Человек войны Негривода Андрей

...Из своей конуры в квартиру к Лине он так и не переехал, хоть и звала она его обратно жить вместе. Просто не хотел. Не хотел, потому что его затаившаяся память нет-нет да и напоминала о себе, и он уходил в себя на несколько дней, вспоминая Мари. Да и не было абсолютно никакого желания связывать себя с девушкой, к которой не питал никаких чувств. Ну, да! Она тоже была частичкой далекой Одессы. Ну, да! Жили год назад вместе. Да только... Не мог он забыть того, как она его предала, вышвырнув в чужой дом практически беспомощного, после нескольких операций. Нет, он не обижался и не злился на нее, а порой даже оправдывал в частых разговорах с Генкой.

– ...Слушай, Лысый. На хер оно тебе надо?! Вот скажи мне, тупому барану! Она же, сука, полгода доила тебя, как могла! Вот сколько ты домой приносил?

– Восемь тысяч... Иногда больше...

– Две штуки баксов!

– Ну... По тогдашнему курсу...

– И шо?!

Гена всегда распалялся не на шутку, когда заходил разговор об этом семействе. Дело в том, что Лина и младшая Генкина сестра Лера, Валерия то бишь, много лет, с детства в Одессе, были лучшими подругами. Они и по мальчикам начинали вместе ходить, и курить, и винишко по подъездам попивать... Ну, как это обычно бывает у подростковой молодежи тинейджерского возраста. Они дружили больше десяти лет, до того момента, пока семья Лины: она сама в возрасте двадцати трех лет, ее шестилетняя дочь и сорокалетняя мамаша – не приехала в Израиль. И опять же к Калюжным, к Генке и его «маме Рите»... А куда ж еще? Старые же подруги!.. А потом, через месяца полтора, Лина просто не впустила Риту к себе в квартиру, когда та пришла в гости и принесла каких-то там свежих котлет... Просто так, не впустила, мол, не хер тут делать. Вот Калюжные и Лера, которая жила в Одессе в том числе, на все это семейство и обиделись... Навсегда. А Андрей был между ними «миротворческим контингентом ООН», принимавшим на себя яростные нападки обеих сторон.

– А шо?

– Шо ты сумел собрать? Ты принес в ее дом двадцать пять штук баксов, Андрон! Ты тянул на своем горбу всю эту припиздэканную семью, а себе хоть что-то сумел отложить?

– Да ладно, Ген. Три бабы в доме. Каждую одеть надо. Русланке – учебники в школу...

– Ага! Ну, да! Лине с Эллой водочки. Да каждый день! Да не говна какого-нибудь, а хорошей, да подороже! Да пожрать послаще да повкуснее.

– Да оставь ты ее на хрен! Она мать-одиночка – ей же официально и работать-то нельзя. А мне че... Много надо, што ли?

– Ага! «Мать-одноночка»! А ты знаешь, шо она по этому статусу, ни хрена не делая, получает почти три тысячи!.. Да еще ей дают на съем хаты раз в полгода! И если прикинуть помесячно, то она от государства получает около штуки баксов! Я столько не зарабатываю, хотя маслаю сам знаешь как! И ты еще две штуки приносил! И на сигареты и пиво выпрашивал, мать твою! А когда из больнички вышел, она тебе не квартиру сняла, а комнату, блядина! И заплатила только за один месяц!

– Ген, тормози!

– У нее че, бабла мало? А золотишко на себя вешать? Вон, уже как виноградные грозди на ней свисают! А ведь они приехали два года назад с сотней долларов в кармане на троих! Голь беспросветная! Откуда бабки, Андрюха?! Она ж тебя выдоила, как последнего полудурка!

– Ну... Значит, так ей было надо тогда.

– А че ты, бля, эту суку защищаешь? Шо, опять стреляться будешь или, может, в петельку из-за нее полезешь? Или будешь пиздячить до усеру и все их распиздяйство оплачивать?

– Ну уж нет! – В этом Филин был тверд. – Жить я в этом доме больше не буду никогда – это точно! Да и не нужна она мне.

– А шо ж тогда она к тебе липнет? И домой после «Версаля» она идет не к себе, а к тебе. Шо, такая искусница на попялиться в постели?

Здесь Андрей всегда улыбался. Грустно улыбался.

– Коряга... Бывало намного лучше! Ты даже не представляешь на сколько, братишка!

– Так шо тогда, я не пойму?! Шо, классных телок мало?!

– Не в телках дело, Ген.

– А ты не заголубел, часом, дружище?

– Вот если бы это был не ты, а кто другой – уже глотнул бы все свои передние зубы!

– Но я – это я! Так шо ты мне скажешь?

– Лина – это мой крест.

– В смысле судьба?!

– В смысле – наказание господне. И искупление грехов.

– А вот этого твоего заворота я вообще не понял!

– Еще будет время, Геныч. Поймешь. А пока... Оставь ты эту мадемуазель на хрен! Я же сейчас с тобой общаюсь. Пойдем лучше, «Орелика» споем, а? Народу будет приятно послушать. Да и нам в настроение.

– «Орелика»? Че, опять на тебя накатило?

– Так. Маленько... Попеть хочется.

– Ну, идем. Карузо ты мой недоученный.

И они, полупьяные, выползали на сцену-помост, брали в правые руки микрофоны, потому что левые руки были заняты наполненными водкой рюмками, и... Пели!.. Так, словно больше никогда не придется этого сделать! Пели, как в последний раз! Пели не «на публику», а для самих себя. Каждый для своей души. И, самое странное, но именно этот музыкантско-охраннический дуэт имел бешеный успех у завсегдатаев бара.

С надрывом, охрипшим голосом, как умел, может, и не очень-то и хорошо и правильно, но Андрей пел от самой глубины души, а Генка... Он, наверное, чувствовал, что с Андреем происходит что-то неладное. Наверное... И, будучи от природы своей одесской насмешником, он все же не задевал своего друга «за живое». И понимал, наверное, что вот именно в такие моменты, с микрофоном в руке Андрей отпускал свою душу из клетки погулять на воле. И не мешал этому никогда – Филин пел эту песню один. Ну, или почти один...

Эта песня... Эта атмосфера тоскливого праздника... Все это... Все это хоть как-то заряжало Филина энергией и призрачной уверенностью в завтрашнем дне.

И, что самое удивительное, Андрею становилось легче и не так тоскливо и тошно. «Нам песня строить и жить помогает!» После таких вечеров Андрей возвращался к себе, зная, что как бы там ни было, но в этой чужой ему стране есть по крайней мере один человек, которому от него ничего не надо, который всегда будет рад их встрече и всегда даст ему «возможность» выгулять свою душу, «подержавшись» за микрофон.

...Но сидеть в своей конуре взаперти целыми днями и ждать вечера, чтобы пойти в бар, было опасно. И, чтобы не свихнуться, Андрей устроился на работу. На автомойку. За сущие копейки он целый день мыл машины. Нет, Андрей мог бы, конечно, найти себе и более пристойное занятие, но... Во-первых – он хотел убить в себе гордыню, мол, я достоин и лучшего, а во-вторых – такой тяжелой «трудотерапией» он лечил свои мозги. И, что самое удивительное, это помогало! Простые движения, простая цель, без выдумки и фантазии – бери пару ведер воды, бери тряпку и шампунь, и вперед, к победе коммунизма!

Хозяин этой мойки, «бизнесмен» Фима, был рад и счастлив, заполучив такого работника. А чем плохо? Пашет целый день, как вол, и глупых вопросов по поводу повышения зарплаты не задает. Поди, плохо?!

...Все как-то постепенно устоялось со временем само собой и вошло в обыденную, наезженную колею.

В 7.00 Андрей уже мыл первую машину, потом их с каждой минутой становилось больше и больше... И начинался «круговорот говна в природе», часов до шести вечера. Потом он дотаскивал свое уставшее, измочаленное тело до «дома» и подолгу стоял под упругими, прохладными струями душа. А в 20.00 он уже сидел за «музыкантским столиком» в баре ресторана «Версаль». Сюда он стал ходить с завидной постоянностью, каждый день, словно на работу, и в конце концов Феликс ее и предложил – теперь, кроме «банкетных дней» в пятницу – субботу, Андрей охранял еще и этот бар, но уже все остальные, будние дни... В этом был свой большой плюс – в конуре у Андрея не было холодильника, его попросту некуда было поставить, а поэтому он каждый день, возвращаясь с работы, задавал себе один и тот же вопрос: «Ну! И че мы седня жрать будем?» Теперь эта проблема решилась сама собой – здесь его и кормили, и зарплату платили исправно, каждый день, по окончании посиделок, часам к трем утра.

Андрей постепенно погружался в болото размеренности и уже ждал... Ждал, зная себя, что скоро «грянет гром», потому что по-другому просто и быть не могло! Потому что в его жизни никогда по-другому и не было. Потому что со временем ему начинал надоедать такой образ жизни лягушки, и он потихоньку, подспудно, порой и сам того не понимая, начинал выискивать причину или повод, чтобы «взорвать тишину». Постепенно он становился непримиримым к чужим, даже к самым мелким оплошностям...

Этот день для Андрея всегда, еще с детства, был особенным. Потому что только в Одессе всегда, при любой погоде и правительстве, отмечали День смеха – это было старой традицией, которую свято соблюдали все одесситы, в каком бы конце света они ни находились! Что-то витало в воздухе в этот день такое, что хотелось просто без причины, от души, посмеяться, отвлекшись от каждодневных проблем и забот. Просто забыться, вернувшись, хотя бы мысленно в Одессу своего детства...

– Ну, что, Дрюля? – У Генки сегодня было по-особенному приподнятое настроение. – Бамбарбия киргуду?

Это был их «пароль». Помните эту знаменитую фразу Никулина в фильме «Кавказская пленница», когда вся эта знаменитая троица пришла в ресторан «приглашать» Шурика поучаствовать в «кавказском свадебном обычае красть невесту»? Вот-вот!..

– Канэшна хачу, э! – ответил Андрей с горским акцентом.

Генка повернулся лицом к барной стойке и сказал бармену, прищелкнув пальцами:

– Э-э!.. Человек! Анисовой водочки, щучьи головы фаршированные и заячьи почки! Два раза!

– А по почкам два раза?! – улыбнулся Сергей.

– Это потом... – И Генка обратился к Андрею: – Вот так всегда! Как только захочешь праздника, так тебе его кто-нибудь добрый обязательно обломает! Ну, что, барменская душа, раз царской еды в этой забегаловке нет, тогда давай наш с Андрюхой комплект.

– Литруха «Немировской с перцем», кола и фисташки?

– И откуда только ты такой догадливый взялся? – включился в эту игру Андрей. – Только это... «С перцем» – это ты погорячился, Сержик! «Перцы» у нас свои есть, и всегда с собой.

– Так шо, ты его оттуда достань и себе оставь, ага? – улыбнулся Генка.

– А закусывать, когда пузырь прикончите, тоже своими будете?

– А шо, этим, шо в бутылке, можно закусывать?

– После литра на двоих можно и пробкой закусить!

– Добрейшей ты души человечище, Серега! – Андрей протянул через барную стойку руку. А мог бы и шашкой рубануть! – Дай я тебе за это клешню пожму!

– Идите уже в жопу, господа охранники и музыканты! И не загораживайте мне тут пейзаж! Щас вам девочки все на стол нарисуют!

– А счет на Фелу запиши! – хохотнул Гена и направился к столику.

– Ага! Ты шо, хочешь, чтобы он разрыв сердца получил?

– Главное, чтобы не разрыв перца! – внес свою лепту Андрей.

– Не, пацаны! Мне потом придется другого «хозяина» искать. Я лучше свои заплачу – дешевле выйдет!

– Уже договорились!

– Только я тогда в водочку «крысоморчика» пару капель добавлю, ага? Для остроты кайфа. Согласны?

– Вот так всегда, Андрюха! – Генка сокрушенно покачал головой. – Никогда «на шару» не бухнешь! А так хочется!

– Ниче! Будет и на нашей улице праздник. А сегодня деваться некуда – будем кушать на свои. Как и всегда.

– «Се ля ви», як ото кажуть хрянцузики, купаясь в мазутных водах Сены и Луары! – улыбнулся Генка и включил микрофон. – Дамы и те, кто заправляет майку в трусы! Сэры и сэрухи! Разрешите закончить наш вечер юмора! Попрошу очистить помещение и дать спокойно выпить труженикам микрофона и дубины! Музыканты и охранники тоже люди, и эти люди тоже иногда хотят выпить в спокойной обстановке!

– Так идите уже к нам! Петь потом будете!

– А морды щупать?

– Лучше петь!

– Опять петь. – Гена картинно развел руки. – А когда ж пить? Хоть бы кто рюмахой поделился, мать вашу за ногу! Я вам уже вещал у этот матюгальник, шо мы тоже люди и тоже хотим иметь праздник. Главное, шоб потом он нас не поимел.

На его «клавишах» тут же «нарисовали» две рюмки водки и соленый огурец на вилочке.

– О! Андрюха! А говорят, шо я не фокусник!

– Так Додик Коперфилд просто отдыхает, братка!

Они выпили, «похрустели» огурчиком, одним на двоих, и Гена шепнул Андрею на ухо:

– Ну, шо, Одесса, рубанем за Маму?

– А на раз! – тут же согласился Андрей.

– Дамы и те, кто с ними! – Генка уже завелся, и теперь остановить его мог, наверное, только атомный взрыв, да и то вряд ли. – Два еще не пьяных, а жаль, одессита приветствуют своих земляков и тех, кто не очень земляк тоже, у нашем скромном кабаке, который до сих пор почему-то называется не «Черное море», а какой-то там задрипаный «Версаль»! Отдыхайте, кушайте, слушаете, ешьте и пейте и не забывайте наливать скромным лабухам и охранникам у моем с Андрюхой лице!

Настроение у всех было «выше среднего», и вечер обещал быть веселым и приятным – в баре собиралось совсем немаленькое одесское поголовье Нетании. И все это «поголовье» пришло сегодня именно сюда, чтобы послушать родных одесских песен.

И не только послушать!

Половина нетанийских кабацких музыкантов были одесситами! Половина! Если не больше...

Но только один Феликс был в этом городе ресторатором-одесситом, который иногда и устраивал такие вечера «землячества». И еще Генка Калюжный, потомственный музыкант, который был в этом городе тем музыкальным Солнцем, вокруг которого вертелась вся эта музыкальная туска, каким в свое время был в Одессе его отец. Вся «кабацкая элита» всегда стремилась сюда! Ну и, понятное дело, что они, лабухи, искренне любящие свое дело, никогда не могли усидеть на месте, за своим столиком, когда звучали аккорды любимых песен. И всегда в такие вечера получался такой музыкальный «сейшн», что позавидовал бы любой «гала-концерт» – свои знаменитости были и в этой тусне, и лауреаты, и даже победители некогда серьезных музыкальных конкурсов!

Вот и сегодня, в са-амом начале вечера, просто на самой первой песне, к микрофону из-за своего столика выскочила Танюшка и запела томно-блядским голосом:

А дальше пел уже просто весь зал:

В общем... «Первое апреля» задался с самого начала. Было весело, дружно, сытно и пьяно.

– ...Привет! – Лина заявилась в бар около половины первого ночи. – Гуляем?

– Кто гуляет, кто работает, – ответил Андрей.

– Под водочку и я умею работать!

И тут же ему стало понятно, что девушка нарывается на скандал и пока просто не знает, как его устроить. Но... Это было всего лишь делом времени и техники – каждый человек профессионал в чем-то. Плохо было то, что ей всегда, по возможности, на такие «мероприятия» нужны были «зрители» – соседи, прохожие, друзья... А сегодня здесь для нее был просто рай! Она даже обернулась по сторонам, обозревая свою будущую «аудиторию», и совершенно подсознательно плотоядно улыбнулась.

– Сегодня праздник, Лина. Люди угощают. Мы работаем.

– Ага! – Она тут же сорвалась на крик. – Типа, когда я пиздячу, шо кобыла, и ношу этим чувырлам пожрать, то я не работаю! Это только ты, бля, мудильник трехфазный, тут работаешь, со своим припиздеканым дружком!

– Лина! – Хорошее настроение улетучилось в одну секунду. – Че те неймется поперек ночи? Тебя сейчас кто трогал? У людей праздник. Не порть вечер, пожалуйста!

– А може, я тоже хочу поприкалываться и попраздновать, а?!

– Ну так, а кто ж против? Сядь за столик. Пообщайся с людьми.

– Де ты тут людей видел?! – Она распалялась с каждой секундой все сильнее и сильнее, а Андрей не мог понять причины этой злости. – Здесь шо, есть с кем пить?! Все нетанийское говно в одном месте всплыло!

– Э-э! Подруга! Прикрой фонтан!