Бешеная Бушков Александр
– Как знать…
Даша ухмыльнулась:
– А ведь это у нас пошла уже торговля и дипломатия… А? Я правильно догадалась?
Пожидаев медленно кивнул, проворчав:
– Не отца же родного закладывать, в самом-то деле…
– Да уж, – сказала Даша. – По рукам?
– А не обманете?
– Я свое слово держу. Что тебе нужно? Чтобы я забыла, как ты меня пинал, правильно? Хорошо, начинаю помаленьку забывать. Снег кружится и тает… Только тебе, парень, придется стать для меня незаменимым. – Она вновь придвинула протокол и взяла авторучку. – Будем писать?
– Будем… Щепоточку бы…
– Потерпишь. Кто тебе сказал, что я – не куруманская лесбиюшка, а капитан Шевчук?
– Житенев.
– Веня?
– А что, есть еще один? Конечно, Венька.
– Так… – сказала Даша весело. – Значит, гражданин Житенев… В самом деле, давай-ка забудем об этих злополучных пинках и начнем с самого начала… Ты у нас убежденный сатанист или как?
– Да какой из меня сатанист… Развлекался просто.
– Там, в амбаре, ты целую речь толкал, совершенно в их духе…
– Что вы хотите? Пообщаешься несколько месяцев – поневоле нахватаешься, а под наркотиком в голове и вообще прочно засядет роль…
– Сколько месяцев?
– Если конкретно, то четыре с днями. Встретил Веньку, мы ведь старые приятели, только не виделись давненько, зашел из любопытства – и прикипел. Тут получалась двойная выгода. Во-первых, у них бывают порой весьма товарные бабы, к каким при другом раскладе и близко не подойти, а во-вторых… Там можно делать дела. И неплохие. Те из «Листка», кто посерьезнее, сидят на хорошей коммерческой информации, да и, в общем, помимо них иногда кое-что слетает с языка. Из-за того, что дура Светик сронила с блудливого язычка всего пять слов, я за неделю наварил восемь лимонов. И никакого криминала. Девочки от папанек всякого наслушаются…
– Ты их тоже пользовал?
Пожидаев сделал оскорбленное лицо, и Даша решила не настаивать – ее, по большому счету, это совершенно не касалось.
– Может, ты их запечатлевал на пленочку?
– Э, нет, вот этого не нужно! Я перед их папашами человек совершенно мизерный. Калибр решительно не тот. Они, может, и выкупили бы пленочки по рыночной цене, только мне через месячишко непременно сорвался бы на голову кирпич – с ясного, безоблачного неба. Я то же самое пытался и Веньке втолковать, но у него крыша ехала чем дальше, тем больше, вбил себе в голову, что за каждую из четырех кассеток возьмет по «мерсу».
– Четырех?
– Ну. У него было четыре. А вы сколько нашли? Две были захованы у Кравченко, Венька при мне отдавал, а остальные – врать не буду – незнамо где. И не стремился знать, прямо говорю. Я на такие сеансы не ходок…
Дверь тихонечко приотворилась, просунулся Толя и с победным видом показал два листочка бумаги. Даша показала пальцем на бумаги, себе на стол, а верному адъютанту изобразила жестами, что самому ему, положив улов, надлежит моментально сваливать.
Взглянув на украшавший первую гриф, она невольно присвистнула – ничего не скажешь, оперативно ухитрились договориться с аквариумными пираньями…
«Предъявленное для экспертизы холодное оружие представляет собой штык-нож к штурмовой винтовке Г-3. Последняя принята на вооружение бундесвером, равно как и многими другими странами Западной Европы, Азии, Африки и Южной Америки. В целом ряде стран вышеперечисленных регионов производится или производилась по лицензии. Имеющаяся на штык-ноже маркировка не позволяет в столь краткие сроки установить страну-изготовителя. Предположительное время производства – от семи до четырех лет назад. Майор…»
Вторая бумажка была заключением научно-технического отдела: микрочастицы крови, обнаруженные в месте крепления рукоятки к клинку, имеют первую и третью группы. У Шохиной была первая, у Ольминской и Артемьевой – третья. Ура?
Даша бережно спрятала бесценные бумажки в ящик стола и спросила:
– Может, ты и Мастера знал? Или предполагаешь, кто это такой?
– А что тут предполагать? Мастер – это Венька.
– Если ты мне запускаешь косяка – шкуру спущу…
– Да какой мне смысл? Если лавочка, как я полагаю, прочно закрылась? Я, простите, не шизик, как Венька. Порошочек нюхаю, что есть то есть, но не килограммами. Был у меня родничок ценной информации – и высох. Придется другой искать, а не беречь тайны этой дурдомовской компании…
– Только не рассчитывай, что прямо сейчас пойдешь домой. Привезем Венечку…
– Да ради бога. Если вы мне твердо гарантируете, что забыли о кой-каких деталюшках нашей недавней встречи – как в старину говаривали – располагайте всецело. Ни телом, так душой.
– Повеселел, орел, повеселел… – покачала головой Даша.
– Верю вашему слову. Хотите, я в искупление вашей конторе что-нибудь полезное подарю – факс там или рацию? У вас же вечно…
– Обойдемся, – сказала Даша, нажимая кнопку вызова конвоира. – Но если ты мне навешал лапши – сам заранее вешайся…
Отправив повеселевшего бизнесмена в камеру, она зашла в соседний кабинет. Славка сидел, вдохновенно уставясь в потолок и прижимая к уху рацию, что-то энергично пищавшую.
– Ну что? – спросила Даша, когда он отключил японское чудо.
– Да вот совета как раз просят, – сказал Славка, озабоченно хмурясь. – На работе его нет, по знакомым не нашли, дома никто не открывает, но потом, когда они во второй раз приехали, обошли вокруг «свечки» и узрели, что свет горит во всей квартире – а времени-то едва к обеду… Телефон все время занят, Колян в темпе обежал соседей, и бабушка, что этажом ниже, уверяет, будто в верхней квартире, часов в девять утра, имел место жуткий грохот… А?
– Бэ, – сказала Даша. – Побегу искать Федю, а ты с ними свяжись, передай от моего имени, пусть найдут понятых и вскрывают дверь, если прокол – отмотаемся, нам на фоне сегодняшних достижений и не такое простят… Аллюр!
…На сухом жаргоне протоколов это конечно же было описано стандартно:
«Труп гражданина Житенева Вениамина Степановича лежит лицом вверх примерно посередине комнаты. Расстояние от… Расстояние от… Расстояние от… В правой руке покойного находится пистолет системы «макаров». Стреляная гильза находится в тридцати шести сантиметрах от трупа. В правом виске находится входное отверстие…»
Как ни стараешься избегать слова «находится», а оно, клятое, всплывает порой по три раза в предложении…
Похоже, что на свет божий всплыл подаренный кем-то Ольге Ольминской «макар», о котором упоминал вскользь Марзуков. На пистолете обнаружили с дюжину отпечатков, один принадлежал Ольминской, остальные – Житеневу. Можно, конечно, снова предполагать происки, но пока что факт самоубийства сомнений не вызывал. Гораздо интереснее, нежели рассуждать о происках загадочного врага, оказалось копаться в вещах усопшего под испуганно-любопытными взглядами понятых.
Даша и ее сподвижники открыли, что в квартире находится (тьфу, опять!) богатая библиотека сатанистской литературы – книги, вырезки, статьи из журналов, какие-то ксерокопии, репродукции, пара картинок с автографом шизанутой Вики, напоминавшим шифр: «В-666». Когда прошлись по ящикам стола и содержимому шкафа, выплыли сувениры поинтереснее: ножны, на первый взгляд вроде бы подходившие к штык-ножу, две черные мантии и еще одна маска из черной замши (но эта была украшена изображенными золотой краской пентаграммами и ликом Сатаны во лбу). Отыскалось с десяток фотографий в стиле «ню»: Олечка в одиночестве, Олечка и Житенев, Олечка и субъект в черной маске с золотыми пентаграммами, по сходству тела – предположительно опять-таки Житенев. Всю груду видеокассет прихватили с собой, чтобы вдумчиво просмотреть в угро.
К вечеру выяснилось, что ножны и в самом деле идеально подходят для орудия убийства, обе маски прямо-таки заляпаны отпечатками пальцев Житенева – но среди кассет не нашлось ни одной, где появились бы Светик с Ингой, равно как и другие участники веселых забав.
– Как по-твоему, мог их кто-то забрать? – спросил Воловиков, когда они сидели тет-а-тет в его кабинете.
– Тут уж я судить не берусь, – сказала Даша. – С одной стороны, в комнате у него бардак был жуткий, пустых футляров от кассет хватало там и сям. Но когда мы у него были с визитом у живого, все выглядело точно так же. Один аллах ведает. Если он и в самом деле попытался шантажнуть папанек и кто-то из них обиделся, не представляю, как и искать концы, честно вам говорю…
– Думаешь, все же убийство?
– Не похоже, – сказала Даша. – Вы мне лучше скажите, будем мы у Паленого обыск делать или как?
Шеф увел взгляд в сторону, помолчал и нехотя поведал:
– Мы будем. Завтра. Пока что опечатали хату, сержанта поставили…
– Мы – это значит, без меня?
– Дарья, ну ты взрослый человек…
– Что, опять пошли дружеские советы? – спросила она без особого сарказма.
– Не будем дразнить гусей, Дарья. Хорошо еще, что самая бульварная в Шантарске газетка будет молчать как рыба, – по причинам вполне понятным. Кое-что неминуемо просочится, но особого шума решено не подымать. Казаки, я думаю, тоже промолчат… Политика, свет мой Дарья. Грядущие выборы. Для кого-то все случившееся – большая печаль, а для кого-то – отличный козырь. Начнут вопить на всех углах, что один из столпов демократии, медальки удостоенный в свое время, на почве шизы и сатанизма мочил тесаком невинных девочек – а вдруг, спросят ехидно, он уже в те времена был сдвинутый? И все такое прочее… Короче говоря, дело будут потихонечку спускать на тормозах, благо главных виновников перед судом уже не поставишь, что не значит, конечно, будто второстепенные своего не получат. Огребут. Тебя что, такой финал удручает?
– Господи, да с чего бы вдруг? – пожала она плечами. – Скажу честно, есть у меня ноющие занозы…
– Ты про что?
– Да пустяки, наверное, – сказала Даша задумчиво. – Так, некоторые нестыковочки… Ладно, банкиршу мы завтра вежливо пригласим глянуть на жмурика со шрамом. А заодно и на второго. Анжелика, паршивка, так и не отыскалась, но тут тоже что-нибудь придумаем, долго она у меня в розыске не пробегает… Меня другое занимает: Пожидаев заверяет, будто часа за два до того, как мне приехать, Веня назвал ему мою настоящую фамилию и звание. Когда мы к нему пришли, по фамилии и званию представились только вы. А Пожидаеву я верю.
– Значит, где-то ты засветилась. Нельзя же, в самом деле, столько лет пахать в ментовке и ни разу не засветиться перед журналистами. Слушай, а не мог Житенев видеть твою фотку в погонах в квартире у твоего… знакомого?
– Сроду не дарила, – сказала Даша. – И дома, Глеб говорит, Венька у него не бывал…
Глава восемнадцатая
Приглашение на танец, или Продолжение следует…
Даше уже третий час адски хотелось миндальной настойки, хоть это питье и напоминает по запаху цианистый калий (все равно она цианистого калия в жизни не обоняла). Увы, в преддверии возвращения начальства такую роскошь, как сладкая настоечка, нипочем нельзя было себе позволить.
– Даша, анекдот рассказать? – уныло предложил Славка.
– Сама расскажу, – ответила она еще более уныло. – Жил-был барабанщик, а через год умер.
– Чего?
– Классику читать надо, – сказала Даша. Она сидела на подоконнике, качала ногой и старательно поглядывала в окно – не покажутся ли «Волги» Дронова и Воловикова, отправившихся на квартиру Паленого.
– «Война и мир»?
– Швейк, дубина…
Крутая банкирша Казмина к одиннадцати утра без проволочек явилась на опознание, во время коего, надо отдать ей должное, держалась так хладнокровно, словно перед ней были не дохлые сатанисты, а уцененные акции. Житенева она не опознала, зато в Паленом без особых колебаний признала незнакомца из подъезда. И заявила, что живой он выглядел непохожим, а вот теперь, как ни странно – в точности такой же. Что ж, со свидетелями такое случалось не впервые. Даша обиняками заговорила с ней о художнике. Казмина охотно подтвердила, что не раз конфликтовала с этим алкашом-собаконенавистником, но всякий раз обливала его презрением и тут же забывала о столь ничтожном человечишке – а если когда-нибудь и припугнула банковскими охранниками, что в том плохого, если такую угрозу серьезный деловой человек никогда не станет приводить в исполнение, когда речь идет о противнике в весе мухи? И величественно отбыла.
Часа через два наконец-то отловили ветреную Анжелику – на квартире одной из школьных подруг. Тезка знаменитой маркизы особенными угрызениями совести не терзалась, объяснив, что пустилась в бега, потому что ей надоели и некурящая Надька, благо срок контракта, в общем, истек, и Даша с ее вопросами. Нахально глядя в глаза, девчонка твердила, что ни к кому советоваться не ездила, «хвост» сбила исключительно с целью избавиться от Даши, а метод этот вычитала в каком-то романе. Уличить ее во лжи, увы, не представлялось возможным.
В морг она идти категорически не хотела, пришлось пригрозить, что Даша начнет вдумчивую разработку Анжеликиных работодателей и до предела затруднит дальнейшие попытки подкалымить на ниве эротического маскарада. Кое-как девчонку уговорили, вызвав мамашу и наплетя той сорок бочек арестантов. Житенева Анжелика не опознала – но, едва глянув на Паленого, заявила, что это был именно он, что узнала его еще в прошлый раз, когда для опознания предъявляли живого, но побоялась – еще зарежет. И такое со свидетелями случалось не впервые. Отправив ее в полуобморочном состоянии домой в сопровождении расстроенной мамаши, Даша вернулась к себе в кабинет, где пришлось предаться самому угнетающему безделью.
Вновь царило тягостное молчание. Вся компания была в сборе: широкоплечий белобрысый Славка, смахивающий на стопроцентного ольховского «пехотинца»; брюнет Толик, похожий статью и усиками на лихого белогвардейского поручика; Серега-Косильщик с идеально неброской физиономией. Группа по особо важным делам маялась вовсе не от обиды (хотя и обида присутствовала) – очень уж тягостно было сидеть бедными родственниками и в полном неведении дожидаться финала. По крайней мере, Славка с Толей держались твердого убеждения, что это финал, и на квартире у Паленого непременно отыщутся заключительные улики, с маньяками, как подсказывает отечественный и мировой опыт, так и бывает – жуткие сувенирчики, вырезки из газет… Даша к ним примыкала (процентов на семьдесят, если возможна такая математика). Один Косильщик прочно окопался в диссидентах со своей версией «совершенно постороннего убийцы», но обосновать версию не мог, напряжение было такое, что дискуссии и споры давно прекратились (а сам Косильщик, что ни четверть часа, срывался и убегал в телетайпную узнать, не пришел ли из Томска ответ на Дашин запрос).
В пять минут пятого начальства все еще не было. Зато явился жизнерадостный сержант Федя, осторожно просочился в дверь и уставился на Дашу, как обычно, с немым обожанием.
– Гуляй дальше, Федя, – распорядилась Даша. – Никуда мы не собираемся, а скоро и вообще грядет расставанье…
– А к вам там пришли. Комик какой-то у дежурки торчит.
– Только комиков мне не хватало до полного оргазма, – искренне вздохнула Даша.
Федя пожал плечами:
– Нет бы, как всем нормальным людям, шмыгнуть мимо дежурки – полез сдуру спрашивать, можно ли подняться в здание, его там и тормознули для детального выяснения. Потому что иностранец. Из дальнего зарубежья. Они к вам звонят, а у вас все время занято, вот я и пошел…
– Какой еще иностранец? – Даша слезла с подоконника. – Иностранцев мне не хватало. Почему занято, трубка же лежит… – Она подошла, глянула и недовольно поморщилась: – Как дети малые, опять кто-то трубку кинул наискось, на рычажок не попал, вот короткие и пищат…
Но тут же вспомнила, что последний раз звонила как раз она сама, смущенно фыркнув, накрутила номер дежурной части.
– Дарья? – жизнерадостно откликнулся майор Калинкин. – К тебе поклонники летят через весь континент, понимашь. Большой привет из Парижу. Чего – шутки? У меня здесь торчит самый настоящий французский гражданин, весь из себя импортный, паспорт показывает и к тебе рвется. По-русски волокет малость, понять можно. Мы здесь паспорт прочитать не можем никто, но выглядит убедительно…
Мелькнула шальная мысль, что с ответным визитом вежливости нагрянул кто-то из парижских сыскарей, но Даша ее тут же отбросила – во-первых, все шло бы через официальные каналы и почетный гость не торчал бы у дежурки бедным родственником, во-вторых, никто из ее знакомых, бравых ребят из комиссариата шестнадцатого округа, не произвел бы впечатления комика. В-третьих, никто из них по-русски не говорил.
– Ну что молчишь? Ты его сама заберешь, или пусть идет наверх?
– Сейчас спущусь, – сказала Даша. – Ведь заблудится в нашем заведении…
Напрасно полагают иные, будто после бурного потока хлынувшего в Россию импортного шмотья невозможно стало отличить нашего ублаготворенного реформами жителя от заграничного, печально прозябающего за бугром без подлинно рыночных и демократических новшеств вроде ваучеров, билетов МММ и Крестьянской партии…
У высокого стеклянного окна дежурной части жизнерадостно расхаживал невысокий человек, пестрый, как павлин. Шмотки на нем были не то чтобы особенно роскошные, но как-то по особенному импортные – сине-белая куртка с массой карманов самых неожиданных очертаний, всяких пряжечек, клапанчиков и цветных вставочек, джинсы цвета темного янтаря, сине-красные кроссовки и красная шапочка с задорным белым петушком вместо кокарды. Незнакомец, выдержанный в основном в колерах французского флага, бросался в глаза, как «роллс-ройс» перед пивным ларьком у центрального рынка. Дежурная смена вкупе с болтавшимися без дела омоновцами, хоть и привыкшая ко всему на свете, откровенно таращилась на яркого, пестрого, раскованного варяжского гостя – что обладателя потрясающей кепочки ничуть не смущало, знай бродил себе с жизнерадостной улыбкой ребенка, вознагражденного за пятерку стотысячной ассигнацией и радостно ждавшего теперь открытия «Детского мира» с целью скупить его целиком. Едва завидев Дашу, странный гость бросился к ней и вскричал:
– Мадемуазель Дария! Я имел честь видеть вас на фото у комиссар Дюруа, который и есть рекомендовать для вас меня! Мои извинения за внезапный визит эта префектура, как вы есть заняты, но я не иметь знать местоположений ваша вилла!
Даша тоже хотела бы знать расположение своей виллы… Омоновцы явственно хрюкнули. Француз тем временем с невыразимым изяществом поцеловал Даше ручку. Прекрасно сообразив, что надолго станет предметом для шуток, Даша сердито мотнула головой:
– Пойдемте, мсье…
– Флиссак, Рене Флиссак! – нежданный гость подхватил одной рукой объемистую красную сумку и вприпрыжку припустил вслед за Дашей, треща: – Вы извиняйте столь скоропалительный визит, но меня предупредили в Москве, что междугородный связь с Сибери есть ненадежный, и я выбрал азарт… риск…
– Вы не из полиции часом?
– Часом? О, я не часом, я днем. На несколько днем… Нет, я не полиция. Комиссар Дюруа – добрый, как это… когда одна экола он и я!
– Школьный друг?
– Уи, мадемуазель Дария! Так именно. Эколе, друг… Так именно. Мы учиться одна эколе. Я есть писатель криминальный роман… о, не Сименон! Не настолько мэтр, но десять романов у меня издаваться, один даже в Бельжик… Я хочу теперь после десять… десять и после один…
– Писать одиннадцатый? – Даша уже начала его неплохо понимать. – Еще один?
– Уи! Роман о страшной мафия рюсс. Я не хочу, как другие, писать и не бывать. Мне непременно нужно бывать, чтобы я видел мои глаза, как все есть. Какого цвета дома, какая там улица, как все быть направду… о, каждый свой обычай, и я не хочу обижать хозяин, но ваши ажаны там, внизу, курят на дежурстве, и это видит посетитель… Ги Дюруа писать ваш адрес, рассказать, как искать префектура – и вот я здесь. Один любезный ажан в аэропорту остановить мне такси, я сказал шоффэр «городская ментовка», и меня быстро довозили, даже с приятная музыка, магнитофон. Только такси у вас дороже, чем в Пари, я понимаю, Сибирь…
«Сколько ж, интересно, таксер с тебя содрал, с откровенного лоха? – подумала Даша. – Уж наверняка снял столько, будто вез до Шантарска от самой французской границы, да еще делал крюк через Стамбул…»
И ничего не поделаешь – придется тратить время, как-то устраивать и развлекать по мере возможности. Пельменями накормить, что ли. Святое дело, если вспомнить, как принимали ее в Париже…
– Дома, во Франс, меня пугали, что здесь совсем соваж… дикий страна, гран криминалите… Но я не обижатенный… не обиженный доехал до префектуры, совершенно. Преувеличенные страхи, весьма.
«Ты еще по городу вечером не гулял, голубчик, – подумала Даша. – Даже не по Ольховке – по Киржачу или Солнечному…»
– Я понимаю, вы заняты определенно, мадемуазель Дария, криминальная полиция всегда есть занят, и надоедать вам чрезмерно не имею в намерении. Я был бы счастлив, найди мы случай совсем немного поговорить после, когда вы будете свободное время. Рассказать немного та работа милиция, что не станет служебная тайна. Вы можете?
– Могу, – сказала Даша. – Ничего трудного (она невольно старалась говорить короткими, несложными фразами). – Только сегодня я ужасно занята, трудный день…
– О, понимаю! Вы мне коротко объяснить, как дорога ближайший приличный отель, и я туда исчезать.
– Ну что вы, – сказала Даша. – Отвезем, у нас есть машины…
– Ги Дюруа говорить, что у вас мало бензин и очень плохо с автомобиль…
– Сейчас стало лучше, – сказала она чистую правду, не уточнив, что нынешняя роскошь ее группы – временная. – У нас большие успехи…
Надо ж хоть кофеем напоить, решила она, уже смирившись со свалившимся как снег на голову импортным сюрпризом. В конце концов главную работу с плеч спихнули, а новой пока что не видно, можно и посодействовать развитию французской литературы…
– Знакомьтесь, орлы, – сказала она, пропустив француза вперед (что далось не без короткой галантной возни у двери, так как он вознамерился было пропустить даму). – Вот вам знаменитый французский детективщик. О нашей мафии прибыл писать. Если ему понравитесь, он вас точка в точку изобразит, будете, как Шварценеггер в «Красной жаре»… Мсье Слава, кофе мне, как из пушки, если у нас кончился, свистнуть у соседей. Из буфета ничего не надо, еще отравится… Конфет раздобудьте, что ли. Федя, куда? Я тебе покажу – комки трясти. «Сникерсы» он и дома видел. Славка, все равно груши околачиваешь, роди мне кофе и езжайте с Федей в «Лакомку», – она лихо вытрясла из кошелька последнюю наличность. – Прикиньте там, какие сласти для него будут экзотикой… Марш!
Мсье Флиссак тем временем добыл из сумки две пухлые книжечки карманного формата, в ярких обложках, непринужденно уселся за Славкин стол и с вдохновенным лицом принялся украшать первые страницы автографами.
Вошел Косильщик, протянул Даше лист сероватой бумаги, удивленно покосился на француза:
– Что, еще одного сатаниста приволокли?
– Т-ш! – Даша сделала ему страшное лицо. – Потом объясню, сядь в уголок и притихни…
«Шантарск, уголовный розыск, Шевчук. На ваш запрос от… сообщаем. По данным паспортного стола, Шохин Игорь Степанович в Томске не значится. Указанные вами номер и серия принадлежат паспорту Рабаева Николая Владимировича, 1944 года рождения. Частное сыскное агентство под названием «Ахерон» в Томске не зарегистрировано, о существовании такового нам неизвестно. Подполковник Науменко».
– Надо же, в руках у меня был… – сказала Даша.
– Говорил я? – с ноткой укоризны промолвил Косильщик.
– Ну да, враги и происки… – рассеянно кивнула Даша. – Мотай во вневедомственную, копай там, сколько понадобится, потом делай что хочешь, но нынче же узнай, есть ли у старшего Шохина вообще брат…
Ничего не понимаю, подумала она смятенно. Ради чего весь этот спектакль был затеян? Так называемый Шохин вынырнул, как чертик из коробочки, нешуточно рисковал… чтобы только привлечь внимание к шлюшке Анжеле? Именно так и выходит. Неизвестно, конечно, чем он занимался еще, но Даше он натурально подставился, чтобы навести на очередную птичку из усачевского гнезда… Нужно срочно составить фоторобот и перешерстить агентуру, частных сыскарей, вряд ли самозванец – томич, не исключено, что он не иногородний, моментально якобы освоившийся в Шантарске, а самый натуральный шантарец… Но зачем? Какие-то частные потаенные игры? Разборки вокруг усачевского заведения? Поди отгадай, нынче мимо зоркого ока милиции проскальзывает масса «неучтенки», на которую иногда не обращают внимания, если она не задевает интересов простого обывателя и не пересекается с серьезными статьями уголовного кодекса…
Она подняла голову. Француз выжидательно молчал, смекая, что произошло нечто сложное.
– Это называется – рабочие будни, – сказала она с вымученной улыбкой. – Дела…
– Я вам мешать?
– Ну что вы, – отмахнулась Даша. – Нисколько, честное слово. Каждый день головоломки подсовывают, работа такая…
– Имею честь вам презентовать… Простите, больше у меня нет, для ваших подчиненных не хватить…
– Ничего, они все равно по-французски не читают, – сказала Даша. – Я, правда, тоже, но все равно польщена подарком…
На обложках красовался полный набор – грудастые красотки, сверкающие автомобили, мрачные гангстеры и отутюженные ажаны. Обе с портретами мсье Флиссака – одно и то же фото, писатель при галстуке, с прямой трубкой а-ля Мегрэ, вид у него крайне интеллектуальный и загадочный, задумчивый взгляд устремлен куда-то сквозь зрителя. Что ж, дареному коню в зубы не смотрят, Даше еще ни разу писатели не дарили книги с автографами, а для Глеба пригодится, непременно обрадуется…
– Когда я приходить и стоял возле дежурный, ваши люди с автоматами кого-то привезти в наручниках и говорили про атомная бомба. Это есть террорист? Они отчего-то смеяться…
– Это есть хохма, – сказала Даша. – Как бы вам… комический случай. Значит, поймали юмориста? Потом я вам расскажу, вам, как французу, эта будет интересно…
Значит, задержали. Терроризмом там в самом деле не пахло, равно как и рэкетом с применением взрывчатых веществ. Просто-напросто кандидату исторических наук Фухсену, лидеру областного общества сибирских немцев «Феникс», трижды в ночное время подкладывали под дверь весьма объемистые коробки, спутанные паутиной разноцветных проводов и украшенные трехлепестковым значком радиоактивности (в последний раз адская машина даже тикала и была снабжена огромной надписью АТОМНАЯ БОМБА). И всякий раз оказывалось, что это – грозно выглядевшие пустышки, заряженные кирпичами и макулатурой. Поначалу кандидат Фухсен обивал пороги милиции и ФСБ, уверяя, что стал жертвой психологического прессинга красно-коричневых. Однако после второго случая подоспели кое-какие оперативные данные, и выяснилось, что с кандидатом, вероятнее всего, балует кто-то из сокомпанейцев по «Фениксу». В немецком обществе неделю назад произошел грандиозный внутренний скандальчик – один дотошный старикан с истинно германской педантичностью заинтересовался биографией самого горластого немца Шантарска, демократа горбачевского призыва и ярого борца за очищение страны от последствий сталинского тоталитаризма (то бишь за восстановление республики немцев Поволжья, основанной верными ленинцами и закрытой на переучет Сталиным).
Одно время Фухсен носился с идеей основать новую немецкую республику в южных районах Шантарской губернии, в благодатных местах, прозванных Сибирской Швейцарией, – однако эти прожекты встретили в штыки обитавшие в тех местах лет триста хакасы и казаки. Да и сами немцы (пребывавшие, честно говоря, в довольно мизерном количестве) в расцвете второй Швейцарии как-то сомневались, как ни уверял Фухсен, что Запад поможет моментально возвести там небоскребы и набить их лучшей электроникой. Столкнувшись с полным провалом столь заманчивой идеи, Фухсен, обвинив в противодействии своим наполеоновским планам засевших партократов, стал готовить документы на выезд в пределы исторической родины. От фатерланда его отделяла лишь парочка третьестепенных справок, когда грянул гром. Въедливый пенсионер Гонзиц докопался в одночасье, что Фухсен – вовсе не немец и даже не немецкий еврей, мало того, никакой не Фухсен. В девичестве лидер «Феникса» звался Микола Левкович Коцубенко, а нынешнюю фамилию принял семнадцать лет назад после брака с чистокровнейшей эстонкой Мирдзой Фухсен – как предполагал Гонзиц, с целью укрыться от алиментов первой супруге. Попутно настырный пенсионер выяснил, что кандидатская диссертация записного антикоммуниста носила довольно похабное по нынешним меркам название: «Роль районных комитетов КПСС в укреплении дружбы народов (на материалах Манского и Горячегорского районов Шантарской области)».
Получился скандал и раскол. Фухсен привычно объявил пенсионера Гонзица былым осведомителем КГБ и агентом местных черносотенцев, попутно объявив, что диссертация была написана кем-то другим, а его, Фухсена, подпись партократы вырвали психологическим террором. Оскорбленный Гонзиц, всю жизнь проработавший комбайнером, руку имел тяжелую и с ходу заехал обидчику-самозванцу в ухо. Часть фениксовцев приняла его сторону, часть осталась преданной Фухсену, принимая на веру все его объяснения. После той потасовки «адские машины» и стали с завидной регулярностью возникать у фухсеновской двери.
– Террорист старый или молодой? – спросила Даша.
– О, лет как это… лет тридцать.
Ну понятно, не сам же старый комбайнер, мужик серьезный, закладывал мины. Молодежь поразвлеклась. Вот только, если у Фухсена не хватит совести покончить дело миром, виновнику грозит срок за хулиганство… Условный, скорее всего, но все равно неприятно.
Вернулись гонцы – с сувенирными пряниками шантарского производства и коробкой конфет «Воевода». Все дружно уселись пить кофе, а минут через двадцать в дверь просунулась несколько печальная физиономия Воловикова. Узрев инородное тело, да еще столь диковинное, шеф молча мотнул головой. Даша с превеликой охотой покинула застолье и вылетела в коридор.
– Это что за фазан?
Она кратенько объяснила, прямо-таки притопывая от нетерпения – под мышкой у шефа пребывала знакомая коричневая папка, определенно набитая чем-то еще, помимо бумаг.
– А, ладно, – сказал Воловиков с отсутствующим видом. – Все равно вам сегодня делать нечего, бумаги оформлять завтра начнете. Дальше пусть занимаются, кому следует, вы свое отпахали. Отвезите его, что ли, в «Шантарск», там сейчас хорошая охрана, да посоветуйте одеться попроще, привлекает внимание, как пачка баксов на тротуаре…
– Что там? – жадно спросила Даша.
Шеф помолчал, пошевелил усами, со вздохом расстегнул потолстевшую папку и вытянул целлофановый пакет с тремя парами часов. «Ориент», «Ситизен», еще какие-то…
– Они?
– Они, – сказал Воловиков. – Шохинские, артемьевские, те, что пропали у Ольминской… эксперт пока что не берется ничего утверждать на сто процентов, но говорит, что отпечатки на каждых ходунцах двух видов – напоминающие пальчики хозяйки и пальчики Василькова… Сейчас поработает и выдаст точный диагноз.
– А что еще?
– Да ничего почти. Груда сатанистской макулатуры, картинка с клеймом «В-666», журнальчики педерастические… – Он вздохнул. – А слухи уже по городу рванули, кто-то из выпущенных помалкивал в тряпочку, а кто-то понес нас по кочкам. Налетела-де злобная ментовня на резиденцию мирного общественного объединения, безобидного клуба по интересам…
– Ну, ничего себе, – сказала Даша. – А меня они в шутку голой по земле валяли и ножичком сверкали? Немец, поди, орет?
– Немец-то как раз помалкивает, а вот Катька твоя изощряется. У нас куча свидетельских показаний и рапортов, но поди объясни всем и каждому, если нынче свобода слова и можно орать любую чушь, не опасаясь получить по ушам…
…Она проснулась от острого ощущения опасности, пронзившего, как удар током. Несколько секунд балансировала на зыбкой грани меж сном и явью, широко раскрытыми глазами всматриваясь в темноту, пошевелилась, чтобы ощутить тело, движение мышц, понять наконец, продолжается кошмар, или вокруг – доподлинная реальность.
В комнате стояла темнота, с улицы не доносилось ни звука – значит, до утра еще далеко. Никакой это не сон, все взаправду. Она проснулась, и не просто так, не от привидевшегося в кошмаре – что-то ее разбудило. Нечто, пришедшее извне и точно так же, как Даша сейчас, принадлежавшее реальности.
Кроме нее, в квартире кто-то был. И уж никак не майор – он, конечно, возвратясь среди ночи, крался на цыпочках, но все равно зажигал свет в прихожей или в кухне, заходил в туалет, иногда лазил в холодильник что-нибудь перехватить всухомятку, ставил чай. Даша к этому привыкла за многие годы и никогда не просыпалась, разве что порой отмечала в полусне: «Явился, гулена» – и вновь накрепко засыпала.
Сейчас все было иначе. Ни малейшего шума, света нигде нет – но Даша пронзительно ощущала чужое присутствие и таившуюся за этим угрозу. Глаза понемногу привыкли к темноте, и все равно они у нее не кошачьи, так что предметы выделялись лишь темными контурами на фоне еще более густого мрака. Что это – шорох на пределе восприятия? Тяжелое дыхание поблизости?
Внезапно обрушился, нахлынул совершенно детский, панический страх. Почему-то казалось, что страшное таится под диваном. Едва справившись с этим непонятным приступом – она и в раннем детстве не боялась никаких «волков под кроваткой», – Даша стала лихорадочно вспоминать, куда вчера положила кобуру с пистолетом. Черт, ведь придется еще отстегнуть ремешок, выхватить, отвести затвор, снять с предохранителя… На стуле под свитером, конечно! Странно, откуда такая паника? Никто из тех, что грозили ей прежде, даже и не пытались выведать адрес, не говоря уж…
Но тревога не проходила. Она моментально прорепетировала в уме, не шевелясь, взглядом фиксируя очертания стула, – отбросить одеяло одним рывком, прыгнуть, не уронить кобуру на пол, схватить ее с первой попытки…
Метнулась. И не успела.
Удар в горло швырнул ее назад, на диван. Даша ослепла, задохнулась и на несколько бесконечных мгновений выпала из реальности, скованная оглушающей болью во всем теле. Словно в кошмаре, чувствовала, как ей выворачивают руки и грубо швыряют, как мешок, но поделать ничего не могла, слушала резкое металлическое щелканье, азартные хриплые выдохи. Их было несколько, нападавших, они, похоже, мешали друг другу в темноте, навалившись все разом, но все же справились быстро и ловко. Придя в себя и заглотнув немного воздуха, а там и раздышавшись нормально, Даша трепыхнулась, ощущая на запястьях и лодыжках хватку холодного железа, – и сообразила, что двумя парами наручников ей примкнули руки к узкому поручню старомодного дивана, а третьи браслетки сковали ноги.
Три темные фигуры возвышались над диваном, они не шевелились и молчали, что, скорее всего, было неспроста – хотели помучить немым промедлением. Даша всерьез прикинула – не заорать ли что было мочи? Шанс хлипкий, но все же наличествует в куцем списке ее нынешних возможностей – такие гости боятся шума…
Нет. Исчезнувшая из-под головы подушка пребывала сейчас совсем рядом с Дашиным лицом, квадратным силуэтом виднеясь в руке одного из нападавших. Рот зажмут мгновенно. Да и вообще, кто сейчас поднимает панику посреди ночи из-за короткого вопля в соседней квартире? Или не услышат, или перевернутся на другой бок и заснут, не желая встревать в чужие неизвестные сложности. Надежда лишь на чудо, то бишь на неурочное возвращение майора – значит, надо, как и полагается толковому заложнику, тянуть время, завязать беседу. Не похоже что-то на случайных грабителей…
– Ну, и что все это означает? – спросила она в темноту, четко осознавая, какой хриплый и севший у нее сейчас голос.
Раздался спокойный, уверенный, вроде бы незнакомый мужской голос:
– По-моему, ты плохо представляла, рыжая стерва, когда бралась за это дело, что такое – бороться с Сатаной.
Смешно, но в первый момент она не почувствовала ничего, кроме томительной досады. Казалось, все кончено с этой чернокнижной галиматьей…
– Что молчишь?
– Отдыхаю, – огрызнулась Даша, подвигавшись и убедившись, что засела прочно, как леденец на палочке. – Интересно, а вы-то хоть примерно соображаете, сколько дают за такие фокусы?
– Подумай лучше о себе. Тебя решено покарать, как виновницу смерти братьев…
– Ну не идиоты же вы, в самом-то деле, – сказала Даша как могла беззаботнее. – Ведь обязательно найдут, в двадцать четыре часа, вы все уже под колпаком, и вычислить проще простого…
– А если для тебя это ничего не изменит к лучшему?
Спиртным в комнате определенно не пахло, но бодрости духа это ничуть не прибавляло, наоборот. Ровный, уверенный голос не походил на плывущий, аффектированный монолог наркомана, но и это не утешение – если отбросить алкоголь и наркотики, остается паранойя…
– Что вам нужно?
– Покарать тебя.
– Ну а меня-то за что? – спросила Даша. – Если глянуть глобально, у меня работа такая.
– И ты считаешь, что твоя работа дает тебе право оскорблять Сатану, шпионить за его верными служителями, вторгаться в места, где поклоняются Великому Злу?
– Знаете, вот если бы ко мне пришел хотя бы самый завалященький черт, я бы больше верила и серьезнее воспринимала. Вы бы предъявили доказательства, что ли?
– Ты недостойна визита духовных сущностей. Обойдешься и служителями, принадлежащими этому миру.
– А что для вас важнее – покарать меня или убедить в существовании Сатаны? – и подумала: «Неплохо, Дашка, глядишь, и удастся затянуть в долгий базар…»
Один так и торчал рядом с диваном, нацелясь подушкой. Второй – но не тот, что с ней сейчас говорил, – чуть приблизился к дивану, его голос звучал насмешливо и презрительно:
– Интересно, чего ты добиваешься, когда стараешься тянуть время?
– А мало ли, – сказала Даша. – Любовник обещал зайти, отец может вернуться, сигнализация сработала, теперь все зависит от того, как быстро приедут…
– Какая сигнализация?
– Вы никогда не слышали про меры предосторожности, которые принимают сыскари моего полета? Вам только казалось, обормоты, что вы ухитрились войти, не нашумев, а на самом деле у входа протянулся такой невидимый лучик, и сейчас кое-где уже лампочка вовсю мигает, звонок трещит… Доводилось слышать про инфракрасные детекторы?
– Не ври.
– Да господи, – Даша попыталась пожать плечами, но в этой позиции не смогла. – Оставайтесь, ребятки, возьмите стульчики и поболтаем. Только потом не нойте, что я вас не предупреждала. Когда ворвутся…
Тот, что начал разговор первым, приблизил голову ко второму, они пошептались, и второй отправился в прихожую. Видно было, как там принялся неспешно ползать по стенам луч сильного фонарика.
Второй вернулся. Тихий шепоток – и луч фонаря ударил Даше в лицо. Она зажмурилась, и тут же получила звонкую пощечину. Зло прошипела сквозь зубы:
– Мудаки поганые…
Еще одна оплеуха. Кажется, разбили губу – во рту появился солоноватый привкус крови.
– Ты и правда считаешь, что похожа на Жанну д’Арк? – насмешливо поинтересовался второй. – И в голову не приходит, что влипла? Мы же с тобой можем сделать все, что в голову взбредет… А фантазия у нас богатая. И времени предостаточно. Любовник твой дрыхнет. Папенька где-то блудодействует. И нет никаких инфракрасных лучиков.
– Нет, ну дайте, я ее разложу, – впервые разинул рот третий, с подушкой. – Даже браслетки снимать не придется – лучше будет чувствовать…
– А десять лет строгого не хочешь? – поинтересовалась Даша.
– Это еще бабушка надвое сказала. Зато весь Шантарск будет знать, что Рыжую наконец-то оттянули во все дырки, да не просто оттянули – потом еще и грохнули…
– Да кто будет знать? – как можно презрительнее сказала Даша. – Кому ты расскажешь? Если станет известно, что меня оттрахали, параллельно рано или поздно всплывет, кто этим хвастается. И тогда уж тебя найдут, без уголовного кодекса обойдутся, будут отстригать по кусочку садовыми ножницами, это я тебе, скотина, обещаю… Убийство мента – это не кошку придушить. А уж убийство Рыжей…
Она многозначительно примолкла, в то же время лихорадочно размышляя: «Нет уж, ни единого поцелуйчика без борьбы. Полезет насиловать, козел, – врезать скованными ногами и орать благим матом, тут не до престижа. А ведь может полезть – что ему мои угрозы… Неужели и в самом деле мочить собираются? Ай, как не вовремя…»
– Завидую вашей выдержке, – сказал второй, присаживаясь на краешек дивана. Теперь Даша рассмотрела, что на головах у всех – капюшоны. – Вы приговорены, приговор окончательный, как говорится, обжалованию не подлежит, а вы вместо того, чтобы искать лазейку, о собственной чести печетесь… Я вам, пожалуй, подскажу, где такая лазейка. Знаете ли вы, есть два способа покинуть этот мир? Быстро – или же не торопясь, мучительно с ним прощаясь. И пока еще в вашей воле выбрать путь. Я излагаю достаточно ясно, брат Уриил?
– Предельно ясно, – сухо подтвердил первый, он же – брат Уриил. – Однако за преступления такого характера наказание может быть только одно: второй путь.
– Но существуют все же коллизии, брат Уриил, когда соображения выгоды и дипломатии должны брать верх над жаждой мести…
– Хорошо. Если она согласится, то покинет этот мир быстро.
– Она согласится, – мягко сказал второй, которого Даша про себя окрестила Краснобаем. – Она поймет всю безвыходность своего положения и обязательно согласится, верно, Дашенька?
Они рассуждали о ее убийстве обстоятельно, спокойно и неторопливо, словно в кабаке выбирали, каким вином будут запивать шашлычок, – и это было страшнее всего.
– Сифилисная коза тебе Дашенька, – ответила Даша сквозь противный ком в горле.