Темные изумрудные волны Московцев Федор

Глава 97

Время задержало свой бег и топталось на месте, то скидывая с себя голубые одежды, пронизанные изменчивыми лучами, то одеваясь в тучи, то в белые пушинки, то освежая себя дождями, то отдаваясь зною, то звеня звёздами, как монетами.

«Где Катя? – недоумевал Андрей. – Когда закончится этот чёртов испытательный срок?»

Сколько уже написано писем, и все остались без ответа. Пробовал он гнать от себя подозрительные мысли, но они, как чёрная тень, неотступно следовали за ним.

«Меня испытывает, а сама… Неужели она себя тоже мучает этим постом? Свежо предание, да верится с трудом».

Да, в глубине души он раскаивался в том, что… не так выдерживает срок, как хотелось бы Кате. Однако, ревнуя, подозревая её в том, что она играет им, он от раскаяния переходил к гордому упоению своей порочностью.

«А как ты думала? Тебе можно, а мне – нет?! Кому-то веселье, а кому-то много тёмных ночей и много хмурых дней, наполненных слезами и сетованиями? Несправедливо».

Он перебирал в памяти их разговоры, припоминал Катины рассуждения, – вспоминая прошлое, пытался разгадать её нынешние поступки, на что она способна.

Прошлое! В памяти оно осталось светлым бликом. Вечера во дворе, прогулка по Волге, песни под гитару, Сухумская гора, стихотворение, которое Катя прочитала ему, когда они купались на горной речке.

«… Могу я кого-то пожелать после того, как узнала тебя?.. Я – собственница… Я не желаю тебя ни с кем делить… Я никого не любила, кроме тебя… Я страдала только из-за тебя… Если я принимаю тебя таким, какой ты есть, то наряду с твоими привлекательными чертами, должна принять и те, которые… не совсем мне нравятся… У тебя ещё более сложный характер, чем у меня; но я хотя бы чётко излагаю свои мысли, а ты отмалчиваешься… – и приходишь к ещё более нелепым мыслям, чем я!.. Доверься мне… Я всё сделаю так, как надо…»

После таких слов, о чём тут можно думать? Конечно, надо перевязать ниткой терпения сердечные раны, и ждать, ждать, – сколько нужно.

Андрею показалось, что он видит её, реально видит, хотя она далеко. Она была рядом с ним. Он видел её ресницы над зелёными глазами, её губы, щёки; видел всю её, желанную, как никогда, но ускользающую и неуловимую. И когда Андрей протягивал к ней руки, Кати уже не было, он видел её вдали, совсем вдали, на ней темно-зелёное платье, она ехала на тёмно-зелёной машине, ехала к нему, но почему-то не приближалась, а, наоборот, удалялась от него. Он слышал её слова: «Ну, ты чего у меня такой медлительный… Иди ко мне, ты мне нужен».

Были другие видения, и всякий раз Катя говорила ему, что он ей нужен, просила преодолеть непреодолимую преграду, а он ломал голову, как это сделать. Он верил, он знал, что она вернётся. И всё будет хорошо – она ведь обещала.

А второй ход мыслей, разительно противоположный, шёл рядом в мозгу того же человека.

«Не было заметно, что она сюда приехала голодная… И здесь пребывала на полном довольствии… Вернулась обратно – вероятно, к тому, от которого уехала… Так у них принято, в богемной среде… Опять же, всё делается для пользы дела – для саморазвития, поиска новых сюжетов».

В поддержку этих мыслей в памяти всплывали другие Катины слова:

«А разве есть на свете что-то, что можно было бы назвать серьёзным?.. Как можно знать, буду ли я всегда тебя любить?.. Я ломаю голову: что делать? Наверное, я глупа… Я думаю, думаю, и чувствую, что схожу с ума… Андрюша, ты у меня прямо как носитель реальных историй».

Думая об этом, Андрей видел Катю в объятиях любовника, и, чувствуя жажду крови, представлял, как убивает их обоих. Очнувшись, снова радовался, что не терял время зря в её отсутствие, что так плохо справляется с душевными… и другими порывами; повторяя про себя эту пошлую истину – жизнь хороша, когда она разнообразна.

Не успевая додумать эту мысль, Андрей начинал задумываться над другой, и из подвалов памяти сами собой появлялись новые воспоминания…

… О том, как они с Катей мечтали о будущем, строили планы, бесчисленное множество раз признавались друг другу в любви, давали клятвы… Об их большой, как небо, любви, любви-сказке… «Иногда нужно отпустить ситуацию, не обгонять время… Ты не представляешь, на что я способна ради тебя!»

И снова Андрей раскаивался, мысленно просил прощения за свои измены, умолял поскорее вернуться. Он видел её, одиноко бредущую по пустынной улице, несчастную и уставшую. От бессилия она даже не может заплакать и позвать его на помощь. Ей трудно, а он не может к ней прийти.

Отчаянная мысль бежала дальше, в памяти отыскивались другие случаи, другие слова. Кати нет, она пропала. Где она? Он её ищет, он в панике.

«… Мысль делает счастливым и несчастным; мыслью живут, от мысли умирают… Я впервые люблю и любима по-настоящему. И мне по-настоящему страшно… Уходите, уходите отсюда! Нет, мне не пора… Это была не я… Нет, непохожа… Там, возле дерева с сердечком, у камня… Там была девушка… Но то была не я… Другая девушка, она погибнет… А я – нет…»

При этих мыслях его охватывали беспокойство и страх. Что с ней? Почему не звонит, не отвечает на письма? Может, она что-то недоговорила в последнем своём письме, и у неё серьёзные проблемы? И Андрей представлял Катю заложницей, – связанная по рукам и ногам, она лежала на бетонном полу в огромном ангаре; а он, перестреляв с полсотни злодеев, освобождал её.

Так он предавался безмолвным оргиям размышлений, не в силах утвердиться в каком-либо одном мнении, и в соответствии с ним действовать определённым образом, или, наоборот, бездействовать. Едва перед ним вырисовывалось, как магический кристалл, спасительное решение, изменчивый свет менял оттенки этого кристалла, и в нём угадывалось совсем другое.

Заблудившись в лабиринте сомнений и противоречий, Андрей снова и снова углублялся в воспоминания, силясь отыскать там доказательства в пользу того или иного решения, осыпая при этом проклятиями судьбу, торопливо забирающую самое лучшее, и не торопящуюся вернуть всё обратно. Легче найти лопнувший мыльный пузырь, чем то, что было и чего больше нет.

Новые и новые письма посылались во Владивосток. Андрей просил, убеждал, умолял, и даже пугал. Спрашивал, почему его опечаленные разлукой глаза не видят возлюбленную, обещавшую быстро вернуться. Сообщал, что в поисках причин тому потерялся в пустыне догадок, и не знает, как оттуда выбраться. Его сердце сожжено пламенной любовью, но даже оно уже не чувствует слитное биение двух любящих сердец.

Людмила Николаевна и Рита хранили упорное молчание. Нет, они не знают никаких других координат, кроме адреса воинской части, в которой служит Третьяков. Да, Катя сама звонит с переговорного пункта – правда, очень редко. Да, ей передали, что Андрей очень ждёт звонка. Всё. Конец связи.

В начале мая Людмила Николаевна сказала, что Катя находится в Москве, там она устроилась на работу по протекции «Серёжиного друга», проживает на съёмной квартире, адрес и телефон – конечно же – неизвестны. Услышав эту новость, Андрей обрадовался. «Серёжин друг», – это Кохраидзе Василий Гурамович, отвозивший их на море. Он возглавлял фирму «Медкомплект». Найти его – дело нескольких минут.

Но… неприятное чувство отчуждённости охватило его. Подкрадывались новые сомнения, их подкрепляли новые воспоминания.

«… Если б я знала, что доставляю тебе такое неудобство своим молчанием, как ты мне, то убеждена: я говорила бы без умолку…»

Разве это не её слова? Почему же она молчит столько времени? Есть ли на свете большее неудобство, чем его бессонные ночи, его тревожные мысли, его мучительное ожидание? И тут другой вопрос начинается: она переехала в Москву и устроилась на работу, значит, вышла из добровольного заточения, приняла какое-то решение. Если имело место очередное душевное пике, то, судя по всему, Катя из него успешно выбралась. Ну, и почему такая тишина в эфире? Катя! Где ты?

Она медленно принимала решения и быстро их исполняла. Отталкиваясь от этого, нетрудно догадаться, почему от неё нет известий. Встреча с Андреем не входила в её планы. И он обменял долгие раздумья на решение: если в самое ближайшее время она не выйдет на связь, то все его обязательства перед ней потеряют силу.

Глава 98

Глава 99

Волгоградский областной кардиологический центр находился на удалении от городских застроек, в районе Горная Поляна – экологически чистом месте, изобилующем минеральными источниками.

На строительство кардиоцентра было израсходовано около ста миллионов долларов, из которых тридцать миллионов потрачено на оборудование. С немецкой инжиниринговой компанией был заключен договор, и перечислена предоплата. Когда здание построили, немцы заявили, что дойчмарка просела перед долларом – валютой контракта была немецкая марка – и на закупку оборудования не осталось денег. Российская сторона возмутилась – договор и спецификация подписаны, цены зафиксированы, предоплата перечислена в полном объёме, о колебаниях курсов валют в договоре не сказано ни слова, поэтому заказчика не должно интересовать, что там творится на рынке мировых валют.

Немцы стояли на своём, и требовали подписания приёмо-сдаточного акта. Областную администрацию это, естественно, не устраивало. Началась тяжба. Чиновники всех уровней оказывали посильную поддержку в решении вопроса, были задействованы областная администрация, прокуратура, руководство УВД, представительство Волгоградской области в Москве, депутаты Госдумы, министерство здравоохранения. Действия многочисленных чиновников координировал главный врач кардиоцентра. Это оказалось крайне сложной задачей. В массе своей оказавшись людьми заинтересованными в отстаивании национальных интересов, люди действовали в пределах своих полномочий, а для решения вопроса этого оказалось мало, нужно было приложить сверхусилия.

И главный врач стал двигателем этой неповоротливой чиновничьей машины.

Оборудование отстояли. И все облегчённо вздохнули, и не только потому, что спасли бюджетные деньги и получили оборудование. Перекрестились, что не взяли от поставщиков ни копейки комиссионных, иначе разразился бы грандиозный коррупционный скандал, многие бы угодили за решётку за растрату бюджетных денег, а пустая коробка осталась бы стоять на живописных холмах Горной Поляны.

На момент ввода в эксплуатацию, по оснащённости кардиоцентр был одним из лучших в Европе.

Глава 100

Войдя без стука к заместителю главного врача, Игорь Быстров сразу же вывалил неприятную новость. Заместитель, Владлен Михайлович Ильичев, массивный, лобастый, с бугристым лицом, с массой седых, по-бетховенски спутанных, курчавых волос над мясистым лбом, молча выслушал, и спросил:

– Что значит «свистнул все деньги»?

Быстров рассказал всё заново. Ильичёв сразу схватил суть вопроса, но всё же уточнял элементарные вещи. «Поставили оборудование?» – «Да, всё поставили». – «Поставлено всё в срок?» – «Да, конечно». – «Установили?» – «Да, Владлен Михайлович, установили». – «Инженеры установили?» – «Да, сервис-инженеры установили и настроили». – «Они тут были в командировке за счёт фирмы?» – «Естественно, всё это предусмотрено договором». – «Белиссимо, а где они жили…»

На самом деле Ильичёв размышлял над тем, что произошло, и обдумывал дальнейший план действий.

Для закупки дополнительного оборудования была привлечена петербургская компания «Передовые Технологии». Переговоры вёл заведующий отделением кардиохирургии Быстров. Он прекрасно осведомлён о существующей системе скидок, знал все цены. Обычно компании предлагают так называемые «каталожные», «заводские» цены, плюс растаможка. Себестоимость оборудования не превышает двадцати процентов этих цен. Представитель производителя, или дилерская компания, имеет определённый разбег, и может «упасть» процентов на пятьдесят, если сумма контракта велика. Обычная скидка – 10–15 %. С «Передовыми Технологиями» договорились на десять процентов, и эти деньги директор фирмы должен был передать Быстрову через несколько дней после монтажа оборудования. Так получилось, что заведующий уехал с семьёй на море. В то же самое время в Петербург приехал заместитель главного врача по хирургии Птицын, – так же, как и заведующий кардиохирургией, петербуржец, приглашённый на работу в Волгоград из-за отсутствия своих специалистов. Он был знаком с директором «Передовых Технологий», в прошлом имел с ним дела. Они встретились, и Птицын попросил передать полагавшийся бонус через него. Несмотря на то, что переговоры насчёт комиссионных вёл Быстров, директор согласился. Спецификацию утверждали все вместе, априори было известно, что бонус будет «раскидан» на всех врачей, лишний раз в Волгоград ездить неохота, а Птицын – человек проверенный; и деньги в итоге были ему переданы. Приехав с моря, Быстров позвонил в Петербург, и ему было сказано, как всё произошло. Он обратился к Птицыну, тот ответил, что ничего не знает. Снова звонок в Петербург, и снова тот же ответ. Насчёт директора фирмы Быстров не сомневался – многолетние отношения, и перспективы дальнейшей работы с кардиоцентром, тому просто не имело смысла кидать. А за Птицыным такой грешок водился…

– Вы там не мухлюете, два питерца? – неожиданно спросил Ильичёв.

– Владлен Михайлович… свистните Птицына, и спросите его, сейчас, при мне!

– Верю тебе, верю, это я так… Я вижу людей, ты – честный парень, а этот индюк мне сразу не понравился. Так шта-а…

Игорь был взбешен. Что сказать жене? Что сказать брату, которому обещаны деньги на бизнес?

– Давайте вызовем его, Владлен Михайлович, давайте будем разбираться! Главный врач…

– Успокойся. Главного не будем трогать. Как ты это представляешь – разобрать на пятиминутке, что ведущий хирург присвоил комиссионные? Уволить по статье – так ведь такой статьи нет, уволить без причины – трудновата. Главный не будет наказывать специалиста, которому куплена квартира, и который ещё её не отработал. Так шта-а… лет пять придётся ждать.

– Пять лет?!

– Потом мы ему сделаем подножку.

Игорь потерял терпение, в этом Волгограде люди живут в другом измерении, они думают о сведении счётов, а не о решении проблемы.

– Зачем подножку через пять лет, деньги сейчас нужны!

– У нас другие приоритеты – нам нужно поставить дело и воспитать кадры. Потом – всё остальное. Скрысил – хрен с ним, пусть поперёк горла встанут.

Выпустив пар, пожелав летучей крысе приземлиться на очко, Игорь ушел ни с чем. Одна мысль его снедала: где взять деньги? Ведь это крайне несерьёзно – объяснять близким людям, что какой-то непорядочный гражданин залез в семейный бюджет. Попробуй объясни это жене, детям, и брату. Они скажут: «Папа, а куда же ты смотришь?» В расстроенных чувствах он поднялся в отделение, и возле своего кабинета увидел посетителя. Это был Роман Трегубов.

Они поздоровались. Игорь открыл кабинет, подошёл к столу, упал в кресло. Посмотрел в открытое окно. Прекрасный вид – холмы, сады, вдали тёмной полоской тянется Волга, дальше зеленеет остров. Красота! А денег нет. Он нажал кнопку интерфона, попросил медсестру принести две чашки кофе, и пару сигарет.

– Пришёл мне выкатить блондинку? – спросил он Трегубова.

– Да хоть негритоску, всё для вас, Игорь Викторович.

– Нет, мне ту блондинку, которая была с тобой в ресторане.

– Ольга? Нет… то бесполезно, она нашла себе блондина.

– Тогда десять блондинок – она десятерых стоит. Чего пришёл? Как дед?

– Спасибо, хорошо, как заново родился. Живой, здоровый, уже требует блондинку, не хуже, как вы.

Помолчав, прибавил:

– Вот у меня проблема.

Игорь скептически посмотрел на его внушительную фигуру.

– Мотор забарахлил?

– Нет, другое.

Они подождали, пока вошедшая медсестра расставит чашки.

– Ну, говори, чего пришёл.

И Трегубов рассказал.

Год назад кому-то пришло в голову завалить Лиманского, сотрудника службы безопасности «Волгоградского Индустриального банка», труп его найден в Городищенском районе, в песчаном карьере. Осенью прошлого года в подъезде был застрелен Ефим Бухман, учредитель компании «Фармбизнес». Шайтан нашептал следователю из ГУВД, что виноват во всём он, Роман Трегубов, законопослушный гражданин, праведник из праведников. Сам защитить он себя не может – всё от бедности. А поскольку среди посетителей зав. отделением замечены высокопоставленные чиновники, нетрудно предположить, что с некоторыми из них можно завязать нужные знакомства, и решить проблему.

– Какая-то эпидерсия, как я решу твою проблему? – недоверчиво спросил Игорь.

– Вы меня можете свести с нужными людьми, замолвить слово… как за своего родственника.

– Ты же работаешь в «офисе», какие проблемы?

Трегубов мотнул головой.

– Без мазы. Моё дело… оно шло мимо… Я не могу к ним обратиться. Из тех, кого я знаю, двое могут решить вопрос: Каданников и Еремеев. Первый отпадает, второй исчез. В натуре, исчез, пропал. Выходить через других опасно. Возьмут деньги, опрокинут, сдадут, ещё хуже будет. Беда, хоть убегай в пампасы. Менты висят на хвосте, телефон на прослушке, даже за бабой следят.

– Ну, а я что, чего ко мне пришёл?

– Вы можете поговорить как доктор, вас не опрокинут. Скажете, что я – ваш родственник, попал парень, выручайте. Вы можете развести, влезть в душу, разложить по понятиям, я же знаю… Другие будут сутками дожидаться приёма, а к вам приедут кто нужно сами – сразу по звонку. А я, со своей стороны, подсоблю монетами…

Игорь подобрался, как охотник, увидевший долгожданную дичь.

– Ну-ка, ну-ка…

– Поговорить с людьми, которые тут у вас бывали, чтобы приняли меня. А я уж разведу базар-вокзал.

– Сколько?

Трегубов написал на листке цифру. Игорь скривился:

– Что за эпидерсия, это за всё?

– Нет, это ваше. С людьми я буду сам договариваться.

– Годится, – сказал Игорь, и потянулся за блокнотом. – Был у меня прокурор…

Трегубов замахал руками.

– Не пойдёт. Неймуд, он только хуже сделает. Я видел тут Хохлова, замначальника ГУВД. Знаете такого?

Игорь кивнул.

– У тебя тут слежка? Откуда знаешь, кто ко мне приходит?

Трегубов продолжил:

– Своя кокарда, сделает. Вы ему пробросьте: родственник, попал в беду… и всё такое. А дальше я сам разотру.

Игорь допил кофе, посмотрел в открытое окно, и, полюбовавшись пейзажем, повернулся к посетителю:

– Давай ещё раз. Лиманский, Чухман… Ты, что ли, антисемит…

Глава 101

«Зачем торчу здесь, подобно занозе, больше часа?!» – стоя возле входа в мединститут, спрашивал сам себя Андрей, и не находил ответа.

Эти выходки Мариам, – никому бы он не позволил вытворять такое. Да, ему с ней хорошо, она боготворит его, она точно определилась, что он ей нужен. Да, её молодость, шарм свежей наивности, приятные ощущения, но какой ценой!

Она выясняла отношения по самому ничтожному поводу, это была какая-то устроительница стаканных бурь. Да и само общение по количеству словесных ловушек напоминало допрос. Пулемётной очередью сыпались вопросы «что бы ты сделал, если…», далее шло «если бы девушка залетела от тебя?», «если жена подала на развод, стал бы ты делить имущество?», «если бы ты полюбил девушку, а у неё уже есть ребёнок, женился бы ты на ней?». И так далее – многочасовая пытка предположениями. Если ответ противоречил её мировоззрению, Мариам начинала выяснять отношения. А если сильно противоречил, могла обидеться, развернуться, и пойти в противоположную сторону. Нужно было её догонять, уговаривать, просить прощение. Однажды Андрей не стал догонять, отправился пить пиво с друзьями. Мариам не выдержала первая, позвонила через день.

И отомстила. При встрече заявила, что накануне, будучи в гостях у подружки, отдалась парню, которого видела первый раз в жизни. И стала допытываться: простит её Андрей после этого, она ведь честно рассказала, не утаила. Ему очень хотелось свернуть ей шею, но он сдержанно улыбнулся. Видно было, что это очередной розыгрыш. Вопрос «Зачем?!!» оставался как бы за кадром – розыгрыш, и всё тут. Но в следующие двадцать минут она заставила его понервничать, и он начал сомневаться. Своей неукротимой энергией она сумела сломить все соображения здравого смысла и даже усомниться в правдивости его глаз. Ну, никудышная она актриса, чего уж там!

Андрей всё же подыграл ей, сказал, что ладно, он прощает её, и попросил быть более осмотрительной впредь. Тогда Мариам заявила, что это была проверка, и если бы он не простил ей измену, пришлось бы расстаться с ним, потому что настоящая любовь – это умение прощать.

Были другие попытки вызвать ревность – натужные, нелепые, смешные. Но, мысленно награждая её титулом «средоточия глупости», Андрей всё же подыгрывал ей. Его тянуло к ней. Он шёл к ней на свидание с уверенностью лунатика. Мариам притягивала его каким-то дьявольским магнетизмом. Она увлекала полётом фантазии, бессвязной, но яркой, и только потом, придя в себя, точно после припадка, он осознавал, что она оказалась сильнее его. Ему не удавалось «вдыхать аромат розы, не дотрагиваясь до шипов».

А её умение держать дистанцию просто сводило его с ума. Она позволяла ему целовать, ласкать себя, но близости у них не было. По её мнению, за год знакомства они недостаточно хорошо узнали друг друга. Неужели она была дорога ему лишь желанием, которое внушала?! Смятение чувств не позволяло ему постичь с достаточной ясностью эту бледную философскую истину.

Так не могло продолжаться без конца. Дело должно двигаться – либо вперёд, либо назад. Андрей продолжал вести осаду. Совсем пришлось бы туго, если б не выручала Ольга, на свиданиях с которой он отступал от платонических воззрений, и господствующий тон общения с ней не был тоном строгости.

…Он прервал свои размышления. Со стороны Площади Павших Борцов шла Мариам, очень эффектная на высоких тонких шпильках, в черных шелковых брюках и блузке с леопардовым принтом. С ней был молодой человек. Дойдя вместе до края тротуара, они попрощались, молодой человек пошёл в обратную сторону, она стала переходить дорогу.

«Вот если бы они держались за руки, а на прощание поцеловались, интересно, смог бы я разозлиться по-настоящему?» – подумал Андрей.

Мариам подошла, как ни в чём не бывало, взяла его под руку. Они пошли на набережную. Он решил её позлить, и сделал вид, что ничего не произошло. Рассказал смешной случай, потом заговорил о работе. Наконец, она не выдержала, и спросила раздражённо, почему он не выясняет причину опоздания, и что это за парень проводил её. Разве Андрею безразлично, что его девушка ходит с другим?

Он покорно задал вопрос, который она так ждала. И она возмутилась, почему нет живого интереса, всё как из-под палки. Тогда Андрей изобразил живой и неподдельный интерес.

Мариам объяснила.

Парень – это одноклассник, с которым она когда-то встречалась. После их расставания он всё время надеялся, что они снова будут вместе. И теперь ему необходимо окончательно выяснить, вернётся она к нему, или нет.

«Когда прекратятся эти дурацкие попытки заставить меня ревновать?» – зло подумал Андрей. Вслух же сказал:

– Как тебе понравится, если я активирую свой телефонный справочник, разыщу всех школьных, институтских, и прочих подруг, начну с ними выяснять что-нибудь – непременно перед нашим свиданием?!

– На минуточку: все твои «бывшие» – шалавы, а я с этим человеком встречалась несколько лет, он настоящий друг, – презрительно проговорила Мариам. – Твоё сравнение неуместно.

Начался прессинг. Когда Андрей, отчаявшись, стал просить прощения непонятно за что, Мариам успокоилась.

Они пришли в ресторан «Август». Заняв столик на балконе, откуда открывался вид на Волгу, принялись листать меню. Быстро всё просмотрев, Мариам сказала, что доверяет выбору Андрея. Когда подошёл официант, Андрей заказал греческий салат, мясные рулеты с жареными грибами, и бутылку шампанского.

И стал рассказывать про Гордеева, про его новую чудинку. Он начал строить дом на Тумаке. Почему так далеко? Для бешеной собаки семь вёрст не крюк. Реально, он надеется, что когда-нибудь в черте города построят мост через Волгу, и тогда не надо будет мотаться в объезд, через Волжский, или часами ждать паром. Все отговаривали его – ведь даже строительство моста не спасёт ситуацию, а если уж рассчитывать на этот мост, надо строить дом в Краснослободске, а не на Тумаке. Но эти уговоры только укрепили решимость Гордеева. Если бы ему стукнуло в голову строить дом в Жирновске, он бы и этому нашёл объяснение.

На стройку он взял бригаду таджиков. Сказал, что так дешевле, но платил им, как потомственным москвичам. Из-за этой стройки он стал меньше внимания уделять бизнесу, реже стал ездить в командировки по своему официальному месту работы.

– Если он не работает, – сказала Мариам, – забери бизнес, работай один. Это же твоё дело.

– Дело начал он, потом пригласил меня. Да и не собираюсь я кидать его, это непорядочно.

Некоторое время он развивал эту тему, чтобы показать свою порядочность. Внимательно выслушав, Мариам привела пример.

– Мой отец поссорился с компаньоном, и стал работать один. Он говорит, что все компаньоны рано или поздно разбегаются.

– Тем более мы дружим.

– Мне он не нравится. Почему ты не работаешь с Второвым, он интереснее.

– «Интересный человек» – это не профессия.

Андрей задумался над тем, надо ли сообщать Второву переданные Ольгой сведения. Несмотря на уговор, она всё-таки подслушала беседу Капранова с неким Давиденко. Обсуждали варианты защиты от москвичей, пытавшихся взыскать с завода девятьсот тысяч долларов. Первый вариант – провести налоговую проверку, найти массу нарушений, и передать дело в УНП. Если москвичи выиграют суды второй и третьей инстанции, и начнут банкротить завод, в любой момент можно будет выставить инкассо, и арестовать заводской счёт. А инкассо можно выставить на любую, самую запредельную сумму. Бюджетный долг считается первоочередным, поэтому москвичам придётся покурить в сторонке. Банкротить завод будет налоговая инспекция – волгоградская, опять же. Значит, конкурсный управляющий будет свой человек. Значит, ситуация будет предсказуема.

Другой вариант связан с силовым воздействием на москвичей, и выход на тех, кто за ними стоит. Ни у кого нет сомнений в том, что замутили дело волгоградцы, Москва – для прикрытия. И, скорее всего, кто-то из своих, из акционеров. Когда тайна откроется, этих людей, как минимум, вышвырнут с завода, ну, а насколько сильно повредят организмы – это как карта ляжет.

Ночь простёрла над городом свои темные покровы. От Волги веяло прохладой, и яркие звёзды в чёрном провале от этого казались ещё холоднее.

Разговаривая с Мариам, Андрей думал над этой сложной задачей – говорить Второву, или нет. Не мешало бы его проучить за то, что не взял в дело, но, с другой стороны, он друг.

Когда Мариам не устраивала сцен, общаться с ней было одно удовольствие. Она умела слушать, была приятной собеседницей. Иногда она бросала какую-нибудь общую фразу, являвшуюся вводной для длинной разговора, подталкивавшую собеседника долго о чём-нибудь рассказывать. Например, она говорила: я верю в любовь и в счастливую встречу. И испытующе смотрела на Андрея. Предполагалось, что он начнёт разгадывать ребус: имеется в виду их счастливая встреча, или же девушка мечтает о новой. Тема для длинной дискуссии задана. Или же вопрос: почему интереснее работать в иностранной компании? Тут в двух словах не скажешь, предполагается развёрнутый ответ. Начать хотя бы с того, что вопрос дискутабельный – откуда такая уверенность, что в иностранной компании работать интереснее, чем в российской?

Иногда казалось, что Мариам не очень-то понимает, о чём идёт речь, и что ей неинтересно, и вопросы задаются формально. Но всё равно общаться с ней было приятно. Ощущалось превосходство над этим прелестным созданием, а это уже что-то значило. Она была из тех красавиц, чей обжигающий взгляд заставляет трепетать даже суровые сердца.

В ожидании десерта, заказанного дополнительно, она спросила:

– Я думаю, правильно ли сделала, отказав ему.

– Кому?

– Моему другу.

Андрей поперхнулся шампанским. Эти постоянные подначивания встали ему поперёк горла. Мариам наблюдала за ним с очаровательной улыбкой. Милая людоедка! Он много раз давал себе слово не поддаваться на провокации, посмотреть, как она будет злиться, и вёлся каждый раз, а потом себя ругал. И в этот раз Андрей произнёс длинную эмоциональную тираду, которую следовало бы сказать в этом случае. Мариам удовлетворённо кивала. Вампирша из вампирш! Выслушав, сказала:

– Но он предложил мне выйти за него замуж. Я не просто обидела человека, если что, я упустила жениха.

Андрей взорвался:

– Если я буду тебе рассказывать обо всех своих упущенных возможностях…

Заметив её победный взгляд, он вспомнил о необычных способах достижения оргазма, о которых рассказывала Оля. Она могла кончить, например, когда доставляла оральное удовольствие партнёру, или же когда ей делали массаж ступней.

Во взгляде Мариам сквозило удовольствие, но она возмутилась тоном Андрея, и его словами. Назидательным учительским тоном поведала, что открытость – главное условие нормальных человеческих взаимоотношений. Андрей почувствовал себя испорченным мальчиком, которого снисходительно берут на попечительство – в надежде на то, что он когда-нибудь исправится.

И так ловко повела разговор, что единственным выходом из возведённого ею лабиринта хитроумных размышлений был один, и он вёл прямо в ЗАГС. Она ведь из-за Андрея отказала однокласснику, готовому жениться на ней. Значит…

– Ну, и я готов… – пробормотал Андрей, и тут же пожалел об этом.

– Разве так просят руку девушки? Как будто я тебя заставляю на себе жениться.

Придав лицу долженствующее выражение, Андрей сказал то, что обычно говорят в таких случаях, опять же, – соответствующим тоном. Из-за стола он вышел сытый той безнадежной тоской, которая наполняет смертника во время последнего ужина. Полноту этого дня заканчивала помолвка, а состоявшаяся помолвка была из тех, что, как казнь, бывают только раз в жизни.

Позже, проводив Мариам домой, он решил, что расскажет Второву то, что выведала Ольга. Насчёт свадьбы он решил подумать потом. Чувствовалась жуткая слабость – как будто с него выпустили всю кровь.

Глава 102

Седые толстые тучи быстро заволокли небо, в комнате стало серо и темно, как в сумерках. Ветер, уже неделю трепавший город, обрушился на него с новой силой, пригибая к земле деревья и срывая свежие майские листья. Первые крупные капли дождя постучались в оконное стекло, оставляя на нем мокрые дорожки следов.

Вдруг все стихло, но только на короткое зыбкое мгновение. И вот снова пыльной метелью ветер кружился, танцевал на тротуарах, пятнистых и рябых, подхватывал капли дождя, не давая им упасть на землю.

В комнату задувал воздух с улицы, он пахнул пылью, сыростью, тополем и маем.

Вроде бы все стихло, только листья на деревьях шипели, недовольные непогодой, да иногда очередная капля с глухим стоном разбивалась о стекло. Массивы туч, как лошади, подгоняемые ветром-кучером, бежали, обгоняя друг друга, наскакивая друг на друга, иногда давая пробиться лучику солнца и сея мелкие капли дождя.

Но вот ускакали кони-тучи, кучер-ветер, растерявшись, запутался в кроне старого тополя, иногда будоража пахучие молодые листья. Незаметно подкрался вечер.

Катя сидела у окна и смотрела, как сумерки ложатся на мокрый асфальт, заползают в комнату, делая воздух в ней густым и полным странных теней.

На улице зажигались фонари, спешили прохожие и машины, но она ничего не замечала. Перед ее большими печальными глазами проносились совсем другие картины и люди. Это вновь были мечты. Их она узнавала по ни с чем не сравнимому аромату – аромату свободы и счастья.

Может показаться странным, но она любила эти мгновения, когда ее мысли, распростившись с реальностью, уносились в неизведанные дали, подвластные только ей самой. Это было единственное место, куда никто не мог проникнуть, где никто не мог ничего испортить или предать ее. Это был рай одной единственной души в огромном, безбрежном океане жизни.

Вдруг она громко рассмеялась. Это был невесёлый смех, – смех одиночества.

Глава 103

Они ходили друг за другом, выискивая незащищённые места для ударов. Всё тщетно. Противники хорошо изучили друг друга, знали слабые и сильные стороны, и провести удар стоило огромных усилий. Наконец, Ренат не выдержал, и бросился в атаку. Он пропустил несколько ударов по корпусу, и, зайдя с боку, провёл «ножницы» – обхватив в прыжке туловище Андрея ногами, повалил его на татами.

Этот поединок выиграл Ренат. Общий счёт сравнялся. Когда они поднялись на ноги, Ренат попросил – уже в который раз! – рассказать про поединок в камере. Эту историю он мог слушать бесконечно. Андрей снова рассказал и показал, как всё было. Затем они направились в раздевалку, а оттуда – в сауну. Там уже никого не было. Тренировка давно закончилась, они задержались, чтобы закончить товарищеский поединок.

– Ты всё-таки женишься, – сказал Ренат, подливая на камни воду.

Вода зашипела, пошёл пар, распространяя запах эвкалиптового масла.

– Не знаю.

– А если вдруг приедет Катя?

– Да когда она приедет?! – в сердцах воскликнул Андрей. – Тут уже всё ясно, она с кем-то живёт. Приехала на лето, погостила, и вернулась к своему мужу. Сейчас появится на пару летних месяцев, потусуется, найдёт причину для отъезда, и снова ускользнёт.

– Она же звала тебя в Питер, а потом и во Владивосток.

– Знала, как звать. Театр, показуха. Ей было прекрасно известно, что я не мог сразу выехать. Она меня хорошо изучила – как я тщательно готовлюсь ко всему. Я не выехал, она изобразила обиду.

– А вдруг приедет, а у тебя тут целый гарем.

– Она там тоже не скучает. Полдня не могла терпеть, думаешь, восемь месяцев выдержит?! Тут другой вопрос начинается: нужно ли мне жениться?

– Возможно.

– А если я не женюсь?

– Большой беды не будет.

– Не будет?

– Я такое скажу: нет ничего хуже, чем отсутствие выбора. А женитьба резко ограничивает свободу манёвра. Представь: ты бы дрался со мной с пятидесятикилограммовым мешком за спиной.

– Но, опять же, есть важный довод в пользу того, чтобы жениться сейчас на Мариам.

– Что за довод, удостой мой слух.

– Она не гуляет, не смотрит по сторонам, как Маша. У неё нет престарелого любовника, папочки, который её содержит и ею помыкает, – как у Оли. Она не будет уезжать, и устраивать мне испытания, как Катя… к чьему прошлому я ревную так же, как к настоящему. Мариам взбалмошна, но это пустяк по сравнению с тем, что бывает у других. Она проста, наивна, неопытна, и в этом её огромное достоинство. Ей восемнадцать лет, нужно жениться на ней как можно скорее. Я не хочу тревожиться безмерными и мучительными замыслами, хочу быть здоровым, и свободным от болезненных исканий и тягостной сложности, поэзия реальных вещей представляется мне достаточно грандиозной.

– Тогда поторопись со свадьбой.

– И мне будет хорошо?

– Одно из двух: либо плохо, либо хорошо.

Поднявшись со скамейки, Ренат подлил воды на камни. Взяв веник из тазика, принялся охаживать им себя.

– Думаю, что буду счастлив, – проговорил Андрей.

– В известной мере.

– А если у неё окажется совсем уж скверный характер? Если этот её вампиризм начнёт прогрессировать?

– За это не ручаюсь.

– Голова идёт кругом. Посоветуй, что мне делать.

– Скажу так: делай всё, что хочешь!

– Ай… вражья сила.