Человек войны Негривода Андрей
– Вот и слушай теперь. Ведь это ты мне позвонил. Слушаешь?
– Слушаю, слушаю...
– Дурак ты! Тебе не слушать надо, а возвращаться.
– Теперь уже не могу. Поздно!
– Знаю! У тебя сын родился.
Сердце в груди Андрея ухнуло куда-то вниз, к коленям.
– Что молчишь?
– Родился... Четыре с половиной месяца назад. Максимом назвал. Он очень славный!
– Я знаю, Андрюша. Я видела его фотографии, – грустно проговорила она. – Но ведь у нас с тобой тоже мог бы быть сын... Или дочь... Родился же у Ирины Богдан...[45]
– Слушай, Танюха! Ты откуда все это знаешь? – Он был в нокауте. Давно женщина не отвешивала ему таких оплеух.
– От верблюда. И уже давно...
– Ну, хорошо. Давай, вываливай все, что знаешь.
– Не боишься? Ведь пропадешь потом надолго, а может, и навсегда... Я тогда себе не прощу!
– Не пропаду! Мое слово знаешь.
– Хорошо. Слушай тогда. Ты, когда в этот свой Израиль уехал – я места себе не находила. Ты ведь столько лет ко мне ходил. Не нужна тебе была твоя жена! Ты был мой. Потому что я ничего от тебя не требовала. Когда хотел – приходил, когда хотел – уходил. Мы ничего друг другу не обещали, а это оказалось сильнее всяких там клятв. Правда, ей я очень завидовала – ты женился потому, что она забеременела. Рыцарь! Джентльмен! А я, сколько ни старалась, так и не смогла... За столько лет – ни разу не угадала, дура! Ну вот. А потом что-то у тебя произошло, и вы уехали, срочно как-то, с бухты-барахты. Как будто убегали от кого-то. Ну, я к Игорю приехала как-то и давай его пытать.
– И что?
– Успокойся. Этот сфинкс мне толком ничего не сказал. Дал адрес вашей боевой подруги в Николаеве, мол, женщины всегда найдут общий язык. Вот мы и нашли. А потом мы с Иришкой в Москву ездили к той медсестричке из госпиталя. Помнишь ее?
– Ольга?!
– Помнишь! Да, Ольга! Так вот, Андрюшенька, мы лучшие подруги. Ездим друг к другу в гости. Проблемы наши женские сообща решаем. Богдана воспитываем втроем. Он иногда у меня гостит, иногда у Оли в Москве... А знаешь почему так? Потому что делить нам нечего, точнее, некого. Далеко ты. Очень... Мы тут. Как три бывшие жены. Хотя уверена, что если бы ты вернулся, то эта дружба развалилась бы, в тот же день. Вот такие дела... Сидят три молодые, красивые, чего и скрывать – сам знаешь, бабы и ждут своего Андрея. И гадают – к которой он придет в первую очередь. Хорошо хоть Богданчик есть, один на троих...
– Бог ты мой! Вы там все с ума посходили?!
– Нет, Андрюша, просто собрались три несчастные бабы, которые любят одного мужика. А он не любит никого, и себя в том числе – он одинокий волк.
– Во узлы-то заплелись! – Он был убит новостью наповал.
– А скажи честно, только пообещай, что честно! Обещаешь?!
– Постараюсь. Я ведь тебе не врал никогда. Хотя и всей правды не говорил...
– Ты ее любишь? Ну, мать твоего Максима.
– Не знаю, Синичка, и это – честно! Все очень сложно... Я хотел сына, она его родила... А вот с ней самой... Не знаю!
– Не умеешь ты любить, Андрюша. Потому и живешь один – не нужен тебе никто. И тебя нужно принимать именно таким: надежным, но независимым.
– Это не так! Я люблю своего сынишку, я люблю свою дочь, родителей!
– Как же ты не поймешь, что это – другое?! Приезжай! Я докажу тебе, что и женщина не только «друг человека», а и человек, который может быть полезен и нужен, даже такому, как ты!
– Ага! И рассорить своим приездом трех лучших подруг?
– Это не твоя забота. Мы бы уж как-нибудь разобрались между собой, по-женски.
– Ладно, Синичка. Время заканчивается. Извини.
– Так ты приедешь?
– Во всяком случае – я очень хочу приехать. Не все от меня зависит. Но то, что я вернусь когда-нибудь – это определенно! Не могу я здесь больше! Задыхаюсь!
– А знаешь что? Я пришлю тебе фотографию. Мы летом втроем отдыхали. Иришка и Ольга у меня целый месяц гостили. На пляж ходили... Мужики проходу не давали – мы ведь красивые, блин!
– Я буду ждать эту фотографию, Синичка! Кому скажешь – не поверят... Вы, все вместе...
– А и не говори никому, лучше на стену повесь. Ну, все! Звони, Андрюшенька, – мне приятно слышать твой голос. Только не раз в полгода. Хорошо? Ну, хоть раз в месяц.
– Хорошо. Буду звонить. Ну, все? Пока, птичка Синичка!
– До свидания, Андрюша. Пока!
Андрей повесил трубку и еще долго стоял возле телефона, приходя в себя. Его мысли были далеко от Израиля, а в голове звучал куплет запомнившейся с детства песни:
- ...Зачеркнуть бы всю жизнь
- Да с начала начать.
- Полететь к ненаглядной
- Певунье своей.
- Да вот только узнает ли
- Родина-мать
- Одного из пропащих
- Своих сыновей...
...Нет, ничего изменить было нельзя. Жизнь сложилась так, как сложилась и... На Востоке говорят: «Невозможно дважды войти в одну реку...»
А потерянного, и особенно потерянных, за эти годы людей было не вернуть! Их оставалось только помнить...
1 апреля 2003 г. Барс[46]
...Весна в этом году в Израиле выдалась очень поздняя. Было очень непривычно то, что дожди шли практически пять месяцев. Но вот наконец-то пришла настоящая весна. Андрей так и работал ночным охранником, чтобы днем была возможность погулять с маленьким Максимом. Охранник! Смешно. Отсидеть 16 часов в будочке на территории никому не нужного заводишка. Работа для дедушек-пенсионеров. СТОРОЖ – это было бы точнее. Но за нее, за эту работу, платили довольно сносно, вот он и отсиживал ночи в будке, пес – он и есть пес, даже если он бойцовой породы, но давно пенсионер... Он все так же проводил ночи наедине со своими воспоминаниями, а утром прибегал к своему сынишке, хватал его, коляску и бежал на улицу, чтобы дать ему надышаться свежим воздухом...
– ...Пойдем гулять, Максюшка?
– Угу-у-у. Кхи-и-и! – Пятимесячный Максим улыбался Андрею во всю мордаху. Он всегда радовался Андрею. Сын все же!
– Ну, пойдем, пойдем!
Малыш, удобно усевшись на руках своего отца и засунув в рот палец – вот-вот должен был появиться первый зуб, приготовился познавать свой, пока еще не очень большой мир.
– А знаешь, сегодня праздник – День юмора. Слышишь меня? Сы-ын! – Андрей поцеловал нежную, пухлую щеку Максима. – Хочешь, расскажу тебе что-нибудь не очень грустное из моей жизни?
– А-и-и, кхи-и-и! – прощебетал маленький человечек.
– Ну, хорошо! Пойдем посидим с тобой в теньке на лавочке. – Андрей устраивался на скамейке и попутно обращал внимание на брошенные на них прохожими взгляды какого-то умиления. Он не удивлялся, ведь его сын был удивительно крепок и красив, со своими лисьими глазами и пшеничными кудряшками, для своих пяти месяцев от роду. – Я тебе расскажу про большую горную кошку. Ее называют барс. Ну, вот. А дело было так!..
Июнь 1990 г.
...Прошло всего пару недель с того момента, когда Филин вернулся в отряд из своего внепланового, после ранения, отпуска. Вернулся, женившись, но в душе его ничего не происходило. Ну не чувствовал Андрей изменения своего статуса холостяка на статус семейного теперь уже человека. Все было так же, как и всегда. В общем, по-будничному, ничего выдающегося. В душе был полный вакуум... Друзья стали было поначалу поздравлять своего командира, но, увидев в его глазах непонимание происходящего вокруг себя ажиотажа, очень скоро отвязались. Ну не хочет Филин разделить свою «радость», значит, ему виднее. А какую радость? В его жизни, в его душе ничего не изменилось, только добавился еще один документ: «Свидетельство о браке» ...
В один из июньских дней Батя вызвал Филина к себе:
– Давай проходи, садись, капитан! Как здоровье? Отдохнул дома-то?
– Все в порядке, Батя, отдохнул и готов к службе.
– Так уж и готов?
– Так точно! – Филин понимал, что за личиной простака скрывалось новое задание. Неспроста были эти вопросы – полковник серьезный, наделенный властью военный, никогда не стал бы попусту трепаться. Значит, скоро в путь-дорожку, а это все так – прелюдия перед серьезным разговором...
– Вот и ладушки! Есть работа, сынок.
– Группа готова!
– Тут такое дело... – Полковник замялся слегка. – Тебе придется вернуться почти туда же, где вы с Бекмурзой разбирались. На Памир, короче...
Андрей поморщился непроизвольно – очень уж не красочные у него остались воспоминания от последней операции. Болезненные воспоминания. С несколькими отметинами на шкуре... Да и женитьба его была хоть и не прямым, но все же следствием пережитого.
– Знаю, знаю, Андрей, – произнес Батя, глядя ему в глаза. – Но такова наша с тобой служба. Сами себе судьбу выбирали, а потому обязаны плевать на терзания душевные, да и телесные – мы с тобой ОФИЦЕРЫ. Ты не беспокойся, я же все понимаю – это только горы у тебя будут те же, а так... От Ферганы километров 500 будет или что-то около того – это самая южная точка Таджикистана. Погранотряд. А цель твоя – погранзастава в районе города Ишкашим. Район очень тяжелый – Горный Бадахшан. Там сейчас вовсю лютует эта, как ее, таджикская оппозиция. Мать их!.. Неспокойно там сейчас, очень, да и когда еще будет... Афган – рукой подать. Старый знакомый генерал Дустум туда-сюда шастает через границу. Ну, не лично, конечно же, – его эмиссары. Короче, спать на завалинке не дают, но дело не в этом. Там есть кому воевать – пацаны-погранцы дают копоти. У тебя задание будет необычное... Если честно, я, когда про суть узнал, послал лампасных на хер, но... Убедили-таки генералы. Не по нашему профилю задача, а потому не по душе она мне.
– Так в чем суть, Батя? – не выдержал Филин.
– Ладно, торопыга, слушай. На участке той заставы, о которой я тебе говорил, происходит что-то абсолютно загадочное, погранцы с ног сбились. А происходит вот что. Уже около месяца, каждую ночь с завидной систематичностью, у них идет сработка сигнализации. Первый раз до 24.00 и второй раз, ближе к утру, в районе 5.00. Два раза за ночь нарушение границы! И ни нападений тебе вооруженных, ни следов никаких. Да и какие там следы на скалах-то, в высокогорье? Они уже и посты передвижные ставили, и еще кое-что по специфике службы. Ноль! Вот и попросили помощи.
– А мы-то здесь при чем? У них что, своих «спецов» не хватает?
– Может, и хватает, Филин, но приказ получили мы, а значит – обязаны выполнять. Хотя, если честно, отбивался я руками и ногами. Вот такие пироги. С вишнями...
– Когда отбывать?
– Завтра. Да, и еще. Считаю, что всю группу тащить туда – смысла нет. Возьмешь с собой троих – и вперед. Ясно? А здесь, буде понадобится группа Филина, с пацанвой Медведь останется...
– Ясно.
– Так кого берешь себе в помощь?
– Бай, Змей, Брат.
– Понимаю. Умно. И хитро! Бай – это вторая «СВД» плюс местный житель – знание обычаев, проводник. Змей – виртуоз-пулеметчик. Брат – холодное оружие, рукопашка – мастер ближнего боя. Хитро! А ты не страхуешься, часом? – Батя прищурил глаза.
– Есть немного. А как не страховаться, если погранцы толком ничего не знают, а вы всю группу не даете?
– Ладно, не оправдывайся, я же не спорю. Тебе лететь – тебе и виднее должно быть...
...12 июня транспортный «Ил» взял курс на Душанбе, унося в своем чреве Филина, Бая, Змея и Брата. Приказ от Бати был однозначным – только разведка! Результаты доложить пограничникам. И ни в коем случае не ввязываться в бой!!! Ну, разве что можно будет решить проблему одним выстрелом из «СВД».
До Хорога, где разместился штаб погранотряда, из Душанбе добрались на штабном «Ми-8», а уж до Ишкашима и дальше, до заставы, тряслись на «козле».
«...Вот же жизнь! – думал Филин, глядя на горные отроги. – Несколько месяцев назад чуть было не похоронили меня в этом Памире. Думал, в жизни больше не полезу в эти долбаные горы, и вот тебе подарочек. Да еще и не группой, а вчетвером. Судьба!..»
Горы цвели. Море зелени и цветов. Да, Памир – одно из красивейших мест, особенно летом, когда природа оживает после зимней спячки. А воздух?! Он был настолько чист, что, надышавшись, Филин чувствовал какое-то опьянение, легкое и приятное. Здоровье витало в воздухе килограммами...
Командир погранзаставы, бравый вояка, капитан, на кителе которого виднелись планки нескольких боевых наград, встретил ребят радушно, как старых друзей.
– Ну, наконец-то спецы прибыли! А то мы тут умаялись уже совсем! – произнес он и, козырнув, представился: – Командир 112-й погранзаставы капитан Груздь!
– Груздь? – переспросил удивленно Филин.
– Точно! И позывной Гриб, – улыбнулся капитан-пограничник.
– Капитан Проценко, командир РДГ[47]специального назначения, – представился Андрей. – Можно Филин.
Пограничник подошел к Андрею, протягивая для рукопожатия свою крепкую сухую ладонь:
– Сергей.
– Андрей, – ответил Филин.
– Ну, пошли, что ли? – кивнул Груздь в сторону казармы.
Ребята подхватили свои лежавшие на асфальте у КПП РД и последовали за хозяином заставы.
– Ну что, «гринпись»[48] , рассказывай, за каким вялым перцем мы приперлись сюда из Москвы?
– Да-а!.. Тут что-то происходит такое, что в штабе погранокруга, я уже не говорю про отряд, все на ушах стоят. Не было такого здесь никогда, а я уже третий год рулю на этой заставе.
– Ну-ну!
– По два нарушения за ночь!.. И на одном и том же участке. Что уже только не делали, хотя особенного тут ничего не придумать, место – одни скалы и Пяндж внизу, он здесь еще узкий – так, речечка. То ли лезут на перевал Койтезек, то ли еще что, непонятно, короче. Шастает кто-то через границу, падла, а поймать не можем. Да и солдатики мои... Призыв прошел совсем недавно – две трети личного состава зеленые салаги, «гринписи» – опыта никакого. А у нас здесь обстановка та еще, сам понимаешь... «Душки», высокогорье... Вот и попросили помощи через наших лампасных, короче.
– Понятно, что ничего не понятно. Ладно, разберемся на месте. Покажи-ка район, и мы будем отчаливать.
– Что, сразу? А адаптация?!
– Обойдемся. Мы только пару месяцев как отсюда... В общем, мы уходим на «лежку», на неделю. Если за это время ничего не найдем, тогда будем думать дальше, что делать...
– На неделю?! А жратва? А...
– И скажи своим архаровцам, чтобы нам жопы не поотстреливали – мы выходить на встречу не будем. Кто его знает, а вдруг с той стороны смотрят за движениями твоих дозоров? Так что, даже если кто мне на спину наступит, чтоб виду не подавали. You understand me, Серж?
– На неделю?.. И так, спокойно... Начинаю верить, что ваши яйца крутые... Хотя и мы не всмятку... Ладно, Филин, я все понял, – протянул Груздь.
К вечеру ребята Филина вышли на боевую работу...
В эту первую ночь они так ничего и не обнаружили, хотя, как и раньше, нарушение границы было.
«...Печенкой чую, что это какой-то козлище горный к нашим таджикским сернам на потрахаться бегает – мало ему своих, афганских. Человека-то точно уже засекли бы – спецура пограничная тоже щи не лаптем хавает, а так...»
На следующую ночь Филин сменил место засады. Он, осматривая днем в бинокль окрестные кряжи, обнаружил некое подобие звериной тропы и решил проверить свою догадку.
...Эх, и красотища же была кругом!!! Правда, ночью было немного прохладно, и у Андрея ныли едва-едва затянувшиеся свежие раны, но это была ерунда. Он, в общем-то, большой романтик, освободившись от своей вахты наблюдения, лежал на спине и смотрел в небо, а оно было вот тут, совсем рядом. А эти звезды?! Такие крупные и близкие здесь, на Памире, что, казалось, их можно достать рукой и набрать полную пазуху...
– Есть движение, – тихо произнес Брат. Время на «Командирских» Филина: 23.20.
Андрей взял прибор ночного видения и посмотрел туда, куда указывал Брат.
«...Мать твою! – восхищенно подумал. – Вот это зверь! А красавец-то какой! Бля! А ведь я прав оказался – не „духи“, а что толку, стрелять-то его нельзя!..»
В ста метрах от «лежки» через пока еще не бурный и не широкий в этих местах Пяндж медленно, по-звериному осторожно, перебирался на таджикскую сторону снежный барс – самая большая и самая красивая кошка. Кошка? Хороша мурлыка в три с лишним метра в длину да с клыками, словно карандаши.
Зверь был хорош и красив. Это был уже взрослый самец – от кончика носа до кончика хвоста метра четыре, никак не меньше. Большой, крепкий, сильный. От него так и веяло первобытной мощью. Но все же кошка есть кошка – не любят они воду. Барс, отряхивая после каждого шага лапы, медленно перебрался через реку и в несколько прыжков исчез на звериной тропе. Ребята смотрели друг на друга в смятении.
– Гриб, ответь Филину, – прошептал Андрей в микрофон рации.
– Гриб на приеме, – ответил пограничник.
– Есть сработка?
– Есть, бля! Забодало уже все!
– Видел нарушителя.
– Так что ж ты молчишь, твою мать!
– Послушай. Тут дело-то непростое. Это огромный снежный барс... В нем 300 кило, не меньше!
– Час от часу не легче! И че теперь делать?
– Давай-ка ты связывайся с отрядом, с округом, с чертом-дьяволом, с кем хочешь, короче. Этого котяру живьем нам не взять – всех порвет. И стрелять его тоже нельзя – он в Красной книге, этих барсов всего-то штук 150—200 осталось. Понял, кэп?! Его международные законы охраняют! Короче, пусть большие лампасные дяди решают, что с ним делать. Все, конец связи!
...Ближе к утру ребята увидели своего барса, несущего в зубах какую-то добычу на свою, афганскую сторону. Диалектика жизни – война в Афганистане заставила уйти многое зверье на север, в Горный Бадахшан, а барс почему-то остался. И вот теперь он ходил на охоту, нарушая раз за разом границу. Наверное, где-то там, в Гиндукуше, его ждала такая же красавица подруга с котятами, и ему было плевать, откуда носить добычу, – главное семья...
К вечеру следующего дня прошел ответ из Душанбе: «Нарушителя» было приказано застрелить...
Страховались генералы, и плевать им на все Книги, вместе взятые: хоть Красные, хоть Желтые, хоть в крапинку и полоску по краям – свои лампасы ближе к телу. Или, как говаривал Медведь при случае: «Свой тампакс в п... глубже...»
...Скрепя сердце Филин выполнил приказ. А вот Бай стрелять отказался – он здесь жил, любил эти горы и их жителей лохматых. «Это не „дух“ – не могу, Андрей, пойми!..» – сказал тогда Алишер. А когда красавец зверь уткнулся мордой в камни после выстрела Филина, он плакал. Искренне и горько...
Этого барса можно было бы, конечно, изловить, но на это требовалось время и настоящие специалисты-охотники, а командование требовало результата немедленно – Андрею тогда просто не оставили выбора...
– Вот такая история, сынок, – сказал Андрей своему Максимке. – Не очень-то веселая, но и не страшная. Жаль, конечно, было того барса – красавец был, что и говорить. Но я был в армии, и у меня был приказ... Вот такие дела. А папке твоему тогда за этого кота медаль дали: «За отличие в охране государственной границы СССР». Смешно?
– Акхи-и-и, кхи-и! – Малыш улыбался своими хитрыми глазами, с вдохновением сосал палец и пускал слюни. – Э-э-э! И-и-икх!
– Ну, идем, Максюх Андреич, домой – тебе кушать пора и спать. Обеденный сон в твоем возрасте – это здоровье! А оно для тебя сейчас самое важное! – поднимаясь с лавочки, произнес Андрей...
...Проходили дни, недели, месяцы...
Максимка креп, а Андрея медленно, но уверенно пожирала тоска... Он тихо тосковал за своей Одессой и тихо тосковал по армии, понимая, что больше туда уже не вернется никогда.
«...Все! Отбегался ты, „трижды капитан“ и „дважды пенсионер“! Тебе, Андрюха, уже тридцать пять, и у тебя есть дети! Маська – двенадцатилетняя невеста, которую ты фактически потерял уже для себя. И Максимка – надежда моя. Их надо на ноги ставить! Да и не хочется что-то окочуриться где-нибудь на краю света, непонятно за что, от пули какого-нибудь черномазого революционера – отгорели костры в заднице...»
Но...
Он все чаще и чаще вспоминал своих боевых друзей. По Отряду, по Легиону... И в одну такую ночь, когда в будке охранника ему стало что-то уж совсем тошно, когда снаружи дождь лил как из ведра, Андрей достал большую тетрадь, ручку и...
На первой странице родились самые первые строчки:
«Посвящается тем, кто выбрал своей судьбой профессию солдата... Бойцам отрядов специального назначения ГРУ посвящается...»
А чуть-чуть ниже было написано и название:
«Филин – ночной хищник.
(Исповедь одинокого пса войны)»
Все началось само собой. Казалось, что шариковая ручка в его пальцах живет собственной жизнью.
«...Все фамилии реальных участников событий заменены, так же как и некоторые даты, дабы не смущать невольных свидетелей и не вызывать ненужные ассоциации...»
Он даже почти не думал! Он просто переносился в своей памяти туда, на несколько лет назад, и просто вспоминал. А когда «возвращался» обратно, уже под утро, то обнаруживал перед собой на маленьком столике десятки исписанных страниц.
«...Прожектора. Почему они зажгли прожектора? Да и откуда у „духов“ такие мощные прожектора в горах? Нужно отвернуться и переждать несколько секунд, тогда ослепленными глазами можно будет увидеть хоть что-нибудь, иначе смерть...»
С той ночи начался какой-то совершенно новый для него и пока неизведанный и непонятный этап жизни. Андрей не надеялся и даже не думал о том, что хоть когда-нибудь эта его писанина увидит свет, но... Ему страстно захотелось это делать. Почему? Да кто его знает, почему? То было тайной даже для него самого... И «мемуарами» то, что он писал, тоже назвать было нельзя. Скорее – «домашний психиатр» ... А может, его деятельной натуре попросту претило бездумное просиживание штанов в будке сторожа.
Как бы там ни было, но теперь он нашел для себя занятие, которое не мешало работе и хоть как-то лечило его хроническую ностальгию.
Теперь он знал, чем будет заниматься на сутки, да что там, на годы вперед! А пока... В 10 утра он мчался на своем велосипеде домой, в 11 забирал Максимку на прогулку, в 2 часа дня ложился спать, к 6 вечера прилетал на работу, и...
Вспоминал и писал, писал и вспоминал, писал и радовался, что память не подводит его сейчас... Писал ночи напролет...
Его «Филин...» родился через два с половиной месяца, 4 мая 2003 года...
И Андрей, недолго думая, попросил знакомых, чтобы ему распечатали всю эту писанину, да и отправил ее бандеролью в Одессу. Своему старинному другу и бессменному «замку» в Отряде, «старшему прапорщику запаса» Игорешке Барзову.
А сам...
Нет!.. Теперь он уже не мог остановиться! Да и не хотел! Он стал писать дальше, следующую «книгу», хотя... Какая там книга! Сам про себя он называл свое «творчество» просто и незатейливо – опупея...
Он делал то, что, как ему казалось, было нужно людям...
4 июня 2003 г. Израиль
И опять РДГ вместе...
– ...Привет, братишка! – проговорил Андрей сокровенную фразу, их давнишний, не менявшийся уже много лет «пароль». – Гамарджеба, бидже, гамарджеба, генацвале![49]
– А-х-ха!!! – отозвалась далеким телефонным эхом трубка. – Гамарджеба, батоно[50] , гамарджеба, дорогой! Каким ветром?!
– Попутным. Захотелось почему-то поздравить бывшего «старого» прапорщика, который мой друг, с днем рождения. Сам не знаю почему...
– Спасибо, командир! А я знал, что ты позвонишь!
– Какой я уже тебе на хрен командир, Игорек?!
– Не гавкай, Филин! Обижусь!
– Филины гавкать не умеют, братишка.
– Так то простые пернатые, а ты Филин другой породы.
– Ладно уж, другой... Тебе сколько же отвесило, Игорек, в этом году? – Андрей прекрасно знал возраст своего «замка». – Что-то я в годах запутался.
– Ага, запутался он! «Все, что было не со мной, помню, а что со мной, ну не помню ни фига...» Кому пиздеть собрался, мне, твоему «замку»?
– Ладно уж. Так сколько?
– Сорок два уже. Я, командир, уже не «старый», а старый бывший прапорщик.
– Да, бля! Идет время.
– А знаешь, почему сейчас такая тишина и нам никто не мешает говорить?
– И почему же?
– Да потому, что вся группа Филина, сидя за столом, замерла, слушая голос своего командира! – взорвалась телефонная трубка в руке Андрея многоголосым и таким родным хором. – А ты там, в своей Израиловке, ничего и не понял?
– Ну, и дуб же ты, командир, совсем нюх потерял! – проорал голос Бандеры.
– Растешь, Медведь. Уже и мелафон с громким матюгальником прикупил. – Теплая волна прокатила по душе Андрея.
– А то!
– Когда приедешь?! – раздался голос Индейца.
– Вали к нам, командир! – вторил ему Док.
– Че ты там забыл! Хапай сына – и к нам! – рвал глотку Сало.
– Стоп! – рявкнул по старой привычке Андрей. И гам прекратился, как и много лет назад, в одну секунду. – Сколько выпить успели?
– Две, командир! – четко доложил Игорь.
– Значит, на Наш тост я успел?
– Только-только налили.
– Так! Ждать меня! Я сейчас метнусь купить «папин йогурт» и перезвоню через пять минут. Ждать меня! Всем ясно?!
– Так точно!!! – рявкнула телефонная трубка.
Сбегать к ближайшему магазину и купить бутылку «Немировской с перцем» у Андрея заняло три минуты. И опять он набирал намертво отпечатавшийся в памяти телефонный номер. И опять телефонные гудки.
– Да! – прозвучало категорично в трубке.
– Это я!
– Рюмки ждут!
– Подняли! – Андрей лихорадочно наливал горькую в одноразовый пластиковый стаканчик.
– Скажи, командир!
– Пьем, братья, Наш, третий тост – за тех, кто уже не с нами... За тех, кто отдал самое ценное своей Родине... За наших Братьев, сложивших свои головы... За Тюленя, за Змея, за Джина, за мальчишек спецотряда «Сова» ... За всех, кого мы знали и не знали. За павших воинов!
Андрей наклонил свой стаканчик и пролил несколько капель «горькой» на землю, чтобы и те, за кого сейчас пили, могли присоединиться, потому что они всегда были рядом. И он знал, что то же самое сейчас сделали и все остальные – это был их негласный закон.
– А теперь налили по четвертой! – скомандовал в трубку Андрей, едва отдышавшись.
– Не частишь, Андрюха? – пророкотал голос Игоря.
– Я уже больше восьми лет не пил со своей группой, товарищ мой «замок»! Имею право?!
– Командир всегда прав! Если же он не прав – смотри пункт первый!
– Это было давно.
– А ничего не изменилось, Филин! Группа в сборе, командир хоть и в другой стране, но рядом. Командуй!
– Тогда так! Кто сегодня «разводящий»?
– Сержант запаса Парубец! – проговорила трубка.
– Ясно. Ничего не меняется... Да и кому, как не Доку контролировать процесс? Медицина на то и поставлена – следить за здоровьем. Миша, тару наполнил?
– Так точно!
– Тогда подняли! Четвертый тост «За них, за нас – за весь спецназ!».
– А за косоглазие противника, забыл?!
– ...И за косоглазие противника!!! – И опрокинул в рот добрую дозу.