Долгий путь в лабиринте Насибов Александр
— Уехал его отец, — шепнула девушка. — Андреас счастлив, что несколько дней будет один… — Она пододвинула Энрико стаканчик с водкой, подняла кружку пива. — Выпьем за капитанов шоколадных кораблей!
Энрико взял стаканчик.
— Выпить всегда не мешает, — сказал он. — Для этого годится любой тост. А если серьезно, то боюсь испортить вам вечер. Можно совместить что угодно, только не молодость со старостью. Так что вы будете правы, если дадите пинка старому бродяге, как только он вам наскучит.
Девушки рассмеялись. Парни провозгласили «прозит» и выпили.
Энрико и в самом деле испытывал неловкость от сознания того, что должен хитрить с этими юнцами, изворачиваться, врать. Иное дело — люди, с которыми он общается «по службе», — каждого из них он уничтожил бы со спокойной совестью, как Тулина и Белявскую. А эти, какие же они враги? Глядят на него ясными глазами: моряк, пенитель океанов…
— Зачем вы прислали нам столь дорогую штуку? — спросил Андреас.
— Сам не знаю, — Энрико ухмыльнулся. — Впрочем, быть может, мне понравились некая девушка и ее кавалер… Простите, а была змея на мачте?
— Еще какая! — воскликнула Ингрид.
— С разинутой пастью?
— Змею слопал этот обжора, — Андреас показал на приятеля. — Раскрутил ее с мачты и целиком отправил в рот.
Появился кельнер. Энрико подозвал его:
— Коньяку на всех. И шампанское! Заморозьте бутылку, чтобы было как в Арктике.
— Вы плавали на Севере? — спросил Андреас. — Представляю, как там интересно, в высоких широтах!
Энрико не успел ответить. На эстраде трубач проиграл заливистый военный сигнал. Вперед вышел человек в смокинге.
— Дамы и господа! — прокричал он. — Дамы и господа, я директор этого ресторана… Только что по радио выступил рейхсминистр и гауляйтор Берлина доктор Йозеф Геббельс. Он сообщил: группа разведчиков германских войск, которые штурмуют русскую столицу, вернулась в свою часть и доложила, что видела в бинокли купола и шпили соборов Москвы!
И опять вспыхнула светящаяся надпись «Огнем и мечом!», загремел бравурный марш. И снова все вскочили на ноги, стали кричать и хлопать в ладоши.
Нехотя встал и Андреас. Взявшись руками за спинку стула, он наклонился вперед, будто готовился что-то сказать.
Энрико вспомнил, каким взглядом проводил юноша четверых эсэсовцев, плывших на плечах восторженных обывателей. Сейчас у него были такие же злые глаза.
Принесли коньяк. Энрико раздал стаканчики.
— Андреас, — сказал он, — что вы знаете о России?
— Очень мало.
— Мне говорили, Москва — очень красивый город, — сказала Ингрид. — Старинные церкви… Люди катаются на санях…
— В перерывах пьют водку и ложками жрут икру, — вставил Андреас. — И все с бородами, даже младенцы.
Это уже была откровенная насмешка. Энрико расхохотался, поднял стаканчик.
— Выпьем!
— За что? — спросила Ингрид. — А, вот хороший тост…
Она не успела сказать. На сцене вновь появился директор. Он сообщил: замечены вражеские самолеты. Они на дальних подступах, но все равно может быть объявлена воздушная тревога. Посетителей просят расплатиться и покинуть ресторан.
Подбежал официант, поставил на стол шампанское, положил листок бумаги со счетом. Андреас достал пачку денег. Но Энрико завладел счетом и расплатился.
— Завтра будет ваша очередь, друзья, — сказал он. — А теперь надо идти. Но что делать с шампанским?
Ингрид выхватила бутылку из ведерка, сунула ее себе в сумку.
Они вышли на улицу. Андреас стал протирать ветровое стекло своего автомобиля: недавно прошел дождик.
— У вас есть транспорт? — Он обернулся к Энрико.
Тот развел руками.
— Вот что… — Андреас переглянулся с Ингрид. — Вот что, поедем ко мне? Шампанское с нами, а дома найдется еще кое-что.
Кузьмич предупреждал: в Вальдхофе не появляться. Как же быть? Можно ли упустить возможность провести с Андреасом еще несколько часов, да к тому же в домашней обстановке? Кто знает, состоится ли новая встреча?
Юноша уже сидел за рулем. Его дружки втиснулись на заднее сиденье. Место возле водителя было свободно, дверь приглашающе открыта.
— Решительнее, старый морской волк! — крикнула Ингрид. — Мы не съедим вас!
Энрико вспомнил ее слова: отец Андреаса отправился в командировку. Он тряхнул головой, отгоняя последние сомнения, сел в автомобиль. Застучал мотор старенького ДКВ. Машина двинулась. В конце квартала она проехала мимо синего «опеля» Энрико, приткнувшегося к другим автомобилям на общей стоянке.
— Ну вот мы и дома, — сказал Андреас, когда ДКВ одолел горбатый мост через ров и оказался на территории поместья.
Автомобиль миновал несколько аллей, въехал в гараж. Отсюда вел в замок крытый переход.
Тилле-младший и его гости пересекли темный пустынный холл, стали подниматься по лестнице. Где-то внизу зажегся настенный фонарь и осветил фигуру женщины.
— Это я, — проговорил Андреас. — Со мной приятели. Идите к себе, Лотта!
— А что скажет хозяин? — сердито проговорила женщина.
— Ничего не скажет, если будете держать язык за зубами. Идите к себе!
Фонарь погас. Послышались удаляющиеся шаги, хлопнула дверь.
— Злюка, — сказала Ингрид.
— Она добрый человек, и ты это знаешь. Ворчунья — да, но не злюка.
В середине второго часа ночи, когда в гостиной Андреаса уже стояла батарея пустых бутылок и вся компания была в отличном расположении духа, вдруг ударили зенитки.
Андреас погасил свет в комнате, поднял маскировочные шторы и распахнул окно. В комнату ворвался грохот канонады, перемежаемый нарастающим ревом бомбардировщиков. Яркие «фонари» на парашютах, мечущиеся по небу прожекторы, толчки взрывов, отсветы пожаров — все было как в ту ночь, когда у ответвления магистрального шоссе Энрико вел наблюдение за замком.
— Сегодня они опоздали, — сказал Андреас. — Обычно прилетают много раньше.
— Варвары, — вставила Ингрид. — Мирных людей обрекают на бессонные ночи.
— Зато мы прекращаем бомбардировки ровно в восемь часов вечера, чтобы русские и английские мамы могли уложить детей и рассказать им сказку на ночь… — Андреас захлопнул створки окна, опустил шторы. — Давайте пить и танцевать!
В разгар веселья в дверь постучали.
Андреас приоткрыл дверь, взял из рук показавшейся на пороге женщины стакан с водой и пилюлю. Проглотил лекарство, он затворил дверь.
Веселье продолжалось. Улучив минуту, Энрико попросил, чтобы хозяин показал свою библиотеку.
Они прошли в соседнюю комнату. Стены ее были заставлены шкафами: за стеклами поблескивали переплеты дорогих изданий. Энрико стал просматривать книги.
— Странное дело, — вдруг сказал он. — Служанка грозила нажаловаться на вас, а вы отозвались о ней хорошо. Где логика?
— Это несчастная женщина. У нее случилась беда.
— Сейчас приходила она? Заставила вас проглотить порошок. Вы больны?
— В детстве у меня была болезнь костей. С тех пор вынужден глотать всякую дрянь. Лотта бдительно следит, чтобы я не пропустил сроки приема лекарства.
— Но вы ходите в рестораны, пьете… Как это увязать? Быть может, она права: надо, чтобы вмешался ваш отец?
Андреас круто повернулся к гостю, стиснул кулаки.
— Когда человеку трудно, он должен не сжигать себя, а бороться, чтобы жизнь стала лучше, — мягко сказал Энрико.
— Как бороться, если вокруг все мерзавцы и предатели?
— Неужели все, даже Лотта?.. Кстати, что же с ней случилось?
— Убили ее хорошего друга.
— Я понимаю. Но идет война…
— Его убили здесь.
Энрико задержал дыхание. Возникла пауза. Из гостиной глухо доносилась музыка: исполнялась модная песенка про «донну Клару». Отворилась дверь. В комнату заглянула Ингрид. Постояв, вернулась в гостиную и плотно прикрыла дверь.
— Он был мужем Лотты? — спросил Энрико.
— Нет. Служил у нас в доме. Они очень дружили.
— Бедная женщина! Ходит теперь к нему на могилу…
— Лотта не знает, что он убит. Из слуг никто не знает.
— Что-то я не очень хорошо понимаю… Может, он жив, этот человек?
— Убит. В июле был застрелен на улице. Я и сам долгое время был в неведении: ушел человек и пропал… Только недавно разобрался. — Андреас горько усмехнулся: — Во всем разобрался!..
— Я вижу, вы тоже любили этого человека?
— Нет, он вел себя как холуй, готовый на все, лишь бы угодить господину.
— Лакей должен быть таким, Андреас.
— Он был управителем замка, а не лакеем.
— Вы и сейчас так думаете о нем?
— Пришло время — и он открылся с иной стороны. Но я узнал обо всем, когда его уже не стало. Вот что меня мучает, не дает жить.
— Я рад, что познакомился с вами, — сказал Энрико.
— Что вы знаете обо мне!.. — Андреас тяжело вздохнул.
— Интуиция. — Энрико потрепал его по плечу. — Наметанный глаз старого моряка… Послушайте, а как все же вам стала известна судьба этого человека? Мой нос чует какую-то тайну. Нет большего любителя загадочных историй, чем я.
— Ничего загадочного.
— Как же так? В доме все теряются в догадках, даже ваш отец, а вам вдруг удалось…
— Отец знал!
— Так это он вам рассказал?
— Взяли бы меня к себе на яхту! — вдруг сказал Андреас. — Мечтаю уехать куда угодно, только бы далеко и надолго. Сколько здесь мерзости… Люди предают друг друга.
— Кого же предали?
— Многих. Например, моего лучшего друга. Кто-то донес, что у него в роду были евреи. Взяли всех: его, двух сестер, родителей. Это был такой парень!.. Я просил отца, чтобы заступился. Он занимает важный пост, мой отец… Знаете, он чуть не ударил меня!
— Да… — Энрико помолчал. — Вы сказали: предали многих. Кого же еще?
— Меня!
— Вы живы-здоровы. Вот, веселитесь с друзьями. Кто вас предал?
— Я устал, — вдруг сказал Андреас. — Устал и хочу выпить. Идемте к ребятам.
В половине третьего ночи ДКВ, приняв все тех же пассажиров, тронулся в обратный путь: Андреас развозил приятелей по домам.
Раньше всех машину покинули девушки — они жили на ближней к Вальдхофу окраине Берлина.
Поначалу Энрико хотел попросить, чтобы его подвезли в район Потсдамерплац, где у ресторана ждал «опель». Но уже при въезде в город он заметил наблюдение: какой-то легковой автомобиль настойчиво следовал за ДКВ. Когда Андреас притормозил, высаживая девушек, остановился и второй автомобиль.
Вскоре Андреас простился и со своим приятелем.
— А куда отвезти вас? — спросил Тилле-младший Энрико.
— Я живу на Ноллендорфплац, неподалеку от станции метро.
Энрико как-то был в том районе и знал: это на порядочном расстоянии от «Фатерланда».
— Ноллендорфплац, — нерешительно протянул Андреас. — Как же туда ехать?..
У Энрико созрело решение.
— Дайте-ка руль. Мы в два счета будем у моего дома.
Они поменялись местами.
— Ого! — воскликнул юноша, когда ДКВ рванулся вперед, будто его пришпорили. — Вы не только моряк, но, я вижу, еще и гонщик!
— У вас хорошая машина… Знаете, за нами следует какой-то дурак. Жмет изо всех сил. Терпеть не могу, когда меня обгоняют!
— Я давно заметил этот автомобиль. С тех пор как погиб наш служащий, у замка вечно маячат какие-то типы. Иногда ездят следом, когда я развожу гостей. Не обращайте внимания.
ДКВ так круто свернул в боковую улицу, что завизжали покрышки.
— Осторожно, шины далеко не новые!
— Хорошая машина, — повторил Энрико. — А чего они хотят, эти люди? Вы разговаривали с ними?
— Кто же общается с филерами? Презренные твари. Видимо, не могут простить себе, что Дробиш не дался им в руки.
— Дробиш? Кто это?
— Так звали управителя. Он погиб в схватке с полицией. Его застрелили.
— Так он все же был преступник?
— Я думаю, тайный коммунист. Может быть, даже разведчик!
— Какая чепуха, Андреас! Начитались детективных романов, вот и мерещатся предатели и шпионы.
— Я прочитал не романы, а записки одного человека. Там было и о Дробише.
— Записки? — Энрико не удержался, быстро взглянул на юношу. — Чьи записки, Андреас?
— Одного человека…
Маленький автомобиль продолжал кружить по улицам, приближаясь к району, разрушенному бомбардировками. Эти кварталы и были целью Энрико. Только бы выиграть время, хоть на несколько минут оторваться от преследования!
— Когда мы снова встретимся? — спросил Андреас.
— Даже не знаю… А хотели бы?
— Пожалуйста, не забывайте меня.
— Видите, какая история… Мы расстанемся, и филеры засыплют вас вопросами: кого везли, кто был ваш гость? Потом привяжутся ко мне. Война, все насторожено…
— Я не скажу ни слова.
— Полиция может обратиться к вашему отцу.
— И ему ни слова!
— Отцу нельзя лгать.
— А если я ненавижу своего отца?! — выкрикнул юноша. — Ненавижу, ненавижу, — твердил он. — Вы не знаете, что это за человек!
— И не хочу знать. Достаточно, что он ваш отец.
— Но он предал меня!
— Вы сошли с ума… Стойте! То, что вы прочитали о Дробише, — это записи вашего отца?
— Его дневник. Там было и обо мне…
— Где вы обнаружили дневник?
— Исчез Дробиш — и к нам пришла полиция. Отец и я — мы оба помогали ей обыскивать дом. И случайно я нашел ключ — он находился в холле, под кадкой с пальмой. Когда кадку сдвинули, я наступил на него ногой.
— Утаили?
— Сперва не хотел, чтобы ключ попал в руки полиции: он был похож на тот, который я видел у отца. Потом стал догадываться, кто сунул ключ под кадку… Решил посмотреть, что же хранится в сейфе. Такая возможность представилась через несколько дней.
— Дневник был в сейфе?
— Да.
Впереди смутно замаячили остовы домов. Дорога ухудшилась. Ее покрывал слои песка, битого кирпича. Начиналась зона разрушений. Энрико бросил машину в сторону, объезжая рытвину. Сбоку открылся темный переулок. ДКВ въехал в него, сделал еще поворот. Здесь улица круто спускалась к набережной, ответвление вело на магистраль, по которой они недавно проехали. Еще поворот — и автомобиль остановился. Энрико выключил мотор,
— Кажется, мы ушли от них… Кто еще знает о ключе?
— Никто.
— А ваши приятели?
Андреас покачал головой.
— Где вы храните ключ?
— Он у меня.
— Здесь, с вами?! — вскрикнул Энрико.
— Вот. — Андреас достал ключ.
— Почему вы носите с собой такую улику?
— Перед тем как ехать в ресторан, я вынул деньги из сейфа. Там много денег.
Энрико взял ключ, взмахнул рукой в сторону реки. Раздался всплеск.
— Выбросили?!
— Смотрите, что могло произойти. Ваш отец пересчитывает деньги в сейфе. Обнаружилась недостача. Кого он может заподозрить? Конечно, сына, который каждый вечер бывает в ресторане. Вы спите, отец входит в комнату, обшаривает вашу одежду… Как бы вы доказали, что не помогали врагу нации Дробишу? Да вас сгноили бы в концлагере!
Наступила пауза. Энрико почувствовал, что юноша дрожит.
— Холодно? — спросил он. — Или перепугались?
— Немного…
— Ничего, теперь все страхи позади. Я ухожу. Мой дом неподалеку, но туда не подъехать. Все еще хотели бы встретиться со мной?
— Да!
— Назовите ваш телефон.
Андреас сказал номер. Энрико повторил его, запоминая.
— За телефоном могут наблюдать. Поэтому, позвонив, я попрошу… ну, скажем, Манфреда Фогеля. Вы ответите, что такого нет, положите трубку. Это значит, что ровно через два часа мы встречаемся у функтурма [55], поняли?
— Да… Наш телефон переводной: два аппарата — в кабинете у отца и у меня.
— Понял. О деньгах не думайте: я помогу.
— Вдруг отец все же спросит о вас?
— Расскажите о случайном знакомстве. Когда предупредили о предстоящем воздушном налете и надо было покинуть ресторан, вы затащили меня к себе. Ведь все так и было! Ну вот, мы мило провели время в компании. Вашего нового знакомого зовут Герберт. А фамилию не запомнили… Скажете, что высадили меня недалеко отсюда, на Уланштрассе. Это все. Ни звука о нашем разговоре наедине, иначе отец вытянет из вас историю с ключом. Боже, какое счастье, что мы выбросили ключ!.. До свидания, Андреас. Проедете два квартала, там свернете налево — как раз будет нужная вам магистраль. Счастливого пути!
ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ ГЛАВА
В три часа пополудни 23 октября Энрико вновь пришел в пивную на восточной окраине Берлина. Он занял столик, откуда хорошо был виден вход в заведение, заказал кружку пива и стал ждать.
Кузьмич появился спустя десять минут — раздвинул занавес из бамбуковых стержней, подозвал официанта, спросил его о чем-то. Тот оглядел зал и покачал головой. После этого Кузьмич скрылся за занавесом. Он был в пальто и шляпе. Энрико понял, что должен идти за ним.
Они шли по улице на расстоянии двадцати шагов друг от друга. На перекрестке Кузьмич свернул за угол. Там стоял крытый грузовичок, кузов которого по углам был раскрашен черными и желтыми полосами, как шлагбаум. Кузьмич подошел к шоферу, возившемуся в моторе, перекинулся несколькими фразами. Увидев появившегося из-за угла Энрико, чуть кивнул. Задняя дверь кузова была открыта. Энрико влез в грузовик. Минуту спустя туда же сел Кузьмич. Автомобиль тронулся.
— Говори, — кивнул Кузьмич. — Говори и не спеши. Едем за город, у нас достаточно времени.
— Вынужден был нарушить ваш запрет относительно появления в Вальдхофе.
И Энрико рассказал о двух встречах с Андреасом.
Кузьмич слушал, не перебивая. Да, теперь можно было считать доказанным, что Дробиш погиб, когда шел на свидание с руководителем группы. Оставалась неясной судьба самого Эссена. И не было возможности что-либо узнать о нем.
Энрико вынул руку из кармана. На ладони лежал большой ключ с замысловатой бородкой.
— Примите подарок!
— А говорил, что выбросил, — усмехнулся Кузьмич.
— Так вы мне и поверили, — в тон ему сказал Энрико.
— Верно, не поверил… Но что же ты швырнул в реку?
— Гаечный ключ — нашарил его под сиденьем.
— Я так и подумал… — Кузьмич взял ключ, сунул к себе в карман. — Молодец, сделал хорошую работу. Ключ от сейфа Теодора Тилле — это большая удача.
— Я рассказал не все, — продолжал Энрико. — Очередная встреча с Гейдрихом не состоялась. Он назначен имперским протектором Богемии и Моравии, вылетел в Прагу.
— А кто вместо него в РСХА?
— Будет совмещать обе должности. Он уже обергруппенфюрер.
— Есть и еще новости?
— Агентурные группы из учебного центра СД пачками отправляют на восток. Впечатление, что немцам приходится туго. А они утверждают: вот-вот будет взята Москва.
— Слышал… Над Баку побывал «Юнкерс-88».
— Бомбил?
— Прилетал ночью, осветил город. Видимо, фотографировал. Бомб не сбросил. Вот и Саше запрещено делать то, для чего она послана. Сюда пришло несколько шифровок от ее имени: «У нас все готово, можем действовать». Тилле ответил отказом: работать, расширять связи, вести подготовку, но — ждать особой команды. Кстати, зафиксированы две попытки взорвать нефтепровод, идущий в Батуми. В ста километрах от Баку сожжен эшелон с бензином. И полное спокойствие на нефтепромыслах и заводах Баку… Что-то они замышляют. Может, хотят усыпить бдительность, чтобы ударить разом по самым важным объектам и в критическую минуту?..
— Хорошо бы полистать дневник моего шефа, — сказал Энрико. — Там может найтись объяснение.
— Пока нельзя.
— Обстановка тяжелая, а мы медлим. Немцы уже прорвались через Перекоп и заняли часть Крыма. Кроме того, взяты Харьков, Белгород, Курск, Калинин. Противник вышел к Ростову, к Горловке.
— Это известно.
— Я мог бы попробовать, Кузьмич! Правда, теперь мы знаем, что замок до сих пор под наблюдением, но все же…
— Нельзя, Энрико. — Кузьмич помолчал. — Пока нельзя.
— Вижу, возникает новый план?
— Может быть… — Кузьмич достал ключ, подержал на ладони, вновь спрятал в карман. — Вот бы убедиться, что дневник все еще в сейфе!
— А где ему быть? Сын рассердился на отца, потому что прочитал какие-то записи в дневнике. Сведения о Дробише тоже оттуда. Последний раз Андреас отпирал сейф четыре дня назад. Дневник был на месте… Но что вы замыслили?
— Пока все очень смутно…