Атолл «Морская звезда» Насибов Александр

ШЕСТАЯ ГЛАВА

Луиза вернулась не через неделю, как предполагала, а спустя пятнадцать дней.

“Лендровер” вынырнул из-за кустов на опушке сельвы и остановился возле спуска в котловину, на дне которой раскинулся город. Луиза выключила двигатель, обернулась к спутникам:

— Вот и все. Пришло время расстаться. Сказать по чести, мне жаль.

Чако засопел и вылез из машины. Коротконогий крепыш с массивной головой, которая, казалось, росла прямо из плеч, весь слепленный из мускулов, он стоял и ждал товарища. Узкоплечий и высокий Лино с трудом вытаскивал из автомобиля голенастые, как у журавля, ноги.

— Луиза, — сказал Чако, — нам еще больше жаль оставлять тебя.

— Мы навестим тебя, как только появится возможность, — Лино выбрался наконец из “лендровера”.

Девушка тоже вышла из машины.

— Посидим. — Она достала сигареты. — Покурим на прощание. В одной стране есть хороший обычай — молча посидеть перед расставанием.

— В какой стране? — спросил Чако.

— Не помню… — у Луизы вдруг ком подкатил к горлу. — Но все равно это хороший обычай…

Все трое зажгли сигареты и выкурили их в молчании.

— Ну, пора расходиться, — Луиза встала. — Совсем стемнело, как будете пробираться одни?

Парни рассмеялись: сельву они знали как свой дом. В сущности, она и была для них домом.

— Можете поцеловать меня на прощание, — вдруг сказала Луиза. — Кто первый?

Чако вытер губы тыльной стороной ладони и звонко чмокнул девушку в щеку. Обернувшись к Лино, ткнул его кулаком в бок:

— Твоя очередь, счастливец!

— Счастливец? — спросила Луиза. — Это почему?

— Я получил порцию, и второй не будет. А у него порция еще впереди… Но что это он? Глядите, медлит! Эй, не боишься опоздать?

Лино стоял, опустив голову, будто увидел на земле нечто интересное. При последних словах товарища вдруг повернулся и пошел к лесу.

— Вот тебе на! — пробормотал Чако.

Он поспешил за приятелем.

Луиза стояла и глядела им вслед. Лино шел, размахивая руками и горбясь при каждом шаге, как это делают люди высокого роста. У Чако была мягкая пружинистая походка охотника, когда кажется, что тело невесомо и ноги едва касаются земли. Еще секунда — и сгущающийся сумрак поглотил обоих парней.

Вздохнув, Луиза села за руль. “Лендровер” стал осторожно спускаться по круче.

Антифашист, о котором в свое время упоминал Марио Гарсия, полгода назад вновь побывал в этом городе и подобрал здесь несколько укромных мест — “почтовых ящиков”, которые должны были помочь женщинам связаться друг с другом и по необходимости встретиться.

Луиза взглянула на часы в панели приборов автомобиля. Они показывали двадцать часов. Между тем была проделана лишь четвертая часть спуска в котловину. Значит, когда “лендровер” появится на окраине города, будет поздний вечер. Таким образом, надо полагать, улицы будут пустынны. Вывод: можно сделать попытку ознакомиться с содержимым тайника, который по порядку очередности должен быть использован первым.

Двадцать один час сорок пять минут. Машина катит по темной безмолвной улице. По обеим ее сторонам деревья с пышными кронами. Высоко вверху кроны сплелись, образовав зеленый тоннель.

Луиза отсчитывает строения, едва видимые за стволами деревьев, — пятое, шестое, седьмое… Теперь должна появиться церковь… Вот и она.

“Лендровер” сбавил ход, идет со скоростью пешехода — как бы не прозевать второй от церкви столб с лампой уличного освещения!..

Машина продолжает путь. До хранилища десяток метров — оно в следующем столбе. Старое, плохо ошкуренное бревно наполовину заросло кустарником.

Луиза “притерла” к нему машину, скользнула по сиденью к правому боту “лендровера” и сунула руку в кустарник. Дупло в столбе нашлось не сразу — оказалось ниже, чем ожидала Луиза. Рука ушла в него по локоть. На дне дупла пальцы нащупали нечто похожее на спичечный коробок.

“Лендровер” вновь катит по ночной безмолвной улице. Ни единой встречной машины. Только редкие прохожие.

Пакетик покоится в особой емкости, которую не нашли бы и при весьма придирчивом осмотре “лендровера”. И все же Луиза зорко следит за обстановкой. Она изрядно поколесила по улицам, прежде чем убедилась, что все вокруг спокойно и без опаски можно очистить тайник. Теперь, когда намеченное удалось, Луиза озабочена тем, чтобы “чисто” уйти от хранилища, не оставив улик.

Как же прочитать записку? Самое простое — ехать в таверну Кармелы, запереться в своей комнате… Но можно представить, какой будет шум по поводу благополучного возвращения Луизы из сельвы, сколько уйдет времени на неизбежный рассказ о ее двухнедельном путешествии!..

На перекрестке “лендровер” разворачивается, следует в обратный путь. Вскоре он за чертой города. Здесь машина съезжает с дороги в густые заросли…

Полчаса спустя “лендровер” вновь запетлял по улицам города. В записке указаны улица и номер дома, приведены ориентиры для подъезда.

Нужный адрес найден, когда время приближается к полуночи. Луиза оставила машину в густой тени деревьев, подошла к дому. Вот он, знак безопасности: все окна затемнены, светится только полукруглое оконце мансарды.

Кажется, что массивные ворота заперты. Но Луиза уверенно надавила на створку… Легко отворилась и вторая половина ворот.

Она вновь за рулем автомобиля, который был оставлен на пригорке. Значит, можно не включать двигатель. Рычаг перемены передач выведен в нейтральное положение, “лендровер” въезжает в распахнутые ворота…

Луиза выбралась из машины. Быстро сведены створки ворот, задвинут засов. Теперь — в дом. Где-то здесь должен быть вход для прислуги — на схеме, приложенной к записке, он помечен как находящийся слева от угла.

Ага, вот и дверь. Луиза шагнула к ней, протягивает руку к щеколде. Но дверь отворяется без ее участия.

На пороге — Сизова.

Несколькими минутами позже они сидят в одной из комнат жилой части дома и Луиза с жадностью ест.

Рассказ Луизы

В машине удалось одолеть почти половину пути до Синего озера, что фактически спасло старика. Хотя и трясло нещадно, но это было лучше, чем если бы его на руках тащили через заросли. И потом рядом был врач, имелся запас медикаментов, воды для питья.

В общей сложности ехали двое суток. Судя по ряду признаков, когда-то в сельве действительно пролегала дорога. Кто ее строил и для какой надобности, уже нельзя установить. Древний тракт только угадывался — деревья на нем были более тонкие и низкорослые, чем в окружающем лесу.

К исходу второго дня кончилась и эта “дорога”. Дальше “лендровер” не мог продвинуться ни на оборот колеса. Его накрыли брезентом и забросали ветвями. На рассвете двинулись пешком — впереди Хосеба, за ней Лино и Чако с носилками, на которых лежал старик, и последней — Луиза.

До этой поры на пути не повстречался ни один человек. Теперь же появились признаки того, что сельва обитаема. Внезапно раздались резкие, гортанные выкрики. Луизе приходилось слышать, как кричат большие ушастые обезьяны, она была знакома и с протяжным воем пумы и ягуара. Но это были совсем иные звуки.

— Ронно, — сказала Хосеба, — Ронно идет сюда.

Чако и Лино, которым были адресованы эти слова, заулыбались, поставили носилки на землю, стали растирать затекшие руки.

Выкрик раздался снова, на этот раз ближе.

Хосеба перехватила растерянный взгляд Луизы.

— Не бойтесь, — сказала она. — Это сигнал. Знакомые индейцы подают весть о себе. Предупреждают, чтобы мы не схватились за оружие, когда они появятся. Так принято в сельве. Добрый человек всегда заранее предупреждает о своем приходе. Тот, кто поступает по-иному, считается недругом.

Будто в ответ на эти слова на тропе появились люди. Четверо полуобнаженных мужчин остановились возле носилок. Один из них положил руку на грудь раненого старика, что-то сказал.

— Это Ронно, — прошептала Хосеба. — Один из вождей племени. Он приветствует моего отца.

Между тем индейцы уже встали по бокам носилок, подняли их и пошли вперед. Каждый держал в свободной руке длинную трубку — тонкую и прямую, внимательно следя, чтобы она ни за что не зацепилась.

Индейцы шли быстрым упругим шагом. Чако, Лино и Хосеба тоже были хорошими ходоками. Луизе же пришлось напрячь все силы, чтобы держаться вровень с остальными.

Так продолжалось около часа. Вдруг Ронно поднял руку. Все остановились. Носилки были поставлены на землю. Три индейца, Чако и Лино опустились на корточки — это была их любимая поза для отдыха. Луиза не сводила глаз с Ронно. Тот из сумки, висевшей на шее, достал тонкую стрелу и вложил ее в длинную трубку.

— Духовое ружье, — сказала Хосеба. — Самое страшное оружие индейцев.

Луиза продолжала следить за действиями Ронно. Очевидно, он собирается выстрелить из своего “ружья”. Но в кого? Нигде не было видно ни зверя, ни даже крохотной птицы. И почему это ружье “страшное”? Что можно сделать при помощи стрелы, которая длиной не превосходит карандаш?

Между тем Ронно прокрался к большому раскидистому дереву. Вот он поднял трубку, ее конец приставил к губам и дунул. Еще через секунду раздался шум, хлопанье крыльев, и, сбивая листья, на землю свалилась большая серая птица. Хосеба подняла ее, показала Луизе. Горло птицы было пронзено стрелой — как раз под головой с массивным клювом.

Ронно сказал несколько слов — отрывисто, неторопливо, не сделав ни одного движения или жеста. Все это время он глядел только на Хосебу. Та перевела:

— Охотник высматривал в сельве серого тукана, как только встретился с нами. Считает удачей, что быстро обнаружил эту птицу. Печень серого тукана, если ее съесть еще теплой, — целебное средство при ранениях.

— Я восхищена его мастерством. Даже не успела заметить, как он прицелился.

Хосеба перевела индейцу слова Луизы. Тот коротко кивнул, одним точным движением разорвал птицу надвое и пошел к носилкам.

Хосеба сказала:

— Он любит отца, считает его братом. Случилось так, что отец убил зеленую древесную змею, когда та готовилась с ветки упасть на плечо Ронно. Зеленая змея — самая опасная тварь сельвы. От ее укуса человек умирает через минуту…

— Этот Ронно ни разу не посмотрел в мою сторону с тех пор, как мы встретились. Почему?

— Дело не в вас лично. С некоторых пор индейцы, населяющие район Синего озера, стали прятаться от посторонних. Наша группа — исключение. Мы проверены. Всех остальных пришельцев они считают врагами.

— Значит, и меня тоже?

— Пока вы с нами, вас не тронут.

— Так было всегда?

— Нет! По своей натуре они добрые и честные люди. У них не случается обманов, краж. Если житель сельвы поймал две рыбы, одну обязательно отдаст соседу, у которого нет пищи… Вы сами видели: Ронно и его спутники только появились из леса, как сразу взялись за носилки. Или вот — индеец тащит носилки, а сам высматривает на деревьях нужную птицу, чтобы добыть ее и как-то помочь раненому другу…

— А давно индейцы не жалуют посторонних?

— С того времени, когда близ Синего озера стали рыскать отряды, охотившиеся на жителей сельвы.

Луиза насторожилась.

— Вот так новости! — воскликнула она, подзадоривая Хосебу продолжать рассказ. — Когда-то белые охотились на черных в Африке, превращали их в рабов и везли в Америку. Теперь что же, наоборот — в Америке ловят индейцев и отправляют в Африку?

— Куда отправляют пойманных индейцев, я не знаю, но что на них устраивают облавы, как на диких зверей, — это факт. Окружают большое поселение, истребляют мужчин, хватают женщин, детей и исчезают. Это началось давно.

— И продолжается?

— А как же! — Хосеба понизила голос, пальцем показала на раненого: — Отец получил пулю, потому что вступился за индейцев.

— У вас общий с ними лагерь?

— Нет, мы живем порознь. А в тот день решили навестить Ронно и его родственников. Их человек сорок, живут в двух больших хижинах — кокалях. Нас встречали обитатели обоих кокалей — все до единого. Маленьких детей матери несли на руках. Это дань уважения моему отцу. Еще бы, человек бесплатно раздает хинин, тогда как странствующие купцы и миссионеры за каждую таблетку требуют золото.

— А индейцы платят?

— Куда им деваться! Для жителей сельвы малярия страшный бич. Болеют целыми семьями. Иной раз наблюдаешь такую картину: жара, на термометре сорок пять в тени, а в нищенской хижине отец, мать и ребятишки у пылающего костра бьются в приступе малярии и никак не могут согреться…

— Где вы достаете хинин?

— Мы — чиклеро. Знаете, что это такое? В укромных местах сельвы растет дерево сепадилья. Сок сепадильи — это чикле, белая жидкость, как молоко. Надрежешь ствол дерева, и жидкость потечет в подставленную банку.

— Каучук?

— Не знаю. Возможно, родственник каучука. Чикле идет на изготовление жвачки, которой так увлекаются в городах…

— Жевательной резинки?

— Так ее называют, но это не резина. Скорее смола… На чикле всегда спрос. Вот люди и отправляются за ней в сельву. Мы знаем лучшие места, где растет сепадилья, хорошо зарабатываем.

Луиза оглядела спутницу. Та была в старых бриджах и латаных башмаках, в выцветшей кофте с грубой штопкой на локтях. Не лучше выглядели и оба парня.

— Что-то не похожи вы на миллионеров…

— Вы уже знаете, на что уходят почти все наши деньги.

— Столько денег — на лекарства?

— Кое-что оставляем на черный день… — Хосеба осеклась, настороженно взглянула на девушку: — Чего это вас заинтересовали наши дела?

Луиза вскинула голову:

— Меня позвали, чтобы оказать помощь раненому. Я плохо сделала эту работу?.. А о своих делах вы стали рассказывать по доброй воле. Можете не продолжать.

— Сеньорита должна простить меня. Да, я была резка. Но что поделаешь, если вокруг столько предателей!

— Не понимаю, о чем речь.

— Сейчас поймете. Я продолжу рассказ… Так вот, мы пришли к индейцам группы Ронно. Все собрались в большом кокале, и только нам подали угощение, как вдруг загрохотало. Это ревел мотор.

— Мотор в центре сельвы? Но вы говорите, туда не проберется никакой вездеход!

— То был геликоптер. Он кружил над кокалями и бил из пулемета.

— Тогда и ранили вашего отца?

— В те самые минуты. Он выскочил из кокаля, дал несколько выстрелов из своего винчестера и упал, получив рану в голову. Но одна из пуль винтовки отца все же нашла цель — у геликоптера вдруг захлебнулся мотор. Машина рухнула на деревья. Тут же лагерь атаковал наземный отряд. Чако и Лино помогали индейцам обороняться, пока я перевязывала отца. Атаку скоро отбили. Пришельцы надеялись на поддержку с воздуха, а ее не было — геликоптер пылал в лесной чаще. Отстреливаясь, они убрались восвояси. Индейцы некоторое время преследовали их, потом вернулись, чтобы похоронить убитых. От пуль пришельцев погибло четверо членов племени.

— Как вы думаете, в чем тут дело?

— Не знаю. Но обитатели сельвы не помнят случая, чтобы кто-либо из захваченных при лесных облавах вернулся в родной кокаль.

— Еще вопрос. Охотятся на индейцев только белые люди или, может быть, также метисы или индейцы?

— Я видела белых.

— Белые, — подтвердил Чако, прислушивавшийся к разговору. — Белые, все как один.

Больше никаких происшествий — ни по пути к Синему озеру, ни при возвращении — не было. В лагере чиклеро Луиза пробыла четыре дня — набиралась сил перед дорогой назад, делала зарисовки людей и природы, а главное — пыталась разобраться в событиях, которые происходили в этом районе тропического леса. Конечно, она тщательно исследовала место падения вертолета. Однако не нашла ничего: ни документов, ни иных свидетельств национальной принадлежности погибшего экипажа. Индейцы зарыли обугленные трупы в землю.

Напрашивался вопрос, почему пришельцы уделили столь большое внимание кокалям Ронно и его родственников? Возможно, причина была в том, что эти две хижины — последнее индейское поселение, находящееся сравнительно недалеко от города. Хосеба и ее братья утверждают, что в здешних местах жило много аборигенов. Но за последние годы лесные индейцы из этого района исчезли. Мужчины были истреблены, женщины и дети — вывезены. Белокожие бандиты наведывались в эти сравнительно легкодоступные места как в некий склад живого человеческого товара, пока не опустошили его почти целиком.

Осталось два последних кокаля — пришел и их черед. Комбинированная атака вертолетчиков и тех, кто действовал на земле, уже третья по счету. Можно не сомневаться: будут и еще атаки.

Луиза кончила свой рассказ, вопросительно взглянула на мать, встала, прижалась к матери щекой.

— Ты все сделала хорошо, умница моя, — сказала Сизова. — Работа была полезная. Даже очень полезная. Теперь многое начинает проясняться.

Луиза осмотрела комнату, ее обстановку, убранство. Во всем чувствовался хороший вкус. К месту здесь был и мощный японский приемник в комбинации с проигрывателем граммофонных пластинок и магнитофоном. Машина пришлась бы по душе любителю обшаривать эфир или взыскательному меломану. Луиза знала: радиоприемник едва ли не самая важная вещь в доме.

Мать перехватила ее взгляд, чуть наклонила голову. Это означало: радио действует, уже установлена связь…

— Когда же ты успела? — прошептала Луиза. Она подошла к приемнику, положила ладонь на его полированную панель: — Хорошо берет?

В ответ Сизова снова кивнула.

— Рассказывай, и поподробней, — Луиза взяла руку матери, сжала в ладонях.

— Ты вернулась из сельвы с сообщением, что там идет охота на индейцев — их выслеживают, похищают… Так вот, в просвещенной Европе происходит примерно то же самое. Но крадут людей с белой кожей. И что интересно: в ряде случаев похищенные вовсе не миллионеры или видные политические деятели, которых можно бы заставить раскошелиться или совершить какие-то действия в интересах политических противников. Так, недавно в северном итальянском городе ночью вдруг исчезла группа девушек. Это были “штатные” посетительницы ночных ресторанов и баров. В ту роковую для них ночь они, как обычно, явились на “работу” и вот — исчезли. Наутро ни одна из них не вернулась домой.

— Сколько было девиц?

— Много, десятка полтора… Конечно, поднялся шум. Перепуганные обыватели потребовали строгого расследования. Полиции удалось составить словесный портрет мужчины, с которым видели этих девиц в ночь перед похищением. Данные, характеризующие предполагаемого преступника, напечатали в газетах и передали по телевидению. И вот к властям является шофер такси: похожего по приметам мужчину с группой девушек он отвозил ночью на аэродром… Вскоре нашли таксиста, доставившего к самолету вторую группу девушек той же ночью. Выяснилось: оба автомобиля въезжали чуть ли не на летное поле — к сектору, где обслуживаются частные лайнеры.

— У похитителя был свой самолет?

— “Боинг”. Машина взлетела и на аэродром не вернулась. Конечно, полиция стала выяснять принадлежность самолета. Но, как и следовало ожидать, его регистрационные документы оказались фальшивыми. Тогда занялись личностью похитителя девушек. Помогло то обстоятельство, что метрдотель ресторана, где подозреваемый развлекался с девицами, опознал его как лицо из окружения “черного князя” — Валерио Боргезе. В годы войны метрдотель служил во дворце главы правительства Италии и видел этого человека и Боргезе на приеме у Муссолини… Имя Боргезе хорошо известно Марио и другим антифашистам. Знают о нем и в Москве. При исследовании трофейной документации одной из групп итальянских морских диверсантов всплыли такие факты. Подразделение человекоторпед Боргезе действовало на Черном море, когда был осажден Севастополь, — пиратствовало, уничтожая советские пароходы с эвакуированными жителями и ранеными… И вот выяснилось: опубликованные итальянской прессой данные о похитителе девушек вполне подходят к одному из бывших итальянских подводных диверсантов — некоему Хуго Ловетти. Дальнейшие исследования показали: тип этот примкнул к Муссолини еще в начале двадцатых годов… Он был среди тех своих соотечественников, кто после капитуляции Италии в середине сорок третьего года продолжал войну в войсках Германии под командованием Валерио Боргезе.

Луиза знала: сейчас в Италии немало всякого рода неофашистских формирований, единственная цель которых — устроить государственный переворот и привести к власти реакцию. И главная фигура во всем этом — все тот же князь Боргезе, руководитель крупнейшей в стране террористической организации.

— Но это не все, — продолжала Сизова. — Рядом с этим именем есть и другое — Скорцени. В тридцатых годах Скорцени пробовал работать под водой, и Боргезе руководил его подготовкой, как специалист водолазного дела. Позже Боргезе консультировал Скорцени, когда тот готовил диверсионные акции в Италии. При похищении Муссолини из горного отеля “Кампо императоре” рядом со Скорцени действовал доверенный человек князя Боргезе Хуго…

— Неужели Хуго Ловетти? — воскликнула Луиза.

— Он самый.

— Но как это установили?

— Боргезе не скрывал сей факт, даже хвастал им в своих выступлениях…

— Смотри, как получается: эти три имени все время рядом!

— Такой вывод сделали и в Москве… Итак, Хуго Ловетти выкрадывает и куда-то увозит группу девушек. Он — человек Боргезе. А этот последний давней дружбой, общностью взглядов и целей связан с Отто Скорцени. Кто же такой Скорцени сегодня? Ответ однозначный: один из тех главарей, кто продолжает дело Гитлера. Значит, Скорцени может иметь отношение к острову с медицинским центром. Это логично?

— Конечно! — Луиза разволновалась, привстала с кресла. — Хуго Ловетти вполне мог добывать девушек для нужд нацистских экспериментаторов известного нам острова. Надо полагать, там всегда нужда в подопытных. Вот и ведется охота на индейцев. А стали испытывать трудности в сельве — решили вывезти партию “живого товара” из Европы…

— В Центре рассуждали примерно так же. Но это были предположения, догадки. А требовались факты. И факты были добыты. Спросишь, каким образом, если даже мы, находясь рядом с островом, до сих пор ничего толком не знаем? Кто-то подал мысль изучить фотоснимки этого региона, сделанные метеорологическими спутниками.

— Остров оказался на одном из снимков?

— Снимков было много. Остров сфотографировали на различных витках и в разное время. И вот на одном из снимков увидели подобие взлетно-посадочной полосы и… самолет. Снимок увеличили, подвергли исследованиям. И пришли к выводу, что сфотографирован “боинг”. Точнее, “Боинг-727”. Тот, на котором увезли похищенных девушек, тоже был “семьсот двадцать седьмой”…

— Кто определил тип самолета?

— На аэродроме вылета. Плата за стоянку и обслуживание частных лайнеров берется в соответствии с типом и маркой самолета. Там налажен строгий учет…

На кухне засвистел чайник.

— Что бы ты еще поела, девочка? — Сизова захлопотала у стола. — Ведь с утра за рулем…

В конце ужина было подытожено то, что удалось узнать.

— Что нам делать теперь, мама?

— Ничего. — Сизова сидела за столом, уставясь в чашку с чаем, к которому так и не притронулась. — Доложим, с чем ты вернулась, будем ждать.

— Ждать чего? И как долго продлится ожидание? А время идет, его не вернешь…

— Что же ты предлагаешь?

— Смотри!.. Сейчас, после похищения девиц, в Италии, да и в других странах Европы будут во все глаза смотреть за каждым частным самолетом. Таким образом, Хуго Ловетти будет труднее работать. А бездействовать ему не позволят — судя по всему, на острове подопытные люди расходуются быстро. Таким образом, скоро потребуется новый контингент для опытов. Где его взять?

— Снова пошлют самолет — не в Италию, так в другую страну, не в Европу, так в Азию или Африку.

— Зачем же им посылать самолет так далеко, если здесь, под носом, есть многолюдное племя, которое только и ждет, чтобы его захватили и вывезли на остров?..

— О чем ты, Луиза? Только что утверждала, что в этом регионе сельва обезлюдела…

— “Многолюдное племя” можно придумать. Надо распустить подобный слух…

Возникла пауза. Луиза пила чай и поглядывала на мать. Та задумчиво сидела у стола. Потом встала, заходила по комнате, круто остановилась возле стола, положила ладонь на плечо дочери:

— А теперь тебе пора идти.

— Я могла бы остаться, — жалобно сказала Луиза. — В городе меня никто не видел. Автомобиль надежно заперт. Я бы повалялась в постели, отоспалась…

— Мало ли что может произойти. Отправляйся к себе. Завтра, когда нас с тобой будут “знакомить”, можешь обмолвиться об этом… “многолюдном племени”. — Сизова подняла палец. — Всего несколько фраз: появились откуда-то из глубин сельвы, расположились биваком…

— Где же мы “познакомимся”?

— В четыре часа приду обедать в таверну Кармелы. Спустись в зал. Остальное — как подскажет обстановка. Помни: рассказывая о приключениях в сельве, не проговорись о сбитом вертолете и вообще об охотниках на индейцев.

— Понимаю.

— Да! Там же, в таверне, найди возможность вставить в разговор фразу о том, что любишь пирожные и вообще сласти… Знаю, тебе бы кусок жареного мяса и чтобы рядом — соленый огурец. Все знаю. Но придется полюбить сласти.

— Все же решила открыть кондитерскую? Не опасно?[11]

— Конечно, есть риск. Но что делать? В городе надо чем-то заниматься. А кулинария — единственное, что я умею.

Сизова отперла дверь, пропустила вперед Луизу, вышла сама.

Еще через минуту девушка выкатила автомобиль из сарая. Мать подошла к воротам, убедилась, что вокруг спокойно. Машина с погашенными огнями выехала на улицу и исчезла за поворотом.

Вернувшись к крыльцу, Сизова присела на ступеньку. Захотелось курить. В кармане халата нашлись сигареты и зажигалка. Сделав несколько затяжек, она прикрыла глаза и расслабила плечи. Только сейчас почувствовала, чего ей стоили эти последние недели. Выбор и покупка дома, хлопоты по организации кондитерской, даже приобретение радиоприемника и получение первой шифровки от руководства — все исполнялось как-то автоматически. Главным же была Луиза. Эти две недели она все время стояла перед глазами.

Докурив одну сигарету, Сизова зажгла новую. Нет, только подумать: послала девчонку в тропический лес — одну, без подготовки и страховки, фактически даже без точного задания. Счастье, что все обошлось… И что же она делает теперь? Решила вновь подставить Луизу. А он умен, их противник. Умен и опытен. Вдруг поймет, какая ведется игра?!.

Она сидела в темноте на крылечке своего большого пустого дома и думала, думала. В сознании возникали образы дорогих ей людей. Ее невосполнимые потери. Первым погиб молодой чекист Ваня Шагин — в разгар гражданской войны был подло застрелен белогвардейским полковником. Четверть века спустя пришел черед двух других — сперва ее наставника и друга старого разведчика Кузьмича, потом Энрико, ее мужа и боевого товарища. Оба расстались с жизнью в глубоком фашистском тылу.

Итак, трое. Три удивительных человека, таких близких, что со смертью каждого будто уходила частичка и ее самой, Саши Сизовой.

И на всех троих была только одна могила. Та, в которой покоился прах Кузьмича. Немецкие друзья сдержали слово: приехав в Германию после войны, она нашла могилу ухоженной. Поставила большой камень. На нем выбили имена всех троих… Ведь она никогда не узнает, где покоятся Ваня и Энрико. Судьба не пощадила ее и потом. Тяжелые роды, потеря крови, сепсис — и вот уже нет с ней и старшей дочери, умной, ласковой, доброй Лолы, которая улыбалась всегда, даже за сутки до смерти…

Теперь она снова на войне — вместе с последним дорогим ей человеком, самым последним и самым дорогим.

Вправе ли она распоряжаться жизнью дочери? Есть ли у Луизы шансы выстоять против противников? Это же специалисты гиммлеровской выучки!..

Докурена вторая сигарета. Пора возвращаться в дом. Ступени деревянной винтовой лестницы поскрипывают под ногами, когда она взбирается по ним.

Она поднимается походкой немолодой и усталой.

Надо лечь. Лечь и выспаться. А утром побывать у парикмахера. И в косметическом кабинете тоже. И у поставщиков, которые занимаются кондитерской. Она не может выходить из роли, которую вот уже второй месяц ведет в этом маленьком городке в самом центре Латинской Америки.

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

За несколько часов до возвращения Луизы в город здесь произошли кое-какие события. К исходу дня на улице, ведущей к церкви, появилась процессия. Центр ее составляли юноши, несшие установленную на платформе трехметровую статую святой девы Марии — в праздничном одеянии и соответствующим образом раскрашенную. Вокруг толпились мужчины и женщины с еще не зажженными факелами. Шествие возглавляла содержательница таверны Кармела, тоже с факелом в руке.

Процессия остановилась возле церкви. Кармела торжественно поднялась на паперть и произнесла пылкую речь. Весь свой пафос женщина обрушила на мэра города, который не заботился о насущных нуждах населения. Вот уже год, как с вершины горы Святого Франциска снята статуя покровительницы города — святой девы Марии. Все знают: дева Мария долго не ремонтировалась и обветшала до такой степени, что у нее отвалилась простертая над городом рука. Мэр обещал, что в короткое время будет заказана и установлена новая статуя покровительницы города, больше и красивее прежней. Горожане быстро собрали деньги. Статую изготовили в срок. И что же? Пошел шестой месяц, а отцы города никак не удосужатся водрузить ее на место. Город без покровительницы. Отсюда все беды: шесть пожаров, четыре ограбления.

Попытка пятого ограбления была предпринята минувшей ночью — преступники залезли в кладовую таверны. Хвала святым угодникам, она, Кармела, страдает бессонницей, услышала шорох… Как долго продлится бездействие городских властей в таком важном вопросе?

По команде Кармелы участники шествия запели заранее выбранный псалом, в котором возносилась хвала святой деве Марии.

Появился падре. Он поддержал мирян и распорядился, чтобы послали за мэром. Тот не замедлил явиться и выступил с объяснениями. Городские власти помнят о своих обязанностях. Своевременно был заказан геликоптер для доставки статуи на вершину горы. Но что поделаешь, если он потерпел аварию где-то в дебрях сельвы!

Кто-то крикнул, что нужен мощный трактор. Уж он-то поднимет статую на любую гору.

Кармела под общий хохот оборвала выскочку, заявив, что с такой работой вполне может справиться упряжка ослов. Лишь бы их было побольше. Святая Мария из гипса весит всего пятьдесят пять кило.

— Ослы? — воскликнул мэр и брезгливо наморщил нос. — Стыдитесь, Кармела!

— А чего мне стыдиться? — огрызнулась хозяйка таверны. — Раскройте священное писание. Там сказано черным по белому: Христос только и делал, что ездил на ослах. А что прилично Иисусу Христу, годится и для любого другого святого, будь это даже сама дева Мария.

Мэр подал ответную реплику. Падре тоже выкрикнул какую-то фразу. Кармела опять не осталась в долгу. Ввязались в спор и остальные.

Павел Коржов и его шеф — Баррера — шли мимо и задержались у церкви, привлеченные шумом. Оба были мрачны. Каждый свой день Коржов начинал с того, что из арендованного сарая выкатывал на волю десяток вездеходов, вытирал с них пыль, запускал двигатели. Баррера пристроил в сарае динамики с усилителями. На торговой площадке с утра и до вечера гремела музыка — исполнялись самые модные пасодобли, танго и блюзы. Но все было тщетно. Покупатели не появлялись. За две недели не был продан ни один автомобиль.

— Пошли, — сказал Баррера, прислушиваясь к голосам спорщиков. — Идем, Павлито. Это у них надолго, будут орать до утра.

Когда стемнело, началось факельное шествие. Процессия, в центре которой несли святую деву Марию, направлялась к таверне Кармелы. Все были веселы. Еще бы, у мэра вырвали обещание, что в ближайшие дни он закажет в соседнем городе трактор на гусеничном ходу и завершит операцию по доставке статуи на положенное ей место. Победу следовало отметить. Поэтому Кармела всех позвала в свое заведение, объявив, что участникам шествия сделает скидку — они будут платить только половину стоимости заказа.

Статую оставили на площади — прислонили к стволу старого вяза, росшего в десяти шагах от входа в таверну.

В двенадцатом часу ночи, когда Луиза подъезжала к дому матери, веселье пошло на убыль, и люди расходились по домам.

Проводив последнего посетителя, хозяйка таверны вышла глотнуть свежего воздуха. Статуя была там, где ее оставили.

— Доброй ночи, святая дева Мария, — сказала Кармела.

Затем она зевнула и вернулась в таверну, заперев дверь на засов.

…Луиза неторопливо ехала по темным пустынным улицам. Мрак сгущался, как это бывает перед рассветом.

Вот и площадь перед таверной. Машина остановилась. Девушка вылезла, постучала в дверь. Постучала снова. Ответа не было. В тишине спящего города раздался крик петуха. Тотчас отозвался второй петух. Началась перекличка горластых глашатаев рассвета. Луизе трудно было стоять у двери: все сильнее наваливалась усталость. Отчаянно хотелось раздеться, лечь в постель. Она постучала в третий раз, сильнее. Наконец послышались шаги.

— Кто? — прозвучал сонный голос Кармелы.

Луиза назвала себя. В ответ раздался радостный вопль. Загремели засовы. Дверь распахнулась. Кармела кричала, тискала девушку в объятиях, целовала. И вдруг отшатнулась. В глазах у нее был испуг. Пальцем она показывала куда-то за спину Луизы. Та обернулась. А трактирщица уже мчалась к вязу, одиноко росшему в десяти шагах от входа в таверну.

— Горе мне, — кричала она, обегая вокруг дерева, — горе, горе!

Луиза удивленно глядела на трактирщицу. Распустив волосы, Кармела царапала себе лицо и причитала. Из ее бессвязных слов можно было понять, что только недавно здесь была статуя святой девы Марии и вот теперь ее нет.

В следующую минуту Кармела устремилась к церкви, крича, что надо звонить в колокола и поднимать народ на поиски исчезнувшей святой покровительницы города.