Атолл «Морская звезда» Насибов Александр

В верхней части фюзеляжа самолета откинулась крышка люка. Оттуда вылез, будто вспух, пузырь — купол из бронестекла. На “Рогова” уставились рыльца спаренных крупнокалиберных пулеметов. Отчетливо видна была голова стрелка, его руки, отводящие затворы оружия. Мгновение — и стволы пулеметов задергались, выплюнув плотные клубки дыма. Над мачтой судна прошелестели пули.

“Рогов” продолжал идти прежним курсом. Тогда стрелок гидросамолета дал вторую очередь. На этот раз он целил ниже: одна из пуль врезалась в мачту, другая разбила топовый фонарь — на крыло мостика посыпались осколки стекла.

— Вот гад! Отвечать ему нечем. — Капитан Мисун перевел ручки машинного телеграфа на “стоп”. — Начальник радиостанции, связаться с пароходством, передать: атакованы гидросамолетом, совершившим посадку на воду близ судна. Обстреляны двумя пулеметными очередями. Выполняю приказ гидросамолета застопорить машины. Самолет опознавательных знаков не имеет.

— Есть! — Магомедов поспешил в радиорубку.

Между тем гидросамолет, продолжавший плыть вровень с советским судном, раскрыл с кормы аппарель. По ней скользнул в воду небольшой катер.

— Станислав Николаевич, — быстро заговорила Тамара Шурга, — вдруг появление самолета связано с тем, что мы нашли в море человека?

— Как они могли узнать об этом?.. Впрочем, все возможно. Вот что, бегите к Магомедову. Пусть сфотографирует покойника.

Шурга покинула мостик.

Между тем катер уже подходил к борту “Рогова”. Двое в надувных жилетах стояли на носу суденышка и размахивали автоматами, требуя, чтобы с теплохода спустили трап.

Ибрагим Магомедов был страстным фотографом, считал себя фотолетописцем “Рогова” и снимал все события на судне: торжественные подъемы флага в дни советских праздников, традиционные церемонии при пересечении экватора, футбольные матчи экипажа во время стоянок в портах. Переборки салона и кают-компании были увешаны работами Магомедова.

Сейчас капитану требовалось выиграть время, чтобы фотограф успел снять выловленного в море человека. Поэтому он не спешил отдавать распоряжение о спуске трапа — интересовался, крича в мегафон, целью посещения судна непрошеными визитерами, делал вид, что плохо слышит ответные реплики, переспрашивал. Катерники потрясали оружием и сыпали ругательствами на английском и испанском языках.

Хлопнула дверь радиорубки. Магомедов и Шурга промчались к медицинскому изолятору. На груди начальника радиостанции болтались две камеры.

— Быстрее! — вслед им крикнул капитан.

У катерников иссякло терпение. Один из них поднес к губам портативный передатчик со штыревой антенной, что-то сказал, показывая рукой на “Рогова”. Тотчас с гидросамолета хлестнула новая пулеметная очередь.

— Боцман, вывалить штормтрап, впустить катерников! — распорядился капитан. — Слушайте меня внимательно, — теперь Станислав Николаевич обращался ко всем присутствующим, — мы должны быть готовы к попытке захвата судна! Его не сдадим ни при каких обстоятельствах… Ну вот, они здесь!

Последняя фраза относилась к двум незнакомцам, которые в сопровождении боцмана Вовка показались у входа на мостик.

Они были в комбинезонах из плотной синей ткани и беретах из такого же материала, в надувных жилетах, с автоматами и приемно-передающими радиостанциями. Тот, кто шел впереди, — атлетически сложенный человек с бородкой — шевельнул стволом автомата:

— Вы нашли в море человека! Где он?

— Прежде хотел бы знать, с кем имею дело!

— Потерпите. Ну, где мертвец? — Автоматчик навел оружие на капитана: — Показывайте дорогу!

Станислав Николаевич пожал плечами и пошел к трапу. Пришельцы двинулись следом. Они располагались так, чтобы иметь возможность защитить друг друга огнем.

До каюты, где был медицинский изолятор, оставалось шагов девять, когда дверь ее отворилась. В коридор вышла Тамара Шурга, за ней появился Ибрагим Магомедов, на ходу зачехляя фотокамеру.

— Женщине и фотографу вернуться назад! — распорядился бородатый и ткнул Магомедова в бок стволом автомата.

Шурга и начальник радиостанции вынуждены были подчиниться. За ними вошли в каюту капитан, Перов и один из автоматчиков. Второй остался в коридоре.

Тело лежало на прежнем месте. Автоматчик всмотрелся в лицо покойника.

— Резали его? — Он обернулся к капитану: — Зачем мучили беднягу?

— Затем, что таковы правила, — вступила в разговор Тамара Шурга. — По медицинским законам умершего человека подвергают вскрытию, чтобы с точностью установить причину смерти.

— Вы врач?

— Судовой врач. А кто вы такой, что врываетесь на чужое судно, грозите оружием?..

— Вопросы задаю я! Почему он отдал концы? Что выяснило вскрытие?

Капитан хотел было что-то сказать, но Шурга опередила его:

— Хотите знать, почему умер этот человек?.. Интересно, а что думаете вы сами?

— Что могло случиться с моряком, если с проходящего судна он упал в воду? Утонул — и дело с концом. — Внезапно бородач насторожился: — У вас другое мнение?

— Что вы! — быстро сказала Шурга. — Конечно, он утонул. Налицо типичный случай утопления.

— А это зачем? — автоматчик ткнул рукой в фотокамеру на груди Магомедова. — Снимать мертвеца тоже требовали правила? — Он вывел в иллюминатор кончик штыревой антенны передатчика, нажал кнопку и заговорил, перейдя на немецкий: — Шеф, докладывает Альберт. Это он, шеф, никаких сомнений. Мертвый, шеф, даже вспорот по всем медицинским правилам. Вскрытие делала здешняя докторша. Говорит, полагается по закону… Вывод ее такой: человек утонул, потому что упал в море с проходившего судна… Забыл сказать: покойника фотографировали… Понял, шеф, будет сделано.

Закончив разговор, автоматчик вдвинул антенну в передатчик, обернулся к капитану:

— Забираю у вас мертвеца. Пусть его вынесут на палубу. Спасибо от моего шефа за то, что проявили человеколюбие, пытались спасти беднягу. А теперь, фотограф, открой свой аппарат и достань кассету. Ну, живее двигайся! Вот так. Дай-ка взглянуть, как там у тебя все получилось?

Ухмыльнувшись собственной шутке, автоматчик вскрыл кассету и засветил пленку.

Четверо матросов “Рогова” вынесли на палубу тело найденного в море человека. Здесь его завернули в кусок парусины и с помощью лебедки спустили в катер. Автоматчики покинули судно. Катер отвалил.

Капитан “Рогова”, его помощники и врач вернулись на мостик. Отсюда хорошо было видно, как катер подошел к летающей лодке. Все ждали, что суденышко втянут по слипу в чрево гидросамолета. Но этого не произошло.

Из люка летающей лодки показалась женщина, ловко перепрыгнула в катер. Светловолосая, хорошо сложенная, в обтягивающих ноги белых джинсах и просторной алой кофте, она смотрелась как персонаж из американского вестерна.

— Немолодая, — сказал Перов, разглядывая женщину в сильный бинокль, — совсем немолодая, а держится хорошо!..

Это была Аннели Райс. В кабине катера она первым делом взглянула на сгиб левого локтя покойника, где была татуировка.

— Уверены, что он попал на судно мертвым?

— Как же иначе? — ответил бородач. — Русские, чтобы прочистить засорившийся шпигат, легли в дрейф, спустили понтон… Тут он и всплыл, возле понтона. Вот ведь какое совпадение.

— Может, и не совпадение. — Райс упрямо тряхнула головой: — Вдруг они догадались?

— Вы что, шеф? Как они могли бы предположить такое!.. Диагноз судового врача — утопление… Мы погрузим покойника в самолет?

— Этот человек нам нужен был живой, — Райс вздохнула. — На него возлагались большие надежды. Очень большие, Альберт…

Аннели Райс вернулась в самолет. Затем туда перешли оба автоматчика. Затарахтел мотор катера. Натянулся кормовой швартовый конец, который удерживал суденышко возле гидросамолета. И тогда из кабины катера появился рулевой. С ножом в руках он перебрался на летающую лодку и перерезал швартов.

Тотчас заработали винты гидросамолета, он побежал по морю, взлетел и повис над мчавшимся катером — будто кондор настиг жертву, вот-вот вцепится в нее. На катере блеснуло пламя. Он встал на нос и ушел в воду.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

На “Рогове” видели все это от начала и до конца. Первым пришел в себя капитан Мисун.

— Как же так? — пробормотал он. — Затратить столько сил, чтобы отыскать утопленника и забрать его у нас. И все это для того, чтобы взорвать его вместе с катером! Как же так?..

— Этот человек не был утопленником, — сказала Шурга. — При вскрытии в его бронхах не обнаружена вода. Зато они были полны крови. Подчеркиваю: в бронхах была не вода, которая обязательно проникает во внутренние полости человека, если он тонет, а кровь, много крови, слизи и пенистой мокроты, окрашенной кровью.

Капитан обернулся:

— От чего же умер человек?

Шурга молчала. Беспомощно опустив руки, стояла в центре мостика и глядела куда-то в угол.

— Хорошо, — сказал капитан, — подойдем к вопросу с другой стороны. При каких обстоятельствах возникают симптомы, которые вы обнаружили в легких покойника?

— Затрудняюсь с ответом… Возможно, при резком повышении внутрилегочного давления. Представьте такую ситуацию. Водолаз работал на глубине и, естественно, дышал сжатым воздухом. И вот он всплывает, не сделав выдоха. Что происходит с легкими? Воздух в них расширяется, так как внешнее давление падает. Получается, будто легкие накачивают насосом, как футбольную камеру. А легочная ткань нежна…

— И она не выдерживает?

— Может лопнуть. Так возникает баротравма легких.

— Уверены в этом своем диагнозе, Тамара? — капитан говорил тихо. — Не спешите, хорошенько все обдумайте. Обстоятельства, с которыми мы столкнулись, достаточно серьезные.

— Есть одна мысль… — Перов переглянулся с начальником радиостанции. — Не могло быть так, что человека выпустили из подводной лодки?

— На подводных лодках давление обычное — одна атмосфера, — ответил капитан. — Разве что человеком выстрелили вместо торпеды?! Но стрельба людьми вместо торпед — это уже область фантастики. Впрочем, сегодня мы столкнулись со столькими загадками, что впору перестать удивляться.

— Вот еще одна головоломка, — сказала Шурга. — Как узнали прилетевшие на гидросамолете люди, что мы нашли тело человека?

— А если кто-нибудь видел, как мы поднимали на борт мертвеца? — предположил боцман Вовк.

— Кто, например? — спросил капитан. — Я был на мостике, два матроса находились на корме и на носу — несли вахту бдительности. Ни один из нас не видел в море судов. Наблюдать за нами могли разве что из космоса.

— Или в перископ подводной лодки, — добавил Перов.

— М-да, — пробормотал капитан, — о подводной лодке я не подумал. Впрочем, окажись она неподалеку от “Рогова”, всплыла бы сама, вместо того чтобы вызывать самолет. Средств принуждения у подводной лодки больше, чем у любого самолета. Итак, не успели мы взять на борт покойника, как тут же появляется самолет. И я бы сказал, они не то что беспокоились о человеке, скорее, преследовали его. Может, боялись, что снимки появятся в прессе, утопленник будет опознан? Жаль, что Магомедов не спрятал камеру.

— Магомедов снимал двумя камерами, — сказала Шурга.

— Что?!

— Двумя. Он всегда снимает обоими аппаратами, если работа важная и нельзя рисковать неудачей. Вы знаете это не хуже меня. Он очень осторожный.

— Где же Магомедов?

— Ушел проявлять снимки.

— Но я отлично помню, когда Ибрагим выходил из изолятора, на шее у него висела только одна камера.

— Другую он спрятал, — пояснила Шурга. — Увидел в иллюминатор, что к “Рогову” подошел катер с вооруженными, вот и спрятал второй аппарат. На всякий случай.

— Где спрятал?

— Там же, в изоляторе, за шкафом с инструментами.

Ибрагим Магомедов и Тамара Шурга пришли к капитану с большим эмалированным бачком, в котором плавали пробные отпечатки.

Мокрые снимки разложили на стекле, которым была накрыта крышка письменного стола. Фотографии фиксировали общий план, отдельные части тела, в частности руку с татуированным номером.

— Теперь самое главное! — Магомедов стал раскладывать на стекле новую группу фотографий. — Смотрите, что обнаружилось, когда мы перевернули покойника лицом вниз. Ведь до этого никто из нас не видел его со спины.

Спина покойника была испещрена темными косыми линиями.

— Неужели побои? — пробормотал капитан.

— Жаль, что снимки не цветные, — сказала Шурга. — На теле человека, то есть в натуре, штрихи эти выглядели как вспухшие кровавые жгуты, уже начавшие темнеть и опадать. Да, его били безжалостно, зверски. И только потом человек оказался в море. Но и это не все. Ибрагим, где карточка, на которой видны буквы?

— Какие еще буквы? — капитан недоуменно посмотрел на Шургу.

Магомедов выложил на стол очередную фотографию. Крупно была снята часть спины возле лопаток.

— Всмотритесь в пространство между рубцами, — сказала Тамара Шурга.

Капитан нашарил лупу в ящике стола, стал изучать снимок.

— В самом деле, похоже на буквы, — сказал он. — Однако все так перепахано рубцами, что трудно определить…

— Это буквы! — Шурга взволнованно прижала руки к груди. — На теле человека, когда он лежал в санитарном изоляторе, они виделись отчетливо: рубцы багровые, с чернью, а буквы татуированы светло-синей тушью. И буквы, судя по всему, составляли слова!

— Прочли хоть одно слово?

— У нас не хватило времени. Спину покойника мы увидели за минуту до того, как появились налетчики. Едва успели сделать снимки.

Наступила пауза. Капитан сказал:

— Давайте суммируем, что мы выяснили или что можем предположить с достаточной степенью вероятности. Первое — человек находился в заточении. Второе — он был подвергнут экзекуции. За что его били? Возможно, за то, что обнаружили татуировку. Третье — татуировку на спине сделал кто-то из его коллег по заключению.

— Но зачем? — вскричала Шурга.

— Вот здесь я становлюсь в тупик. Единственное предположение: человеку требовалось вынести на волю какую-то информацию…

— Таким необычным способом? Уж если узник решил сообщить людям нечто чрезвычайно важное, он либо передает тайную записку, либо бежит! — заметил Магомедов.

— Он и бежал, — сказала Шурга.

— Зачем же тогда татуировка?

— Человек мог не иметь бумаги или чего-то другого, на чем можно писать… Он мог знать, что шансы выжить — минимальные. Информацию же, которой располагал узник, требовалось доставить людям, чего бы это ни стоило… Вот и возникла мысль о татуировке, причем именно на спине, где ее всего труднее обнаружить. Но бедняга подвергся экзекуции, — капитан вздохнул, покачал головой. — И били его именно по спине. Значит, прочитали запись? Как же после этого оставили его в живых? Ведь должны были уничтожить заключенного, содрать со спины кожу с татуировкой, если она и впрямь содержала нечто секретное. Все что угодно, только не пустить убитого свободно плавать в океане.

— Я все время думаю об этом, — проговорила Шурга. — Думаю, но ответа не нахожу… Однако для меня бесспорно: человек был жив, когда оказался в воде!

— Трудно поверить, что так и произошло. Теперь о баротравме легких. — Капитан задумался. — Выходит, драма разыгралась где-то на глубине, где повышенное давление? Таким образом, надо вернуться к мысли, что человек был выпущен из субмарины?

— Если фантазировать дальше, можно назвать любой аппарат для работы на глубине, скажем батискаф, — проговорила Шурга.

Капитан вздохнул, потер лоб.

— Все устали, — сказал он. — На сегодня достаточно. Мы еще вернемся к этому разговору. Ибрагим, размножьте снимки. Один комплект фотографий отправим пароходству.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Летающая лодка, когда ее уже нельзя было видеть с советского теплохода, взяла круто в сторону и вскоре приводнилась в лагуне небольшого острова. Здесь она уверенно зарулила в протоку, скрывшись в зарослях тропического леса.

Прибывших встретил Лотар Лашке. Он мало изменился за прошедшие годы. Разве что седина тронула его густую, с рыжинкой, шевелюру да резче обозначились надбровные дуги на широком костистом лице.

Это он, Лотар Лашке, высмотрел островок среди множества таких же клочков суши, разбросанных по океану, и купил его, чтобы Аннели Райс без помех могла осуществлять поставленную перед ней задачу.

Сегодня Лашке был озабочен.

— Уверена во всем до конца? — сказал он, помогая жене выбраться на берег. — Беглец не попал к ним живым, никаких сомнений в этом?

— Сжатый воздух должен был убить его еще на полпути к поверхности, ты же знаешь. Они подняли на борт мертвое тело.

— Теперь я думаю вот о чем: вдруг он предвидел свою гибель?

— Не понимаю… Он ничего не смыслил в водолазном деле, это я точно знаю.

— Но он был крупным ученым. А такие все схватывают на лету, даже если речь идет о вещах, с которыми они прежде не сталкивались…

— Чего ты опасаешься?

— Он мог предвидеть, что погибнет, — упрямо повторил Лашке, — мог понимать, что, скорее всего, не выберется живым на поверхность океана. А раз так — мог принять меры на подобный случай. У меня не выходит из головы мысль, что при нем могла быть записка и что русские перехватили ее…

— Он дважды мертв! — Аннели Райс вскинула кулаки. — Сперва его легкие разорвал сжатый воздух, потом их залила вода. Чего тебе недостает?

— Уверенности, что все так и произошло. Он слишком много знал, этот человек. И был достаточно умен, чтобы отыскать способ вынести информацию.

— Но ты создал условия, при которых…

— Зачем же он бежал, если понимал, что погибнет? Бежал для того лишь, чтобы захлебнуться в воде?

— У него не было шансов! — упрямо сказала Райс.

— А вдруг он нашел его — один-единственный шанс, но такой, о котором мы представления не имеем?

Аннели Райс не ответила. Лашке и ее заразил своими сомнениями. Сейчас она мысленно перебирала все этапы операции — приводнение летающей лодки близ советского торгового судна, доклады по радио высадившихся на теплоход автоматчиков, их возвращение к гидросамолету и осмотр привезенного на катер тела… Нет, ничто не свидетельствовало о том, что опасения Лашке основательны!

Из приземистого серого здания, к которому они направлялись, выбежал человек. Увидел Лашке и Райс, метнулся к ним.

— Шеф, — проговорил он, задыхаясь от быстрого бега, — шеф, радио с объекта. Они как следует взялись за заключенного номер семнадцать, и тот стал говорить. Очень важные показания… Это он помог бежать номеру двадцать второму. Выяснилось: двадцать второй имел при себе информацию…

— Пакет?

— Ему не на чем было писать, вы это знаете.

— Что же тогда?

— Все придумал он, двадцать второй. Текст записки был татуирован.

При этих словах Лашке резко обернулся к Аннели Райс.

— Вранье! — выкрикнула она. — Подлое вранье! Час назад я осматривала этого человека. На нем не было татуировки!

— Вы видели и его спину?

Райс зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть.

— Спину? — пробормотал Лашке. — Человек сам себе татуировал спину?

— Семнадцатый признался, что это сделал он. Двадцать второй диктовал, а он буква за буквой прокалывал кожу на спине партнера…

— Вчера двадцать второго наказывали плетьми. Как же не разглядели татуированную запись? Ведь бьют по спине! Я сама видела — грудь и живот у него были чистые. Значит, лупили по спине. Как же ничего не увидели?

— На двадцать втором была рубаха, фрау Райс.

— После первых же ударов она должна была лопнуть…

— Она и лопнула. Семнадцатый был при экзекуции. Он дал показание: от ударов плетью лопнула не только рубаха, но и кожа спины. Кровь залила спину заключенного номер двадцать два. Можно ли было в таких обстоятельствах разглядеть татуировку?

— Да, я видела рубцы, которыми была исполосована его спина. Но кто мог подумать, что между ними есть какая-то запись?.. Убеждена, ничего не заметили и русские. К тому же мы уничтожили отснятую ими пленку.

— А вдруг была еще пленка? Они отсняли кассету, заменили ее, вновь стали снимать. Тут появляетесь вы, забираете эту новую кассету, засвечиваете пленку. А осталась та, первая. Могло быть так?

— Не знаю…

— Меня настораживает, что русские безропотно отдали тело. Вроде бы не очень протестовали. Почему? Может, во всем уже разобрались и были озабочены лишь одним — необходимостью усыпить нашу бдительность?

— Что же делать, Лотар?

— Ни при каких обстоятельствах информация не должна просочиться за пределы объекта. Так что выход один… Встреченный сухогруз направляется к перешейку?

— Да.

— При скорости в шестнадцать—семнадцать узлов ходу ему до канала около суток. Увы, за это время нам не успеть…

— Хочешь уничтожить судно? Подумай о последствиях: начнутся поиски…

— А ты предложи другое! — Лашке глядел на Райс и едва сдерживал бешенство. — Нагромоздила кучу ошибок, а теперь предостерегаешь!..

ПЯТАЯ ГЛАВА

“Капитан Рогов” пришел на рейд бухты Лимон близ Панамского перешейка и здесь стал на якорь в ожидании очереди на проводку в Тихий океан. Вскоре втянулись в канал два танкера под флагом Либерии и ракетный фрегат США.

Наступила очередь советского теплохода.

Якорь был поднят и уже заработала машина, когда к “Рогову” подошел лоцманский катер. Высокий пожилой мужчина в полотняных шортах и такой же рубахе по штормтрапу легко поднялся на борт сухогруза, взбежал на мостик.

— Прямо руль! — бросил он матросу у штурвала и вдруг замер, увидев капитана Мисуна.

Секундная пауза, и лоцман с радостным воплем ткнул капитана кулаком в грудь. Тот тоже вскрикнул и вернул тумак, после чего оба моряка крепко обнялись.

Капитан вызвал дневальную, шепнул ей несколько слов. Через несколько минут она вновь появилась на мостике и протянула Мисуну пачку махорки и многократно сложенную газету. Лоцман глядел на махорку остановившимися влажными глазами. Казалось, он вот-вот заплачет.

Оба моряка вышли на крыло мостика. Рейд был пустынен, до следующего маневра “Рогова” оставалось около мили, и они могли позволить себе эту маленькую вольность. Здесь моряки оторвали от газеты по длинной полоске, скрутили фунтики и наполнили их махоркой. И тогда лоцман достал зажигалку.

Это было творение фронтового умельца времен Великой Отечественной войны и представляло собой гильзу крупнокалиберного пулеметного патрона с припаянной к ней латунной трубкой от взрывателя гранаты. Кончик трубки венчало рифленое колесико, а из гильзы торчал фитиль. Лоцман пальцем толкнул колесико, и над зажигалкой встало рыжее пламя величиной с огурец.

Моряки закурили. Они как бы выполняли ритуал: стояли рядышком, глядели друг другу в глаза и дымили махоркой. Потом оба неторопливо вернулись на мостик.

— Джентльмены, — сказал советским морякам лоцман, — джентльмены, я бы хотел представиться. Мое имя Иеремия Хавкинс. Со Станиславом Мисуном нас свела война. Весной сорок третьего года мы шли в одном конвое, доставлявшем грузы в Мурманск. Сперва нацистские пикировщики потопили русский сухогруз, и я, посланный на спасательном вельботе, за волосы втащил на борт обледенелого матроса. Через двенадцать дней, в разгар разгрузки моего “Либерти”, вновь прилетели фашисты. Бомба угодила в причал, взрывной волной многих моряков смахнуло за борт… Я очнулся в госпитале. В ногах у меня сидел тот самый матрос… У нас с ним сегодня третья встреча.

Закончив речь, лоцман достал зажигалку из гильзы. Он пояснил: это подарок русского друга. Все могут убедиться: драгоценный сувенир в полном порядке и всегда при своем владельце.

Снова появилась дневальная — на этот раз с традиционным угощением для лоцмана: кофе, минеральная вода, бутерброды.

— Станислав, — сказал Хавкинс, глядя на поднос, — я знаю, в море у вас сухой закон. Но я знаю также и тебя, Станислав!

— Иногда для гостей делается исключение, — улыбнулся капитан Мисун.

И дневальная в третий раз отправилась с его поручением.

— Смотрите! — вдруг крикнул старпом Перов.

Все увидели самолет. Довольно большой моноплан шел низко над морем навстречу “Рогову”.

Летающая лодка пронеслась, где-то у горизонта развернулась, вновь прошла над теплоходом.

— По-моему, тот самый гидросамолет, — неуверенно сказала Тамара Шурга.

Лоцман увидел, что настроение моряков резко изменилось.

— Чем вас встревожил этот безобидный летающий ящик? — пошутил он.

— Уверены, что безобидный?

— Полагаю, что да. Он иногда прилетает на материк с расположенного неподалеку острова.

— С какого острова?

— Вряд ли он вам известен. Однако почему это вас интересует?

Капитан сжато рассказал о происшествии вблизи атолла “Морская звезда”.

— Смотрите, самолет возвращается! — крикнула Тамара Шурга.

— Делает галсы, — задумчиво проговорил американец. — Будто высматривает кого-то.

— А на рейде мы одни… — Капитан Мисун посмотрел на лоцмана: — Реми, что, если я попрошу тебя выполнить поручение? Мы дадим тебе пакет, Реми. Это сообщение в пароходство о том, как мы вылавливали в море человека. Рапорт и несколько фотографий.

— Я должен отправить пакет по почте?

— Не стоит связываться с почтой. Но здесь нет ни посольства, ни других учреждений нашей страны. Поэтому пакет передашь капитану первого же советского судна, которое будет идти через канал в Советский Союз. Ведь мы проплаваем еще месяца три. Один экземпляр документов получишь ты, другой останется у нас. Все понял, Реми?

Лоцман утвердительно наклонил голову.

— Думаю, тебе не следует распространяться о пакете. В нем нет секретов, но все же для твоей безопасности…

— Жене я могу рассказать? Жена у меня человек надежный. Я всегда советуюсь с ней, если надо принять важное решение.

— На этот раз воздержись… Видишь ли, могут найтись люди, которые будут стремиться перехватить этот пакет. Итак, мы условились?

— Конечно. Однако я все же хотел бы сказать, что моя жена…

— Реми!

— Молчу. Будет, как ты хочешь.

Капитан Мисун обернулся к Перову:

— Пакет. Захватите также чистый лист бумаги и еще один конверт — тоже чистый. Я сделаю приписку к докладной в пароходство. Что-то не нравится мне интерес, проявляемый к нашему судну этим гидросамолетом…

Через несколько минут капитан набросал записку, вложил ее в конверт с рапортом и фотографиями, заклеил его и надписал адрес. Затем пакет был вложен во второй конверт — уже без адреса.

— Реми, ты передашь пакет на советское судно, там вскроют первый конверт и поймут, что к чему. Вот и все.

ШЕСТАЯ ГЛАВА

Утром 6 апреля капитан Мисун сообщил по радио в пароходство, что судно прошло Панамский канал и находится в Тихом океане. Радиограмма заканчивалась фразой: “На борту все в порядке”.

В тот же день, когда солнце уже клонилось к западу, вахтенные заметили в море дрейфующий катер. На крыше рубки метался человек и размахивал тряпкой.

Спокойное море позволило “Рогову” подойти к катеру почти вплотную. В мегафон капитан Мисун спросил, в какой помощи тот нуждается. В ответ было сообщено: ловил рыбу в океане, сбился с курса и израсходовал горючее. Кончилась и пресная вода. Вода для питья и бензин — это все, что требуется.

На катер были переданы канистры с горючим и большой анкер пресной воды.

Происшествие фиксировал на пленку Ибрагим Магомедов. Когда завалили трап и “Рогов” стал удаляться от катера, Магомедов перебежал на корму, чтобы сделать последний снимок. И вдруг увидел в воде возле катера человека. Он явно прятался за бортом суденышка. Вот пловец повернул голову, и луч солнца отразился от нее резким световым зайчиком.

— Маска, — прошептал Магомедов, — на нем маска ныряльщика!