Предвечный трибунал: убийство Советского Союза Кофанов Алексей
1978 – Гватемала. Военная и экономическая помощь проамериканскому диктатору Лукасу Гарсии, который ввел один из самых репрессивных режимов этой страны. Более 20 000 мирных жителей были уничтожены при финансовой помощи США.
1979–1989 – США организуют и финансируют афганских моджахедов (в том числе Усаму бен Ладена), провоцируя СССР на ввод войск. Американцы снабжали бен Ладена оружием, информацией (включая результаты спутниковой разведки), пропагандистскими материалами для распространения на территории Афганистана и СССР – и фактически вели войну руками афганских повстанцев.
1980-е – в Гондурасе действуют военные команды смерти, подготовленные и оплаченные США. Число убитых в этой стране исчислялось десятками тысяч. Многие офицеры тех команд смерти прошли подготовку в Соединенных Штатах. Гондурас был превращен США в военный плацдарм для борьбы против Сальвадора и Никарагуа.
1981–1990 – после падения диктатуры Сомосы и прихода к власти сандинистов ЦРУ руководит вторжением контрас в Никарагуа. Рейгановские «борцы за свободу» сжигали школы и клиники, занимались насилием и пытками, бомбежками и расстрелами мирных людей, что привело к поражению революции.
1982 – Гватемала. Америка помогает прийти к власти генералу Хосе Эфраину Риосу Монтту. За 17 месяцев правления генерал уничтожил 400 индейских деревень, по его приказам убито 200 000 мирных жителей. В декабре 1982 года Р. Рейган посетил Гватемалу и сказал: «Президент Риос Монтт – человек большой личной честности и обязательства… Я знаю, что он хочет улучшить качество жизни для всех гватемальцев и укрепить социальную справедливость».
С 1986 – поддержка проамериканского режима Колумбии. С 1988 по 1992 год по политическим причинам там было убито около 9500 человек.
1987–1988 – США помогает Ираку в войне против Ирана бомбежками и поставками оружия, включая газ, которым было отравлено 5000 мирных жителей курдского города Халабджа. Именно этот случай Буш приводил в качестве оправдания американской агрессии 2003 года. О том, что химическое оружие было предоставлено Америкой, он забыл.
1988 – военная поддержка массовых репрессий против недовольных проамериканским правительством Турции. Широкое применение пыток, тысячи жертв.
1988 – ЦРУ устраивает взрыв самолета компании «Пан Американ» над Шотландией, сотни американцев погибли. Этот инцидент удалось приписать арабским террористам. После давления экономическими санкциями Ливия в 2003 году «признала» свою вину в этом взрыве.
1988 – вторжение американских войск в Гондурас, чтобы защитить террористическое движение «контрас», которое много лет нападало оттуда на Никарагуа. Войска не ушли из Гондураса по сей день.
1988 – военный корабль США «Винсенс» сбил ракетой иранский самолет с 290 пассажирами на борту, среди которых 57 детей. Самолет находился над иранскими территориальными водами. Буш-старший заявил: «Я никогда не буду извиняться за США. Мне наплевать на факты».
1989 – интервенция в Панаму, захват президента М. Норьеги (до 2011 года содержался в американской тюрьме, сейчас в тюрьме Панамы). Погибли тысячи панамцев. Совет Безопасности ООН практически единодушно высказался против оккупации.
1989 – ЦРУ участвует в свержении и убийстве Н. Чаушеску в Румынии. Операция была поручена руководителю восточноевропейского отдела ЦРУ Милтону Бордену. Позже он это признал.
1991 – операция «Буря в пустыне» против Ирака. Убито не менее 150 000 мирных жителей.
Досталось и Кувейту, который американцы «освободили»: страна подверглась бомбардировкам, были введены войска.
1993, 17 января – США нанесли ракетный удар по расположенному примерно в 20 километрах от центра Багдада объекту, где якобы велись работы по созданию ядерного оружия.
1993 – участие американских снайперов в московском путче Ельцина.
1994 – начало чеченских войн. Боевики Дудаева обучались в тренировочных лагерях ЦРУ. В США базируются 16 чеченских и прочеченских организаций.
1996–6000 мирных жителей Руанды уничтожены правительственными войсками, которые обучаются и финансируются Америкой и Южной Африкой. В западных СМИ это событие было проигнорировано.
1998 – Судан. Американцы уничтожают ракетным ударом фармацевтический завод, утверждая, что он производит нервный газ. Завод производил 90 процентов лекарств страны, в результате умерли десятки тысяч людей.
1999 – игнорируя мнение ООН, Америка 78 дней бомбила Югославию. Более 2000 мирных жителей убито, 6000 ранено, свыше миллиона осталось бездомными. Утечки из разбомбленных химических предприятий нанесли тяжкий вред экологии. ЦРУ создало, вооружило и финансировало бандформирования албанских террористов в Югославии.
2000 – переворот в Белграде. Американцы свергли С. Милошевича.
2001, 11 сентября – американские спецслужбы организовали подрыв башен-близнецов, приписав это «арабским террористам». Погибло 2977 человек.
2001 – вторжение в Афганистан. Массовое уничтожение мирных жителей, пытки, применение обедненного урана.
2002 – проамериканский переворот в Венесуэле, сместивший президента Уго Чавеса. Но на следующий же день началось народное восстание в поддержку президента, Чавеса вызволили из тюрьмы и вернули на пост.
2003 – вторжение США и их союзников в Ирак с целью свержения Саддама Хусейна.
2003 – переворот в Грузии при политической и финансовой поддержке США.
2004 – проамериканский переворот на Украине.
2008 – подготовленное Штатами нападение Грузии на республику Южная Осетия. На стороне грузинских агрессоров американские военные специалисты.
2011 – бомбардировки Ливии, зверское убийство Муамара Каддафи.
2013–2014 – второй проамериканский переворот на Украине.
После оглашения списка тишина длилась необыкновенно долго. Потом я добавил:
– Зачем я это прочитал? Во-первых, следует знать, какая страна сейчас миром помыкает, кому все кланяются. Во-вторых, Штаты проявляли агрессию и к Советскому Союзу; именно они стремились уничтожить нас путем холодной войны, и убийство Союза – их победа. Вовсе он не «самораспался вследствие внутренних проблем», его развалили враги; и подсудимый был их послушной куклой.
– Что вы слушаете, это бред полный! – выкрикнул невидимый зритель. – Если б американцы хотели разрушить совок, они бы это сделали уже в 1945-м, когда монопольно владели атомной бомбой!
Я даже засмеялся:
– Вот именно: бомбой. Точнее, двумя…
– Истец, уточните, – потребовал Судья.
– Сейчас. Планы атомного нападения разрабатывались постоянно, но у Штатов всегда недоставало бомб для гарантированной победы. Что-что, а считать прибыли и убытки янки умеют хорошо… Секретарь, у вас наверняка есть цифры – вы не могли бы их назвать?
– Пожалуйста, – мигом откликнулся тот, кого я просил. – В декабре 1945-го американские стратеги подсчитали, что против СССР достаточно двадцати бомб – но в наличии имелось лишь две. План «Пинчер» (июнь 1946-го) предполагал удар пятьюдесятью бомбами по 24 городам – но в запасе было девять зарядов. В 1947-м бомб стало тринадцать, в 1948-м – пятьдесят шесть; но в 1949-м СССР уже получил собственную бомбу[91]. Напасть американцы просто технически не могли.
– Какие «планы нападения»? – прорезался тот же голос. – Американцы миролюбивы, они защищают в мире демократию и свободу!
Я развел руками:
– М-да… Значит, и такие реликты до сих пор встречаются. Я надеялся, что бандитские налеты на Ирак, Ливию и Сербию включат даже самые кондовые мозги…
А Судья решил:
– Перерыв.
Включилась долгожданная вентиляция. Чтение последнего документа наполнило воздух парами предательства и агрессии, дышать стало трудно. Очень хотелось эту атмосферу очистить.
Я снова вышел прогуляться по коридору, который, будто рама картину, охватывал зал. Зрители по двое-трое негромко что-то обсуждали. На меня поглядывали отчужденно, со смесью страха и уважения. Близко никто не подходил.
Неясна моя персона, мне самому в первую очередь: вроде член судейской команды, главный обвинитель! Но почему не имею понятия, куда в перерыве деваются юристы, и сам хожу среди обычных зрителей? И чем объяснить отчуждение? Они ведь зачастую поддерживают мои реплики, согласны со мной – но сейчас будто стенка между нами…
Я свернул за угол; эта часть коридора оказалась безлюдной, невдалеке стояли лишь двое крепких парней. По-деловому как-то стояли, и сердце сразу кольнула тревога. Шагнул назад, но они подскочили, и я получил тяжкий удар под дых, согнулся невольно, красные полосы замелькали перед глазами.
– Слышь, ты, литератор, – услышал я. – Чтоб сегодня забрал обвинение и процесс прекратил! А то на ножи поставим!
– Вы за демократию или за свободу слова? – сумел я прохрипеть, сползая по стене. Тут в коридоре, видимо, появились зрители, так что бандитам пришлось отшатнуться.
– Ты все понял, козел? – сказали напоследок борцы за либерально-демократические перемены. – Не сделаешь – уроем.
Исчезли. Даже лиц не успел разглядеть…
Постепенно я встал и раздышался. Черт, обидно: всего двое! Вроде стараюсь себя в форме поддерживать, гантельками машу – и не смог ничего… Даже удар не блокировал. Наверное, профессионалы, сработали по заказу.
Нет, ребята, я не терминатор бесстрашный. Конечно, испугался. Живот льдом обдало, когда они подкатили… Но я давно усвоил: гаси страх на взлете, сразу, пока не разросся! Иначе он тобой овладеет, и превратишься в чмо бессильное.
Как гасить? О, вот это проблема! Лично я для себя нашел лишь одно: верить Богу.
Тут ход мысли такой:
1. Мир создан Богом. Иного варианта я не вижу – слишком сложная и гармоничная конструкция для случайного-то самозарождения.
2. Мир стабилен и в целом добр. Не все в это верят, кто-то видит стакан полупустым – но я предпочитаю видеть его наполовину полным.
3. А раз так, то Создатель доброго мира никогда не издевается. Он дает лишь те испытания, которые нам по силам, – и чаще для нашего вразумления. Стряслось что-то – подумай, в чем ты не прав! Ну а если упорствуешь в непонимании намеков, они усиливаются, покуда не поймешь.
Причем и намеки каждому даются лишь те, какие он способен понять в меру своего нынешнего развития. Однако понимание все равно требует усилия над собой (суету отодвинуть, приподняться хоть чуть-чуть над бытом); многие ленятся… Вот и я пока не вижу, что Бог хотел мне сказать этим ударом в брюхо. Позже осмыслю. В первый момент важно было страху не поддаться.
Когда накатывает паника, главное – успеть подумать «все, что происходит, ведет к моему благу». Сейчас успел.
Зрители близко не подходят, избегают в мою сторону смотреть, так что осталось непонятным: видели ли они то, что произошло?
Вкус крови на губах. Хорошо бьют, резко.
Как быть?
Не сдаваться, конечно, – тут и вопроса нет. Но экстремисты в зале, надо бы начальству сообщить, чтоб они с другими зрителями чего не учудили! Однако лиц не помню… Как их вычислишь?
Демократия
Перерыв кончился, все вернулись в зал. И Прокурор спросила:
– Подсудимый, почему вы считаете, что Советский Союз был империей зла?
– Прежде всего потому, что он был недемократичным.
Я поднял руку, чувствуя затылком нечто вроде лазерного прицела. Мнительность? Или правда?
– Михаил Сергеевич, давайте уточним термины. В ранней Античности слово «демос» означало вовсе не народ, а узенькую элитную прослойку рабовладельцев. Все остальные назывались «охлос». Соответственно, «демократия» означала власть элиты над подавляющим большинством. Вы понимаете демократию в этом смысле? Или в смысле власти народа, большинства?
Горби ответил не задумываясь:
– Безусловно, как власть народа.
– Какого «народа»?! – воскликнул кто-то из зрителей. – Демократия – это диктатура демократов!
Хохотнули – те, кто помладше. Старшие подавили вздох.
– Тонко подмечено, – похвалил я, – в 90-х так и было. Причем «демократами» почему-то стали функционеры КПСС… Но я сейчас о другом. Пригласите, пожалуйста, свидетеля Заславскую.
Явилась пожилая женщина, отрешенно глядевшая перед собой. Она тоже ничему не удивлялась, поскольку уже год, как пребывала в иных сферах, а не среди живых…
В 80-х она возглавляла Всесоюзный центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Прокурор понимающе взглянула на меня и попросила:
– Татьяна Ивановна, огласите, пожалуйста, итоги социологических опросов, касавшихся перестройки.
Женщина с массивной головой и крупными чертами лица ответила:
– Итогов много было… Например, в 1989 году мы предложили опрашиваемым выбрать желаемый тип трудовых отношений. Вариант ответа «Небольшой, но твердый заработок и уверенность в завтрашнем дне» подчеркнули тогда 45 процентов, вариант «Иметь собственное дело, вести его на свой страх и риск» – 9 процентов. Аналогичный опрос 1994 года дал результаты соответственно: 54 и 6 процентов.
Видно было: профессионал. Спустя столько лет цифры прочно сидели в ее памяти.
– Как вы можете это прокомментировать?
– По-моему, ответ очевиден: подавляющее большинство отвергало капитализм. Интересно, что так проголосовали даже предприниматели.
– Результаты других опросов это подтверждают? – продолжала спрашивать Прокурор.
– Абсолютно. В первые ельцинские годы советский период считали «тяжелым и бесполезным» лишь около пяти процентов населения. В 1995 году только 10 процентов выбрали ответ, что «дела идут в правильном направлении», а 2/3 россиян предпочли бы вернуться в доперестроечное время[92]. Напомню также о Всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года. 76,43 процента участников тогда поддержало сохранение Союза.
– Иначе говоря, большинство жителей СССР хотело оставаться в единой социалистической стране?
– Подавляющее большинство, – уточнила Заславская.
– Спасибо, вы свободны.
Социолог удалилась с некоторым недоумением. Она могла рассказать гораздо больше; да и к ней лично имелись достаточно жесткие вопросы – но сейчас ее показаний было достаточно.
– Подсудимый, вы продолжаете настаивать, что по воле народа разваливали единую страну и внедряли капитализм? – риторически спросила Прокурор.
Горби смолчал. А что ему оставалось? «Демократические перемены» действительно проводила лишь пленочка псевдоэлиты, с целью – всех ограбить. Народ категорически возражал. Но нет у него методов продавить свою волю.
Бунт, майдан? Он никогда не бывает стихийным, его организуют дельцы из той же «элиты». И от бунта народу всегда делается только хуже. Выборы? На них побеждает не лучший, а тот, у кого больше денег на саморекламу.
Как же быть? Как народу отстоять свою волю?
В капиталистическом, либерально-демократическом обществе (где «каждый за себя», «обогащайся любой ценой») – никак. В таком обществе всегда паханствуют самые богатые и наглые, плевать им на народ.
Благо народа может защищать только монархия – в высшем смысле слова. Когда Царь ответственен не перед законами (которые сам пишет), а перед людьми и перед Богом. Когда Царь правит по совести… Кажется сказочкой для малышей, но Россия жила так – при Рюриковичах и поздних Романовых; Сталину удалось это частично возродить.
Пока я размышлял, Прокурор заявила:
– А теперь мы хотели бы пригласить свидетеля Олейника.
Секретарь нажал особую кнопку.
Украинский поэт и политик Борис Олейник был когда-то народным депутатом СССР – и видел советский парламент изнутри. Появившись в зале, он повел себя адекватно: стал встревоженно озираться. Слава богу, хоть этот жив… А особых примет у него не было: пожилой, седой, плотный.
– Здравствуйте, Борис Ильич. Расскажите, пожалуйста, как развивалась демократия при Горбачеве.
Олейник увидел бывшего генсека, что-то в голове у него состыковалось, он сразу успокоился и заговорил:
– Здравствуйте, товарищи. Вы правы, мне есть что вам поведать… Венцом демократии считался Съезд народных депутатов – как назойливо подчеркивалось, «впервые избранных демократически». Итак, Съезд открылся. Несколько дней я как писатель утопал в роскоши познания. Какие там были типажи! Лица, повадки, амбиции, наигранные истерики, заготовленные экспромты, мысли демонстративно смелые, своеобразный викторианский речевой стиль на грани блатной фени… Одевались они нарочито небрежно, вплоть до маек с эмблемой «Мальборо». С начальством общались фамильярно: порой, переваливаясь через стол президиума – разрезом пиджака к залу, – для равновесия игриво отбрасывали ногу.
Горбачев перебил:
– Борис, ну ты сгущаешь краски. Были ж и серьезные депутаты – хотя бы ты сам!
Да, они не раз общались лично, так что генсек его запомнил.
– Упаси бог, сие не касается большинства нормальных депутатов, которые опасливо посматривали на упомянутое агрессивное меньшинство, – ответил свидетель. – Однако меньшинство это с первых минут ловко сбилось в стайку. Чувствовалось, что они прошли соответствующий тренинг: сразу оккупировали трибуну и микрофоны и, пользуясь неопытностью большинства, «повели» съезд. Давняя публика, еще Достоевский о них писал: «Во всякое переходное время подымается сволочь, безо всякой цели и мысли, а лишь выражая собою беспокойство и нетерпение. Но эта сволочь попадает под команду кучки „передовых“, которые действуют с определенной целью и направляют весь этот сор куда им угодно… Дряннейшие людишки получили вдруг перевес, громко критикуют все священное, а первейшие люди стали вдруг их слушать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать».
– Намекаете, что такой сор – это и есть лицо демократии? – оскорбленно как-то подскочил Адвокат.
– Боюсь, что так. По крайней мере, они активнее и заметнее прочих. Помните телетрансляции драк и скандалов? А может, и вообще демократии нет никакой, и за этой «кучкой передовых» прячется некто в сером, некто главный, который за все ниточки дергает… Не знаю.
Первым мое внимание привлек Анатолий Собчак, – продолжал поэт-свидетель. – Высокий, в элегантном костюме, аттестованный как «известнейший юрист», он перманентно маячил у микрофонов, подправляя и регламент, и самого председателя, не говоря уже о коллегах, по адресу которых отпускал колкие реплики.
– Хотите сказать, Собчак – сволочь без цели и мысли? – поинтересовались из зала.
Олейник возразил:
– О нет, он скорее «передовой». Острый на слово, ироничный, с хорошей реакцией, презрительно высокомерный к сирым – он многих тогда очаровал… Признаюсь, мне тоже всегда импонировала в людях этакая подкупающая нахрапистость: вот и знаешь, что врет в глаза, но с такой веселой самоуверенностью, что вызывает… симпатию.
– Считаете, Собчак врал? – уточнил Судья.
– А то ж! Виртуозно, красиво, безудержно. Анатолий Александрович абсолютно невозмутим, когда его «на миру» уличают в передергивании фактов, неточностях, а то и в прямом вранье. Похохатывает, руками разводит – мол, что поделаешь, быва-ат – и с такой же невозмутимостью готовится к очередному броску на микрофон. И знаете, кого он мне напоминал? Хлестакова! «С Пушкиным на дружеской ноге»…
Я удивился:
– Хлестакова? Неожиданно…
– Ну да, сходство неточное. Гоголевский-то герой симпатичен тем, что, отчаянно привирая, подсмеивается над властями. А Анатолий Александрович сам был властью. Избранник народа, доверенное лицо… Так что объегоривал он не власть, а народ.
– А конкретный пример вранья можете привести? – спросил Адвокат, надеясь свидетеля срезать.
Тот ответил сразу:
– Да хотя бы комиссия по расследованию тбилисской трагедии. Ведь возглавлял ее именно Собчак. Сколько он там наврал! – про лопатки, про газ, обвинил во всем армию, обелив боевиков Гамсахурдии как белокрылых ангелов… Именно тогда господин Собчак открыл дорогу режиму, который принес грузинскому народу страдания, многократно превышающие тбилисский инцидент.
– Персона Собчака нам не особо интересна, – пресек тему Судья. – Свидетель, вы можете что-то сообщить о личности и действиях Горбачева?
Олейник помолчал. Затем произнес медленно и тихо:
– Знаете, я вообще не уверен, что он – человек… Прокурор оторопела:
– Что вы имеете в виду?
Поэт молчал еще некоторое время – то ли ради эффектной паузы, то ли правда с духом собираясь. И пояснил:
– В феврале 1986-го к Земле приблизилась комета Галлея. Кометы всегда воспринимались как предзнаменование беды. И беда случилась: к нам пришел Горбачев – явление сверхчеловеческое, демоничное, инфернальное…
– Не собираюсь выслушивать эту чушь! – вмешался Адвокат. – Прежде всего: мой клиент уже год как был генсеком. Так что поздновато явилось это ваше «предзнаменование»!
– Первый год он, так сказать, раскачивался. Он еще не определился, – упрямо гнул Олейник. – В 86-м его сущность выявилась окончательно. И дальше с треском рушилось все, к чему он прикасался.
– Например? – выдавил Адвокат предельно язвительно.
Горбачев смотрел в сторону, будто речь шла не о нем.
– 25 июня 1985 года он посетил Киев. Наша прекрасная столица утопала в зеленой роскоши каштанов, благоухала и цвела. Генсек сказал: «Да, вы тут живете как на курорте!» Вы позавидовали нам, Михаил Сергеевич. И через десять месяцев, день в день, 26 апреля 1986-го, мир потрясла Чернобыльская катастрофа.
– Если вам так хочется пристегнуть комету, то она предвещала именно Чернобыль. А мой клиент ни при чем! – отрезал Адвокат.
– Я сам долго не хотел в это верить. Но смотрите дальше: 31 августа того же, 1986-го столкнулись пассажирский пароход «Адмирал Нахимов» и сухогруз «Петр Васев». Причин у аварии не было вовсе – ни шторма, ни тесноты, – но 423 человека поглотила бездушная вода. 4 июня 1989-го взорвался трубопровод в Башкирии, поблизости шли два пассажирских поезда. Люди спали, ели, беседовали, не ожидали ничего – и вдруг их разметало чудовищным взрывом. Погибло около шестисот человек.
– Совпадение, – вставил Адвокат.
– В феврале 1988-го заполыхал Нагорный Карабах, детонируя цепную реакцию кровавых гейзеров в Тбилиси, Оше, Сумгаите, Баку, Южной Осетии, Вильнюсе, Тирасполе, – продолжал Олейник. – Я вам больше скажу: с 15 по 18 мая 1989 года Горбачев был с визитом в Пекине. И что случилось там 4 июня? Кровавое столкновение на площади Тяньаньмэнь! Везде, где оказывался наш уважаемый Михаил Сергеевич, он сеял смерть и разрушение. Списать это на случайность, конечно, можно – но уж слишком велика концентрация.
– Борис, опять ты за свое! – возмутился подсудимый. – Уймись уже.
Но Судья сказал иное:
– Спасибо, свидетель, ваша информация очень интересна. Мы постараемся ее уточнить по своим каналам. Вы имеете что добавить?
Олейник усмехнулся:
– Говорить можно до бесконечности! Но так, чтобы что-то действительно новое и принципиальное, – пожалуй, нет.
Он удалился. Повезло литератору. Сможет написать по поводу увиденного здесь поэму, вроде Данте…
А у меня вдруг засвербела очень любопытная идея. Вернее, пришла она раньше, когда Олейник генсека увидал и успокоился. Аж толкнуло что-то. Но перебивать нехорошо, а сейчас пауза…
Я встал:
– Михаил Сергеевич, вот вы постоянно обвиняете Сталина – тиран, недемократичен, репрессии проводил…
Генсек величаво кивнул:
– Безусловно. И я вам скажу, это все истинная правда.
У меня внутри все зачесалось, потому что момент настал. Я сказал вкрадчиво:
– Насколько я понял, у Трибунала нет ограничений, он может приглашать людей как живых, так и давно ушедших… Не хотели бы вы высказать все это Сталину в лицо?
Горбачев, видимо, еще не понял, о чем речь; его лицо ничего не выражало. Но тут немного смутился Судья:
– Не знаю, удастся ли вызвать данного свидетеля. Иосиф Виссарионович плотно занят в Высшем Совете Мира, и найдет ли он время для нашего процесса… Но мы сделаем все возможное. Оформите запрос, пожалуйста.
Секретарь встал, собрал какие-то бумаги, вышел из-за стола и направился в правый угол.
– Я протестую!!
Зал вздрогнул и начал озираться. Это был визг затравленного зверя. Кто кричал?!
– Протестую, – повторил Горбачев, вскочив и нервно потирая руки. – Не зовите Сталина!
Сейчас он говорил своим обычным голосом, только задыхаясь – но откуда у него прорезался такой надрывный писк?
Однако Секретарь невозмутимо шел дальше, к дверце, которую я раньше не замечал. Куда она ведет, интересно? Он уже протянул пальцы к дверной ручке – и Горбачев вновь завизжал, размахивая руками, будто утка, пытающаяся взлететь:
– Остановите!! Остановите же его!!!
– Но почему? – спросил Судья, пристально на него глядя.
– Я… Мне… – мямлил генсек, не решаясь что-то вымолвить. – Господа, я вас умоляю…
Секретарь приостановился. Судья повернул голову:
– Что скажет обвинение?
– Иосиф Виссарионович Сталин – важнейший свидетель, – ответила Прокурор. – Его присутствие на процессе крайне желательно.
– Послушайте… Вы же женщина, вы же человек, – залепетал меченый толстяк. – Я прошу вас: откажитесь! Я…
Видно было: от испуга его вот-вот хватит удар. Он дрожал и теребил толстыми пальцами лацканы пиджака. Прокурор смотрела на него несколько секунд; видно было по лицу, как в ней пробуждается русское, душевное, но абсолютно излишнее сейчас сочувствие… Она опустила глаза:
– Обвинение не настаивает на приглашении свидетеля Сталина.
Горбачев рухнул в кресло, задыхаясь. Пот струился по его лицу, ворот рубашки потемнел.
– Врач нужен? – сухо позаботился Судья.
Подсудимый лишь отмахнулся.
Он мучительно переживал, что не сумел сдержать эмоции; однако перспектива была чудовищной. Несмотря на безумные странности Трибунала: сам факт обвинения, мертвых свидетелей, выплывание правды, которую все давно должны были забыть, – он все равно страстно надеялся, что спит, или бредит, или кто-то злобно подшутил над ним, и нет никакого посмертного бытия. Материализм прав, мертвецы дохнут насовсем, и само время избавило его от встречи с людьми, перед которыми он тяжко, непоправимо виноват!
И вдруг – прямо сейчас, лицом к лицу…
Он уже начал успокаиваться. Но внезапно воображение, будто глумясь, ярко нарисовало ему многократно виденное на портретах: полувоенный костюм, зачесанные назад волосы, усы, взгляд, от которого ничего не скроешь… Гад! Гад!! Гад!!! Что ты пялишься, дохлый тиран, мразь, кровопийца! Я… Я… Да я тебя!.. Гад… Иосиф… Виссарионович… простите… Христа ради… умоляю…
Горбачев задрожал, и пот опять покатился с него крупными каплями. Даже, кажется, в штанах потеплело и зажурчало от ужаса. Хорошо, под столом не видно…
Сорвалась моя очная ставка. Жаль: все прояснилось бы для всех за минуту… Ну да ладно! Что мы, нелюди – так над стариком издеваться? Он все еще тяжко дышал, вытирал платком очки и лысину, креслом скрипел. Даже Адвокат от него отвернулся.
Следовало как-то разрядить обстановку, успокоиться; и я предложил выслушать текст еще одного советского писателя. Фронтовик, реалист, патриот – как он видел перестройку?
Выступление Ю. В. Бондарева на XIX партконференции[93]
29 июня 1988 года
Оперативный документ № 6
Дорогие товарищи! Нам не нужно, разрушая прошлое, добивать свое будущее. Мы против того, чтобы наше общество стало толпой одиноких людей, добровольным узником коммерческой потребительской ловушки.
Можно ли сравнить перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка? При всей дискуссионности, спорах о демократии, о расширении гласности, разгребании мусорных ям мы непобедимы в единственном варианте, когда есть согласие в нравственной цели перестройки. Только согласие построит посадочную площадку в пункте назначения. Только согласие.
Недавно я слышал фразу молодого механизатора: «У нас в совхозе такая перестройка мышления: тот, кто был дураком, стал умным – лозунгами кричит; тот, кто был умным, вроде стал дураком – замолчал, газет боится. Знаете, что общего между человеком и мухой? И муху и человека газетой прихлопнуть можно». В этих словах я почувствовал и злость человека, разочарованного одной лишь видимостью реформ, но также и то, что часть нашей печати использовала перестройку как дестабилизацию веры и нравственности.
Даже серьезные органы прессы оказывают внимание рыцарям экстремизма, подвергая сомнению все: мораль, мужество, любовь, искусство, талант, семью, великие революционные идеи, гений Ленина, Октябрьскую революцию, Великую Отечественную войну. И эта часть нигилистической критики становится командной силой в печати, ошеломляя читателя и зрителя сенсационным шумом, бранью, передержками, искажением исторических фактов.
Подорвано доверие к истории, к старшему поколению, к совести, к справедливости, к объективной гласности, которую то и дело обращают в гласность одностороннюю: оговоренный лишен возможности ответить.
Безнравственность печати не может учить нравственности. Гласность и демократия – это высокая моральная и гражданская дисциплина, а не произвол, по философии Ивана Карамазова. Уже не искание объективной истины, не дискуссия, не выявление молодых талантов, а размывание критериев, моральных опор, травля и шельмование крупнейших писателей, режиссеров, художников, таких как Василий Белов, Виктор Астафьев, Петр Проскурин, Валентин Распутин, Анатолий Иванов, Михаил Алексеев, Сергей Бондарчук, Илья Глазунов. Слова «Отечество», «Родина», «патриотизм» вызывают в ответ некое змееподобное шипение: «шовинизм», «черносотенство».
Печать разрушает наши национальные святыни, жертвы народов в Отечественную войну, традиции культуры, то есть стирает из сознания людей память, веру и надежду – и воздвигает уродливый памятник нашему недомыслию, геростратам мысли, о чем история будет вспоминать со стыдом и проклятиями так же, как мы вспоминаем эпистолярный жанр 37-го и 49-го годов.
Когда я читаю в нашей печати, что у русских не было и нет своей территории, что произведения Шолохова пора исключить из школьных программ и вместо них включить «Дети Арбата», что стабильность является самым страшным, что может быть (то есть да здравствует развал и хаос), что писателя Булгакова изживал со света «вождь», а не группа литераторов во главе с Билль-Белоцерковским, требовавших высылки за границу талантливейшего конкурента, когда слышу, что генерал Власов боролся против Сталина, а не против советского народа, – когда я думаю обо всем этом, встречаясь с молодежью, то уже не удивляюсь тем пропитанным неверием, иронией и безнадежностью вопросам, которые они задают.
Наша экстремистская критика со своим деспотизмом, бескультурьем и цинизмом хочет присвоить себе звание «прораба перестройки». Главный ее постулат: только при хаосе, путанице, неразберихе, интригах мы сможем сшить униформу мышления, выгодную лично нам.
В самой демократической Древней Греции шесть черных фасолин, означающих шесть голосов против, подписали смертный приговор Сократу, величайшему философу всех времен и народов. Демагогия, клевета, крикливость лжецов и обманутых, коварство завистливых перевесили чашу весов справедливости. На последнем съезде кинематографистов в правление не вошли лучшие режиссеры и актеры. Что здесь сыграло роль? Групповые пристрастия, ревность к таланту, к чужому успеху?
Есть в Китае древнее понятие «шу», заключающее в себе и всемирный смысл, и национальное достоинство, чему следует учиться и западной культуре. Это – умение уважать и любить человека за то, что он есть на земле; любить и беречь воду, ветер, небо, каждую травинку на краю обочины.
Я испытываю тоску по Родине обновленной.
– Видите: далеко не все желали разрушения страны, – подытожила Прокурор. – А сейчас мы хотели бы пригласить не столько даже свидетеля, сколько… Приведите, пожалуйста, Яковлева Александра Николаевича!
Зрители зашумели, потому что подспудно ждали этого уже очень давно.
Он вошел – старый и лысый, как почти все свидетели; лицо в кожистых бульдожьих складках. В этих складках читались тревога и нетерпение, надежда тайная на лучший исход и обреченное понимание истины. Помер он уже почти десять лет назад – и, видно, подвис где-то в чистилище, меж небом и преисподней, ожидая решения своей участи.
Жил он пестро.
Родился в деревне, простой крестьянский сын. В войну даже побывал на фронте, но спустя полгода по ранению демобилизован. И, видимо, решил, что долг стране отдал сполна – теперь страна должна ему по гроб жизни. Причем жизни своей, а не его…
Уже в 1945-м он начал партийную карьеру. Ничем всерьез не руководил, страны не знал – а постоянно занимался агитацией и пропагандой. Эта работа оттачивает умственную изворотливость, умение доказывать что угодно (подобно античным софистам); хороший агитатор может равно убедительно доказать, что белое – это черное и наоборот. Профессия требует навыка жонглировать словами; но вот искренняя вера в то, о чем ты говоришь, ей противопоказана.
Таких болтунов Сталин не особо ценил, но вот Хрущев нуждался в них крайне. И при нем Яковлев бурно пошел в рост: учился в аспирантуре Академии общественных наук при ЦК КПСС (1956–1959) и даже стажировался в… Колумбийском университете (1958–1959)! Совпаденьице: в Америке в одной группе с ним учился будущий предатель, гэбист Олег Калугин. Из чего можно предположить, что янки времени даром не теряли…
Америку Яковлев разглядывал жадно и с восторгом. Обе его диссертации изучают именно ее. Само по себе это ничего не означает: врага надо знать в лицо – однако дальнейшие его шаги показывают, что и тогда он вряд ли видел в ней врага. Скорее объект поклонения.
При Хрущеве Яковлев стал работать в аппарате ЦК и быстро дорос до первого зама заведующего отделом софистики… простите, пропаганды. Однако Брежнев разглядел в нем некую гнильцу, снял с этого важного места и в 1973-м сослал послом в Канаду. Серьезная ошибка… Живя в британской колонии (а Канада именно такова), агитатор отточил свои антирусские убеждения. Наверняка там с ним и целенаправленно работали.
Это сильный Союз не боялся подобных деятелей. Когда в нем запахло распадом, они стали опасны. Так что лучше было бы Брежневу совсем уволить Яковлева, на пенсию…
Читать бесплатно другие книги:
