Аут Иртенина Наталья
– Пусть гуляет тут и жрет всех подряд, да?
– Так ведь Оракул же, – последовало унылое возражение. – Будет жрать недостойных. Он, наверно, и пришел для этого – чтобы очистить клан от прихвостней горлов.
– Чего ж он раньше не приходил? А если его, наоборот, горлы как раз натравили на нас? Отменить чтобы новый порядок и предателей опять нам на шею насажать.
Кубик незаметно отодвинулся в сторонку. В голову пришла интересная идея, и нужно было ее опробовать, невзирая на кажущуюся нелепость. Конечно, хищный монстр, скрежещущий железными челюстями, откусывающий головы, совсем непохож на привидение, но вдруг… Вдруг Оракулы тоже приходят из тех краев, где ничего не существует?
Стараясь не привлекать к себе внимания, Кубик трижды плюнул в сторону Оракула, начертил в воздухе две пересекающиеся линии и с чувством добавил от себя вполголоса: «Проваливай, гадость!».
Результат потряс до глубины души. Оракул зашипел, прыгнул, туша его пробила десятимиллиметровое небьющееся стекло окна и полетела вместе с осколками вниз.
– Куда это он? – спросил кто-то.
Несколько человек бросились к звездообразной дыре, пожелав проследить путь Оракула. Раздался удивленный свист.
– Что там? Где он?
– Черт, ничего не видно.
– Да там и нет ничего. Он испарился.
– Как это испарился? Дай посмотрю.
– Точно говорю. Он в воздухе пропал. Сгинул.
Охотники за Оракулами разом загалдели, пытаясь убедить друг дружку в том, что либо у кого-то что-то неладно со зрением, либо Оракул перехитрил их и удрал. Наверное, испугался. Во всяком случае, им теперь положена награда за победу над чудовищем и знать об этом должны все.
У Кубика отчего-то начали дрожать колени. Он поспешил унести ноги с места побоища, спустился на этаж ниже, прошел по пустому коридору. Сержант Флопп, судя по всему, до сих пор преследовал перепуганного нарушителя пропускного режима. Из-за всей этой истории с Оракулами Кубик забыл, куда направлялся первоначально, до того как вошел в контакт с новым режимом в лице свежеиспеченного сержанта. Он вернулся к себе в квартирку, бросил грустный взгляд на футляры из «Архива», заказал комбайну стакан бодрящего коктейля.
Выхлебав пахнущее мылом пойло, ощутил прилив сил и ума. Стало ясно, что ему позарез нужно в учебный блок. Только там, в локальных базах, хранилась вся информация, касающаяся Центра, его работы, обоих кланов, внутриклановых систем, законодательств и ортодоксий. Там же новички обучались служебному профилю, и все желающие повышали квалификацию. Кубика сейчас интересовала мифология возникновения и былого существования Центра, если таковая вообще имеется в компьютерах, а также некоторые логические моменты ортодоксии. Он собирался отыскать в них основополагающую ошибку – корень всей остальной лжи.
Но военный переворот смешал все карты. Флопп ясно дал понять, что без пропуска его наверняка не пустят. А пропуска не дадут без согласия активно сотрудничать с новой властью. Тогда как новая власть, воюя против выявленного в клане мракобесия, в действительности сама еще глубже увязает во мраке лжи, наивного шарлатанства и суеверного фанатизма. Такая власть Кубика совсем не устраивала.
В конце концов, он не сомневался, его, конечно, вынудят получить этот кретинский пропуск. Либо… либо! Что они делают с несогласными и горловскими агентами влияния? Уничтожают? Нет. Смертная казнь запрещена. Закон природы. Вышвыривают из клана? Из Центра человека живым не вышвырнешь. Законы природы позаботились и об этом. Изменяющийся мир изгоя не примет, и следующий реал вернет его на службу. Остается только путь в горлы. Вынужденное предательство.
Входная дверь издала сигнал. Экран компа продемонстрировал гостя. Скромно жмущийся с ноги на ногу, смущенный, на себя не похожий Раффл. Кубик впустил его.
– Вот ты куда упрятался, – сказал Раф, шаря расходящимися глазами по сторонам. – А я тебя ищу. Теперь вот нашел.
Кубик внимательно на него посмотрел. Он знал: когда Раф становится похож на идиота, это означает, что его посетила великая идея, но воплотить оную идею в жизнь одному ему не под силу и требуется помощь.
– Э… ты как? – спросил Раф.
– А как я должен быть?
– Ну… понятно. А вообще как дела? – Раф ходил по комнате и заглядывал в каждую щель, которая почему-либо казалась ему интересной.
– Скажи, меня без пропуска в учебный блок пустят? – спросил Кубик.
– Не-а. Никуда не пустят. Ни в статконтроль, ни в инфподдержку, ни в мониторинг. Сомневаюсь даже, что в виэртеку пустят. Только в одно место пустят.
– Общие сортиры?
– Не. Приемную Перв… президент-генерала. Он лично выдает пропуска. Вместе с удостоверением нового дополнительного статуса. Всех дел на десять минут. Детектору лжи вообще минуты хватает. Определитель скрытых наклонностей за пять минут тебя обнародует. Хорошая машинка, правильная… А у тебя что, проблемы с лояльностью? – спохватился Раф.
Кубик угрюмо промолчал, отворотившись.
– Так, – сказал Раф, принимая деловой вид. – Понятно. Тогда вот что. Будем делать из тебя героя. Завышать, значит, самооценку. Это дело полезное, когда нужно вытряхнуть разные неконструктивные глупости из башки.
– Кого ты хочешь из меня делать? – испугался Кубик.
– Укротителя Оракулов, – скромно потупив глаза, ответил Раффл. – Можно было бы, конечно, представить тебя заклинателем Оракулов, но, боюсь, в текущей конъюнктуре это не проканает. Слишком отдает мистицизмом. А от мистицизма до Божества, сам понимаешь, – полшага. Нет, не проканает. Значит, будешь укротителем. К законам природы это намного ближе. И не пялься на меня так чистосердечно. Что же я, не видел, как ты разделался с этой тварью? Все я прекрасно видел. Только у меня будет встречное предложение. Верней говоря, просьба. Как к другу. Перед тем как ты станешь официально укротителем Оракулов, помоги мне войти в Совет Высших.
Кубик испугался еще больше.
– Ты… ты серьезно?
– Это мой шанс, – очень серьезно подтвердил Раффл. – Ну и твой, конечно. Человек, повелевающий Оракулом, столпом конституции ирчей, не может подвергаться сомнениям в лояльности. Скорее всего, детектор лжи тебе не грозит. А новое назначение – вот же оно, налицо. Ну как, отличная идея?
– Мне кажется, – запинаясь, заговорил Кубик, – я тебя сейчас разочарую. Я не умею заклинать Оракулов. И укрощать тоже.
– Я видел, – напомнил Раф, с укоризной покачав головой.
– Я тоже видел, – возразил Кубик. – Мы оба видели, как чудище отправилось туда, откуда они все приходят к нам. Помнишь, ты говорил, что Оракул пролез к нам из другого мира? Я, сам не знаю как, отправил этого его родича обратно. Вот и все.
Раф подумал и спросил:
– Значит, ты можешь услать на фиг нашего Оракула?
– Наверно. – Кубик вдруг побледнел. – Как ты думаешь, если я это сделаю, в клане начнется полная жопа? – И добавил, передернув плечами: – Столп конституции. Бр-р!
– Очень может быть, – раздумчиво ответил Раф. – Хотя у президент-генерала Дива большой зуб на Оракула, боюсь, клан без столпа пойдет вразнос. Наверно, мы тогда друг друга перестреляем.
– Кстати, – вспомнил Кубик. – А откуда он взял оружие для своего военного переворота?
– Как откуда, со склада, конечно. Там всего полно. Ты не знал?
– А может, и мне разжиться? – помечтал Кубик.
– Опоздал. Склад теперь охраняется, как и все остальное. И наверняка нужно спецразрешение на получение оружия. – Помолчав, Раф вздохнул: – Да, жаль. Это был мой шанс.
– Можешь еще попытаться честно выиграть выборы, – грустно улыбнулся Кубик.
– После того как я своими глазами видел эту пакость? Да ни за что на свете… А может ты все-таки попробуешь? – Раф умоляюще посмотрел на него.
– Что попробую?
– Ну… научишься укрощать. Научился же как-то давать ему пинка под зад. Вон он как полетел. С ускорением.
Кубик отмахнулся:
– Случайно.
– Ну да, как же, – не поверил Раф. – Где научился-то?
– Там. – Кубик показал пальцем в потолок.
– Там? Ты все-таки был там? – Благоговейный ужас на лице.
– Был. Как видишь, вернулся. До сих пор жив. И намерен заняться просвещением умов, коснеющих во мраке ортодоксии.
Раф поставил на место отвалившуюся было челюсть.
– Хочешь идти проповедовать горлам? Учти, это бесполезно. Они уже намертво закоснели.
– Нет, я говорю об ирчах. Наша ортодоксия должна быть кардинально пересмотрена. Нет никаких великих законов природы и принципов демократии. Я теперь это знаю неопровержимо.
– Неопровержимо только то, что там у тебя мозги расплавились, – с жалостью сказал Раф. – Я предупреждал. Природа жестоко наказывает тех, кто преступает ее законы.
– Если она кого и наказывает, то только таких слепых кротов, как ирчи. Ты не дослушал. Я сказал, что нет законов природы, потому что есть Божество! – триумфально возгласил Кубик.
– Так, – тяжело сказал Раф, словом эти припечатав заявление Кубика к позорному столбу. – Я примерно так и думал. Дикое суеверие и тупой мистицизм. Вот почему природа установила запрет на эту территорию. Вот оказывается, откуда зараза к нам прет. А мы-то думали – от горлов… Ты в курсе, что тебе не дадут и рта раскрыть?
– Догадываюсь, – загрустил Кубик.
– Помнишь, у нас с тобой был разговор о готовящемся меморандуме, ну, насчет введения в ортодоксию «Божественной константы»?
– Помню.
– Президент-генерал приказом номер три объявил меморандум вредной фальшивкой и уничтожил весь проект. Те, кто его поддерживал и разрабатывал, отправились в добровольное изгнание. Сейчас просят политического убежища у горлов. В Совете Высших освободилось восемь мест. Уловил суть?
– Ты мне поможешь, – полувопросительно сказал Кубик.
– Я? – Раф задумался. – Ну, для этого нужны очень сильные аргументы. Вот если бы ты научился укрощать Оракула…
Кубик бросил на друга изумленный взгляд.
– Я думаю, – сказал он, – у меня есть и другие аргументы. Не менее сильные. Если ты соизволишь выслушать, не строя при этом испуганную или брезгливую рожу.
Раф поудобнее устроил свой зад на кресле.
– Я тебя слушаю.
Кубик встал и начал ходить по комнате, теребя пальцами подбородок.
– Сначала я хочу кое-что проверить. Ты помнишь, какой реал был два месяца назад?
– Чего ж не помнить, – бодро ответил Раф. – Был этот, как его… фу ты, черт… ну как же… Тьфу. «Дивные игрища» были, – с облегчением вспомнил он.
– Ага. Вот и я так же. А в чем там смысл-то был? Ты помнишь?
– Ну там… по лесам, по полям… бродили шайки эльфов. Хотя диколесье они, наверно, все-таки стороной обходили… Какой там еще смысл?
– И еще отряды наемников-назгулов, дружины могучих витязей-хоббитов, процессии паломников к святым местам гоблинской цивилизации…
– …и толпы блаженных гномов…
– …и мобильные отряды сумасшедших волшебников, похожие на стихийные бедствия.
– И чего им всем было надо?
– Вот именно – чего они все хотели?
– Хрен знает.
– Хрен, конечно, знает, – согласился Кубик. – В информатории пусто. Давай дальше. До «Игрищ» что было?
Раф снова напрягся.
– Ну ты и вопросы задаешь. Я что, справочное бюро? Ладно, сейчас… э-м… ну ё мое… «Пелены матриархата»?
– Ладно не мучайся. Я голову сломал, пока вспомнил. «Пелены Майи» были. А до них – «Узы матриархата». А дальше уже хрен вспомнишь. Даже и не пытайся. Я чуть с ума не сбрендил.
– «Пелены майи» – это когда кто-нибудь там думал про какую-нибудь вещь, что она существует реально, она рассыпалась в пыль, так? – спросил Раф.
– Угу. А в «Узах матриархата» начали приносить человеческие жертвы. Мужчин и мальчиков. Процент самопроизвольной был – девяносто один.
– Да-а, хорошо народ повеселился. От души. А к чему ты это все?
– К тому. Ты знаешь, к примеру, что такое «государство»?
– Нет. А что это?
– А «полиция», «министерство», «литература», «экономика», «театр»?
– Абракадабра какая-то.
– Это не абракадабра. Все это существовало – раньше. Не в мифическом прошлом, а в реальном. И это прошлое – там. – Кубик опять ткнул пальцем в потолок. – Я нашел его. Там все покрыто пылью, слой примерно в десять лет толщиной. Значит, десять лет назад там были люди, такие же как мы. Только они знали больше нас. Их память еще не стерлась до такой степени. Может быть, некоторые из них до сих пор работают в Центре. Только уже ничего не помнят. Как все мы.
– И из этого ты заключил, что законов природы не существует? – иронично спросил Раф. – Как-то неубедительно.
– А для меня неубедительно вот что: если природа раньше создала все эти вещи – «государство», «экономику», «литературу» и все прочее, еще много чего, – то почему сейчас уничтожает их, стирая из нашей памяти?
– Природа мудра, – отговорился Раф. – Значит, так нужно для нашего же блага.
– Это не мудрость. Это… наоборот. Клинический идиотизм. Или… злобствование какое-то.
– У природы нет эмоций и клинических патологий.
– Так я же и говорю! Это Божество, Раф! И наверняка «Война миров» на самом деле – «Гнев Божества»! Знаешь, когда я поднимался там, мне казалось, что кто-то расставляет в нашей памяти такие же таблички «Проход запрещен», чтобы мы не ходили в свое прошлое. Он просто уничтожает нас, нашу жизнь, оставляет только кусочек, чтобы было куда ткнуть нос, высморкаться и сказать – «Это мое». Я теперь даже не уверен, что я – это я. Может быть, в каждом новом реале появляется какой-то новый я? И в сущности, никакого настоящего меня нет – есть только эти сменные интеллект-панельки?
– Это тоже только эмоции, – равнодушно сказал Раф. – Никаких доказательств у тебя нет. И быть не может.
– Нет? А это что? – Кубик вытащил из ящика стола футляры из «Архива».
Раф скептически открыл один, полистал распечатку, похмыкал. Потом посерьезнел.
– Это оттуда?
– Оттуда. Полагаю, примерно двадцатилетней давности. Но могу и ошибаться. Я основываюсь исключительно на толщине слоя пыли. Ты почитай, почитай. Вот эту лучше, «Вечную Атлантиду».
Раф снова нехотя полистал.
– Скажи сам, что тут, – нахмурился он.
– Сценарий. Нам такие и не снились. Наши – на несколько порядков проще, ниже уровнем. Я бы сказал – примитивнее. Вот, скажем, – Кубик уткнулся в свой хэнди, сверяясь со сделанными накануне в «Архиве» записями, – государство. Управляет всем царь. После него идет Великий жрец, Жреческий круг, сановники разные, военные начальники, армия. Религиозные обряды – горлы оп исались бы от зависти. В школах предметы, о которых мы даже не слышали. Астрономия, например, или там поэзия какая-то, геометрия, ботаника. Похоронные ритуалы – ногу в них сломишь. Ага, вот еще – морская навигация. Понятия не имею, что это. Судебная система. Ясное дело, у них о карме не слышали. У них воров и убийц наказывали. Социальная еще какая-то иерархия. Тебе про такое известно? Библиотеки, литература, публичные чтения Гомера и Горация. Кто такие? И все в этом же роде. Продолжать? Наверно, хватит. Нет, могу еще подкинуть несколько названий реалов той же давности. Например, «Янки, рыцари, замки». Города были укрепленными крепостями, и их владельцы, сеньоры назывались, соревновались друг с дружкой в силе и славе и прославлении своих дам сердца. Дама сердца – это, наверно, любовница. Ты когда-нибудь слышал про такое развлечение – прославление своей любовницы? Наверно, они получали от этого большой кайф. Я понимаю, почему у нас этого нет. Для этого как минимум нужна одна-единственная любовница. А это противоречит демократическому принципу жизненного разнообразия. Вот еще: «Закон фронтира». Честно скажу – ничего там не понял. Так, дальше тут… о! «Королевские особы Монсальвата». Что такое «королевские»? Еще – «Твердыни роз», «Вавилонские хроники», «Прииски желтого дьявола», «Откровение Будды грядущего. Матрица», «Бремя желтого человека. Поднебесные церемонии», «Внутренняя Монголия». Тоже мало понятного. Ну как? Прибалдел?
Раф высказался монументально.
– Да, это сильный аргумент, – произнес он, кладя руку на футляры. – И мой шанс. Я его не упущу. Будь уверен.
– Ты мне поможешь?! – возликовал Кубик.
– Конечно, ты же мой друг. Я избавлю тебя от этой проблемы. Но я должен знать все.
– Само собой, Раф, – с готовностью кивнул Кубик. – Я знал, что на тебя можно положиться. Что ты все поймешь. Ты настоящий мужик. Давай выпьем за наше согласие.
Он заказал комбайну выпивку, наполнил стаканы.
– Ну, за наш успех.
Напиток вкусом напоминал дезинфицирующую зубную пасту сорокаградусной крепости.
– Ух, хороша стерва! – Раф занюхал рукавом.
– Ядреная отрава, – согласился Кубик.
Раф поставил стакан, дыхнул и сказал:
– И прежде всего я должен знать, какой гвоздь и в какой заднице заставляет тебя заниматься этими… раскопками пыли.
Кубик погрозил ему пальцем и помотал головой.
– Не в заднице. Вот тут. – Он бухнул кулаком себе по сердцу. – Понимаешь? Тут болит. Почему все так… как в жопе. Вот что в заднице – мы. А гвоздь – тут. – Палец в грудь. – У меня. Больше ни у кого. Почему-то. – Он стремительно пьянел. – Но теперь у тебя тоже будет. Обещаю. Давай пожмем друг другу руки.
– Я избавлю тебя от этой проблемы, – сочувственно повторил Раф, протягивая руку. – Обещаю. Мне пора. Это я забираю с собой.
– Забирай, – махнул Кубик. – Я себе еще таких достану.
– Об этом я тоже подумаю, – пообещал Раф, направляясь к выходу. На прощанье же сказал: – Сиди тут, никуда не ходи. Никаких действий, никаких контактов без моего ведома. Абсолютная секретность операции. Тс-с. – Он приложил палец к губам.
– Да уж, – пробормотал Кубик, – вые…ть ортодоксию – это тебе не даме сердца любезно задрать юбку.
Но Раф уже ушел и не слышал его.
Глава 13
В молодости каждый мечтает о покорении вершин – близких или далеких. От мечтаний к делу переходит примерно одна четверть. Достигают вершин – единицы. Даже из тех, у кого есть способности и таланты. Молодость, талант и бессилие – вещи сочетаемые, но не обязательно взаимно притягивающиеся. Однако когда они соединяются вместе из просто вещей они становятся фактором – сокрушительного поражения. Честолюбивая молодость переходит в тщеславную зрелость, талант приспосабливается к скучной среде, бессилие не мешает восходить на окрестные холмики, в которых видятся прежние вершины.
Сын Морла был молод, страстно честолюбив, обладал даром, но не имел достаточно сил для абсолютного воплощения своих талантов. Препятствием было не только немощное тело, мешающее совершать долгие прогулки по дорогам времени. Препятствием были люди, чья память открывала ему эти дороги. Люди со своим суетным сознанием, упрямой волей и мелкой корыстью мешали любоваться историей, грандиозными картинами прошлого и доводить эти картины до совершенства. Дан считал себя не только исследователем, но и художником. Прошлое часто бывало корявым, глупым, топорно сработанным и требовало, вопияло о переделке. Грубую мазню следовало утончить, смягчить цвета, подправить линии, силуэты, углубить тени, размыть контрасты.
Дан видел себя царем человеческой истории. Прошлое должно принадлежать ему по праву – так же как текущее принадлежит отцу, Морлу.
Но прошлое не подчинялось ему. До сих пор он был только наблюдателем в нем. Смотрел на него глазами тех, в ком пребывал, свернувшись клубком, и был бессилен проявить себя. Его сознание не могло заменить собой сознания этих людей, отдать даже самый простой приказ чужому телу. Без этого совершенство истории было недосягаемым. Художник не может творить, не имея рук и инструментов.
И все-таки сокрушительного поражения можно было избежать.
«Вычитание» – это слово произнес сам Морл. Дан прочел его в памяти слуги, дядюшки Камила. Это и был механизм. Теперь он знал это точно. Механизм власти над целым миром. Над настоящим. Над прошлым. Следует просто вычитать – стирать – чужое мешающее суетное сознание, упрямую волю, мелкую корысть. Для этого нужно либо время, либо сила. Его время пребывания в чужой памяти, в чужом мозгу исчерпывалось двумя сутками – ничтожная малость. Силой же он не обладал. Но зато ею обладал Морл. Можно было попытаться отнять ее.
Дан устало втянул воздух в легкие, соскучившиеся по хорошей вентиляции, и стянул с головы приспособление, похожее на металлический обруч, на который натянута половинка мяча, изрезанная в сетку. На толстых перекрестьях сетки с внутренней стороны видны были плоские поверхности контактов от обычного биоскана.
– Ты поспешил, – сказал он недовольно. – Я мог бы еще работать.
– Работать? – Камил отложил дистанционку, управляющую обручем, и сунул Дану под нос стакан с подкрепляющим напитком. – Что ты называешь работой, хотелось бы знать. По-моему, это следует называть мазохистским развлечением. От тебя скоро скелет один останется. Ты когда последний раз в зеркало смотрел?
– Только что, – ответил Дан, захлебнулся и стал кашлять.
– Так-так. Ты скоро пить и есть разучишься в своих экспедициях. Только что – это где?
– Там. – Дан приставил палец к голове. – Я видел свою мать, когда она подошла к зеркалу. Это было странное чувство. Я находился внутри нее в двух видах – неразумного зародыша и чистого сознания. Я даже почувствовал, как этот эмбрион притягивает меня, точно магнит. Ты бы хотел испытать такое?
– Н-нет, – поморщившись, сказал толстяк. – Я уже слишком старый, чтобы хотеть вернуться в мамочку. Будь добр, ешь кашу. Она очень полезная.
– Я не хочу есть. Моя мать… она была намного моложе, чем я сейчас. Просто девочка. Совсем невинная.
– Эта девочка здорово кусалась и лягалась, как жеребенок, – брякнул толстяк и спохватился: – Я совсем не то… не подумай, будто я насиловал ее.
– Я знаю, что ты не насиловал мою мать, – сказал Дан. – Я все знаю. Она была невинной. Ее сломал мой отец. А потом выбросил, как падаль. Я благодарен тебе за то, что ты пожалел ее и ускорил ее смерть.
Толстяк смущенно кашлянул.
– Не стоит об этом думать. Лучше ешь. Прошлое слишком неповоротливо, чтобы получать удовольствие, ковыряясь в нем.
– Ты не прав, дядюшка. – Дан принялся грызть кусок хлеба, намазанного мягким сыром. – Прошлое можно научиться поворачивать и получать от этого удовольствие.
– Свою мать ты не извлечешь оттуда.
– Зато я могу отправить туда отца. – Дан засмеялся. – Для этого я и придумал эту штуку. – Он показал на обруч. – С ней я могу спускаться на любой уровень памяти, но главное – она позволяет залезть в самого себя. В свою генетическую память. Раньше мне это не удавалось. Но я забыл встроить в нее таймер, поэтому мне понадобилась твоя помощь. Таймер не вытащил бы меня оттуда так рано. Но ничего, я это исправлю.
– Уморить совсем себя решил? – забрюзжал толстяк, как старая ворчливая нянька. – Не понимаю я тебя. Совсем не понимаю. Шутки какие-то странные. Что ты там сказал про своего отца?
– Это не шутки, дядюшка. Я собираюсь поприсутствовать на том Ритуале. Только теперь он пойдет так, как нужно мне. Мой отец умрет. Его убьет моя мать. Тем самым ножом. Тогда та сила, которая предназначена для него, перейдет к ней. А от нее ко мне – ведь она должна будет убить и себя, так же как тогда. Я уже все решил. Я выползу на свет тем же способом. Те люди, которые там были, они останутся и будут служить мне. Сила, что будет во мне, заставит их.
Камил отступил в тень комнаты и не отвечал.
– Что молчишь, дядюшка? Страшно? Я не верю тебе. Ты убийца. Тебе должно быть все равно.
– Есть кое-что, от чего блюют даже наемники, – глухо сказал толстяк. – То, что было тогда, – мерзость. Дан, не лезь туда. Я прошу тебя. Ты не знаешь – что это. Оно… оно может превратить тебя меньше чем в пыль. Оно может все.
– Оно, – задумчиво усмехнулся Дан, – может не все. Те материалы, которые ты принес мне… я изучил их. Они подтвердили мои предположения. То, что было тогда, никакая, конечно, не мерзость. Обыкновенное природное явление. Ну или сверхприродное, для меня это одно и то же. Взрывообразное установление прочного контакта между двумя реальностями. Точнее, между реальностью и антиреальностью. Через моего отца наш мир был… скажем, подсоединен к миру абсолютного Вакуума. Я бы назвал это глобальным генератором аннигилирующей энергии. Мой отец не Божество. Это даже смешно. Он просто канал, по которому туда, на ту сторону, вытекает порциями наш маленький мирок. И когда-нибудь, наверное, скоро, этот мирок совсем перестанет существовать. Мы растворимся в небытии. Антиэнергия может только вычитать – уничтожать. Но не может ничего создать. Эти игрушечные якобы реальности, которыми развлекается мой почтенный родитель, не новые творения. Это мираж.
– Как он это делает? – трепеща, спросил толстяк.
– В его распоряжении энергополе планеты. Информационная матрица лепит заказанные вещественные структуры. Очень непрочные и нестабильные. Если бы он не уничтожал их каждый месяц, они сами бы разваливались через какое-то время. Примерно так. – Дан пожал плечами. – Теперь ты не будешь говорить, что убивать родного папу плохо? В конце концов, он лишает меня законного наследства.
– Наследства? – эхом откликнулся Камил. – Значит, ты тоже хочешь…
– …стать «Божеством»? – счастливо улыбнулся Дан. – Успокойся, дядюшка, я претендую только на прошлое. Настоящее меня не интересует. Правда, если я получу то, что хочу, и начну работать с историей, не исключено, что текущее время потеряет четкость контуров. Боюсь, оно начнет множится, расщепляться. Разные вариации станут наслаиваться друг на дружку. Это будет поэффектней всякого лабиринта. Но разве сейчас не то же самое? Только концентрация реальностей станет гуще. Они будут меняться не каждый месяц, а на каждом шагу. Я думаю, это должно быть очень развлекательно для населения.
– Мм, – высказался толстяк.
– Ты так не считаешь? – удивился Дан. – Им же больше нечем занять свое время. Они живут в идеально комфортных условиях, на всем готовом. Мой родитель обеспечил их слугами. Если люди продолжат приносить жертвы фантомам и роботам, эти существа будут служить им и без моего папаши.
– Но ты же убьешь Морла до того, как он вызовет этих тварей, – напомнил толстяк.
– Ах да, – Дан закусил губу. – Ты прав. Но я что-нибудь придумаю. Ведь я тоже смогу их вызвать? Конечно. Я так и сделаю. Чтобы в моем мире не было никаких страдающих рож. Малыми жертвами они будут покупать свое счастье. И я смогу забыть о них. Убери от меня эту кашу, видеть ее не могу. Этой же кашей ты пытался однажды накормить мою мать. Помнишь, что она сделала? – Дан ухмыльнулся.
– Стала обстреливать меня ею из ложки. Она была дикая, как табун лошадей.
– В этом родитель облегчил мне задачу, – размышляя, кивнул Дан. – Сознание, затуманенное гневом, легче подавить. Кроме того, она моя мать. Психоритмы должны частично совпадать. И все равно мне нужно время, чтобы научиться контролировать ее. Кроме того, мне не терпится испытать мой аппарат на других. – Он поднял голову и пристально посмотрел на Камила. – Ты подойдешь, дядюшка.
Толстяк снова попятился в тень, энергично мотая головой.
– Нет. Нет, нет и нет. И не проси. Считай меня трусом, кем хочешь. Стар я уже для твоих изуверских экспериментов.
– Хорошо, – неожиданно легко согласился Дан, потрошитель мозгов. – Приведи мне молодого. Молодую, верней. Ту, с которой ты спишь.
– Еще чего, – пробурчал толстяк. – Девчонке и так достается от хозяина. Не отдам я ее на пытку тебе.
– Ого! В старом пне проснулись нежные чувства? Дядюшка, скоро ли свадьба? – радостно язвил злой мальчишка.
– Вот выпорю, стервеца, – сердито пригрозил толстяк.
– Дядюшка! – возбужденно вскричал Дан. – В таком случае я должен дать тебе совет. Держи ее подальше от моего отца. Не то он и ее вычтет.
– То есть… как? – забеспокоился Камил, и глаза его забегали, как мыши по клетке.
– Да очень просто. Я уже лазил в нее. Не бойся, ненадолго. Она сама не понимает, что вытворяет с ней мой родитель. А он ее просто жрет. Как сожрал мою мать. Секс для него что-то вроде дополнительной заправки для поддержания своего существования. В фольклоре это называется вампир. Я еще удивляюсь, как он тебя не сожрал за двадцать-то лет.
– Я несъедобный, – осипшим голосом сказал толстяк.
– Хотя, конечно, у него и другой жратвы навалом. Целый мир. Какой дракула может похвастать тем же? Дядюшка, тебе плохо?
Камил схватился за спинку стула, на котором стоял компьютер с развороченным нутром, и грузно покачнулся. Пальцы, вцепившиеся в стул, побелели.
– Нет. Я в порядке. Если тебе больше ничего не нужно, я пойду.
– Иди, дядюшка. Тебе нужно хорошо проблеваться. Это помогает. Но не забудь, что ты должен привести мне человека. Желательно физически крепкого. Добрая воля необязательна. Только постарайся не убить его.
– Хорошо, – сказал толстяк. – Постараюсь.
Кубик не любил просыпаться ночью. Если он просыпался, его начинали атаковать глупые мысли, которым невдомек, что он хочет продолжать спать и не хочет думать. Чаще всего мысли были о том, что все неправильно. А как правильно, Кубик не знал, поэтому думать на эту тему было не только бессмысленно, но и мучительно трудно. Кубик быстро утомлялся от таких мыслей и переходил в бессонный режим автономного созерцания неправильности. Ему начинало казаться, что здание Центра – это фантастический межзвездный корабль, совершивший аварийную посадку на чужой планете. Экипаж не сумел устранить неисправность, и корабль умер. Теперь в нем живут потомки прилетевших сюда людей. Чужая планета приняла их и стала перекраивать на свой манер. Они сами этого не замечают, но постепенно становятся совсем другими. В мысли Кубика лезло противное словосочетание «модифицированные образцы». По отношению к собственному первоначальному типу – уроды. Или выродки. Планета отучала их думать, чувствовать, видеть, жить. Приучала существовать, тупо реагируя на раздражители. На неудобство – страхом перед лишениями. На удовольствие – страхом потерять это удовольствие в будущем. Планета затаившегося всюду страха. По ночам было страшней всего. Просыпаться ночью здесь никто не любил.
Весь остаток дня Кубик не вылезал из своей квартирки, как было велено. Занимался черт знает чем, хлопнул еще стакан ядреной отравы, завалился спать. И ночью, почти под утро, проснулся с неприятным ощущением. Он забыл сказать что-то важное. Сказать Рафу. Важное.
Это важное свербело где-то в районе лобных долей, и Кубику казалось, что прежде всего сказать это важное нужно самому себе. Но что именно? Оно, важное, то ли забылось, то ли не до конца сформулировалось. Кубик, как лунатик, встал с постели и в одних трусах пошел к входной двери. Открыл, выглянул. В коридоре важного не было. Там была темнота и тишина. Кубик закрыл дверь. И вдруг понял, что должен делать и где искать.
Он спешно натянул одежду, ботинки, взял фонарик и выбрался в коридор. На цыпочках пошел вперед, к тому месту, где днем был охранный пост в виде сержанта Флоппа. Но то ли на ночь охрану сняли, то ли Флопп застрелился со стыда, не догнав нарушителя пропускного режима, – Кубик не встретил никакого препятствия и продолжил красться в темноте.
Эскалаторы на ночь отключались. Кубик поднялся на десятый этаж. Здесь тоже было темно. Он на ощупь перелез через запретительный знак и, чувствуя себя бывалым взломщиком-грабителем, двинулся наверх. Четырнадцать этажей пешком – тяжелое испытание для нетренированного организма. На двадцать четвертом уровне Кубик упал животом на резиновый поручень, вывалив язык и делая шестьдесят вздохов в минуту. Потом сполз на ступеньку, наконец отдышался, встал, зажег фонарик и отправился знакомым уже путем.
В «Архиве» включил общий свет. Здесь ничего не изменилось. Нового нашествия посланца Божества, опустошившего один из стеллажей, не случилось. Кубик снял с полки те футляры, над которыми корпел накануне, и свалил их горкой на столе. Что нужно искать, он толком не представлял, но был уверен, что когда найдет, сразу поймет это.
Через час, проглядев впустую три распечатки, он нашел. Пульс моментально подскочил к сотне. Затаив дыхание, Кубик впился взглядом в начальную страницу информатория «Откровение Будды грядущего. Матрица» за август 2085 года.
«Откровение Будды грядущего свершается. Первая ночь месяца Откровения – его видели! Он пришел на Землю в багровых сполохах пламени, объявшего мир. Нет, еще не он. Его отражение, посланное в мир как знак грядущего. Милосердие Будды простирается в бесконечность. Мы все – дети его, которых он любит. Мы живем во вселенной, и вселенная есть Будда милосердный. Один взмах его ресниц – один день вселенной. Его сознание никогда не спит, и однако вселенная есть божественный сон Будды всевидящего. Человек не способен постигнуть это вневременное состояние Будды, пребывающего везде и нигде, всегда и никогда. Человек только греза Будды, которая не может узреть ни саму себя, ни чистый свет абсолютного Ничто, струящийся из его широко открытых глаз. Но есть великое Откровение Будды грядущего – однажды он войдет в священное и бескрайнее озеро своего сна, и свет его глаз изольется на людей, которые познают тогда совершенство абсолютного Ничто.
Но знак грядущего был послан уже теперь. Великий дух Будды воспламенял светом абсолютного Ничто, струящимся из его глаз, темные покровы, лежащие на наших глазах. Видевшие его испытали истинное освобождение. Самым достойным Будда явил свою бесконечную милость – свет абсолютного Ничто объял их и растворил в себе.
Новый взмах ресниц Будды – и день отделился от ночи Откровения. Великий дух Будды покинул мир, но мир не покинул духа Будды, ибо всегда пребывает в нем. Не теряйте надежды – впереди целый месяц Откровения Будды грядущего!
(Секретно. Информация, не предназначенная для информканалов. По некоторым сведениям, «Будда» появлялся и раньше в ночь Перемены. Очевидцы, сотрудники Центра, описывают его как высокого, худощавого, с глазами то ли как яркие белые огни, то ли как дыры в призрачный мир. Последнее описание принадлежит психически неуравновешенному свидетелю, которому предписано обследование в медблоке. Очевидно, необходима проверка информации)».
«Вот оно что», – сказал себе Кубик, оторвал страницу и сунул в карман. Потом отнес футляры обратно на полку. Больше здесь делать было нечего. Он погасил свет и пролез в дыру на месте двери. Шагая к эскалатору, он внезапно подумал, что еще не был на самом верхнем, двадцать пятом уровне. Что если разгадка скрывается именно там?
Кубик снова зажег фонарик и поднялся на последний этаж. Дверь, ведущая в холл, была выбита и криво висела на одной петле. Кубик сделал шаг, но тут же отдернул ногу, чтобы не свалиться, – пол за дверью был завален разнообразными предметами. Фрагменты мебели, куски стен, других дверей, разбитые компьютеры, прочая техника, изломанные жалюзи. Кубик потрясенно протиснулся в холл, нашарил световую панель на стене. Света не было. Луч фонаря беспорядочно скакал по разгрому, пытаясь найти в нем какой-нибудь смысл. Кто-то что-то искал? Посланец Божества? Обломки устилал толстый слой пыли. Это было очень давно. Или же кто-то вымещал здесь свой гнев. Божество? Не мелковат ли масштаб? Кубик осторожно продвигался вперед по коридору – как по глубокому сугробу. Всюду зияли провалами обрушенные стены. Запросто можно переломать ноги или разбить нос, навернувшись.
Вдруг пляшущий круг света выхватил на секунду чей-то оскал. Кубик вздрогнул и замер, балансируя на чем-то шатком. Фонарик вернулся обратно, поискал. Возле выломанной двери стоял человек. Кубик вскрикнул, выронил фонарь и сам полетел следом. Сильно ушибся. В положении лежа боком на чем-то, похожем на матрас для особо извращенных мазохистов, схватил фонарик и снова направил на человека. Тот стоял неподвижно и скалился на Кубика во все тридцать два зуба. Это был очень костлявый человек. Фактически он и состоял из одних только костей.
Кубик встал, охнул от боли в боку и подобрался поближе к скелету. Ему показалось, что мертвый человек охраняет помещение со взломанной дверью. Не исключено, что там сокровища. Как в приключенческих виэрках. Тогда, возможно, весь этот погром устроили потревоженный сторож и тот, кто покусился на сокровища. Один нападал, другой защищал. В результате весь этаж оказался полем битвы, усеянным трупами разнообразных вещей.
Устрашившись, Кубик снова осветил фонарем скелет и разочарованно выдохнул. Это был муляж на металлическом стержне. Единственное, что здесь уцелело. Значит, никаких сокровищ, никакого поля битвы. Отвратительно. Разгромить целый этаж без какой-либо достойной причины. Ни на что не похоже.
Кубику надоело продираться сквозь кучи обломков, загромоздивших коридор, и он пролез через первую попавшуюся дыру в стене. Комната была пуста, пол устлан мелкими осколками чего-то и каменной крошкой. Вдруг в луче фонаря что-то блеснуло. Кубик насторожился. Это блестящее «что-то» сидело в глубине стены, только краешком высовываясь наружу. Стена вокруг него частично обвалилась. Кубик подошел и посмотрел. Сердце пропустило один удар. Сокровища! Замурованные в стене!! Кубик понял, что ему необыкновенно повезло. С первого раза, ткнувшись наугад, обнаружить такое!
Он поискал на полу, поднял осколок покрупнее и стал ковырять им стену вокруг предмета. За окном уже начинало светлеть, и фонарик можно было выключить. Через полчаса работы стало ясно, что предмет похож на металлический ящичек с закругленными углами. Спереди у него была ручка, и Кубик, бросив импровизированный инструмент, потянул за нее. Ящичек немного подался вперед. Тогда Кубик рванул с силой, и тут же полетел задом на пол. Сволочные осколки непонятно чего моментально впиявились в нежные места, и Кубик заорал. Вскочил, выронил освобожденный чемоданчик и принялся выдирать осколки из штанов.
Впрочем, это были несущественные мелочи по сравнению с находкой. Кубик присел возле чемоданчика, сдунул с него пыль и осмотрел замки. Они были примитивные, даже без шифра, и легко открылись. Кубик откинул крышку.
Читать бесплатно другие книги:
