Тайна голубиного пирога Стюарт Джулия
– Обращаясь к этой даме в первый раз, вам следует называть ее «ваше высочество», а потом – «мэм», – сказал он американцу. – Конечно, более высокопоставленные члены английского общества могут не прибегать к таким крайностям.
Принцесса встала. Ее беспокойство росло: она понимала, насколько заинтересовал коронера пирог Пуки. Когда Минк шла через зал, несколько женщин привстали со своих мест, чтобы получше разглядеть ее платье. После того как Минк привели к присяге, она четко и ясно ответила на вопрос коронера, объяснив, что недавно прибыла во дворец и вскоре была приглашена на пикник тремя дамами.
– Я сидела рядом с генералом, когда ему стало плохо, – добавила она.
– И какое мнение у вас сложилось о покойном?
Минк вздернула подбородок:
– Я считала его законченным грубияном и была удивлена, что человек, занимающий такое положение в обществе, прожил жизнь, так и не научившись хорошим манерам.
В зале раздался возмущенный ропот. Твелвтриз постучал карандашом по столу.
– Понимаю, – сказал он. – Это была ваша идея – приготовить для пикника пироги с голубятиной?
Принцесса ответила не сразу.
– Нет, такое предложение сделала леди Бессингтон.
Все взоры обратились к графине. Улыбка, появившаяся на ее лице, когда Минк вынесла свой вердикт генералу, мгновенно исчезла.
– Пироги готовила ваша служанка?
– Да, она.
– А где вы находились в это время?
– В Лондоне, на собрании Национального союза обществ, борющихся за избирательные права женщин.
– Понимаю. – Коронер внезапно опустил голову и принялся разглядывать свои ноги в чулках. – Это еще что такое? – Встав, он обошел стол. – Пусть тот, кто потерял кролика, немедленно заберет его! Он грызет пальцы на моих ногах!
Сайлас Спэрроуграсс, виновато ссутулившись, поднялся с места. Он ласково окликнул свою крольчиху Гертруду, затем встал на колени и проворно пополз к белому зверьку, нервно подергивающему носом. Когда Спэрроуграсс приблизился к животному, оно внезапно сорвалось с места и стремглав пронеслось по залу, прижав к голове свои большие уши. Гомеопат прыгнул, расставив руки, чтобы схватить крольчиху, но тщетно: она юркнула к кому-то под юбку.
– Мистер Спэрроуграсс, немедленно уймите своего кролика, или я лично отдам его на фарш для пирогов! – крикнул коронер.
Гомеопат завопил, объятый ужасом. Прижав руки к груди, он с ангельской улыбкой повернулся к Твелвтризу.
– Нельзя ли будет всем встать со своих мест? – спросил он, часто моргая.
Коронер кивнул с тяжелым вздохом. Горько сетуя на беспокойство и опираясь на спинки стульев, зрители встали. Дамы приподняли юбки. Гертруда, сидевшая под стулом леди Монфор-Бебб, принялась чистить уши. Аристократка, гневно раздувая ноздри, ткнула бедное создание тростью, и крольчиха вновь побежала кругами по комнате. Гомеопат какое-то время преследовал ее, а потом внезапно прыгнул. Когда Спэрроуграсс встал, все увидели, что он держит Гертруду за уши. Торжествующе подняв крольчиху вверх, гомеопат дважды поцеловал зверька, засунул его во внутренний карман шинели и юркнул на свое место.
Повернувшись к принцессе, Чарльз Твелвтриз задумчиво почесал затылок.
– Я не помню, на чем мы остановились, – сказал он. – Присядьте пока.
Тут не выдержала графиня, от которой сильно пахло шерри.
– Продолжайте, я хочу знать имя убийцы! – крикнула она коронеру.
– И я! – поддержала ее леди Беатрис, тоже вскакивая с места.
– И мы! – послышалось из зала, со зрительских мест.
– Двигайтесь дальше, иначе мы просидим здесь целую вечность!
Чарльз Твелвтриз встал с багрово-красным от гнева лицом:
– Уважаемая публика, если вы не успокоитесь, я прикажу моему помощнику вывести вас из зала суда. Теперь послушаем служанку, которая готовила пироги, и закончим с этим. Боже правый, уже почти время обеда!
Пуки подошла к свидетельскому месту, приподняв края платья, и остановилась, устремив взор в пол. Она подтвердила, что действительно является христианкой, и, после того как ей зачитали слова присяги, поцеловала Библию. Служанка объяснила, что дворецкий генерала попросил ее приготовить кушанье без яиц, поскольку его хозяин не ест их, и воткнуть в тесто только три ножки, чтобы отличить пирог генерала от других.
– Кто-нибудь еще их пробовал?
Служанка покачала головой.
– Нет, сэр. Никто, кроме генерала, не ел эти пироги. Один из дворецких сказал, что они выглядят негодными для употребления, – сказала она, нахмурившись.
– Понимаю. А что думали о покойном вы?
Служанка подняла подбородок:
– Мне он не нравился, сэр. Прошел слух, будто это он убил голубей леди Беатрис и продал их мяснику.
Несколько дам открыли рот от изумления.
Чарльз Твелвтриз вперил взор в Пуки:
– Вы готовили пироги из домашних голубей или диких?
– Я вряд ли смогу их различить, сэр.
Похоже, что и публика этого не знала.
Цыкнув зубом, коронер повернулся к свидетелям и сообщил, что присяга для них по-прежнему остается в силе.
– Вы все видели торчавшие из пирога лапки. По вашему мнению, они принадлежали домашним голубям или диким?
Один из дворецких поднялся с места:
– Я бы сказал, что голуби дикие, сэр. Уж больно они были уродливыми. Как, впрочем, и пироги.
Пуки сердито посмотрела на него.
– Я не слишком присматривался к лапкам, – подал голос доктор Хендерсон, – но они показались мне весьма элегантными, прелестного розового цвета.
Крепко сжимая шинель обеими руками, к дискуссии присоединился Сайлас Спэрроуграсс:
– Моя матушка держала голубей, но я никогда не видел, чтобы у них были элегантные лапки. Они всегда искривленные и с острыми когтями.
Корнелиус Б. Пилгрим начал было подниматься, но коронер сделал ему знак рукой оставаться на месте:
– Спасибо, мистер Пилгрим, мы больше не станем вас слушать. Одного раза вполне достаточно.
Сидящие в зале не устояли перед соблазном затеять дискуссию. Ее кульминация настала, когда руку подняла леди Беатрис, чтобы сообщить присутствующим:
– Лапки, торчавшие из пирога, выглядели точь-вточь как у белок в момент прыжка. Я видела их на прошлой неделе в зоологическом саду в Риджентс-парке.
Когда смех наконец стих и можно было расслышать Твелвтриза, он повернулся к Пуки:
– Вы готовили пироги одна?
– Да, сэр.
– Был ли какой-то период времени, когда пирог генерала был оставлен без присмотра?
Пуки взглянула на Минк:
– Да, сэр. Я ненадолго поднималась в одну из спален.
– Так-так. А что было с генеральским пирогом после пикника?
– Я выбросила его остатки сразу же, как мы вернулись домой.
Коронер стукнул кулаком по столу:
– Почему, черт возьми, вы это сделали? Его можно было бы отдать на экспертизу.
Служанка удивленно заморгала:
– Откуда мне было знать, что генерал отравится до смерти, а потом его выкопают из могилы? Обычно тела остаются там, где они погребены. Лишь души умерших возносятся на небо.
– Но почему пирог сразу же был выброшен? – продолжал давить на нее коронер. – Это весьма подозрительно, вам не кажется?
Несколько человек из публики закивали.
Служанка бросила быстрый взгляд на принцессу:
– Есть кушанье с тремя ножками – дурное предзнаменование.
Графиня расхохоталась и тут же прикрыла рукой рот. Но чаша терпения коронера уже переполнилась. Он щелкнул пальцами, подзывая своего помощника, и сделал жест в направлении графини. Судебный пристав, подойдя к аристократке, велел ей встать и вывел из зала, что еще больше развеселило ее на пути к бару.
Чарльз Твелвтриз взглянул на Пуки и, еще не вполне понимая, добился ли он чего-нибудь от служанки, отпустил ее. Потом оглядел оставшихся свидетелей:
– Может ли кто-нибудь из вас сообщить нечто важное? Очень надеюсь, что нет.
Взглянув на свои карманные часы, они дружно покачали головами.
– Чудесно, – пробормотал коронер.
Прервав на этом слушания, Чарльз Твелвтриз натянул башмаки, а судебный пристав сопроводил присяжных заседателей в соседнюю комнату для размышлений.
Коронеру подали угрей, и тут ему сообщили, что жюри приняло решение.
– Уже?! – воскликнул он в отчаянии и вернулся в зал суда прямо с повязанной на шею салфеткой.
Гурьбой ввалились члены жюри и расселись по своим местам. Старшина присяжных встал и нервно обвел взглядом помещение, ощущая, что глаза зрителей устремлены на него.
Прочистив глотку, он объявил:
– Генерал Бэгшот умер в результате отравления мышьяком. Свидетельств, каким образом в пище оказался яд, получить не удалось.
Ропот разочарования пронесся по залу. Повысив голос, коронер быстро завершил слушание дела и, пожелав всем хорошо отпраздновать Пасху, вышел за дверь.
Стоило ему покинуть зал, как публика и свидетели набросились на членов жюри.
– Эх вы, простофили, всем понятно, что яд был в пироге с голубятиной! – выкрикнул кто-то.
– Это был американец, олухи, – заявил другой зритель. – Достаточно вспомнить его дурацкое пальто.
Корнелиус Б. Пилгрим засунул газету под мышку и удалился.
– Нет-нет, его отравила леди Бессингтон, – предположил кто-то еще. – Она первой завела речь о пирогах. И ее вроде бы тоже рвало. Возможно, она выходила, чтобы уничтожить улики.
– Я думаю, это была леди Беатрис, – объявил еще один зритель. – Генерал убил ее голубей. Некоторые порой очень привязываются к домашним животным. Любят их больше, чем своих ближних.
Леди Беатрис нервно захихикала.
– Определенно, виновница – леди Монфор-Бебб, – послышался голос.
– Я? – спросила она, повернувшись, чтобы увидеть того, кто это сказал. – И что же я такого сделала?
– А я ставлю на служанку с большими ногами, – выкрикнул кто-то еще. – Недаром она уничтожила улики.
Зрители замолчали и уставились на Пуки, которая тут же опустила глаза. Минк поспешно схватила ее за руку и вывела из зала. Все смотрели им вслед. Но никто не наблюдал за служанкой так внимательно, как незнакомец с пышными усами, который стоял, прислонившись к стене, и легонько постукивал карандашом по записной книжке.
Глава 7
Все складывается плохо для служанки
Четверг, 7 апреля 1898 г.
Минк проснулась рано: интерес коронера к пирогу, приготовленному Пуки, не давал ей покоя. Лежа на боку, она услышала шаги вниз по лестнице. Встав, принцесса посмотрела на часы на каминной полке: «5:30», обычно служанка поднималась на час позже. Минк поняла, что Пуки встревожена не меньше своей госпожи. Принцесса размышляла о свидетельских показаниях, служанка же тем временем раздвинула шторы, спустилась на кухню и почистила плиту, пока в ней разгорался огонь. Когда вскипел чайник, Пуки набросилась на обувь и ножи, потом вычистила решетку камина, щипцы, кочергу и совок в столовой, где обычно накрывался завтрак. После того как огонь разгорелся, Пуки протерла мебель, вымыла каминную полку и, перед тем как мести ковер, разбросала на нем влажные чайные листья, чтобы они впитали пыль.
Минк снова заснула; когда она очнулась, Пуки стояла рядом с утренним чаем на подносе. Присев на постели, госпожа сразу поняла: что-то не так – служанка не спросила, как обычно, что снилось принцессе. Пуки всегда склонна была видеть в снах некие пророчества. Нынешнее состояние нервов служанки стало вполне очевидно для Минк, когда она заметила на тарелке обязательный теперь гарнир.
– Видимо, в этом году хороший урожай водяного кресса, – сказала принцесса, и Пуки при этих словах уронила кувшин с молоком.
Обе женщины некоторое время вслушивались в звенящую тишину, последовавшую за дребезжанием разбившегося фарфора.
В надежде, что свежий воздух очистит голову от мутного осадка, вызванного недосыпанием, Минк отправилась на прогулку. Когда принцесса входила в Чащобу, что-то заставило ее оглянуться, и она увидела, что Пуки выходит через заднюю калитку и куда-то спешит по Моут-лейн. Гадая, к кому пошла служанка, Минк направилась к Большому фонтанному саду, где школьники носились друг за другом вокруг гигантских тисов. В глаза принцессы бросилась шляпка леди Беатрис, сидевшей на скамейке рядом с леди Монфор-Бебб в укромном месте у дворцовой стены, известном как Мурчальный уголок. Такое название, подразумевавшее, что здесь собиралиь любительницы посплетничать, придумал герцог Веллингтон, мать которого некогда жила во дворце. Принцесса подошла к скамейке, желая услышать, что говорят о Пуки.
– Хвала Господу, женщинам не разрешают заседать в суде в качестве присяжных, – сказала принцесса, занимая место рядом с дамами. – По крайней мере, нам не грозит удовольствие лицезреть голый труп генерала.
– Это еще не самое ужасное, что можно увидеть в апартаментах Бэгшотов, – заверила присутствующих леди Монфор-Бебб, у ног которой лежал ее рыжий сеттер. – Куда хуже отвратительная отделка интерьеров. Миссис Бэгшот ничего не стала переиначивать после обмена с леди Бессингтон, которая сама по себе очаровательна, но ее вкусы для меня непостижимы.
Внезапно все замолчали: графиня вышла из-за угла и присела на скамейку рядом с ними.
– Страшно даже подумать, что среди нас убийца! – воскликнула она, заправляя седые волосы под черный капор. – А если эти сплетни дойдут до королевы? Уверяю вас, я ни в чем не виновата, что бы ни говорили обо мне во время слушаний.
– И я не виновата, – откликнулась леди Монфор-Бебб, поправляя норковый палантин. – Поверьте мне, это служанка. Все они губят нас так или иначе. Если не ядом, то гневом, который они в нас будят. Я сильно сомневаюсь, что эти машины для домашней работы нам во благо. Одна из служанок только что попросила меня о свободном вечере раз в неделю и выходном каждое второе воскресенье! – Она повернулась к Минк. – А для вашей служанки все складывается плохо. Очень жаль, мне понравилось, как она держалась на судебном заседании.
– Но ведь еще не доказано, что это действительно убийство, – поспешила ответить принцесса.
– И все же непохоже, что генерал отравился случайно, – парировала леди Монфор-Бебб. – И уж конечно, он был не из тех, кто способен огорчить окружающих, совершив самоубийство.
– Бедная миссис Бэгшот! И муж, и ребенок лежат на одном и том же кладбище, – сказала леди Беатрис. Она объяснила Минк, что пару лет назад жена генерала потеряла дочь всего нескольких месяцев от роду. – Отказало ее больное сердце. Нет слов передать, как печальны были эти похороны!
– Мы обязаны помочь ей чем можем в это тяжелое время, – сказала леди Монфор-Бебб. – Остается надеяться, что полиция успешно завершит расследование, хотя у меня на этот счет большие сомнения. Вспомните хотя бы их неспособность обуздать буянов у «Королевского герба» в субботнюю ночь.
Графиня подалась вперед:
– Кстати, во дворце появился инспектор полиции, который задает всем вопросы. Его до этого видел на Теннис-Корт-лейне рассыльный мясника.
Минк мгновенно охватило беспокойство за Пуки.
Леди Беатрис сказала, теребя челку:
– Мы решили, что он, наверное, пришел допросить американца. Как можно доверять человеку, который называет ботики «галошами»?
Внезапно послышались шаги, и перед дамами предстал доктор Хендерсон. Они кивнули ему, а тот в ответ помахал шляпой. Темные кудри терапевта развевались на ветру.
Когда доктор оказался вне пределов слышимости, Минк спросила:
– У этого человека что-то не в порядке со шляпой?
– Она слишком для него велика, – предположила графиня, провожая доктора взглядом.
– А может, голова дала усадку, – пошутила леди Беатрис. Остальные дамы удивленно посмотрели на нее. Внезапно нахмурившись, она стала разглядывать что-то в отдалении. – Кто это, черт возьми?
Все обернулись. К ним шел высокий мужчина с пышными седыми усами, казавшийся сутулым в своем расстегнутом реглане.
– Это человек, который стоял на дознании рядом с констеблем, – сказала Минк. – Похоже, он нездешний.
– Какой несусветный костюм! – обронила леди Монфор-Бебб. – Цвет как у осла уличного торговца.
Инспектор Гаппи загасил сигарету и представился.
Разглядывая его давно не стриженные бакенбарды, лоснящиеся поля цилиндра и брюки явно из магазина готовой одежды, женщины натянуто улыбались. Но его интересовала только Минк. Она встала и, пожелав всем удачного дня, разгладила платье. Следуя рядом с инспектором вдоль восточной стороны дворца к Чащобному дому, девушка хранила молчание. Весть о том, что полицейский явился для допроса принцессы, мгновенно взбудоражила всю тюдоровскую часть дворца.
Когда в дверь позвонили, Пуки, высунувшись в одно из окон спальни, кричала экскурсанту, заплутавшему в лабиринте:
– Вам надо пройти еще несколько шагов, сэр! Затем поверните налево, иначе никогда больше не увидите жену и детей.
Услышав повторный звонок, служанка поспешно закрыла окно и сбежала по ступенькам вниз. Распахнув дверь, она долго, словно в забытьи, смотрела на визитера, потом наконец отошла в сторону, впуская его. Минк провела инспектора в гостиную и жестом предложила занять место на кушетке рядом с камином. Однако Гаппи уселся в кресло ее отца.
– Не хотите ли чая, инспектор, или вас будет беспокоить мысль, что в него что-то подмешано? – улыбнувшись, спросила принцесса, занимая место на кушетке.
Инспектор отказался, положив шляпу на приставной столик.
– Должна заметить, для меня оказалась неожиданной причина смерти генерала, – сказала Минк. – Если верить статистике, приведенной коронером, сорок шесть процентов случаев отравления мышьяком – самоубийства. Почти половина. Не исключено, что генерал покончил с собой. А вы как думаете? У вас ведь большой опыт в подобных делах, – добавила она, улыбнувшись.
Лицо инспектора оставалось непроницаемым.
– Мне не хотелось бы давать комментарии на этот счет, принцесса.
– Вы действительно полагаете, что генерала убили? – продолжала гнуть свою линию Минк. – Нельзя сказать, что он был здесь самым популярным жильцом, но я не могу взять в толк, зачем кому-нибудь понадобилось его убивать. А у вас какие соображения?
Инспектор провел кончиком пальца по краю подлокотника.
– Я могу предложить самые разнообразные версии, – сказал он, рассматривая портреты предков Минк на стенах. – Ведь уже прошло больше года со дня смерти махараджи?
– Совершенно верно.
– Ужасная кончина.
– Да.
Помолчав немного, он спросил:
– С ним была та девчонка, что приходила по утрам чистить ножи и обувь?
Минк мгновение разглядывала его.
– Я бы попросила вас, инспектор, перейти к сути дела. Иначе я буду вынуждена указать вам на дверь.
Откинувшись на спинку кресла, Гаппи признался, что цель его визита – допросить служанку принцессы. Минк встала и позвонила в колокольчик. Вскоре появилась Пуки, она нерешительно топталась в дверях, пока Минк не велела ей войти. Служанка села так близко к своей госпоже, что их юбки соприкасались.
– Как вы появились в Англии? – спросил Пуки инспектор, открыв записную книжку.
Сцепив руки на коленях, индианка объяснила, что работала нянькой, сопровождавшей британских женщин с детьми, возвращавшихся на родину. После одной из поездок она оказалась в Лондоне без денег на обратный билет в Индию.
– Значит, ваши наниматели бросили вас, не оплатив дорогу домой?
– Да, сэр.
– А почему?
Служанка проглотила застрявший в горле комок:
– Не знаю, сэр.
– Женщина была недовольна вашей работой?
– Нет, сэр.
– Может быть, вы недопустимо сблизились с другим пассажиром или членом экипажа?
– Инспектор! – протестующе воскликнула принцесса.
Пуки покачала головой:
– Нет, сэр.
– Вы сильно расстроились, оказавшись брошенной?
– Да, сэр. Просто не знала, что делать.
– И тогда вы возненавидели англичан? Насколько я понял, после этого вы работали в индийской семье.
– Могу я спросить, а где родились вы, инспектор? – вмешалась Минк.
– В Калькутте. Так уж случилось.
– А я родилась и воспитывалась в Англии, – заявила принцесса. – По общему мнению, это дает мне больше оснований считать себя англичанкой, чем вам.
Инспектор повернулся к Пуки:
– И на что вы жили, оставшись одна в Лондоне?
– Работала обдирщицей меха.
– Удаляя пух с кроличьих шкурок, много не заработаешь. Пробовали заняться чем-то еще?
– Нет, сэр.
– Для девушек, попавших в такую ситуацию, существуют более легкие способы заработать деньги.
– Инспектор! – возмутилась Минк. – Я не позволю вам разговаривать с моей служанкой в такой манере.
Он внимательно посмотрел на Пуки:
– В своих показаниях вы упомянули, что не любили генерала.
– Я разговаривала с ним всего один раз, сэр. На пикнике.
– Насколько я помню, в тот раз вы публично унизили Бэгшота, заявив, что он убил голубей леди Беатрис и продал их мяснику.
– Генерал спросил, знаю ли я какую-нибудь сплетню. Он очень смеялся, сэр.
Инспектор сделал паузу.
– Вы ведь не слишком любите британцев?
– Почему же, сэр? Люблю. Ее высочество наполовину англичанка. До того как умер махараджа, она всегда давала мне дополнительные деньги на пиво.
– Значит, вы любите выпить?
– Нет, сэр. Я отправляю деньги матери в Индию.
– Вы слышали, что генерал Бэгшот подавлял восстание сипаев?[24]
– Да, сэр.
– Кто вам рассказал об этом?
– Элис Кокл, служанка леди Бессингтон. От нее я многое узнала про обитателей дворца.
Инспектор мгновение изучал ее.
– Как вы думаете, сколько индийцев было убито при подавлении мятежа? – спросил он. – Десятки тысяч? Сотни тысяч?
– Не знаю, сэр. Это было тридцать лет назад.
– Вы полагаете, генерал участвовал в этой бойне? Возможно, он давал команду привязывать осужденных мятежников к жерлу пушки, и, когда она выстреливала, их разрывало на мелкие кусочки. А может быть, просто вешал.
Служанка покачала головой:
– Я ничего об этом не знаю, сэр.
– Неужели? Есть ли мышьяк в доме?
– Нет, инспектор, – вмешалась Минк. – Если не считать мышьякового средства доктора Маккензи для ухода за кожей лица. Оно рекламируется повсюду.
Гаппи внимательно посмотрел на нее:
– Я знаю. Моя жена им пользуется. Полагаю, вы не будете возражать, если мы с констеблем обыщем дом?
– Приступайте, инспектор, – сказала Минк. – Дайте мне знать, если обнаружите сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Книга словно сквозь землю провалилась. А я так и не дочитала историю, где полицейский никак не может найти разгадку.
Инспектор пошел за своим констеблем, громко хлопнув дверью. Минк и Пуки наконец остались одни. Они повернулись друг к другу, их глаза встретились.
Доктор Хендерсон схватил шляпу и, засунув в карман пальто короткий деревянный стетоскоп, выскочил за дверь, заверив свою экономку, что скоро вернется.
– Не вздумайте кормить моих пациентов, миссис Неттлшип, – предупредил он ее, уже натянув пальто и закрывая дверь.
Вслед за ним семенила краснолицая служанка. Она недавно прибежала из дворца, чтобы сообщить о болезни своей хозяйки, вдовствующей герцогини, которую доктор никогда раньше не лечил. Не зная толком, что его ожидает (уж слишком бессвязно говорила служанка), Хендерсон захватил с собой саквояж, содержавший термометр, женский катетер, маленький пинцет, шприц для подкожных впрыскиваний, депрессор языка, ляпис, зонд и коробку с иглами. В карман пальто он положил на всякий случай бутылочку стрихнина, чтобы поддержать работу сердца аристократки. Из опасения опоздать к пациентке он побежал по аллее Барж. Двое бездельников, гуляющих по берегу Темзы, обернулись и посмотрели им вслед.
Доктор и служанка вскоре оказались у выходящих на реку дверей Банкетного дома, построенного в дворцовых садах Вильгельмом III для послеобеденного уединения. Этот дом теперь тоже был превращен в жилье, даруемое милостью королевы. Обливающийся потом слуга провел доктора Хендерсона в гостиную, где тот сел перевести дыхание и принялся разглядывать шелковые гобелены на стенах по обе стороны камина. Они, по замыслу хозяйки дома, были призваны скрыть голых женщин на фресках работы Веррио.
Читать бесплатно другие книги:
