентками. Фиона – более мягкой, Джиллиан – более твердой и прямой. И Фионе нравились обязательства, которые накладывало замужество, а Джиллиан – никогда.

Фиона все еще размышляла над тем, что Джиллиан сказала о жене Дэвида.

– Нет, я не хотела бы быть такой, как Дженни, но не уверена, что хочу быть такой, какая я есть. Заметь, по ночам в моей кровати никого, кроме меня, нет. И никто не стучится в мою дверь. Значит, что-то идет не так. Снежинки на пасхальном зайце намного безопаснее, чем женщина, которая управляет крупной корпорацией.

Фиона не выглядела огорченной, говоря это, потому что знала: все это правда, – и Джиллиан тоже этого не отрицала.

– Вот об этом я и говорю. Если бы ты была мужчиной, все гонялись бы за тобой. Женщине же найти достойного мужчину намного труднее. Особенно такого, которому ты нравилась бы такая, как есть, и кто не злился бы из-за этого.

– Ну и что в таком случае я должна сделать? Сменить пол, чтобы иметь возможность ходить на свидания, если мне вдруг этого захочется? – со смехом спросила Фиона.

Она никоим образом не была доведена до отчаяния, и хотя уже не обращала на это внимания, но время от времени думала о том, что приятно было бы иметь кого-нибудь, с кем можно поговорить вечерами после работы или проснуться рядом утром в выходные дни. Этого в ее жизни давно уже не было. А в другое время она была убеждена, что сейчас, в одиночестве, счастливее.

– Нет, тебе нужно найти мужчину с характером, который бы не боялся тебя или твоей работы, не ревновал бы тебя и умел видеть дальше, чем табличка на двери твоего кабинета.

Джиллиан была совершенно серьезна. Она считала, что Фиона должна обзавестись партнером, причем хорошим, что было легче сказать, чем сделать.

– Не думаю, что такой мужчина существует, – ответила Фиона и тихо добавила: – Может быть, я уже слишком стара, – чем возмутила Джиллиан.

– В сорок девять лет? Это просто смешно. Ты можешь прожить еще пятьдесят. Семидесятипятилетние ходят на свидания и влюбляются. Один из моих пациентов женился в прошлом году в восемьдесят девять, и все еще полон сил.

– Они уже на пенсии и не работают генеральными директорами, у которых вообще нет свободного времени. И у меня такое чувство, что, пока я работаю – по крайней мере на этой должности, – ни один мужчина ко мне не подойдет. Не уверена, что это меня огорчает – совсем нет, – и думаю, что просто такова жизнь. И я не брошу свою работу ради свиданий. После развода шесть лет назад, когда я перешла на эту работу, мои свидания нельзя назвать слишком удачными.

– Ты даже и не старалась, – неодобрительно сказала Джиллиан.

– У меня нет времени, – откровенно призналась Фиона. – Я работаю как каторжная, но все же стараюсь общаться и видеться с детьми при каждой возможности. И к тому времени, когда я заканчиваю читать принесенные домой документы, у меня не остается сил, чтобы встать и раздеться. Когда, по-твоему, я должна ходить на свидания? И даже если я пойду, обязательно что-нибудь случится и мне позвонят раз четырнадцать в течение ужина. Ни один мужчина такого не потерпит.

Никто и не терпел за прошедшие шесть лет. И Дэвид ненавидел все это, а в результате возненавидел и ее саму.

Мужчины, которые общались с Джиллиан, были более терпимы в отношении ее, она меньше пугала их, хотя и высказывалась гораздо откровеннее, чем Фиона.

– Настоящий мужчина это переживет, – уверенно сказала Джиллиан. – Может быть, равного положения.

Она и раньше думала о таком варианте для Фионы, потому что ей было тяжело смотреть на то, как та одинока, особенно сейчас, когда дети покинули дом.

– Два генеральных директора? – в ужасе воскликнула Фиона. – Это кошмар. Кроме того, мужчины подобного моему положения встречаются с двадцатилетними. Я уже не котируюсь. И они в основном либо стриптизерши, либо порнозвезды. Я ни та ни другая. Успешные мужчины не встречаются с серьезными, успешными женщинами. Они соображают, что к чему.

– Просто ты еще не встретила подходящего мужчину, – уверенно сказала Джиллиан.

– Может быть, подходящих просто нет. Все подходящие уже женаты, – заметила Фиона.

– И изменяют женам, – со знанием дела объявила Джиллиан.

– Таких мне не нужно, – сухо ответила Фиона.

– Тебе надо чаще выходить из дому и встречаться с людьми, – откровенно заявила Джиллиан.

– Да, может быть, – неуверенно согласилась Фиона. – Вот выйду на пенсию…

Джиллиан мрачно посмотрела на нее и решила сменить тему: начала расспрашивать об утечке информации, о чем прочитала в газете. Фиона объяснила ей ситуацию и возможные последствия, а также рассказала о расследовании с целью выявить источник утечки. Она также упомянула о том, что Хардинг Уильямс опять пытался осложнить ей жизнь, что возмутило Джиллиан.

– Какого дьявола ему нужно?

– Ты забыла, он был другом Джеда Айвори в Гарварде. Он винит меня за нашу связь, за развод Джеда и с тех пор обращается со мной как с грязью.

Фиона улыбнулась, хотя временами он сильно ей докучал.

– Господи, да ты же была еще ребенком. Джед уже не жил со своей женой, когда ты встретилась с ним. И он что, забыл, что Джед путался еще с кем-то, пока ты верила его дерьмовым рассказам о настоящей любви? Я тебя умоляю!

– Хардинг в это не верит и никогда не поверит. Он всегда считал Джеда святым, потому что учился с ним вместе в Принстоне. Школьное братство и вся эта дребедень. Кроме того, я подозреваю, что Хардинг просто ненавидит всех женщин, кроме своей непогрешимой жены, о которой постоянно рассказывает.

– Возможно, у нее есть борода и усы, – предположила Джиллиан, и Фиона громко рассмеялась.

– Должна признаться, она не слишком хороша собой. Но, похоже, он думает иначе. Ну что ж, тем лучше для него! Мне только хотелось бы, чтобы он перестал изводить меня и прекратил корить за то, что я явилась причиной небольшого скандала, происшедшего двадцать пять лет назад. Все это уже быльем поросло. Я практически забыла Джеда, пока снова не столкнулась с Хардингом. Это настолько старая история, что трудно поверить, что его до сих пор это волнует.

Но его это волновало и он продолжал несправедливо обвинять ее.

Они еще несколько минут поболтали о Марке и Элис и о том, чем они занимаются, потом Джиллиан обняла Фиону за плечи и они направились к своим машинам. Фиона всегда любила проводить время с сестрой и ценила ее мудрые советы.

– Я на самом деле думаю, что в твоей новой книге что-то есть. Я никогда не задумывалась над тем, как различаются мужчины и женщины, занимающие одинаковое положение, но мне нравится твоя теория о мужчинах и афродизиаке.

Ей меньше нравилась теория о том, что власть и успех влияют на женщин как анестетик и подавляют их сексуальность, пусть даже только из-за отсутствия возможностей, но она подозревала, что и в этом сестра права. Джиллиан, похоже, прекрасно разбиралась в том, как по-разному власть влияет на мужчин и на женщин.

– Возможно, тебя это огорчит, но я тоже считаю, что в этом что-то есть. Я годами наблюдала это в своих пациентах. Трудно поверить, в какие передряги попадали мои пациенты мужского пола, если они были облечены властью. Многие из них выкидывали такие номера, на которые ни один человек в здравом уме не отважился бы, ну а потом, когда разгорался скандал, были страшно удивлены. Но я больше не удивляюсь. Я хотела бы, чтобы в твоей жизни было побольше безрассудства, – сказала она, крепко обняв младшую сестру.

Фиона была хорошей женщиной, и Джиллиан считала, что она заслуживает любви достойного мужчины. Джиллиан всегда было легче находить себе мужчин, она была более открыта для взаимоотношений, чем Фиона, которая отказалась от романтических связей в своей жизни и была вполне удовлетворена только детьми и работой.

– Тебе нужно приложить больше усилий, чтобы встретить подходящего мужчину, – мягко сказала Джиллиан, и Фиона удивленно посмотрела на нее.

– Зачем? Я счастлива и так. Кроме того, у меня нет времени для романтических отношений.

– Нет, есть. Ты просто не хочешь приложить усилие или боишься, что тебе опять причинят боль.

Джиллиан всегда называла вещи своими именами.

– Возможно, – признала Фиона.

Последние годы ее замужества были такими горькими, что с тех пор она боялась любых отношений с мужчинами; теперь она прилагала больше усилий, чтобы избегать их, чем завязывать. И те мужчины, которые пытались с ней сблизиться или которых ей навязывали, служили ей прекрасной отговоркой.

– На свете есть хорошие мужчины, – заверила сестру Джиллиан. – Просто нужно, чтобы в следующий раз тебе больше повезло. Дэвид никогда не был правильным выбором для тебя. Просто с годами это становилось все более очевидным. Он всегда завидовал тебе и ревновал тебя к твоей карьере. Он хотел бы быть на твоем месте, но ему не хотелось прилагать к этому усилий, к тому же он не был достаточно умен для этого, поэтому и набрасывался на тебя. Это типичное поведение, когда женщина успешнее, чем ее муж, но это нечестная игра.

Он обвинял и упрекал Фиону годами, как им обеим было прекрасно известно.

– Я думаю, это навсегда излечило меня от желания вступать в брак, – просто сказала Фиона.

– Надеюсь, что не от романтических отношений. Я продолжаю верить, что ты встретишь подходящего мужчину, – откровенно заявила Джиллиан, и Фиона пожала плечами.

– Зачем? У тебя вот сейчас нет мужчины, – заметила она.

Хотя обычно у Джиллиан всегда был близкий друг. Она взяла паузу на несколько месяцев, после того как ее последний любовник внезапно умер от сердечного приступа в пятьдесят девять лет, и она была очень огорчена этим. Они прекрасно ладили в течение двух лет, но обычно отношения Джиллиан с мужчинами дольше и не длились. Они ей наскучивали, и она находила нового партнера.

– Мы с тобой разные. Ты больше подходишь для длительных отношений, чем я. Я убила бы Дэвида через год за его старомодные идеи и суждения.

Она знала, что Фиона вытерпела бессчетное количество оскорблений от него и терпела до сих пор ради детей. У него всегда находился для Фионы какой-нибудь злобный выпад. Джиллиан считала такое поведение жалким и недостойным, и Фиона была с ней согласна. Но он был отцом ее детей и ей приходилось видеться с ним время от времени, обычно на важных для детей мероприятиях, таких как окончание школы. И всякий раз он был до крайности ядовитым. Это больше не задевало ее, но то, что он был таким мелочным и досадливым, расстраивало детей, которые тоже не могли остановить его, хотя и пытались. И хотя предположительно он был теперь счастлив с Дженни, все равно казался жалким и злопамятным.

– Ну ты хотя бы заимела детей в результате этого брака, это уже что-то, – сказала Джиллиан, когда Фиона открыла дверцу машины.

– До следующей субботы? – с надеждой спросила Фиона. Они всегда славно проводили время вместе. – Ты сможешь побольше рассказать мне о своей книге, о мужчинах, женщинах и власти. Мне это показалось интересным.

– Мне незачем тебе рассказывать. Ты сама живешь этой жизнью. Как-нибудь я возьму у тебя интервью.

– Всегда к твоим услугам, – сказала Фиона, обняла сестру и села в машину.

Женщины разъехались каждая в свою сторону, и всю дорогу Фиона была в прекрасном настроении, которое еще больше улучшилось, когда, вернувшись домой, она застала там Элис. Та укладывала чистые вещи и стирала грязные, поджидая мать. И она уже упаковала юбку, которую хотела надеть вечером. Элис посылала матери сообщение и знала, что та играет в теннис с ее тетей.

– Как тетя Джил? – спросила Элис, поцеловав мать.

Фиона была счастлива видеть ее дома.

– Отлично. Работает над новой книгой о мужчинах, женщинах и власти. Она считает, что власть превращает мужчин в сексуальных маньяков, а женщин – в монахинь, – подытожила она, и обе рассмеялись.

Элис это тоже заинтриговало, потому что она мечтала сделать такую же карьеру, как и мать, несмотря на подводные камни и проблемы, которые это влекло за собой. Она подозревала, что брак родителей распался из-за этого, чего Фиона не стала бы отрицать. И обе они не были удивлены, что брат Элис предпочел не связываться с миром большого бизнеса. Он полагал, что это будет слишком рискованно для него и сделает его жизнь несчастливой. Он видел, какую цену за успех пришлось заплатить матери, и считал, что сестра сошла с ума, собираясь идти по ее стопам.

– Останешься на обед? – спросила Фиона, и Элис кивнула.

Она была хорошенькой девушкой, очень похожей на мать. Фиона приготовила салат, и они уселись за столик около бассейна. День выдался чудесный. Элис рассказала матери, что у нее появился новый приятель.

– И какой он? – поинтересовалась Фиона.

Она была счастлива оттого, что Элис делится с ней всеми своими секретами. Ей нравилось быть частью жизни дочери, и она всегда была рада уделить ей время.

– Очень приятный, учится на младшем курсе и играет в футбольной команде. Его зовут Джон Вестон. А его папа возглавляет МОИА.

– Сын Маршалла Вестона? – удивленно спросила Фиона. Она встречала Маршалла Вестона несколько раз на слушаниях сенатского подкомитета в Вашингтоне, но не была знакома с ним близко. – Его отец – эталон образцового генерального директора, идеальная модель для обложки журнала. Мне кажется, он тоже играл в футбол за свой колледж, по крайней мере судя по его виду.

– Я познакомилась с ним в прошлые выходные, – небрежно обронила Элис. – Он говорит, что он твой большой поклонник.

– Это он из вежливости, – отмахнулась от комплимента Фиона и изучающе посмотрела дочери в глаза. – У вас это серьезно?

Элис неопределенно пожала плечами. У нее со старших классов школы не было серьезных отношений, но что-то в ее взгляде говорило о том, что на этот раз дело обстоит иначе.

– Возможно. Еще рано о чем-то говорить, но он мне очень нравится. Мы не спешим. Похоже, у него очень милая мама, и его папа мне понравился. У него есть старший брат, который учится в Боулте, и младшая сестра, которая сводит с ума всю семью. Она славная, просто сейчас от нее одни заботы.

Фиона рассмеялась, услышав такое описание. По ее понятиям, это была нормальная семья.

– Может быть, я привезу его на следующие выходные.

– Я буду очень рада, – тепло ответила Фиона.

Они поболтали еще немного. Элис строила планы на лето, которое собиралась провести с друзьями, и сказала, что Марк поговаривает о поездке в Африку со своей девушкой в августе, но это еще окончательно не решено. А Фиона пригласила их обоих в Малибу в июле. Она снимала дом на три недели, и все они с удовольствием предвкушали эти каникулы. Они отдыхали в Малибу каждый год. Элис сказала, что Джон, возможно, приедет к ним на выходные, и Фиону это порадовало. Она хотела узнать его поближе.

Когда со стиркой было покончено, Элис уехала, пообещав заскочить домой на следующей неделе. Фиона была рада, что дочь часто приезжает повидаться с ней. Ее жизнь была бы пустой без детей. И пока коротала время у бассейна, просматривая привезенные из офиса бумаги, она размышляла о сестре и сказанном ею этим утром по поводу того, что она должна приложить усилие и найти себе подходящего мужчину, с которым могла бы разделить свое одиночество. Трудно было представить, что такой мужчина найдется, а если и найдется, она вряд ли захочет впустить его в свою жизнь. Сейчас ее жизнь намного проще, к тому же все платяные шкафы в ее полном распоряжении. Никто не мучил ее и не винил ни за что. Никто не злился на нее из-за карьеры и не обвинял в том, что она что-то сделала не так. Фиона не могла себе представить, что снова согласится пойти на это. В последние шесть лет, после развода, ее существование было временами одиноким, но таким мирным! Она пришла к выводу, что вполне довольна своей жизнью и последнее, что ей нужно, – это мужчина, который все усложнит. Она была намного счастливее в одиночестве, что подтверждало теорию Джиллиан. Успех сделался для нее анестетиком. Та часть ее существа, которая когда-то стремилась к любви, или онемела, или окончательно умерла. И Фиона об этом ничуть не жалела.

Глава 6

Ужин с японскими клиентами, который устроили в «Гэри Данко» Маршалл и Лиз, прошел идеально, и их гости были в восторге. Еда, как всегда, была изысканной, и мужчины весь вечер говорили о делах, пока Лиз занимала жен, используя те японские фразы, которые выучила. Когда они ехали домой в округ Марин после ужина, Маршалл, очень довольный результатами вечера, рассказал Лиз подробности своей беседы с клиентами. Во время ужина она пыталась прислушиваться к их разговору, но не могла уделить ему все свое внимание из-за гостей.

– Я думаю, что сделка у нас почти в кармане, – с удовлетворением сказал Маршалл, когда они доехали до Росса.

Лиз была безукоризненна – обаятельна, вежлива и скромна. Она, как всегда, держалась безупречно, и он был ей благодарен. И когда они легли в постель, он занялся с ней сексом столько же из чувства долга и благодарности, сколько и из-за любви. Он чувствовал, что многим обязан ей за этот вечер. Она была идеальной женой для его карьеры, и во многих отношениях он был с ней счастлив. И он хотел заняться с ней любовью, чтобы отблагодарить, но внезапно сердце сжалось от тоски по Эшли, настолько жгучей, что едва не задохнулся. Все, о чем он мог думать, обнимая Лиз, – это женщина из Лос-Анджелеса, которую он любил уже восемь лет. Он знал каждую клеточку ее тела, каждую извилину ее души, и его охватило такое страстное желание, что он с трудом удержался и не бросился звонить ей, просто чтобы услышать ее голос.

То, что он испытывал по отношению к Лиз, было совсем другим. Он был благодарен ей за все, что она делала для него, за то, что его жизнь протекала так гладко. Но Эшли была волшебницей, которая добавляла в его жизнь остроту и восторг, а ее любовь была такой нежной. После тридцати совместно прожитых лет занятия сексом с Лиз стали привычными и механическими. С Эшли же он сгорал в огне, к тому же она была на двадцать лет моложе Лиз. Возле нее он чувствовал себя молодым, особенно когда рядом были их дочери, которые приходили в такой восторг, когда он приезжал к ним. С Лиз же он чувствовал себя стариком. Но он нуждался в них обеих, хотя и по-разному. Одной из них ему было бы недостаточно.

После занятия сексом он долго лежал без сна, наконец не выдержал и послал Эшли сообщение из ванной комнаты. Оно было наполнено страстным желанием. Он с трудом мог дождаться среды, чтобы увидеть ее и снова заняться любовью с ней.

В воскресенье утром он опять играл в гольф с японцами. А когда они расстались днем, японцы подтвердили, что сделка состоится. Выходные прошли очень успешно, о чем он сразу же сообщил Лиз, когда вернулся домой. Та, как всегда, была довольна и горда за него.

Джон приехал на ужин в этот вечер и привез с собой Элис. Когда его родители познакомились с ней поближе, она им очень понравилась. Даже ужасная Линдсей сказала, что она клевая. Они с Элис долго беседовали о музыке в стиле рэп, и Линдсей поразило, сколько Элис знает. На обратном пути в Стэнфорд Элис посмеялась над этим и сказала Джону, что Линдсей славный ребенок. Вернувшись в свой университетский городок, они долго сидели в машине, разговаривали и целовались, пока наконец Элис не отправилась в свое общежитие, а он – в свое. Их отношения складывались хорошо. И ей очень понравилась его семья. Она пожалела, что у нее нет родителей, которые любили бы друг друга и ладили бы между собой. Вестоны казались идеальной парой, и ей стало грустно, что в ее жизни этого не было и никогда не будет. Она решила, что Джону очень повезло с родителями, которые так любят друг друга.

В понедельник Элис позвонила матери в офис, чтобы рассказать о своей поездке к Вестонам. У Фионы выдался беспокойный день. Она повздорила с Хардингом Уильямсом, когда позвонила ему, чтобы сообщить о ходе расследования, которое он опять назвал «охотой на ведьм». Фиона потеряла самообладание и потом злилась на себя за это. Но она так устала от его напыщенности и высокомерия! Она чуть было не назвала его старым дураком, но сдержалась, хотя и была очень недовольна собой из-за того, что позволяет ему действовать ей на нервы. В общем, принимая все во внимание, день получился хлопотным: типичным в жизни генерального директора. Не каждый же день должен приносить удовольствие от работы. Но она была рада звонку дочери, даже в середине рабочего дня, и внимательно выслушала ее рассказ о вчерашнем свидании с Джоном. И то, что у Маршалла Вестона такая крепкая семья и славные дети, утвердило ее в хорошем мнении о нем. Очевидно, он вполне достойный человек, что ее порадовало, и она с нетерпением ждала знакомства с его сыном.

У Маршалла день выдался не менее беспокойным, чем у Фионы. Его удовлетворила сделка, которую заключил с японцами в выходные дни, поскольку она была важна для МОИА, и он знал, что и совет директоров, и акционеры будут довольны. Ее с большим трудом согласовывали в течение нескольких месяцев, и то, что он довел ее до благополучного завершения, большая удача. Маршалл заканчивал диктовать отчет об этом председателю совета директоров, когда позвонил их старший юрисконсульт Саймон Стерн и спросил, можно ли зайти. Маршалл ответил утвердительно. Он уже закончил все дела на день, когда Саймон вошел в его офис. Они немного поболтали, потом Саймон осторожно закрыл дверь. Маршалл не мог понять, зачем он пришел и почему у него такой таинственный вид.

Закрыв дверь, Саймон озабоченно посмотрел на Маршалла.

– У нас возникла проблема.

Похоже, он нервничал по поводу того, что должен был сообщить, и Маршалл терпеливо ждал, но услышанное все равно застало его врасплох.

– Нам сегодня позвонил один адвокат, – осторожно начал Саймон, опасаясь разозлить генерального директора. Он не представлял, какова будет реакция, и не хотел сообщать плохую новость. – Похоже, одна из наших бывших сотрудниц, Меган Виллерз, собирается подать на вас в суд за сексуальные домогательства и незаконное увольнение. Она утверждает, что два года назад у вас с ней была связь и вы устроили ее на работу, а когда она с вами порвала, уволили.

Саймон Стерн внимательно посмотрел на босса, ожидая реакции. На Маршалла эти слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы.

– Вы это серьезно? Она что, сумасшедшая?

Он был в ужасе от того, что услышал, и совершенно огорошен.

– Может быть, – сказал Саймон, продолжая надеяться, что все это как-нибудь образуется. Но иски такого рода редко образовывались сами собой. Даже если не верить поговорке «Нет дыма без огня», по опыту Маршалл знал, что женщины, предъявляющие обвинение в сексуальных домогательствах, обычно настроены очень решительно и сами по себе не исчезают. Обычно это были женщины, которыми пренебрегли, и они хотели свести счеты либо за неудачный роман, либо за отвергнутые авансы. В обоих случаях они были настроены очень воинственно и жаждали мести и больших денег. – Вы знаете, кто она?

– Я смутно припоминаю это имя, – признал Маршалл. – По-моему, мы нанимали ее для устройства вечеринок для клиентов. Но у меня, безусловно, не было никаких отношений с ней. Я даже не помню, как она выглядит. Кажется, она работает устроителем приемов и других подобных мероприятий. Возможно, мы на какое-то время зачисляли ее в штат, но что с ней стало дальше, я понятия не имею.

– Она утверждает, что у вас с ней была связь на протяжении восьми месяцев и вы постоянно встречались в отеле. А когда она захотела порвать с вами, вы ее уволили. И вы правы, она действительно работает устроителем корпоративных мероприятий. Я не знаю, почему мы взяли ее в штат, вместо того чтобы работать с ней как с независимым подрядчиком. Она говорит, что это вы предложили ей работу. И она получала на удивление большое жалованье. Я проверил в отделе кадров, и мне сказали, что она числилась в штате семь месяцев, после чего мы с ней распрощались. Так что по срокам ее история полностью совпадает.

– Уверяю вас, я с ней никогда не спал, – с трудом выговорил Маршалл.

Вся его карьера промелькнула у него перед глазами, и он с отчаянием понял, что она может вот-вот закончиться с позором.

– Она говорит, что у нее есть доказательства вашей связи. Насколько я понял, это электронные послания и письма, в которых вы делаете намеки и предложения сексуального характера. – Он не мог поверить, что Маршалл вел себя настолько глупо, даже если и спал с ней, но вынужден был доложить обо всем, что сказал ее адвокат. – Но это еще не все. Насколько я понял, она перенесла рак груди и уверяет, что вы это знали. А законы об ответственности за увольнение онкологических больных еще строже, чем за сексуальные домогательства. Если это правда, она держит нас на мушке и в прессе все это будет выглядеть очень неприглядно.

Юрисконсульта явно встревожил нездоровый вид Маршалла.

– Эта женщина лжет. Я никогда никому не писал писем с сексуальными намеками. Зачем мне это делать?

– Мне это тоже показалось маловероятным. Посмотрим, что у нее есть. Она могла написать эти письма сама. Если это так, мы сможем доказать это и отпугнуть ее. Но в настоящий момент они настроены очень агрессивно. Адвокат, вероятно, работает за проценты и рассчитывает на то, что мы откупимся. И если во всем этом есть хоть капелька правды, мы согласимся им заплатить – конечно, при согласии совета директоров. Они не захотят, чтобы такая история попала в прессу. Ее адвокат говорит, что они предъявят нам иск на следующей неделе. Я думаю, нам нужно переговорить с Конни как можно скорее.

Конни Фейнберг, председатель совета директоров, была женщиной разумной и Маршаллу нравилась, но ни он, ни Саймон Стерн не представляли, как она отреагирует. У них никогда не случалось подобных ситуаций на таком высоком уровне. Для них это было внове, так же как и для Маршалла, чья репутация до сих пор оставалась кристально чистой. Саймон знал Маршалла как отличного семьянина, преданного жене и детям. Им всем придется нелегко.

– Чего она хочет? – с трудом выдавил Маршалл.

Меньше всего он хотел, чтобы такое случилось в его до сих пор безупречной карьере. Ему уже представлялось увольнение, крах карьеры и репутации. При мысли о том, как это отразится на Лиз и детях, к глазам подступили слезы.

– Она хочет миллион долларов. Ее адвокат сказал, что иск будет предъявлен на пять миллионов, но дал понять, что она согласится и на один. Что-то подсказывает мне, что она так просто не отступит. И он утверждает, что у них есть убедительные доказательства ее правоты, – с несчастным видом заключил Саймон.

– Уверяю вас, что это блеф. Я никогда не спал с этой женщиной. У нас не было никакой связи. Теперь я ее вспомнил. Она выглядела как дешевая потаскушка, но при этом организовала для нас несколько хороших мероприятий. Я не знал даже, что мы зачисляли ее в штат, и после этих мероприятий никогда ее не видел.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, Маршалл, – заверил юрисконсульт. – Мне жаль, что это случилось. К несчастью, в наше время такое бывает, вокруг много мошенников. Мы все являемся легкой мишенью для них, особенно люди в вашем положении.

Маршалл кивнул, чувствуя себя совершенно разбитым. Кроме Конни, ему нужно будет предупредить Лиз, на случай если все это попадет в газеты. А со временем и Эшли. И детей. Все это было похоже на страшный кошмар, и единственное, чего он хотел, – это проснуться.

– Я позвоню Конни. И что нам делать дальше? – подавленно спросил Маршалл.

– Если в этом есть хоть доля правды, будем отчаянно торговаться. Если же нет, подождем, пока она что-нибудь предпримет. Ее адвокат сказал, что вышлет нам копии писем, которые она якобы получала от вас. Кроме того, похоже, у них есть какие-то фотографии. Вероятно, все это подделка. Вы не первый и не последний высокопоставленный служащий, с которым случается такое. Если все это ложь, мы не станем вступать с ней ни в какие переговоры. Разумеется, нам нужно знать точку зрения совета директоров.

Маршалл кивнул, и спустя минуту юрисконсульт ушел, пообещав держать его в курсе событий.

Маршалл долго сидел за столом со слезами на глазах, потом позвонил Конни Фейнберг домой. Она была удивлена его звонком, и еще больше удивилась, когда узнала о случившемся. Ее это, похоже, расстроило, но не шокировало. Она и до этого слышала о подобных историях. Ее собственному брату предъявляли обвинение в сексуальных домогательствах, так что тема была для нее не такой уж незнакомой. И брат выиграл в суде. Его обвинительница была дискредитирована и отказалась от своих показаний.

– Уверяю вас, что все это неправда, – страдальческим голосом сказал Маршалл.

– Я рада, что вы позвонили, – доброжелательно проговорила Конни. – И мне очень жаль, что такое случилось. Хорошо хоть, что она не обвиняет вас в изнасиловании и не обращается в полицию. Я слышала, что и такое случается. Если повезет, она отстанет, не поднимая особого шума. И даже если во всем этом нет и доли правды, с нашей стороны будет лучше вступить с ней в переговоры и заплатить ей какую-то разумную цену, чтобы она замолчала. Конечно, это будет уступкой вымогательству, но иногда умнее просто заплатить, чтобы защитить вашу репутацию, и нашу в том числе, чем начинать войну с какой-то жадной истеричкой, которая может попытаться довести это дело до суда. Я переговорю с членами совета директоров и дам вам знать, каково их мнение. Я бы лично советовала откупиться от нее и заткнуть ей рот, пока это не пошло дальше.

– Но если мы заплатим, не будет ли это подразумевать, что она говорит правду? – спросил Маршалл. – Я не хочу брать на себя вину за то, чего не было. Мне нужно думать и о моей семье. И о МОИА тоже. Меня убивает сложившаяся ситуация и тошнит при мысли о том, что компании придется платить этой сумасшедшей.

– Иногда к этому вынуждает наше законодательство, – практично заметила Конни Фейнберг. Они оба знали, что улаживание претензий, обоснованных или нет, путем денежной компенсации было обычным делом, и ее было нелегко шокировать. – Вы незаменимый для нашей компании работник вот уже пятнадцать лет, причем десять из них – на посту генерального директора. Мы просто обязаны защищать вас и заботиться о вашей репутации не меньше, чем о своей. И я уверена, что все это крайне неприятно не только для вас лично, но и для вашей семьи.

– Я еще ничего никому не говорил: как только узнал об этом – десять минут назад, – сразу же позвонил вам, – сказал Маршалл, и Конни поблагодарила его за то, что так быстро проинформировал ее.

– Посмотрим, как будут развиваться события, но я думаю, что Саймону нужно быть готовым вступить в переговоры для заключения сделки, если вы на это согласны.

– Я поступлю так, как будет лучше для МОИА, – угрюмо сказал Маршалл, и она, еще раз поблагодарив, пообещала позвонить, после того как переговорит с членами совета директоров.

Почти в бессознательном состоянии Маршалл ехал к своему дому в округе Марин, не представляя, что скажет Лиз. К счастью, Линдсей не было дома: ужинала в гостях у своего приятеля. Когда он вошел на кухню, Лиз с первого взгляда поняла, что случилось нечто ужасное: он с трудом сдерживал слезы, после того как обо всем ей рассказал, разрыдался за кухонным столом.