Тайна голубиного пирога Стюарт Джулия
– А что он написал? – поинтересовалась Минк.
– Он назвал нас цыганками! – выпалила леди Монфор-Бебб в таком волнении, что у нее задрожал подбородок.
– И думает, что все мы ждем более выгодного предложения, – негодующе добавила графиня.
– В «Крошке Доррит», – пояснила леди Беатрис, широко распахнув глаза. – Мы предпочитаем читать «Войну миров» мистера Уэллса. Когда марсиане высадились в Суррее, они разрушили уокингскую станцию и сожгли Ричмонд, но оставили Хэмптон-Корт совершенно нетронутым, как и положено здравомыслящим чудовищам.
Две другие дамы смущенно смотрели на принцессу.
Леди Монфор-Бебб внимательно оглядела комнату, заметив над камином французское зеркало, высокое и узкое, как того требовал этот стиль, и индийские часы на каминной полке, накрытые стеклянным колпаком, чтобы защитить их от сажи.
– Должна сказать, вы все устроили изумительно. Какая жалость, что в Чащобном доме обитали садовники! Не думаю, что миссис Кэмпбелл смирилась с этим обстоятельством.
Графиня и леди Беатрис покачали головами.
– Миссис Бутс упоминала, что с бедной миссис Кэмпбелл случилось какое-то несчастье, – сказала Минк.
Женщины переглянулись.
– Да, было такое, – объяснили они. – Миссис Кэмпбелл стояла на верхней площадке омнибуса, когда кучер внезапно тронулся. Потеряв равновесие, она упала через заднее ограждение.
– Но этим дело не кончилось. В довершение всего на нее наехала ручная тележка уличного торговца овощами, доверху наполненная брюссельской капустой, – сказала леди Монфор-Бебб, закрывая глаза.
– А этот торговец оказался бывшим адвокатом, лишенным права практиковать, – добавила графиня.
Леди Беатрис смотрела куда-то вдаль.
– Если кому-то суждено попасть под колеса, пусть уж тогда это будет запряженный четверкой экипаж, а на нем – отличная пара ливрейных лакеев с элегантными икрами, – сказала она, задумчиво улыбнувшись.
Две другие дамы посмотрели на нее с явным неодобрением.
Леди Монфор-Бебб, обернувшись к Минк, сообщила, что, несмотря на все эти печальные обстоятельства, в Королевскую часовню на отпевание миссис Кэмпбелл пришло очень много народу.
– Трудно поверить, что официально принятая версия Библии была задумана во дворце Хэмптон-Корт, если вспомнить недостойное поведение служителей церкви нынешним утром, – сказала принцессе леди Монфор-Бебб. – Впрочем, вражда между священником и органистом – не единственная непристойность. Раньше экономка следила, чтобы места в церкви занимали строго по рангу и старшинству, но разгорелись такие споры, кто кого выше по своему положению, что лорд-гофмейстер решил: пусть каждый прихожанин занимает любое место. Нужно приходить пораньше, если хочешь быть уверен, что не окажешься рядом со старшим дворцовым каменщиком.
Она повернулась к леди Беатрис:
– А вы сегодня утром опять сидели рядом с виноградарем. Нужно быть в церкви минут за сорок до начала службы. Придется брать с собой вышивание или книгу. «Войну и мир», например, – сегодняшние события заставляют вспомнить об этом романе.
Леди Беатрис разгладила платье.
– Моя кухарка проспала и не разбудила меня вовремя, – пробормотала она. – Я до сих пор не сумела найти замену для своей горничной. Не могу взять в толк, чем ее так напугали два новых привидения. К Джейн Сеймур она вполне привыкла.
– Не берите опять парижанку, – посоветовала леди Монфор-Бебб. – Они такие ветреные. В следующий раз попробуйте служанку из Швейцарии – те гораздо надежнее и не страдают от великих идей. Что касается кухарки, если она будет по-прежнему просыпать, ей придется купить кровать, специально сконструированную для слуг. Я видела такую на Великой выставке[17]. С часовым механизмом, который в определенное время убирает опору в ногах кровати, и спящий падает на пол.
Леди Беатрис в задумчивости теребила свою челку:
– Я взяла бы эту кровать для своей дочери. Мне не поднять ее с постели. Не знаю, что с ней не так, но, к счастью, всякий раз, когда она падает в обморок во время церковной службы, на помощь к ней приходит доктор Хендерсон. Ей давно пора иметь свою семью, только вот мужа теперь найти трудно: столько народу эмигрировало в Австралию, Южную Африку, Индию и Канаду. Ситуацию еще более усугубляют американки, которые проникают в лондонское светское общество, притворяясь, что они миллионерши, и уводят самых лучших женихов. От них, кстати, страдают не только англичанки. Им удалось заполучить половину европейской знати. Принцесса Сан-Фаустино, принцесса Колонна и графиня фон Вальдерзее, дочь бакалейщика – все они американки.
Леди Монфор-Бебб прикрыла глаза.
– Благодарение богу, принц Уэльский уже женат, – сказала она, содрогнувшись.
Леди Беатрис повернулась к ней, все еще кипя от негодования:
– А помните, когда мы были на вокзале Юстон в прошлом году, на бриллиантовый юбилей королевы приехали эти американки, нагруженные чемоданами и шляпными коробками? Они надевали драгоценности с самого утра!
– И не вспоминайте! – взмолилась леди Монфор-Бебб, подперев голову рукой. – Только подумаешь, какой шум они подняли, сразу начинает звенеть в ушах.
– В пользу американцев можно многое сказать, – вмешалась в разговор Минк. – Их литераторы не проявляют враждебности к своим коллегам противоположного пола, сыновья и дочери обычно наследуют одинаково, женщины добились избирательного права в четырех штатах, многие из них более успешны в своих профессиях, чем мы. Как раз сегодня утром я прочла об американской матери и ее трех дочерях-правоведах.
– Здесь сказались их английские корни, – предположила леди Монфор-Бебб.
Графиня, улыбнувшись, сообщила:
– Этим утром я услышала новость от своей служанки. Среди нас персона из Америки!
Леди Беатрис отшатнулась, прижав руку к груди.
– Но ведь это не леди? – спросила она.
– Надеюсь, что нет, – сказала Минк. – Американские хозяйки лучше всех принимают гостей. Я знаю одну, которая специально заказала чучела тропических птиц для танцевального зала. Он после этого стал похож на беседку в саду.
– Нет, это джентльмен, к тому же холостяк, – ответила графиня, сделав паузу, чтобы усилить драматический эффект. – Гость дома Бэгшотов. Он говорит не «брюки», а «штаны», не «ботики», а «галоши». Служанок называет «девушками», что, понятное дело, производит на них сильное впечатление.
Леди Монфор-Бебб смотрела на нее разинув рот.
– Штаны? – переспросила она, пораженная ужасом. – Удивительно! Неужели его никто не поправил? Нельзя оставлять это на откуп генералу. Он не знает, как вести себя в такой ситуации. Въехав в соседние апартаменты, генерал зазвал меня на обед, и я жалею, что пошла. Все время, пока мы ждали, когда нас пригласят к столу, генерал провел перед камином в гостиной. Любому мусорщику известно, что джентльмену не подобает чистить камин. Уверена, он виноват в том, что целая вереница лоточников и уличных торговцев изводила меня весь вчерашний день. Даже гробовщик пытался снять с меня мерку! Он никак не хотел поверить моему лакею, что я еще в полном порядке, подозревал, будто здесь дело нечисто. Собирался уже звать констебля, так что мне пришлось самой появиться в дверях. Никогда еще не испытывала подобного унижения. Велела даже служанке телеграфировать, чтобы мне прислали настоящий черепаховый суп для восстановления сил. У бакалейщика кончились запасы.
Графиня убрала выбившуюся из-под капора прядь волос.
– Как вы думаете, генерал Бэгшот возьмет с собой американца на пасхальный пикник? – спросила она. – Конечно, он должен будет внести свой вклад. А кстати, что едят американцы?
– Они вечно жуют табак, – весело сказала леди Беатрис.
Две другие гостьи бросили на нее быстрый взгляд.
– Очень надеюсь, что генерал приведет его. Наша задача – сделать из этого человека настоящего англичанина, прежде чем он вернется в колонии, – сказала леди Монфор-Бебб.
Повернувшись к Минк, она предложила составить им компанию, объяснив, что обладатели пожалованных королевой апартаментов устраивают пикник раз в год перед Пасхой, чтобы избежать орд, осаждающих дворец в остальное время.
– В этом году мы проводим пикник довольно рано, и я все же надеюсь, что меня пригласят на Пасху куда-нибудь еще. Жизнь была бы куда более приятной, если бы уличные торговцы на праздники оставались в Хэмпстед-Хите. До сих пор помню, какой здесь царил кавардак, когда пять сотен лоточников из Пекхэма галдели у паба «Кардинал Уолси», прежде чем убраться в «Митру». Пришлось обратиться к гусарам, чтобы те помогли полицейским. Они свистели, но без всякого толка.
– Это было двадцать лет назад, – напомнила графиня.
– Уличные торговцы с тех пор нисколько не изменились. Некоторые черты характера ничем не искоренишь, – возразила леди Монфор-Бебб, сжимая ручку трости обеими руками. Она выглянула в окно. – Надеюсь, погода нас не подведет, иначе придется разбить бивуак в Дубовой гостиной дворца. В прошлом году мы чудесно провели этот день. Припоминаю только одну неприятность: кое-кто забыл принести гонг, чтобы созывать гостей к трапезе.
Леди Беатрис тронула свой локон.
– Меня отвлек мой дворецкий, который нес бланманже, – сказала она, нервно хихикнув. – Он иногда страдает подагрой.
Леди Монфор-Бебб мгновение разглядывала ее с неодобрительным видом. Потом объяснила Минк, что это был пикник по подписке – чтобы хоть немного упорядочить это мероприятие, иначе дело закончилось бы пятью наборами ножей при полном отсутствии тарелок и множеством булочек без масла.
– На самом деле масла никогда не бывает, – добавила она, глядя на графиню, которая при этом отвела глаза. – Каждый год одна из дам, чье имя мы называть не будем, обещает принести масла, однако этого никогда не случается из-за ее привычки не платить по счетам торговцу.
Леди Беатрис подалась вперед:
– Создается впечатление, что эта леди сильно нуждается: она велит своей служанке приносить домой все остатки еды.
– Дело вовсе не в этом, – сказала леди Монфор-Бебб, все еще глядя на графиню, которая рассматривала носки своих туфель. – Просто она не любит открывать кошелек. Я уж не говорю о количестве выпиваемого ею спиртного. Впрочем, это отдельная тема. Итак, – обратилась она к принцессе, понизив голос, – что вы хотели бы принести?
Минк медлила с ответом, глядя то на одну, то на другую гостью и думая, что могла бы приготовить Пуки.
– Как насчет пирогов с голубятиной? – предложила графиня, улыбнувшись. – Они всегда так вкусны, когда ешь их на пикнике. Насколько я знаю, у вас, как и у меня, прислуга выполняет всю работу одна. Уверена, что она прекрасно справится с пирогами. Без настоящего повара многого не можешь себе позволить. Мне, например, пришлось забыть о таком блюде, как суфле. Ну, зато бренди в целости.
– Бог посылает мясо, а дьявол повара, – сказала леди Монфор-Бебб, поджав губы.
Леди Беатрис резко наклонилась к принцессе, так что бабочки на ее шляпке задрожали.
– Если вам потребуется помощь, я знаю одну превосходную девушку, которая приходит по утрам чистить обувь и ножи, – сказала она весело. И тут же закрыла рот обеими руками.
Минк опустила глаза на ковер, ее щеки горели. Остальные две гостьи вдруг заинтересовались потолком. В этот миг хрупкую тишину нарушил раздавшийся снаружи звук банджо.
Глава 5
Несчастный случай с бланманже
Понедельник, 21 марта 1898 г.
Стараясь не обращать внимания на взгляды солдат, марширующих у своих казарм, Минк торопливо шла вдоль подъездной аллеи дворца. Воспоминания о недавнем опоздании на поезд заставляли ее торопиться. В шаге от принцессы шла Пуки, которая явно не одобряла желания хозяйки прогуляться по магазинам Уэст-Энда. У Трофейных ворот их увидел шарманщик и тут же схватился за рукоятку своего инструмента, хотя его уже дважды сгоняли с этого места полицейские. Чем ближе была принцесса, тем быстрее он крутил ручку шарманки, пока все птицы не покинули ветки близлежащих деревьев. Минк поспешно сунула пенни служанке, которая бросила его в обшарпанную чашку шарманщика, покончив тем самым с этой мукой. Пуки бегом догнала хозяйку, не заметив взгляда продавца водяного кресса, прижавшего к сердцу скромный зеленый букетик.
Парочка перешла мост, не промолвив ни слова. Пуки смотрела больше под ноги, а принцесса наблюдала, как к ним приближается продавец мяса для кошек. Он тащил за собой ручную тележку, груженную кониной на палочках. За ней следовала целая процессия бездомных котов. Достигнув станции, Минк и Пуки уселись в некотором отдалении друг от друга на деревянную скамью в пустом зале ожидания, где скудный огонь, задуваемый мартовскими сквозняками, едва тлел в печи.
– Мы могли бы закусить в индийском ресторане «Ти и Тиффин». Его только что открыли на Нью-Бонд-стрит, – предложила Минк, надеясь, что карри приведет Пуки в чувство.
Служанка упорно разглядывала землю под ногами.
Принцесса, бросив взгляд на ее капор, предприняла еще одну попытку:
– Я все думаю, не забудет ли владелец странствующего цирка снова надеть на Альберта его красные вельветовые штанишки.
Но служанка так и не соизволила поднять головы. И тут Минк дала выход своему раздражению.
– Ты, наверное, полагаешь, что я должна вечно носить старые платья? Твоя обязанность – следить, чтобы я всегда появлялась на публике в лучшем виде, – заявила она, возвращаясь к их конфликту.
Ссора началась еще во время завтрака. Чтобы отвлечь себя в годовщину смерти махараджи от неослабевающих приступов душевной боли, принцесса объявила, что год траура законился, а ей нечего надеть.
Пуки удостоила хозяйку хмурым взглядом:
– Помимо прочих моих обязанностей, мэм, я должна быть уверена, что вы не закончите свои дни в работном доме. А некоторые из платьев вы еще не успели даже обтрепать, потому что носили траур.
Принцесса недоуменно воззрилась на нее:
– Ты всерьез думаешь, что я буду разгуливать с рукавами длиной с баранью ногу по моде прошлого сезона? Да и блузы нынче не так уж дороги.
Минк не преминула напомнить служанке, что на рукава пойдет всего два ярда материи, а не восемь, как раньше.
– Я переделаю для вас старые платья, – настаивала горничная, повысив голос. – Признаю, что я плохо умею обращаться с кастрюлями, но иглой владею, как подобает камеристке. Сегодня утром пришло еще одно письмо из похоронного бюро. Я узнала почерк. Этим людям необходимо заплатить. Слон обошелся очень дорого, а вы даже не распечатываете письма от них. Да и за мавзолей надо рассчитаться. У меня тревожные предчувствия.
Минк отвела глаза в сторону.
– Все они в надлежащее время так или иначе получат свои деньги, – сказала она с ноткой пренебрежения в голосе. – Что касается моих старых платьев, их цвета вышли из моды. Можешь их продать. Да и для тебя что-то нужно подыскать, а то придется опять носить сари. Но ты ведь сказала, что не хочешь этого: и так на тебя все таращатся.
Служанка, скрестив руки на груди, продолжала созерцать землю под ногами. Молчание затягивалось, и принцесса подумала, как хорошо было бы иметь прислугу, которая никогда не спорит.
– Сев в вагон пораньше, мы, по крайней мере, получим в свое распоряжение окно, – заметила Минк, разворачивая газету. – Мне действует на нервы, когда требуют его открыть.
Оторвав глаза от газеты, принцесса увидела, что поезд уже стоит и вот-вот тронется. Его шум заглушал громкий храп служанки, которая проснулась в то утро еще до рассвета, терзаемая думами о финансах своей госпожи.
Схватив шляпки, Минк и Пуки опрометью выскочили из зала ожидания и побежали к платформе, где у ближайшего вагона первого класса стоял кондуктор со свистком во рту. Распахнув дверь, служанка и госпожа устало опустились на сиденья напротив друг друга. Страшно было даже подумать, что они вновь едва не опоздали на поезд.
Когда он тронулся, Минк обнаружила, что они здесь не одни: невдалеке расположился читающий журнал Хендерсон. Принцесса и доктор встретились взглядами, и она тут же принялась изучать пейзажи за окном. Через некоторое время Минк вновь почувствовала на себе взгляд доктора, но оба тут же отвели глаза.
Внезапно Хендерсон встал, расстегнул кожаный ремешок на ближайшем окне и немного опустил его. Запах сельского воздуха показался Минк не слишком приятным. Она поднялась с места, пересекла вагон и закрыла окно.
Не успела принцесса перевернуть страницу, как услышала, что окно снова открыли. Она тут же вновь прошла к окну, демонстративно закрыла его и прошествовала к своему месту. Но стоило принцессе повернуться спиной, как опять послышался стук открываемого окна.
Минк сидела охваченная тихой яростью. Еще раз закрыв окно, она доставила бы удовольствие Хендерсону. Оставалось удивляться, почему мужчины столь настойчивы в желании заморозить окружающих.
Принцесса не знала, что подвигло ее на дальнейшие действия – пронизывающий сквозняк или близкое соседство Хендерсона. Так или иначе, уже в Лондоне, когда кеб остановился у магазина «Маршалл и Снелгроув» на Оксфорд-стрит, она тут же направилась в меховую секцию. Присев на стул рядом с прилавком, Минк попросила продавца показать ей жакет на котиковом меху. Примерив, она решила купить его, хотя весна уже наступила. Минк сообщила продавцу, что ей нужно отлучиться в галантерейную секцию, и попросила служащего магазина сопроводить ее туда. Так она и ходила из отдела в отдел, успев посмотреть шелка, верхнюю одежду, ленты, зонтики от солнца, ювелирные изделия, бальные платья, вышивку и кружева.
Когда принцесса изучала готовые блузки, появился мистер Чизмэн, управляющий, с безупречно расчесанными на пробор крашеными волосами. Утренний костюм прекрасно сидел на нем, подчеркивая элегантную фигуру. Лишь несвежий платок в кармане свидетельствовал о том, что от него ушла жена. Прочистив горло, где все еще стоял ком от ночных рыданий, и обозначив вежливый поклон, управляющий сказал:
– Извините, что приходится говорить об этом, принцесса, но возникло небольшое затруднение с вашим счетом.
– И в чем же проблема? – поинтересовалась Минк со своего стула у прилавка.
– В оплате по счету, ваше высочество.
– Он, как всегда, будет оплачен в течение года, мистер Чизмэн, – небрежно бросила принцесса.
Управляющий вздернул подбородок:
– Речь идет не о сегодняшних покупках, хотя, конечно, учитывая количество, я в соответствии со своим служебным долгом обязан принять их во внимание. Я говорю о том, что уже куплено и занесено на счет вашего высочества. Оплата не производилась более года.
Минк нахмурилась:
– Отец должен был оплатить счет.
Последовала пауза.
– Вынужден с прискорбием сообщить, что махараджа этого не сделал.
Принцесса растерянно моргала, не в силах поверить услышанному.
– Наверное, это какая-то ошибка. – Она встала со стула, недовольно вздернув брови. – Уверяю вас, что счет будет оплачен. Я очень надеюсь, мистер Чизмэн, вы примите во внимание то обстоятельство, что в течение многих лет мы пользовались услугами вашего магазина. В противном случае я вынуждена буду делать покупки в другом месте. А что скажут мои соседи по Хэмптон-Корту, когда узнают, что мне пришлось сменить галантерейный магазин из-за такого ничтожного повода, как неоплаченный счет? Скорее всего, они последуют моему примеру и разнесут о вас дурные вести по всему Уэст-Энду. Кстати, я слышала много хорошего о кондитерской «Свон и Эдгар».
Управляющий в ужасе смотрел на нее, ломая пальцы.
– В этом нет необходимости, ваше высочество. Совершенно никакой. Нет сомнения, что дело будет быстро улажено. Можем ли мы предложить еще что-нибудь? Надеюсь, вам показывали изящные японские зонтики от солнца? На реке они выглядят очаровательно. – Управляющий взял зонтик и продемонстрировал, как он раскрывается. – Что касается упомянутой вами кондитерской, она уже не пользуется успехом у клиентов. – Сделав паузу, он опустил глаза и пробормотал: – Мне известно из достоверных источников, что туда в прошлый четверг вызывали крысолова.
Минк и Пуки уходили из магазина столь же поспешно, как и вошли в него. Принцесса окликнула кебмена и, бросив взгляд на служанку, велела отвезти их в ресторан «Ти и Тиффин». Все время пути Минк провела с закрытыми глазами, размышляя, не влиться ли ей в поток золотоискателей, отправляющихся на Клондайк. Служанка молча сидела рядом, сжав зубы и повернув голову к окну.
Мадам Фероз Ланграна, владелица заведения, встретила их у входа. Она все еще сияла от радости, прочитав статью в «Таймс» об устроенном ею инаугурационном обеде, на котором присутствовали член парламента и множество титулованных особ. Газета сообщала о том, что хозяйка ресторана не только родом из хорошей семьи, но и принадлежит к предприимчивому и верному британской короне индийскому племени.
Их усадили за самый лучший стол. Минк, изучая меню, гадала, разожмет ли Пуки губы хотя бы для того, чтобы поесть. Но принцессе не стоило беспокоиться. Когда принесли карри, служанка в полной мере продемонстрировала свой замечательный аппетит, из-за которого, как она утверждала, у нее такие большие ноги. Пуки ничуть не растерялась при виде блюд, которые продолжали приносить одно за другим, хотя они их не заказывали, – многие из этих яств ранее были вообще неизвестны в Англии. И лишь положив нож и вилку, служанка наконец заговорила.
– Мы живем в хорошие времена, мэм, нам очень повезло, – посмотрев в глаза своей госпожи, сказала Пуки – впервые с тех пор, как они покинули Оксфорд-стрит.
– Да, конечно, – ответила с улыбкой принцесса, понимая, что служанка наконец пришла в себя. – Теперь в Лондоне можно заказать любую еду.
– Тридцать лет назад вас бы отправили прямиком в долговую тюрьму вместе с этим жакетом на котиковом меху, – заверила ее Пуки, вытирая салфеткой уголки рта.
После встречи с коллегами, на которой речь шла о засилье гомеопатов, доктор Хендерсон приехал на вокзал Ватерлоо и сразу же направился к поезду. Не обращая внимания на чистильщика обуви, укоряюще взиравшего на его башмаки, доктор прошел по платформе, надеясь, что не столкнется с принцессой. Его невинное желание глотнуть свежего воздуха привело к разрыву оконного ремня. За время пути до Лондона он продрог до костей, угнетенный своим поведением и испытывая опасения за здоровье принцессы и ее служанки.
Заглядывая в вагоны, Хендерсон нашел пустой, уселся в дальнем углу и раскрыл газету. Он бросал взгляд на каждого входившего пассажира и почувствовал облегчение, когда вокзальный носильщик захлопнул дверь вагона и раздался гудок поезда. Внезапно дверь вновь распахнулась, и в вагон вошел гомеопат из Ист-Моулси в цилиндре с изношенными полями. Сайласа Спэрроуграсса можно было узнать сразу же не только по маленькому росту, но и по ньюгейтской бородке, названной так в честь печально знаменитой тюрьмы. Шутили, что она является как бы продолжением веревки палача. Сев напротив доктора Хендерсона, Спэрроуграсс бросил на него беглый взгляд и приветствовал, словно тот был его коллегой. Потом гомеопат стал показывать фокус с шестипенсовиком, который, к удивлению пассажиров, в итоге оказался внутри апельсина.
Доктор Хендерсон загородился газетой, недоумевая, как можно поверить теории «подобное исцеляется подобным». Полная чушь, будто снадобья в чрезвычайно малых дозах способны произвести хоть какое-нибудь воздействие на разрушаемое болезнью тело. И все же многие в это верили: число больных, которых потерял Хендерсон из-за того, что они перешли к этому шарлатану, было велико. Мало того что тот запрашивал меньшую цену, так он еще и совершенно не интересовался содержимым ночных горшков своих пациентов.
По приезде на станцию Хэмптон-Корт гомеопат роздал пассажирам свои визитные карточки, что еще больше усилило раздражение Хендерсона. Вернувшись домой, доктор сразу же почувствовал тонкий аромат апельсинов и пряностей. Выглянув в приемную, он увидел недоеденные ломти «холостяцкого пирога» и немедленно вызвал свою экономку.
– Миссис Неттлшип, – начал он, – я совершенно уверен, что несколько раз говорил вам, но вынужден повторить: вы не должны кормить моих пациентов. Многие из них и так чересчур дородны. Торговец маслом на прошлой неделе застрял в окне гостиной: потеряв ключ, он пытался проникнуть в дом. К лодыжкам незадачливого коммерсанта привязали веревку, и с ее помощью кобыла хлеботорговца вытащила несчастного из этой западни. Ослик бакалейщика с этим не справился.
Экономка почесала свою рыжую голову:
– Ничего не могла с собой поделать, доктор. Они показались мне такими голодными, когда сидели здесь, ожидая вашего возвращения. Я нашла изюм и испекла пирог. Не хотите кусочек?
Доктор Хендерсон снял пальто, шляпу и сел за рабочий стол:
– Я прошу вас, миссис Неттлшип, не кормить их. Они ведь не звери в зоологическом саду, хотя иногда напоминают их своим поведением. А уж раз речь зашла о выпечке, вы, кажется, за последний месяц не готовили ничего другого, кроме «холостяцкого пирога». Что-то хотите мне сказать?
Домоправительница стояла, сжав ладони своих больших, как у мясника, рук и держа их перед собой.
– Такой приятный молодой человек вынужден носиться весь день по этому огромному дворцу. Сердце разрывается, глядя на вас, – вы так одиноки.
– Я прекрасно знаю, что не женат. Честно говоря, хотелось бы иного, но это уж моя забота.
– Чем я могла бы помочь вам? Разузнать имя нового мужского парикмахера?
Доктор инстинктивно поднял руку к волосам, унял негодование и попросил вызвать первого пациента. Прихрамывая, вошел человек в военно-морской форме с тусклыми серебряными пуговицами. Он сжимал в руках фуражку. На щеках пациента произрастали длинные, как у модников с Пиккадилли, бакенбарды, в которых застряла целая россыпь крошек от пирога. Мужчина представился как Уильям Шипшенкс, смотритель лабиринта. Он объяснил, что нуждается в медицинском свидетельстве о своей нетрудоспособности.
– С ногами что-то ужасное, доктор, – сказал больной, садясь. – Едва смог подняться на свою площадку. Некоторые не в силах выбраться из лабиринта, пока я не залезу наверх, чтобы дать им указания.
Взяв перо, Хендерсон записал имя пациента.
– В остальном ваше здоровье, по-видимому, в порядке, мистер Шипшенкс? Кажется, вы у меня впервые.
Смотритель еще сильнее сжал свою фуражку.
– Все дело в том, что раньше я посещал гомеопата из Ист-Моулси, – признался он.
Доктор положил перо и откинулся на спинку стула:
– Позвольте спросить, почему вы доверяете свое здоровье этому человеку?
Шипшенкс ответил не сразу.
– Потому что его лекарства не имеют дурного вкуса и не пахнут, как сапоги ассенизатора.
– Его снадобья безвкусны, мистер Шипшенкс, потому что в них, по существу, ничего нет. А теперь позвольте осмотреть вас.
Пациент снял башмаки и дырявые чулки, закатал штанины и вскарабкался на стол для обследования.
– Вам нравится ваша работа? – спросил доктор, расхаживая вокруг стола. – В Англии не так много смотрителей лабиринтов. Скорее всего, вы единственный.
Лежавший на спине Уильям Шипшенкс повернул голову к доктору:
– Бывает, сижу и думаю: что будет, если я просто плюну на все и уйду? Я уже шестнадцать лет на дожде и ветру в любую погоду, и молния меня била так часто, что я уже сбился со счета. В последний раз, когда это случилось, у меня выпали все волосы. Вновь выросшие стали виться.
Доктор разглядывал язвы на ногах больного:
– Когда это впервые появилось?
Смотритель глядел в потолок:
– Вы бы удивились, узнав, как много людей не отличают правую сторону от левой.
Пощупав пульс, доктор Хендерсон вытащил депрессор[18] и осмотрел язык больного.
– Женщины с радостью просят о помощи, когда в ней нуждаются, – продолжал Уильям Шипшенкс, как только инструмент был извлечен. – Все неприятности от мужчин.
– У вас хороший аппетит? – спросил доктор.
Шипшенкс по-прежнему внимательно разглядывал потолок:
– Они входят в лабиринт, полные решимости покорить его. В особенности когда их сопровождают дамы.
– Спите крепко, мистер Шипшенкс? – спросил терапевт уже громче.
Пациент поскреб бакенбарды:
– Некоторые впадают в неистовство. Я видел женщин, которые дергают себя за рукава, воображая, что спрашивают у меня, в какую сторону идти. Дергают так сильно, словно готовы руки себе оторвать.
Теряясь в догадках, не глух ли пациент на одно ухо, доктор подошел к столу с другого края:
– Что скажете о работе вашего кишечника?
– Я даю им указания, – продолжал смотритель. – Устаешь смотреть, как человек безрезультатно сражается с лабиринтом. Но когда говоришь им идти направо, некоторые специально поворачивают налево, как будто ничего не слышат.
Доктор Хендерсон склонился к больному, желая привлечь его внимание.
– Вы много времени проводите на ногах, мистер Шипшенкс? – спросил он, повысив голос.
– Потом я захожу в лабиринт, чтобы вывести их, пока его не закрыли. Реакция обычно бывает очень бурной.
Мгновение доктор стоял, разглядывая его.
– Вы любите гулять? – спросил Хендерсон. – Скажем, в лугах?
Уильям Шипшенкс внезапно резко повернулся к доктору:
– Я люблю луга, да. Могу гулять по ним весь день. В это время года природа пробуждается. Уединение – вот что я люблю. Кругом ни души… Вам доводилось читать «Трое в лодке» Джерома К. Джерома?
– Да, конечно, – улыбнулся доктор. – Особенно мне нравится то место, где Гаррис застревает в дворцовом лабиринте.
– То же происходит и со всеми остальными: не успеваешь доставать их оттуда, – проговорил смотритель, скрежеща зубами. – Эта книга сведет меня в могилу.
Доктор Хендерсон вернулся к своему столу:
– До этого еще далеко, мистер Шипшенкс. Но вы рискуете роковым образом ухудшить свое состояние, если не прекратите втирать в ноги сок лютика, как делают все симулянты. Я никому не скажу об этом. Может быть, вам и не нравится ваша должность, но вы вряд ли хотите потерять ее.
Смотритель медленно поднялся со стола, приняв сидячее положение. Уныло свисающие бакенбарды делали его еще более жалким.
– Значит, у меня нет шанса получить освобождение от работы?
– Ни малейшего, – ответил доктор Хендерсон, склонив голову над своими записями.
Уильям Шипшенкс попытался изобразить на лице улыбку:
– Даже если я пущу вас в лабиринт бесплатно? Можете купить себе сдобную булочку на сбереженный пенс. Кто же откажется от вкусной плюшки? – Смотритель закрыл глаза и сцепил руки перед собой. – Представьте себе булочку со смородиновой начинкой, доктор.
– Абсолютно невозможно. – Доктор щелкнул пальцами, выписывая рецепт. – Это поможет вам убрать раздражение на коже ног. Предлагаю пойти и обдумать, насколько вам повезло, что есть работа, на которой не приходится иметь дело с расхитителями времени.
Смотритель с тяжелым вздохом натянул чулки и башмаки и медленно опустил штанины. Взял рецепт без единого слова и, оставив на столе несколько монет, поплелся, волоча ноги, к двери.
Сердце терапевта смягчилось, пока он наблюдал за ним.
– Постарайтесь не сидеть под дождем, мистер Шипшенкс, – посоветовал он. – И если вы вежливо попросите миссис Неттлшип, она починит вам чулки. Дырки – это по ее части.
Вторник, 29 марта 1898 г.
В день пикника Пуки хорошенько натерла руки петрушкой, чтобы от них не пахло луком, и вышла украдкой через заднюю дверь, надеясь, что принцесса ее не заметила. Служанка пробежала по благоухающей фиалками Моут-лейн, на ходу завязывая ленточки капора. Вернувшись, она проскользнула на кухню и занялась обновлением хозяйской шляпки, отделанной по моде бирюзой. Принцесса решила надеть ее сегодня. Шляпка отсырела, поэтому Пуки подержала ее возле кухонной плиты, потом окунула тупой нож в горячую воду и аккуратно расправила перья. Удовлетворенная результатами, она поставила варить кость, чтобы приготовить немного помады для волос.
Когда служанка добавляла масло и лимонное сорго в извлеченный из кости мозг, вошла с газетой в руке принцесса, желавшая проверить, как готовятся пироги с голубятиной. Минк остановилась, не веря собственным глазам, потом подошла ближе, недоумевая, как на кухне оказался еж. Пуки пыталась загородить его, но даже ее большие ноги не могли скрыть иглы животного.
– Один из садовников нашел вчера ежика, – попыталась объясниться служанка. – Это самка, я назвала ее Викторией. Она съест всех тараканов.
Принцесса, подбоченившись, продолжала разглядывать животное.
– Не понимаю, почему ты назвала зверюшку в честь миссис Фейджин[19]. Эта женщина так и не вернула мне семейные драгоценности.
– Мэм, никто не должен слышать, что вы называете королеву «миссис Фейджин», – заметила Пуки, предостерегающе покачав пальцем. – Она подарила вам дом, а между тем в списке ожидающих жилье больше ста фамилий.
Принцесса устремила взор куда-то вниз:
– Нельзя ли прибегнуть к мышьяку или другому яду?
– Нет, мэм, – покачала головой служанка. – Слишком опасно. Махараджа всегда боялся, что британское правительство отравит его, и не разрешал держать яды в доме.
– Ну что ж, нам остается надеяться, что аппетит Виктории не уступает твоему. Только держи ежиху подальше от глаз миссис Бутс. Эта женщина и без того подозревает, что я тайком пронесла во дворец животное.
Служанка виновато опустила глаза:
– Почему она так думает?
– Бог ее знает, – ответила принцесса. Вручив служанке газету, Минк указала пальцем на объявление о костюмированном бале, который был назначен в гостинице «Грейхаунд», у входа в Буши-парк. – Я решила пойти. Целую вечность не развлекалась подобным образом.
Прочитав заметку, Пуки обрадовалась:
– Чрезвычайно удачная мысль, мэм. Может быть, там и мужа себе найдете.
– Мне он не нужен, – нахмурилась принцесса.
– Но вы ведь собирались замуж за мистера Кавендиша, – напомнила ей служанка. – Любовь нужна всем. Даже ежихе Виктории.
– Что ж, мои взгляды изменились, – заявила Минк. – Жены в конце концов превращаются в служанок своих мужей. – Она кивнула на газету. – Буду как Боудикка[20].
Пуки покачала головой:
– Вы не можете быть как Боудикка, мэм. Джентльмены не любят таких женщин – они слишком свирепы. Лучше уж будьте как Золушка.
Минк гневно взглянула на нее:
– Я не собираюсь быть такой, как Золушка!
– Вам уже двадцать семь лет, а вы все еще не замужем. Останетесь Спящей красавицей или умрете старой девой.
– Не хочу быть Спящей красавицей, но и муж мне не нужен, – объявила принцесса с недовольным видом.