Дерзкая и желанная Бартон Анна

Глава 26

Джеймс постучался во входную дверь коттеджа, решительно настроенный увидеться с Оливией, несмотря на нелепые предрассудки, запрещающие это. Он хотел рассказать, что отменил свою поездку, и надеялся, что эта новость ее обрадует. Джеймс скучал по ее улыбке, как скучал по солнцу после дождя.

Дверь открыла маленькая седовласая женщина, и когда он представился как жених, с готовностью провела его в гостиную, где было полно народу. Хантфорд сидел рядом с женой, которая что-то шила из голубого шелка, гору которого держала на коленях. Сестра герцогини, Дафна, ворковала со спеленатым младенцем у нее на руках. Леди Роуз и мисс София Рольф в задумчивости глядели на шахматную доску на столе между ними.

Только Оливии не было.

Как только все увидели его, комната взорвалась хором восклицаний.

– Эверилл, – проговорил Хантфорд. – Наконец-то есть с кем выпить по бокалу портвейна.

Женщины шумно поприветствовали Джеймса, пригласили сесть и стали поздравлять с предстоящей свадьбой.

– Очень рад видеть вас всех. Прошу прощения за вторжение, но я бы хотел на минутку увидеться с Оливией. Она здесь?

– Она отдыхает, – быстро отозвалась мисс Рольф.

По спине у него пробежал холодок. Когда он приезжал утром, Оливия тоже «отдыхала». Трудно было себе представить, чтобы Оливия, которая никогда не сидит на месте, спала два раза в день. Что-то явно происходит.

– Она хорошо себя чувствует?

– Думаю, да, – ответила Аннабелл, быстро убрав голубой шелк с колен и прикрыв диванной подушкой. – Я была с ней перед обедом. Просто последние дни были слишком насыщенными, и она хочет как следует отдохнуть перед завтрашним событием.

– Я понимаю. – Джеймс затеребил поля своей шляпы. – Просто не могу избавиться от ощущения, будто что-то… не так.

– Не так? – Дафна вскинула свои голубые глаза, в которых светилась озабоченность. – В каком смысле?

– Точно не скажу, но я не видел ее некоторое время, и в последний раз она казалась какой-то неспокойной и отстраненной. – Господи, он чувствовал себя дураком, стоя перед ее родными и обсуждая… чувства. Но он должен увидеть Оливию.

– Ее волнение вполне понятно, – заметила мисс Рольф. – И, боюсь, мое присутствие только добавило ей беспокойства.

– Ты не должна так думать, София. Оливия хотела, чтоб ты была здесь, с нами. И мы все очень рады возможности познакомиться с тобой и узнать тебя поближе. – Роуз слегка нахмурилась, глядя на шахматную доску. – Особенно при том, что такого непревзойденного шахматного противника у меня уже давно не было.

– Не желаешь присоединиться к нам? – спросила Аннабелл. – Оуэн был бы рад твоей компании, как и все мы.

– Спасибо. Возможно, Оливия проснется и появится. – Слишком взволнованный, чтобы сидеть, Джеймс стал вышагивать по маленькой гостиной. Ему больше ничего не оставалось, разве что ринуться наверх. Если бы он знал, в какой комнате Оливия, то пришел бы ночью, взобрался по плющу или еще чему-нибудь и влез к ней в окно. Но с его везением недолго было угодить прямиком в комнату Хантфорда.

– Вот что: давайте я загляну к Оливии, – любезно предложила Роуз. – Если она уже проснулась, дам знать, что вы пришли и хотите ее видеть.

Мисс Рольф поднялась так резко, что толкнула шахматную доску.

– Не беспокойтесь.

Леди Роуз взмахом руки усадила ее обратно.

– Мне не помешает размять ноги, а кроме того, короткий перерыв даст время поразмыслить над следующим ходом. – Джеймсу она сказала: – Возможно, я смогу положить конец вашим волнениям.

– Вы очень добры. – Он глубоко вздохнул, но сосущее ощущение под ложечкой не проходило.

Леди Роуз грациозно выплыла из комнаты, а он принялся ходить взад-вперед под пристальным насмешливым взглядом Хантфорда.

Испуганный вскрик, донесшийся сверху, всех переполошил, и Джеймс ринулся вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

– Леди Роуз?

Она встретила его в коридоре, лицо – маска потрясения и замешательства.

– Что такое? Где Оливия?

– Ее здесь нет.

Сердце его упало.

– Я не понимаю.

– Это лежало у нее на подушке. – Она протянула сложенный лист бумаги с написанным сверху его именем.

– Что происходит? – рявкнул подбежавший Хантфорд.

– Ты только не злись, – предостерегла Роуз.

– Поздно, – прорычал герцог.

Джеймс встал между ними.

– Оливии нет в комнате. Она оставила это на кровати. – Он показал записку, а когда Хантфорд попытался выхватить ее, быстро отдернул руку: – Письмо адресовано мне.

Он вошел в спальню и, остановившись у окна, где было больше света и по крайней мере иллюзия уединения, сломал печать.

«Дорогой Джеймс! Молю, чтобы ты когда-нибудь простил меня за то, что вот так ухожу, и за то, что должна сейчас сказать: я не могу выйти за тебя.

Ты был прав с самого начала. И когда на балу у Истонов сказал, что мое чувство к тебе – это просто увлечение, тоже был прав. Я призналась тебе в любви, не имея ни малейшего представления об этом чувстве. Когда ты уехал в Хейвен-Бридж, я импульсивно последовала за тобой, втянув в неприятности нас обоих – неприятности, которых ты не заслужил. И вот теперь я должна все исправить, и не только ради тебя, но и ради себя.

Когда Оуэн поначалу заявил, что мы должны пожениться, я не думала, что есть какая-то альтернатива. Следует признаться, я не слишком-то возражала. Боюсь, твоя красота, твое обаяние и доброта вскружили мне голову, но мы оба знаем, что любовь – это нечто более глубокое, более постоянное.

Конечно, ты мне по-прежнему дорог и всегда будешь. Кроме того, я слишком тебя уважаю, чтобы подталкивать к браку – нет, к жизни – без любви. Ты не должен жениться насильно. У тебя есть мечта – не лишай себя возможности ее исполнить.

Я прекрасно понимаю, что брат будет зол на меня, и мне очень жаль снова разочаровывать его. И как бы ни хотелось избавить его и всех своих родных от хлопот и неприятностей, я вынуждена пойти на это. Даже Оуэн, каким бы ни был могущественным и решительным, не может устроить свадьбу без невесты, поэтому я убегаю.

Пожалуйста, заверь мою семью, что место, куда я еду, надежное и безопасное. Там я ни в чем не буду нуждаться. Я бы попросила их не тратить понапрасну время на мои поиски, но, подозреваю, они все равно станут искать. И как бы ни ценила я их заботу, им следует знать, что усилия эти будут тщетны.

Я не собираюсь провести в ссылке всю оставшуюся жизнь (если только моя семья не решит, что это необходимо) и вернусь в наш лондонский дом после того, как ты уедешь в экспедицию в Египет, ибо совершенно уверена, что даже Оуэну не удастся организовать свадьбу, когда ты будешь на другом континенте. В любом случае, как только ты уедешь, я вернусь к семье, попрошу у всех прощения и пусть и не с радостью, но с готовностью посмотрю в лицо последствиям своих поступков.

Пожалуйста, передай родственникам мои сожаления, что им пришлось проделать такой длинный путь понапрасну. Их любовь и поддержка воистину дар божий, и я надеюсь, мне удастся когда-нибудь возместить им все те неприятности, которые причинила. Прошу, скажи Аннабелл, что платье, которое она для меня сшила, самое изысканное творение из всего, что я когда-либо видела, и это ей следует его носить – не мне. Пожалуйста, скажи Софии, что я безумно рада знакомству с ней и с нетерпением жду тесного сестринского общения, когда я вернусь в Лондон. И наконец, передай Оуэну, что я люблю его и что одолжила одну из его лошадей. Я хорошо позабочусь о ней.

Надеюсь, эта новость не станет слишком большим шоком. Я уверена: когда привыкнешь к мысли, что свадьбы не будет, ты почувствуешь облегчение. Поезжай в Египет и спокойно занимайся своим любимым делом.

Искренне твоя, Оливия»

Джеймс покачал головой, с трудом понимая написанное.

Хантфорд нетерпеливо хлопнул ладонями по бедрам.

– Ну, что там, Эверилл?

Он бросил письмо на кровать. Пусть Оливия и написала это, но ни единому слову он не поверил.

– Прочти, если хочешь. Я еду за ней.

Хантфорд схватил письмо и быстро пробежал глазами.

– Проклятье! Куда она могла направиться?

Роуз нервно сжимала руки.

– А как насчет тетушки Юстас? Оливия знает, что она приедет на свадьбу… Может, намеревается скрываться все это время у нее дома?

Джеймс уже шагал к двери.

– Аннабелл сказала, что видела Оливию перед обедом. То есть часа три назад, самое большее. Она не могла далеко уехать, даже верхом.

– Она отличная наездница, – крикнула Роуз, когда он бегом припустил по коридору.

Оуэн арендовал конюшню приблизительно в миле отсюда, недалеко от гостиницы, где они с Оливией останавливались. Лошадь Джеймса была привязана к забору перед коттеджем. Быстро отвязав поводья, он вскочил в седло и поскакал во весь опор, не обращая внимания на удивленные взгляды деревенского люда. Когда он вихрем ворвался на конюшню, из заднего стойла появился какой-то паренек с веснушчатым чумазым лицом и помахал кепкой.

– Добрый вечер, сэр.

– Ты видел леди? – выпалил запыхавшийся Джеймс.

– Па оседлал для нее лошадь, как раз перед тем как идти обедать.

Джеймс уже разворачивал своего мерина обратно.

– В какую сторону она поехала?

Паренек ткнул пальцем в воздух.

– На юг, к Саттерсайду. Она спрашивала па про почтовую карету.

– Что-нибудь еще говорила?

– Нет, сэр. Но дала мне и па по монете. – Он подбросил свою на ладони. – Славная леди.

– Да. – Джеймс понял намек и тоже бросил пареньку монету. – Ее брат, герцог Хантфорд, будет здесь через несколько минут. Передай, что я направляюсь на юг и обязательно ее найду.

Мальчишка с готовностью закивал:

– Слушаюсь, сэр!

Джеймс вскочил в седло и поскакал по дороге, взметая клубы пыли.

Солнце садилось за холмы, и вечерний свет быстро угасал. О чем, во имя всего святого, думала Оливия, отправляясь в дорогу одна, на ночь глядя?

Очевидно, она во что бы то ни стало стремилась избежать брака с ним, и это причиняло такую боль, по сравнению с которой правый хук Хантфорда так, прикосновение перышка. То, что она написала в письме, никак не могло соответствовать действительности. Где та женщина, которая лежала с ним на речном берегу и смеялась, когда он щекотал ей живот ромашками? Как может это не быть любовью?

Другие вопросы эхом отзывались у него в голове, повторяясь в ритме равномерного стука лошадиных копыт, но в письме ответов не находилось, как не было и в голове. Только заглянув Оливии в глаза, можно узнать правду.

И Джеймс молился, чтобы эта правда не раздавила его. Ибо сейчас его главной задачей было найти Оливию и убедиться, что с ней все в порядке. Он говорил себе, что всего лишь с трехчасовой форой она не могла далеко уехать; что в этой сонной деревенской глуши с ней не может ничего случиться.

К несчастью, беда, кажется, имеет обыкновение сама находить ее – или наоборот.

К тому времени, когда Джеймс добрался до Саттерсайда, было темно. Он спрыгнул с лошади, передал поводья конюшему и задал несколько вопросов, но мальчишка не видел женщину верхом на серой кобыле. Джеймс пошел на постоялый двор – тот самый, где Хантфорд обнаружил их с Оливией, – и увидел за стойкой обеденного зала хозяина.

Дородный владелец заведения, увидев приближающегося Джеймса, нахмурился. Быть может, его недовольство имело некоторое отношение к двум выбитым дверям…

– Чего желаете, мистер Эверилл? Не комнату, я надеюсь.

– Просто хочу кое-что спросить, милейший. Вы не видели леди Оливию Шербурн?

– Не видал. – Трактирщик занялся оттиранием невидимого пятна с барной стойки.

– Какая жалость, – сухо отозвался Джеймс, – ибо я щедро вознаградил бы вас за информацию.

Мужчина поднял взгляд и с оскорбленным видом вскинул кустистую бровь.

– Что ж, тогда жалко, что у меня ее не имеется.

– Мы только хотим убедиться, что она в безопасности, – задумчиво проговорил Джеймс.

– «Мы»?

– А разве я не упоминал, что брат леди Оливии, герцог Хантфорд, войдет в эту дверь не позднее чем через четверть часа? Вы же помните герцога: весьма внушительного вида, со свирепым нравом? Но если вы ничего не знаете…

– Постойте. С ней разговаривала моя жена.

Пульс Джеймса участился.

– Приведите ее. Быстро.

Трактирщик ушел и вернулся через несколько минут, подталкивая в спину свою упирающуюся жену.

– Расскажи ему, Салли.

Она подозрительно оглядела Джеймса, плотно сжав губы.

Ясно, что преданность ее принадлежала Оливии… и слабому полу в целом. Он попытался смягчить тактику.

– Я так понимаю, моя невеста была здесь. Мне важно найти ее. Для молодой женщины небезопасно путешествовать по этим дорогам одной, особенно ночью. Пожалуйста, расскажите все, что знаете.

Женщина вздернула подбородок.

– Леди Оливия не открыла мне своих планов, но было ясно, что она не желает, чтоб ее нашли. Уверена: у нее есть на то свои резоны.

– Она не хочет выходить за меня замуж, – признался Джеймс. Произнести эти слова вслух было все равно что содрать повязку с кровоточащей раны.

– Но вы принуждаете ее, – презрительно сказала жена трактирщика.

– Никто не может принудить Оливию к чему бы то ни было, если она того не хочет. Но я надеюсь убедить ее. – Он вздохнул. – Но все это не важно. Она в трехстах милях от дома и может попасть в беду. Она здесь?

Женщина сникла, плечи ее опустились.

– Нет. Уехала пару часов назад.

Джеймс ободряюще кивнул.

– И что она сказала? Вам известно, куда она направилась?

– Она спрашивала, когда почтовая карета проезжает через Маплтон, и я сказала, что завтра рано утром.

– Маплтон… деревня к югу отсюда?

– Да, она справлялась про тамошний постоялый двор. А потом расспрашивала про деревни еще южнее. Она торопилась, как будто хотела уехать как можно дальше до наступления темноты.

Джеймсу уже не терпелось вскочить на лошадь и помчаться за ней.

– Что-нибудь еще можете сказать? Что-нибудь такое, что мне следует знать?

Женщина покачала головой.

– Я дала ей с собой немного еды.

– Спасибо, вы очень помогли. – Он полез в карман и выложил на стойку несколько монет.

Жена трактирщика поглядела на них, затем отодвинула.

– Заберите свои деньги.

Но Джеймс уже устремился к двери, моля, чтобы у Оливии хватило ума не ехать ночью. Темнота замедлит погоню, но если повезет, он доберется до Маплтона перед рассветом, до прибытия почтовой кареты.

Однако чутье подсказывало ему, что все будет не так просто.

С Оливией никогда не бывает просто.

Глава 27

Оазис: 1) место в пустыне, где есть растительность и вода; 2) что-то отрадное, выделяющееся на общем мрачном фоне (Это идиллическое место у реки стало их собственным оазисом.).

Оливия никогда раньше не спрыгивала с повозки на ходу, и сердце ее колотилось как безумное. Она пододвинулась к задку и свесила ноги с края, но земля внизу была много дальше, чем ей представлялось, и, казалось, мелькала с пугающей скоростью. Прыгать на такой скорости и с такой высоты было страшно, даже если она недавно не подвернула бы ногу.

Оливия сделала глубокий вдох и призвала на помощь всю свою храбрость. Пока что все шло по плану. Приехав в Саттерсайд пару часов назад, она отправилась прямиком в булочную, где купила хлеба про запас, а оттуда к зеленщику, у которого приобрела персиков, яблок и спелых ягод. На постоялом дворе прикупила вяленого мяса, сыра и бутылку вина.

Самое важное, что она поговорила с женой трактирщика, уверенная, что Джеймс и Оуэн так или иначе убедят женщину поведать все, что от нее услышала.

Разумеется, она не собиралась ехать на юг, тем более в почтовой карете: так ее выследить было бы слишком легко. Нет, она направлялась в такое место, где никому не придет в голову ее искать, – обратно, в Хейвен-Бридж.

Она бросила лошадь Оуэна за Саттерсайдом в надежде, что брат и Джеймс будут слишком сосредоточены на погоне и не сразу сообразят, что она продолжила путь другим видом транспорта. Найти крестьянина с телегой, направляющегося на север, не составило труда. Оливия испачкала лицо, одежду и саквояж дорожной пылью, покрыла голову темной шалью и подошла к крестьянину на деревенской площади, когда тот заканчивал разгружать зерно. Оказалось, что он едет как раз туда, куда ей нужно. Она попросила подвезти, но никому об этом не рассказывать в обмен на несколько монет. Он пожал плечами и согласился.

На предложение сесть на лавку с ним рядом она сказала, что предпочитает устроиться в телеге сзади и подремать.

Говоря по правде, в соответствии со своим планом она должна была спрыгнуть с телеги где-то за милю до Хейвен-Бриджа, чтобы не рисковать попасться кому-то на глаза и не отвечать на вопросы крестьянина. Если так случится, что его спросят, то он ничего не сможет сказать о своей странной пассажирке, кроме того, что она исчезла где-то между Саттерсайдом и Хейвен-Бриджем.

Колесо телеги наскочило на кочку, и Оливия подпрыгнула так, что аж зубы клацнули. Быстро темнело, и до ее цели оставалось пару миль. Она вытянула шею, окидывая взглядом дорогу: слава богу, никого ни впереди, ни сзади, – подтащила свою тяжелую сумку и столкнула с телеги. Та шмякнулась о землю, подняв облако пыли, но крестьянин ничего не заметил.

Теперь пришел ее черед.

Раз, два, три… пора!

Оливия полетела вперед, приземлилась на четвереньки и кубарем прокатилась несколько ярдов, запутавшись в юбках. С минуту полежала, чтобы перевести дух и удостовериться, что цела и невредима, потом выпуталась из юбок и поспешила за своим саквояжем. А вдруг бутылка вина разбилась? Тогда и смена одежды, и продукты будут испорчены.

Заметив сумку, она прибавила шагу, и когда наконец схватилась за мягкие кожаные ручки, вознесла благодарственную молитву. Содержимое сумки было решающим для успеха ее плана, и, заглянув внутрь, она убедилась, что бутылка осталась целехонькой.

Велик был соблазн продолжить путь по дороге, а не брести по высокой траве, где наверняка полно всяких насекомых да и земля неровная, но она не могла рисковать: вдруг кто-нибудь ее увидит и предупредит Джеймса и Оуэна. Кроме того, одинокая женщина ночью на дороге легкая добыча. Посему она выбрала кусты и каменистую местность, которые могли укрыть ее от посторонних глаз.

Порадовавшись, что надела пусть и безобразные, но зато самые крепкие ботинки, она побрела по траве к небольшому возвышению, где обнаружила узкую тропинку, проложенную, видимо, другими путниками, всей душой надеясь, что не наткнется на кого-нибудь из них на пути в Хейвен-Бридж.

Осторожно ступая по примятой траве, Оливия с опаской поглядывала себе под ноги, чтобы, не дай бог, не наступить случайно на змею, но поскольку солнце уже село и небо быстро темнело, трудно было что-либо рассмотреть.

С каждым шагом сумка становилась, казалось, все тяжелее. Когда одна рука уставала, она перекладывала ее в другую. Через полчаса плечи горели, а руки онемели, но она не решалась останавливаться: до рассвета путь предстояло пройти немалый.

До ее слуха вдруг донесся стук копыт вдалеке, и, присев пониже в придорожных кустах, она затаила дыхание. Стук сделался громче, и скоро по пустынной дороге в темноте галопом пронеслась лошадь, и можно было различить всадника, низко склонившегося к ее шее. Боясь обнаружить себя, Оливия чуть приподнялась и всмотрелась в фигуру всадника.

Широкие плечи, узкие бедра, атлетическая грация. Джеймс. Несмотря на тусклый лунный свет, она узнала его. Она узнала бы его повсюду.

Он все-таки поехал за ней, в чем, впрочем, она и не сомневалась. Да, она надеялась, что письмо разубедит его, но в глубине души знала, что так легко он не сдастся. Тяжелее всего ей было представлять, как он читает письмо, и чувствовать боль предательства, которую, должно быть, испытывал Джеймс.

Ей хотелось окликнуть его, сказать, что любит и что в том дурацком, ужасном письме нет ни слова правды. Хотелось сказать, что готова выйти за него когда и где угодно, и поклясться быть с ним рядом до последнего вздоха, в горе и в радости.

Но это означало бы крушение его мечты, поэтому она осталась сидеть в своем укрытии, дожидаясь, когда стихнет вдалеке стук копыт, а потом уронила голову на колени и заплакала.

– Так-так, что это у нас тут?

При звуке низкого противного голоса она вскочила на ноги и отшатнулась. Внушительного вида незнакомец так крепко ухватил ее за руку, что она вскрикнула.

– Тихо. – Он встряхнул ее с такой силой, что клацнули зубы.

Его цепкий, нахальный взгляд ощупал ее всю с головы до ног, не пропустив и битком набитого саквояжа.

– Удираешь? Неужто никто не предупреждал тебя, как опасно на большой дороге?

Ох, Джеймс предупреждал, и неоднократно.

– Отпустите.

Он хмыкнул, и от его мерзкого смешка по коже пробежал озноб.

– Что в сумке?

– Одежда. Вам не подойдет.

– Посмотрим. – Он поднял саквояж, и глаза его округлились. – Какие у тебя тяжелые платья.

– И туфли, – сказала Оливия, удивляясь, что еще в состоянии дерзить.

Все еще сжимая ее руку, он наклонился, дернув за собой, открыл и перевернул саквояж, вывалив все содержимое на землю. Наткнувшись на бутылку вина, он выгнул бровь и отставил ее в сторону, затем нашел и кошелек с монетами, который поднес к уху и потряс. Довольный своей добычей, он сунул кошелек в карман, рывком поднял Оливию и потребовал:

– Гони свои цацки!

– У меня с собой их нет. – И это была правда. Там, куда она направлялась, украшения были не нужны.

Он наклонился вперед, обдав лицо своим вонючим дыханием.

– Нету? Чегой-то не верится.