Дерзкая и желанная Бартон Анна
– Ясно, – отрывисто бросил Джеймс. – А если появится разбойник с большой дороги, ты что, прогонишь его?
– Если потребуется, – заявила Оливия, гордо вздернув подбородок, но определенно надеялась, что до этого не дойдет.
– Чем? Зонтиком?
– Возможно, Терренс мог бы одолжить мне пистолет.
Джеймс на секунду прикрыл глаза, словно моля о терпении, потом забрался в карету и сел напротив нее.
– Так что же у тебя с ногой?
Оливия задвинула больную ногу подальше под сиденье.
– К завтрашнему дню, вероятно, все пройдет, но сейчас… немножко побаливает.
– Немножко побаливает, говоришь? Позволь-ка взглянуть.
Вот он, этот момент, которого она так страшилась. Если Джеймсу предстоит провести несколько лет в Египте, ей бы не хотелось, чтобы он помнил ее как девушку со «слоновьей» ногой.
– Нет.
Он наклонился вперед, небрежно опершись локтями о колени.
– Я просто посмотрю, даже дотрагиваться не буду.
Оливия помотала головой и взглянула на Хилди, ожидая поддержки, однако служанка смотрела почти с таким же любопытством, что и Джеймс.
– Почему ты не хочешь мне показать?
– Из скромности.
Джеймс засмеялся, и даже Хилди тихонько хихикнула. Да, пожалуй, ее отговорка была несколько притянутой за уши, и все равно ее так и подмывало снять туфлю со здоровой ноги и запустить в него.
– Что ж, прекрасно, – отчеканила Оливия и, выставив правую ногу, задрала подол до колена. – Любуйтесь за здоровье.
Джеймс и Хилди на мгновение оцепенели. Оливия испугалась, не стала ли нога еще хуже. Трудно представить, но, может, она почернела или каким-то образом сочится. Она взглянула на свою вытянутую ногу и с облегчением обнаружила, что она такая же распухшая.
– О господи. – Джемс взял ее одной рукой за голень, а второй за стопу. – Мне так жаль, Оливия.
– Ну, я пока еще не на смертном одре, – съязвила она, но на самом деле ей хотелось плакать.
– Болит, должно быть, адски.
Нога болела ужасно, а разговоры о ней только усугубляли дело.
– О полуторамильной прогулке, похоже, не может быть и речи.
Он осторожно опустил ее ногу на пол и прикрыл подолом. От легкого веса ткани было почти так же больно, как в тот раз, когда лорд Кесли отдавил ей ногу во время кадрили.
– Идти ты определенно не можешь, – заключил Джеймс, нахмурившись.
Она с трудом удержалась от едкого замечания, что говорила ему то же самое.
– Если б не дождь и не грязь, я мог бы понести тебя…
– Нет, – категорично отрезала Оливия. После того как за неделю получила от него два отказа, ее гордость просто не могла этого позволить.
– Ты права. Дорога слишком скользкая. Нам придется подождать здесь, пока Терренс сходит за помощью.
Оливия склонила голову набок, надеясь, что неправильно расслышала.
– Нам?
– Я не оставлю тебя одну. – Джеймс указал на ее ногу и поморщился, как будто учуял запах несвежей рыбы. – Особенно с такой ногой.
– Ты говоришь так, словно она отвалится, стоит тебе только отвернуться.
Он пожал плечами, явно не желая с ней спорить.
– С больной ногой ты будешь еще беззащитнее, чем обычно.
– Я вовсе не так беззащитна, как ты думаешь. – В ее улыбке читалась тонко завуалированная угроза.
Джеймс ухмыльнулся.
– Сожалею, но придется тебе потерпеть мое присутствие еще немного.
– Со мной может остаться Хилди, – с надеждой сказала Оливия.
– Пусть остается, если хочешь. Но даже вдвоем вы не можете оставаться тут одни. К тому времени, когда Терренс вернется, будет уже темно. Он сейчас распрягает лошадей. Я уведомлю его о наших планах, чтобы он мог отправиться в путь.
Он уже хотел выйти из кареты, но остановился, озабоченно нахмурившись.
– Может, твоей ноге будет легче, если ты положишь ее на сиденье. – И не успела она ответить, сказал: – Давай попробуем. – Он опустился на пол и поднял ее ногу с такой же осторожностью, с которой наверняка обращался бы с ногой древней египетской царицы, хотя, без сомнения, последняя пленила бы его гораздо больше. Дорожным одеялом, которое нашел под сиденьем, он обернул ногу и положил на скамейку.
– Спасибо, – сказала Оливия. – Стало немного легче – меньше дергает.
Джеймс кивнул и вынырнул на улицу поговорить с Терренсом. Через секунду после его ухода Хилди прокашлялась.
– Стало быть, вы хотите, чтобы я осталась с вами?
Оливия считала, что ответ очевиден.
– Думаю, так будет лучше. У тебя есть возражения?
– Нет, конечно же, – отозвалась Хилди, но с тоской перевела взгляд в окно.
– Но ты бы предпочла пойти с Терренсом пешком под дождем, чем ждать со мной здесь, в сухой карете?
– Ох, когда вы так говорите, это звучит ужасно, – сказала Хилди. – Вы же знаете, я всегда плохо переносила долгие поездки.
– Знаю, что есть люди, которых укачивает от движения, но мы же сейчас не двигаемся.
– Да, верно, миледи. – Служанка густо покраснела. – Дело не столько в движении, сколько в тесноте. Теперь, когда с нами едет мистер Эверилл, карета кажется намного меньше. У меня от этого голова кружится.
– Мы можем открыть дверцу. Вот. – Оливия неуклюже склонилась над своей вытянутой ногой и отодвинула задвижку. – Так лучше, правда?
Хилди скептически покосилась на дверь.
– Да, наверное.
Но тут очередной порыв ветра захлопнул дверь.
Вот черт. Нет веской причины, почему Хилди должна из-за нее страдать, по крайней мере не больше, чем ей уже пришлось.
– Думаю, ты должна пойти с Терренсом в деревню. Пока он будет обихаживать лошадей и заниматься ремонтом, ты могла бы снять для нас комнаты на постоялом дворе.
– И заказать обед, – с готовностью подхватила служанка.
– Значит, решено, – согласилась Оливия. – Возьми еще одну накидку из моего саквояжа, чтобы не промокнуть. – Когда Хилди открыла рот, чтобы возразить, Оливия добавила: – Я не хочу, чтоб ты подхватила простуду.
– Вы очень добры, миледи. – Набросив на плечи накидку, служанка заторопилась. – Мы с Терренсом постараемся побыстрее дойти до деревни. Вы и глазом моргнуть не успеете, как вернемся с помощью.
Оливия пожала ей руку.
– Будь осторожна!
Кивнув, девушка вышла, и Оливия осталась одна.
На целых три благословенные секунды.
Дверца распахнулась, и она чуть подвинулась на сиденье, чтобы Джеймсу не пришлось перелезать через ее ногу, когда станет усаживаться на скамейку напротив. К несчастью, однако, он неправильно ее понял и устроился рядом с ней.
– Хилди и Терренс пошли в деревню и повели лошадей, решительно настроенные вызволить тебя как можно скорее. Не знаю, кого они считают большей угрозой – разбойников с большой дороги или меня.
Оливия старалась не обращать внимания на тот факт, что осталась с Джеймсом наедине. Сколько лет она мечтала об этом, делала все, чтобы оказаться в подобной ситуации, и вот теперь, когда это наконец удалось – совершенно случайно, – она желала оказаться где угодно, только не здесь.
Потому что его твердое намерение оставить свою семью, друзей и ее ради своих мумий не повлияло на ее чувства.
От его глубокого бархатного голоса все в ней тает как шоколад. Одного мимолетного взгляда зеленых глаз достаточно, чтобы лишить ее дыхания и здравомыслия.
Она в беде.
И знает это.
И если судить по тем горячим взглядам, которые он бросает на нее, ему это тоже известно.
Глава 9
Наблюдать: 1) внимательно следить глазами за кем-то или чем-то, не выпускать из поля зрения (наблюдать восход солнца); 2) изучать, исследовать (наблюдать развитие событий); 3) осуществлять надзор за кем-то или чем-то (наблюдать за порядком).
У Джеймса и в мыслях не было набрасываться на Оливию.
Беда в том, что, находясь с ней рядом, он имел привычку делать то, что совсем не собирался.
– Существует весьма высокая вероятность, что кто-нибудь, проезжая мимо, остановится и окажет нам помощь, – сказал Джеймс. Если постоянно напоминать себе об этом, то, быть может, ему удастся преодолеть соблазн поцеловать Оливию.
Она ответила ему снисходительной улыбкой.
– Мы встретили только одного путника, с тех пор как выехали из Хейвен-Бриджа, и это был фермер на запряженной мулом телеге.
– Да, презентабельности в телеге маловато, – поддразнил Джеймс. – Но ты со своей ногой не можешь позволить себе воротить нос и от такого вполне функционального, пусть и несколько шаткого, вида транспорта.
– Что верно, то верно. Слава богу, мы не в Гайд-парке. Ты можешь представить меня на Роттен-роу в повозке, с распухшей ногой, опирающейся на клеть с возмущенно кудахчущими курицами? Так и вижу мисс Стартинг, восседающую в модном фаэтоне и глазеющую на меня из-под своего кружевного зонтика с нескрываемым отвращением. – Оливия передернулась. – Полагаю, надо радоваться, что мы застряли в глуши. Единственные свидетели моего позора – вон те коровы.
Джеймс усмехнулся.
– Ты всегда умела найти светлую сторону в любой неприятности. Это меня в тебе и восхищает.
Оливия резко повернула к нему голову и сощурилась, словно боялась, что он насмехается над ней.
– Правда?
– Да. Меня многое восхищает в тебе, Оливия.
Она натужно сглотнула, немного помолчала, потом тихо проговорила:
– Как мило, что ты так говоришь.
– Но это так и есть. Сколько я тебя знаю, ты всегда была полна неиссякаемой энергии и страсти, никогда не боялась открыто высказывать свое мнение, и с тобой легко разговаривать. И хотя тебе, безусловно, не следовало приезжать сюда без ведома брата…
– Да, ты уже упоминал об этом.
– …в некотором отношении я рад, что ты сделала это.
– И почему же?
– Ну, теперь я осознал, что принимал тебя как должное: твою милую улыбку, твое жизнелюбие и твою непоколебимую преданность. Я ужасно сожалею, что не замечал твоих чувств ко мне.
Но на самом деле Джеймс, конечно же, не был так уж слеп и в глубине души знал, что Оливия питает к нему нежные чувства, и злоупотреблял ими, купаясь в них, но не признавая. Черт, какой мужчина из плоти и крови не пожелал бы, чтобы его так обожали? Он вовсю наслаждался ее вниманием. И это делало его, по меньшей мере частично, ответственным за тот переплет, в который они угодили.
– Что ж, – медленно проговорила она, – я, со своей стороны, поняла приблизительно через полтора часа после приезда в Хейвен-Бридж, что совершила ужасную ошибку. Но если бы не поехала за тобой, то не увидела бы потрясающего вида с вершины твоего холма и не попробовала бы самых вкусных сладких булочек, а это могло стать трагедией.
Он был абсолютно согласен с ней. А поскольку сказать так казалось недостаточным, он взял ее руку и поцеловал. Она чуть слышно ахнула, но не отстранилась. Вот еще одно качество, которое он в ней обожает: она никогда не отстраняется.
У ее кожи был вкус дождя, лаванды и ее. И хотя соблазн проложить губами дорожку вверх по руке был очень и очень велик, он удержался.
– Вот об этом я и говорю. Даже сейчас, с распухшей ногой, в сломанной карете, застрявшей бог знает где, ты предпочитаешь думать о хорошем, а не о плохом.
– Не вижу смысла говорить о неприятном, но это не означает, что у меня нет сожалений.
Джеймс крепче сжал ее руку.
– И о чем же ты сожалеешь? – Внезапно ему стало крайне важно знать это.
Оливия молчала так долго, что он уже начал сомневаться, не перешел ли черту, не слишком ли надавил на нее, но все же заговорила:
– Я сожалею, что вела праздную, пустую жизнь.
– Что?
– Это правда. Большинство моих проблем настолько нелепы: оторвавшаяся кайма на платье, пустая танцевальная карточка, какая-нибудь гнусная сплетня.
– Я не знаток, – признался Джеймс, – но, думаю, подобные вещи волнуют многих молодых леди.
– Нет, – покачала головой Оливия. – Только не моих ближайших подруг. Аннабелл, до того как вышла замуж за Оуэна, изо всех сил сражалась за жизнь матери и трудилась не покладая рук, чтобы прокормить сестру. Дафна научилась справляться с большинством недугов получше нашего доктора и до сих пор находит время, чтобы работать в детском приюте, а Роуз, хоть и младше меня на два года, намного мудрее. Если учесть, сколько времени мы проводим вместе, можно было бы надеяться, что я у нее переняла хотя бы немного этой мудрости, но нет… Итак, теперь знаешь. Я сожалею, что за свои двадцать два года не сделала ничего значительного, ничего, что заслуживало бы уважения.
Возражения едва не сорвались с его губ, но он сдержался. Если напрямик усомниться в том, что сейчас услышал, Оливия ни за что ему не поверит, поэтому очень тихо, но отчетливо, он произнес:
– Я так не считаю.
И это правда.
Какая разница, что на ее счету нет великих деяний и свершений? Ему хотелось объяснить ей, что быть просто хорошим человеком более чем достаточно; что преданность и верность семье превосходит целый список добрых дел и значительных свершений.
Оливия запрокинула голову на бархатную спинку сиденья, словно все силы покинули ее.
– Все теперь намного яснее.
– Правда? А почему?
У него перехватило дыхание. Вероятно, она скажет, что больше не питает романтических чувств, что просто не представляет, как ее угораздило так долго вздыхать по нему. Конечно, так было бы лучше, и все же… пусть он эгоист, но ему претила эта мысль. Обожание Оливии было для него некой константой, постоянной величиной. Зная, что живет у нее в сердце, он держал голову чуть выше, дышал чуть глубже. Она временами бывала несносной, но даже тогда заставляла его чувствовать себя королем. Она дарила ему свою непоколебимую привязанность.
А он принимал все это как должное.
Оливия устремила взгляд на потолок кареты, словно это было ясное звездное небо.
– Эта поездка, какой бы непродуманной ни была, на многое открыла мне глаза. Все эти годы, пока я была увлечена тобой, моей единственной целью было привлечь твое внимание – это было моим наивысшим стремлением. А теперь, признавшись в своих чувствах, я осознала, какой пустой была эта цель. Не потому, что ты того не стоишь, нет, – поспешила она добавить, – но я поняла, что нельзя сосредоточивать все свои мечты на чем-то или на ком-то. Мне самой нужно совершить что-то стоящее. Как могу я ожидать уважения от такого разностороннего человека, как ты, если у меня нет никаких интересов?
Прежде чем Джеймс успел сказать ей, сколь нелепа эта мысль, Оливия продолжила:
– К счастью, у меня есть идея… своего рода проект.
– Уверен, это что-то уникальное. Но, Оливия, я и без того уважаю тебя. Больше, чем ты думаешь.
Она продолжала, словно и не слышала его:
– Ничего грандиозного, заметь, но эта поездка напомнила мне, как я люблю ездить за город, как люблю природу. И я начала думать о девочках в приюте Дафны. На прошлой неделе, когда ездила туда вместе с ней, я поговорила с некоторыми из обитательниц сиротского дома. Ты знаешь, что большинство из них родились в Лондоне и никогда не бывали дальше грязных улиц Сент-Джайлза? Они никогда не видели коров на прекрасных зеленых пастбищах и не плавали по прозрачным голубым озерам.
– Не уверен, что это трагедия, – заметил Джеймс.
У Оливии вытянулось лицо, и он пожалел, что не может взять назад свои неосторожные слова.
– Может, и нет. Однако я все равно думаю, что им не помешало бы хоть немножко увидеть мир за пределами стен приюта.
– Да, с этим я согласен, – проговорил он быстро. – Далеко не все можно узнать из книг.
Она тут же повеселела.
– Именно! Я могла бы устраивать дневные поездки с небольшими группами девочек – например, за город на пикники или в церкви ближайших деревень, – а со старшими девочками, может, и куда-нибудь подальше. Как чудесно мы проводили бы время!
Оливия счастливо вздохнула.
– Уверен, что девочки были бы очень рады вырваться из стен классных комнат, – согласился Джеймс. – И деревенский воздух пойдет им на пользу.
– Да, несомненно. В приют недавно привезли восьмилетнюю девочку по имени Молли, парализованную. Бедняжка сирота и последние два года провела в богадельне для умалишенных, пока какая-то добрая сестра не сообразила, что ей там не место, и не отправила в детский приют. Она так обрадовалась, что будет жить среди нормальных девочек, учиться читать, писать и считать. Только она такая бледная, что ей явно нужны солнечные лучи и свежий воздух.
Пока Оливия описывала больную девочку, Джеймс вспомнил о брате и чуть было не проговорился, но вовремя прикусил язык.
Джеймс ни с кем не говорил о Ральфе. Никогда. Даже с самыми близкими друзьями.
Не ведая о его размышлениях, Оливия продолжала:
– Мне, разумеется, понадобится разрешение Оуэна, но, думаю, я смогу убедить его позволить использовать экипаж и пару лакеев.
Джеймс собрался было заметить, что она не потрудилась заручиться разрешением Хантфорда, прежде чем отправляться в Озерный край, но передумал. Ему не хотелось говорить ей ничего, что могло бы омрачить ее красивое лицо.
– На мой взгляд, идея просто замечательная. Любые сомнения, которые могут возникнуть у Хантфорда, ты наверняка сумеешь развеять.
Оливия широко улыбнулась.
– Я умею быть настойчивой, но порой жалею, что приходится к этому прибегать. Похоже, я вечно буду зависеть от Оуэна.
– По крайней мере, он справедлив и никогда ни в чем не сможет отказать ни тебе, ни Роуз, – добавил Джеймс.
– Он чудесный брат, однако я уже взрослая и не понимаю, почему должна спрашивать его разрешения на каждый выход из дому.
Джеймс приложил ладонь к нагрудному карману, дабы убедиться, что письмо отца Оливии на месте. Вдруг ему показалось, что оно весит столько же, сколько валуны Стоунхенджа. Почему Хантфорд вовлек его в это явно сугубо семейное дело? Чем больше времени он проводил с Оливией, тем больше убеждался, что самым правильным было бы отдать ей письмо.
Загвоздка в том, что не ему это решать.
Одно Джеймс знал наверняка: в следующий раз, когда увидит Хантфорда, сразу отдаст ему письмо и потребует вручить Оливии.
– Не сомневаюсь, что ты исполнишь все, что задумала. И не боюсь сказать, что немножко завидую тем девочкам, которые будут проводить идиллические дни с тобой на природе.
Оливия фыркнула.
– А я-то думала, что ты сыт этим по горло. Кроме того, какую привлекательность могут представлять пастбища с овцами в сравнении с приключениями, которые ждут тебя в Египте?
Привлекали его вовсе не пастбища, а леди, что сидела рядом, ее нежные бархатистые щечки, пухлые губки и восхитительные изгибы тела.
– Как бы ни жаждал я исследовать Египет, изучать древние цивилизации, Англия тоже может много чего предложить. – Он сжал ее руку, надеясь, что смысл его слов ясен.
Оливия не ответила: просто сидела, устремив взгляд в окно, – однако, если он не ошибся, легкий румянец окрасил ее щеки.
– Как твоя нога?
– Как будто на нее упало пианино.
– Ты должна была сказать мне тогда, сразу, мы бы вызвали доктора.
– Жаль, что здесь нет Дафны, – посетовала Оливия. – Она бы сделала припарку из своих травок, и уже через день я бы бегала и прыгала.
– Хотел бы я на это посмотреть, – улыбнулся Джеймс.
Раскат грома вдалеке сотряс карету, и на лице Оливии промелькнул испуг. Она схватила Джеймса за руку и, на секунду – восхитительную секунду, – прижавшись к нему, пробормотала, явно смутившись:
– Прости. Просто испугалась.
– Не извиняйся. – Он придвинулся ближе и обнял ее за плечи. – Ты переутомилась. Предлагаю прислониться ко мне и отдохнуть. Обещаю не смеяться, если будешь храпеть.
Оливия настороженно взглянула на него, но приглашение приняла и осторожно, неуверенно прислонилась щекой к его плечу. Аромат ее волос ударил ему в голову. Джеймс взял длинный выбившийся локон и намотал на палец, наслаждаясь его шелковистостью. Мало-помалу напряжение стало покидать ее, и тело расслабилось, теплое и податливое.
Дождь сильнее заколотил по крыше, громовые раскаты стали громче и чаще. В одном месте крыша протекала, и вода монотонно шлепалась на пол через равномерные промежутки времени.
Оливия устало вздохнула.
– Ну и натворила я дел: как можно было умудриться так ужасно все запутать?
– Сломанная ось не твоя вина. – Он погладил ее по руке, отчего ему, конечно же, захотелось погладить что-нибудь еще, но он воздержался. – И вот что я тебе скажу: уж если мне суждено было застрять посреди дороги в грозу, то я рад, что застрял с тобой.
– Правда?
Проклятье! Он должен… хочет поцеловать ее.
Устоять просто невозможно!..
Глава 10
Господи помоги! Как хочется его поцеловать!
Оливия запретила себе даже думать об этом, но разве можно справиться с чувствами?
Блеск его зеленых глаз вызывал восхитительный трепет во всем теле, и она растаяла. А когда он наклонился к ней, коснувшись лбом ее лба, она окончательно пропала, опасаясь даже глубоко дышать, словно малейшее движение могло разрушить чудесные чары.
– Оливия, – прошептал Джеймс, приближаясь к ее губам.
И хотя они уже целовались, этот поцелуй был совсем другим, таким, какого она ждала всю жизнь.
Он начался с легкого прикосновения, будто к редкому и хрупкому сокровищу, словно Джеймс не мог поверить, что ему посчастливилось найти его. Губы нежно ласкали ее губы, пробуя, соблазняя, обещая…
Она закрыла глаза, чтобы полностью отдаться ощущению: от дыхания на своей щеке, пальцев в волосах, твердого объятия его руки. Когда он раздвинул ей губы языком, у нее вырвался вздох, и он поглотил его, привлек Оливию ближе и углубил поцелуй.
Это не было порождением хмельного угара, жалостью или отчаянием. Она видела чувственный голод, мерцающий в его глазах, и слышала восхищение в его голосе. Он хотел этого поцелуя.
И, видит бог, она тоже.
В сущности, если б в эту минуту в карету ударила молния или началось наводнение, это не остановило бы изумительного, ошеломляющего, захватывающего дух поцелуя.
У него был уже знакомый ей вкус: теплый, коричный, мужской, и она с готовностью встречала каждый выпад его языка, утопая в головокружительном наплыве желания. Ей ужасно хотелось придвинуться к нему поближе, но правая нога по-прежнему лежала на противоположном сиденье, создавая между ними барьер.
Заметив ее попытку, он мягко поднял обе ее ноги и положил на колени.
– Так лучше? – пробормотал он ей на ухо, рассылая восхитительный трепет по всему телу. – Это безумие, Оливия, но я ничего не могу с собой поделать.
– Я тоже.
Он проложил дорожку обжигающих поцелуев вниз по ее шее и через ключицу к ямочке у горла, где она чувствовала бешеное биение собственного пульса. Ей стало щекотно, и, засмеявшись, она приблизила его лицо к своему.
– Я столько раз мечтала о поцелуях с тобой. – Щеки ее порозовели от собственной смелости. – Но мои фантазии всегда были более яркими.
Джеймс озорно ухмыльнулся, отчего сердце ее пропустило удар.
– Расскажи.
– Во-первых, – начала Оливия, – мы всегда были в доме.
– Бог мой. Я разочарован отсутствием у тебя воображения. В доме… это так… предсказуемо.
– Ну, может, я и представляла поцелуй-другой на улице, – призналась Оливия, – но в этих случаях над нами было ясное звездное небо, а не громовые раскаты.
– Звучит ужасно скучно, – отозвался Джеймс несколько рассеянно. Его взгляд под отяжелевшими веками опустился ей на грудь.
– Я не считала их скучными, но тогда мне еще не с чем было сравнивать.
– А теперь? – Кончиком пальца он лениво провел вдоль низкого выреза.
– Я знаю, – ответила она прерывисто, – что поцелуи – это гораздо больше, чем мне представлялось.
– Ты и понятия не имеешь насколько, – прорычал он, продолжая пожирать жадным, дерзким взором ее грудь.
Впрочем, она не возражала: напротив, обвила руками его шею и поиграла с мягкими завитками на затылке.
– Хотя поцелуи оказались не такими, как в моих относительно невинных фантазиях, я поняла, что реальность лучше.
Глаза Джеймса загорелись. Он наклонился и завладел ее губами, наполняя жаром и страстью. Ладонь скользнула по бедру, вверх по животу, легко коснувшись груди снизу. И не успела Оливия подумать, что сейчас умрет от ожидания, как он обхватил грудь, мягко ущипнув сосок сквозь тонкий креп платья.
Она страстно ответила ему, мечтая, чтобы Джеймс не останавливался, и он не остановился. Наоборот, переключил свое внимание на другую грудь, наполняя Оливию головокружительным наслаждением.
Читать бесплатно другие книги:
