Тайна голубиного пирога Стюарт Джулия
– Лирохвосты существуют, мэм, раз о них знают даже турки-османы, – ответила Пуки, широко раскрыв глаза. – Вы, например, считаете, что и призраков не существует, но моя бабушка часто бывает у меня в комнате. Даже если я сплю во время ее прихода, я догадываюсь о нем, потому что утром в комнате пахнет кардамоном. Я надеялась, бабушка не узнает, что я переехала в Хэмптон-Корт, но она меня нашла и тут.
Принцесса вздохнула.
Пуки упрямо выпятила подбородок:
– Нам нужно это яйцо, мэм.
Взглянув на заштопанную куртку хозяина палатки, принцесса неохотно заплатила ему пенни за вход, и он торжественно приподнял полотняную дверь. Войдя в дурно пахнущий полумрак, они разглядели в дальнем конце несколько стоящих полукругом одна на другой клеток и подошли ближе, чтобы посмотреть, кто в них находится. Пока Пуки всматривалась в лебедей и уток, принцесса пробормотала:
– Готова поспорить, что всех их купили в Лондоне, на рынке Леденхолл.
Служанка заняла одно из мест поближе к сцене, и Минк последовала ее примеру, закрыв нос платком, чтобы защититься от вони. В ожидании представления Пуки стала гадать вслух, приведут ли индийского слона. Ведь она не видела этого животного со времени похорон махараджи. Внезапно на выцветшем зеленом бархатном занавесе появилось пятно от луча прожектора, и человек, наружность которого показалась им знакомой, вышел на сцену в старой красной охотничьей куртке. Пока он произносил вступительную речь, принцесса, пытаясь вспомнить, откуда может его знать, вдруг обратила внимание на странную фразу о чрезвычайно хитром животном, которого тот не дал сварить в котле людоедам с Цейлона.
Занавес раздвинулся, и человек указал рукой на все еще пустую сцену. Затем на нее вышли два дикобраза, и кто-то за кулисами захлопал в ладоши. Сделав несколько шагов, экзотические создания остановились и посмотрели на зрителей. Внезапно раздался такой звук, словно кто-то топнул ногой по полу, и дикобразы, подняв иглы, удрали со сцены. Следующим пунктом программы стала зебра, на которой без седла ехал улыбающийся карлик в красном тюрбане и в восточных шароварах такого же цвета. Затем последовал кенгуру, который возник совсем ненадолго и тут же прыгнул обратно – туда, откуда появился. Вскоре человек в поношенной куртке появился снова и призвал соблюдать тишину. Голосом, который был слышен, наверное, даже в Кингстоне, он объявил о появлении длинноногого золотого лирохвоста, который может немедленно умереть от испуга. Зрители заерзали, наклонились вперед и вытянули шеи, когда на сцену выкатили ящик, задрапированный черным бархатом, на ящике стояло чудо пернатого мира. Пока они рассматривали это создание с большим клювом, птица оглянулась, моргнула, согнула ногу и отвела ее назад. Принцесса тут же узнала одного из отцовских фламинго, все еще сохранявшего свой блеск от съеденных им золотых рыбок. Внезапно за сценой послышался звук поворачиваемой ручки, и вслед за ним раздалось чириканье воробья. Клюв удивительной птицы при этом так и не раскрылся. Когда аплодисменты стихли, человек, по-видимому сбривший свою куцую бородку из-за того, что она плохо сочеталась с бородой его карликового козла, сунул руку в карман. Оттуда он извлек бурое куриное яйцо, повосхищался им так, словно это был безупречный рубин, и вручил Пуки с низким поклоном.
Когда они вышли из палатки, потрясенная служанка бережно держала в руках полученный ею приз. Внезапно принцесса заметила смотрителя лабиринта, которого сразу можно было узнать по его длинным густым бакенбардам. Сунув Пуки пенни на пряники, она сказала, что встретится с ней у павильона для игры в кегли, и быстро пошла вслед за Уильямом Шипшенксом. Минк собиралась досконально во всем разобраться, поэтому ей нужно было войти в доверие к подозреваемым из ее списка, в том числе и к Шипшенксу. Размышляя, как найти правильный подход к смотрителю, она протискивалась сквозь толпу, не теряя из виду его шляпу-котелок, пока не оказалась рядом с палаткой, в которой показывали призраков. Бросив взгляд на щиты, где были изображены устрашающие сцены, которые можно увидеть внутри, Минк приподняла юбки и полезла вверх по лесенке, ведущей к кассе. Она обнаружила смотрителя внутри палатки и села позади него. Передние ряды начали заполняться публикой. Наконец орган перестал играть, и рваный занавес со скрипом раздвинулся. Уильям Шипшенкс вздрагивал всякий раз, когда появлялся очередной призрак, – изображение находящегося ниже уровня пола актера передавалось на сцену с помощью света и зеркального стекла. Когда Призрак Прошлого Рождества[26] подошел опасно близко к Скруджу, смотритель затаил дыхание. Наблюдая, как полупрозрачный король Гамлет длинным костлявым пальцем манит сына, чтобы тот последовал за ним, бедняга и вовсе вцепился в скамейку так сильно, что костяшки его пальцев побелели. И он едва не упал в обморок, когда призрак Наполеона I выхватил шпагу и посмотрел в его сторону.
Действо закончилось, но зрители потребовали продолжения, а когда его не последовало, неохотно встали со своих мест. Все еще трепеща, Уильям Шипшенкс уже был готов надеть шляпу, когда Минк представилась и спросила, действительно ли он тот самый смотритель лабиринта. Он покраснел, потому что его застали вдали от места работы в день, когда посетителей должно быть особенно много.
– Я так и решила, что это вы, мистер Шипшенкс, – сказала принцесса с улыбкой. – Рада видеть, что у вас нашлось время немного отдохнуть. Вы несчастный человек. Бывает, весь день слышу, как вы объясняете этим безнадежным путаникам, как выйти из лабиринта. Неужели все экскурсанты оставляют мозги дома, когда приезжают в Хэмптон-Корт? Как такое может быть? Ведь некоторые из них даже не в состоянии отличить правую сторону от левой!
Он смотрел на нее, удивленно моргая:
– Абсолютно точно, ваше высочество. Не могут. Я кричу им, чтобы они повернули налево, а они идут направо, да еще обвиняют меня, проблуждав после этого минут тридцать по лабиринту, в том, что опоздали на последний катер, идущий до Лондонского моста.
Принцесса покачала головой:
– Вот же олухи! А после того, как вы, проявив столько доброты, выводите их из лабиринта, разве они благодарят вас за это? Нет!
Уильям Шипшенкс уставился на нее.
– Откуда вам это известно, ваше высочество? – спросил он.
Минк вскинула в отчаянии руки:
– Я смотрела на них из окна, мистер Шипшенкс.
– Некоторые даже пытаются выбраться, проделав отверстие в живой изгороди!
– И это при нынешнем-то состоянии кустарника! – воскликнула принцесса, широко раскрыв глаза. – Мне кажется, он нуждается в обновлении. Готова поспорить, дворцовые власти не хотят выделять на это деньги. А вам еще приходится защищаться от грубиянов, которые утверждают, что у них в саду от сорняков больше пользы, чем от насаждений в лабиринте, и просят впустить их бесплатно. Вам следовало бы отдохнуть целую неделю, мистер Шипшенкс, а не полдня!
Смотритель, положив шляпу на скамейку, объяснил, что никак не ожидал в конце своих дней сидеть на стуле под открытым небом, снося все капризы английской погоды, и говорить, куда идти людям, у которых отсутствует чувство направления. В свое время он, следуя по стопам отца, стал служить младшим конюхом у некоего фельдмаршала. Затем пробился наверх и сделался самым юным лакеем во всем дворце. Когда, застукав в мансарде с дворецким, прогнали хозяйского камердинера, эта должность перешла к Шипшенксу. Она открывала выгодную возможность получать ношеную одежду фельдмаршала, что давало недурной побочный доход. Когда же старик заболел вскоре после смерти жены, именно Уильям Шипшенкс стал носить его вверх и вниз по лестнице. Впоследствии дела пошли еще хуже, и новый камердинер обустроил для больного особую комнату, стал спать в кресле у постели хозяина и подавать тому чистые платки, когда тот кашлял кровью. Но ничто уже не могло спасти старика, и он умер, сжимая руку слуги.
– Фельдмаршал всегда был очень щедр, – продолжил смотритель, – и оставил мне достаточно денег, чтобы открыть небольшую лавку. Я даже подыскал себе подходящую. Но родственники оспорили завещание под предлогом невменяемости покойного. Никто из них ни разу не навестил его за многие годы. А он был такой же разумный человек, как вы или я.
С тех пор смотритель не желал иметь никаких дел с представителями высших классов и, ничуть не заботясь о потере прежнего статуса, подал прошение о предоставлении ему нынешней должности. Тем, кто управлял дворцом, идея сдлать смотрителем бывшего камердинера понравилась, потому что его предшественник, служивший до того садовником, воспринимал живые изгороди лабиринта как свою собственность и посетители жаловались, что он читает им нотации. Когда нынешний смотритель лабиринта получил эту работу, восторг его был настолько велик, что он заказал выпивку всем посетителям паба «Королевский герб», включая даже вечно пьяную торговку свиными ножками. Проведя так много лет в помещении и на ногах, он заработал варикоз и мертвенный оттенок кожи, а потому удовлетворенно вздыхал, сидя на стуле под ласковыми лучами весеннего солнца и слушая пение птиц. Летом его еще более согревала радость, которую испытывали посетители лабиринта, и он каждый вечер благодарил Бога в своих молитвах. Когда пришла осень и вечера стали темнее, смотритель отрастил бакенбарды, чтобы они защищали его от сырости, и любовался листьями, которые становились золотыми прямо у него на глазах. А когда выпал первый снег, он, запрокинув голову, ловил языком кружащиеся в воздухе снежинки.
Сперва он находил свой заработок, который состоял из выручки за вход, по пенни с человека, вполне достаточным. Но когда его мать заболела, этого оказалось мало, чтобы покрыть расходы на лечение, и он стал за небольшую плату пускать посетителей в лабиринт после его закрытия. В конце концов Шипшенкса уличили в этом и вызвали для объяснений к лорд-гофмейстеру, после чего назначили постоянное жалованье. Однако оно не могло сравниться с его прежними доходами, и тогда пришлось обратиться к услугам гомеопата из Ист-Моулси.
– Мать вскоре умерла, – продолжал смотритель. – Я в это время был на работе. Соседи пришли и позвали меня, когда она уже перестала кричать от боли.
Принцесса выразила свои соболезнования.
– Как им удалось вас уличить? – спросила она, внимательно наблюдая за ним.
– Один из жильцов услышал, как кто-то смеется в лабиринте в неурочное время, и написал лорд-гофмейстеру. Я просил весельчаков успокоиться, но они перед этим побывали в «Королевском гербе», – ответил смотритель.
– Что за злая фантазия – жаловаться лорд-гофмейстеру, мистер Шипшенкс! – отозвалась принцесса и после паузы спросила как бы невзначай: – А кто это сделал?
Смотритель отвел взгляд:
– Даже и говорить об этом не хочется.
Вдруг вошел один из актеров.
– Вам придется заплатить, если хотите посмотреть представление еще раз, – сказал он. – Хотя, к сожалению, привидений больше не будет. Человек, который их играл, только что подрался с продавцом шербета, оказавшимся вовсе не таким хилым, каким выглядел.
Минк направилась к павильону, где ее ждала Пуки, размышляя о том, не генерал ли был тем человеком, который написал письмо лорд-гофмейстеру. Это было вполне в духе усопшего. Быть может, смотритель не стал называть его, опасаясь быть заподозренным в желании отомстить генералу? Она все еще прикидывала, как ей выяснить имя этого человека, когда увидела Пуки. Ее служанка глазела на объявление, вывешенное рядом с маленькой грязной палаткой.
– Мадам Шарки, всемирно известная предсказательница, прибыла сюда прямиком из Месопотамии! – восторженно объявила служанка. – Ее специальность – определять будущее по родинкам. Я хочу, чтобы она мне погадала.
– Готова поспорить, что она прибыла прямиком из Уайтчепела[27], – проворчала Минк. – А кроме того, я сама могу со всей определенностью предсказать, что с тобой произойдет. Абсолютно ничего.
– Вы действительно многое знаете, мэм, это правда. Но вы не знаете всего, как известная на весь мир мадам Шарки.
– Она не может быть такой уж знаменитой. Я, например, ничего о ней не слышала. Не пойти ли лучше посмотреть на русалок? – предложила Минк.
Служанка упрямо выпятила подбородок:
– Нет, мэм. Я уже видела русалок. Это женщины с хвостами вместо ног. А я хочу узнать свое будущее.
Отогнув матерчатую дверцу палатки, Минк вошла. Пуки последовала за ней. За столом сидела женщина с морщинистым лицом и глиняной курительной трубкой во рту. Парик плохо сидел на ней. На груди у гадалки висело несколько блестящих цепочек. Но эти драгоценности были ничто по сравнению с теми, которые оказались у нее во рту. Когда мадам Шарки вынула из него трубку и улыбнулась, лениво приветствуя их, она продемонстрировала два ряда золотых зубов. Пуки села рядом с ней, не в силах оторвать взгляда ото рта предсказательницы.
– Я знала, что вы придете, – молвила гадалка, невнятно произнося гласные, как это делают лондонские кокни.
– Вы обладаете удивительными способностями, мадам Шарки, потому что мы надумали зайти только сейчас, – сказала принцесса. – Не будете ли вы любезны предсказать будущее моей служанке?
Гадалка медленно раскрыла ладонь, показав потемневшие ногти, которые загибались наподобие кошачьих когтей. Принцесса уронила в нее серебряную монету, которая немедленно исчезла.
– Итак, у вас есть родинка? – спросила гадалка, обращаясь к Пуки.
Служанка кивнула, вцепившись в яйцо руками, лежащими на коленях.
– Где она? – осведомилась гадалка.
Пуки не ответила.
– Сейчас не время проявлять скромность. Где родинка? – потребовала ответа мадам Шарки.
– На голени.
– Дайте взгляну.
Пуки заколебалась.
– Мне надо посмотреть, какой она формы, – настаивала ясновидящая. – Если круглая, можно ждать большой удачи. Если она угловатая, в будущем вас ждет и хорошее и плохое. И боже вас упаси, коли она продолговатая. Чем темней цвет, тем значительней будет удача или несчастье. Важно также, волосатая она или нет. Голая родинка указывает на хорошее здоровье. Если на ней несколько длинных волосков, это значит, что вы можете больше не служить, потому что вас ждет богатство. А если она густо поросла волосами – ваше дело дрянь, и тут ничего не попишешь.
Пуки медленно встала, подняла платье, нижние юбки и завернула штанину своих панталон. Мадам Шарки обошла вокруг стола и нагнулась, оба ее колена при этом хрустнули.
– Как я и ожидала, – пробормотала она. – Упрямый характер. – Она вгляделась еще внимательнее. – Форма и цвет говорят о том, что кто-то влюбится, и на это чувство ответят взаимностью. Однако любовь эта тайная, и за нее придется дорого заплатить, когда она откроется. А что касается волосков…
– Мне совсем не хочется, чтобы вы читали по моей родинке, мадам Шарки, – перебила гадалку Пуки. – Я, как и моя хозяйка, не верю в такую чепуху. Я хочу, чтобы вы объяснили мои сны. В них я верю.
Мадам Шарки слегка приподнялась, ухватившись за стол. Усевшись поудобнее, она посмотрела на принцессу сквозь табачный дым и раскрыла ладонь. Минк выдержала ее взгляд и медленно опустила в нее еще одну монету.
– Итак, что вам снится? – спросила гадалка, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на своей необъятной груди.
Пуки подумала пару секунд.
– Прошлой ночью мне снилось молоко.
– Любовь, – сказала мадам Шарки.
– А за ночь до того это было миртовое дерево.
– Признание в любви, – выпалила гадалка.
– Но чаще всего мне снятся соловьи.
– Счастливый и удачный брак.
Пуки сжала яйцо так сильно, что оно едва не треснуло.
– Я вдруг вспомнила, что, как и моя хозяйка, не верю в гадание по снам. Это сплошное надувательство. Карты Таро. Вот во что я верю.
Прорицательница из Ист-Энда взглянула на Минк, которая, в свою очередь, посмотрела на нее, медленно постукивая монетой по столу, прежде чем сунуть ее гадалке.
Достав из кармана замусоленную колоду карт, мадам Шарки перетасовала ее, бормоча себе под нос что-то похожее на список покупок. Затем она сняла колоду и попросила Пуки придумать вопрос, ответ на который ей хотелось бы получить. Разложив на столе четыре карты рубашками вверх, гадалка перевернула одну из них. Перед женщинами лежала карта «Смерть».
– Кажется, вы неправильно перетасовали колоду, мадам Шарки, – сказала Минк. – Не могли бы вы сделать это еще раз?
– Я называю такое обманом, однако если вы настаиваете… – ответила гадалка, сгребая лежащие перед ней карты, вкладывая их в колоду и тасуя. Повторно сняв колоду, она опять попросила Пуки подумать о том же вопросе, а затем снова сдала карты.
И опять выпала «Смерть».
Гадалка поправила парик.
– Попробуем лучшую из трех? – предложила она, блеснув золотом зубов.
Когда скелет с косой появился в третий раз, мадам Шарки быстро собрала карты трясущимися руками. Сунув руку в карман юбки, она вытащила монеты и вернула их принцессе, моля ее уйти и больше не возвращаться.
– Какая чепуха! – проговорила Минк, когда они вышли от гадалки. – Давай посмотрим, что тут есть еще. Я где-то видела балаган с диковинками.
Но когда они к нему подошли, Пуки не проявила интереса ни к пятиногой свинье, ни к татуированным мужу с женой, пьющим чай, ни к беспрестанно рыдающему человеку.
– А как насчет фальшивого носа? – спросила принцесса, заметив разносчика, который продавал носы. – Они обычно поднимают тебе настроение. Я до сих пор помню тот День дураков, когда ты разбудила меня с надетым на себя носом, а я отплатила тебе, попросив сказать повару, что мне хочется камбалы без пятен.
– Мне совсем не нужен фальшивый нос, мэм, – проговорила служанка, опустив голову.
Минк взглянула на нее.
– А почему бы тебе не рассказать один из тех анекдотов, которые ты приносишь от торговца маслом? – предложила она, приготовившись вытерпеть это мучение.
Служанка покачала головой, и они медленно побрели дальше. Через какое-то время разговор возобновился.
– Из меня сделают восковую статую, мэм, и выставят ее в зале ужасов в Музее мадам Тюссо вместе с другими убийцами.
Принцесса посмотрела на нее.
– Им не найти столько воска для твоих ног, – пошутила она.
Но Пуки не улыбнулась.
– Когда вы узнаете, кто это сделал, мэм? – спросила она, не поднимая головы.
– Скоро, – ответила Минк, отвернувшись, чтобы скрыть беспокойство.
– Как скоро, мэм?
Принцесса не ответила.
– Если не возражаете, мэм, я бы хотела пойти домой, – сказала служанка.
Они направились в сторону дворца. Проходя мимо торговца шербетом и глотателя огня, Пуки обратила внимание на группу мужчин.
– Там тот доктор, который забрызгал речной водой ваш костюм для прогулок, мэм, – сказала она. – Не знаю, можно ли будет после этого его носить.
Минк оглянулась и увидела доктора Хендерсона у столбика силомера. Принцесса и ее служанка остановились посмотреть, как он поднимает молот и бьет им по наковальне. Шайба слегка подскочила и упала, при этом колокол не издал никакого звука. Доктор сделал другую попытку, но шайба подскочила еще ниже, чем в первый раз. Солдаты, только что вышедшие из палатки, где продавали спиртное, стали над ним насмехаться. Бросив молот, доктор направился к следующему аттракциону – под звук колокола, который наконец прозвучал после удара одного из солдат. Вручив монету хозяину тира, доктор взял винтовку и приложил ее к плечу, целясь в выставленные рядами глиняные трубки. Но после нескольких выстрелов те остались совершенно невредимыми.
– Подожди меня минутку, надо помочь доктору выйти из этого унизительного положения, – сказала принцесса, обращаясь к Пуки.
Минк подошла, взяла у него ружье и прицелилась. Выстрел – и трубка в середине верхнего ряда разлетелась на кусочки. Миг тишины сменился шумными аплодисментами и обращенными к Минк призывами сделать еще одну попытку. Она взглянула в глаза доктору, отдала ему винтовку и, не говоря ни слова, смешалась с толпой. Хендерсон смотрел ей вслед, пока принцесса не скрылась из виду. Он был так глубоко погружен в свои мысли, что даже не расслышал, как Сайлас Спэрроуграсс предложил ему свои очки для следующего выстрела.
Глава 10
Покушение на леди Монфор-Бебб
Вторник, 12 апреля 1898 г.
Новость о возвращении миссис Бэгшот распространилась со скоростью дворцового пожара. Слух о том, что ее экипаж подъехал к Трофейным воротам, достиг соседей по дворцу еще раньше, чем туда внесли обширный багаж генеральши. Вскоре после этого одну из горничных возвратившейся вдовы видели на почте. Девушка отправляла телеграмму конкуренту фирмы «Джейз» Питеру Робинсону с Риджент-стрит. Черный экипаж не замедлил прибыть, доставив продавщицу с белым как мел лицом, сидевшую посреди мрачной груды атрибутов траура, в число которых входили готовые платья, перчатки, накидки и вдовьи шляпки.
Взглянув на экипаж похоронного бюро, Минк села в поджидавший седоков наемный кеб и попросила кучера отвезти ее в Темз-Диттон, где находилась приемная доктора Фрогмора. Мысль о том, не сказал ли Бэгшот доктору в последние минуты своей жизни что-то важное, не покидала ее всю дорогу. Может быть, генерал доверился ему и поведал некий секрет, который доктор не захотел раскрывать во время судебных слушаний в присутствии репортеров. Почти наверняка на Фрогмора можно было положиться куда больше, чем на Сайласа Спэрроуграсса, чья лживость и неприязненное отношение к покойному генералу наводили на мысль, что этого человека тоже следует добавить к списку подозреваемых. Единственным достоинством гомеопата была страстная любовь к своей крольчихе.
Принцесса думала, сумеет ли она узнать, кто убил генерала. Внутри у Минк все похолодело, когда она представила себе, что может произойти, если ей не удастся этого сделать. Принцесса вспомнила всех, кого потеряла: мать, сестру, умершую, когда ей был всего один день от роду, отца и, наконец, Марка Кавендиша. Волна сиротства, которое ощущала принцесса, готова была всецело поглотить ее, и, чтобы развеяться, она повернулась к окну и принялась созерцать окружающий пейзаж.
Ей не пришлось ждать, когда освободится доктор Фрогмор. Поскольку о диагнозе, невероятном по своей ошибочности, писали в газетах, даже объявленное доктором снижение платы не помогло ему заманить прежних пациентов. Людей в приемной было не больше, чем волос на голове у доктора. Сам Фрогмор с унылым видом разорившегося человека сидел за письменным столом, заставленным грязными тарелками. Минк явилась к нему в самой легкомысленной из своих шляпок, не забыв воспользоваться туалетной водой «Хамман букет» фирмы «Пенхалигон». Опустившись в кресло напротив, она достала из сумочки коробку шоколадных конфет «Шарбоннель и Уокер» – одну из трех покупок, сделанных в то утро на скорую руку в Уэст-Энде. Положив коробку на письменный стол, Минк тут же открыла ее и, задумчиво приложив палец к подбородку, размышляла, какую конфету выбрать.
– Мне кажется, нужно взять вот эту, – объявила принцесса. – Здесь масляно-шоколадный крем, он такой… – она положила конфету в рот, – чудесный, – прошептала Минк, прикрыв глаза. – Божественный вкус!
Доктор сглотнул слюну, переводя взгляд с нее на конфеты.
Внезапно гостья открыла глаза и впилась взглядом в свою жертву.
– Доктор Фрогмор, – молвила она с улыбкой еще более сладкой, чем лежащая на столе приманка, – я видела вас на судебном разбирательстве о причине смерти генерала Бэгшота и была поражена вашей добросовестностью. У меня нет времени, чтобы тратить его на шарлатанов или гомеопатов, – по сути, это одно и то же.
Доктор просиял.
– Вот я и подумала, нет ли у вас средства для похудения? – спросила принцесса, склонив голову набок.
Доктор почесал свой живот, упирающийся в стол, от которого сам он сидел достаточно далеко.
– Я обычно рекомендую систему Бантинга, о которой вы наверняка слышали. Эта диета запрещает сахар, жир и крахмал. Пусть вас не тревожит то обстоятельство, что мистер Бантинг был гробовщиком. Он вращался в высших сферах и делал гроб для герцога Веллингтона. Конечно, я добавляю кое-что от себя, и мои пациенты находят эти советы очень полезными. Я рекомендую пить уксус и тщательно пережевывать пищу, – сказал доктор, поглядывая на конфеты. – Но ваш пациент должен явиться ко мне на прием лично.
– Этот пациент я, – ответила Минк жеманно.
Доктор окинул ее с головы до пят восхищенным взглядом:
– Но, принцесса, вы совсем не полная. Au contraire[28].
Минк положила руку на письменный стол и наклонилась вперед.
– Доктор Фрогмор, – проговорила она, широко раскрыв глаза, – я на пути к тому, чтобы пополнеть, и хочу быть готова, когда это со мной произойдет. Есть в жизни вещи, которым просто невозможно сопротивляться. Все равно ничего не получится. Конфеты от фирмы «Шарбоннель и Уокер» принадлежат к их числу.
Принцесса опустила взгляд на коробку и задумалась.
– Теперь попробую английский фиалковый крем, – заявила она, взяла конфету и, приоткрыв подкрашенные губы, положила ее в рот. Медленно прожевав лакомство, Минк, показывая язык, густо измазанный цветочной помадкой, прошептала: – Такой привычный вкус и вместе с тем такой экзотический.
Доктор промокнул лоб платком.
– В течение многих лет я не поддавалась искушению зайти в их магазин, – продолжала принцесса. – Однажды, покупая веер на Нью-Бонд-стрит, я заглянула к ним из чистого любопытства. – Она подняла руку. – Никогда не рискуйте, доктор, и не входите в их дверь, если хотите сохранить фигуру. С тех пор как я стала их посещать, корсеты стали мне тесны. Мы, леди, должны держать себя в форме в отличие от вас, джентльменов. Ведь мужчины остаются желанными вне зависимости от их размеров, – добавила она, прикрыв ресницы.
Доктор Фрогмор погладил свой заплывший жиром подбородок, улыбнулся и даже слегка порозовел. Не сводя глаз с собеседницы, он медленно открыл ящик стола, нащупал внутри листок бумаги с подробностями диеты и вручил его пациентке.
– Жуйте тщательно и ничего не пейте во время еды, чтобы съеденное перемешивалось с неразбавленным желудочным соком, – посоветовал доктор, косясь на открытую коробку. – И разумеется, употребляйте побольше уксуса.
Принцесса вручила ему несколько монет, но он, поводив пальцем из стороны в сторону, отказался от них. Ямочки на его щеках зарделись.
– С вас, принцесса, я платы не возьму.
Минк быстро сложила листок и сунула его в сумочку.
– Теперь я знаю, что конец света, слава богу, наступит не завтра, – объявила она, откусив половинку следующей конфеты. Доктор сглотнул слюну при звуке раскусываемого шоколада. – Конфета в виде короны. Больше всего люблю такие! – промурлыкала Минк, полуприкрыв глаза. – Шоколад, фундук, сливочное масло, марципан и виски. Какое блаженство! – Она перевела взгляд на доктора, держа в руке другую половинку конфеты. – Вы слышали, что принц Уэльский познакомился с мадам Шарбоннель в Париже? Ее шоколад так впечатлил принца, что он уговорил мадам переехать в Лондон, чтобы делать его здесь.
Доктор покачал головой. Ему очень хотелось взглянуть на сочную начинку короны. Принцесса положила то, что оставалось от конфеты, в рот и звучно разжевала.
– Хорошо понимаю, почему он так старался пригласить сюда эту даму, – произнесла Минк, облизывая пальцы. – Как жаль, что у них нет лавки в Темз-Диттоне! Если вас вдруг охватит желание поесть этих конфет, приходится ехать на поезде до самого вокзала Чаринг-Кросс, а потом тащиться по запруженным транспортом улицам.
Она поднялась, чтобы уйти, не выпуская коробку из рук. Взгляд Фрогмора несколько раз перескочил с девушки на конфеты, словно доктор никак не мог решить, с чем ему трудней расстаться – с гостьей или с ее сладостями. Вдруг она снова села в кресло, источая аромат туалетной воды «Хамман букет»:
– Кстати, насчет расследования, доктор. Меня, признаться, удивило, как упорно вы настаивали на сходстве симптомов английской холеры с признаками отравления мышьяком. Мне захотелось узнать, действительно ли это так. Сегодня утром я отправилась в книжный магазин и приобрела там книгу «Принципы судебно-медицинской экспертизы», написанную какими-то профессорами. – Принцесса извлекла книгу из сумочки. – И вот что говорится на странице пятьсот тридцатой. – Она перелистала книгу, отыскивая нужное место. – Тут сказано, что отравление мышьяком так сильно напоминает симптомы английской холеры, что это может ввести в заблуждение даже умного и эрудированного врача. – Минк откинулась на спинку кресла. – Прямо о вас сказано, доктор Фрогмор. Откуда вам было знать, что генерал отравлен? А все участники расследования смотрели на вас так, словно вы запятнали звание врача. На мой взгляд, вы должны быть полностью оправданы, и я скажу об этом всем моим друзьям.
Доктор обхватил голову руками.
– Любой врач поставил бы тот же самый диагноз! – в отчаянии воскликнул он. – Генерал даже не поблагодарил за помощь. Он все время кричал, что от меня нет никакой пользы. Честно говоря, я рад, что мы с ним больше не встретимся.
Принцесса надкусила конфету с начинкой «английская роза» и показала доктору ее сердцевину.
– По правде сказать, он тоже мне никогда не нравился, – заявила Минк, доедая конфету. Потом вдруг поднесла руку к щеке. – Хотела бы я знать, что сказал генерал перед смертью! – воскликнула она, медленно подвигая коробку к собеседнику. – Люди всегда выкладывают в свой последний час то, что гнетет их душу. Во всяком случае, так происходит в тех глупых романах, которые я читаю взахлеб.
Доктор зачарованно наблюдал за приближением коробки.
– Он не слишком-то много говорил, больше оскорблял меня, – пробормотал он.
– А не произнес ли он имя своей возлюбленной? Ну, расскажите, доктор. Вы ведь знаете, как мы, женщины, обожаем забивать себе голову любовными историями.
Доктор нервно облизал губы:
– Я бы нарушил доверие покойного, если бы рассказал вам.
Коробка вдруг остановилась.
– Ну же, давайте, – уговаривала девушка. – Этот грубиян мертв! Возможно, он слишком много знал и должен был замолчать. Он не проклинал своих врагов, испуская последний вздох? Судя по книгам, люди так часто делают.
Фрогмор проглотил комок, застрявший в горле.
– Он действительно сказал кое-что, – пробормотал доктор, не сводя взгляда с конфет.
Минк пододвинула к нему коробку.
– Что именно? – спросила она.
Доктор потянулся к конфетам толстыми, как сосиски, пальцами и схватил одну.
– Как он горько сожалеет, что пользовался услугами гомеопата из Ист-Моулси.
Пуки, нахмурившись, открыла дверь.
– Я видела новый гребень в вашей комнате, мэм, – проговорила она хриплым голосом, делая шаг назад, чтобы дать хозяйке пройти. – Вы, как видно, купили его этим утром.
– Я заметила его в витрине магазина на Нью-Бонд-стрит. Просто не могла поверить, что он так дешев, – сказала Минк, отмахнувшись от нее.
Служанка, недовольно подняв брови, закрыла за ней дверь.
– Не думаю, мэм. На Нью-Бонд-стрит не продают ничего дешевого. Это должно быть вам известно, ведь мы много раз посещали эту улицу. А выглядит он как настоящий черепаховый.
Минк тяжело вздохнула:
– Мне пришлось купить настоящий черепаховый. В газете писали об одной леди. Она завивала себе челку горячими щипцами, и целлулоидный гребень, который был у нее в волосах, взорвался от жара. Ты же не хочешь моей смерти?
Пуки покачала головой:
– Нет, мэм. Не хочу. Вы должны выяснить, кто убил генерала. Чем закончился ваш разговор с доктором Фрогмором?
Принцесса подошла к зеркалу и вынула булавки из шляпки.
– Все хорошо, – ответила она кратко.
– Надеюсь, что так, мэм, – сказала служанка, стоя рядом с Минк и глядя на ее отражение в зеркале. – Надеюсь, что ваше «хорошо» не означает, что он не сказал вам ничего полезного, как вчерашний гомеопат. Насколько я знаю, инспектор здесь, он ходит по всему дворцу и задает вопросы. Гиббс, рассыльный бакалейщика, сказал мне об этом. Говорит, что удивился, когда меня увидел. Думал, меня уже арестовали.
Сожалея, что рассказала служанке о своей встрече с Сайласом Спэрроуграссом, принцесса отбросила шляпку и прошла в кабинет. Она села и открыла серебряный портсигар, отцовский подарок, на котором была изображена женщина на слоне, охотящаяся на тигров. Слишком взволнованная, чтобы просто сидеть, Минк закурила, глядя в окно и думая о трех своих новых подругах, которых она пригласила на чай в надежде получить от них какие-нибудь новые сведения. Особенно ей хотелось прощупать леди Монфор-Бебб. За игрой на фортепиано что-то крылось. Почему дама с ее убеждениями была так оскорблена жалобами генерала? Минк посмотрела на часы, затушила сигарету и позвонила, вызывая Пуки, чтобы та помогла ей переодеться.
– Прекрасно, – заключила леди Монфор-Бебб, возвращая чашку на блюдце. – В наши дни, увы, многие подают чай, который слишком крепок. Так не должно быть.
– А вы велите слугам приносить чай, как только его заварят, – ответила Минк, сидевшая напротив нее в гостиной за маленьким столиком, накрытым белой льняной скатертью.
Леди Беатрис взяла свою чашку.
– Доктор Хендерсон говорит, что чай причиняет страшный вред организму, – произнесла она, отхлебывая из чашки. Затем повернулась к графине, и бледно-голубые страусовые перья на ее шляпе затанцевали, неожиданно придя в движение. – Думаю, он немало рассказывал вам об этом, моя дорогая.
– Я никогда не признавалась доктору, что пью чай, ведь мне хорошо известно, что он об этом думает, – сказала графиня, откусывая кусочек булочки с маслом.
Леди Беатрис наклонилась к ней:
– Между мужчиной и женщиной не должно быть секретов. Как, смею заметить, и между старыми друзьями. Зачем нужны друзья, если с ними нельзя поделиться тем, что лежит у вас на сердце?
– Вы правы, – ответила графиня, ослабляя завязанные под подбородком ленты шляпки, чтобы они не мешали есть.
– Кстати, о друзьях, – начала леди Монфор-Бебб. – Насколько я понимаю, миссис Бэгшот заказала траурные визитные карточки, так что мы, вне всякого сомнения, не скоро о ней услышим. Эксгумация – это такой ужас! Слава богу, на ней не было вдовы, таким образом она пропустила второе пришествие своего мужа.
Графиня взяла кусочек тминного кекса.
– Недавно я повстречала ее на дороге, ведущей на кладбище, – сказала она. – Никогда не видела столь шикарно скроенной пелеринки. Я чувствовала себя так, словно мне демонстрируют, как надо одеваться. Траурные наряды в наше время во всем следуют моде. Если бы не креп, никто бы и не догадался, что у носящих их дам кто-то умер. Но у миссис Бэгшот всегда был безупречный вкус. Когда мы поменялись с ней апартаментами, мне ничего не пришлось переделывать. И конечно, она ничего не изменила в моих, – добавила она с улыбкой.
– Возможно, у нее не было на это времени, – прошептала леди Монфор-Бебб.
Леди Беатрис посмотрела на графиню.
– Я думаю, вы скоро перестанете носить траур, – сказала она.
Графиня недовольно сощурилась:
– Не вижу в этом необходимости.
– А что, осмелюсь спросить, говорит на сей счет доктор Хендерсон?
– Я этого с ним не обсуждала, – ответила графиня, хмурясь. – Не его забота.
Минк наблюдала за ними, переводя взгляд с одной леди на другую. Откашлявшись, она сказала:
– Насколько я понимаю, инспектор Гаппи успел побывать во дворце. Известно, кого он допрашивал?
– Не меня, во всяком случае, – ответила леди Монфор-Бебб, от возмущения второй подбородок у нее мелко задрожал. – Разве можно заподозрить, что я стану красться, держа в руке бутылку с ядом, как обиженная горничная. – Она посмотрела на Минк. – Я рада, что вы еще не уволили свою служанку. Все уверены, что ее могут арестовать в любой момент. Я, право, хочу, чтобы этот грязный маленький полицейский покончил наконец с делом об отравлении и кого-то обвинил. Неопределенность меня убивает.
Принцесса взяла чашку:
– Думаю, на сей раз он хочет убедиться, что имеет веские основания для ареста. В прошлом своем деле он допустил ошибку – в результате повесили невиновную.
– Будем надеяться, что она простила палача, – сказала леди Беатрис, держа руку у горла. – Такой неприятный способ казни.
Пуки, только что вошедшая с блюдом макарон, поставила его на стол дрожащей рукой. Дамы сидели, опустив глаза, пока она не вышла, закрыв за собой дверь.
Леди Беатрис наклонилась вперед и громко прошептала:
– Я уверена, это сделал мистер Пилгрим. Сторож рассказал моей кухарке, что он ночами тайком бродит по дворцу. Прошлой ночью его поймали на Заднем дворе с мотком веревки, которой, как я подозреваю, он хотел кого-то задушить. Я уже сообщила об этом в полицию.
Леди Монфор-Бебб поставила чашку, раздувая ноздри.
– Этот американец вчера пытался меня застрелить! – заявила она.
Все три дамы удивленно уставились на нее.
– Я вышла в Фонтанный двор, и тут он внезапно появился из тени с пистолетом, – продолжала леди Монфор-Бебб. – Целился он мимо меня, но я тем не менее ударила его тростью. Я тоже собираюсь сообщить о его поведении инспектору Гаппи, хотя у меня в голове не укладывается, как полицейский сумеет во всем разобраться и при этом не замарать свои отнюдь не безупречные манжеты.
– Почему мистер Пилгрим угрожал вам пистолетом? – спросила Минк.
– Понятия не имею. Но если я и привыкла к чему-нибудь в своей жизни, так это к тому, что в меня стреляют.
Принцесса вопросительно посмотрела на гостью, гадая, что та хочет сказать.
– Насколько я понимаю, вы были заложницей во время Первой афганской войны, – вспомнила она. – Пережить такое испытание!
– Много воды утекло с тех пор, – ответила леди Монфор-Бебб, глядя в окно, – но страшные воспоминания до сих пор не стерлись из моей памяти. Четыре с половиной тысячи британских и индийских военных, двенадцать тысяч сопровождавших армию гражданских лиц были зверски убиты. Такой ужас…
В 1839 году британская армия, насчитывавшая около двадцати тысяч человек, вторглась в Афганистан в сопровождении тридцати восьми тысяч обозников и слуг. Достигнув Кабула, полки перешли на казарменное положение, к военным присоединились их семьи. Леди Монфор-Бебб к тому времени совсем недавно вышла замуж, ей только что исполнилось двадцать.
– Устраивались с удобствами, насколько это было возможно, а из приятных развлечений имелись скачки, крикет и поло.
Внезапно против британцев поднялось восстание, и было решено, что весь гарнизон Кабула уйдет из города. Мятежники обещали, что покинувших город людей пропустят в Джелалабад, находящийся в восьмидесяти пяти милях. По словам леди Монфор-Бебб, более сотни человек, в основном женатых офицеров и членов их семей, вынудили остаться в качестве заложников.
Читать бесплатно другие книги:
