Темные изумрудные волны Московцев Федор

Глава 104

Облитый яркими солнечными лучами город утопал в зелёной листве. Беспокойно плескалась разлившаяся Волга. В тишине знойного дня над разомлевшей от истомы землёй раздался крик одинокой чайки. Казалось, будто она одна живёт в этом крае и с безнадёжной тоской зовёт подругу. Ей никто не ответил, и крик уплыл куда-то вдаль.

Деревья застыли, точно окаменели в своём красочном уборе, а Андрею чудилось – буря несётся над солнечным городом, сгибая до земли тополя и вязы и кружа ярким хороводом цветы.

Выйдя из машины, Оля подошла к нему своей волнующей походкой, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Минималистский наряд подчёркивал её вызывающую красоту. Она себе не изменяла: одежда простая, и её немного. Легко разоблачиться и быстро надеть. Нежно-голубой ультракороткий топ, мини-бикини, сабо. Глаза искрились, на губах играл след невидимого поцелуя.

Так она стояла, подобранная в своём сладострастном совершенстве.

– Я в шоке! Вот уж не думала, что ты возьмёшь, и тупо исчезнешь.

– Знаешь ведь, что ты – моя страсть. Куда же я исчезну?

– Говорят, ты собрался жениться.

Ему показалось, что при этих словах её светло-голубые глаза потемнели, как море темнеет перед грозой.

– Что-то не так? Ты же знала, что я встречаюсь с…

– Одно дело ты таскаешься с этой куклой, другое дело – собираешься на ней жениться, – перебила она его.

– Послушай: когда мы познакомились, ты повела себя, как этакая современная раскованная дама, почти что феминистка. Ты не скрывала, что у тебя есть Михалыч, я, со своей стороны, тоже не совсем свободен. Вот, отношения развиваются своим чередом. Ты же со своим парнем тоже контактируешь?

– Ой, ну долго объяснять. Я думала… отношения будут по-другому развиваться…

– Оля…

Она отвернулась, посмотрела на Волгу. В глазах её стояли слёзы.

– Я же не какая-то фригидная сучка, – глухо сказала она, не поворачиваясь. – Думаешь, у меня не может быть чувств, привязанностей.

Она потёрла глаза.

– Мне нравится то, что ты проделываешь со мной. Как ты разворотишь мои внутренности своим инструментом. Я вне себя от счастья, когда ты это делаешь, знаешь ведь мой оргазмотрон. С тобой хорошо спать, и хорошо просыпаться по утрам.

Она повернулась к нему, и сказала резко:

– И тут, ебани меня калиткой, ты женишься!

– В отсутствие калитки могу тебя как следует трахнуть.

Он оторопел от услышанного, от её слов, и своих собственных; почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Через двадцать минут они вошли в съёмную квартиру на улице Пражской, и Андрей с порога стал снимать то немногое, что было надето на Оле.

Время будто остановилось. Уныло замерли лопасти сгоревшего вентилятора. Безжизненно повисли шторы, в просвет между ними косым потоком падал свет, ложась на разбросанную по полу одежду, смятые простыни.

Оля обнимала его, гладила его волосы, плакала, Андрей целовал её мокрые, солёные глаза. Каждый их вздох был как знойное дуновение. Им трудно было дышать, казалось, будто они витают в каком-то удушливом, но упоительном тумане. И снова безумная волна накрывала их, они погружались в жгучую бездну. Слив страсть, спорили, кто сходит на кухню за водой, кто пойдёт в магазин, и приготовит что-нибудь поесть.

Утром она сказала, одеваясь:

– Что ж, поматросил и бросил. Обидно, досадно, но… ладно. Хуже, если бы бросил, и не поматросил – это было бы оскорбление.

Глава 105

Планы рушились. Чувство власти над обстоятельствами и сроками покидало людей, привыкших создавать окружающую среду так, как им хотелось. Ещё недавно они спокойным взглядом скользили по отчётам подчинённых – не всё ли равно, что там затевают недруги, имеет ли значение контратака противника.

Акционеры «ВХК» собрались, чтобы обсудить решение областной думы. Московский трансферт отдали областному комитету здравоохранения.

Гетманов подробно рассказал, куда пойдут эти деньги – в кардиоцентр, онкодиспансер, областную клиническую больницу. Синельников, директор «Медторга», нашёл выход на облздравотдел, и, судя по всему, поставки медикаментов пойдут через его фирму.

Капранов, повертев калькулятор в руках, швырнул его на стол:

– Представляю, сколько срубит капусты этот Синельников.

– Вместе с начальником облздрава и главврачами, – вставил Шмерко.

Заводовский встрепенулся:

– Что же, мы не купим оборудование?

– То есть, всесильный Градовский не смог нейтрализовать чокнутого профессора? – небрежно бросил Першин.

Гетманов важно засопел:

– Подобытся мне, Синельников раздул нешутошную пропаганду. Такая вот медицинская загогулина, понимаешь.

– Когда закончится этот благотворительный понос? – проворчал Второв.

– Кто-то говорил о силовых действиях, – многозначительно произнёс Силантьев, и посмотрел на Капранова.

Все посмотрели на него.

– Мы озадачились прессовкой москвичей, – ответил тот, посмотрев на Второва, который невольно поёжился под его свинцовым взглядом. – И выяснили, что следы ведут обратно в Волгоград. Думаю, скоро станет ясно, кто польстился на тридцать сребреников.

Все переглянулись. Какой ужас! Иуда среди нас!

Растягивая, как смолу, слова, Шмерко сообщил, что к нему приезжали приставы из управления по исполнению особо важных производств, и жёстко потребовали скорейшего погашения долга «Химтрасту». Подхватив разговор, Капранов заявил, что теперь поймать крысу – вопрос времени. Нужно только выяснить, кто вышел на начальника службы судебных приставов по исполнению особо важных исполнительных производств, инициировав бешеную активность этого ведомства; и по цепочке выявить заказчика. И снова бросил свой суровый взгляд на Второва, Черкасова, и Першина.

– А что мы будем делать, если москвичи выиграют суды в трёх инстанциях, и приставы всё-таки заявятся к нам? – украдкой оглядев присутствующих, будничным тоном спросил Черкасов.

– Вывесим на проходной крыс, они отпугнут непрошенных гостей, – важно облокотившись, процедил Капранов, и вновь посмотрел в сторону Второва, Черкасова, и Першина.

– Охренительно, мы тут давим эту мышиную перхоть… – недовольный намёком, произнёс Второв.

Больше этой темы не касались. Поднявшись, Воропаев раздал всем отчет о переоценке заводского имущества. Указанные цифры приятно удивили акционеров. Сразу несколько рук потянулись к калькулятору. Завладев массивным «Citizen», Гетманов застучал клавишами.

– Дай побачить, неплохо посчитали…

– Предварительные подсчёты, – пояснил Воропаев, – если, не дай бог, москвичи выиграют суд, придётся всё увеличить, а так, если доживём до торгов…

– Доживём, – весомо произнёс Капранов.

Воспользовавшись паузой, Заводовский дал обстановку на предприятии, победно доложил об увеличении дневной выработки, ознакомил с новыми заводскими ценами на продукцию, утверждёнными главным экономистом. Ознакомившись с документами, Мордвинцев и Силантьев заявили, что скорректируют свои заявки на продукцию в сторону увеличения. Першин возмутился – он на прошлой неделе не выбрал свой заказ на присадки и метионин. Капранов, в свою очередь, раздражённо произнёс, что его компания уже три недели подряд не выбирает свои заявки. Возникшую перебранку остановил Шмерко – завтра на пятиминутке будут решены все производственные вопросы, давайте говорить о главном.

– Уж не хотите ли вы поговорить об акциях исчезнувшего Еремеева? – ехидно спросил Мордвинцев.

– Выдающий был человек… но акции треба поделить, – оживился задремавший было Гетманов.

Одобрительный гул пронёсся по залу. Кому достанутся акции Еремеева – этот вопрос волновал всех без исключения. Вытерев пот со лба, Шмерко большими глотками опорожнил бутылку минеральной воды.

– Видит бог, они достанутся наследнику. Пусть приходит на завод, приобщается к делам. Всё-таки сын такого человека, должен справиться.

– Родство не укорачивает его глупость, – ядовито произнёс Мордвинцев.

– Взломщик мохнатых сейфов, – презрительно ухмыльнулся Капранов.

Их поддержали остальные – действительно, не будут ли заводские дела отвлекать Еремеева-младшего от садо-мазо-сессий. Кто-то намекнул, что дело Васильевой не поздно переиграть, и препроводить насильника туда, где ему самое место – в тюрьму.

Выпученные глаза Шмерко рассмешили Воропаева, он фыркнул. Наконец, заместитель гендиректора, перекрывая общий шум, выкрикнул:

– Посмотрел бы я на вас, если б сейчас открылась дверь, и вошёл Игнат Захарович!

Никто не верил в такую возможность, но некоторые всё-таки покосились на дверь.

– Пускай приходит и работает, богатырь воли и мысли, его заслуги никто не отменял, – спокойно протянул Капранов.

«А вдруг вернётся?» – подумалось ему.

Прочтя в глазах присутствующих акционеров те же опасения, добавил:

– А заодно пусть оплатит мне расходы на Москву, на адвокатов.

– Да, пусть ответит за эти рейдерские штучки, – вставил Мордвинцев.

– И за компроматную войну, – поддакнул Закревский.

И снова на голову Шмерко посыпалась брань, угрозы, крики. Позабыв о том, что на свете существует тишина, акционеры обвиняли его в умышленном вредительстве, требовали его отставки, дележе принадлежащих Еремееву акций.

Гетманов решил, что пора собрать разбредшееся стадо, и призвал всех к порядку. Заклеймив Шмерко как человека неясного и чужого, Афанасий Иванович, тем не менее, предложил оставить его в покое до тех пор, пока госпакет не будет выставлен на торги. Тогда и решится судьба акций. А издержки акционеров, связанные с недружественными действиями «Химтраста», а также расходы на адвокатов в связи с происками Кекеева, – всё это заместитель гендиректора обязан компенсировать из своего кармана.

– Аккуратнее надо вести дела, – огрызнулся Шмерко.

Гетманов поднялся, опёрся руками о стол.

– Надуши свой рот собачей слюной, советчик хренов. По твоей милости я хожу в прокуратуру каждый день, как на работу.

Шмерко уткнулся носом в бумаги, и до конца собрания не проронил ни слова. Першин, которому Второв последние десять минут что-то шептал на ухо, внёс предложение:

– Почему бы нам не освоить эти медицинские деньги? То есть выйти на облздравотдел, отжать Синельникова, дать свою фирму. Нам какая разница, что поставлять, был бы бюджет.

– Ибо сказано: удостой вниманием то, что лежит на твоём пути… – улыбнувшись, произнёс Закревский.

Акционеры зашумели. Изумлённые возгласы перемежались с предположениями, недоверчивыми вопросами. У кого какие связи, где взять фирму с лицензией.

– У меня есть на примете фирма, – сказал Второв.

– Кто такие? – раздалось сразу несколько голосов.

– «Фармбизнес», директора звать Илья Брук.

– Пархата, – поморщился Гетманов, – он нас обдерёт, как липку.

– У него проблемы, он под следствием, – пояснил Второв. – Заказал компаньона – по крайней мере, милиция так считает. Если ему помочь, он нам бесплатно предоставит фирму.

– Это мы решим, – авторитетно сказал Капранов. – Кто занимается делом?

– Рашид Галеев, ГУВД.

У Заводовского от скуки рот растянулся. Вполуха слушая совещающихся, он машинально рисовал на листе бумаги первые пришедшие на ум фигурки и значки. Тут были усы Еремеева, был обросший волосами сейф, были пушки с танками, милицейские погоны, но больше всего было значков «$». Осенённый внезапной мыслью, он сказал:

– Если мы в ближайшее время выкупим госпакет, никто не помешает нам скинуться, и на свои деньги приобрести оборудование.

Все разом замолчали, но пауза была недолгой.

– Если у нас будет процентов тридцать, пожалуй, мы будем готовы рассмотреть это предложение, – заявил Силантьев. – Если меньше, смысла нет рисковать своими деньгами, лучше взять кредит… на стороннюю организацию.

– С какой стати тебе должно достаться тридцать процентов? – набросился на него Черкасов. – Кроме того, что выбираешь больше всех присадок, что ты сделал для завода?

– На себя посмотри! Только горланить умеешь.

К ним подключились остальные. Посыпались взаимные упрёки и пререкания. Вычеркнув из памяти цель собрания, каждый стремился доказать своё исключительное значение, и очернить другого. Кто-то предложил прямо сейчас условно разделить госпакет, а заодно и акции Еремеева, и составить соответствующий протокол, в котором каждый распишется, – чтобы не было потом претензий.

Тут, словно с туч, упал громовой голос Гетманова:

– Вы лучше поспорьте, у кого в жопе глистов больше! Забыли, что ли, зачем собрались?!

Словно струи холодной воды обдали акционеров. В водворившейся тишине все услышали голос Першина, не успевшего закончить свою мысль:

– … то есть я тут проработал столько лет, поэтому заслуживаю…

– Сиди на жопе ровно, из-за тебя тут начались проверки! – обличающе выкрикнул Гетманов. – Из личных, недостойных побуждений действуешь.

Переведя дух, спросил, какое решение будет принято по поводу трансферта, и по поводу угрозы со стороны «Химтраста», и кому в этой связи будут делегированы полномочия действовать от лица предприятия.

– Я готов решить вопрос с медицинской фирмой, – сказал Второв. – И… не обещаю, но попытаюсь выйти на облздравотдел.

Покачав головой, Гетманов проговорил, что областной комитет по здравоохранению – вопрос очень сложный, у них своя кухня; но он, со своей стороны, тоже попытается что-нибудь сделать.

– «Химтраст» я беру на себя, – уверенно произнёс Капранов. – Можно считать, что этой проблемы больше нет.

– Так уж и нет? – сузив глаза, усмехнулся Второв. – Вы даже можете поклясться?

– Чем же я должен тебе поклясться?

– Да хотя бы… пяткой любовницы.

– Не могу, это святое.

– Ну, тогда… копытом ослицы.

– Здоровьем тёщи, – подсказал Першин.

– А-а… это легко!

Эти слова были встречены дружным смехом.

Когда собрание подошло к концу, Капранов попросил Второва немного задержаться, чтобы тот дал разъяснения по поводу Ильи Брука, компании «Фармбизнес», и медицинских поставок.

Глава 106

Андрей предложил Глебу Гордееву учредить благотворительный фонд и получить на него лицензию на продажу медикаментов и медицинского оборудования. Препараты, распространяемые через врачей, стали появляться в аптеках, и приходилось снижать наценку. Трудно становилось подыскивать им замену, чтобы врачи могли свободно оперировать ценообразованием. Придуманная Гордеевым схема рано или поздно перестанет работать. Почему именно благотворительный фонд? Можно открыть обычную фирму, но общественную организацию тоже нужно держать про запас – мало ли, какая программа, они постоянно появляются.

В ответ на это предложение, высказанное спокойным тоном, Гордеев неожиданно озлился. Он раздражённо сказал, чтобы ему «не забивали голову ненужной информацией». Потом, метая бешеные взгляды, прибавил, что все эти идеи – фирмы, фонды – он уже давно продумал и отбросил, а Андрею только сейчас это приходит в голову.

– Не надо ничего придумывать, – попытался уговорить его Андрей, – не надо думать, особенно когда под это не заточена голова, надо брать и делать. Синельников собирает с народа деньги на образование – типа, их дети, когда повзрослеют, поступят в институт, и его «Интеллект-инвест» прекрасно на этом работает. Мы тоже можем взять какую-то там тему: уход за больными китами, отмывание пингвинов от мазута, или другую природную дичь, и обязательно найдём свою целевую аудиторию, будем осваивать бюджеты, и всё такое.

Но Гордеев, человек-плуг, не был любознателен, ему не подходило сравнение с губкой, которая жадно впитывает знания, его возможности для этого были ограничены, что-то уже впиталось, и больше уже не помещалось, и напитывание новым не могло происходить без ущерба для старого. И его приземленное воображение не представляло, как выбраться с перепаханного, оскудевшего поля на дорогу благополучия.

Он порекомендовал «жить своей жизнью», но если бы он сам следовал своим рекомендациям, то они наверняка бы вывели его на ту самую дорогу. Видя непонимание в крестьянских Глебовых глазах, Андрей был вынужден прекратить разговор об инновациях.

Ссора, казалось, забудется так же, как были забыты многие их столкновения и споры. Но почему-то эта короткая вспышка не прошла без следа, не забылась. Когда жизнь одного человека дружески сходится с жизнью второго, они, случается, ссорятся и бывают несправедливы в споре, и всё же взаимные обиды уходят без следа. Но если намечается внутреннее разделение между людьми, ещё не понимающими этого внутреннего разделения, то и случайное слово, мелкая небрежность в отношениях превращается в остриё, смертельное для дружбы.

И часто внутреннее расхождение лежит так глубоко, что никогда не выходит на свет, никогда не осознаётся людьми. Пустой, шумный спор, сорвавшееся недоброе слово кажутся им тогда роковой причиной, погубившей товарищество.

Глеб Гордеев всегда казался странным, чудаковатым, многие подтрунивали над ним. Андрей не принимал близко к сердцу эти странности, смотрел на них сквозь пальцы. Для него было главное то, что Гордеев – деловой человек, и обеспечивает успешную работу бизнес-схемы, и какое значение может иметь внешний антураж. Сколько их – корректных, трудолюбивых, честолюбивых, приятных, ничтожных, бесполезных людей.

И вот мелкая стычка подвела черту под их партнёрством. Андрей стал замечать, что Гордеев свободно оперирует общими деньгами – тратит на увеселительные мероприятия, берёт на строительство дачного домика. Говорил, что «потом рассчитаемся, вычтем мои расходы из моей доли», но когда наступало это «потом», забывал, сколько взял денег, обвинял Андрея в приписках.

Недоразумения случались и раньше. Бывая в командировках, Гордеев устраивал масштабные кутежи, и под воздействием расширяющих границы воображения напитков забывал об их стоимости. Потом, при подведении итогов, он удивлялся, когда ему называли цифры, часто спорил, спрашивал, откуда они взялись. Но эти споры неизменно заканчивались извинениями, братанием.

Теперь всё стало по-другому, Гордеев переменился. Споры не заканчивались примирением, партнёры расходились, затаив подозрения.

Как-то раз позвонил врач из анонимного кабинета Центрального КВД и сделал заявку. Андрей привёз товар и попросил рассчитаться за проданное. Врач ответил, что деньги отданы Гордееву на прошлой неделе, посетовал, что ему был продиктован заказ, но товар не привезли даже после повторного напоминания. Пришлось перезванивать Андрею. Это было подозрительно – Гордеев ничего не сказал об этих деньгах, тем более странно – оставил без товара одну из самых прибыльных точек. Что оставалось делать? Извиниться и уехать.

Ситуация повторилась с другими клиентами. Становилось ясно: Гордеев вытаскивает деньги. Находясь в командировке в Астрахани по своей официальной работе, Андрей объехал связанных по бизнесу врачей КВД и женских консультаций. Оказалось, что за неделю до этого – втайне от него – их уже обошёл Гордеев, забрал деньги, а товар не оставил.

Андрей не мог спокойно созерцать, как уплывают его деньги, и совершил аналогичную вылазку в Саратов. Счёт сравнялся.

Ему стали звонить врачи, спрашивать, что происходит, продолжится ли их работа. Андрей ничего не мог им ответить, он боялся оставлять на реализацию товар, зная, что приедет Гордеев и присвоит деньги. Попытка выяснить отношения ни к чему не привела. Гордеев стал избегать своего компаньона, дома редко появлялся, на сообщения не отвечал. Семейная ситуация его также была неясной. То ли жена скрывала, говоря, что его нет дома, то ли состоялся, наконец, развод, о котором шла речь всё то время, пока они были женаты.

В один из июньских дней Глеб Гордеев приехал к Андрею домой, вывел на улицу, и сказал, что нужно поговорить.

– Ты не хочешь съездить на «Фармбизнес» сделать выверку? – мрачно ответил Андрей.

Вместо разговора он – с какого-то изменчивого часа походивший больше на древнего жителя пещер, чем на представителя иностранной фирмы – посадил Андрея в машину, и повёз на набережную. Это была не простая поездка. Высокая скорость, выезд на встречную полосу, аварийные ситуации ежесекундно. Андрей решил, что выйдет на светофоре, но Гордеев светофоры просто не замечал. Ничего нельзя было поделать, он словно сошёл с ума.

Первые слова, которые он сказал, когда вышли из машины, были: