Игра в большинстве Стил Даниэла
– Что-то случилось?
Она никогда не видела его таким.
– Случилось, но не сейчас. Это касается нас с тобой. В понедельник ко мне приходила председатель совета директоров. Они знают о нас, Эш. И после той гнусной истории не хотят еще одного скандала. Мы чудом избежали судебного разбирательства, и совет директоров повел себя очень порядочно. Но им не нужен генеральный директор, который становится эпицентром скандалов каждые пять минут. Моя карьера висит на волоске, – сказал он просто, хотя это было серьезно для него, серьезнее всего остального.
– Они хотят уволить тебя из-за меня? – Она была в шоке и не понимала, что происходит, но он покачал головой.
– Не совсем. Председатель потребовала, чтобы я привел в порядок свои личные дела. Им не важно, с кем я останусь, с тобой или с Лиз, главное – с одной. Очевидно, сотрудники лос-анджелесского офиса вычислили нас, – вроде бы какая-то секретарша знала тебя раньше. Я полагаю, многие видели нас вместе не единожды за эти годы. Мне никто ничего не говорил, но до совета директоров слухи дошли. Я приехал, чтобы закончить наши отношения, Эш: именно поэтому и не позвонил после приступа, собирался сказать сегодня утром, что между нами все кончено, но теперь не могу.
– После того как провел со мной ночь?
Она была в ужасе от того, что услышала, и от ее внимания не ускользнуло время, которое он для этого выбрал.
– Я подумал, что мы проведем одну последнюю ночь, а потом расстанемся.
Маршалл был безжалостно честен с ней, как никогда прежде. Он хотел эту последнюю ночь до того, как все расскажет Эшли, и это было так несправедливо и так эгоистично.
– А как же наши дочери?
Эшли охватила паника: он планировал ее бросить.
– Я позаботился о вас в своем завещании еще семь лет назад.
– Будешь ли ты видеться с ними, если бросишь меня?
Ее глаза были полны печали – перед ней сидел человек, которого она больше не знает.
– Конечно. Время от времени. Я еще не думал об этом. Знаю только, что должен расстаться с тобой, или моя карьера в МОИА будет закончена. Они дали мне ясно это понять. Но я не могу жить без тебя, поэтому придется сказать Лиз, что развожусь с ней, – с несчастным видом сказал Маршалл.
Ему было жаль Лиз, но что он мог поделать? Он должен порвать отношения либо с одной, либо с другой. И поскольку обнаружил, что не может расстаться с Эшли, выбор пал на Лиз.
– И ты действительно разведешься? Тогда почему ты не мог сделать этого из-за меня? И все эти разговоры о Линдсей, об остальных детях и других причинах, которыми ты морочил мне голову?
– Последний год в школе будет для Линдсей непростым, если ее отец останется без работы.
Эшли знала, что ему нужны не деньги, а пища для его эго, и власть, и все, что это влечет за собой. Вот о чем шла речь, а не о любви к ней или Лиз.
– А если она изменит твое решение, когда ты скажешь ей? Будет умолять тебя или грозить покончить с собой?
– Она этого не сделает. Она разумная женщина. И я надеюсь, что и ты никогда не станешь угрожать мне этим.
Маршалл никогда не думал, что она способна на это, но разве можно в ком-то быть уверенным до конца?
– А что, если они потребуют избавиться и от меня, угрожая увольнением? Полагаю, тогда я тоже получу отставку?
– Не говори глупости! У них не будет для этого причины, если я не буду вести двойную жизнь. Они возражают против этого, а не против тебя. Их не волнует, на ком я женюсь, хоть на обезьяне, они просто хотят избежать скандала, который сможет снизить цену акций или привести в ярость акционеров. Для них это бизнес, а не любовь и романтические отношения.
Маршалл выглядел раздраженным, ему не нравились вопросы, которые задавала Эшли. Он считал их ненужными и излишними. Он был готов дать ей то, чего она так хотела, а она смотрит дареному коню в зубы и проверяет их состояние. Он не привык, чтобы ему устраивали допросы или допытывались о причинах его решений.
– А что это для тебя, – спросила она натянуто, – любовь или работа? Если бы на тебя сейчас не надавили, смог бы ты когда-нибудь бросить Лиз или продолжал бы прятать меня в Малибу следующие двадцать лет, приезжая к нам пару раз в неделю?
– Это к делу не относится, – отрезал Маршалл. – Я пообещал, что разведусь, собираюсь завтра поехать на озеро и сообщить ей обо всем. Сегодня ночью я улетаю.
Он уже все обдумал, приехал с готовым планом. И в понедельник собирался сообщить совету директоров, что все улажено.
– А что, если она откажется? – настаивала Эшли.
– У нее нет выбора. Документы на развод я собираюсь подать немедленно, чтобы не нервировать совет директоров.
Эшли могла предвидеть, что в один прекрасный день он сделает с ней то же самое, что и с Лиз, и так же хладнокровно. Если ее существование когда-либо поставит под удар его карьеру, он бросит ее. После всех ее уговоров и просьб он бросает Лиз из-за совета директоров, а не из-за нее. Эшли взглянула на него, и по ее спине пробежал холодок. Маршалл казался чужим, отстраненным и холодным, и она поняла: единственное, что его заботит, – карьера. Эшли для него просто красивое тело и страстная любовница – вот почему он выбрал ее, а не Лиз, но единственной любовью в его жизни было МОИА. Теперь она это знала. Это очевидно. И даже их дочери не имели для него значения. Они были в его завещании, но не в сердце. Ему безразлично все, кроме его самого и карьеры. Думать об этом было страшно, и Эшли никогда не чувствовала себя такой одинокой. То, что она наконец его завоевала, теперь не казалось победой. Причины, по которым он принял это решение, были совсем не те, на которые она надеялась. И если изменится ситуация, то она знала, он мгновенно изменит свое отношение и бросит ее. Она никогда не будет полностью уверенной в нем. Пока МОИА владеет им или когда что-то угрожает его карьере, их совместная жизнь будет в постоянной опасности и может закончиться в любой момент. Она молча сидела и смотрела на него, а он продолжал делиться своими планами, наконец заключил:
– В выходные позвоню тебе и сообщу, как обстоят дела.
Эшли кивнула, потому что не знала, что ему сказать – «Спасибо», «Удачи», «Желаю хорошо провести время»? «Я люблю тебя» оказалось не важным в его мире. Совет директоров приказал ему избавиться от одной из них, и его выбор пал на нее, но после того, как они провели ночь вместе и занимались сексом, в то время как она понятия не имела, что он собирается ее бросить, изменил решение. Их занятие любовью прошлой ночью теперь выглядело пародией. Он не любил ее. Она нужна ему для того, чтобы выглядеть властным, мужественным и энергичным. Он никого не любил, кроме себя. Осознание этого ослепило Эшли подобно сверкнувшей в ночном небе молнии.
Маршалл обнял ее перед уходом, но она ничего не почувствовала – тело словно одеревенело. Она не могла ничего ему сказать. И думала лишь о том, что он приехал не сказать, что любит, а порвать отношения, но изменил свое мнение, словно в последнюю минуту решил спасти сделку. Слияния и приобретения. Он поменял одного клиента на другого. Она пыталась себя убедить, что должна быть ему благодарна за то, что выбрал ее, а не Лиз, но чувствовала лишь дурноту.
– Я люблю тебя, Эш, – прошептал Маршалл. – И всегда любил.
Но Эшли не верила теперь его словам и знала, что никогда не будет верить впредь. Эти слова ничего для него не значили. Он собирается остаться с ней благодаря совету директоров, а не по зову сердца.
– Мы всегда знали, что в конце концов это кому-то принесет боль. Я рад, что это оказалась не ты, – великодушно заявил Маршалл, но ей было больно сейчас, настолько больно, что он никогда бы этого не понял.
И даже если он разведется, в конце концов проиграет Эшли. Она больше не строила иллюзий по поводу любви. Он просто боялся потерять пост генерального директора, и она была всего лишь моложе и сексуальнее Лиз, и с ней он чувствовал себя сильным и властным.
– Я тоже люблю тебя, Маршалл, – сказала она по привычке и поцеловала его… как отца.
Теперь это были просто слова, и его ответный поцелуй был не тем обжигающим, что накануне вечером, тогда он был ослеплен страстью. Это был даже не такой поцелуй, которым обменялись они с Джеффом той ночью, когда чувства охватили их. Это был холодный, беглый поцелуй мужчины, который никогда ничего не делал без причины или без извлечения выгоды для себя.
– Перед отъездом позвоню, – отрывисто проговорил он и уехал в офис.
Эшли долго стояла во внутреннем дворике, думая о том, как будет с ним жить. Она мечтала об этом восемь лет, но сейчас не могла себе даже представить. Она не сможет больше верить в то, что он действительно любит ее.
Она не могла не думать и о том, хватит ли у него твердости сказать Лиз, что они разводятся, когда приедет на озеро. Всегда существовала возможность, что он снова изменит свое решение или что Лиз убедит его, что она с детьми нуждается в нем сильнее. Эшли больше ничто не удивит. Он перевернул ее мир своими признаниями, и все ее иллюзии рухнули.
Глава 18
Как и обещал, Маршалл позвонил Эшли из машины по дороге в аэропорт в четверг вечером. Он казался уставшим и подавленным, а когда сказал, что любит, она не поверила и знала, что не поверит больше никогда. Он не способен говорить правду. Они поговорили несколько минут, а потом она сидела в спальне до поздней ночи, думая обо всем, что случилось. Когда она наконец уснула, солнце уже вставало и слышалось пение птиц.
Утром дочерям пришлось ее будить и Эшли поспешно спустилась вниз, приготовила завтрак и потом отвезла их в лагерь.
Она сидела в студии, рассеяно уставившись на чистый холст, когда позвонил Джефф. Он думал о ней все два дня и похвастался, что нашел хорошую квартиру в Восточном Голливуде, как раз там, где хотел.
– Ты, может, проконсультируешь меня по поводу оформления интерьера? Я в этом плане совершенно беспомощен: обычно дизайном и всякими там декорациями занималась Мартен.
Эшли улыбнулась, но ее озабоченность не скрылась от Джеффри.
– Как у тебя дела с ним?
Он беспокоился за нее. Вся ситуация казалась ему чудовищной.
– Все хорошо, надо полагать, он сказал, что собирается развестись с женой.
Но в ее голосе не было радости, и это удивило Джеффри. Он подумал, что, возможно, ей обещали это и раньше, а теперь она просто не верит.
– Что ж, это, должно быть, хорошие новости, если ты ждала этого восемь лет.
Может, Маршалл действительно любит ее. Джефф надеялся на это, но у него оставались сомнения. Он терпеть не мог, когда женатые мужчины дурачили головы своим подружкам.
– Его заставил совет директоров, – уныло сообщила Эшли.
– Совет директоров заставляет теперь разводиться с женами? А каким образом это их касается?
Джеффу это казалось странным.
– Они узнали обо мне и девочках. И потребовали определиться: она или я – и уладить все проблемы. Они не хотят, чтобы он был вовлечен в скандал. Так что ему пришлось выбирать: либо расстаться с одной из нас, либо лишиться работы.
– Значит, он разводится с ней, чтобы спасти карьеру?
– Так оно и есть. Он сказал, что хотел бросить меня, но изменил свое решение, – сказала она, вдруг почувствовав приступ дурноты.
– Он так и сказал?
Джефф был шокирован не меньше ее.
– Да, вчера, перед уходом.
– И что ты теперь чувствуешь?
– Ничего, кроме тошноты. Я еще сама не разобралась. Он готов на все, лишь бы не потерять пост генерального директора.
И Маршалл уже это доказал.
– По-видимому. Итак, ты теперь переедешь в Сан-Франциско и будешь жить долго и счастливо.
В его голосе прозвучала грусть: только что нашел ее и снова мог потерять, но вмешиваться он не имел права. Эшли ждала этого восемь лет, и от этого мужчины у нее было двое детей. Джефф не хотел доставлять ей неприятности: он был слишком привязан к ней, чтобы пойти на это.
– Может быть, – ответила она на его вопрос. – Мне нужно все обдумать. Когда он обо всем рассказал вчера, меня словно товарняк переехал. Это не совсем то, что я считаю романтикой. Это просто бизнес, который и является главной любовью его жизни. Он дал мне это ясно понять. Если бы они не выдвинули ультиматум, он остался бы с Лиз. По крайней мере еще на год. Он и сейчас еще может изменить свое решение до того, как расскажет ей. Точно так же, как поступил и со мной. Я не знаю, что он собирается делать.
Эшли больше не доверяет Маршаллу, и Джефф почувствовал это. Он подумал, что Маршалл настоящий негодяй.
– Могу я пригласить тебя сегодня на ужин? – осторожно поинтересовался Джефф. Похоже, у нее было сейчас много поводов для беспокойства.
– Не знаю, следует ли, – смущенно сказала она. – Я и так уже запуталась и не хочу дополнительных неприятностей, а кроме того, мне не хочется вмешивать в это и тебя.
– Об этом не беспокойся. Я уже большой мальчик. Это же просто ужин, и я обещаю вести себя прилично.
Эшли улыбнулась, вспомнив их поцелуи. Теперь она уже не жалела, что поцеловала его, но не хотела повторения. Она и так окончательно запуталась.
– Почему бы мне не пригласить вас троих на ужин? Вчера я видел миленькое местечко, которое должно им понравиться. Это пиццерия с музыкальным автоматом и аркадными играми, а снаружи еще есть маленькая карусель. Что ты об этом думаешь?
– Они будут в восторге. Спасибо, Джефф.
Это казалось приятным способом провести вечер, и девочки будут рады.
– Я заеду за вами в шесть. Устроит?
– Отлично.
И когда Джеффри приехал, они уже были одеты и готовы. Маршалл не звонил, и Эшли не знала, поехал ли он на озеро Тахо. Но с Джеффом ей не хотелось думать об этом.
Девочки катались на карусели до самого ужина, а Эшли и Джефф пытались разговаривать, перекрикивая музыкальный автомат. Он видел, что она расстроена, и взгляд ее был напряженным. Эти два дня с Маршаллом оказались тяжелыми для нее, и Джеффу было ее жаль. Она выглядела так, словно все ее иллюзии развеялись.
После пиццы они немного потанцевали, а девочки поиграли в аркадные игры. К тому времени когда Джеффри подвез их к дому, близнецы уже почти спали на заднем сиденье машины. Вечер был замечательным, и он помог Эшли отнести их в спальню, а потом подождал на внутреннем дворике, пока она уложит их в кровати. Они заснули прежде, чем она выключила свет.
– Спасибо тебе. Они очень весело провели время, – сказала она, устраиваясь в шезлонге с ним рядом.
– Я получил большее удовольствие, чем они, – улыбнулся Джефф. – Тебе повезло, что они у тебя есть. Когда-нибудь, если встречу подходящую женщину, у меня тоже будут дети.
В его голосе прозвучала тоска.
– Они лучшее, что есть в моей жизни, – устало сказала Эшли, закрыв на минуту глаза, а он наблюдал за ней, мечтая иметь возможность облегчить ей жизнь, но сделать ничего не мог. Она снова открыла глаза и улыбнулась. – Интересно, как сложилась бы наша жизнь, если бы ты тогда не уехал в Англию?
– Я бы женился на тебе в четырнадцать лет, и к настоящему моменту у нас было бы уже пятнадцать детей, – поддразнил он ее, а потом потянулся к ней и взял за руку.
Они долго так сидели тихо при свете луны, каждый погруженный в свои мысли. Она думала о Маршалле и о том, что происходит сейчас в Тахо, а Джефф думал о ней и о том, что она сделает, если сейчас Маршалл действительно разведется с женой. Ему была ненавистна сама мысль, что она будет с ним, да и она не выглядела счастливой.
Они посидели еще немного, а потом Джеффри встал, собираясь уходить. Эшли выглядела уставшей и рассеянной, а ему еще предстояло поработать. Нужно было написать несколько сценариев для нового шоу.
– Ты все еще хочешь пойти в свой пляжный клуб завтра? – спросил он, и она кивнула.
Она знала, что проводить время с ним не следовало, но это единственное, чего ей сейчас хотелось. С ним она чувствовала себя в безопасности, словно он был убежищем от всего, что происходило с ней.
– Мы можем там позавтракать, а девочки будут плескаться в бассейне целый день.
– Звучит заманчиво, – сказал он, и в этот раз, когда наклонился, чтобы дружески поцеловать ее, она прильнула к нему.
Он долго держал ее в объятиях, поглаживая по голове, опасаясь сделать что-то такое, что могло бы ее расстроить. Но затем она сама поцеловала его, и это был нежный и чистый поцелуй, который устроил их обоих.
– Я не знаю, что делаю, – прошептала Эшли.
– Все хорошо, – нежно произнес он, – сейчас тебе ничего не нужно знать. Мы подумаем об этом позже. И что бы ты ни решила, я поддержу тебя. Я объявился слишком поздно. Ты мне ничего не должна.
– Спасибо, – прошептала Эшли, и через несколько минут он ушел, пообещав заехать за ними завтра в полдень.
Эшли не понимала, что происходит, но быть рядом с ним сейчас казалось правильным, и он ничего от нее не хотел. В данный момент ей нечего было дать никому, даже Маршаллу. После того, что он сказал ей накануне, она чувствовала себя опустошенной. Она не могла представить, что сможет опять испытывать какие-либо чувства. Она словно оцепенела.
В четверг вечером Маршалл приземлился в Сан-Франциско и отправился домой в Россе, чтобы провести там ночь. Он чувствовал себя удивительно спокойно теперь, когда принял решение, и больше не испытывал тревоги. Он знал, что поступает правильно. Это будет шоком для Лиз, но пришло время быть честным с ней. Он лгал ей слишком долго.
Когда он вошел в спальню, ему в голову пришла мысль, что Лиз сделает с этим домом: продаст или останется здесь жить. Маршалл уже начал подыскивать дом, в котором они теперь будут жить с Эшли. Он собирался в понедельник позвонить агенту по недвижимости и своему адвокату, после того как переговорит с Конни Фейнберг, но сначала следовало поговорить с Лиз.
Он отправился на озеро Тахо в пятницу утром. Поездка заняла четыре часа, а когда он приехал, Лиз не оказалось дома. Домработница сказала, что она поехала на маникюр, а Линдсей была у друзей. Он надел плавки и отправился на озеро поплавать. День был изумительный.
Он все еще сидел на пристани, когда Лиз нашла его там, вернувшись домой. Она удивилась, увидев его так рано, и обеспокоилась, не заболел ли он снова. Он сказал, что совершенно здоров, и она обрадовалась его приезду.
– Когда ты вернулся из Лос-Анджелеса? – спросила она с улыбкой.
– Прошлой ночью, – ответил Маршалл, глядя на нее без улыбки. Теперь она казалась ему чужой. Он уже мысленно расстался с ней, даже отправил сообщение, когда вернулся домой, что было для него необычно. – Я взял на сегодня выходной.
Лиз уже поняла это. Он заметил на ее ногтях ярко-красный лак. Она выглядела более отдохнувшей и расслабленной, чем когда он улетал в Лос-Анджелес.
– Я приехал поговорить с тобой, – наконец сказал он с серьезным видом.
– Что-нибудь случилось? У тебя опять был приступ в Лос-Анджелесе?
Она сразу забеспокоилась, но он покачал головой, и она присела рядом с ним.
– Кое-что случилось в понедельник.
Они сидели на пристани, глядя друг на друга. У нее было странное предчувствие, будто что-то должно произойти, но она не знала, что именно. Он смотрел на нее как-то странно, а она ждала его объяснений.
– Конни Фейнберг пришла ко мне в офис и буквально заставила меня сделать то, на что у меня не хватало мужества в течение восьми лет.
– И что же это? – не поняла Лиз.
– Быть честным с тобой. Я лгал тебе в течение восьми лет.
– О чем? – Ей все это казалось странным.
– У меня есть другая женщина в Лос-Анджелесе, – произнес он так, словно в этом не было ничего особенного.
Лиз уставилась на него с недоверием. Ее мозг отказывался воспринимать эти слова, словно кто-то нажал клавишу «стереть». Информация не доходила до нее.
– Что ты имеешь в виду?
– Восемь лет у меня длится связь с женщиной из Лос-Анджелеса, – холодно повторил он. – Я никогда не хотел расставаться с тобой или рассказать тебе о ней, но я проводил два дня в неделю с ней. У нас две маленькие дочки, близнецы, им по семь лет. Они живут в Малибу.
Лиз смотрела на него, пока он это говорил, и думала, что сейчас упадет в обморок.
– Об этом стало известно в совете директоров, и они требуют, чтобы я разобрался с этим, или меня уволят.
Маршалл сказал это в надежде, что Лиз поймет, но она не понимала. Она не поняла ни слова из того, о чем он сейчас говорил, и как это могло случиться, и почему она об этом не знала и даже не догадывалась. Она полностью доверяла ему.
Она попыталась подняться, но чуть не упала. Она дрожала как осиновый лист. Он протянул руку, чтобы поддержать ее, но она отшатнулась, словно его рука могла обжечь, так же как слова только что разбили ей сердце.
– И у вас двое детей? – закричала она пронзительным голосом, который они оба не узнали. А Маршалл был пугающе спокоен, наблюдая за ней. Единственное, чего он сейчас хотел, – сказать ей правду, впервые за эти годы. – И ты занимался со мной любовью все это время? И лгал мне? И нашим детям? Как ты мог так поступить со мной?
Она всхлипнула и разразилась рыданиями. Они стояли около озера, и у Лиз был такой вид, словно она сейчас ударит его, и Маршалл не обвинил бы ее, если бы она это сделала. Ему было тоже тяжело. Было непросто признаться ей во всем, но он хотел это сделать сейчас, чтобы прояснить положение и объяснить свое решение.
– Я полюбил ее. Безумно, страстно, безрассудно. Думал, что пройдет, но не прошло. А потом она забеременела. Она хотела иметь детей, особенно когда мы узнали, что это близнецы. Может, она считала, что это единственный способ привязать меня к себе. Она была очень молода в то время.
– Насколько молода? – сдавленным голосом поинтересовалась Лиз. Теперь она хотела знать все. Он словно разрезал ее на куски, и она думала, что хуже уже не будет.
– Ей было двадцать два, когда мы встретились. Сейчас ей тридцать. Но дело не в ее возрасте, Лиз, – сказал он тихо. – Ты красивая женщина, и я люблю тебя. Когда Конни сказала, что мне придется сделать выбор, я собирался остаться с тобой и поехал в Лос-Анджелес, чтобы сказать ей об этом, но не смог. Если бы даже и оставил ее, то вернулся бы к ней тайком через неделю. В ней есть что-то, в чем я нуждаюсь. Я даже не знаю, что это или почему. Это за пределами разума. Мы с тобой прожили вместе почти тридцать лет. Может быть, мы исчерпали наши отношения и не осталось ничего, кроме уважения, чувства долга и привычки. Но я знаю, что в Лос-Анджелесе у меня ничего не закончено. И она ждала этого долгие годы. Мы должны развестись, Лиз, – сообщил он, словно ожидая, что она вежливо согласится и пожелает ему удачи.
Но вместо этого Лиз издала ужасающий вопль, и он эхом прокатился по озеру. Маршалл стоял и смотрел на нее, не зная, как успокоить. Она продолжала кричать, пока домработница не выбежала из дома, но он знаком отослал ее прочь. Он попытался обнять Лиз, но она больно ударила его. Она дико размахивала руками и кричала, как он мог так с ней поступить. Она всегда поддерживала его, она отдала ему свою жизнь и родила троих детей, а он превратил все это в фальшь.
– Это не было фальшью, – пытался он ее урезонить. – Я любил тебя. И сейчас люблю. Просто не могу больше оставаться с тобой.
Лиз посмотрела на него так, словно хотела убить, и бросилась к дому. Он последовал за ней, но оставил одну, когда она вбежала в спальню и захлопнула дверь. Он подошел к двери часом позже, услышал ее рыдания и заходить в комнату не стал. Домработница догадалась, что случилось нечто ужасное, но боялась спросить и старалась не показываться на глаза. Сидя на кухне, она плакала, даже не зная, что произошло, и думала, что несчастье приключилось с кем-то из мальчиков. Пока Лиз продолжала рыдать в спальне, Линдсей вернулась домой, но рыданий не слышала и была удивлена, увидев отца так рано в пятницу, когда столкнулась с ним в холле.
– А где мама? Ты хорошо себя чувствуешь, пап? – спросила она участливо.
Маршалл был тронут и подумал, как долго это продлится, учитывая то, что только что сказал ее матери. Он знал, что, если Лиз решит сказать им правду, он станет для всех персоной нон грата.
– Она плохо себя чувствует. Она в своей… нашей спальне. Я думаю, не стоит ее беспокоить сейчас.
Линдсей спустилась вниз, чтобы поесть и обнаружила домработницу в слезах.
– Что случилось? – Она тоже сразу подумала о братьях и не на шутку испугалась.
– Я не знаю. Твоя мать очень расстроена. Мне кажется, они поругались.
– Ох!.. – Линдсей вышла из кухни и направилась к матери выяснить, что происходит.
Она обнаружила ее на кровати, лицом вниз и горько рыдающей. А когда на звук хлопнувшей двери она подняла голову и посмотрела на Линдсей, ее лицо было искажено горем. Девочка пришла в ужас, увидев мать в таком состоянии.
– Мама, что случилось?
Но Лиз продолжала рыдать. Линдсей обняла ее и попыталась успокоить. Но от этого рыдания становились громче.
– Вы поругались с папой? – спросила Линдсей, вспомнив слова домработницы, но Лиз ответила дрожащим голосом:
– Мы разводимся. У твоего отца другая женщина. Он бросает меня из-за нее.
Лиз не стала говорить, что эта связь тянется уже восемь лет и что у них есть двое детей-близнецов. Это было все, на что у нее хватило сил в настоящий момент.
– Кто она? – дочь уставилась на нее широко раскрытыми глазами, не в силах поверить в это.
– Молодая женщина из Лос-Анджелеса.
– Насколько молодая? – Линдсей смотрела на мать с ужасом.
– Ей тридцать лет. – Лиз попыталась взять себя в руки, в то время как дочь села рядом с ней на кровать и тоже заплакала.
Они долго сидели обнявшись, не в силах поверить в происходящее, а когда наконец спустились вниз, уже стемнело. Маршалл сидел в гостиной, явно расстроенный, когда они вошли в комнату. Лицо Лиз было красным и опухшим, а дочь выглядела еще хуже. Они проплакали несколько часов.
– Мне жаль, – сказал он мрачно. – Я знаю, это тяжело для всех нас, но у меня не было выбора, кроме как все тебе рассказать.
– Как ты мог лгать мне столько лет?
– Я не хотел причинять тебе боль и не знал, что мне делать. Ни с одной из вас я не хотел расставаться и сомневаюсь, что расстался бы, если бы совет директоров не заставил меня сделать выбор.
Сейчас Маршалл был абсолютно честен, и смысл его слов не ускользнул от нее.
– Так ты разводишься со мной, чтобы спасти свою карьеру?
– А что проку в том, если я останусь без работы? Наш брак уже исчерпал себя, Лиз. Много лет назад.
Это было то, что он всегда говорил Эшли, но они оба знали, что это неправда. Он вел себя с Лиз как муж и продолжал хотеть, чтобы она вела себя как его жена все эти годы, даже в постели.
– Наш брак оставался браком, и ты сам это знаешь, – отрезала Лиз, и Линдсей, не в силах больше слушать, побежала наверх, в свою комнату. – Ничего не было кончено. На прошлой неделе мы занимались любовью. Или ты это тоже делал из чувства долга?
Маршалл не стал говорить ей, что уже несколько лет секс между ними происходил из чувства привязанности, уважения и благодарности за все, что она делала для него. Он еще оставался достаточно джентльменом, чтобы не сказать, что страсть давно потухла и желание возникает все реже.
– И что это за девица, если способна восемь лет тайком жить с женатым мужчиной да еще внебрачный детей родить? Что это за шлюшка?
Лиз снова принялась кричать, и Линдсей слышала ее из своей комнаты, но слов отца не могла разобрать.
– Она страдала из-за всего этого большем, чем ты, – жестко сказал Маршалл, – потому что все эти восемь лет знала о тебе. По крайней мере у тебя было преимущество – ты верила, что у нас нормальный брак.
– А ты не верил? – возмутилась Лиз.
– Я знал правду.
Лиз осознала, что была единственной, кто не знал правды. Пять дней в неделю он играл в брак с ней, а потом уезжал на два дня в Лос-Анджелес к женщине, которую действительно любил, и их детям.
Лиз поднялась наверх, чтобы поговорить с дочерью, а Маршалл тихо проскользнул в одну из гостевых комнат и лег спать. Ничего полезного они уже не скажут друг другу ни этой ночью, ни в выходные. Все, что осталось, – это оскорбления и взаимные обвинения.
Лиз легла в кровать, но вспомнила, что домой приезжает Джон и привозит с собой Элис. Но сейчас это невозможно. Она написала ему сообщение, что эти выходные они должны провести в семейном кругу, поэтому он не может взять с собой Элис. Джон перезвонил, как только получил сообщение, сердитый и растерянный.
– Почему нет? Я пригласил ее несколько недель назад. Мы не можем отказать ей сейчас, мама. Она обидится. – Он подумал, что голос матери звучит как-то странно. – Ты не заболела?
Лиз не знала, что сказать, и не хотела сообщать новости по телефону.
– Я простудилась. Это не самое удачное время для гостей. Передай ей, что мне очень жаль и она может приехать в любое другое время.
– Это нечестно. Тогда я тоже не приеду домой.
– А вот тебе нужно приехать обязательно! – В отчаянии выкрикнула Лиз. – Только на эти выходные. – Ее голос дрогнул. – Ты мне очень нужен.
– Зачем? – Он казался агрессивным и несчастным, что было необычно для него.
– Просто нужен.
Джон долго колебался, но потом сдался: с матерью действительно что-то не так.
– Хорошо. Но это и правда нехорошо, мама, – упрекнул он ее, и Лиз обещала извиниться перед Элис в следующий раз, когда увидит ее.
После этого Лиз, лежа в постели, вспоминала все, что Маршалл сказал ей, и знала, что будет помнить это всю оставшуюся жизнь. Двадцать семь лет стерты из жизни в один миг. И у него есть любовница с детьми. Все это казалось невероятным и похожим на плохой фильм. Но этот плохой фильм оказался ее жизнью.
Джон приехал на следующий день, и родители его уже ждали, а Линдсей сидела, надувшись, в своей комнате. С отцом разговаривать она отказывалась со вчерашнего дня. Лиз позвонила утром Тому и попросила его приехать, но он отказался, сославшись на то, что у него другие планы. Лиз поняла, что ей придется рассказывать ему обо всем по телефону, после того как переговорит с Джоном. Она предпочла бы рассказать ему об этом при личном встрече, но у него не было желания встречаться с отцом. И Лиз знала, что сын еще меньше захочет его видеть, когда все узнает. Том никогда не простит его. Все, что он говорил об отце в течение многих лет, оказалось правдой.
Когда Джон вошел в дом и увидел их лица, то сразу понял: случилось что-то ужасное, а мать не больна, просто плакала. Странно выглядел отец – неловко и напряженно.
– Что происходит? – спросил Джон их обоих. – Что-то с Томом?
У него возникла та же мысль, что и у остальных. Только смерть в семье могла объяснить то, как они выглядели. И смерть в семье была – смерть их брака.
Лиз поспешила успокоить младшего сына:
– С Томом все в порядке. Я говорила с ним сегодня утром: просила приехать, но он не смог.
– Тогда что же случилось? – спросил Джон с выражением паники на лице.
– Это касается твоего отца и меня, – тихо сказала Лиз, стараясь сдержать слезы. – Мы разводимся.
Она снова расплакалась, а Джон с ужасом уставился на родителей. Это был его самый тяжелый страх, особенно в последнее время. У него было предчувствие, что в семье что-то происходит.
– Почему? – Джон тоже не смог сдержаться и расплакался.
Отец ничего не ответил – не смог. Ему было больнее видеть сына в таком отчаянии, чем Лиз. Он знал, как сын любит и уважает его, и боялся, что теперь возненавидит. Линдсей объявила ему накануне войну, обозвала лжецом и чудовищем, но он привык от нее слышать такое. А старший сын Том ненавидел его всегда, потому что видел насквозь и знал, что он обманщик. И Маршалл подозревал, что он прав. Может быть, Том это чувствовал. Они никогда не ладили, а теперь все будет только хуже. Он одним махом лишился всей семьи, но это не стало для него неожиданностью. Выбор он сделал, когда решил спасти карьеру: бросить Лиз и остаться с Эшли.
– У твоего отца связь с другой женщиной, – сквозь слезы объяснила Лиз Джону. – Они вместе уже много лет. – Она взглянула на Маршалла, прежде чем продолжить, но это было нужно сказать, и он не попытался остановить ее. – У них двое детей, девочки-близнецы.
Она нанесла этот последний удар, и Джон широко раскрыл глаза.
– Что? – повернулся он к отцу. – Кто-нибудь, скажите мне, что это неправда!
– Это правда, – подтвердил Маршалл. – Я привез с собой их фотографии, и если захочешь, можешь посмотреть. Они твои сестры.
Джон уставился на него как на сумасшедшего.
– Ты спятил? Ты собираешься показывать мне фотографии моих сестер? Сколько им лет? Пятнадцать? Как долго это все тянется?
– Восемь лет, – мрачно ответил Маршалл. – Им по семь, и они очень красивые малышки, тебе понравятся.
– Я не собираюсь с ними встречаться, – сказал Джон, еще не оправившись от шока.
Он чувствовал, что должен поддержать мать хотя бы этим. И в любом случае не хотел видеть живое доказательство предательства отца.
– А ты, случайно, не привез фотографии этой своей… тоже? – возмущенно выкрикнул Джон, но отец только покачал головой.
Маршалл думал, что они захотят посмотреть фотографии девочек, хотя бы из любопытства, но ошибся. Никто не пожелал иметь ничего общего ни с его близняшками, ни с Эшли. Маршалл вышел из комнаты и послал ей сообщение, в котором написал, что находится в Тахо, улаживает дела, и что любит ее. О том, что вся его семья в отчаянии и ненавидит его, а ее еще больше, он решил не упоминать, чтобы уберечь хотя бы от этого. А еще он не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой. Он делал это не только для нее, но и для себя тоже, и готов был всю ответственность за это взять на себя.
Эти выходные оказались мучительными, с бесконечными слезами. Никто не разговаривал с Маршаллом, лишь изредка бросал обвинения и оскорбления в его адрес, но он стойко все выдержал, а когда уезжал днем в воскресенье, никто с ним не попрощался. Он предупредил Лиз, что позвонит адвокату в понедельник утром, что сделало происходящее еще более реальным, а она потребовала, чтобы он выехал из их дома в Россе к ее возвращению. Он обещал на следующей неделе переехать в отель.
По дороге из Тахо он чувствовал себя так, словно его избивали все выходные, и это было недалеко от истины. Больше всего боли ему доставляло видеть их всех такими несчастными. И в некотором смысле бешеная злость Лиз в воскресенье была облегчением. Он мог справляться с яростью гораздо легче, чем со слезами. А вид плачущего Джона почти разбил ему сердце. Хуже всего было, когда Джон посмотрел на него и сказал: «Я разочаровался в тебе, отец». Маршалл подумал, что это убьет его.