Долгий путь в лабиринте Насибов Александр

Энрико откинулся на скамье, заглянул в целлулоидное оконце:

— Куда мы едем?

— К друзьям. Познакомишься. У них есть передатчик. — Кузьмич провел руками по щекам, посмотрел на Энрико. — Видишь, какое дело: у меня и впрямь неважно со здоровьем. Может случиться всякое… Ты должен быть готов все взять на себя.

Он углубился в раздумья. Энрико молча смотрел на старика. Хотел было зажечь сигарету, но вспомнил, как Кузьмич раскашлялся в прокуренном зале пивной, сунул сигареты в карман.

— Послушай, — вдруг сказал Кузьмич, — кто из твоих хозяев увлекается музыкой?

— Гейдрих.

— А какой инструмент?

— Кажется, скрипка.

— Вон как! — Кузьмич удивленно присвистнул. — В одной из шифровок Саше поручено навести справки о некоем человеке в Баку… Слышал ты о скрипках Страдивари? Так вот, Тилле считает, что в Баку есть одна из этих знаменитых скрипок.

— У частного лица?

— Да.

— Нашли этого человека?

— Жив-здоров.

— А скрипка?

— Представь, у него в самом деле оказался собственный «Страдивари»! Скрипка досталась от отца, который до революции долго жил где-то на Корсике. А сын даже не музыкант…

— Тилле уже знает об этом?

— Извещен. Пусть проникнется еще большим доверием к своему «агенту»… Конечно, приняты меры, чтобы скрипка надежно охранялась.

— Ясно… А что вы задумали в отношении дневника?

— Видишь ли, Дробиш смог сфотографировать только часть записей. Теперь нам необходим весь дневник.

— Записи после начала войны?

— Не только. Когда-то Тилле был близок к Гитлеру. Потом фюрер охладел к нему. Тилле воспринял это весьма болезненно. Дробиш слышал, как однажды его хозяин обозвал Гитлера шакалом… Понимаешь, какого рода записи могут оказаться в дневнике?

— Хотите заставить его работать на нас?

— Сегодня будет связь с Центром. Доложим о возможности сделать такую попытку.

— Вот еще о чем я подумал… Вы сказали: над Баку прошел «Юнкерс-88», не сбросил бомб. Где гарантия, что не прилетят другие, но уже с целью бомбежки?

— Последние месяцы я только об этом и думаю… Они считают, что успешно начали войну. Вот и надеются обойтись без разрушения нашей нефтяной промышленности. Поэтому и группа Саши сидит без дела. Таковы догадки. Но первое же крупное поражение немцев — и они могут все перерешить… Это учитывается. Ты должен знать: район сильно укрепляют. Бакинский корпус ПВО преобразован в армию. Город имеет третью по мощи противовоздушную оборону — после Москвы и Ленинграда. Но кто даст гарантию, что часть нацистских бомбардировщиков не прорвется к нефти Апшерона? Пусть это будет всего несколько самолетов… Только представь, что они могут натворить!

— К Москве они прорываются. Могут и к Баку. — Энрико задумался. — А знаете, есть одна мысль… Вот я ставлю себя на место немцев. Им крепко дали по зубам. Наступление замедлилось. Советские войска держат оборону. Нацистское командование готово отдать приказ — разбомбить, сжечь наши нефтепромыслы. И тут ему доносят: противник считается с перспективой потерять Бакинский район, поэтому нефтеперегонные заводы, нефтепромыслы, электростанции — все подготавливает к уничтожению… Как поступят немцы, получив такие данные?

— Странно, что ты пришел к этой мысли.

— Почему?

— Потому что есть секретное решение Советского правительства: в случае чрезвычайных обстоятельств в руки врага не должен попасть ни один нефтеперегонный завод или исправная скважина. Война есть война, надо предусмотреть самое худшее. И соответствующая работа уже ведется в Баку, Грозном, Майкопе…

— Кузьмич, это решение надо подбросить немцам! Они все равно узнают о нем рано или поздно. Так пусть узнают теперь же, немедленно.

В 13 часов 19 ноября 1941 года в новой имперской канцелярии Гитлера открылось военное совещание. Обсуждалось положение на Восточном фронте. К 15 часам, когда был сделан перерыв для кофе, успели высказаться: начальник верховного командования вооруженных сил Вильгельм Кейтель, начальник штаба оперативного руководства верховного командования вооруженных сил Альфред Иодль, начальник генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер, командующий военно-морскими силами Эрих Редер.

Свои замечания сделали: преемник Гитлера на посту главы государства — командующий военно-воздушными силами и уполномоченный по четырехлетнему плану Герман Геринг, начальник партийной канцелярии и заместитель Гитлера по НСДАП Мартин Борман.

Присутствовали, но не выступали: глава СС Генрих Гиммлер, руководитель РСХА и рейхспротектор Богемии и Моравии Рейнгард Гейдрих, шеф абвера Вильгельм Канарис.

Разумеется, никто не выказал сожаления по поводу несостоявшегося парада германских войск на Красной площади Москвы в день 7 ноября. Об этом просто не говорили. Зато было много суждений о том, что Красная Армия измотана и возможность сколько-нибудь крупного наступления советских войск исключается.

После перерыва говорил Гитлер.

Было решено [56]:

операции в районе Москвы должны иметь целью полное уничтожение вражеских дивизий путем согласованных наступательных действий, а не фронтальное оттеснение противника;

осуществить наступление одним корпусом на Воронеж;

на севере — ликвидировать ладожскую группу русских;

итальянские соединения переподчинить 4-му армейскому корпусу.

Было констатировано положение в войсках:

в целом — укомплектованность частей ниже среднего уровня, в особенности танками;

не хватает горючего;

противник по численности не уступает германским войскам, однако вести наступление не способен;

17-я армия: измотана боями;

6-я армия: крайне измотана боями;

группа армий «Центр»: наступление приостановлено из-за трудностей в снабжении войск и неблагоприятной погоды;

2-я армия: войска утомлены, снабжение осуществляется лишь с большим трудом.

Было отмечено относительное благополучие в ряде пехотных и танковых соединений, которые продолжают наступление.

Оперативные замыслы и возможные цели на ближайшее время:

ликвидировать ладожскую группу противника, соединиться с финнами, удерживать фронт на рубеже Ленинград, Кронштадт;

достигнуть Дона и Волги, цель — Сталинград, Майкоп;

активизировать действия авиации — удары по железным дорогам на разрушение, удары по шоссейным дорогам.

Политический эффект кампании: то, что уже совершено в России, надо считать невиданным достижением. В результате потери важнейших источников сырья, в особенности угольного бассейна, военный потенциал русских значительно снизился и в военно-экономическом отношении они не смогут быстро стать на ноги.

На этом совещание было закрыто. По указанию Гитлера остались Геринг, Борман, Гиммлер, Кейтель, Гейдрих, Канарис.

— Передо мной документ, — Гитлер взял из папки лист бумаги. — В декабре на военные нужды потребуется девяносто пять тысяч тонн нефти. Имеется в виду Восточный фронт, юго-восток, Африка. И это количество горючего, как я полагаю, — только минимум. Мы же будем располагать лишь пятьюдесятью пятью тысячами тонн. Понимаете, что это означает, господа?

— Означает, что история повторяется, — раздраженно сказал Геринг. — Германию снова терзает топливный голод, тогда как ее противники захлебываются в избытке горючего.

— По моим сведениям, Россия даже сокращает добычу нефти, — вставил Канарис. — У них переполнены хранилища, особенно в Бакинском районе. Конечно, есть трудности с вывозом: перегружены железные дороги. Но главное — у них много нефти. Очень много!

Геринг встал, прошелся по комнате. Он все больше наливался гневом, поминутно трогал воротничок, врезавшийся в толстую шею. Все смотрели на него.

— Я всегда поражался образу мышления некоторых умников из ОКХ [57], — проговорил Геринг. — Только подумать, в первые же дни восточного похода были сожжены гигантские хранилища нефти в западных военных округах Советов! — Он вскинул кулаки. — Их сожгли, вместо того чтобы захватить целыми и невредимыми!

— Склады горючего бомбила авиация, которой командуете вы, рейхсмаршал, — сказал Кейтель.

— Вот как! От кого же поступали заявки на обработку целей? От кого, я спрашиваю? А, вы молчите!

Кейтель мог бы ответить: в качестве основополагающей идеи варианта «Барбаросса» была убежденность, что восточный поход продлится лишь несколько месяцев. На этом строились все расчеты, расчет расхода горючего — тоже. И эти выкладки были утверждены фюрером при полном согласии «второго человека в государстве» — Геринга.

Но он молчал. Иначе вынужден был бы признать и другое: план «быстротечной военной операции» от начала и до конца был составлен именно им, начальником верховного командования вооруженных сил Вильгельмом Кейтелем.

— Мой фюрер, — сказал Геринг, возвращаясь на место. — Я раздобуду вам эти недостающие сорок тысяч тонн нефти, можете не сомневаться. Выдавлю их из Румынии, даже если бы пришлось положить под пресс самого Антонеску! Но я хочу знать: как долго мы будем топтаться в центральных областях России, дрожать над каждой тонной бензина, остающегося в наших хранилищах? Я знаком с документом, который вы держите сейчас в руках. Там в конце сказано: Германия и оккупированные области могут израсходовать в декабре на невоенные нужды только двенадцать тысяч тонн горючего. Это мало, очень мало. Страна и подвластные территории проведут плохую зиму. Так пусть это будет наша последняя плохая зима!

— О чем вы, рейхсмаршал? — сказал Гитлер. — Говорите точнее.

— Мы, Герман Геринг и я, имеем в виду Кавказ, — сказал Гиммлер, — захват Кавказа с его нефтяными источниками как первоочередную цель на будущий год.

Гитлер взглянул на Геринга.

— Да, — подтвердил тот, — захват Кавказа уже в первой трети тысяча девятьсот сорок второго года. Все кровно заинтересованы в этом, и в первую очередь авиация и танковые войска, мой фюрер. Пусть это свершится — и тогда сам Господь Бог не спасет Англию!

— Я думаю и об Америке, — сказал Гитлер. — Она тоже не должна уйти от возмездия. Могу открыть секрет: со дня на день следует ожидать нападения Японии на тихоокеанский флот янки. Тогда придет конец нетерпимому положению, когда американские корабли доставляют Англии самолеты, орудия, танки, нефть, а командиры наших подводных лодок глядят в перископы и скрежещут зубами от злости, пропуская столь заманчивые цели… Таким образом, ближайшая перспектива — война и против Америки. Война, которая будет пожирать вдвое-втрое больше горючего, чем сейчас. Да, Кавказ — паша главная цель будущего года, вы целиком правы, мой дорогой Геринг.

Гитлер прошел к столику, где стоял сифон, нацедил воды в стакан, выпил.

— Вы сказали, Россия сокращает добычу горючего? — Он взглянул на Канариса. — Очень хорошо, если так. Продолжайте взрывать нефтепроводы, уничтожать танкеры и железнодорожные наливные составы. Действуя таким образом, мы убиваем двух зайцев. Противник лишается горючего — это первое. В недрах нефтяных полей останется больше богатств для того времени, когда на Кавказ придем мы, — это второе.

— Понял, мой фюрер. Все будет исполнено. — Канарис встал, скосил глаза на Гейдриха: — Но возникает одна опасность… Абвер приступил к широким операциям, цель которых — облегчить захват Кавказа германскими войсками. Имеется в виду создание специальных групп — они будут заброшены в этот район, организуют диверсии, а главное — подготовят антибольшевистское подполье. Цель — вооруженные выступления против режима, даже восстания, когда немецкие войска будут на подходе к Кавказу.

— Одна из групп — та, что имеет кодовое название «Тамара»? Речь идет о ней?

— Да, мой фюрер. Но «Тамара» — лишь первая из этих групп. Будут и другие, главным образом для Азербайджана.

— В чем же вы видите опасность, господин Канарис?

— Она в том, что наши войска могут застать на Кавказе пепелища.

— Не понимаю…

— Здесь было высказано сожаление по поводу… ошибки, в результате которой оказались уничтоженными крупные запасы горючего в западных районах Советов. И я подумал: вдруг все повторится? Нефть — это нефть. Несколько необдуманных акций на нефтепромыслах или очистительных заводах — и есть риск, что огонь охватит весь Апшеронский полуостров…

Гитлер понял, на что намекал Канарис, взглянул на Генриха Гиммлера.

— Такой опасности нет, — сказал Гиммлер. — Я хорошо изучил этот район. Нефтепромыслы разбросаны на большой территории, вывод из строя одного не отразится на работе другого. Что касается нефтеочистительных заводов или хранилищ горючего, то и здесь, я убежден, взрыв одного из них не приведет к уничтожению прочих объектов.

— Не стану спорить. — Канарис помедлил. — Но все же боюсь, что, поступив так, мы будем бить в один барабан с русскими. — Он снова сделал паузу. — По некоторым данным, противник сам готовит уничтожение нефтяной промышленности Кавказа.

— Своей нефтяной промышленности? — переспросил Гитлер, поднявшись с кресла. — Я не ослышался?

— Нет, мой фюрер.

— Откуда такие данные?

— В районе населенного пункта Ефремово танковая армия Гудериана отбросила врага и взяла пленных. Среди них оказался некий сержант. Им заинтересовались, когда выяснилось, что он житель Баку и только на днях прибыл оттуда на фронт: абвер-офицеры имеют на этот счет особые инструкции… Установлено, что пленный работал на одном из нефтепромыслов. Он утверждает, что поступил секретный приказ подготовить к уничтожению все действующие нефтяные скважины.

— Каким образом? — Гитлер подошел к Канарису. — В скважины закладывают взрывчатку? Но это чушь!

— Этот человек был оператором нефтедобывающей бригады. Он показал: у вышек складывают в кучи комья затвердевшего бетона. Достаточно сбросить в ствол скважины десяток таких «бомб» — и она потеряна. Я консультировался у специалистов. Они подтвердили, что так может быть.

— А заводы?

— По ним у меня еще нет сведений. Абвер продолжает поиски среди пленных. Данные будут, мой фюрер.

— Где этот пленный?

— На пути в Берлин. Я затребовал его, чтобы лично допросить.

— Очень правильно: все это может быть дезинформацией. — Гитлер обернулся к руководителю СС: — Видите, как поворачивается дело?

— Люди СД в Бакинском нефтяном районе подготовили серию диверсий, но не приступили к ним, потому что еще не пришло время, — сказал Гиммлер. — Мы планируем устроить ад в топливном тылу большевиков, когда германские армии будут штурмовать Кавказ — не раньше.

— Прикажите вашей агентуре в этом районе проверить то, что мы сейчас узнали от главы абвера. Как можно быстрее, рейхсфюрер! До окончания проверки — никаких акций. — Гитлер посмотрел на Геринга. — Это относится и к авиации. Бомбите, взрывайте нефть на путях вывоза. Не трогайте промыслы и заводы!

— Понял, — сказал Геринг. — Теперь я хотел бы внести ясность в одно дело. Рейхсфюрер упомянул об агентуре СД в Баку. Что это за люди?

Гиммлер переглянулся с Гейдрихом, как бы приглашая его ответить.

— У нас там несколько диверсионно-разведывательных групп, — сказал Гейдрих.

— Так я и думал. Мы никак не избавимся от старой болезни — действовать параллельно. Абвер организует широкие операции по разложению и диверсиям на Кавказе. СД влезает в эту игру. Недостает только, чтобы свои собственные группы в этом районе создала еще и криминальная полиция. У русских есть хорошая пословица: когда много нянек, ребенок остается без присмотра.

— Что же вы предлагаете? — сказал Гитлер.

— Возглавлять работу против Кавказа должен кто-то один. Господин адмирал, согласны вы передать в СД ваши подразделения, и в первую очередь группу «Тамара»?

— Нет! — резко сказал Канарис.

— Ну, а вы, рейхсфюрер Гиммлер? Разделяете вы ту точку зрения, что все должно быть сосредоточено под одним командованием?

— Мысль верная, — ответил Гиммлер. И прибавил, стараясь, чтобы голос звучал возможно искреннее: — Мы сделаем все, как надо, если эту работу поручат СД… Как вы на это смотрите, обергруппенфюрер Гейдрих?

— Целиком согласен.

— А я против, — вдруг сказал Геринг. — К сожалению, пока СД ничего не может противопоставить такой мощной силе, как «Бранденбург-800». Господин Канарис располагает большими возможностями. Таким образом, Кавказ следует целиком поручить заботам абвера.

— Я возражаю! — воскликнул Гиммлер. — Мы затратили почти два года на подготовку этих групп. Ими руководит специально созданное отделение в шестом управлении. Система отлажена, действует хорошо.

— Вот и передайте все это абверу — группы и ваше специальное отделение. Кто, кстати, его возглавляет?

— Один из лучших работников — штандартенфюрер Теодор Тилле.

— Я знаю этого офицера, — сказал Гитлер, обращаясь к Канарису. — Вы будете довольны им.

— Так уже все решено, мой фюрер?! — воскликнул Гиммлер.

— Вопрос исчерпан, — сказал Геринг. — Фюрер устал, да и нам пора обедать.

— Господа, — сказал Гитлер, когда все поднялись с мест. — Господа, приглашаю вас поздравить главу абвера. С сегодняшнего дня он — полный адмирал.