Дерзкая и желанная Бартон Анна
Он ухватил ее за подбородок и повернул голову в сторону, проверяя мочки ушей, потом опустил взгляд ниже, зло насупившись при виде ее ничем не украшенной шеи.
– Давай-ка посмотрим на руки.
Она протянула дрожащие руки, запоздало вспомнив про кольцо – золотое кольцо, которое они с Джеймсом нашли у реки.
– Давай его сюда! – прорычал грабитель.
– Нет. – Одно дело – вино и деньги, и совсем другое – это колечко. Это мое обручальное и дешевое к тому же.
Оливия сунула руку в карман и вытащила свои последние монеты.
– Вот, возьмите вместо него и отпустите меня, пожалуйста.
Громила алчно схватил монеты, спрятал в карман и снова встряхнул ее.
– Гони кольцо.
– Я не знаю, смогу ли его снять, – сказал она истинную правду. – Попробую, если отпустите мою руку.
Он подозрительно сузил глаза, но все же отпустил, хотя ни на мгновение не выпускал из поля зрения, словно боялся, что она сорвется с места и пустится наутек.
Но сколько бы Оливия ни крутила кольцо, пытаясь снять, оно оставалось на месте.
– Дай-ка! – в нетерпении прорычал грабитель и, схватив ее за руку, попытался сорвать кольцо, при этом дернув с такой силой, что у нее в глазах потемнело от боли.
Чем больше он тянул, тем сильнее распухал палец, словно его прищемило дверью.
– Пожалуйста, – взмолилась она со слезами на глазах. – Его никак не снять, разве только вместе с пальцем.
Он зло расхохотался и вытащил из голенища сапога нож, на лезвии которого блеснул лунный свет.
– Если ты так хочешь…
Он хотел было снова схватить ее за руку, но она отскочила.
– Погодите. Дайте мне еще минутку: попробую все-таки снять.
Оливия хоть и предпочитала думать, что вор блефует насчет того, чтобы отрезать палец, однако проверять не хотела. Она поплевала на палец, и кольцо чуть-чуть сдвинулось.
– Мне надоело ждать, нахальная девка. Я заберу его сам.
Он сгреб ее в охапку сзади, обхватив за талию, и приставил холодное острое лезвие к щеке.
Кровь застучала в ушах, ноги сделались ватными. Она продолжала крутить кольцо, и оно сдвинулось уже почти на костяшку, но тошнотворное ощущение в животе говорило, что даже если она снимет его, громила ее не отпустит: ему доставляет удовольствие издеваться над ней.
Его вонючее дыхание ударило в ноздри.
– Маленькая злючка.
Острие ножа больно укололо кожу, и в самом деле разозлив. Оливия пронзительно закричала и двинула его локтем в живот, ослабив хватку настолько, чтобы повернуться и вонзить каблук ему в ногу. Он взвыл и уронил нож. Не дав ему опомниться, она бросилась на землю и сумела схватить нож раньше, но кольцо тем временем соскользнуло с пальца и взметнулось в воздух.
Тяжело дыша и дрожа от страха, она ухватилась за рукоятку ножа обеими руками и замахнулась, но больше с бравадой, чем с реальной угрозой.
Не испугавшись, грабитель стал надвигаться на нее.
– Ах ты, паршивая…
Безошибочный ритмичный перестук копыт приближался к ним.
– Помогите! – закричала она что есть мочи.
– Сука. – Нападавший схватил бутылку и ринулся в высокую траву, а потом вскочил на низкорослую лошадь и поскакал через поле, подальше от нее и приближающегося по дороге всадника.
Вот тут-то ноги у нее подкосились. Она уронила нож и рухнула на землю, дрожа всем телом, несмотря на теплую ночь. Всадник галопом скакал по дороге, приближаясь к ней на полной скорости. Она сомневалась, что он слышал ее крик, и теперь, когда грабитель сбежал, была рада, что ее не обнаружили. Вглядевшись сквозь траву в удалявшийся силуэт всадника, Оливия поняла: Оуэн. Он промчался мимо, не замечая ничего вокруг, к своей цели – найти ее.
Сам того не ведая, брат спас ее. Если она благополучно переживет это испытание, то больше никогда не станет жаловаться на его склонность к чрезмерному покровительству. В сущности, она просто обожает его за это. Сердце сжалось в груди, пока она наблюдала, как он исчезает в темноте.
Что ж, для одной ночи сентиментальности более чем достаточно. Все еще дрожа и опасаясь, что грабитель может вернуться, она отыскала нож и, осторожно завернув в шаль, положила на дно саквояжа. На ощупь кое-как Оливия собрала остальные вещи, но кольцо отыскать так и не смогла. У нее разрывалось сердце от мысли, что придется оставить эту частичку Джеймса, но больше терять время было нельзя. Поэтому, не обращая внимания на камни и корни деревьев, Оливия побежала.
Подгоняемая страхом, любовью и гневом, она не обращала внимания на ветки, хлеставшие по лицу и рукам, на тяжесть сумки, бившей по бедру, боль в боку и дрожание уставших мышц.
Наконец, увидев свет постоялого двора в Хейвен-Бридже, она опустилась на колени, и ее вырвало. Когда спазмы прошли, она села и положила голову на сложенные руки. Сердце мало-помалу успокоилось и забилось в нормальном ритме. Ночной ветерок обдувал шею, влажную от пота.
Ей надо поднажать.
По ее расчетам, которые были не столько расчетами, сколько крайне ненадежной интуицией, до той заброшенной хижины, которую они с Джеймсом обнаружили, было около четырех миль.
Оливия решила, что лучшего места, чтобы спрятаться, и придумать нельзя. Никто не заподозрит, что она вернулась назад и находится прямо у них под носом. И, видит Бог, никто не поверит, что она станет терпеть столь примитивные условия жизни. Она и сама с трудом верила, но была готова потерпеть неделю неудобств, если это означало, что Джеймс уедет в Египет, не обремененный муками совести… или нежеланной женой.
Она заставила себя подняться и отряхнула руки. У нее будет достаточно времени для того, чтоб пожалеть себя, когда доберется до хижины. В сущности, ей больше нечего там делать, кроме как спать… и думать.
Оливии пришло в голову, что преодолеть последний отрезок пути было бы много приятнее на лошади. Или в карете с мягкими бархатными сиденьями. Но она уже не та избалованная, изнеженная, привередливая леди, какой когда-то была.
Поэтому она повесила сумку на плечо и, подавив стон, пошла, так и не решившись оставить хоть что-то из своих припасов, которые могли ей понадобиться. Хорошо хоть о бутылке с вином больше не надо беспокоиться.
В деревне стояла тишина. Она уже различала озеро вдалеке, мерцающее в лунном свете. На главном тракте не было ни души, и скоро его сменила узкая проселочная дорога, а потом и вовсе тропа, та самая, где Оливия подвернула ногу, к счастью, теперь сухая. А вот и место, где они с Джеймсом лакомились на камне теплыми булочками.
Идти еще долго, но если повезет, к рассвету она доберется до заброшенной хижины – своего надежного убежища.
Глава 28
Оливия проснулась позже обычного от жажды и урчания в животе. В голове стучало, а солнце, проникавшее сквозь единственное в хижине окно, только обостряло боль. Она сбросила шаль, которой укрывалась, и скатилась с импровизированного тюфяка – сложенного вдвое одеяла.
Одна из половых досок прогнила насквозь, другие покоробились, но в хижине было относительно чисто благодаря нескольким веткам с листьями, которые она собрала в метлу. С помощью щетки и ведра мыльной воды она могла бы сотворить чудеса, но за неимением оных по крайней мере пауков разогнала.
Оливия прикрыла глаза, пошарила рукой по подоконнику и, нащупав рукоятку ножа – того самого, который остался от разбойника с большой дороги, – осторожно сделала очередную зарубку на стене.
Семь ночей.
Прикрыв глаза, она прошептала молитву. Сегодня Джеймс сядет на корабль и начнет свое путешествие в Египет. И хотя в груди у нее щемило от боли, она удовлетворенно вздохнула.
Ее план удался. Осталось перетерпеть всего одну ночь.
Но это будет нелегко. Девушка подтянула к себе саквояж, который служил к тому же подушкой, и заглянула внутрь. Продуктов почти не осталось. Хлеб и фрукты закончились пару дней назад, осталось только немножко вяленого мяса.
Она медленно поднялась, опираясь рукой о стену, а когда головокружение прошло, проковыляла к двери хижины и открыла ее, заливая комнату светом.
Хотя за неделю она и не видела ни души, но все еще боялась, что кто-нибудь может ее обнаружить, поэтому внимательно оглядела окрестности. Ничего, только птицы вспорхнули с дерева да листья подрагивали на теплом ветерке. Зажмурившись от солнечного света, она вышла наружу и сделала глоток свежего воздуха.
Самым трудным за эту неделю была не жажда и не голод: нет, она с радостью, конечно, обменяла бы свои любимые сережки на чай с булочкой, – но все же больше всего ее мучила скука. В хижине часы сливались в одну сплошную бесконечность, и она с трудом отличала утро от полудня или вечера.
К счастью, она нашла себе занятие – копать. У нее не было нужных инструментов, зато палок имелось в изобилии. После того как она заточила ветку с одного конца, та служила почти так же хорошо, как и кирка, которую Джеймс носит в своей сумке. За последние несколько дней Оливия многие часы проводила на берегу, старательно откапывая то, что казалось мало-мальски интересным. В основном это были такие же круглые камни, как те, что обнаружил Джеймс, но она нашла и кусочки металла, потемневшие от времени. Пожалуй, стоит их зарисовать, прежде чем показать дяде Джеймса. Она надеялась, что старик хотя бы улыбнется.
Сегодня последний день ее изоляции, и к своему немалому удивлению, Оливия поняла, что будет скучать по раскопкам и этому непередаваемому ощущению предвкушения новых открытий.
Схватив свою самодельную кирку и оловянную кружку, она пошла по узкой тропинке к реке. Услышав журчание воды по камням, подбежала к краю, наполнила кружку и жадно выпила, потом зачерпнула еще.
Вода потекла по горлу, холодная и бодрящая, утоляя жажду и облегчая тупую боль в голове. Потом она лежала на траве, вспоминая те бесподобные дни, которые провела здесь с Джеймсом. Это была своеобразная пытка – воспоминания о нем в этом месте.
Со вздохом она поднялась и пошла дальше вдоль реки, любуясь красотой скрывающихся в туманной дымке вершин холмов и мирных пастбищ. Она уже собиралась спрыгнуть на песок речного берега, чтобы продолжить копать, когда странный холодок пробежал по коже.
Оливия оцепенела, и волосы на затылке встали дыбом, как будто за ней кто-то наблюдал.
Побросав все, она кинулась в лес. Не обращая внимания на ветки и колючки, помчалась к старой хижине и влетела внутрь. Руки ее дрожали, когда она задвигала засов.
С дико колотящимся сердцем она привалилась спиной к двери, говоря себе, что эта нервозность от недоедания и одиночества. Опустившись на тюфяк, она подтянула колени к груди и несколько минут едва дышала, со страхом ожидая, что вот-вот раздастся звук шагов в кустах и затрясется филенчатая дверь.
Но, как оказалось, никто ее не преследовал и она зря боялась.
Она была тут совершенно одна.
Джеймс доехал до самого Лондона в поисках Оливии и вернулся обратно.
Она исчезла, как какая-нибудь сказочная фея. Испарилась.
На постоялый двор в Саттерсайде она заезжала, но не останавливалась там, и хоть расспрашивала несколько человек о почтовой карете, никто, похоже, не видел, воспользовалась ли она ею. Он нашел лошадь, которую она позаимствовала у Оуэна, и зеленщика, у которого покупала фрукты. После этого Оливии и след простыл. Он навестил ее тетю Юстас и, по предложению Роуз, их кузину Амелию в Лондоне, но ни одна, ни другая не видела Оливию. Все ужасно беспокоились о ней. Особенно он.
Прошло уже семь дней, как она пропала, и когда он думал о тех опасностях, что могли подстерегать ее, то просто с ума сходил. Но сегодня, расспросив трех разных служанок на трех постоялых дворах вдоль большака, он понял, что придется выработать новую стратегию, а также попытаться отыскать какую-нибудь подсказку, чтобы продолжать.
Поэтому он возвращался туда, где начинался след, и к единственному реальному ключу, который у него был, – письму Оливии.
Он оставил письмо в коттедже, где сейчас проживали его родные, и ему пришло в голову, что они тоже могли узнать что-то новое. Посему он неохотно вернулся в Хейвен-Бридж, без Оливии.
Джеймс был в нескольких милях от деревни, когда обратил внимание на двух мужчин на обочине, словно что-то не поделивших, и, пришпорив лошадь, подъехал узнать, в чем дело.
Старик с полной корзиной овощей съежился от страха, а второй человек, помоложе и покрупнее, в грязной оборванной куртке, надвигался на него с ножом.
Оба удивленно обернулись, а Джеймс между тем спешился и оглядел типа с ножом.
– Несправедливо как-то, не находишь? У тебя нож, а твой противник вооружен картошкой и морковкой.
– Он хочет забрать мои овощи! – просипел старик.
Грабитель глумливо ухмыльнулся, показав желтые зубы, и переключил внимание на Джеймса.
Тот не шелохнулся, лишь взглядом дал понять старику, чтобы забирал свою корзину и шел себе дальше.
Обрадовавшись, старик быстро заковылял вниз по склону к дороге, потеряв по пути пару морковок.
– Выворачивай карманы! – потребовал между тем грабитель. – Гони все, что есть: деньги, ценности.
Кулаки Джеймса непроизвольно сжались, но он справился с гневом и даже улыбнулся.
– Будет тебе людей-то запугивать. Убирайся лучше подобру-поздорову и никогда больше мне не попадайся.
– Может, и уберусь – на твоей конячке. Но сначала заберу твои денежки.
– Да я тебе и полпенса не дам.
– Смелые речи ведешь! А как насчет этого? – Он полюбовался острым лезвием. – Дам тут поблизости нет, рисоваться не перед кем.
– А ты что, и на беспомощных женщин охотишься?
– Ну, я мог бы тебе соврать, что нет, но не буду. – Он противно захихикал над собственной извращенной шуткой.
Между лопатками Джеймса пробежал холодок.
– А ты, случайно, не видел здесь на прошлой неделе молодую женщину, путешествующую в одиночку?
– Может, и видел. А тебе-то что?
Терпение Джеймса лопнуло. Он шагнул вперед, схватил грабителя за руку с ножом и так вывернул, что тот взвыл от боли.
– Что ты с ней сделал? – Убийственная смесь ярости и страха за Оливию бурлила в жилах, лишая его самообладания. – Подумай хорошенько, прежде чем ответить, потому что я ухвачусь за любой повод, чтобы свернуть тебе шею.
Грабитель дергался и вырывался, но Джеймс не ослаблял хватку до тех пор, пока пальцы у того не посинели и нож не упал на землю.
– Где леди? – Если этот негодяй хоть пальцем до нее дотронулся, ему не жить.
– Я видел ее неделю назад, да и взял-то всего лишь бутылку вина.
– Лжешь, мерзавец! – Джеймс развернул его и врезал кулаком в челюсть.
Грабитель плюхнулся в пыль и попытался отползти, но Джеймс схватил его за шиворот и встряхнул. Изо рта у вора текла струйка крови, ноги не держали.
– Я хочу точно знать, что произошло. Где она сейчас?
– Откуда мне, черт побери, знать? Я порылся у нее в сумке – там нечего было взять: только барахло да еда.
– Еда? – Это странно, если только… – Что еще? – прорычал Джеймс сквозь зубы.
– Маленький мешочек с монетами. Так, мелочевка.
– И ты забрал его.
– Я оставил ей еду. – Вор попытался отползти, но Джеймс схватил его за грудки и рывком поднял на ноги.
– Если я узнаю, что ты причинил ей хотя бы малейший вред…
– Да не трогал ее, клянусь! Она завладела ножом, и мне пришлось уносить ноги.
Самообладание Джеймса, и так висевшее на волоске, дало сбой, и от мощного удара глаза грабителя закатились, и он рухнул на землю как подкошенный.
Не покойник, но близко к тому.
Как ни странно, но эта встреча дала Джеймсу новую надежду. Если Оливии и в самом деле удалось убежать от вора – а если какая женщина и могла это сделать, то только она, – тогда, возможно, ее след не такой уж холодный, как он боялся.
Зачем она взяла с собой еду? Может, чтобы не терять время, хотела ехать без остановок или… или собиралась долго прятаться. Но где?
Он проверил карманы грабителя, нашел золотые часы и несколько монет, но ничего из того, что могло бы навести на след Оливии.
По крайней мере теперь он знал, что она была на этой дороге, предположительно шла пешком, всего семь дней назад. Он пойдет вперед и станет искать какие-нибудь ключи, что-нибудь, что подскажет, где она может быть.
Он взял лошадь под уздцы и повел по узкой утоптанной тропе, понятия не имея, что надеется найти: может, кусочек ткани, оторвавшийся от каймы платья, или шпильку, которую она могла уронить, или что-то еще. Ему отчаянно хотелось отыскать хоть какую-то мелочь, которая подтвердила бы, что она была здесь и не исчезла бесследно.
Вдруг что-то блеснуло в траве среди кустов сбоку тропинки. Джеймс моргнул, и все исчезло. Сделав несколько шагов вперед, он опустился на колени, раздвинул траву в поисках блестящего предмета и нашел его – кольцо, которое они вместе обнаружили у реки. Он узнал гладкий старинный металл, бороздку по краю, маленький размер. Кольцо Оливии.
Мысли вихрем закружились в голове. Почему кольцо валяется здесь, в кустах?
Он не мог представить, чтобы она выбросила его. Что бы она ни написала в своем письме, он знал, что все произошедшее у реки имело значение. И все воспоминания были связаны с этим кольцом. Нет, она по доброй воле не избавилась бы от него.
Но что, если была борьба? Грабитель потребовал, чтобы она сняла его, или попытался отнять? И если она сопротивлялась, а Оливия, со своей глупой храбростью, вполне на это способна, то кольцо могло улететь в траву и с тех пор здесь и лежать.
От страха у него похолодело все внутри. Он молился, чтобы Оливии удалось убежать от вора и оказаться в безопасности, но находка поколебала эту веру. Как от неожиданного удара в висок, он был ошеломлен и ослеплен.
Боже милостивый, он же любит ее!
Любит так сильно, что самому страшно. Ему следовало понять это раньше, но все время что-то отвлекало, не давало увидеть то, что он должен был увидеть давным-давно.
Оливия – центр его вселенной, единственное, что по-настоящему имеет значение.
Вероятность, что с ней могло что-то случиться, потрясла его до глубины души. Без нее его жизнь – ничто. Он отдал бы все богатства фараонов за то, чтобы она была рядом, и молился, чтобы у него появился шанс сказать ей об этом.
Джеймс прижал кольцо к губам, потом спрятал в карман.
Вспомнив грабителя, которого оставил лежать без сознания в нескольких ярдах сзади, Джеймс подумал, что тот наверняка признался ему не во всем. С одной стороны, очень хотелось привести его в чувство и вытрясти все, что знает, а с другой – у него чесались руки как следует врезать еще разок.
Джеймс понимал: что-то они упустили, когда составляли план поисков. Надо еще раз проанализировать письмо Оливии и выяснить, что удалось узнать Хантфорду, если, конечно, удалось.
И у него было ужасное, тошнотворное чувство, что время – его враг.
Краски и звуки вокруг неожиданно соединились: шелест травы на ветру, тень сокола, кружащего в вышине, лихорадочное биение сердца в груди. Он подошел к своей лошади, вскочил в седло и припустил по тропе в надежде получить кое-какие ответы в Хейвен-Бридже.
Глава 29
Через окошко хижины Оливия смотрела, как розовеет небо. Скоро стемнеет, неделя ее добровольной изоляции почти закончилась.
Она проведет тут еще одну ночь, а поутру соберет все оставшиеся силы и попытается дойти до коттеджа дяди Джеймса. Интересно, узнает ли ее добрый старый дядюшка?
Ее обычно упругие локоны повисли тусклыми жалкими прядями. Платье, испачканное в земле, пыльное, болталось на ней как на вешалке. А уж какое бледное и осунувшееся, должно быть, лицо, она и представить не могла.
Опасаясь, как бы у дядюшки Хэмфри не случился удар, когда ее увидит, и испытывая дискомфорт от давно не мытого тела, она решила, что в эту последнюю ночь рискнет быстро искупаться в реке.
Оливия достала небольшой брусок лавандового мыла, который взяла с собой, прихватила оловянную кружку и шаль, которая послужит полотенцем, и когда небо сделалось пурпурным с дымчатым оттенком, решилась выйти из хижины.
Это маленькое удовольствие – купание в реке – не облегчит сердечной боли от потери Джеймса – впрочем, ее ничто не облегчит, – но по крайней мере поможет ей вновь почувствовать себя женщиной.
Она прошла по тропинке к речке, положила шаль и мыло в траву на берегу и выпила несколько кружек воды. Вокруг не было ничего, кроме пастбищ, холмов и великолепного неба, но она все равно колебалась: раздеться догола у реки – слишком смелый поступок даже для нее. Тогда, с Джеймсом, все было иначе, ее буквально околдовал жар его зеленых глаз и ощущение его рук, чтобы смущаться или стыдиться.
Как много воды утекло с той поры!
Но после недели слез, скуки и голода она решительно вознамерилась доставить себе это маленькое удовольствие. Девушка сделала глубокий вдох и стащила платье и шемизетку через голову, почувствовав неимоверное облегчение от того, что освободилась от грязной одежды. Кожу покалывало во влажном вечернем воздухе, и она расплела косу, распустив волосы по плечам.
Спрыгнув на песчаный берег, она села на гладкий камень у кромки воды. Камень, еще теплый от солнца, согревал ее, пока она опускала ноги в прохладную журчащую речку. Соски напряглись в предвкушении, когда она медленно опустилась в бодрящую воду.
Джеймса не было, нести ее было некому, поэтому волей-неволей пришлось поставить ноги на мягкое дно. Окунувшись с головой, Оливия быстро вынырнула, растерла мыло в ладонях, вымыла волосы и, откинувшись назад, позволила тихому течению смыть мыльную пену. После этого она снова взяла мыло и тщательно оттерла каждый дюйм тела от носа до пальцев ног.
Когда она наконец закончила и вышла из воды, кожа благоухала свежестью и поблескивала в лунном свете. Она взяла мягкую шаль и насухо вытерлась.
Быстро стемнело, но возвращаться в хижину не хотелось, а еще больше не хотелось облачаться в грязную одежду.
Но, с другой стороны, может, и не нужно.
Она подхватила платье и рубашку и в вытянутой руке понесла назад к реке. Выстирать вещи – это всего несколько минут, и если повесить на ночь, к утру они почти просохнут, и она предстанет перед дядей Хэмфри и своей семьей в чистой одежде.
Она оставила свое второе, такое же грязное платье в хижине, поэтому ей не в чем было заниматься стиркой. Впрочем, все равно тут никого нет, разве что изредка пробежит олень или лиса, да и те тоже без бриджей или сюртуков.
Поэтому, насвистывая грустную балладу, она уселась на теплый камень и приступила к стирке платья – своей первой попытке побыть в роли прачки.
Как ни странно, но Оливия нашла эту простую работу – замачивание, намыливание, полоскание и выжимание – довольно успокаивающей. Она даже ненадолго отвлекла ее от мыслей о Джеймсе.
Джеймс влетел в дядюшкин коттедж и прошагал в кабинет, где Хэмфри, как и следовало ожидать, похрапывал в кресле. Ральф, хромая, вошел вслед за ним, и кривая улыбка осветила его юношеское лицо.
– С возвращением.
– Ты еще здесь. – Джеймс обнял его, задержав чуть дольше обычного. – А я думал, вы с мамой решили вернуться домой. Я рад, что вы не уехали.
– М-мама сегодня рано легла. Мне разбудить ее?
– Нет, пусть отдыхает.
– Она беспокоилась о тебе. Я сказал ей, что с тобой все будет х-хорошо.
– Ну конечно. Оливия – вот кто в опасности.
– А г-где она?
– Не имею ни малейшего понятия. – Джеймс пригладил пятерней волосы. – Пару раз я думал, что вот-вот найду ее, но не нашел. Единственный ключ, который у меня есть, – вот это. – Он сунул руку в карман. Вытащил кольцо и показал Ральфу. – Это ее кольцо. Я нашел его на тропе, которая идет параллельно главной дороге, ведущей в деревню.
Ральф внимательно посмотрел на кольцо, словно понимал, что оно воплощает все надежды Джеймса… и все страхи, и предположил:
– М-может, оно свалилось с пальца, когда она шла.
– Возможно.
Джеймс знал, что кольцо сидело слишком плотно, чтобы просто свалиться. Он опустился на скамью в коридоре и похлопал по сиденью рядом с собой, приглашая Ральфа.
Они с минуту сидели молча, задумавшись, и Джеймс все крутил золотое колечко в руке.
– Мы нашли его пару недель назад, когда я копал в северо-западном углу имения Хэмфри. Это Оливия заметила его в земле. Я сразу понял, что оно предназначено для нее.
Ральф помотал головой, как будто ослышался.
– В-возле реки? Я гулял там сегодня.
– Так далеко? Ты и вправду здорово окреп, – гордо проговорил Джеймс.
Обычно от комплимента Ральф краснел, но сейчас хмурился, как будто и не слышал его.
– Странно, что ты упомянул это м-место. Мне показалось, я видел, как кто-то промелькнул среди деревьев, но исчез так быстро, что я засомневался.
Боже милостивый. Там хижина неподалеку. А что, если она…
Джеймс схватил Ральфа за плечи.
– Не могла это быть Оливия?
– Ч-человек был далеко. Я подумал, что это к-какой-нибудь мальчишка-браконьер. – Он прикрыл глаза, по-видимому мысленно возвращаясь к тому, что видел. – Н-но да, это могла быть она.
Внезапно все встало на свои места. Она взяла с собой смену одежды, еду и вино. Она так и не села в почтовую карету.
Неужели все это время Оливия пряталась на земле Хэмфри, практически у них под носом? Неужели провела целую неделю одна, в заброшенной хижине в лесу?
– Это могла быть она, – повторил Джеймс. – Я еду узнать.
Ральф озадаченно нахмурился.
– Там же вокруг н-ничего нет. А что она ест?
– Если она прячется в лесу, то, полагаю, довольствуется малым. Оливия может быть довольно упрямой.
– Не такая, как все. – Ральф улыбнулся и ткнул Джеймса пальцем в грудь. – П-поезжай и посмотри, хочет ли твоя невеста, чтобы ее спасли.
Джеймс был уже на полпути к двери.
– Возможно, не хочет, но я все равно еду.
– Постой. П-прихвати с собой на всякий случай пирожки. – Ральф указал на кухню. – Она, наверное, умирает с голоду, и еда немножко увеличит твои шансы.
Для младшего брата Ральф довольно мудрый. Джеймс пошарил в маленькой кухоньке и нашел пирожки, яблоки и хлеб, наполнил фляжку вином и сунул все это в сумку.
Они вышли в коридор, и Джеймс, заметив, что Ральф подавил зевок, приказал:
– Иди спать. Увидимся утром.
– Надеюсь, к тому времени у тебя будут хорошие н-новости.
Джеймс сжал плечо брата.
– Я тоже надеюсь.
Спустя несколько минут он уже скакал во весь опор по темной дороге. Глупо, но ему было все равно. Пригнувшись как можно ниже, он доверил лошади самой находить путь. Скоро в лунном свете заблестела лента реки, и Джеймс проследовал знакомыми поворотами, изредка останавливаясь, чтобы поискать следы на берегу. Ничего. Он прошел то место, где откапывал камни, а Оливия сидела рядом и делала наброски. Камни так и стояли в ряд, как солдаты, только теперь их стало больше. Кто еще вел тут раскопки?
Старая хижина где-то неподалеку. Осталось только отыскать тропу, которая ведет к лесу. Если он правильно помнит, она в пятидесяти ярдах на юго-восток от…
Боже милостивый!
Он резко остановился и успокаивающим жестом положил руку на шею лошади.
Впереди различался силуэт женщины, сидящей на камне, как какая-нибудь водяная нимфа. Мокрые волосы закрывали лицо, и она тихонько напевала, выжимая ткань над водой.
Он надеялся, что это Оливия… и надеялся, что не она. Ему необходимо было знать, что она жива-здорова, и в то же время мысль, что провела неделю совершенно одна, лишенная всего необходимого, не говоря уже о привычных для нее предметах роскоши, ужасала.
И говоря по правде, было ужасно обидно, что она по доброй воле обрекла себя на все эти лишения, только чтобы не выходить за него замуж.
Он не решился окликнуть женщину из опасения, что та убежит в лес, поэтому тихонько пошел вдоль реки. С каждым шагом сердце его билось быстрее, словно оно тоже узнало быстрые, уверенные движения и этот наклон головы.
Когда он подобрался ближе, облака, скрывавшие луну, рассеялись, и света было достаточно, чтобы убедиться: это Оливия, благодарение Богу, живая и невредимая, только… совершенно голая.
Желание забурлило в нем, плоть затвердела, хоть мозг и понимал, что есть более насущные вопросы, которые нужно решить в первую очередь. Его лошадь заржала, и Оливия резко вскинула голову, а потом в мгновение ока сорвалась с места, уронив одежду, которую стирала, и понеслась к лесу, прямо к хижине.
Он бросился вдогонку, но к тому времени, когда добежал до хижины, она уже захлопнула дверь. Под деревьями было темно, и он не видел ничего дальше чем в шаге перед собой.
– Оливия, пожалуйста, впусти меня. Это я, Джеймс.
Сдавленный вскрик раздался из-за филенчатой двери.
– Джеймс? Это правда ты?
Читать бесплатно другие книги:
