До свидания, Рим Пеллегрино Ники

– Но если я могу помешать, присматривать за ней…

Мама поставила чашку на стол, подошла и снова обняла меня. Я ощущала тепло ее тела, вдыхала ее мускусный запах и исходящий от волос легкий аромат вчерашних сигар.

– Мы твоя семья, а не она.

* * *

Казалось, сама вилла Бадольо была в трауре: картины сняли со стен, с каминных полок убрали сувениры, мебель закрыли чехлами. От виллы остался один скелет, но благодаря Пепе там хотя бы пахло домашним уютом. Запахи пищи наполняли коридоры и комнаты, и в них становилось уже не так мрачно. Приятно было сознавать, что на кухне варится соус из спелых помидоров и базилика, греется в оливковом масле чеснок, жарятся перцы, пока их кожура не начинает обугливаться и трескаться… Аппетита ни у кого не было, однако Пепе упрямо продолжал для нас готовить.

Бетти почти ничего не ела, как я ни упрашивала. Видя меня с тарелкой грибного ризотто или горячего бульона с пастой и бобами, она кривилась и отворачивалась, словно капризный ребенок. Каждый прием пищи превращался в сражение, и я уже со страхом слышала предвещавший его грохот кастрюль. Обычно я уговаривала Бетти до тех пор, пока она не соглашалась съесть хоть чуть-чуть, но у других не хватало на нее терпения. Когда Мария Кокоцца попыталась накормить Бетти запеченными в духовке макаронами, все кончилось битьем посуды и криками.

– Довольно! – в бешенстве кричала Мария. – Надо встать с постели, начать есть, заботиться о детях. Возьми себя в руки!

– Оставьте меня в покое! – Бетти зарылась лицом в подушку. – Уйдите!

Но Мария была упряма. Глядя, как я, стоя на четвереньках, собираю с пола осколки, она приказала:

– Сходите на кухню и принесите еще. Я заставлю ее есть, чего бы мне это ни стоило.

– Давайте лучше я сама попробую, когда синьора Ланца успокоится, – попросила я. – В таком состоянии она есть не будет.

– Я велела вам принести еще макарон, – отчеканила Мария. – Выполняйте и не спорьте.

Собрав разбросанную еду на поднос, я прикусила язык и послушно пошла на кухню.

Увидев, что случилось с его пастой, Пепе нахмурился.

– Бетти тут ни при чем, – поспешно сказала я. – Эта женщина не слушает никаких советов и кричит на Бетти, а так с ней нельзя.

Пепе достал из теплой духовки накрытый фольгой поднос и положил на тарелку еще макарон с томатным соусом и расплавленной моцареллой.

– Синьоре Кокоцца тоже приходится нелегко, – заметил Пепе. – Она потеряла единственного сына, и вся ответственность за его семью свалилась на нее.

– Вот бы и позволила мне заботиться о Бетти, – возразила я.

– Очень скоро бедной женщине придется обходиться без тебя. Думаю, синьора Кокоцца нервничает и даже боится, поэтому и кричит на всех.

Пепе подал мне тарелку с пастой.

Мария сидела в кресле, обхватив голову руками. Вид у нее был измученный – похоже, она сдалась. Не говоря ей ни слова, я заняла обычное место рядом с Бетти, шепча, что надо поесть, пока не остыло, что макароны очень вкусные, а Пепе так старался и будет рад, если она попробует…

– Если не будете есть, у вас не хватит сил на путешествие, – сказала я. – До Америки далеко. Поэтому все за вас и переживают.

Бетти молчала и не поднимала головы от подушки.

– Я обещала ему беречь вас, – с отчаянием сказала я. – В тот последний день, когда он уезжал в больницу, он думал только о вас и о детях. Я старалась, как могла, чтобы его не подвести. Но что станется с вами в Америке? Если вы сами не будете о себе заботиться, кто же о вас позаботится?

Бетти повернулась ко мне. Лицо у нее было заплаканное, на щеках остались следы от подушки.

– Вы тоже едете в Америку, – глухо произнесла она.

– Нет, синьора, я должна остаться в Риме.

– Вы едете, – упрямо повторила Бетти.

– Нет, синьора…

– Мы все это уже обсуждали, – устало перебила Мария. – С нами поедут гувернантки, а Серафина останется.

Бетти села в кровати. Волосы у нее были всклокочены, глаза горели.

– Серафина едет, – с неожиданной силой в голосе сказала она.

– Это невозможно, мы ничего такого не планировали… У нее же ни билетов, ни документов… – пыталась урезонить невестку Мария.

– Пусть об этом позаботится Мирт Блум, – отрезала Бетти. – Он ведь, кажется, называет себя администратором Марио? Вот пусть и отрабатывает свои пять процентов.

– Наймешь себе другую девушку в Америке.

– Мне нужна Серафина. Она едет с нами вместе с гувернантками и животными, что бы вы ни говорили.

– Собаки – да, а канарейка… – начала было Мария.

Бетти нахмурила брови и плотно сжала губы.

– Нельзя же забрать с собой всю виллу! – сказала Мария с раздражением.

– Канарейку купил Марио, и Серафину нанял тоже он. Он бы хотел, чтобы они были рядом со мной – я знаю.

– Ну хорошо. Забирай их с собой, если хочешь. Только, ради бога, поешь – о большем мы и не просим.

Давясь и задыхаясь, Бетти все-таки заставила себя проглотить несколько кусочков. Я сидела с ней полчаса, пока она решала, сможет ли съесть еще. Наконец она объявила, что больше не хочет, и я вытерла ей рот салфеткой. Наши взгляды встретились, и она слабо улыбнулась, как будто была довольна собой. На мгновение мне показалось, что я узнаю в ней прежнюю Бетти.

– Мы едем домой, – сказала она. – Слава богу, мы едем домой.

* * *

Многие мечтают попасть в Америку – многие, но не я. Что мне там делать? Разве в Америке на каждом углу фонтаны и, куда бы ты ни шел, тебя повсюду встречают история и музыка? Разве там можно полюбоваться видом на целое море куполов или купить такой крепкий эспрессо, что даже дух захватывает? Судя по фильмам, в Америке довольно мило, но мне лучше в Риме, ведь Рим – мой дом.

Пока я оформляла документы и покупала билеты, мне никак не верилось, что я на самом деле уезжаю. И только когда последние вещи Бетти упаковали в ящики и увезли, а мне выдали все бумаги, я осознала, что действительно отправляюсь в Америку.

Я говорила себе, что у меня нет другого выбора: нельзя сейчас бросить Бетти. А вдруг она этого не переживет? Я только помогу ей устроиться на новом месте и сразу вернусь в Рим.

Я понимала, что Пепе новость о моем отъезде не обрадует, и не знала, как ему сообщить. Тем вечером мы пошли к фонтану Треви. Погода стояла промозглая, и туристов на площади почти не было, но мы тепло укутались в шарфы и не боялись холода. Пепе нашел работу в подвальном ресторанчике неподалеку от вокзала Термини, где подавали традиционные итальянские блюда: сваренные в белом вине потроха, тонкие полоски телятины, обваленные в хрустящем шалфее, жаренные на оливковом масле пухлые артишоки, бобы, тушенные со свиной щекой и луком. Он был доволен, что нашел новое место и может больше не волноваться о будущем.

– Работать придется допоздна, так что видеться мы будем редко, – с сожалением сказал он.

– Пепе, мне нужно тебе кое-что сказать, – начала я, но он не слушал.

Пепе погладил мою руку в том месте, где сквозь перчатку твердым ободком проступало кольцо.

– Я спрошу, нельзя ли тебе устроиться туда официанткой. Может, не сразу, но когда освоюсь – обязательно. Хотя бы будем работать в одно и то же время.

Уткнувшись лицом в колючий шарф Пепе, я вдыхала его знакомый запах – землистый и сладковатый, запах кожи, нагретой за день работы на кухне. Он притянул меня к себе.

– Пепе, послушай…

Я подняла лицо и посмотрела на него.

– Что такое, cara?

– Бетти не обойтись без меня в Америке.

– Что?

– Она попросила меня поехать с ней.

– И что она сказала, когда ты ответила «нет»?

Я закусила губу и отвернулась, уставившись на высокие колонны и крылатых коней фонтана Треви. Пепе с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

– Серафина, полагаю, ты ответила «нет»?

– Я не могу отказаться. Я нужна ей.

– А что, если мне ты тоже нужна?

– Это ненадолго – только помогу Бетти устроиться и сразу же вернусь. Ты ведь меня дождешься, правда? – Я сжала его руку. – Я буду очень по тебе скучать.

– Если ты уедешь в Америку, то уже не вернешься, – уверенно сказал Пепе. – У тебя там начнется новая жизнь – жизнь без меня. Ты обо мне забудешь.

– Я вернусь, – беззаботно ответила я, – даже не сомневайся.

– Оттуда редко кто возвращается. Америка проглатывает людей, от них не остается ничего, кроме нескольких писем и фотографий. Возьми хоть деда синьора Ланца. Сколько времени прошло, прежде чем он вернулся? Больше пятидесяти лет – почти целая жизнь. И теперь он чувствует себя в Италии чужим.

– Пожалуйста, постарайся понять!

– О ней могут позаботиться и другие, – в бешенстве сказал Пепе. – Или ты настолько тщеславна, чтобы считать себя незаменимой?

– Дело не в этом. Я просто хочу помочь – она ведь мне дорога.

– Дороже меня?

– Нет, конечно.

– Сомневаюсь. Иначе я был бы для тебя на первом месте.

Я не чувствовала правоты Пепе и была слишком поглощена горем Бетти, чтобы взглянуть на все его глазами.

– Давай не будем ссориться.

– Ты должна сделать выбор, – настойчиво сказал он, отстраняясь. – Кто для тебя важнее? Она или я? Решай.

Я пристально посмотрела на Пепе. Каждая черта его лица уже успела стать такой родной – изгиб губ, слегка крючковатый нос, складочки кожи рядом с ушами, которые собирались гармошкой, когда он улыбался…

– Я должна сдержать обещание – неужели не понимаешь?

– Обещание, которое ты дала мне? Или Бетти?

– Не тебе и не ей, а Марио.

Пепе нахмурился.

– Значит, для меня все потеряно. Разве могу я соперничать с таким человеком? Особенно теперь, когда он умер и его считают чуть ли не святым.

– Не говори так – он же был твоим другом!

Пепе схватил меня за плечи.

– Серафина, очнись! Мы работали в доме у этих людей, и они хорошо к нам относились – вот и все! Мы никогда не были их друзьями и ничего им не должны. Неужели Бетти Ланца пожертвовала бы собственной жизнью ради тебя? Нет, конечно! И никто бы не осудил ее за это.

Не такие слова мне хотелось услышать. Может, Ланца и правда не были мне друзьями, но ведь что-то я для них значила. Марио и Бетти привыкли полагаться на меня, рассчитывать на мою помощь. И я всегда жила их жизнью, участвовала во всем, чем они занимались. Почему же Пепе этого не видит? Почему не понимает, что я хочу одного – проводить Бетти в Америку и вернуться к нему?

– Я обещала. Я не могу отказаться от своих слов… и не хочу.

– Значит, ты сделала свой выбор, – произнес Пепе тоном, не терпящим возражений. – Ты едешь с ней, а между нами все кончено.

– Пожалуйста, не спеши. Давай поговорим после, когда успокоимся.

– После я скажу то же самое. – Взгляд его был непреклонен. – Ничего не изменится.

Я тоже вышла из себя, и мне захотелось сделать Пепе больно. Стянув с руки перчатку, я сняла кольцо и протянула ему.

– Если действительно хочешь расстаться, забирай!

Я никак не ожидала, что Пепе возьмет кольцо и положит к себе в карман, не думала, что он скажет: «До свидания, Серафина. Удачи!» – и уйдет, не говоря больше ни слова.

– Пепе! – окликнула я, не веря своим глазам. – Пепе…

Я смотрела ему вслед, пока он не свернул за угол. Долгое время я была не в силах пошевелиться. Вокруг туристы кидали в фонтан монетки, надеясь однажды сюда вернуться. Никогда прежде я не испытывала потребности сделать то же самое, но теперь опустила руку в карман, нащупала несколько лир и бросила в воду одну за другой.

– Arrivederci, Roma, – прошептала я.

I’ll See You In My Dreams[52]

Как же мне было плохо, а ведь предстояло еще одно тяжелое расставание – с семьей. Но едва я начинала колебаться, Бетти обнимала меня, говорила, что я ее ангел-хранитель и без меня она не нашла бы в себе сил жить дальше.

Да и что еще мне оставалось? У меня не было другого будущего, другой работы, другого человека, который нуждался бы во мне так сильно, как Бетти. И потом, это ведь не навсегда, повторяла я себе. Моя монетка лежит на дне фонтана, и, значит, когда-нибудь я вернусь домой.

Я всем накупила подарков: Розалине – плетенный из бисера кошелек, Кармеле – шелковый шарф, маме – украшенный искусственными бриллиантами гребень в виде морской звезды.

– Вроде до Рождества еще далеко, – заметила mamma, увидев у меня в руках яркие свертки, перевязанные красными ленточками.

Я ждала родных перед базиликой Санта-Мария, зная, что они до сих пор ходят по воскресеньям к утренней мессе. При виде меня они удивились и обрадовались. Вместе мы пошли в мое любимое кафе, и я накупила рассыпчатых пирожных с рикоттой и плотных кексов в ромовом сиропе. Под столом Розалина раскачивала ногами от восторга, и даже Кармела облизывала сладкие пальцы, как ребенок.

Когда я объявила им о своем отъезде, мама украдкой вытерла слезы и постаралась сделать вид, что рада.

– Америка! Подумать только! Конечно, поезжай – такую возможность упускать нельзя.

Розалина забросала меня самыми разными вопросами, на которые у меня не было ответов. Я знала только, что мы едем в Лос-Анджелес, но никто не рассказывал мне, где мы остановимся и как будем жить.

– А ты сможешь приходить домой на обед? – спросила Розалина.

Я усадила ее к себе на колени и постаралась объяснить, как далеко до Америки. Когда она наконец поняла, то крепко обхватила меня руками и, обдавая мне лицо сладким дыханием, стала упрашивать меня остаться.

Кармела приняла известие спокойнее – откинулась на спинку стула и даже не сделала ни одного ехидного замечания.

– Возможно, ты приедешь ко мне в гости, – сказала я, зная, что она всегда мечтала посмотреть Америку.

Кармела подцепила пальцем шоколадную завитушку, украшавшую пирожное, и положила ее себе на язык.

– Даже не знаю, где взять на это время. Я три раза в неделю выступаю в ночном клубе рядом с Пьяцца-Барберини. Перед отъездом обязательно зайди на меня посмотреть.

– Постараюсь, – пообещала я, хотя и понимала, что уже не успею.

– Ты знаешь, что Луиза ди Мео до сих пор выступает на улице? – спросила Кармела. – А ведь мнила себя звездой, твердила всем направо и налево, будто Марио Ланца возьмет ее с собой в Америку!.. И вот она там же, где и была.

– Бедная Луиза! Думаю, она очень расстроена.

– Да уж наверняка, – равнодушно отозвалась Кармела. – Зато у меня все сложилось как нельзя лучше. Я выступаю в очень хорошем ночном клубе – красивая обстановка, большая люстра, мраморные столы… Нет, правда, обязательно заходи посмотреть.

Я вставила гребень маме в волосы, показала Розалине потайной кармашек в бисерном кошельке и сделала комплимент Кармеле, которая уже успела повязать себе на шею шелковый шарф. Мне хотелось, чтобы каждое мгновение с ними стало особенным – кто знает, когда мы снова увидимся.

Прежде чем попрощаться, мама взяла меня за руку и потерла большим пальцем то место, где раньше было кольцо.

– Ты больше не носишь кольцо, – заметила она.

– Я вернула его Пепе. Между нами все кончено.

Мама кивнула.

– Понимаю. Зачем связывать себя с мужчиной здесь, когда там тебя ждет совершенно новая жизнь?

– Я уезжаю не навсегда. Когда-нибудь я обязательно вернусь, – сказала я, твердо веря в то, что говорю.

Мама сжала мне руку:

– Надеюсь, так и будет, cara. Я стану очень по тебе скучать.

* * *

Я увиделась с Пепе еще раз. Он пришел на виллу Бадольо утром в день моего отъезда. Должно быть, он допоздна работал в ресторане, потому что не успел побриться, а под глазами у него пролегли тени. Мне было и радостно от встречи с ним, и грустно от сознания, что больше мы не увидимся.

– Это твое, – сказал он, протягивая мне кольцо, завернутое в чистый носовой платок. – Пусть останется у тебя. Другой девушке я все равно его не подарю, а что еще с ним делать?

– Если я его возьму, ты согласишься ждать меня? – с надеждой спросила я.

– Сколько?

– Не знаю точно… – замялась я.

– Значит, как я и говорил, ты сделала свой выбор. А кольцо возьми – оно по-прежнему твое.

– Мне даже нечего подарить тебе взамен.

– Знаю. – Пепе поцеловал меня, но так быстро, что я едва успела ощутить вкус его губ, а наши тела почти не соприкоснулись. – Я по-прежнему зол на тебя за то, что ты уезжаешь. Но я не хочу ссориться. Расстанемся друзьями.

– Можно, я буду тебе писать? – спросила я.

Он печально покачал головой:

– Лучше не надо. Но я ничего не забуду и ни о чем не жалею.

Выходя за ворота, Пепе оглянулся. Хотя я стояла на крыльце, он, казалось, смотрел не на меня, а на виллу, словно прощался с той жизнью, которую здесь вел. На мгновение он застыл на месте, а потом ушел.

* * *

В Америке мы жили без музыки. Никто не крутил пластинки Марио и не включал радио, боясь случайно наткнуться на его песню. Мы были обособленны в этой огромной стране и лишь мельком видели то, что творилось за стенами домов. Машины в Штатах казались больше, чем в Италии, шоссе – шире, свет – ярче. Ели здесь много, однако еда была совершенно безвкусной. Дни тянулись невыносимо медленно – долгие и тоже безвкусные.

Зато люди всегда были к нам добры. Поначалу мы не знали, где поселиться, и нас приютила подруга Бетти – кинозвезда Кэтрин Грэйсон. Я знала ее по многим фильмам и стеснялась, но она радушно приняла нас в своем доме с высокими деревянными потолками и великолепными лужайками. Мисс Грэйсон была ласкова со всеми, особенно с детьми. Когда Дэймон представил меня и назвал своей zia Serafina[53], она тепло пожала мне руку и сказала, что очень рада со мной познакомиться.

Долгое время дети не понимали, что происходит: то и дело переходили на итальянский и просились навестить свои любимые места в Риме – кафе-мороженое, сады виллы Боргезе, отель «Эксельсиор». Дэймон дольше всех отказывался понять, как сильно изменилась теперь жизнь.

– А если мы не вернемся домой на Рождество, Санта-Клаус узнает, где нас искать? – спросил он как-то раз, пока мисс Грэйсон поила его сладким чаем с молоком и овсяным печеньем. – Найдет он нас в Санта-Монике?

– Дорогой, я не уверена, что в Рождество вы все еще будете жить со мной, – ответила она. – Но я не сомневаюсь: Санта найдет вас, где бы вы ни были.

– А папа тоже нас найдет? – спросил Дэймон. – Он знает, где мы?

Тогда мисс Грэйсон попыталась объяснить ему то, что все мы до сих пор не могли осознать: Марио больше нет. Он покинул нас навсегда.

– Я тоже очень скучаю по твоему папе, – сказала она. – Дня не проходит, чтобы я о нем не вспоминала. Мы были с ним большими друзьями.

Тоска по тем, кого нет рядом, похожа на ушиб, который начинает ныть от малейшего прикосновения. Аромат жарящегося в масле лука напоминал мне о Пепе, резкий химический запах лака для ногтей или легкое благоухание духов «Л’эрдютан» от «Нины Риччи» – о маме. Даже вид выстроившихся на буфете пустых графинов вызывал воспоминания. И еще я постоянно видела сны. По ночам мне являлись Кармела и поющий Марио, и расставаться с ними утром было невероятно больно.

* * *

Траур, казалось, длился бесконечно – по Марио отслужили еще целых две заупокойные мессы. Говорят, что в Филадельфии – родном городе Марио – его оплакивали так же сильно, как в Риме. Тысячи людей пришли проститься с любимым певцом, и когда в полночь двери бюро похоронных услуг «Лионетти» попытались закрыть, пришлось вызвать полицию, чтобы утихомирить недовольную толпу. К счастью, мы остались в Лос-Анджелесе и ждали, когда тело привезут для последнего прощания. Солнечным осенним днем, в церкви Святых даров на бульваре Сансет, Бетти, неподвижно и ни на кого не глядя, сидела рядом с гробом Марио. Среди присутствующих я заметила блондинку Жа Жа Габор и еще несколько знакомых актеров. Были там, конечно, и печальный Коста, и мистер Тайтельбаум. Бетти, похоже, их не узнавала; опустошенная горем, она сидела с сухими глазами, замкнувшись в себе.

Зато другие предавались скорби открыто. Отец Марио был безутешен. С криком: «Возьмите меня! Меня, а не моего бедного мальчика!» – он бросился на пол подле гроба. Мария Кокоцца тихо повторяла: «Мой малыш… мой малыш…» Должно быть, их боль ножом вонзилась в сердце Бетти: она протянула руку в черной перчатке и нежно дотронулась до плеча Марии Кокоцца. «Мама, папа, не надо… все будет хорошо…» – беспомощно прошептала она.

Я была рада, когда флаг наконец сняли с гроба, свернули и поднесли Бетти. Довольно любопытных глазело на то, что осталось от его тела, довольно произнесено над ним молитв и пролито слез. Пришло время похоронить Марио Ланца и учиться жить без него.

* * *

В доме, который мы снимали в Беверли-Хиллз, повсюду были его фотографии. Они висели в рамках по стенам, стояли на каминных полках и буфетах. Семейные фотографии, кадры из фильмов, снимки с концертов… Когда я проходила по комнатам и коридорам, вся его жизнь проплывала у меня перед глазами.

Бетти пыталась смягчить горе секоналом и водкой, жила как в тумане и почти не выходила из комнаты. Ее навещали друзья; из них мне больше всего нравился господин, которого дети называли дядей Терри. Было видно, что мистер Терри убит горем ничуть не меньше самой Бетти, и все же он приходил каждый день – проведать ее и детей.

– Как она сегодня? – всякий раз спрашивал он.

– По-прежнему, – неизменно отвечала я.

– Оделась? Встала с постели?

– Я уговаривала ее подняться, но она отказалась.

Крепко сложенный человек, спортивный и сильный, в ясные дни он брал Бетти на руки и нес на застекленную террасу, усаживал в кресло и укутывал ей ноги одеялом. Обычно мистер Терри приносил с собой какой-нибудь маленький подарок – модный журнал или книгу головоломок, надеясь пробудить в ней интерес. Иногда он терял терпение, особенно когда от лекарств у Бетти заплетался язык или прямо во время разговора она роняла голову на грудь и засыпала.

– Если бы Марио увидел тебя в таком состоянии, это разбило бы ему сердце, – сказал он ей однажды. – Нужно взять себя в руки, показаться врачу… Обещай, что хотя бы попытаешься.

Мистер Терри был единственным, кто еще мог вывести Бетти из апатии.

– Да иди ты к черту! – со злостью бросила она. – Тебе надо было стать священником – вечно учишь.

– Я серьезно, Бетти. Больше так жить нельзя.

– А если я вообще не хочу жить? Что тогда?

– Ты нужна детям, – заметил он. – Кроме тебя, у них никого не осталось, а ты как будто совсем о них позабыла.

– С детьми все хорошо. О них заботятся гувернантки, волноваться тебе не о чем.

Дети обожали мистера Терри. Он водил их в аптеку за содовой и часами бегал с ними в саду и играл в мяч. Глядя на них, я часто вспоминала, как возился с детьми Марио. Правда, мистер Терри был строже – не разрешал пропускать воскресные службы в церкви и не терпел глупостей и капризов.

Мистер Терри служил нам опорой, и я всегда была ему рада. С его приходом день становился немного веселее. Он любил поговорить и часто рассказывал мне, как занимался с Марио спортом, чтобы он похудел перед очередными съемками, служил ему шофером и даже помогал искать жилье. Мистер Терри был Марио скорее братом, чем другом, и я часто гадала, как бы все сложилось, если бы он жил с нами в Италии.

Что бы ни случилось, мы сразу звонили мистеру Терри, и он всегда приходил на помощь – разбирал счета, отвечал на бесконечные открытки и письма с соболезнованиями, улаживал дела с банком, когда кончались деньги на хозяйство.

Именно ему я позвонила в тот день, когда не смогла заставить Бетти открыть дверь. Всю неделю она была сильно простужена, и ее мучил громкий грудной кашель. Однако в то утро, когда я принесла ей завтрак, в комнате было совершенно тихо. Я постучала в запертую дверь, затем подергала ручку, но ответа не последовало.

– Синьора! – позвала я. – Это я, Серафина. Ваш кофе остывает. Впустите меня… Бетти! Вы слышите? Вы там?

Не знаю, сколько времени я стояла под дверью и звала. Десять минут? Полчаса? Я стучала, пока костяшки пальцев не покраснели, кофе с молоком не подернулся пленкой, а яйца всмятку не застыли, пока на мои крики не прибежали экономка и горничная.

Сначала я разозлилась, потом испугалась, потом снова разозлилась. Прижавшись ухом к двери, я изо всех сил напрягала слух, чтобы услышать, не ходит ли она по комнате.

– Бетти, с вами все в порядке? Ответьте, пожалуйста!

– Нехорошо это, – покачала головой экономка. – Лучше позвонить мистеру Терри.

Я не хотела беспокоить его в такой ранний час, но что еще оставалось? Должно быть, он уловил отчаяние в моем голосе, потому что, несмотря на недовольный тон, сразу же приехал. Я была уверена, что Бетти откроет, когда узнает голос мистера Терри и услышит удары кулаком в дверь. Пусть даже велит ему убираться к чертям – лишь бы открыла. Однако в комнате по-прежнему не раздавалось ни звука.

– Что-то случилось, – сказала я. – Ей плохо или она без сознания. Что нам делать?

– Придется выломать эту чертову дверь, – нетерпеливо ответил мистер Терри. – Не знаю, что еще тут можно придумать.

Он велел нам отойти, и через мгновение замок был уже сломан, а дверь распахнута настежь. В окно с поднятыми шторами лился яркий солнечный свет. Бетти лежала лицом вниз. Халат на ней задрался, обнажая ноги.

Мистер Терри дотронулся до ее плеча:

– Бетти, проснись!

Она даже не шелохнулась. Он потрепал ее по руке:

– Бетти! Бетти!

Тогда он встряхнул ее – сначала осторожно, потом сильнее.

– Ради бога, Бетти!.. О господи, нет… нет…

Я поняла, что слишком поздно, как только ее увидела. Лицо у Бетти было мертвенно-бледное, грудь не вздымалась.

Мистер Терри тяжело опустился на пол и закрыл лицо руками.

– Вызовите «Скорую» и полицию. Быстрее, Серафина, – хрипло произнес он.

С воем приехала «Скорая». Врачи попытались вернуть Бетти к жизни, но все было бесполезно: дыхание больше не колыхало ее грудь, сердце остановилось – она ушла навсегда.

* * *

Когда все уехали, а тело Бетти увезли, в доме сразу стало пусто и неожиданно спокойно.

– Где дети? – спросил мистер Терри, усталый и подавленный.

– Еще в школе.

– Сходите за ними и отведите к Марии Кокоцца. Она придумает, что делать.

Позже я винила в ее смерти себя. Надо было раньше вызвать «Скорую» или попытаться самой сломать дверь, спрятать куда-нибудь секонал и вылить водку в раковину. Чувство вины не отпускало долго: я обещала заботиться о Бетти – и подвела ее. Но в то утро все казалось нереальным.

– По крайней мере, она обрела покой, – сказала я, пытаясь найти хоть какое-то утешение. – Для нее страдания кончились.

Мистер Терри пристально на меня посмотрел.

– Думаете, она сделала это нарочно?

– Нет, конечно же нет!

На прикроватном столике валялся секонал – склянка упала набок, и таблетки рассыпались. Рядом стояла наполовину пустая бутылка водки. Я машинально начала наводить порядок.

– Сначала будет следствие, потом заключение коронера… Опять все попадет в газеты… – Вид у мистера Терри был убитый. – Боже, Бетти, что же ты наделала? Как ты могла нас оставить?

День, когда умер Марио, был шумным и мучительным. С Бетти все было иначе. Никто не кричал и не плакал. Наше горе было тише – возможно, потому, что она уже давно угасала.

– Она никогда бы не бросила детей. Никогда! – с жаром сказала я.

– Как же тогда? По ошибке?

– Может, это мафия? Может, они подослали кого-нибудь, чтобы ее убить? – сказала я, стараясь найти хоть какое-то объяснение и цепляясь за версию самой Бетти.

– Нет, Серафина…

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Данное пособие является введением в основы программирования на двух языках. Сначала рассматриваются ...
О том, что виноград растет не только на юге, но и в более северных широтах, известно многим. Но тем ...
Эта книга – всего лишь мой личный взгляд на мир, жизнь и судьбу окружающих, их чувства и переживания...
В очередную книгу Ивана Евсеенко-младшего вошли рассказы и стихотворения, написанные в разные годы (...
В книгу вошли повести и рассказы, написанные автором в разные годы (1994—2013).Автору близка тема «м...
Этот мир стоял здесь со времен своего сотворения. То есть, он не стоял, а летел в пустоте, на невиди...